Резвая кондукторша тренированным басом командовала утренним прессованием пассажиров.
- Все хочут ехать. Двигайтесь. Один человек на морозе остался. Задние, встаньте ёлочкой.
- Мы ёлочкой не можем, нам шишечки мешают, - отозвался кто-то из пассажиров.
Автобус дружно захохотал. Последний человек закарабкался на ступеньки. И двери, зажевав подол пальто счастливчика, наконец, закрылись.
- Хорошо начинается день. Это знак, - подумал Волобуев.
Вообще-то, в знаки, в звезды, в судьбу он уже давно не верил. В это утро он ехал на очередное тысячу первое собеседование по поводу устройства на работу. И результат поездки предвидел.
Это поначалу ты летишь домой, разгоняешь детей от телефона и стараешься делать телевизор тише. Ведь девушка в деловом костюме тебя так внимательно слушала, кивала, а главное, произнесла: «Мы вам позвоним». Это верный знак.
«Мы» никогда не звонят. Потому что когда человеку под сорок и два года назад у него была травма позвоночника, ни опыт работы, ни звезды и гороскопы, никакие знаки судьбы милых девушек в деловых костюмах не убеждают.
Повиснув на автобусной перекладине, стараясь максимально разгрузить больную спину, Волобуев всерьез решил вспомнить какое это у него собеседование. Может, выйдет юбилейное число и это добавит хоть немного теплого пепла в его давно потухший костер надежд.
Так, надо сразу отбросить всех распространителей элитных таблеток от смерти и чудо-пластиковых коробочек, для изобретения которых сломали себе всю голову вьетнамские нобелевские лауреаты. Вот, кто всегда был рад Волобуеву. Распространители всевозможного барахла, всегда называемого гордым словом «продукт». Тётеньки с бешеными глазами, рисовавшие километры стрелочек и колечек. Главное, правильно соединить палочки с кружками, и тогда получившийся денежный паровоз съедет с исцарапанного поля школьной доски и начнет привозить только вам по четыреста восемьдесят два доллара чистой прибыли. И это в неделю.
Автобус тряхануло, и он заглох, не доехав десяти метров до остановки. Ни ругательства, ни желание всем миром толкать его дальше по дороге, раз не хочет заводиться, не помогли. И рассерженные пассажиры стали высыпаться на улицу. Рассчитываться за такой проезд ни у кого настроения не было, и Волобуев решил от коллектива не отрываться. Комкая сэкономленную десятку в ладони, он искал нужное здание.
Ну, как-то уж очень всё хорошо. Не возьмут.
- Заполните анкету, пожалуйста, - улыбнулась Волобуеву молоденькая менеджер, протягивая через стол в своих тоненьких ручках несколько листков.
- А девушка – красавица. Жаль, что, скорее всего, больше не увидимся, - подумал Волобуев и вышел в коридор.
Там уже корячились с десяток претендентов, пытаясь заполнять анкеты навесу, на коленках, у стены. Если прижимать листы к стене, ручка мгновенно перестает писать. В офисных коридорах всегда есть «сиротка» - стол, сосланный туда за хромоту или ещё по какой причине. Надо только отойти от заветной двери и поискать. Опытный Волобуев походил по окрестностям, но в этот раз стола не было, зато он удобно устроился на широком подоконнике. Волобуев уже давно продумал, что надо писать в «ваших сильных и слабых качествах», заготовил мини-эссе на случай вопроса «почему вы считаете, что именно вы…», лихо решал любые ребусы, если встречались задания на соображаловку. Он был самым опытным заполнителем анкет. «Есть ли у вас проблемы со здоровьем?» - ответ на этот вопрос сводил все шансы на получение работы к нолю. Можно было скрыть, что они есть, эти проклятые проблемы. Но несколько раз в день, а лучше каждый час, Волобуеву требовалось принять горизонтальное положение, проще говоря, на три минуты лечь на жесткую поверхность. Такие действия нового сотрудника не могли бы остаться незамеченными.
- Да не надо мне вашего «позвоним». Я всё понимаю. Я чертов инвалид. Вы ведь дальше и не читаете. Зачем вообще эти анкеты? Девушка, милая, видите, посмотрите, я сам пришел. Хожу, сижу. Я могу работать. Могу сутками. И вашим клиентам я могу лучше всех объяснить, потому, что я сам тысячу раз клиент всех этих технических и сервисных служб, и я знаю, как рассказать, чтобы было понятно любому. Всё, всё, что мне надо, лечь и полежать три минуты пару раз в день. Хоть где. На снегу, на полу в туалете. Заполните анкету, мы позвоним. И так семь месяцев.
Девушку речь Волобуева ни сколько не пугала. Видала она и не таких придурков среди претендентов. Она продолжала кивать, глядя Волобуеву в переносицу, как делала это всё собеседование, и приветливо улыбаться.
- Вот. Вот видите, как вы мне всё подробно о себе рассказали, хотя и с долей антирекламы. Посмотрите, время - ещё десяти нет, а вы у меня уже десятый. Без анкет я бы забыла что-нибудь спросить. Да у меня бы просто язык отвалился. И анкеты нужны, и зря вы себя так настроили. Мы не грузчиков ищем, а администратора технического. Там действительно можно и без спины, если вы сами думаете, что вам здоровье позволяет. И не надо сердиться.
Волобуев не повышал голос и не сердился. Просто давно хотелось это высказать. Это и ещё кое-что.
- И ещё, девушка. Зачем в каждой анкете спрашивают, какие ваши самые хорошие качества, а какие плохие? Ну, неужели вы всерьез рассчитываете, что найдется кто-то, кто напишет: «Я дурак, ленивый и тупой», - даже если это так и есть на самом деле? Вот у вас девять анкет. Хоть в одной есть ещё что-нибудь кроме: исполнительный, легкообучаемый, неконфликтный?
Девушке показалось забавным предложение развлечься с анкетами, и она взялась перебирать стопку. Ещё через пару секунд ей стало совсем весело.
- Не знаю, может это древняя традиция менеджеров по кадрам, а я так, по инерции. Действительно. А, вот тут. Нет, то же самое. - Девушка передала на соседний стол читать ответы–близнецы.
- До свидания, – сказал Волобуев.
Не будет никакого свидания. Он пошел, не оглядываясь, сунув руки в карманы куртки.
Сквозняк – единственный, кто пытался очистить подъездную стену от бахромы объявлений. «Потерялся пудель толстенький и кудрявый, совсем как член семьи», «Воды не будет…», «Приглашаем на работу. Доход от семисот девяноста четырех долларов. Образование значение не имеет». Волобуев поискал глазами новых сообщений о горячей воде и двинулся в подъезд.
Дорогу ему преградил сосед Константиныч. Боярским шагом, в развалку он выкатывался из дверей подъезда. Хорошая меховая ушанка и сапоги гармонично дополняли женский махровый халатец. Половины халата, разлученные пузом Константиныча, обрамляли его розовой каемочкой. Завершал ансамбль хвост-пояс, волочившийся следом по мокрому подъездному полу. Хозяин креативного наряда был изрядно пьян. В этом деле Константиныч был несомненным чемпионом. Вообще, трезвым его никто и никогда не видел. Волобуев прожил в этом подъезде пятнадцать лет, и он не видел.
Константиныч занимал какой-то, не последний, милицейский пост. По рангу имел долю с цыганских героиновых точек, с бабушек, продающих на местном базарчике халявный реланиум, с нелегальных работников этого же базара, и ещё с разовых акций по борьбе с чем-нибудь на вверенном ему «кусте». Его коррумпированные до потери пульса коллеги строили себе с таких же доходов дачи, содержали любовниц и учили детей за границей. Константиныч умудрялся пропивать всё.
- Здорово, Константиныч. Ты куда в халате? - Волобуев отступил, давая дорогу.
- В наш. - Кивнул сосед в сторону магазина.
-Ой, черт! – Волобуев вспомнил, что должен был купить тёще молоко. Но спина уже слишком болела. Хотелось только одного. Упасть и не шевелиться.
- Ой, ой геморрой, – стал дразниться Константиныч. - Вот раньше баб, знаешь, как держали, ух!
Он царским жестом попытался воссоединить полы халата, впрочем, безуспешно, и вежливо попрощавшись, направился по заданной траектории.
- Ух, - Волобуев глянул ему вслед. – Раньше и тебя в халате в супермаркеты не пускали.
Волобуев с удовольствием оперся на стену, в ожидании лифта.
- Здрасте, дядь Вов.
Это были маленькие представители еще одной замечательной семьи родного подъезда. Сколько точно детей в этом семействе никто не знал. Судя по постоянно нарастающему количеству, да и по качеству, женщинам детородного возраста в этой семье не требовалось обычных девяти месяцев для воспроизводства очередного ребенка, а хватает максимум двух. Периодически к ним наезжали разные службы забирать лохматый урожай этого локального бебибума. Но мест в нужных учреждениях никогда не было, детей от чего-то лечили по месяцу и возвращали домой, считая, видимо, что лучше, чем здесь, им нигде не будет. Подращенные члены клана с красивой фамилией Рахманиновы отправлялись кто в тюрьму, кто в психдиспансеры, а оставшиеся продолжали жить, плодиться, весело отмечать все праздники и просто дни хорошего настроения на радость жильцам подъезда. Некоторое затишье наступило, когда парочка таджикских волшебников, снимавшая угол в просторной и гостеприимной однокомнатной квартире Рахманиновых, так увлеклась превращением воды и некоторого процента химических средств в вино, а так же чая со спиртом в коньяк, что видимо, забыла заплатить налоги на волшебство. Приехавшая милиция разбираться не стала и сгребла всех, кого встретила в этом милом гнездышке. И почти месяц никто не пел, не пытался подманивать домашних животных с целью пустить их на лангет, и не устраивал громких скандалов. Лишь вереницы гостей, обеспокоенных тем, что дни походят совершенно не обмытыми, а праздники не отмеченными, периодически скреблись в опечатанные двери.
- Здорово, орлы! - ответил на приветствие двух детей, висящих на перилах первого этажа Волобуев. – Что вы торчите в вонючем подъезде? Пошли бы гулять.
- А у нас мамка опять все обувки пропила, – весело отозвался мальчик.
Его откровенность смутила сестру, она хорошенько треснула его в плечо.
- Нам, просто, не разрешают на улицу. Нам здесь нравится играть, - сказала девочка.
Двери долгожданного лифта открылись. Полкабины представляли собой сплошную лужу.
- Нравится им.
Усталость плюс растущая боль в спине уже давали в сумме раздражение.
- Опять весь лифт зассали.
Волобуев решил было идти пешком, но нога уже не забросилась на ступеньку лестницы. Он поймал закрывающиеся двери лифта и по стеночке зашел внутрь.
- Это не мы, – крикнули дети вслед. - Это звери. Чурки со второго этажа.
- Звери, - Волобуев говорил уже сам себе. - А кто вам поесть выносит? Звери. Научились.
-Тёщ, я забыл молоко.
Волобуев скинул куртку, которая, казалось, стала весить тонну, прямо на пол в прихожей. Тёща включилась мгновенно.
- Кооонечно! Столько дел ведь! Коров подои. Дров наруби. Денег в дом заработай. За детьми уследи. Весь в заботах. Где вспомнить, что больная женщина стакан молока просила купить?!
Продолжая скандировать, тёща скрылась на кухне. Вступать в полемику Волобуев и в лучшей форме бы не стал. А сейчас он отчитывал шаги до заветного горизонтального положения.
- И чтобы всё убрала. И окна чтобы отмыла. Как хочешь, отдирай. По степени грозности голоса Екатерины, любимой жены Волобуева, слышалось, что буря идет на спад, и он пришел к концу скандала. Из комнаты доносился показательный и малоискренний рёв дочки Даши.
Волобуев никогда не кричал на детей, боялся, что они обидятся. Став вынужденно домохозяином, он с удовольствием взял на себя расчесывание, поиск нужных на сегодня тетрадок, так и не сложенных с вечера. А также лекции о вреде курения и о возможности заболеть менингитом, если продолжать игнорировать отцовские требования носить головной убор для старшего – сына Дениса. Но и раньше, до болезни, Волобуев всегда находил время решать задачки, чинить игрушки, пытаться объяснять, откуда дети и чьи в городе трамваи. Сын разделил с ним увлечение радиотехникой и поэтому, в возрасте, когда дети уже давно воспринимают родителей как выживших из ума динозавров и не допускают возможности наличия здравого смысла ни в одном их слове, Денис с удовольствием общался с отцом и даже слушал. Дашка же вертела любимым папусей как только хотела. Когда баловство переходило все границы, Волобуеву надо было специально говорить, что он сердится. Просто понять это, без конкретного пояснения, было не возможно.
Катерина, став единственным кормильцем семьи, перебегала с одной работы на другую и детей теперь видела мельком. С ней разводить педагогику было бесполезно и некогда. Слово её – закон.
-Ну, что у вас тут за драма, Катюня?
Откуда только силы взялись, Волобуев быстро подскочил к жене. Увидев новый объект для выплескивания возмущения, Катя опять включила вторую громкость.
-Вот, полюбуйся! Это всё ты! Они делают, что хотят. Потому, что ты им слова поперек не скажешь!
Волобуев глянул в детскую. Всё окно на высоту детской руки, батарея отопления и полированные части мебели в комнате были уклеены ровным слоем женских прокладок с пресловутыми крылышками. На первый взгляд хаотично. Но, приглядевшись, можно было увидеть, что прокладки налеплены в форме цветов или лучей белых прокладочных солнц.
Рядом с окном принялась рыдать с новой силой Дарья.
- Ух, тыыы!- искренне подивился Волобуев, - Это что же такое? Лично у него версий не было.
- Я хотела снова Новый год. Снежинки. И Деду Морозу снова бы понравилось. И подаркииииииииии.
Неизвестно, что больше расстраивало Дашу, грозный голос мамы или такое повальное непонимание очевидных вещей со стороны этих взрослых.
Волобуев выпрямился и развернулся к Катерине. Он обнял её за плечи, прерывая попытку продолжить воспитательно-ругательную работу.
- Катюша, пусть. Ну, пусть. Катюня. Ребенок снежинки сделал. Ну, черт с ними с этими крылышками.
Ну, конечно, банда в сборе. Папа и папина дочка. Справедливый гнев мерк в комичном свете ситуации.
- Пусть! – всё же сдерживала прорывающийся смех Катерина. – Да я специально на оптовку ездила. Думала, на год купила. Чтоб дешевле. Тоже мне игрушки нашла. Откуда у меня такие деньги? Ты мне дашь? Что с работой? Опять не взяли?
Снежинки отошли на второй план.
Он к этому привык. Рассказывать, почему он не «подошел», или ждать звонка, видя, как сначала она ждет вместе с ним, и первая понимает, что зря. Он думал, что падать дальше некуда, когда в первый раз попросил у жены денег на дорогу. Сейчас, в этот момент, сам не поняв, почему, но он не смог по-другому. Глядя в глаза, не моргая и не отворачиваясь, Волобуев уверенно произнес:
- Приняли. С понедельника выхожу.
Катерина подпрыгнула на месте и обняла его так, как будто до этой секунды страдала амнезией и бродила во тьме и одиночестве, и вот, наконец, она узнала в этом человеке своего мужа.
- Я. Я тебе сейчас блиночков напеку в честь такого события. - Катя оторвала сияющий взгляд от невозмутимого, усталого лица мужа. - Ой, нет, мне бежать надо. Ну, мама напечёт. Сейчас.
Катерина понеслась в кухню. Было слышно, как теща забулькала от возмущения в ответ на предложение печь блины для зятя, но еще через секунду из кухни семенил ангел во плоти со сложенными на груди лапками и очаровательной улыбкой.
- Ой, Вовочка! Я сейчас. Я сейчас сбегаю за молочком. Хочешь, Дашку с собой заберу, чтобы тебе не мешала. А ты ложись, полежи, отдыхай.
- Дашка пусть свои художества отдирает. А вы не смейте ей помогать, – отозвалась Катерина.
- Мама, не надо никуда бегать. Я и, правда, пойду, полежу.
Проблемы надо решать по мере их поступления. Волобуев с удовольствием упал на диван.
Остальное через три минуты.
Жена и тёща быстро оделись и убежали, а Дарья, не собираясь пока расчищать снежные заносы в детской, улеглась рядом с папой.
- Ну, все-таки, классно я придумала, пап?
- Дарёна, я сколько раз говорил, все изобретения из ненужных вещей. Спрашивай. А эти штучки маме нужны.
-Знаю, знаю критичные дни.
Даша услышала звонок телефона и побежала отвечать.
- Это дядя ёж.
Даша запрыгнула на диван и поднесла трубку к уху Волобуева.
В телефонной трубке прозвучало:– Привет, Бован. Далее следовал поток возмущенной матершинщины по поводу глобального потепления на всей планете, кроме единственной точки мира – нашей страны, в которой всё не как у людей и в начале весны ударили тридцатиградусные морозы. Второй цензурной фразой стало заключительное:
- Ну, ты понял?
- Я ничего не понял, - искренне ответил Волобуев. – Что ты орешь как потерпевший?
- Я потерпевший. Я и есть потерпевший. Ты дома? – очень уместно спросил Ёж, учитывая, что звонил на домашний телефон. – Я сейчас приду.
Волобуев полежал ещё секунд тридцать и, с трудом поднявшись с дивана, отправился открывать входную дверь. На пороге уже стоял Егор. Он решил лично донести свое праведное негодование до друга. Благо сделать это просто, соседи всё-таки.
Волобуев уже минуту наблюдал как Егор, стоя на пороге, яростно трясет тапочкой на ноге, не прекращая вдавливать кнопку дверного звонка. Наконец, гость поднял голову и заметил, что ему давно открыли.
- Слушай, в лифт не зайти.
- Ты по телефону рассказать не мог. Я так хорошо лежал.
Волобуев медленно, с удовольствием распрямил плечи.
- Не мог я по телефону. Тут надо лично. И долго думать.
Привычный перекур на свежем воздухе после трудового учебного дня плавно перерос в дискуссию по актуальнейшим проблемам. Денис и двое его одноклассников Мухин и Серый опять обсуждали главный «быть или не быть» всех юношей, которых скоро постигнет призывной возраст. Чем более приближался торжественный день пьяных бантиков, называемый по инерции «балл выпускной», тем чаще возникал этот вопрос в их мужских разговорах. Собственно Денису обсуждать было нечего. Ещё до весенних каникул он, по результатам олимпиады, поступил в институт на любимую радиотехническую тему. И поэтому на следующие пять лет навязчивым вниманием военкомата он будет законно обделен. Другие таких гарантий не имели.
- Да мне уже поровну, - Серый взял бутылку пива из рук Мухина, отхлебнул глоток, и отдал обратно. - Пойду в армию, пусть меня там деды сделают полковым пидором. Зато регулярный секс. В школе скоро экзамены, в институт пробные, этот, как его, егого пробные тесты, чтоб их... Целыми днями за компом или в библиотеке сижу. Я вообще уснуть не могу! Я, по-моему, седеть начал. Завтра у уборщицы травы куплю, расслаблюсь хоть, высплюсь на выходные.
Серый снял кепку демонстрируя седины, но, быстро замерзнув, тут же нацепил её обратно.
-Не хочешь в армию, Серый. Придется посидеть во всех отношениях. А пидором это тебе не туда, это в тюрьму надо. В армии другие приколы,- Мухин, щурясь от весеннего нисколько не согревающего солнца, протянул бутылку обратно другу. – На, пиво пей. Дешевле, проссышься, и никаких последствий. Мало ты видел торчков? Которые с травы начинали, а сейчас за полдозы у бомжей сосут. Вот Диня у нас в порядке. И в универ поступил, и не пьет, и не напрягается.
Денис приветственно помахал догорающей сигаретой.
- Я не напрягаюсь. И не пью. От пива импотенция. Я в Интернете читал.
Серый тут же перестал пить из бутылки. Вообще-то Денис не пил совсем не из-за боязни проблем с потенцией. Когда-то давно в его прошлой детской жизни, совершенно посторонняя женщина слегка задержалась на своей бухгалтерской службе - отмечала выход из отпуска. Она села за руль своей субары после неполного символического бокала вина. Отдел большой, бутылка вина мгновенно кончилась. Может, если бы вина было больше, женщина-бухгалтер отмечала свой первый рабочий день подольше и отец Дениса успел уехать домой с чертовой автобусной остановки. Но он не успел. И пьяная бухгалтерша в пять секунд изломала несколько жизней, не целясь, не желая этого, а так… не справившись. Не справившись с управлением, находясь в состоянии опьянения и не разминувшись со случайным человеком на автобусной остановке.
Денис не стал ненавидеть пьяных или бояться женщин за рулем. Его напугала простота. Несколько глотков. Не умирающему от жажды, не спасение больному. Может, она и не хотела пить вовсе. Маленький глупый ненужный глоток вина услал его отца на страшные больничные растяжки на полгода, навесил на четырнадцатилетнего Дениса груз звания единственного здорового мужчины в семье, разрушил и не вернул никогда их прежнюю жизнь. С тех пор Денис не позволял себе ни капли алкоголя.
- Если пиво вызывает импотенцию, откуда у меня четыре младшие сестры, я спрашиваю? - Серый всё же решился снова сделать пару глотков из бутылки.- У меня папаша глушит его декалитрами. Он бухой в кресле уснет, банку на пузе оставит. А она, брык, и свалится. Он встает такой, как обделался.
Мальчишки дружно засмеялись.
- Пей, не пей, всё равно девки не дают. Зря бережешься, Диня.- Мухин достал пачку жвачки и по-братски разделил натрое.
- Мухин, а ты сам-то готов побриться и отдать честь или будешь косить? – спросил Денис, выкидывая окурок в черный снег за лавочкой.
- Мне ни к чему. Матушка позаботилась. Я три года подряд лежал в больнице с сотрясением головного вакуума.
Речь Мухина по-настоящему удивила и Дениса, и Серого. После паузы первым включился Серый.
-Она пробила тебе башку, только чтобы ты в армию не загремел?!
Мухин сначала и не понял.
- Да вы чё, пацаны. У нас родственница – главврач. Лежишь, каждый год в больничке, дней по десять, а она тебе диагноз вписывает. Вернее мне.
Все присутствующие похвалили изобретательность и предусмотрительность мухинской родни, зажевали по трети пачки мятной жевательной резины и после прощального рукопожатия разошлись каждый в свою сторону. Денис пошел по аллейке к своему дому. Он был рад, что в лицо ему светит яркое, чуть теплое, но уже такое весеннее солнце, что в сумке у него продолжение лучшего компьютерного мочилова. Но больше всего тому, что эта пятница – предпоследний учебный день перед последними в его жизни школьными весенними каникулами.
- Всем привет. Есть, чё похавать? – Денис бросил школьную сумку в коридоре, а сам заглянул в детскую. Там Даша из отодранных с полировки и стекол гигиенических прокладок мастерила куклам постели и пушистые шубы. Не пропадать же добру.
-Ты одна?
Вопрос был риторическим. Была бы Даша одна, стала бы она размениваться на эти прокладочные снежинки. Она бы замутила по полной программе. Как, например, в последний раз с изготовлением домашних чипсов. Когда брызги от перегретого масла выжгли забавные звездочки на розовом пластике кухонных шкафов, а дым собрал всех соседей поинтересоваться – уже горим или не горим.
Даша оторвалась от своих дизайнерских изысканий.
- Папа с дядей ёжиком на балконе. Мама на первой работе. Бабушка за молоком. А я снежинки отдираю. Если будешь греть еду - и мне.
Денис кивнул и пошел на балкон поздороваться.
Балкон в доме Волобуева был особым местом. Убежище. Утепленное, застекленное и осветленное. Филиал склада «Плюшкин отдыхает». Сюда регулярно приносились жертвы в человеко-часах, чтобы смягчить великого идола с длинным именем «Это не хлам, это мне всё надо». Самодельные стеллажи по периметру балкона были заставлены коробками с радиодетальками, скобяными изделиями, ещё недоразобранными кишками почивших телевизоров и приемников, всевозможными наборами механических и электрических инструментов. И хотя всё было давно систематизировано тематически, по размеру и частоте использования, идол-балкон периодически требовал жертвенной инвентаризации. Это когда нужно вытрясти из всех отделений шурупы, а потом складывать их обратно, каждый размер в отдельное гнездо. То же с ящичком для инструментов. Всегда покупайте инструменты ящиками. Две трети из них вам вообще никогда не пригодится, но зато их можно вынимать, раскладывать на столе, а потом складывать. Там в ящиках для каждого из них свой домик-кроватка. Погуляли по столу и баиньки. Да! Никогда нельзя говорить «никогда», и ничего нельзя выкидывать. Если с половины всех деталек, дровишек, штучек вы только и делали, что стирали пыль в прошедшие сто лет, это совсем не означает что это вещи не нужные. Не допускайте мысли расстаться с ними.
Короче, балкон был нормальным пацанским аттракционом. И девочкам вход воспрещен.
-Здрасте, дядь Ёж, - Денис протянул руку с порога балкона.- А чё это вы здесь делаете?
Волобуев и Егор решили совместить обсуждение насущных личных проблем с решением одной общеподъездной.
- Датчик в лифт соорудили. От лиц страдающих недержанием.
Хотя Волобуев уже любовно складывал получившуюся конструкцию в целлофан, Денис успел опытным взглядом оценить произведение инженерной мысли.
-В целом понял. На кнопку «Стоп», да? Только надо будет в шахту лезть из-под пола устанавливать.
-Полезем, слазаем. Время три часа. Лифтерша, наверное, еще трезвая.
Волобуев медленно встал из-за стола.
- Я с вами – Вызвался поучаствовать и Денис.
Но у папы были другие планы. Младшую оставлять одну на целых полчаса опасно.
- Нет. Посиди с Дашкой. Мы быстро,- выходя с балкона, Волобуев вплотную приблизился к сыну. - Ты опять куришь? Куревом за километр несет. Ты же говорил, бросил. «Мне лёгкие свои жалко». Уже не жалко?
Денис и сам понимал, что надо бросить. Дурная привычка налипла с пеной малолетней крутизны, давно стала помехой и лишней статьей расходов. Но, как говорится, бросить не трудно, бросал двадцать раз…
-Да нет. Это все кругом курят. Вот я и провонял, - соврал Денис.
Волобуев с Егором отправились бороться с влажностью в лифте. Денис поискал на кухне еды, которую не надо разогревать или отрезать. Выискал начатую пачку кефира и большой обломок булки.
- Бабушка придет, нам обед погреет, - Денис протянул половину хлеба сестре. – Всё, я за компьютером. Играй сама.
Аня с трудом подтащила руку с полной сумкой к кнопке лифта. Не работает.
-Вот, гадство. Полчаса назад же ходил.
Аня поправила в руках переполненные продуктами пакеты и потопала пешком. К себе, на шестой. Никакие лифты не могли уменьшить её решимости. Сегодня для неё, Анны Игоревны Шевелевой, учительницы младших классов с правом преподавания английского в пятых - восьмых, настал не просто первый день весенних каникул. А настал час икс, время ч, нулевой меридиан, точка кипения, замерзания и какие ещё там бывают точки отсчета. Она сделает это. Она начнет и закончит. Она этого достойна. И всё получится!
Аня, пересчитывая ступеньки, медленно преодолевала очередной пролет лестницы.
-Когда ты допьешься, тварь такая?! Когда ты захлебнешься только?!
Услышав женский голос из-за двери, она поняла, что уже на своем этаже.
Это был традиционная вечерняя беседа для её соседей по лестничной площадке. Аня подняла голову и услышала другой голос.
- Слышала, как весело? А ты замуж не хочешь? - Это Татьяна. Другая соседка. Из квартиры напротив.
Татьяна стояла у лифта, в мужской куртке поверх шелкового халата и курила, стряхивая пепел в этажную пепельницу - банку из-под отходов коксовых батарей, на которых всегда ошибочно рисуют этикетку «кофе растворимый».
-Да, надо пойти. Вон как замужем весело. Что-то они рано начали?
Аня с удовольствием бросила сумки на бетонный пол.
- Пятница, святое дело. А чем это ты затарилась? У, бекончик. А всё у нас учителя плохо живут.
Татьяна вытянула шею в сторону пакетов.
- У меня каникулы. Начинаю худеть. Вот, сегодня состоится торжественное прощание с вредной едой. Потом буду голодать. И больше никаких беконов, колбас, жиров. Сегодня в последний раз.- Почему-то только сейчас Аня догадалась расстегнуть пуховик.
Татьяна укоризненно покачала головой.
-Это какой по счету, последний?
У всех людей новый жизненный этап обычно планируется с какого-нибудь значимого события. Вот закончу школу или вот дембельнусь, вот отсижу, вот выпадет красное, вот когда вырастут дети. Все планы на жизнь и личное счастье Ани начинались с одного - вот сейчас похудею.
В бесконечном сражении за стройную талию Аня напрочь рассорилась с едой. Для неё давно не существовало обеда или ужина в традиционном понимании. Любой прием пищи назывался или «в последний раз» - это когда она решала вообще завязать с таким вредным занятием как еда, или «ну что, корова толстожопая, об этом ты мечтала» – когда, глотая слезы вместе с кусками бутерброда, вслух очередной раз проклинала себя на кухне. В период между двумя этими событиями Аня сначала бывала полна решимости, потом чувствовала, что происходящее – это последствия какого-то родового проклятья. Ведь миллионы людей могут просто есть все, что им, людям, захочется, и даже не думать, как сохранить фигуру. Они ходят обтянутые своими джинсами тридцать второго размера, а ей опять надо пытать себя, чтобы хоть намеки на эту чертову фигуру приобрести. После приступа жалости к себе и ненависти ко всему стройному миру, обычно на второй день голодания, Аня начинала понимать какие это, в сущности, глупости. Ведь в некоторых странах она была бы эталоном красоты. И найдется тот, кто полюбит её такой, какая есть. А на самом деле ей даже повезло. Зачем следовать моде на женщин без задниц и грудей? Короли мировой моды - люди, в основном нетрадиционной ориентации, - хотят видеть вокруг себя женщин похожих на мальчиков. Потому что вообще предпочитают мальчиков. Зачем ей рисковать, похудеть и нарваться на скрытого гомика! Её полюбит настоящий мужик, а не жертва рекламы. Поэтому ей надо перестать себя мучить. И можно, нет нужно, есть белый хлеб и с маслом и с колбасочкой.. А потом снова по кругу – нет, мужчины, которые любят толстых, существуют только в ток-шоу, а в жизни - никогда! Невозможно быть толстой и счастливой.
Сегодня всё будет по-другому. Сейчас она дотелепает до своей квартиры. Заварит свежий чай. И весь вечер будет есть эти вредные колбаски, кексы, мясо и конфеты. Да-да, именно так надо начинать победное похудение. С уничтожения всех вредных продуктов, которыми она предусмотрительно закупилась и сейчас тащит домой. Так, чтобы одно воспоминание о пище впоследствии вызывало приступ отвращения. Она простится с этой мерзкой едой навсегда и скучать не будет. Она похудеет. Станет стройной, легкой и гибкой. И жизнь сразу изменится к лучшему. И будет её счастье. Ведь невозможно быть худой и несчастной.
Татьяна докурила, поставила пепельницу и начала что-то искать в карманах куртки. Аня нагнулась за сумками. Послышался звук заработавшего лифта.
- Вот гадство! Когда я сумки доперла, вот тут он как раз и заработал.
- Только так и бывает, соседка, - Татьяна продолжала обыскивать саму себя. - Слушай, дверь-то я захлопнула. А ключи-то у меня в шубе. А я-то в Аркашкиной куртке.
- Раз ты в его куртке, значит он дома?
- И он дома, и бабка дома. Бабка ни за что не откроет. А он в Интернете. Играется. Это всё. В ауте.
Татьяна ещё раз обшарила все карманы, затем подошла к своей двери и принялась яростно давить на дверной звонок.
Аня, не выпуская сумок из рук, добыла из кармана ключи.
; Пошли. Сейчас «Море любви» начнется. Посидишь у меня, может твой вернется из Интернета.
Через пять минут Аня и Татьяна сидели перед телевизором и запивали свежеприготовленные бутерброды с грудинкой свежесогретым чаем.
- А что, Зоя Ивановна, болеет?
Аня пыталась отыскать пульт в окрестностях дивана.
Чтобы хорошо спрятать пульт от телевизора, надо положить его на видное место и сказать себе: всегда буду держать его здесь, чтобы не искать постоянно по всем комнатам. Где это видное место, вы потом никогда не вспомните.
- Скачет, как конь, твоя Зоя Ивановна. Заболеет она. Она нас с тобой переживет. Мы сегодня оба с Аркашкой дома, так она отрывается.
Татьяна длинным красным ногтем подцепила пульт, завалившийся между подушками дивана, и протянула его метавшейся в поисках Ане. Остались минуты до начала «Любовного моря»
- А что тогда она не откроет?
- Из прЫнцыпу!
Ни то чтобы Зоя Ивановна была очень принципиальной и хотела научить ответственности и внутренней дисциплине своих молодых родственников. Просто, скорее всего, они ей жутко надоели. Отмахав сорок лет на химическом производстве и получив, наконец, отдельное благоустроенное жилье, Зоя Ивановна еще с десяток лет дожидалась, когда помрет Игнат – её благоверный бессменный супруг, а по совместительству запойный алкоголик и драчливое хамло. Перетерпев и очередь на квартиру длиною в жизнь, и своего пьяницу-мужа, Зоя Ивановна уже думала, что на старости лет будет жить спокойно и одиноко. И это её совершенно не расстраивало, а только радовало. Но рано.
Три года назад, Татьяна, двоюродная внучка Зои Ивановны, была вынуждена переехать к ней. Точнее бежать от долгов своего беспутного первого мужа и спрятаться на жилплощади нисколько не страдающей от одиночества пенсионерки. С одной стороны Зоя Ивановна не могла не помочь – родная кровь. Хоть и двоюродная. А с другой. Ей, Зое Ивановне, когда-нибудь, кто-нибудь?.. И поэтому, Зоя Ивановна не уставала напоминать, кто в квартире хозяин, по чьим правилам надо жить. А также, как варить обед, как мыть посуду, когда и что смотреть по телевизору…
Любые пререкания и попытки делать по-своему со стороны Татьяны воспринимались как бунт и верх неуважения. А вот ко второму мужу Татьяны Аркадию, которого она почти сразу привела занимать не свои квадратные метры, Зоя Ивановна относилась с гораздо большей лояльностью. Непьющий, неорущий и недерущийся - такие сказочные принцы достаются только наглым дурам, вроде Таньки. Зоя Ивановна сразу приняла его, долго не называла на ты, и, под настроение, наделяла высокими привилегиями, вроде возможности доварить пельмени, а не выключать, как только всплывут, в целях экономии. Или ставить чашку с чаем на её столик или полку шкафа. Если такое случайно проделывала Татьяна, баба Зоя, показательно охая, с трудом вынимала себя из кресла, притаскивала из ванной полный таз воды и несколько тряпок. Потом тяжело опускалась на колени перед мебелью и принималась тереть пятнышко, которое осталось от горячего дна чашки. При этом непрерывно полоская и выжимая тряпку в тазу, будто Татьяна пила не чай, а мазут с серной кислотой вместо сахара. Кислота разъела дно, и бедная старушка торопится спасти свою антикварно-дспшную меблировку. От чего больше портились полки и стол, от стакана с горячим чаем или от постоянных водных процедур, вопрос спорный.
- Целый день сегодня. Не так варишь, не туда ставишь, кто брал мой шампунь. Понимаешь, отпиваем мы её шампунь. У неё постоянные недостачи.
Татьяна со злостью впилась в бутерброд с грудинкой.
- Я в обед постирала, в коридоре развесила. Она взяла и все на пол поскидала. Сыреют обои! Иди, говорит, на улицу суши. Где на улице в центре города я должна сушить белье?!
- А ты бегай с ним вокруг дома. Быстрей высохнет, - рассмеялась Аня.
Но Татьяне было явно не до смеха.
- Ты не представляешь, как меня это достало. Какая ты счастливая. Живешь одна, никто тебе не указывает, где белье сушить.
- Всё, тишина в зале.
На экране появилась заставка «Смертельный остров в море любви», а затем женщина лет сорока с хвостиком, одетая как подросток и с именем Аделаида Харипупина. За те немногие минуты фильма, которые Татьяна выдержала молча, молодящаяся Аделаида успела отыскать с десятка два трупов, на которые натыкалась во всех местах в городе, куда бы не шла. Реагировала она на находки слабо, почти никак. На лице читалось только чрезмерное увлечение ботексом.
- Ну, как ты можешь всерьез это смотреть. Нет, я тоже смотрю сериалы. Но в импортных хотя бы интересно как люди одеваются, какая обстановка в домах. А тут. Ну что это такое?! – не выдержала Татьяна.
Аня сделала звук погромче, а Татьяну от критики сериала отвлек появившийся в комнате огромный рыжий кот. Персик.
- Персинька, красавец мой. Здравствуй, мой хороший. Иди сюда.
Тот проигнорировал приветствие и охотничьим шагом проследовал на подоконник. Птички за окном летали совершенно наглым образом. Нужно было немедленно вскочить на подоконник, прицельно посмотреть на них, не забывая часто угрожающе махать хвостом, и злобно, с дрожью в голосе мяукать, двигая челюстями так, как будто ты их уже пережевываешь. Тогда эти мерзкие птички быстро испугаются и станут пролетать мимо его окна в ужасе и трепеща.
- Правильно, Персик. Иди в окошко посмотри. Тут смотреть нечего. - Одобрила выбор кота Татьяна.
- Ты можешь продолжать свои диалоги с котами на кухне? - Аня всматривалась в экран.
Аделаида нашла очередного жмурика.
- Анна Игоревна, вы же теперь до конца дней не поймете, кто придушил врача!
Татьяна притворно испуганно сделала большие глаза и прикрыла ладонями рот.
- Нет! Почему они сняли такую хрень? Ведь немало денег, наверное, извели. Ну, раз уж делать сериал. Нужно же соблюдать, так сказать, законы, традиции жанра.
Аня попыталась заткнуть Татьяну ещё одним бутербродом и подлитым в чашку чаем, но Татьяна не намеревалась ждать окончания серии и требовала вступить с ней в дискуссию.
- Ну, какие тебе законы. Это простецкое мыло на полчаса в день.
- Да обычные! Если ты делаешь сериал, надо чтобы: он богатый, она бедная. Родила. Ребенка украли. Он упал с лестницы.
- Кто? Кто упал? – Заинтересовалась Аня, оставив надежду спокойно досмотреть сериал.
- Ну, чья очередь, тот и упал. У них лестницы самое опасное место. И что там дальше? Память потерял. Но не страшно. У них это лечат. Трубочки в нос вставят, и все пройдет, лет через пятнадцать. А она пока ребенка нашла. А он увидел и подумал, что у нее любовник, и выстрелил. Но промазал, попал в служанку, которая перила подпиливала и ребенка украла. Потом все поженились. У нас же в сериалах либо трупы перебирают, либо бедная мать-одиночка не знает, где взять бензин для её бедного джипа и заставить бедных троих детей прибраться на своих этажах, а то бедная домработница их бросила за долги.
- Это для того, чтобы домохозяйкам интересно было. Чтобы они не тупели на своих кухнях, а смотрели детективы, – ответила Аня.
- А кто это решил? Кто решил, что наши домохозяйки обожают детективы? И знаешь, была я тут пару недель примерной домохозяйкой. Давно, прошлой зимой. У меня был преддиплом, а сестре надо было уехать срочно. Пришлось с племянниками сидеть. Что-то я так и не нашла время отупеть. Только и скачешь как сайгак.
Обсудив шедевральные творения отечественной мыловарни, Татьяна решила всё же прорваться к себе домой. Но сознание мужа блуждало в виртуальной реальности и всё по средствам телефонных линий, так что дозвониться не получалось. Дверной звонок был не занят, но у бабы Зои ноги не казенные.
- Пойду к Вовчику Волобуеву, от него в аську стукну, - придумала Татьяна. - Когда ты обзаведешься компьютером?! А ещё учительница. Кому мы только детей своих доверяем? Хотя у меня нет детей.
- Пока я накоплю на компьютер, успеешь обзавестись. И внуками тоже, – Аня провожала Татьяну до двери. – Не до аськаешься, возвращайся.
- Здравствуй, Танечка, красно солнышко, - Волобуев приветственно протянул грязные руки.
- Здравствуй, здравствуй, сокол ясный. Что за вид у тебя? Как из шахты!
Стараясь не задеть хозяина, Татьяна прошла в квартиру.
-А мы и есть из шахты.
Волобуев стал вытирать грязные руки об ещё более грязную футболку.
- А я уже нет. Я чистый, и вкусно пахну. Будешь нюхать?
Егор в своем репертуаре.
- Скройся, противный. Вообще-то я по делу. Дверь захлопнулась, пусти на минутку в Интернет, мужу в аську стукну.
Татьяна прошла в детскую вперед Волобуева.
-Танюша, а зачем нам муж? Зачем? - удивленно кричал ей вслед Егор.
Волобуев непритворно обрадовался визиту Татьяны. Сам хотел пойти к ней попрошайничать. На своей территории будет даже проще. Единственный способ как не рассказывать семье правду, но принести деньги с несуществующей работы, Волобуев видел в возвращении к старому ремеслу - написанию контрольных, курсовых и дипломов для студентов технических вузов. Не так давно это было основным и очень не плохим заработком для него. Организации, меняющие отсрочки от армии на диплом о высшем образовании, открывались в каждом первом подвале, а студент год от года умней не делался. Продажи шли хорошо, но и желающих заработать на богатых дураках становилось все больше. Серьезную конкуренцию стали составлять москвичи, пришедшие на рынок не одиночными объявлениями на заборах «Решу, напишу», а серьезной конторой с офисами, гарантиями и скидками постоянным клиентам. Но главное, сами преподаватели стали продавать своим студентам работы, которые потом и принимали обратно в качестве зачетных. Правильно, зачем плодить посредников. Это вытеснило Волобуева с рынка окончательно. Для того чтобы вернуться, надо предложить лучшее качество за значительно меньшую цену. Для лучшего качества нужны были «тяжелые» графические программы, которые комп Волобуева не потянет. Пока Татьяна засылала сообщения, одно нецензурнее другого, Волобуев обдумывал, как лучше выпросить один из компьютеров мужа Татьяны Аркадия, и чтобы не за дорого, на прокат. У Аркашки их много, ну несколько, точно. Речь оказалась ни к чему. На первый же намек Татьяна безоговорочно отреагировала.
- Без никаких денег! Ноутбук забирай! Ты что, смеешься? Да я без тебя до сих пор бы институт не закончила.
Вообще-то, правда. Не закончила бы.
Судя по всему, у мужа на экране уже должен был куковать конверт с крылышками, возвещая о новом сообщении. Татьяна собралась уходить. Тут в коридоре возникла Даша с огромным париком на голове, состоящим из, видимо, всего домашнего запаса ниток.
- Привет, бандитка,- первой поздоровалась Татьяна - Ты кто - королева ниток?
- Здравствуйте. Я нет. Я потаскуха, – гордо произнесла Даша.
- Ты где такие слова слышала? – обернулся на диалог Волобуев.
- Везде слышала, - Даша демонстрировала копну ниток на голове, медленно поворачиваясь по кругу.- Я у бабушки из комода все нитки потаскала и все их спутала. Я потаскуха и распутница.
- Это тебя в школе научили или дядя Егор?
Татьяна с недоверием посмотрела на Егора, который тут же в коридоре перед зеркалом пытался уложить мокрый ежик волос на затылке.
- Нет. Нас не учили. У нас сегодня был последний день перед каникулами, и у нас было три урока экологии. И все. Домой, - ответила Даша.
Экология в первом классе - это интересно.
- Чему же первоклассников учат на уроках экологии?
- Нууу, что если мы не перестанем делать мусор, и воду пачкать, и тратить, то тогда вся земля может умереть. И все животные, и тигры, и люди. И поэтому всех, кто уже в Красной книге, нельзя убивать. Их уже очень мало. А если что-нибудь исчезнет с планеты, то могут все остальные исчезнуть, потому, что они были полезные. Ну, мы их кушали, например. А еще, я теперь буду сратировать мусор. Чтобы пластмассы и стёкла, и тетрадки можно было не делать новые из природы, а опять эти же взять. А еды можно кому-нибудь отдать. Можно собачкам, можно бомжам. И тогда можно спасти земной шар!
Трое взрослых заворожено слушали, как семилетний ребенок впихивает трехчасовую лекцию в минутный рассказ. Первой включается Татьяна.
- Вот. Вот из кого вырастают сценаристы наших сериалов.
- Тетя Таня, останешься в принцесс играть? - Даша вспомнила, зачем так долго наряжалась.
- К сожалению, мне надо идти, солнышко. Дяди с тобой поиграют, а ты им ещё объясни, как сратировать мусор, а то они темные, у них в школе экологии не было. Спасибо за Интернет. Вов, мой дома, ты заходи.
Татьяна прошла мимо широко улыбающегося Егора, укоризненно качая головой, и отправилась на штурм родной квартиры.
Денис давно слинял встречаться с друзьями. Уже целых сорок минут не виделись. Соскучились. Дашку забрала к себе тёща, вернувшаяся из магазина с непрошедшими намерениями печь блины. С одной стороны это была самая крупная ошибка Волобуева – жениться на девушке из квартиры напротив. С утра второго дня свадьбы теща не ведала преград и не уставала навещать Волобуева и Катерину в их квартире. А с другой стороны – раз, и ребенок у бабушки! Борьба с подъездными зассанцами тоже была закончена. Теперь мужчины могли спокойно обсудить свои проблемы. Решаемые и не разрешимые.
С Волобуевым было всё понятно. Но и Егор в это утро «попал» конкретно. Заблаговременно организовав себе алиби, Егор отправился на тайное свидание под видом краткосрочной командировки. Дамой сердца на жаркую, страстную ночь с четверга на пятницу стала Светлана из соседнего дома, больше известная в округе под брендом Света-шпингалета. Ночь-то была жаркой, но не по сезону морозной. Весенний тридцатиградусный мороз разорвал водопроводную колонку в частном секторе неподалеку, на горушке. Вода хлынула вниз, как раз к Светиному подъезду, и к утру надежно вморозила зелененькую «тоёту» Егора, оставленную там ждать развратного хозяина. По самое брюхо. Возник вопрос. Как машина Егора, уехавшего в командировку, смогла попасть в ледяной плен всеми четырьмя колесами у подъезда известнейшей в округе проститутки? И возник ответ. Единственный правдоподобный, какой смог сымпровизировать не выспавшийся, перепуганный потанинец. Егор сказал, что он машину продал. Проблема с ускользающим, а вернее, с замерзающим алиби была решена. Но вопросы ещё остались. И основной, сразу же по прибытии любимого мужа из недальних странствий, возник у жены Егора. А деньги?!
- А деньги? - Волобуев лежал на полу, расслабляя ноющую спину.
- Вот и моя. А деньги? - Егор вскочил с дивана и начал перемещаться по комнате. Туда-сюда.
- За сколько сказал?
- За шестьдесят тысяч.
- Недорого. Хотя она у тебя битая была. Нормально.
Волобуев медленно, осторожно сначала сел на полу, потом попытался встать. Не с первого раза.
- Что нормально? Реально-то денег нет. Деньги надо искать.
Егор остановился и протянул другу руку. Волобуев, наконец, встал с пола.
-Шестьдесят тысяч Лерка не забудет. И спросит она: «Еоган, а покажи-ка мне деньги», - торжественно резюмировал Волобуев.
Егор резко почти упал на диван, обхватил голову руками. В его глазах появилась тоска, а шутливая бравада в интонациях мгновенно сменилась обреченной уверенностью.
- А я ей… Бован, она меня бросит. Она ни за что не простит. Она еще в таком возрасте, когда все это имеет значение. Где ночевал, с кем. Не будет денег, она поймет, что лажа. И бросит меня.
Волобуев хлопнул друга по плечу.
- Не боись, Еж. Придумаем что-нибудь. Время есть. Я сейчас пойду у соседа компьютер возьму помощнее. Буду пытаться с курсовыми подхалтурить. Если хороший заказ и быстро делать, нормально денег можно поднять. О! А ты пока скажи жене, что ты денег мне занял.
- А ты знаешь? - поднял голову Егор. – Я ей так и сказал. А?! Как у нас с тобой будильнички-то работают? Синхронно.
- Синхронно. Ты чё сказал?! Она же спросит! Я же типа отдать должен! Будильничек. Только у тебя недержание! Вот что ты поперся к этой? Это же Света–шпингалета. Переходящее знамя. Алиби я ему ещё подтверждал! Было бы из-за кого задницей рисковать!
- Тут ты прав, – задумчиво произнес Егор.- И чё я к ней поперся? Там же смотреть не на что.
-Ладно,- стал успокаиваться Волобуев.- Сейчас пойду с Аркашкой на счет компьютера пообщаюсь. А там будем дальше думать.
- А я бы знаешь, с кем пообщался? – Егор сразу сменил тон с делового на романтический.- С их соседочкой.
- С Анькой? Внучкой деда Миши покойного? На мой вкус простовата, не красится никогда. - Пожал плечами Волобуев.
Но Егор мечтательно смотрел в потолок и плавно рисовал полукруги руками в воздухе.
- С ее размером груди ей можно не краситься, не расчесываться, в газету завернуться и идти.
- Вообще-то дааа, - поддался мечтаниям и сразу опомнился Волобуев. - Не понимаю я тебя, Ёж. Жена у тебя новая, двадцати пяти лет. И прежняя, кстати, была ничего. Живете отдельно. Теща далеко. Что еще для счастья надо. Нет. Тебе и соседки все нужны, и эта проститутка старая.
Егор томно таращился в потолок. Егора было не исправить. Волобуев отправился на кухню ставить чайник.
А на другой кухне разворачивалась вторая часть стратегического плана А. Точнее Б - борьбы с ненавистной самой собой.
Уставившись в дверцу холодильника с примагниченным по середине расписанием на неделю по каким дням ей позволено пить воду с лимоном, а по каким и без воды голодать, Аня вслух повторяла ритуальное заклинание. Как в умной книжке про позитивные жизненные установки. Только в адаптированном под свой случай варианте.
- У меня получится. Я смогу. Я самая успешная, удачливая, я победитель. У меня все всегда получается. Мне надо только похудеть. Я больше не могу жить толстой. Я смогу, я смогу.
Затем Аня сгребла на поднос все вредные продукты и пошла с ними прощаться, путем поедания под аккомпанемент очередного сериала. Проходя мимо зеркала в коридоре, она остановилась.
-Ну, что корова толстожопая! Сиськи отрастила, а толком сделать ничего не можешь?!
Золотые слова. Мамины ещё.
- Иди, жри. Завтракать не придется.- Мило подбодрив себя, Аня пошла в комнату.
Телефонный звонок застал Катерину в коридоре. Она только пришла с одной из работ и не успела ещё раздеться. В трубке попросили Владимира. На громкое приглашение Катерины отозвалась её мама.
- Он к компьютерщику на шестой этаж пошел. Что-то по делу?
Катерина ответила, что Владимир подойти не может.
- Работа? Спасибо, девушка. Что передать? По поводу работы. Знаете, его уже приняли на работу. Со следующей недели выходит. Да, больше не ищет.
Катерина положила трубку.
- То пусто, то густо.
- А может там зарплата больше?- засомневалась тёща. - Может, надо было записать телефон. И Вовке сказать.
– Мам, чё прыгать? Он сказал, взяли, выходит с понедельника! Куда-то взяли и спасибо. Не до хорошего уже.
Катерина стала разматывать длинный красный шарф. Она купила его Денису, а тот сказал – девчачий. А дубленке этой уже сто лет в обед. Ещё Дашки не было, купили. Ничего. Теперь муж работает. Может обновится гардероб. Теперь будет полегче. Может даже с третей работы уйдет. А пока. Завтра на сутки. С девяти до девяти.
Катерина красила ресницы, стоя около окна. Волобуев осторожно отрывал себя от постели. Частями. Сначала голова.
- Вов, ты до скольки вчера сидел с этим компьютером? - обернулась Катерина.
- Есть заказ на диплом и курсовую. Срочно. Хорошие деньги обещали, если успею. Я обе начал ночью.
- Не надрывайся для этих дураков. Сколько можно! Будешь теперь на нормальную работу ходить, а не всяким идиотам помогать высшее образование получать. Я бегу, я сегодня в ночь, следи, чтобы дети ели, а не куски хватали.- Катерина послала мужу воздушный поцелуй и выпорхнула из комнаты.
Волобуев попытался успеть хотя бы помахать в ответ, но утром резкие движения ему давались с большим трудом. Из коридора послышался голос тёщи.
- Ты побежала? Ну, счастливо! А Вовочка проснулся?
Будто когда-нибудь это её останавливало.
- А вот я ему как раз блинчики разжарила. Ему вчера с творожком понравились. Вот с творожком и просто с маслицем.
Тёща нарисовалась на пороге комнаты с двумя тарелками дымящихся блинов в руках.
- Вовочка, доброе утро. Ты встаешь? Вот покушай горяченькие твои любимые.
Она поставила тарелки прямо на кровать.
Волобуеву уже удалось поднять над подушкой голову. Ещё немного усилий и сможет сесть, а там, глядишь, и встанет. Сегодня тёща не наблюдала за этой утренней разминкой с выражением вселенской скорби на лице и не качала головой, будто она поставила сотню на время, за которое сегодня Волобуев сможет встать с кровати. И этот урод опять её подводит. Теща была терпелива и заботлива. Теперь он опять любимый зять. Теперь она несет ему блины. Разогретые. Прямо в постель. Как в лучших домах.
- Ой, какие у вас весы интересные. Новые, что ли? - Взгляд тёщи упал на лежащий около дивана ноутбук. Волобуев как работал ночью, так и положил его на пол у постели, чтобы лишний раз уже не скакать.
- Ну-ка, сколько я там кило вешу? – Теща взгромоздила свой центнер с лишним на бедную черную коробочку - Ой, что-то захрустело, по-моему. Вов, а чё не видно скока?
Волобуев уже запросто поднял себя на локтях, но шея ещё вертелась плохо. Он медленно повернулся в их сторону. В сторону улыбающейся тёщи и уже растоптанного чужого ноутбука.
- Да они сломанные, мама, - спокойно произнес Волобуев.
- А, ну, ладно. Ты кушай, кушай, вставай. Пока горяченькие.
Тёща пошла, чтобы не мешать зятю завтракать.
Волобуев отпустил руки и упал в подушку. Полежав с закрытыми глазами несколько секунд, надеясь, что по правде проснется только сейчас, он открыл глаза, медленно наконец-то сел на постели, взял с тарелки блин и начал жевать, не моргая, глядя в даль.