1. Глава пятая. Граница

Алмазова Анна
«О мертвых или хорошо
или ничего». Диоген.

Мазь и в самом деле оказалась чудотворной – на следующее утро о ранении напоминали лишь легкая слабость и туман в голове. Это слегка раздражало Алексара, не привыкшего до тих пор к слабости тела, и, тем более, никогда не путешествующего в таком состоянии. Но молодой аристократ и не думал жаловаться, понимая, что при нормальном лечении подобный успех был достижим лишь после долгого времени. Он просто старался не замечать подозрительного взгляда хозяина, прячущихся от внимательных глаз Валессия-колдуна деревенских женщин и угрюмости Сирила. Тем более что сам хозяин Агора был невозмутим: расплатившись в таверне, новый спутник Алексара что-то шепнул собаке, и огромный пес тотчас выскочил на улицу, до смерти напугав молодую служанку. Что-то грохнуло, разбилось, и вздохнувший Сирил прервал лишней монетой еще не успевшее вырваться наружу возмущение хозяина. Алексар, уже достаточно изучивший своего слугу, по лицу Сирила понял – тот явно недоволен новыми расходами... Недолюбливал Сирил их нового попутчика, не доверял ему... Может, и не зря.

Сам Алексар предпочитал не думать о том, что произошло вчера. Предпочитал об этом забыть, руководствоваться только внешними наблюдениями. Он знал, что этому верзиле можно доверять, но это было единственным, что он знал. Не знал он, откуда такая мешанина чувств в душе невозмутимого внешне гиганта, не знал, кого тот так ненавидел, не знал, кого тот увидел в Алексаре. Знал только, что подобное люди часто зовут сумасшествием, а сумасшествие бывает опасно... Только не мог он опасаться Валессия, что-то говорило юноше, что этот человек никогда не придаст, никогда не сделает зла, и уверенность эта смущала и самого аристократа. Ведь Алексар не был легковерен, скорее наоборот... почему же теперь... будто вчерашнее слияние что-то задело в душе Алексара, сказало ему что-то, что он сам не мог оформить в слова и мысли, что-то, что заставляло отбросить подозрительность Сирила и отдаться на власть незнакомцу... Потому что и служитель и Алексар знали точно – стоит Валессию встать против них, и они не выдержат и минуты... Только чем было это «что-то»?

Валессий не помогал ему в разрешении этой загадки: с одной стороны, он и не думал подлизываться к своему хозяину, с другой – всегда находился рядом, выполняя обязанности слуги с неожиданной для Алексара тщательностью. Но что и сказать, с появлением рядом Агора и его хозяина, юноша стал чувствовать себя гораздо увереннее, уже не оглядывался так часто за спину, ожидая нового нападения, и, на самом деле, был рад погрузиться в задумчивость, оставив вопросы своей безопасности кому-то третьему, тем более что Алексар старательно избегал оставаться с Сирилом наедине, так как еще не мог простить слуге невольной низости по отношению к Кассару, а общество вездесущего Агора и неразговорчивого Валессия вполне подходило для этой цели.

Сирил тоже был задумчив. Умом он понимал, что путешествие вдвоем, если этого мальчишку можно считать парой, опасно, что в округе полно разбойников, и Валессий, в отличие от Кассара, его замечания игнорировать не станет, но служителю не нравился высокомерный взгляд мужчины, как и его молчаливость, не нравилась и бесцеремонность, с которой тот относился ко всему и всем, и служитель подозревал, что причина этой бесцеремонности – полное безразличие к внешнему миру. А Сирил не любил тех, кто не умел подлаживаться, особенно не любил в качестве спутников – с подобными легко попасть в беду и того не заметить...

Хозяин низко поклонился щедрому гостю и сострадательно посмотрел на Алексара, которого уже давно записал в мертвые жертвы колдуна. Молодой человек слегка снисходительно улыбнулся, принял от Валессия плащ и мысленно поблагодарил Единого за теплую, но не жаркую погоду, благоприятствующую путешествию. После вчерашнего дождя это и в самом деле было роскошным подарком путникам. Юноша вообще считал, что ему много есть за что благодарить Единого, например за то, что он жив и успеет в столицу до коронации. За тот шанс, полученный в доме служения, шанс, о котором он не просил...

Кому-кому, а вот лошади Алексара отдых явно пошел на пользу. Было видно, что за норовистым конем здесь ухаживали с особой любовью, и Алексар, милостиво улыбнувшись, бросил монетку конюху, смотревшему на благородное животное чуть ли не как на божество. При этом в глазах конюха читалось сочувствие... к коню. Бедного красавца отдавали на растерзание колдуна, и не хватало всего лишь малости, чтобы конюх не ринулся бы, забыв все на свете, защищать «несчастное» животное... но не Алексара, на которого конюх смотрел ревниво и недоверчиво – еще бы, иметь такое сокровище и его не ценить! Лишь быстрый шепот хозяина заставил конюха вздохнуть, развернуться, и скрыться за дверью конюшни, а Сирила выдохнуть с облегчением.

Вскочив в седло, юноша поморщился от резкой боли, и Сирил бросил на хозяина сочувственный взгляд, зато Валессий казался невозмутимым, будто и не трогало его состояние бывшего пациента. А зря: Алексар почувствовал легкую слабость и вцепился в поводья, чтобы не упасть, но уже через мгновение туман перед глазами развеялся, оставив лишь легкое напоминание, и юноша, подавив в себе плохое предчувствие, дал знак своим спутникам к началу пути. В том, что лично для него этот путь будет сложным, Алексар и не сомневался.

Широкая дорога давала возможность всадникам ехать в ряд. Алексар, как и подобает высокородному, устроился посередине. Агор, принюхиваясь к каждому деревцу на их пути, бежал немного позади, то и дело задерживаясь у особо интересного для него места, но ни на мгновение не теряя хозяина из виду. Валессий изредка посматривал на своего пса, и Алексару казалось, что между его слугой и гордым животным тянется тонкая ниточка, ниточка духовной связи, похожая на ту, что объединяла их с Красавчиком. Разозлившись на самого себя за столь недостойное сравнение дружбы между людьми и отношениями хозяин-собака, Алексар, чтобы хоть на время отвлечься от ноющей боли в боку, начал разговор со своим новым знакомым:

– Откуда вы родом, Валессий?

– Из равнин Анарии, – Алексар вспомнил уроки наставников о плодородных полях на берегу моря. – Но я почти не помню своей родины – слишком много времени провел в странствиях.

– Что же вас так тянет в Алиссию?

– Народ, мой господин, – Сирил, внимательно прислушивавшийся к разговору, сомневающе сверкнул синими глазами. «Не верит», – понял Алексар. А сам-то он верит? Впрочем, какое ему дело до мотивов Валессия, главное, чтобы они совпадали с его, Алексара, планами, а пока, вроде – совпадают. – Традиции, менталитет. Я везде чужой, но в Алиссии это чувствуется чуть меньше. А я ведь старею. Пора уж оседать.

– Если в тебе появилась такая страсть к оседлости, – улыбнулся в ответ Алексар. – То, может, пойдешь в мои телохранители? Вижу, что у тебя за спиной опыт воина.

– Почту за честь, мой господин, – удивленно ответил Валессий. – Вы доверяете мне свою жизнь, хотя меня и не знаете?

– Моя жизнь уже побывала в твоих руках, и ты неплохо ею распорядился, не так ли Валессий?

Хозяин Агора не ответил, но Алексар и сам знал ответ – этот огромный мужчина все еще мог оказаться врагом. Не смотря на то сочувствие, что испытал вчера Алексар при соединении с незнакомцем. Люди часто что-то чувствуют поначалу, по позже чувства притупляются, и начинает говорить холодный разум. Кто сказал, что Валессий, чувствующий нежность к больному, будет то же чувствовать и к здоровому, кто сказал, что не обдумав вчерашнее, он не охладел и не присоединился к ним, чтобы попасть в Алиссию, а потом ограбить и убить?

Но, успокоил себя Алексар, разве дальнейшее изменит пара добрых слов? Если Валессий враг, то пусть думает, что ему доверяют. А если друг – то Алексар и в самом деле станет ему доверять... Со временем... Да и медвежонок, фыркающий сзади, юноше нравился. В отличие от Сирила, он не опасался огромного пса, сразу сдружившись с Агором. Дала знать свое тоска по животным, которых не было и не могло быть в доме служения.

– Граница! – предупредил Сирил, и собеседники тотчас умолкли.

... Алексар вновь погрузился в воспоминания. Как он оказался у границы в первый раз? Только с другой стороны. Была ночь, холодная и темная, карета мчалась по дорогам, кучер то и дело прикрикивал на лошадей, а напуганный Алексар жался к пропахшему потом плащу проводника. Тот молчал. Алексар знал причину той молчаливости – прокравшись несколько дней назад в спальню родителей, он услышал отголоски ссоры. Страшной ссоры. Мать плакала, отец ей что-то отвечал, тихо и непонятно, а слуги вытирали следы чего-то темного с пола. Одна из служанок, бледная и напуганная, оторвала взгляд от пятна и, увидев мальчика, чуть вскрикнула. Алексар попятился назад, дверь спальни родителей распахнулась, и на пороге появился отец. Мать, протиснувшись между ним и косяком, крепко обняла Алексара и, плача, прошептала:

– Это ненадолго, обещаю! Ненадолго!

Алексар очнулся от воспоминаний. «Ненадолго» обернулось более чем десятилетием. Алексар не знал, почему его отправили в тот проклятый храм служения, не знал, почему «ненадолго» обернулось большей частью его жизни, не знал, и уже и не хотел знать. Что толку в таких знаниях... Что толку в обидах? Родители... Теперь уже ничего не изменишь...

Солнце хлынуло в глаза Алексара, вернув его в реальность. Там была ночь, здесь – ясный и теплый день. Там была суровая зима, здесь – ласковое лето. Там он был беспомощным мальчиком, здесь – мужчиной. Детство кончилось, и теперь он не нуждается ни в карете, ни в проводнике, ни в позволении, чтобы проехать границу. Он возвращается домой, возвращается...

Пограничный отряд с этой стороны оказался тем самым, что спас Сирила с Алексаром несколько дней назад. Молодые и сильные воины, в отличие от обитателей трактира, искренне порадовались выздоровлению юноши, и несколько раз фамильярно похлопали Алексара по спине, что вызвало у Алексара новый всплеск боли в боку. Перетерпев мучения, юноша наконец-то избавился от снисходительного внимания спасителей, и, после недолгой проверки документов, проехал-таки на нейтральную полосу, с удивлением поймав на своей персоне насмешливый взгляд Валессия. Что его так смешит? Стараясь скрыть раздражение, Алексар окинул внимательным взглядом огромные поля по обеим сторонам дороги, пытаясь угадать хитроумные ловушки в высокой, нескошенной траве. Ехать через границу, минуя дорогу, было сущим безумием – каждый шаг здесь был начинен новым орудием смерти. Когда-то множество умельцев создавали эти ловушки, теперь же почти никто не знал, как можно пройти по этим полям минуя опасности. Или все же знал? Может, те ловушки давно сгнили, и здесь часто ходят местные контрабандисты? Алексар покачал головой. Трудно тогда им – Алиссия уже дано славиться своими пограничными войсками.

Отряд Алиссии был менее гостеприимен, чем их друзья на другой стороне.

– Ваши имена!

– Мое имя Алексар, – гордо ответил юноша. – Я наследник рода Балтазара и возвращаюсь домой после обучения в горном доме служения.

– Мы думали, что подобные вам путешествуют с более обширной свитой, – мрачно ответил пограничник, с насмешкой оглядывая поредевший отряд за юношей.

– Где написано, что я не могу путешествовать один? – скрывая раздражение, спросил Алексар.

– Я слышал о нападениях на той стороне, – ответил мужчина. – И о том, что недавно у границы разбойники перерезали огромный отряд, сопровождающий важного алиссийца. Откуда мне знать, может вы и есть союзники убийц, или, что еще хуже – путешествуете с чужими документами?

– Осторожней в выражениях, – ответил Алексар. – Я еду в столицу по приказу самого повелителя. Что скажет Миранис, узнав, что его друга остановили на границе? Смотри!

Юноша вытянул из кармана смятую бумагу с витиеватым гербом служителей,  на которой были выведены его инициалы и профессиональный, отчетливый портрет, сделанный рукой талантливого художника. С таким свидетельством пограничник спорить не стал, только слегка побледнел и чуть слышно пролепетал:

– Простите! Поймите и меня, мой господин! Несколько дней назад на той стороне и в самом деле перерезали отряд, да не простой, а отряд с самым советником Мирамиса! Знали бы вы, в каком гневе наш принц! Вчера получили сокола с приказом привести тела со всеми почестями в столицу. А как это сделать, господин? Везти-то надо несколько недель, у нас нет даже хорошего бальзамировщика, а до ближайшего мастера – четыре дня пути. До столицы – более двух недель. Запах будет еще тот, и, боюсь, что мы навлечем на себя еще больший гнев повелителя... Попросите его смиловаться над нами. Сами понимаем, горе огромное, но сделали мы все, что смогли!

Рука Алексара крепче сжала поводья. Видимо, судьба и после смерти не оставляет Кассара в покое. Теперь их недавний спутник стал проклятием для всей Алиссии – сильно он прогневил при жизни Единого, если его вместе с его недавней свитой потащат через всю страну в плотно закрытых коробках, чтобы окружающие не почуяли запах смерти... Почему сегодня тени прошлого так упорно его преследуют, чего хотят?

... Алексар еще до своего отъезда узнал, кому принадлежала кровь на полу у покоев родителей. Узнал, и душа его наполнилась страхом: Алексар никогда не любил своего двоюродного братишку, излишне хитрого и часто глупого, но он никогда не хотел, чтобы тот умер так... Помнил Алексар и лицо своей тети, у которой только что отняли единственного сына. Молодая еще женщина грызла кружевной платок и смотрела куда-то в одну точку, не реагируя на вопросы маленького Алексара. Из шепота служанок Алексар узнал, что она более не будет иметь детей, целители не давали никаких шансов... Лишь после до Алексара дошло – в темноте было легко перепутать одного ребенка с другим... слишком легко...
 
Погрузившись размышления, юноша так и не заметил, как все больше мрачнел во время этого короткого разговора Валессий. Зато менее впечатлительный Сирил бледность Валессия уловил хорошо и теперь гадал – неужели этот медвежатник и в самом деле был знаком с Кассаром? Тогда у них могут быть большие неприятности, особенно, если Валессий захочет отомстить за предполагаемого друга... Ну и зачем, скажите на милость, Алексар потащил этого меченного Единым с собой? Единый знает – кого метить, этот Валессий опасен. Крайне опасен. Знать бы только – для кого...

Последняя версия - ноябрь 2008