"Born from silence,
Silence full of it.
Perfect concert, my best friend.
So much to live for,
So much to die for,
If only my heart had a home..."
Tuomas Holopainen
Мать сидела на кровати, прижав к себе маленького сына. На белое одеяло падали слезы. Мудрая женщина чувствовала, как над ее малышом нависает тень, но ничем не могла ему помочь. Она только еще крепче прижимала его к себе и плакала.
А мальчик смотрел ей прямо в глаза, и странным был этот взгляд. Как будто за свои неполные тринадцать он пережил больше, чем иной взрослый. Как-то не по-детски серьезно смотрел он, и во взгляде его читалась грустная нежность.
- Мама, - тихонько позвал он.
Женщина не ответила – слишком трагичен был момент, чтобы передавать чувства словами.
Не дождавшись ответа, мальчик снова заговорил:
- Мама, дай мне, пожалуйста, лист бумаги и карандаш.
Мать непонимающе посмотрела на сына воспаленными от слез глазами.
- Пожалуйста, - настойчиво повторил он.
Когда бумага оказалась перед ним, мальчик стал что-то быстро писать. Мать отвернулась.
Он еще слишком юн, чтобы умирать. Почему, почему уходят самые чистые, самые невинные? Господи, за что ты так несправедлив? За что ты призываешь к себе его душу, зачем ты отнимаешь у матери сына, еще только начавшего жить?
А ведь он мог бы стать музыкантом. Как любил он свое старое пианино, как тонко понимал музыку! Какие песни он писал…
Он пел то, чего не мог сказать словами. Он старался понять то, чего не понимали другие. Все его мысли – в его музыке…
За что же?
Слезы обиды и несправедливости.
- Мама, - снова позвал мальчик.
Женщина повернулась к нему.
- Мама, когда я уйду…
- Что ты такое говоришь! – надежды нет, но мальчик не должен чувствовать себя обреченным.
Однако в глазах его мать прочла полную уверенность…
- Когда я уйду, прочти то, что я написал… Пусть это будет моей исповедью.
Не в силах говорить, мать снова обняла сына.
Больше он ничего не сказал. Просто сидел, прижавшись к ней. А мать чувствовала, как все медленнее бьется сердце. И ужас цепкими когтями сжимал сердце.
Удар…
Удар…
Мальчик вздохнул и неожиданно громко сказал:
- Прощай…
Удар…
Тишина.
Детская головка безвольно склонила на плечо матери, а маленькая рука разжалась, выпустив мелко исписанный листок клетчатой бумаги.
Полубезумный взгляд матери, потерявшей сына, против воли остановился на странных строчках.
«Если ты читаешь эти строки, то забудь того, чья рука написала их. Помни лишь песнь… Ибо я дал ей силу, и она стала моей единственной силой. В нее я вложил все лучшее – милый дом, объятия матери, надежды на бессмертие… Пианино, которое было моей жизнью…
Ты научила меня любить из страха, что любовь уйдет. Ах, как я хотел бы дать большее тем, кто любил меня…
Прости.
Я ухожу, чтобы моя жизнь не была укором ни для меня, ни для тебя».
Чистая душа… Одинокая душа…
Иди, малыш. Иди и не бойся. Скоро я приду к тебе, и мы снова будем вместе.