Гималай – пёс. Русско-европейская лайка – чёрная с белой грудью, как будто манишка из-под фрака видна, белыми лапами. Мощный корпус, красивая голова, посаженная на сильную шею, жёлтые глаза. Хвост…Вообще-то, хвост, как у прочих собратьев по породе, должен был красивым колечком ложится на спину, но его, то есть хвоста, не было. Его отрубили топором, в ещё совсем юные годы Гималая. Трудное детство…Гималай родился на берегу канала Москва-Волга ранней весной, тёплой не по времени, сухой и достаточно голодной. Сколько у Гималая было братьев и сестёр история умалчивает, но это для рассказа не имеет значения.
Щенка подобрали рабочие-строители, возводившие в этом районе Москвы жилые дома, которые через много лет стали пренебрежительно называть «хрущобы», но в то время давшие немыслимое количество радости людям, переезжавшим в них из бараков. Почему рабочие назвали щенка Гималаем тоже неизвестно. Он начал жить и расти у них в бытовке, облаивая посторонних, встречая возвращавшихся хозяев радостным визгом, а ночью сладко спал на брошенном ему старом промасленном ватнике. Когда ему исполнилось три месяца, Гималая подвели к чурбану, положили на него хвост и отрубили, оставив сантиметров восемь. Для чего отрубили? Чтобы был злым! Он им и стал. Его посадили на цепь, потому что пёс стал бросаться на появившихся новосёлов, пугая и взрослых и детей. Характер его портился, он стал угрюмым, собаки обходили Гималая стороной, а люди лишили пса ласки. Будущего у него не было. Так он решил.
Через полтора года район полностью застроился, рабочие переехали в другое место, но Гималая не взяли. Это была трагедия. Пёс грустно ходил по окрестностям, но вечером всегда появлялся на месте, где раньше стояла бытовка, и ночевал только там, под открытым небом, невзирая на дождь, снег и прочие природные катаклизмы. Жильцы дома, в котором уже жила и наша семья, стали выносить Гималаю «на погрызть», увидев в этом отощавшем грязном представителе «бесхвостых» лаек, верность, достойную участия.
Всё было бы и ничего, но в Москве весной проявились случаи бешенства среди животных, и появились «собачники». Гималая поймали петлёй за шею и, скручивая её, стали тащить несчастного пса к машине. Гималай хрипел, бился, но потом смирился со своей судьбой, ведь ещё раньше им самим было решено, что будущего у него нет. Так бы и случилось, но из соседнего дома вышел слесарь-плотник Роман Иванович с тяжёлой кувалдой, насаженной на короткую рукоятку. На предплечье у него была татуировка – две скрещенные трёхлинейные винтовки со штыками и надписью «Р.К.К.А.», то есть, Рабоче-крестьянская Красная Армия. Роман Иванович представлял собой «ходячий шкаф». Коренастый, весь в тугих мышцах, на торсе было несколько шрамов от ранений. Так вот, «ходячий шкаф» подошёл к машине «собачников», к которой уже подтащили почти задохнувшегося Гималая, и, глядя мимо взопревших шариковых, глядя в безбрежные дали и, помахивая кувалдой, мрачно сказал: « Так». Гималая моментально отпустили, он, трясясь, прижался к ногам спасителя, а «собачники», приступившие к срочной эвакуации, смачно сплюнули и ответили мрачным: «Достанем».
Не поверить им было нельзя. Шерсть у Гималая была красивая, шапки могли получиться великолепными. Свидетели происшедшего столкновения стали возбуждённо обсуждать дальнейшее местопребывания Гималая, которого в это время сердобольные женщины угощали, чем Бог послал. Бог Гималаю послал говяжий мосол, две сардельки и миску с водой. Он лежал, жрал, чавкал, сёрбал, на всякий случай постанывая, а мне, глядя на него, страшно захотелось есть. В конце концов, было решено на время поселить на лестничной клетке седьмого подъезда нашего дома. Наш дом был кооперативным, окружающие его переселенцы из бараков, называли его еврейским, что некоторым образом, соответствовало действительности. «Вот пускай, и делятся с Гималаем часть своего провиантского пайка, потому что это справедливо!» - решило окружение. Кто бы был против? Против был Домби. Это мой эрдельтерьер. Домби с Гималаем давно враждовал. Гималай повёл себя неправильно по отношению к Домби, когда тот был в щенячьем возрасте, и это не было забыто. Но Гималая надо было спасать от прямой угрозы, Домби сделал «козью морду», но смирился с реальностью. Гималая устроили на первом этаже, около нашей двери. Коврик, миска с водой, тёплый подъезд. Что ещё надо, «чтобы спокойно встретить….»? «Много!» - решил Гималай.
Через месяц потолстевший, лоснящийся Гималай совершенно «оборзел»! Он вламывался в квартиры, забивался под столы, и выходил только тогда, когда в зубах у него оказывался вкусный бутерброд! Он не пускал в подъезд гостей жильцов, моих друзей, а однажды зарычал на мою маму! Мной был выпущен Домби, который навёл порядок на тот момент, но Гималай не успокоился! Он выбрал себе жертву! Этой жертвой оказалась Римка Цейтлин.
Римка жила на третьем этаже в большой семье, училась в третьем классе, и каждое утро в восемь часов пробегала мимо Гималая совершенно спокойно. Но вдруг всё переменилось. Я стоял у дверей с портфелем в руке и готовился открыть дверь, но услышал топот Римкиных ног по лестнице и решил задержаться, пока она не выйдет из подъезда. Вот она проскочила нашу площадку, и тут раздался страшный рёв Гималая и визг Римки. Я выскочил из двери и моим, и не только моим глазам (на дикий шум выскочил прочий народ) предстала жуткая картина. В тамбуре, между дверьми, на животе лежала Римка, а ней сверху лежал Гималай со вздыбленной шерстью и рычал «аки лев…». Римку отбили и отпустили в школу, все решили, что девчонка, пробегая, наступила на лапу спящему псу, такое уже бывало. Не было, правда, такой реакции Гималая, но кто его знает…Последующее показало, что Гималая никто не знал! Нападения на Римку стали регулярными. Каждое утро, услышав Римкин визг, я понимал, что пора идти в школу. Это было очень удобно. Но Римкин отец, Наум Иссакиевич, решил, что Гималая пора урезонить! «Этот пёс прирождённый антисемит! – кричал он – Почему Римку лапает, а не Алёнку Карандаеву?! Алёнка симпатичнее, вся в мать!». Эти слова не понравились его жене, разразился семейный скандал, инициатором которого оказался Гималай. На него пала тень антисемитизма и душителя семейных ценностей. Последнее, в то время меня нисколько не интересовало, но собак-антисемитов в жизни никогда не встречал! Среди людей полным полно, но чтоб собаки? Они же по отношению к себе людей оценивают, а не по национальности…Но почему тогда Римка, а не Алёнка Карандаева? Загадка какая-то…
Я заболел. Утром сидел совершенно разбитый страшной болезнью, уплетал калорийную булочку с какао и читал «Капитан Сорви-голова». Друзья бежали в школу, махали мне рукой, из подъезда выскочила Римка и вприпрыжку…Как это так?! Подбежал к двери, посмотрел в глазок – Гималай мирно спал. А как я буду узнавать, что мне пора в школу? Вернулся в кухню доедать булочку. За окном шёл дождь. Почему Гималай не бросился на Римку? Это меня сильно обеспокоило. Утром следующего дня я заранее высадился у окна. Ветер гнал тучи по небу, начинался листопад…Осень. Стукнула дверь, выскочила Римка, спал Гималай…не интересно…Но на следующее утро – рёв, визг, крики! Радостное солнечное начало дня! До меня стало доходить, что являлось причиной нападения Гималая на Римку! Осталось только проверить, прав ли я или нет…
В субботу вечером зашёл к Цейтлиным и пошептался с Наумом Иссакиевичем. Моё предположение его очень заинтересовало, доктор наук, всё-таки. Бабушка была проинструктирована, Домби тоже, телогрейка приготовлена. Дело было за малым, за солнцем…В Воскресенье родители уехали на дачу. Солнце вставало, предвещая тёплый осенний день. Я надел телогрейку, перчатки и взбежал на третий этаж, где меня уже ожидал Римкин отец с ранцем в руках. Напялил на меня ранец, хлопнул по плечу: «Давай!», и побежал к окну. Я знал, что за нашей дверью дежурит бабушка с Домби, на всякий случай, но было как-то не по себе…С топотом рванул вниз, пролетел мимо Гималая и тут же услышал чудовищный рёв за спиной, Гималай рухнул мне на плечи, мы выбили входную дверь и выкатились на улицу. Я лежал на животе, Гималай сверху рвал на мне Римкин ранец и мою телогрейку. Я ухитрился перевернуться и схватил пса за ошейник. Бабушка открыла дверь, Домби рвался в бой! Сейчас бабушка скажет: «Фас!» и мой верный эрдель придёт на помощь! Бабушка подумала, открыла рот и сказала: «ФУ!». Домби от удивления осел на задние лапы, Гималай хохоча (так мне показалось), начал интенсивнее вырываться из моих рук, чтобы прикончить Римкин ранец, мою телогрейку, а потом, наверное. и меня самого…Но тут я вспомнил, что у бабушки была мама! Конечно, была! «Бабушка! У тебя же была мама! Бабушка! Вспомни! Твою мать!»- заорал я. И бабушка, моя милая бабушка вспомнила свою маму и закричала Домби: «ФАС ЕГО! ФАС ЭТОГО ПАРШИВЦА! ВСЁ ОТЦУ СКАЖУ!».
Освобождённый от ранца я лежал на спине и смотрел в небо. Рядом со мной, с задранными вверх лапами, лежал Гималай и смотрел в небо. Над ним стоял Домби и пытался выплюнуть из пасти шерсть поверженного врага. Надо мной стоял Наум Иссакиевич и с остервенением выламывал отвёрткой из объеденного Римкиного ранца световые отражатели. Конечно, отражатели…Когда Римка в солнечный день пробегала мимо Гималая, лучи светила отражались, и пёс видел глаза страшного чудовища и отважно бросался на него. Антисемит…Гад! Телогрейку сожрал! Бабушка зазвала Домби домой, Наум Иссакиевич, наконец-то вырвал из ранца отражатели, положил их в карман, а ранец метнул в контейнер для мусора. Мы с Гималаем посмотрели друг другу в глаза, и он первым отвёл взгляд. Вместе вошли в подъезд. Я пошёл к себе, а пёс лёг на коврик и стал зализывать раны.
Гималай и Домби стали заклятыми врагами. Жить на площадке Гималай больше не мог. И перед ним открыли дверь в квартиру наши соседи Семён Миронович и Альбина Павловна Лахтерманы. Впервые за всю свою жизнь у Гималая появился собственный дом…Уютная однокомнатная квартира, хорошие хозяева, прогулки на природе, две миски – одна для еды, другая для питья…Что ещё надо, «чтобы спокойно встретить…». «Всё!» - решил Гималай. Он влюбился в Альбину Павловну, ничего не зная о Семёне Мироновиче. Это стало страшной ошибкой Гималая!
Но об этом, как-нибудь, в следующий раз…