Из книги "Повести о докторе Чернетове"
Пролог
Записки о докторе Чернетове попали ко мне случайно. Купив под дачу большущий деревенский дом, чудом сохранившийся в одном из разоренных сел Новгородчины, которое даже на карте не сохранилось, стал разбираться на чердаке. Среди хлама и сваленных в беспорядочную кучу старых вещей, копившихся не один десяток лет, я наткнулся на небольшой чемоданчик. Такие были в моде в пятидесятые годы: с ними ходили студенты и ученики старших классов на занятия. В них носили учебники и завернутые в вощеную бумагу бутерброды. В сельской местности туда еще умудрялись поставить бутылку молока, заткнув горлышко пробкой, скрученной из газетного листа.
Чемоданчик состоял из фибровых стенок, скрепленных металлическими уголками, почерневшими от времени и ржавчины. И закрывался на такой же металлический замочек, состоящий из двух частей, каждая из которых находилась по разным сторонам створок чемоданчика.
На массивной ручке, прикрепленной металлическими шарнирами к верхней части чемоданчика, висел на веревочке малюсенький ключик. Обтерев густую пыль и взяв в руки ключ, чтобы открыть чемоданчик, я почувствовал некоторое смущение: стоит ли вторгаться в чью-то тайну. Но любопытство побороло сомнения, и я открыл чемоданчик.
Среди разных документов, старых фотографий, книжек о сдаче молока, паевых взносах в райпотребсоюз, справок из правления колхоза, каких-то бумаг из военкомата, лежали почти не тронутые временем треугольные письма с фронта и великое множество поздравительных открыток: к 1 Мая, к 7 Ноября и Новому году. Я осторожно перебирал их руками, вчитывался в тексты посланий и чья-то далекая и чужая доселе жизнь становилась мне ближе и понятней.
На самом дне лежала толстая тетрадь в черной клеенчатой обложке. Бегло пролистав ее, я заметил, что тетрадь вся сплошь исписана неровным подчерком. Где-то текст был написан крупными и корявыми буквами, а где-то совсем мелкими, едва различимыми при чердачном свете, падающего из слухового окна, завешенного полуистлевшей тряпкой. Мне ничего не оставалось, кроме как забрать чемоданчик вниз, и уже сидя вечером перед керосиновой лампой перечитывать страницы тетради.
Оказалось, что это были записки местного фельдшера, и звали его Степан Андреевич, фамилия его нигде не упоминалась. Степан Андреевич вел своеобразный дневник, записывая в тетрадь все самое интересное и сокровенное, что случалось с ним, с его соседями. Но больше всего записей было о докторе Чернетове, который практиковал в соседнем поселке лесозаготовителей. Записи о нем были столь интересны и увлекательны, что они послужили основой для моей дальнейшей работы. Приехав в город после отпуска, я постарался придать этим записям некую литературную обработку.
Что касается, дома, который я приобрел, то ему оказалось почти сто лет. Разные люди жили в нем. Одно время там находился фельдшерский пункт, и амбулатория в одной части дома, в другой - жил фельдшер Степан Андреевич со своей семьей. В конце семидесятых Степан Андреевич умер, дети разъехались по стране, а фельдшерский пункт и амбулаторию закрыли еще раньше. Дом много раз после этого переходил из рук в руки, пока деревня окончательно не вымерла, вместе с ее обитателями. А этот дом чудом сохранился. Мне крупно повезло, что я приобрел этот необычайный дом и нашел там записи Степана Андреевича, где он описал свою жизнь и жизнь простых людей, живущих рядом.
Надеюсь, что и Вам, дорогие читатели, будет интересно, познакомится с этими записками.
Повесть первая.
***
Юрий Николаевич Чернетов, молодой доктор, только что закончивший медицинский институт в Ленинграде, был направлен по распределению в Хиловский район N-ской области.
Прибыв на место в райздраве ему сказали, что в центральной районной больнице места хирурга нет, поэтому временно направляется в Киприно, поселок лесозаготовителей, где директорствует Долгов Иван Петрович, личность во всех отношениях легендарная в Хиловском районе. Именно он за счет средств леспромхоза отгрохал такую участковую больницу, что любая городская могла позавидовать. Мебель выписал из Финляндии, а медицинское оборудование закупил в Германии и Японии. У них даже фиброгастроскоп японский с волоконной оптикой есть. Правда, стоит, некому работать.
Раз ты хирургом хочешь быть, тебе и карты в руки, давай, осваивай, - напутствовал Чернетова заведующий, старый и тертый калач из районной партноменклатуры Яков Моисеевич Нейштад.
– Ты доктор молодой, набивай себе руку. Кстати, там и операционная есть, правда, маленькая, но в случае чего рану ушить или травму обработать есть где. Кстати, наш районный хирург раза два ездил туда на аппендицит, хвалил: Техника на грани фантастики. Так что, Юрий Николаевич, Бог Вам в помощь, поезжайте, не пожалеете. Еще потом спасибо скажете. А охота там какая! Прелесть, сказка. Я не охотник, в раза два на глухаря сходил с местным лесничим, так можно сказать заразился этим делом. Ну, ладно, - он сделал паузу, - времени больше нет агитировать. Если что – звоните, поможем, - и протянул Чернетову выписанное направление на работу.
Потом Яков Моисеевич позвонил кому-то, вызвал машину. Через полчаса Юрий Николаевич уже трясся в стареньком «козлике» по пыльной дороге, петляющей по огромному сосновому бору. Через полтора часа езды он добрался до своего пункта назначения в поселок лесников.
Киприно – это сотни две домов в виде длинных бараков, наскоро сколоченных из бруса, на две семьи, обложенных для тепла силикатным кирпичом, да редкие вкрапления рубленые дома-избы – и составляли собственно поселок. Правда, здания леспромхоза кирпичной кладки, с высокими остекленными окнами, выглядели инородными предметами в вакханалии архитектурного беспорядка.
Рядом с леспромхозом располагался небольшой жилой массив из 2-х этажных кирпичных домов для инженерно-технического персонала леспромхоза и местного начальства. Немного в стороне от него через дорогу почти в сосновом лесу находилась участковая больница и почти рядом средняя школа на 300 учащихся.
В больнице все привело в восторг молодого доктора: новейшая аппаратура, мебель, а главное отделка кабинетов. Стены были тщательно отштукатурены и выкрашены в пастельные тона с преобладающим белым цветом. Чудо! Полы застелены линолеумом без единого шва и тоже светлых тонов.
Сильно поразила Юрия Николаевича операционная: почти сплошь из стекла и металла, она представляла собой некий большущий кристалл, оправленный в белое золото. Самым удивительным там были полы с подогревом. И конечно же, суперсовременная аппаратура: пересадочный аппарат, аппарат искусственного дыхания, всевозможные отсосы и различные приборы, следящие за работой сердца, частотой дыхания, уровнем кислорода. Такой современной техники Юрий Николаевич не видел даже в клинике Федора Углова, лучшей в то время в Ленинграде.
Но больше других Юрию Николаевичу понравился бронхоскоп с волоконной оптикой. Такой прибор он видел на выставке медтехники и высоко, а тут он был рядом: бери и работай. Юрий Николаевич бережно взял его в руки, словно скрипку Страдивари, и почти благоговейно сдул с ящика, где лежали оптические усики-антенки, несуществующую пыль. В субординатуре доктор Чернетов специализировался по хирургии, поэтому восторгу его не было предела. Вот аппаратура для самостоятельной работы, о которой так мечтал, ассистируя маститым хирургам в своем родном институте. А тут можно делать все самому.
Через некоторое время Юрий Николаевич начал оперировать: сперва ушивал небольшие раны, потом пошли один за другим острые аппендициты. Старшая медсестра, она же на полставки и операционная, Александра Ивановна Симкина, женщина уже в возрасте, решительная и властная, к молодому доктору отнеслась сначала настороженно и даже, как ему показалось, враждебно. Но совместная работа и главное, то внимание, которое оказывал пациентам Юрий Николаевич, быстро развеяли ее опасения. Она увидела, что доктор, хоть и молодой, но руки на месте и с головой все в порядке.
Одним словом, день за днем замелькала новая жизнь доктора Чернетова. Утром обход больных, ближе к обеду перевязки или мелкие операции, с обеда прием больных. Вечером или ночью все самое экстренное: роды, бытовые травмы или ушивание ран после разборок рабочих леспромхоза.
***
Народец здесь собрался не самый законопослушный, многие бывшие зеки или бичи, которых в большом городе на работу не возьмут из-за отсутствия прописки. Здесь и таким рады – нехватка рабочих рук в таком тяжелом деле как заготовка леса была повсеместная. И леспромхоз брал на работу всех, не взирая на прошлое, главное условие - чтобы работали хорошо.
Директор выделил для них вполне приличное общежитие с водопроводом и теплым туалетом, плюс своя ОРСовская столовая и магазин, где продукты были в изобилии и зимой и летом, от экзотических ананасов, до свежих яблок и мандарин. Мяса и колбасы завались, а цены ниже, чем в обычной торговле почти вдвое. Правда, из колбасы только два сорта: вареная и полукопченая. Зато рыбы всякой: жирный палтус, хек, ледяная, и конечно же любимая всеми треска. Иные рыбины вытягивали до 5-ти кило. Любили треску все. И на суп отлично шла, и на котлеты, а пожарить с луком, да на сметане протушить, а потом с картошечкой подать – просто объедение!
К праздникам выбрасывают красную рыбу и икру. Тут уж очереди было не избежать. Все при деньгах. А как похвастаться своим столом перед друзьями – вот и закупали горбушу или семгу, засаливали и на стол свежепросоленную и холодная водочка подавалась – прелесть как вкусно. Да еще икорки намазать целой ложкой на свежеиспеченный черный хлеб, с вологодским маслицем. Это вообще не передаваемо по вкусу. Ну а уж разные разносолы из грибов, как то соленые рыжики со сметаной или грузди с льняным маслом, деликатесами не считались. Обычная еда.
Отдельно нужно сказать о хлебе. Директор, говорят, когда его назначили, первым делом велел пекарню свою построить. Это был его первый производственный объект и не прогадал Долгов, работу эту оценили сразу. Контрольная первая выпечка состоялась. Большущие буханки в полтора килограмма, на готовой закваске, ржаного хлеба с дурманящим запахом на всю округу, когда его вынимали из печи.
Народ это оценил. Русский человек, чем его не корми, какие разносолы не предложи, а без хлеба еда не еда. Не может русский человек без краюхи хлеба. Видно, генетически передается эта любовь к хлебу из поколения в поколение. Раньше хлеб привозили из райцентра, где был свой хлебозавод. Пока везут, перегружают, да если дело зимой, то не хлеб получается, а какие-то кирпичи, слегка пахнущие хлебом.
Поэтому свой хлеб народ встретил как личную заботу директора о каждом и оценил его по достоинству. Работа стала спориться, а слово директора стало законом. Никакой работник райкома или исполкома не пользовался таким уважением и авторитетом, как директор леспромхоза Николай Петрович. И за дело.
Вначале у Чернетова отношения с директором не клеились. Не то чтобы он чем-нибудь не угодил Долгову конкретно, а так как само по себе не получалось взаимопонимание. Но на планерке в леспромхозе, куда приглашался и доктор, Юрий Николаевич имел неосторожность намекнуть, что травматизм у рабочих на лесосеке большой и нужно разобрать, почему так. Долгов отреагировал немедленно:
- Вот Вы, Юрий Николаевич, вместе с инженером по технической безопасности товарищем Колокольцевым и возьмите ситуацию под контроль. Разберитесь в чем дело. А через пару недель доложите нам. Договорились?
Юрий Николаевич лишь молча кивнул головой.
***
Всю неделю они с Колокольцевым провели на лесосеке изучая ситуацию. И выяснили, что все писаные инструкции по тому, как валить лес или обрубать сучки, безбожно нарушаются. Вальщики им говорят:
- Вы тут приехали и уехали, а нам кубики нужны. Мы за них рублики получаем. Чем больше кубиков, тем больше рубликов. Сечете, доктор? Так что плевать нам на ваши советы. Мы дело приехали сюда делать любой ценой. А то, что Петьке Пупу руку пилой чуть хватило, сам виноват, работать нужно, а не спать на ходу. Может его мы так проучили, чтоб лучше работал? А? Как думаете, доктор?
Такой диалог состоялся у них с огромным детиной, обросшим щетиной, у которого вся видимая часть тела была в наколках от головы девицы в виде змеи до могилы с надписью «Не забуду мать родную». Бензопила «Дружба» в его большущих руках выглядела как коробок спичек.
Звали бригадира гиганта, или бугра на местном диалекте, довольно ласково Коляном, по кличке Лиговский.
- Вы думаете, о чем говорите? Как это сознательно человека чуть руки не лишили? – вмешался было в разговор инженер Колокольцев. – Да за это под суд угодите. Вот напишет пострадавший на вас заявление, я ход делу через прокуратуру дам. – Стал было входить в служебный раж Колокольцев. – Это черт знает что…
Он хотел было еще что-то возмущенно говорить и говорить, показывая свою значимость. Но щетинистый Колька Лиговский вдруг неожиданно для них махнул левой рукой, в которой была бензопила, так что цепь блеснула у самого лица инженера и он осекся на полуслове. Побледнев как полотно, он едва выговорил:
- Ты что, умом тронулся? – и зашагал быстро к машине.
Колян ухмыльнулся.
– Да вы доктор не беспокойтесь, не хотел я его пугать, просто комар к лицу инженера подлетел, так я отогнал, ровно пополам я его разрезал, - и он захохотал.
- Да Вы же под суд угодите, бригадир.
- Не угожу, свидетелей нету. Ты же гуманист, не будешь меня закладывать. Так же? Вот! А ребята, что рядом, ничего такого не видели. Так, мужики? – обратился он к двум тоже не бритым и угрюмым парням. Те повернулись к ним спиной ничего не ответив. - Ну вот. А ты, док, говоришь в суд. Суд наш справедливый, зря срок Коляну не даст. … судьи знают, Колька Лиговский просто так никого не обидит. Сам начальник Крестов, полковник Крепашов, всегда говорил, Лиговский зек правильный. Вот так-то. Да ты, доктор, не бери в голову. Все будет хорошо. Обещаю, порядок в бригаде. Никаких травм больше не будет. Баста, - подытожил разговор бригадир.
- А может Вы людей соберете? Я беседу по профилактике травматизма проведу, - попытался было Юрий Николаевич как-то демократично закончить свой визит в бригаду.
- Вот тут вся профилактика, и он показал доктору огромный кулак.
Колокольцев возмущался всю дорогу.
- Вы как хотите, Юрий Николаевич, но я так дело не оставлю. Если и директор меня не поддержит, сам пойду в прокуратуру. Вы же меня поддержите?
- А в чем, Пал Палыч?
- Но он же меня, скотина, чуть не покалечил. Вы же сами видели.
- Чуть – не считается. На вас ни царапинки. Если бы я провел Вам медицинское освидетельствование, то и написать нечего. Нет факта травмы, а намерение в расчет суд не возьмет. Пал Палыч, у меня к Вам предложение. Давайте подождем с выводами: бригадир дал мне слово навести порядок. Если нарушит – найдем повод как его привлечь. Я уж с пациентами поработаю, обещаю Вам. Если все утрясется – мы свою миссию выполнили, порядок с травматизмом, считайте, навели.
- Да кому Вы верите? Это же вчерашний зек. За него говорят два убийства, грабежи, и еще черт знает что. Все торговые точки на Лиговском проспекте в руках держал. Кстати и кличка его оттуда.
- Не знаю, что он там сделал, но свое отсидел, сейчас работает. Может, честным трудом хочет исправиться. А насчет убийства – не верю. За убийство так просто на волю не выпускают.
- Правильно, доктор, не выпускают, вышку дают. Но не смогли доказать, что он убил. Вот как сейчас чуть голову не снес, а свидетелей нет. Так и всегда. Боятся его. Все молчат, вот в чем главная причина, что такие Коляны себя безнаказанными чувствуют. И Вы туда же, доктор, – Колокольцев потихоньку успокоился.
Козелок трясся среди петлявших и разбитых лесозаготовочных дорог и доктор Чернетов в такт припрыгивал на заднем сиденье, ударяясь головой о брезентовый тент.
На очередном через пару недель заседании в леспромхозе, директор Долгов попросил отчитаться о поручении Колокольцеву и Чернетову. Колокольцев посмотрел на доктора и доложил свои соображения на счет соблюдения техники безопасности, сделав упор на волюнтаризм бригадира, дескать это он в погоне за длинным рублем заставляет бригаду работать с нарушениями. О своей стачке с бригадиром Колокольцев умолчал.
- А детали о травматизме, я думаю, лучше меня расскажет Юрий Николаевич, - закончил свой доклад Пал Палыч.
- Давайте послушаем теперь доктора, - согласился директор. – Юрий Николаевич, что добавите?
- Ничего особенного. Травмы в бригаде Николая Лиговского…
- Виноградова, - поправил директор под ухмылки присутствующих на совещании.
- Извините, Николая Виноградова, происходят, на мой взгляд, из-за личной неосторожности рабочих. Характер травм позволяет сделать вывод, что все они связаны со спешкой, желанием быстрее выполнить свой объем работы и конечно же из-за неосторожного обращения с инструментом.
- Ну и что Вы предприняли с Колокольцевым, чтобы изменить ситуацию?
- Я серьезно поговорил с бригадиров Виноградовым. Он обещал навести порядок…
- Вот как, - заулыбался директор, - говорите обещал.
- Обещал, Николай Павлович. Я почему-то ему верю, - в общий хохот закончил свое выступление Чернетов.
- Да он каждый раз перед судом обещает не воровать, не грабить, а уж четыре отсидки сделал, - язвительно выкрикнул с места, перекрикивая шум голосов, Колокольцев. – Нашел кому верить.
- Ладно, поживем, увидим, - подытожил директор леспромхоза. А Вы Колокольцев, зря над доктором смеетесь. Это Ваша работа, заниматься охраной труда, а не его. Так что лучше бы Ваша корова молчала, а не мычала. – Под общий хохот закончил Николай Павлович.
***
После этого как-то само собой отношения с директором у доктора Чернетова наладились. И в один прекрасный день Николай Павлович пригласил доктора к себе в гости.
- Вы у меня никогда не бывали, Юрий Николаевич. Заходите, посмотрите как живу, познакомлю с женой, дочкой и Армоном.
- А это кто?
- Приходи, увидишь.
- Спасибо, после вечернего приема я постараюсь зайти к Вам, если это будет не поздно.
- Заходите в любое время. Мы долго не спим.
Ближе к вечеру, когда Юрий Николаевич закончил прием и засобирался уходить. Неожиданно зазвонил телефон. Взволнованный голос в трубке скорее кричал, чем говорил.
- Алло, алло, это больница?
- Да, больница.
- К Вам сейчас моего мужа привезут, прошу Вас, спасите его, ради детей моих спасите, - и голос в трубке заплакал.
- Да говорите Вы толком, что случилось, - как можно спокойнее стал говорить Юрий Николаевич. – Что случилось с Вашим мужем? – повторил он.
- Да ножом его, ножом Ленька Малый ударил. Ни за что, - и в трубке снова начался плач.
- Куда ножом ударил? – уже не на шутку встревожился Юрий Николаевич.
- В живот, поганец такой, прямо в живот, - и на проводе снова слезы, рыдания, бабий вой.
- Когда привезут Вашего мужа?
- Да не знаю я, повезли на тракторе, прямо в тележке. Думаю вот уж подъезжать должны.
- А откуда везут?
- Из Захарьина… - и снова вой.
- Юрий Николаевич, - вмешалась в разговор медсестра Симкина, – это километров 15 от нас. Минут через 30 будут. Пошла стол операционный готовить. Думаю, что самим штопать придется, до района не дотянет. Кровотечение обильное при таких ранах. Нужна кровь, скорее всего прямое переливание делать будем, только бы группу узнать. Спросите у жены, какая группа крови у мужа-то.
- Алло, алло, Вы меня слышите? Какая группа крови у Вашего мужа? Чего? Какая группа крови у мужа?
- Да откуда я знаю.
- А паспорт есть, пусть посмотрит, - подсказала Симкина, направляясь в операционную.
- Паспорт Вашего мужа далеко от Вас?
- Да дома, наверное…
- Вы сходите и перезвоните мне. Там на последней странице написана группа крови и резус фактор.
- Чего, чего?!
- Сходите за паспортом и позвоните мне. Поняли?
- Поняла, но…
- Все, действуйте, - уже прокричал в трубку Юрий Николаевич.
Пока Симкина готовила операционную, привезли молодого мужика на тракторе Беларусь, и он лежал прямо в телеге, бледный, рубаха в крови. Юрий Николаевич пощупал пульс, он едва теплился.
Помогите его отнести в операционную, - обратился он к трактористу и еще какому-то рядом стоящему парню. Такой сложности операции ему не приходилось делать, и ждать больше нельзя.
- Много крови потерял. Александра Ивановна, вливай внутривенно 250 кубиков аминокопроновой кислоты, следите за пульсом. Общий наркоз давать некому, так что будем под местной … анестезией ревизию живота делать, а там видно будет. Вы готовы?
- Да, готова, готова, только не волнуйтесь, Юрий Николаевич. Можно сказать, он и так не жилец, так что давайте попробуйте. Может, спасем. Крови много потерял. Если бы сейчас свежей плазмы влить, другое дело, а аминокопрон кислород не переносит.
- Пусть кто-нибудь из сестер попытается узнать группу крови больного и подберет из местных пару человек для прямого переливания, - распорядился Юрий Николаевич, увидев испуганную санитарку в дверях операционной. – Идите, идите скорей, Варвара, делайте, что велю.
Больной лежал на операционном столе с закрытыми глазами и почти не подавал признаков жизни. Из двух капельниц в правую и левую руку одна за другой в быстром темпе падали капли, поддерживающие угасающую жизнь.
- Александра Ивановна, переходите на струйное вливание кровезаменителя и готовьте операционное поле. Нельзя терять ни минуты.
- Сейчас, Юрий Николаевич, пару минут и можно начинать обезболивание.
Эпидермиальный наркоз