Часть 3. Эскапада

Ирина Маракуева
       3. Цели и средства

У них какой-то культ Великой Ведьмы. Это она сказала, то - решила. Теперь выясняется, что она решила: мой мир - ключ к загадке, а посему следует заняться им вплотную. И зафрахтовать меня!
Да. Вы поняли, что я не пожелала вернуться к родным бугаям. Почему-то мне веселее болтаться по Станциям в ожидании некоего моего созревания - не то, чтобы полового, но касательного к нему. Касание - почти половая функция, так сказала Грета. Понятно, почему выбор пал на меня: моя фригидность накопила мощный половой потенциал, что теперь пригодится в Касании… Чем это кончится в смысле моего отношения к Юстасу - не знаю. Здесь и теперь он старый и усталый, и мои потаённые страсти медленно никнут, не находя в нём посадочной площадки. Я старею рядом с ним. Стоит ли? Наверное, следует изгнать его из головы… вернее, живота. Он - другой вид! Что за извращение - любить старую усталую обезьяну? Я стараюсь к нему не прислоняться - тогда в моём животе ёкает лишь в ответ на его тоскливый взгляд… Луна ты моя в Скорпионе! Ну и выбор…
Ещё ёкает на малышку Петти. Как-то нашла её брошенную шубку, взяла повесить - а там, на подкладке справа - серебряный эдельвейс. Что я должна узнать о тебе, Петти? Какую такую Пятую стадию вы мне готовите?.. Петти то прыгает, то вдруг сникает и становится похожей на Юстаса или Белу в минуты моего застолья. Какая-то звериная тоска. Причём если у Юстаса она всемирная, то тоска Петти адресована мне. Может, какого любезного ей гнома я спасу, как говорит предсказание Великой Ведьмы… кому же ещё предсказывать? Это имя будит во мне зверя. Почему-то выть хочется. Выть - как они. Возможно в нём, имени этом, и есть корень зла? Корень тоски Юстаса и Петти? Избыть!
… "Пожертвовала собой" - это, случаем, не умерла?
- Она умерла? - со всей возможной для обстоятельств мягкостью спросила я.
- Для нас - нет. Для себя - да, - буркнула Грета, а Петти зарыдала. Так не пойдёт! Религиозный экстаз и Гортензия? - Не бывает!
- Живее всех живых, - ядовито пропела я. - И вы стравливаете своё экстатическое обожание, сиречь тоску, в её блистающий обелиск! Да в уме ли вы? Пока кто-то жив - благоговейте, коли иначе не можете. А после - отдайте дань, но хоть не рыдайте! Это же богопротивно! Вы что, вши на саване Великой Ведьмы? Вы сами уже и подумать не хотите. Она говорила! Да мне важнее, что говорите ВЫ - здесь и сейчас, а не кто-то где-то когда-то! Хватит травить меня этим именем!
- Не хочу учиться, хочу жениться, - заметила Грета.
- Права, - мигнул мне душка ящер. - Тебе пора брить усы.
Усы? А! Сами с усами… Мудрое чешуйчатое.

Последующие дни протекали бы мирно, кабы не сосущее ожидание чего-то, и завершились маленькой сценкой с большим "за кадром".
Я всё цеплялась к Ведьме, изыскивая наиболее уязвимые стороны их дурацкого обожания, как вдруг на мой очередной укус Юстас залился красным так, как умеют только рыжие - стал похож на помидор с недозрелой маковкой - и завопил:
- Не смей больше трепать память моей жены!
Из меня выбили воздух. Резиновой тряпочкой я опустилась на свой стульчик возле печки и погрузилась в процесс топки, ибо в мозгу не осталось ничего стоящего. Это сейчас я могу задать себе вопрос: "Ну как тебе любовь, Гортензия? Где твои красные розы и золотые фонтаны? Твои корявые лапы коснулись памяти… жены вечного холостяка Юстаса и обнажили суть проблемы: ты никто, Гортензия. Так, плевок на ЕЁ портрете".
А тогда было пусто в теле - будто даже замолчало сердце. Давящая пустота. И едва этот вакуум достиг пика, родилась Вселенная. Я взлетела к звёздам своей Вселенной и поняла, что вот теперь я выросла и обрела свой мир. Ни Юстаса, ни даже Грету с иными животными… то есть, членами Совета, а себя самоё - свои звёзды и туманности, свой путь вопреки, свой образ. Странный образ: белая хламида и венок из эдельвейсов…
Тихо охнула Петти, часто задышал Юстас, а я поднялась со своего стульчика, одёрнула мантию и жёстко спросила Грету:
- Чего мы ждём? Что мы потеряли в этой пустоши?
- Не чёрная! - невразумительно изрёк Гром и стал сосать лапу. - Колет-то! Как когда-то… Ну ладно лиловая, а то белая! Это куда-ж нас понесёт?
- Совет отменяется, - отрезала Грета. - Ждём мы Юстаса: он не готов к погружению.
- Ой ли? - вытирая лоб, пробормотал Юстас. - Я вот уже озверел.
- Ячейка сквозит, - возразил Гром. - Зверь ты пока мягкий такой, вроде белки.
В том же неудобопонятном ключе они поговорили ещё с четверть часа и разошлись по кроватям, если считать кроватью помост в стойле Грома. На меня больше никто внимания не обращал - ну, кроме Петти, что разглядывала меня собачьими преданными глазами.
В пустой гостиной я закончила труды с этой монстрозной печью и тоже пошла спать. Вот только не шёл сон. Гнев - тот шёл. Какой-то размытый, ненаправленный, истошный гнев… Надо было проветриться. Погулять. Пробежку, что ли, по нетронутым снегам?
Хотела переодеться, да передумала. Почему здесь нельзя делать того же, что у ящеров? Зачем это я одеваюсь и переодеваюсь как заведённая, когда могу… Я вернула хламиду, утеплив её горностаем. Мех - на голое тело?! А приятно. Не избыта ещё во мне обезьяна - и волосатый Юстас, и этот гладкий мех о том свидетельствуют. Унты с бисером и меховыми солнышками. Венец… ну его. Ушанку над мантией? - Нелепо. А! Боярскую шапку. Палку в руку - ну, раз шапка! Не мелочимся! Жезл чёрного дерева с перламутровыми розами… Нет. Не выходят розы - опять эдельвейсы вылезли. Крючок сверху, как у волхвов… Ага! И была в руке у ней скрюченная палка, и летела вслед за ней скрюченная галка… Отставить. Гром уже спит.
Когда хочется завыть, надобно либо накупить себе всего нелепого, либо поиграть, что я и делала в полном объёме. Потопала унтами, величественно воздела посох и удалилась в ночь.
Ночь была славной - избавила меня от необходимости возвращаться за фонарём. Луна - как белое солнце наших серых дней.
Бегать не буду - по болоту босиком прыгала как жаба… - не романтично. Я походила вокруг Резерва, проверяя, не следит ли кто за мной. Не было такого. Значимость свою я опять преувеличила. Тогда нырнула в эксперимент "Что, если?", как говорил мой незабвенный профессор.
Итак, я сижу в "Резерве". Где-то там - истинное зимовье. Загорись я желанием собирать уснею, в чём бы я была сейчас там ? - А в дублёнке с капюшоном, шерстяной шали и утеплённых лыжных штанах. В свитере и ушанке, как на фермы езжу в мороз.
Мантия послушно трансформировалась, и зимовье встало передо мной серой тенью - ни огонька. Избушка-избушка, повернись ко всем задом, а ко мне передом! Юстас со всеми своими икрами и бицепсами этой избушки боялся. А я? А мне надо было лезть на рожон, испытывая Судьбу: "Вот, дрянь, ты подсунула мне дурацкую любовь, окунула в дерьмо, а теперь что предложишь? Может, твоя кошёлка уже пуста и мне пора прощаться? Давай, дорогая, выворачивай ассортимент".
Я злобно пихнула незапертую дверь. Тьма кромешная. Затхлый запах застоявшейся с помётом воды, словно гнилая поилка. Звук… пришёл только за мной - шуршала снежная крупа, толкала меня в спину и посвистывал ветер. В доме тишина. "Там - смерть"… Хоть и зла я до чёртиков, но в каком облике эта смерть? Безумец с топором, медведь-шатун, чума-холера? Адреналин бил в поддых. Выключатель должен был находиться за дверью справа, как и в копии Греты, что изменила лишь внутренние помещения с учётом размеров Грома. Щелчок. Темно. Ясно, генератор молчит. А чего ты ждала, Гортензия? Чтобы этот, с топором, возился с генератором? Если бы был день, можно было бы что-нибудь рассмотреть, а так… фонарик нужен, на каске, как у шахтёров. Твори, ученица, авось что выйдет, сказала я себе и принялась творить.
Вышло совсем не то: ушанка моя снова превратилась в венок из эдельвейсов, дублёнка разлетелась горностаевой мантией, а цветы венка загорелись голубыми противотуманными фарами. Под мантию радостно впорхнули стаи снежной крупы и нежно прижались к моему голому телу… Бедная Снежная Королева! Хотя, может, под её мантией скрывались тёплые байковые панталоны?.. Мысли были совсем не о том. Боялись всё же мозги - не хотели думать про смерть, хотели про тело.
Ну-с, оставим тело с его горестями. Что нам покажут эти противотуманные букеты?
А ничего они не показали. Только пузырилась под их лучами толстая полупрозрачная плёнка, языком заползшая в прихожую и на пути заледеневшая. Лёд теперь плавился, шипел, и сохла плёнка, как медуза на горячем камне. Если это и была смерть, то теперь её как бы не стало. Мои цветочки расправились с ней довольно безжалостно. Вот, была жизнь - примитивная донельзя, а потому всесокрушающая - и не стало её. Вряд ли подобное действие одобрили бы наши экологи, требующие хранить любую жизнь. Я бы… тоже сначала подумала, да думать мне тогда не дали. Забавно. Мой продукт управлял моими действиями. Быть или не быть плёнке - решали эдельвейсы. Выходит, начав упражняться в магии, я встроилась в некую могучую систему, которая принялась меня контролировать. Поднадзорная Гортензия Коу: здесь убрать, там подстричь, здесь пообтесать.
Назад хода не было. Но я, например, могла не входить дальше, и эта жизнь сохранилась бы там, в глубине помещения. Пусть себе спит во льду, пока я покумекаю, откуда она и что в ней опасного.
А для того мне нужно было вернуться назад во времени. Положим, дорога могла занять у Юстаса месяц, учитывая современное состояние транспорта, но месяц назад он здесь был? Что здесь было месяц назад? Ещё не было зимы. Скажем, осень. И была бы я здесь в дождевике изумрудно-переливчатом, от кутюр, и в прозрачных фиолетовых сапогах, а под дождевиком в старом свитере и джинсах. Так. Волосы следовало упаковать в косынку. "Магия, ты меня поняла?" - спросила я с надеждой.
Поняла, благодетельница. В этом всём я теперь стояла под дождём у входа в зимовье. В окнах - снова темно. Спят - или..?
Повторный удар ногой по двери и бросок к выключателю. И снова не было света, и я снова - в мантии и венце; но синие лучи венца шарили по пустой передней. Пустой! Надо было идти дальше. Пахло пылью, и едва-едва пробивался запах стоялой воды.
Секции коридора с полупрозрачными дверями. Как и в Резерве, коридор окружал жилой блок по периметру. Узкие окна с тройными рамами дали бы мне слева свет луны - но венец не спрашивал, он истошно полыхал синим, и невостребованная луна исчезла в тёмных проёмах окон. Первые две комнаты справа - сушильни. Одна для одежды, другая для уснеи. Всё равно надо было проверить.
Горячими, бьющими прибоем крови пальцами я запахнула покрепче мантию (Зачем? - Да от страха!) и ворвалась в первую сушильню, как спецназовец в кино. И точно так же попала в объятия противника, завопила что-то несуразное, дралась, как кошка, царапалась своими короткими ветеринарными ногтями, вырывалась из объятий пустого мехового комбинезона - и поняла, что дальше так не пойдёт. Умру от страха или истеричного хохота, так и не удовлетворив своего любопытства и желания независимости. Я ведь, в конце концов, не детектив, и не намерена была подозревать Юстаса во лжи. Вот пусть он и расскажет свою суровую мужскую историю, а я, как нормальная баба, буду охать и всплёскивать руками без всяких там адреналиновых атак. В кресле у печки. Как Катарина у Шекспира: "Пока мы нежимся в постели".
Я лихорадочно выскочила из зимовья, поменяла наряд на зимний - и магия тотчас поставила меня под луной у дома. Я открыла дверь, желая немедленно, сейчас же, извлечь шерсть Юстаса из одеяла и призвать к ответу… Но я открыла дверь не Резерва, а зимовья: нет запаха жасмина, опять вонища. Промашка.
- Вот видишь, Гром, - прочирикали из темноты прихожей, - мы едва успели. А ты говорил.
- Преклоняюсь, - пробасил подлый ящер. - Всё-таки Особый Надзор - это квалификация.
- Что успели? - выдохнула я свой гнев. - Сокрыть следы?
- Обезопасить, - попытался успокоить меня Гром. - Ты же здешняя, тебе опасно.
- Что мне опасно?
- Сенная палочка штамма Z, - сказал за моей спиной Юстас.
Это называется "Не следят".
- Я что, простыня? - фыркнула я, с ужасом вспомнив толстую плёнку. - И потом, в отличие от тебя, я не стираю в чужих домах!
А он уже отвернулся от меня, спросил Грету:
- От них ничего не осталось?
- Осталась сантиметровая плёнка по всей станции. Хорошо, до леса не добралась. Ты молодец, загерметизировал. Почему не сжёг?
Что?! Незапертая дверь - это загерметизировал?!
Юстас пожал плечами:
- А если с дымом проскочит - и по ветру?
- Резонно.
Тут вмешался удивлённый Гром:
- Разве они интересуются чем-либо кроме людей?
- Они мутируют! - отрезала Грета. - Как принялись за людей, так могут и на живую древесину переключиться.
Кто из этих, разговорчивых, знал о моём прыжке во времени? Похоже, этот момент они упустили, как и предыдущий мой визит сюда ещё до стерилизации - и то, что нет нынче для Гортензии запертых замков… У нас с эдельвейсами теперь есть тайна. Это не повредит - не всё же им меня контролировать. Хорошо, что я так удивилась, что не успела сменить наряд и мои противотуманки не вгрызлись в надзирающих. Жалко было бы. Особенно Грома.
- Пошли домой! - дерзко сказала я. - Там сядем в кресла у горячего моими стараниями мартена и вы мне всё расскажете. Особенно Юстас. Грязными лапами я больше никого не хватаю, обещаю. Надеюсь, этого достаточно, чтобы меня посвятить?
- А пошли, - согласился Гром, и мы возникли прямо у печи. Я обнаружила на себе своё кимоно с драконами и закрученный венцом платочек на волосах. Позже его изучила: белый шёлк, тиснёный серебряными эдельвейсами.
Пока я готовилась потрошить волосатую обезьяну. Уже было открыла рот, встретила его взгляд - и застыла. Господи, ну сколько боли может поместиться в человеке? Даже если он - нелюдь? Если всё это выпотрошить, в моём мире не останется света. Схлопнется мир, несущий такую боль… Пусть говорит сам. Что скажет - то примем, а клещами тянуть нельзя. Это как водородную бомбу анатомировать. Увольте. Я и смотреть на него не буду, лучше чайник вскипячу и обслужу свою разномастную ячейку.
Ушки мои, естественно, повёрнуты назад. Драконы в стойке: тот, что на плече, только что не сваливается и лупает глазами.
Юстас говорил до утра. Прерывался на чай, иногда просто молчал - но, по требованию Греты, информацию излагал во всех подробностях. У меня страниц не хватит, так что изложу всё это вкратце.
Юстас строил зимовье по своему проекту и на свои деньги. Ему достало ума понять, что уснеи на весь мир не хватит, и он строил потайную фармакологическую лабораторию, где синтезировали искусственную уснею - набор действующих веществ в агаровой основе, имитирующей форму лишайника. Лаборатория помещалась под зимовьем и была строго законспирирована. Но и ревизоры приезжали свои, посвящённые в проблему. Не все же идиоты в этом мире.
А в последний раз приехал идиот. Заподозрил неладное, устроился жить на неделю и начал вести учёт товара - распоследних букетиков уснеи в этих лесах. Химики под видом сборщиков старались как могли, но никак не выходило набрать столько, сколько обычно сдавали на продажу. Ревизор хищно ждал, объясняя, что в лесу чище и он хочет отдохнуть от города. Пока все сотрудники были заняты обманом ревизора, некому было приглядеть за ним в быту. А он нарушил основное правило леса: привёз утилизатор и одноразовые простыни и тайно активировал бактерий. В комнате, вне специальной камеры, ублюдок! Чистоплюем был, знать…
Дни спустя ревизор стал заговариваться, бегать по зимовью и требовать свежего воздуха, а там собрал вещички и канул в лесу. Автомобиль бросил: он ядовитый!
Нашли туриста неделю спустя под буреломом - абсолютно голого и совершенно мёртвого. Похоронили, известили Управление и собрали его оставшиеся вещи. Тут-то и обнаружилась кассета с сенной палочкой, по которой безумец, вероятно, лупил топором: культура просочилась сквозь разбитые щели и растворила часть пола в его комнате.
Химики волновались за лес. Тогда ещё была не ясна связь палочки с безумием, так что убирали и стерилизовали полы в халатах, заляпанных реактивами из лаборатории. Несмотря на стерилизацию, что-то выжило и мутировало, уже существовавшая инвазивность палочки резко возросла, и зимовье начало умирать.
Юстас винил во всём себя. Ну и дурак. Он не микробиолог, и не он выводил этот жуткий штамм с кошмарно примитивной целью - заменить клозет.
Штамм стал новым. Какой такой Z? Раз биохимия иная - и имечко ему иное. Скажем, "Devol" - убирающий объём. Универсальный утилизатор. Сначала лезет в нервную систему, вызывает навязчивые идеи чистого воздуха, спустя сутки ведёт к безумию и страху, быстрой смерти, а спустя месяц съедает труп подчистую. Этому я свидетель.
Юстас там был. Его - не тронули.
- Почему тебя не тронули? - спросила я его тогда.
- Я иной, - съёжился он. - Я не смог сдержать охрану. Хотел - но не смог.
- Хотел? - возмутилась Грета. - Что доказала бы твоя смерть?
- Сняла бы вину.
- За десятерых? А как же Империя? Принцесса? Тебе не на пользу этот облик. Мы, конечно, всё тут простерилизовали, но твоя охрана…
- Моя, а не Ведьмы, - ответил Юстас. - Моя не стерилизует. Это вы - служители Ведьмы. Я - статья особая. Здесь моя охрана не агрессивна.
- Это я-то служитель Ведьмы? - рыкнул Гром. - Ты ослаб! Ты сам всё это натворил, чтобы сравняться с массами! Как можно! Немедленно верни облик!
Я сделала глубокий вдох: истинный облик любимой обезьяны может и убить ненароком…
Юстас повесил голову - я впервые видела эту позу, так часто фигурирующую в сказках: затылок виден. Отрадно. Лысины у моей пассии нет. Пока. В данном облике.
Грета вскочила с кресла, ткнула пальцем в грудь Юстаса и грозно пропищала:
- Нет! Неужели!! Ты тоже возрождался?! Ради… этой недоросли?
В голос зарыдала Петти. Похоже, появилась надежда на то, что Юстас ещё некоторое время потешит меня иллюзиями. Я слегка расслабилась. Юстас дёрнул щекой, положил руку мне на плечо и - не ответил Грете. Снова сердце моё закатилось в живот. Это что же? Выходит, я у него ныне опора? Затюкали молодца.
Как-то сразу Гром и Грета увели разговор от опасной темы, невзирая на хныканье Петти, и словно забыли о предшествующей сцене. Теперь встал вопрос о дальнейших действиях.
- Пора покидать Резерв, - объявила Грета. - Здесь процесс не остановить. Начальная мутация, приведшая к этому экологически направленному безумию, уже расползлась по всем материкам. Наша стерилизация зимовья человечество не спасёт. Не такие редкие тут у тебя реактивы, чтобы они не встретились с больным человеком ещё где-нибудь и не породили сходную мутацию. Это дело времени. Я не стервятник - любоваться агонией высшей жизни. Надежды спасти многоклеточных у меня нет. "Девол" съест всё.
- А если вернуться во времени и предотвратить саму идею использования сенной палочки? - заикнулась было я.
- Невозможно, - рыкнул Гром. - А если бы было возможно…
- Тогда бы пришлось предотвращать саму идею генной инженерии, - неожиданно обнаружила способность думать моя бывшая собака. - Когда уже возник аппарат, его обязательно применят в утилитарных целях. Сначала военных, а потом - гражданских.
Простыми словами, хищность разума нарастает в эволюции и он поедает сам себя. Мысли от натугу скушали друг другу… Как саблезубые тигры: зубы больше - охота лучше… и так далее, пока не перестал закрываться рот. А там - обычная схема: "Вот и стал таракан победителем, и полей и лесов повелителем".
Это всё промелькнуло вначале - пока я не поняла, что именно ждёт мою Землю. А когда поняла - меня словно оглушили. Я ходила и разглагольствовала в желе, сходном с атмосферой приснопамятной Станции. Там, где-то в тумане, Девол пожирал ядовитую Терезу, невезучего Джозефа, везучую Сусанну и моих озверелых быков. Я теряла и теряла их всех по одному - то профессора, то канареек и нового ассистента, то злобных старух Волчьего Яра и почтальона, фермерских жён с пивным румянцем и душку-гинеколога. Всех, что обрыдли мне так недавно, а теперь казались абсолютно неотъемлемой моей частью, но её отнимали и отнимали… Драконы моего кимоно свернулись эмбрионами.
Я ушла от всех и легла. Сил не было. Им этого не понять - даже Юстасу, что хотел уйти вместе со своими химиками, а подразумевал - со всем миром Земли… Кажется, я даже не закрыла глаза - так и смотрела в потолок, что стал вдруг подземным коридором, и мы бежали с Юстасом и Петти в поисках выхода, бежали в отвратительном сером свете мимо чёрных ниш. Я видела белый свет и вела их к выходу. Я лезла по железной винтовой лестнице к прямоугольнику света, к открытому люку. А когда я вылезла - некуда было идти. Серые люди кружили цепочкой вокруг люка. Они все смотрели вдаль и шли один за другим - всё новые и новые бесстрастные лица. Мы не были им нужны, они и не замечали нас. Но чтобы уйти, надо было пройти сквозь… Сквозь что? Они вымещали пространство. Вероятно, мы бы и не ощутили ничего, пройдя сквозь их тела, а может быть, встроились бы в цепочку, даже не заметив своей метаморфозы. Люк за спиной, толпа перед лицом. Страх за спиной, ужас впереди, и метр между ними - не шевельнуться.
Ты жива, Гортензия. Ты избежала унизительной и нелепой смерти - но перед тобой царство теней твоей расы. Только шаг - и бессмысленная смерть заберёт тебя из воя одиночества.
Ах, Юстас! Твоя десятка на мои миллиарды… Или моя десятка добавлена к миллиардам твоих, что теснили тебя раньше? Зачем бы вы иначе искали пути сохранения рас? Здесь вы баньши - всё, что можете, это плакать. И ваша Великая Ведьма надеялась на меня - не на человечество. На единицу, случайно выдернутую из большой выборки, несущую в себе как бы всё о людях… Тени бредут в никуда. Кругом, кругом. Вроде, им это несущественно. Но в круге - я! У меня нет выхода, пока они так бредут. Великой Ведьме нужно было человечество, которому она не дала ничего, кроме ожидания агонии? Ну так получи, старая карга! Будет тебе человечество, а заодно и коровки с собачками, и ёлки с берёзами. Безродная Коу - ничто без своей планеты.
Тельце моё не сдюжит. Мозг - сварится. Но моя Вселенная ещё и не такое вместит.
Медленно-медленно я развернула свой мир на пути безразличных призраков и всосала их в себя.
       ***

- Девка! - Меня трясли за плечи. - Девка! Ты живой?
Я лежала в своей постели на Станции, дорогая Грегарина истово лупила меня по мягким частям тела. На моём лбу беспомощно и жалобно позвякивал венец из эдельвейсов, тявкала и сипела Бела, а в ногах кровати стоял и томно поправлял кудри искренне тупой Охранник Юстас.
- Мадама и Змея потерялась, - безразлично бормотал он. - Девка один, можно продавать. За Лемуру можно выручить…
- Шиш с маслом! - взревела я, вскочив. - Это я тебя продам, если возьмут такого идиота!
- Рррячейка! - поддержала Бела. - Рршыы!
- Сплошная, - гордо перевела я. - Никому ни от кого не избавиться. А жаль.
Моё беспамятство что-то глубоко во мне повредило: я не помнила ничего, произошедшего после возврата в Резерв с помощью Грома. Вот вернулись, мигнуло - и я очутилась на Станции. Однако ячейка сплошная, что теперь казалось мне очевидным фактом.
- Мерингроса ушёл, - сказала мне Грегарина, - но как…
В комнату вбежал Грегуар и замер. Вместо него всё сообщил топот ног по коридору.
Ну, эдельвейсы! Вы как?
Потом я сообразила, что Мерингросы не угрожали моей жизни, и контакт с эдельвейсами у меня ещё не был отлажен, а тогда с ужасом обнаружила, что эдельвейсы моего венца - просто украшение на волосах вожделенной самки, и спустя минуту уже билась в лапах мерцающего ящера. Грегарину поглотили объятия другого, чьи искусственные зубы сияли зелёным из полутёмного угла. Юстас хладнокровно скрутил несчастную Белу.
- Мой! - пояснил он. - Сколько?
Грегуар отчаянно бился с тремя ящерами и кричал о собственности Господина Небес, но силы были неравны, и он вскоре затих под ногами зеленозубого.
Ах так? Ну несите! Я повисла на своём ящере якобы в обмороке. Умница Грегарина тотчас охнула и последовала моему примеру. К моему глубокому удивлению, что-то вроде мысли мелькнуло в глазах Юстаса. Он поправил тючок с Белой, взял подмышку окровавленного Грегуара и пристроился сбоку от моего новообретённого супруга.
Весёлые вопли неслись от ресторана: Мерингросы не мелочились. Жёны хорошо, но и собственность тоже неплохо - бедный Грегуар ныне терял всё. Забавно, что я досталась не главному: именно зеленозубый командовал захватом. То ли повариха Грегарина дороже поддельной рабыни, то ли Грегарина красивее меня. Интересно.
Мой ящер любовно похлопывал меня по попе, и только тайная надежда на то, что появившаяся идея сработает, заставляла меня терпеть этот разнузданный хандлинг. Хотелось кусаться.
Ящеры были уже у выхода. Естественно, заднего: зачем подельникам любоваться их добычей? Ещё позавидуют. Моё время приближалось. Я сменила восприятие среды: теперь ящеры шли к крапивным кустам у бетонной ограды. Юстас тащился плечо в плечо с моим нынешним супругом, и тот злобно косился на наглого Охранника. Ещё шаг…
- Падай! - шепнула я Юстасу. Какой же он дурак? Упал! Прямо на Белу. Крапива превратилась в розы, точь-в-точь как у Греты. Я сконцентрировалась, собрала в ячейку всех, похожих на людей и собаку. Юстас тем временем уже прополз между розами и я сумела перелить ячейку на него.
Бедные Мерингросы! Каково им? Ну а мы стояли в крапиве моего земного двора, сияли эдельвейсы венка, и в объятиях Юстаса шевелился Грегуар. Хлопала в ладоши Грегарина… Расплывались их тела, и удивительно безобразное полупрозрачное существо ползло к такому же. Зубы, вроде, не сияли, хоть и стоял поздний вечер. Наверное, это всё же Грегарина. Не могла же я прихватить Мерингросов? Вот и закончен урок Станции: даже мои любимцы явились мне ящерами. Где? - Да у меня дома! Скорпионья Луна смеётся.
Тут Бела укусила Юстаса за запястье и удовлетворённо засипела.
- Обидно! - сказала я. - Как его звали? Побыла замужем всего ничего и даже не знаю своего нового имени.
Грегарина доползла до мужа и захлюпала: видимо, Грегуар ранен тяжело. Это резко усложняло дело. Когда тебя несёт замуж ящер, как-то трудно учесть все нюансы, и лишь теперь я сообразила, что ящеры, вообще-то, живут совсем в другом мире и их охраняет только ячейка, а в моём доме ныне проживает ассистент, который может не понять своего шефа, если дом заполонят говорящие мерцающие животные.
- Проверь дом, Юстас! - попросила я. - Может быть, этот юнец ведёт развратный образ жизни и не ночует дома?
Юстас поднял брови и скрестил руки. Вот тогда я, наконец, повернулась к дому.
Не было его! Бетонная ограда длилась и длилась, огораживая что-то от чего-то: в сумерках не видно. В видимой части до горизонта тянулся изрядно вытоптанный луг. Господи! Я промахнулась!
- Думай, Веничек, - сказал Юстас. - Ищи, где напортачила.
- Но он умрёт! - взвизгнула Грегарина. - Здесь, на Черном Склоне, он умрёт.
На Чёрном Склоне? Ах да! Она видела у нас так, как я на Станции: замещала образы. Обстоятельства вынуждали меня не думать, а прыгать, согласно главному убеждению приматов.
- Пошли заново, - потребовала я. - Некогда.
Куда? - Да к Мадаме. Раненый ящер - не моя компетенция.
Розовые кусты воздвиглись сами, будто подстерегали оказию. Будто изгоняли нас отсюда, с этого непонятного полигона. Ну и хорошо. Надо было идти.
Снег и ели. Снег и ели. Хмурый Юстас тащил Грегуара. По голове мазали мягкие плети… Уснея?! Здесь, у Резерва, где её не сыщешь днём с огнём?
Юстас остановился.
- Хватит, - сказал он. - Ели те же, стоят так же, а Резерва нет. И уснея - куда ни плюнь. Мы в иной реальности. С таким иногда работала Адель, но не я. Мне Резерв доступен только через истинную реальность.
Истинную? А что это такое? Эта уснея что, не реальна? Да Юстас страдает эгоцентризмом! Здесь его истина - не истина для уснеи. Кто такая Адель?..
Я встряхнула головой. Мысли мечутся. К делу.
- Занимайся ящерами, - велела я и погрузилась в себя. Итак, розовые кусты теперь не помощники. Я протянула руку ко лбу - поправить венок, и вдруг рухнула в чёрный коридор вихря. Что-то похожее уже было, только коридор тогда был чуть серее и с плоским полом, с такими же нишами. И я тогда бежала в поисках света… Я побежала в крутящейся мгле, что уводила и уводила мои ноги вправо, вошла в ритм, занося правую ногу влево для устойчивости, и вдруг вихрь словно заледенел, я выбежала на стену и рухнула на пол. Коридор изменился: теперь бывшие серые ниши усеивали его стены равномерными бородавками. Медленно приближалось слабое пятно света.
Так вот. И бежать не нужно - само сладится. Маленькая тирина подошла ко мне вместе со светом.
- Что нужно тебе в Проходе? - пропела она. - Здесь не место юным. Вот я уйду - и станет совсем темно.
Почему-то я разозлилась, и тотчас мои противотуманки вспомнили свою задачу, застреляли синими лучами, пронизали щуплую фигурку. Я вздрогнула. Но тирине свет не повредил. Она нахмурилась и отодвинула лучи.
- Ты сама вошла! - сердито сказала она. - Ты создала новый вход! Сумеешь ли вернуться?
А вот и сумею. Потому что не ёлки мне нужны, и не дом мой бывший, а Грета с Громом: персоны.
Некогда. Я отвернулась от тирины, собрала ячейку и потянула её в Проход. Грета, Грета! Где ты, наказание господне? Что-то заскучала я без цепей и крапивы.
Ячейка в Проходе - словно яблоко. Выемка для чашечки и выемка для плодоножки. Я раздула своё яблоко почти до диаметра трубы и покатила его вперёд. Яблоко подпрыгивало на бородавках ниш. Ну же! Ячейка должна быть шаром.
Раздалось короткое хихиканье сзади, и свет тирины исчез.
- Эделвайс, эделвайс! О, вас золль эс бедойтен! - завопила я, катя ячейку. Синие лучи венца проложили рельсовую дорогу, и ячейка перестала вращаться, разогналась и ударилась. Приехали.
Медленно заплыли ямки яблока, высосали из стены Прохода бородавки двух ниш, ячейка задрожала и выскользнула из трубы…
Ага. Мы расслабленно сидели у моей незабываемой печки, я даже тыкала в неё кочергой, пытаясь разбить головню, а на ковре стонал полупрозрачный Грегуар.
Одна мысль теперь царила в моей опустевшей голове: что я, покуда экзотично выходила замуж, ещё и печку заново раскочегарила!
Грета ползала вокруг Грегуара, зато Гром положил голову мне на колени и распутно подмигнул. Нынче я имею великий успех у ящеров.
Ах ты Господи! Крошка Петти возбудилась от приключений и снова поливала слезами свой медальон. Надо срочно искать д;бра гномика, чтоб её поцеловать… Спать хочется.

- Юстасина! Помоги! - воззвала ко мне Грегарина, окончательно уничтожив мою высшую нервную деятельность. Я спросонья привстала, уронила голову Грома, и он жалобно взвыл.
Юстас подмигнул мне и загоготал. Животное!
- Где я теперь возьму Охранника? - растерянно спросила Грета у Юстаса. - Ты же дисквалифицирован! А Грегуара надо вернуть на Станцию!
Как где? А Грегарина в ячейке? Отличный кандидат в Охранники, да и красть не станут. Но эту идею я попридержу - вдруг Грета чего нового выдумает… Ребята! Надо же! Я уже не Девка. Я честно украдена дисквалифицированным Юстасом. Так-то.
- Желаю греметь цепями! - нашлась я. - Где мой восхитительно серый свадебный наряд?
- Поехали, - оборвала меня Грета. - Сначала обычаи выучи. Какая цепь, коли ты девственна? Иди-ка лучше в ячейку. Поможешь мне со сменой пола у Грегарины. Правильно придумала. Могла бы и рассказать.
"Эдел-вайс, - сказала я себе. - За ним то, что тебе, Грета, не всеведать. За ним - мои прыжки во времени и сквозь реальности". Смена пола, говорите? Икры и бицепсы? Кудри? - Это можно. Имя, говорите? - Гурген. Хорошее имя, она не спутает. И ещё одно: мозги я ей сохраню. Хватит с меня убогого Юстаса.

Грета одобрительно похлопала меня по руке.
- Знаешь ли ты, что перенастроила ячейку в конкретной зоне? - прощебетала она. - Смена пола - тяжелейшая задача. Да ещё для одной персоны, выборочно…
Ха! Знаю ли я? А как я вылезла в Резерв из Прохода? Забавно, что мои "соячейники" ничего такого не испытали. Они вошли во тьму - и вышли в Резерв. Так Юстас сказал. Я, стало быть, рулила в том смерче одна-одинёшенька. С эдельвейсами, о чём не забываю. "Конкретные зоны" тоже были - ямки моего яблока, рецепторы на Грету и Грома. На той основе и перекраивали мы с эдельвейсами гнездо Грегарины для создания Гургена.
Я было оглянулась на Юстаса - получить подкрепление в виде похвалы и завилять супружеским хвостом, но его нигде не было видно. Домик у Греты - тот, что база на Станции, а не гостиница Грегуара - что твой замок, и задача искать благоверного казалась невыполнимой.
- А где Юстас? - с наигранной рассеянностью спросила я, наблюдая, как Гурген (в моём зрении щупленький ящер Грегарина) тащит здоровенного ящера Грегуара словно малого дитятку.
Грета не услышала. Она раздавала приказы толпе мерцающих монахов или монахинь - тут мои ветеринарные познания не помогали. Все суетились, поднимали мосты, запирали ворота (то есть гоняли клубы тумана и заращивали пемзой дырки в скале), несли розетки с зелёными и голубыми испарениями и выливали их на глыбу Грегуара. Не до меня.
От нечего делать я стала рассматривать окружение и чуть не села, разобрав сквозь привычный туман группу в непосредственной близости от Греты. Я-то гордилась Гургеном! Я считала, что переплюнула свою фею, и она меня в этом поддерживала! Теперь я видела, что сотворила Грета с ячейкой, пока я колдовала над Грегариной: Гром и Петти стояли во фрунт рядом с Гретой; сквозь тень хвоста Грома суетливо пробегали монахи и спрашивали у них совета. У Змея с Лемуром? Нет же! Здесь таким появляться заказано: истинные Лемур и Змей сидят здесь где-нибудь за пемзовой дверью и знать не знают о двойниках. Монахи советовались с Охранниками! Грета обошла правило подобия и слепила из наших зверюшек ящеров! Гром самодовольно потрясал мышцами, а Петти прихорашивалась перед крошечным зеркальцем с ручкой, мизинцем (!!!) приподняв забрало. Естественно, Гром был в необъятных шароварах и егерской шляпе с полосатым пером, а Петти в полном латном прикиде - только что без пики, но с зеркальцем.
Тогда я, наконец, осмотрела себя. Лучше бы не надо. Снова этот кокон! Опять рабыня Господина Небес с лысым черепом.
Я толкнула Грету.
- Меня снова украдут, - мрачно сказала я. - Скажем, Гром. Или Петти. И буду я Громина, и нарожаю много лысых дракончиков, пока Гром не обретёт разум. О Петти не говорю. Это совсем неприлично.
- Ах да! - всполошилась Грета. - Срочно в камеру! - замахала она Грому и Петти, и они понесли меня как бревно, зажав подмышкой в двух сопротивляющихся местах, где росли мои бедные конечности. Понесли в камеру под бравые крики монахов: "Девка! Девка!".
Где Юстас? Почему я Девка? Он что, уже в расчёт не идёт?
Сбоку образовалась Грета и приникла к моему обнажённому уху.
- Тихо, - сказала она. - Верь мне, так лучше. Не пугай народ. Держи одежду. Грегуар очень плох.
И я заткнула свой рот, что уже приготовился к бою, и покорно поехала в объятьях моей собаки и моего попугая, ожидая, что двери они будут открывать моей же головой… Двери открывали монахи и радостно шептали: "Девка!".
Девка устроилась в камере с удобствами. Без окон, зато с тремя дверьми мал мала меньше, под охраной монахов и своих домашних животных, в койке под балдахином и с розетками живительной газообразной пищи. Клозет? Пардон, параша? - Ночной горшок из пемзы с объёмными розами по краю. Не из него ли Грета извлекала те памятные оладьи? Зло брало… но Грегуару совсем плохо. И ещё одно: пемза не фарфор, хотя венец из роз на заду - татуировка изящная….
И потекли дни. Я исчезла из мира столь основательно, что никто ко мне не заходил. Параша и розетки ставились на половик у предполагаемой двери, напрочь заросшей пемзой, та как-то похрюкивала и в мгновение ока заменяла предметы на годные к употреблению. Чужой разум не замутнял мои высокие мысли потоками слов. Я заплетала косички из бахромы балдахина, беседовала с ночной вазой и терпела. В конце концов, это не Тибет - меня не запечатали в каменной нише, а устроили в уютном жилище. Следует переродиться, как того требует момент. Лежать, думать, сохранять видимость девки… Иногда гасили свет - значит, ночь. Где Юстас? Как дела у Грегуара? Как дела у Гортензии?
Ответ был только на последний вопрос: хреновые дела. То ли обманули, то ли забыли, то ли всё - глюки.
Однажды включился свет - но мои отходы не исчезли и нового не появилось. Момент истины. Теперь будем умирать от голода, сидя на переполненном горшке… Немного спустя выключился и свет.
И тогда я наплевала на состояние здоровья Грегуара - если он ещё жив, то выживет - и вернула облик. Свет? Вот тебе свет, Гортензия: синий свет эдельвейсов. Еда? А не ты ли колдовала из газа? Ужели тут нет более надёжной материи? И горшок опорожним…
По инерции сделала оладьи. Добавить пришлось всего ничего: пару косичек с моего балдахина. Грета, помните, была в более выигрышном положении: у неё были шпроты.
Давясь, поела и запила чаем. Кто мне докажет, что всё это не затмение моей скорпионьей Луны? Хватит! Пора уходить. Ячейка обойдётся. Если ей станет одиноко, пусть навестит пустую камеру. Гортензия уходит по месту последнего произрастания: лечить быков.
Из тихой злобы я вырастила розовые кусты в непосредственной близости от двери - уходить как все люди: через дверь, а не возгоняться подобно демону. Подобрала мантию и шагнула туда, где окажусь в джинсах и свитере, как бы прогуливая Белу-Петти. Нет её. Она гремит поножами и наручами там, за пемзовыми натёками.
Зря я это. Побочная мысль. Но шаг уже сделан… чтобы успеть заметить сосредоточенное личико тирина и нацеленный в меня трезубец, что через три секунды исторг из всех трёх зубьев потоки сияющих шариков. Венец ответил раньше, чем я вздрогнула, и шарики расцвели алыми цветами в потоке синих лучей. Светлые глаза тирина заняли почти всё лицо, он видимо удивился, но вновь посыпал свои шарики в меня. Я не успела остановить охрану: на сей раз эдельвейсы ударили дальше, тирин испарился почти мгновенно.
А я, недоумевающая и сожалеющая, с неприятным сосущим чувством в желудке, осталась стоять столбом посреди чиста поля между двумя рядами окопов, что поливали друг друга пологими очередями шариков. Где должна была материализоваться Гортензия, не будучи феей, но лишь ученицей? Естественно, на линии фронта. И со своей не знающей сомнений охраной эта Метёлка могла снести обе воюющие стороны, потому что они стреляли друг в друга сквозь пришелицу.
- Дай кокон, что ли! Верни в тюрьму, - взмолилась я. - Не наша это война. Спрячь, а не отбивайся.
- Получи! - словно ответили эдельвейсы и выбросили меня в Проход. Одну. Без ячейки. Такое было? Да. Было.
Теперь смерч не вращался: он окаменел, но в этот жуткий коридор дул ледяной ветер, и уже через минуту я ничего не видела от выступивших и замёрзших слёз. Я шагала босой по трещащему от мороза камню, кутаясь в горностай мантии, и искала объятий одной конкретной земной персоны: моего ассистента Люсьена. Похоже, Земля стала от меня прятаться, и лишь люди могли послужить её маркерами.
Ветер задрал рукава, мои руки уже были обморожены, кололо кончики пальцев, мозг застыл в апофеозе желания. Ошибок не повторяем: только Люсьен царил в моём замороженном мозгу.
Что-то ударилось мне в грудь, прижав ледяной мех, кто-то теребил меня и бил по лицу… Я провалилась в озноб.
Очнулась в своей родной кровати с забинтованными руками, и сквозь щелки измученных глаз разглядела Люсьена. Есть! Попала.
Улыбнулась, терзая кожу натянутых опухших щёк, он ответил, нагнулся и спросил.
- Ты кто?
А! Ну да! Обмороженная, я не весьма похожа на свою фотографию, что ассистент получил при трудоустройстве.
- Гортензия Коу, - просипела я. - Шеф.
Он удивился.
- У меня нет подшефных.
- Я - твой, - снова попробовала я.
Он прыснул, а я снова впала в ступор.

Этот Люсьен был хозяином практики. Он не знал ни меня, ни Юстаса, а практику получил после смерти своего отца. Теперь он мило беседовал со мной и ждал, когда можно вызвать психиатров: это было написано на его прилизанной чёлке. Иногда он подумывал о бригаде самообороны, особенно в тот момент, когда я спросила про канареек и Джозефа. Потому что и канарейки были, и Джозеф с быками имелся, и быки сатанели, как и у меня. А меня - не было! Я явилась только что, приползла тёплым вечером вся покрытая льдом и обмороженная на его заднее крыльцо, и теперь претендую на его имущество. На его зелёное полосатое полотенце и продавленную софу! На его друга Джозефа и личную стаю канареек…
Он уже почти решился начать действовать, когда положение спас мой вечный Джозеф - он заехал вечерком с упаковкой пива. Стоп! "Слёзы мадонны". Это что за марка такая? И что за мода - являться в гости в шароварах с разноцветными коровками по жёлтому фону? Он смахивал на Охранника Станции.
Джозеф, добрая душа, хоть и не поверил моему рассказу, но пожалел.
- Смотри, какая девочка, - шёпотом сказал он Люсьену. - Выздоровеет - залюбуешься. Будет с кем на посиделках целоваться.
Целоваться на посиделках - это как? На колени, что ли, забираться к объекту целования? Что-то новое.
- Ты погоди горячку пороть, - продолжал шептать Джозеф. - Её одеть в платьице вместо этой арестантской робы…
Люсьен вздрогнул.
- Это не арестантская! - зашептал он. - Это роба психиатрички в Эй. Там политические.
Всё, Гортензия. Как раз в этот "Эй" (Альфу по нашему) тебе и необходимо. Делай ноги.
Я уже напряглась было, но зазвонил телефон и сбил настройку.
Телефон звонил в тот вечер без перерывов. Сначала - с фермы Джозефа, после со всех ферм шли сообщения о массовой гибели скота. Не до меня. Они уехали, бросив меня одну в доме, несмотря на опасность "политической" гостьи. Это что такое - политические? Это значит психушка для детей политиков? Чёрт с ними. Это не главное.
Оставшись одна, я доковыляла несчастными ногами до флигеля, открыла его спрятанным за кирпичом (как у меня) ключом и погрузилась в бумаги.
Он прав. Он - хозяин. Меня не было. Никогда.
Их реклама: куча патентованных средств от Алльгемайне. Тут наша старушка жива. Комбикорма нового поколения: "Добавка сенной палочки штамма Z улучшит пищеварение крупного рогатого скота и удвоит продуктивность!".
Чёрт! Есть ли у него мобильник? Я лихорадочно набрала номер. Есть! Отозвался.
- Жгите! - орала я в трубку. - Вводите жёсткий карантин, извещайте службы, зовите войска!
- Истеричка, - хладнокровно ответил он. - Передохли только бесноватые. Как ты узнала номер моего мобильника?
- Потому что он - мой! - рявкнула я. - Штамм Z мутировал, стал патогенным. Сначала звери бесятся, потом умирают, потом штамм съест труп. Прими меры.
- С чего бы он? - флегматично протянул Люсьен. Ох, далеко, а то убила бы!
- Анализы крови брали недавно?
Он заинтересовался.
- Ну?
- В полевой лаборатории?
- Да.
- Следы ЭДТА, бихромата калия и красной кровяной соли. Все дела. У нас он мутировал в людях, понял? А у вас нет бзика убегать в леса с кличем "Там чище!"?
- Сам люблю, - признался он. - Но чтобы ещё кто - не слышал.
- Тогда действуй как я сказала и извести верха.
- Угу.
Гудки в трубке. А я расслаблена, словно и нет проблемы - последние силы спустила в этих криках. Упала на кушетку и задремала.
Спустя час меня забрали в психушку. В Эй. Теперь я не сопротивлялась. Может, дети политиков помогут достучаться до верхов? Может, не все они там чокнутые?

       ***

Стройная как кузнечик седовласая дама стояла над постелью беспамятной Гортензии.
- Да-да, - говорила она врачам. - Вряд ли стоит ждать. У нас есть свои средства воздействия. Грузите её в вертолёт. Сопровождения не надо.
Главный врач заискивающе бежал за её плечом вслед за каталкой с больной.
- Мы вывозили её в сад. Там чище, - ворковал он. - Но после этого исчезновения… я не беру на себя смелость… Хотели взять анализ крови…
Дама резко остановилась.
- Зачем? - спросила она.
- Ну, мы раз в месяц берём… - засмущался врач.
- Перед тем не кормили. Ясно, - фыркнула дама. - Разберёмся.
- Этот её бред иногда таким правдоподобным кажется, что пугает, - рискнул врач. - Её медсестра уволилась. Видимо, решила пожить в лесах, отдохнуть. Там, знаете ли, чище. Персонал так и бежит…
- Хорошо, - кивнула дама. - Это мы учтём. Для того и существует секретная служба. Неудачно вышло, но надо же ведьме где-то отдохнуть?
Вертолёт взлетел и исчез над лесом.
Главный врач пожал плечами.
- Иногда кажется, что все в этих органах ку-ку, - сказал он охраннику. Тот кивнул и впился зубами в бутерброд.
- Солонинка? - спросил врач. - Люблю солонинку. Она такая нежная на этих их новых кормах…
       ***

- Ты не нашла ничего лучшего, чем отправить меня в психушку, да ещё в иной реальности? - едко спросила я.
Льщу себя надеждой, что мне удалось напугать Грету своим исчезновением. Во всяком случае, она начала отвечать на вопросы.
Меня привели в порядок монахи, изгоняя "радость", принудительно вколотую в Эй, своими цветными газами. Раз Грета не препятствовала, значит лечение выбрано верно. В момент разговора я лежала в пемзовой ямке, погружённая в алый дымок и голая, как Гектор. Монахи казались совершенно равнодушными к моим прелестям. Ну да. Собственность Господина Небес.
- В момент вероятного нападения Мерингросов ты мне мешала, - обворожительно сказала гадость старая дама. - Психиатрический санаторий великолепно ухаживает за пациентами, и тебе ничто не грозило.
- Кроме анализа крови с возможностью заполучить Девола.
- Ну да, ну да. Этого я не учла. Зато защита сработала.
- А зачем наводить тень на плетень? - продолжала допрашивать я. - Почему я видела себя в твоей тюрьме, а не в светлой жизнерадостной палате психушки?
Она фыркнула.
- В тюрьме? Ты первые дни жила в гостевых покоях со всеми удобствами. Спрашивай свой мозг, что он наконструировал.
Ага. Совсем здорово. Простое насильственное внесение моего тела в гостевые покои обернуло их в камеру. Как можно жить с такими мозгами?
- Я думаю, - сказала я, - что зря ты меня из психушки вытащила. Мне там самое место. Я - истинный пациент. А если серьёзно подумать - то и все мы, с тобой во главе.
Грета покивала.
- Нестандарт. Это верно. Иногда такие благоденствуют, гораздо чаще мрут. Они стандарту не выгодны.
Тут цвет газа в моей лохани заменили на канареечно-жёлтый.
- А если бы меня занесло в другие места? - сурово спросила я. - Где бы ты меня искала?
Грета сморщилась, отряхнула ручки и ответила ровным голосом.
- Я бы тебя не нашла.
- И без эмоций? Неужели я для тебя так невесома?
Грета похлопала меня по голому плечу с неприличным ярким звуком - словно по заднице. Газ, что ли, резонирует?
- Если бы не вернулась - то да. Но ты же вернулась!
Великолепно. Если бы Джозеф с Люсьеном не вызвали врачей, я бы завязла там у них - целоваться на посиделках. Либо, учитывая "радость", с любовью используемую в психушке, шагнула бы прямиком на пустынный луг или линию фронта добрых гномиков… Грета меня потребляет. Берёт к сердцу постольку, поскольку я ей гожусь. Придётся иметь в виду и соответствовать. Куда там крапива! Тут розги, солью вымоченные.
Гром поддёрнул шаровары и прокаркал:
- Птичка ты наша! Да как нам без тебя?
"Как бы не украл!" - заползла суетная мысль, а обида растаяла.
- Мы тебя искали, - поддержала Петти. - Но мне не хватает обучения, и Мерингросы напали.
Ах напали всё же?
- И как вы?
- Отбились, - махнула рукой Грета. - Так что там об иной реальности?
Она не увидела разницы?!
- На месте прежней - пустой луг. А здесь всё сдвинуто.
- Что сдвинуто? - насупилась Грета. - Они уже бегут в леса. Это - сдвинуто? Если исход один, то всё остальное - игры вероятности. Как с Юстасом в первые дни. Разница в мелочах.
Мелочь - это моё и Юстасово неприсутствие в составе населения изначально и навсегда?
Подошедший монах плеснул ядовито-розового, и я уплыла в сон. Сон сном, а мозги крутили событие с адским рвением, тасовали и мелочились.
В какой-то момент я захохотала, вспомнив образ своего камерного собеседника. Главврач, что принимал мои откровения, в виде ночной вазы с розочками. Узнал бы - век от комплекса неполноценности не избавился.
А потом я вдруг решилась и ушла в Проход.
Проход во сне. Всегда бы так: полупрозрачный нефрит тоннеля, бегущие светлые искры, отражения плывут, сталкиваются, сливаются. Где она, тирина, страж Прохода? Свет здесь не помощник. Надо кричать "Ау!".
Кричи не кричи. Я уже охрипла во сне, если такое бывает, уселась на пол и попыталась вернуться в тело. Отражения заплясали и стиснули меня со всех сторон. Теперь не было Прохода - была комната смеха, вовсе не нуждающаяся во мне. Она сама отражала что-то, кривлялась и изгибала худые или толстые телеса, а потом принялась играть: фигура вытягивалась из своего зеркала, стукала соседку по руке и издевательски пела "Ау!". Так, одно за другим, разными голосами, они сочиняли целые речитативы и всё хлопали и хлопали соседей. Волна бежала, словно падали костяшки домино в замысловатой картине. У меня начинала кружиться голова. Самым отвратительным было то, что все они были мной и все были полны энтузиазма продолжать это коловращение. Зеркала сходились где-то наверху, я словно попала в зеркальную часовню… в кристалл.
Заломило виски. Я рухнула на колени только для того, чтобы не упасть, - изображения остались стоять. Толстая, кривая, худая, сидящая… и вот этот монстр - он тоже я, потому что я - в каждом зеркале.
"Помоги себе сам", Гортензия. Выгони из зеркала хоть одно изображение, и волна упрётся в ничто. В зеро. Стань нулём и отразись.
Я встала и упёрлась лбом в зеркало с тем монстром. Меня тут нет. Здесь пусто, глупое стекло. Здесь нет Гортензии Коу, нет её тела. Она всё видит откуда-то извне и никак не может отражаться в гранях кристалла, понятно? Потому что начавшийся процесс самовозбуждения разнесёт этот несчастный кристалл вдребезги, и не останется ведьмы ни в Империи, ни на Земле - нигде.
Не может отражаться? - Может! Потому что я оказалась в этом чёртовом зеркале и видела бегущую ко мне волну "Ау!". Вот и меня хлопнули по руке. Я уже было собралась повторить жест - и поймала себя на этом. Боже мой! Элементарное внушение, навязывание ритма, и ты уже готова слиться!
Я скрестила руки на груди и сказала: "Ша, Гортензия! Тебя здесь нет!". Зеркала затуманились, опустели и исчезли. В каменном жерле взвыл и посыпал острым инеем знакомый ветер. Снова замерзать?
Я поправила мантию, зажав полы ногами, и сообщила ветру:
- Я свободна. Нет и не может быть тюрьмы для ведьмы. Разве что санаторий? Хочешь сдуть - действуй. - И воспарила над полом.
Вот и ладушки. Ветер затих, потеплело, и пупырчатая труба явила себя во всей своей умопомрачительной протяжённости. Рядом со мной стояла давешняя тирина и освещала собой стены.
- Что я нарушила? - спросила я её. - Почему мне здесь так трудно, почему меня выталкивает Проход? Для Греты же он всегда одинаков?
- Нарушила? - Ничуть, - улыбнулась тирина. - Ты пошла на изменение реальности, а Грета использует мои, наличные - вот и вся разница. Разве легки непроторённые другим пути?
- Я изменила реальность? - удивилась я и вдруг вспомнила всё то, что запечаталось моей памятью: то переселение Земли ради сохранения… людей? Нет. Всей жизни.
- Ты опустошила реальность, в которой жила. Она угасает, и не дай Бог тебе туда соваться. Там ещё есть люди, что не мыслят себя живыми. Там - опасно. А новую, что ты создала, снова атакует Девол, теперь через домашних животных. Ты изменила реальность, но не исправила положения.
- Нужно брать глубже? До начала генной инженерии?
Тирина покачала головой.
- Прошлого тебе не изменить - не Бог. Ты видела прошлое… одно из них. И никогда не узнаешь, из твоей ли реальности оно было. Впрочем, и то, что я назвала "Изменение реальности" - это не её создание, а твоя способность выхватить из всей их совокупности подходящую и повысить её вероятность. Ограничение то же: ты не Бог. Но ты уводишь за собой в новую реальность всю Империю Касания. Вот это - ответственность.
- То есть Земли мне не спасти?
Она улыбнулась.
- Один шанс всегда есть. Решение целого ради частности… забавная мотивация. Решишь проблему Империи - тогда и подумаешь. Карты в руках у тебя. Да! За Изменение платят. Дорого!
И я проснулась вся в поту и без малейшего намёка на решение. Однако кое-что узнала - и то хорошо.

       ***

- Юстаса нет, - объявила Петти. - Его тут просто не может быть. Он исчерпался у Грегуара, и теперь на Станции Юстаса нет. А тебе что, мало Охранников?
Даже сквозь наведённую тупость её глаза нехорошо блеснули.
Возрастающая злость Петти меня озадачивала. Но теперь главное не это. Что значит - нет? Совсем?
- Нет, - подтвердила Грета. - Знаешь такое: "Если, если, если А, то Б" и так далее? В формуле этого места его не может быть.
Ну так меняйте место, чёрт побери! Я помыслить себя не могу без этой обезьяны! Мне что, играть с реальностями, чтобы вытянуть его обратно?
- "А" - сказала Грета, - это твоё созревание, а "Б" - его исчезновение. Процесс необратимый. Юстаса нет в этом месте, потому что ты здесь есть, и не будет нигде, куда бы ты ни переместилась. Прошла смена реальности. Земля уже тоже его не помнит.
Магия! Ты - насилие. Ты забиваешь в свои рамки кувалдой. Я сменила судьбу Земли, походя уничтожив Юстаса. Благодарное человечество отправило меня в психушку, там и чуть позже я повысила квалификацию и стёрла Юстаса из всех доступных мне мест. Кому я заплатила? Тирине?
Юстаса нет и не будет. Пустое тело. Пузырёк, что просто схлопнулся. Нет даже места, где мы встретились: там пустой луг и бетонный забор.
Я села посреди двора и отказалась оттуда уходить. Я буду сидеть там до скончания века, и пусть идут к чёрту все их задачи по сохранению разума. Если разум таков, что может убить самое дорогое, пусть вымирает. Я не пойду искать Юстаса в Проход - я им верю. А ежели я в Проходе приобрету ещё какой-нибудь опыт, глядишь, всех сотру в пыль. И буду парить одна во Вселенной, последовательно поедая Галактики. И когда Бог спросит меня, что я такое, я отвечу ему: "Девол".
Ко мне пришли Грегуар и Грегарина. Почему-то снова в человеческом облике. Пришли и сели рядом. Фиолетовая скала разгоралась - подступала ночь на Станции.
На рассвете, когда посерела скала, нас скрутили монахи.

       ***

Мы стояли над обрывом, трое людей - я, Грегуар и Грегарина.
- Не бойся, девка, - прошептал Грегуар. - Господина Небес добрая, ты ничего не почувствуешь.
Совсем не было тумана, горы вставали впереди буграми до горизонта. Позади нас полукругом стояли монахи, пестрел кокон Греты и переминались с ноги на ногу Охранники. Глаза Петти были бессмысленны, а Гром стоял с повязкой на глазах, что для дракона означает полную потерю разума.
Грета! Неужели всё, что предшествовало этому дню, затевалось ради жертвоприношения?
- Не пытайся уйти! - крикнула она. - Тебя опоили. Уйдёшь в безумие.
Монахи зароптали и придвинулись. Тогда Грета спустила змею и лемура.
Вот они зачем. Казнить. Они ползут к нам со скоростью улитки, переливаются и исчезают детали огромных тел. Ползут сталкивать нас в пропасть.
- Прыгай, девка! - кричит Грегарина. - Господина Небес лучше!
Я тупо смотрю, как они берутся за руки. Прыгают. Лемур уже рядом - и ладно. Уйду не прощаясь, как Юстас. Ну, обезьяна, где твоя рука?
Камни ссыпаются в пропасть и я обрушиваюсь вслед за ними. Интересно, вернётся ли прежний мир после моей смерти?
Я охватываю мыслью Грегуара и Грегарину и лечу в Проход. Юстас! Ау!!!
Темнота. Юстас! Я к тебе!

       ***

- Такая, как мы, всегда приносят в жертву, - говорила Грегарина, ополаскивая меня изумрудным газом в лохани. - Мы слишком долго скрывалась. Мадама помогал. Но мы узнала, что тебя готовят жертве и не сдержалась. Они увидела второго и сразу взяли нам вместе с тебя.
- Кого второго? - тупо спросила я, выглядывая розовые лепестки. Моют-то рабыню для Господина Небес! Пора, пора, Гортензия, утратить нездоровую девственность с царственным ящером!
Из той темноты мы попали в Проход - и как-то сразу сюда, во дворец. Как и обещала Грета, я не достала Юстаса, а вмазалась прямо туда, куда меня пожертвовали. Впрочем, возможно, что впала в безумие и лечу сейчас с горы, проживаю остаток жизни в выдуманном мире.
- Подселенцу, - неудобопонятно ответила Грегарина. - Мы симбионта. Ящера, но с ещё одна существа внутри. Оно… добрая более. Оно жива по старая закона, что до ревизия. Мы опасна обществе и она нас убивает для Господина Небес… - Она заплакала. - Я правда думал, что убивает, а он оказывает себя забирать в сюда. Если бы я знал ранее… Скрывать себя тяжело.
Зазвенел гонг, и я лихорадочно вылезла из лохани, мысленно оделась и обрила голову. Понятно, что проблема потери девственности чисто техническая, но сердце упало. Грегарина погладила меня по плечу и убежала.
Я стояла пень пнём. Могла бы - убежала в Проход, но уже проверила, что вместо него - тьма и возврат. Что делать? Драться? Отказывать - или обретать опыт и цинизм?
Обретать. Вот она, кровать под балдахином. Вот скоро придёт соискатель. А я закрою глаза и сделаю вид, что он - Юстас.

- Или ты откроешь глаза, или я сейчас же уйду, - сказал Юстас. - Я, конечно, волосатый, но уж не такой, чтобы глаза закрывать. И потом, я ещё в обмундировании и твоя задача - его с меня снять. Тут в одиночку не управишься.
Это точно. Самоцветы всех гор Станции сияли на этом ящере так, что его прозрачность даже не очень бросалась в глаза. Я начала расстёгивать застёжки, обнажая текучую плоть своего господина. Дико интересно, как я его найду, когда сниму всё?
- Чёртова Луна в Скорпионе! - выругался он. - Ты что, теперь и тактильно обманываешься? Протри тогда глаза! Конечно, тут нет зелёного полосатого полотенца и Белы, но я тут есть и требую, чтобы ты увидела мою реальную плоть. И сама сними свою лысину, вкупе с обмоткой. Я тебе пеньюар принёс. Кимоно твоё, с драконами. Понюхай, что ли…
Жасмин. Я задрожала. Эта волосатая царственная особа обняла меня точно так, как…
- Юстас! - охнула я.
- Господин Небес, - поправил он, - по кличке Юстас, по имени Жюстин.
Избави бог. Я этого не произнесу. Это жюльен какой-то. Из дичи.
- Волосатые всегда имеют кличку, - заявила я и сняла последние одежды со своего Юстаса. - Рабыня к вашим услугам.
Кимоно как-то не понадобилось. Хватило жасмина.
В лазурной воде круглого бассейна качались розовые лепестки.

Я проснулась в одиночестве - что-то сказало мне, что уже давно пора. Я проснулась в одиночестве на высокой пуховой подушке, посреди огромной кровати с шуршащим бельём… Не смятым, будто и не спала я тут в этом одиночестве, не говоря уж о Юстасе.
На мне была та самая байковая рубашка в девственный синий цветочек, словно только вынутая из заводской упаковки. Кроме какой-то внутренней неги ничто не могло сказать мне: это было, Гортензия. Это правда, не сны обезумевшей самки. Он целовал тебя, и тебе было больно и сладко, и ты металась в этой кровати обнажённая, комкая простыню и сбросив одеяло…
Нормальный ветеринар занялся бы внутренним обследованием и доказал… Но не я. Как не могла себя изучать до этой ночи, так и сейчас не могла. Не хотела. Не стала. Решила, что лучше мучиться безвестностью
Говорят, последний писк перед смертью - оргазм: тело спасает себя, надеясь воспроизвести себе подобных. Может, я лежала сейчас на камнях - мешок костей и крови, и была полна неги от мысленного соития с Юстасом. Очень романтично. Тьфу. Где мой бассейн с лепестками?
А вот не было его. Было белое солнце (Ура, Гортензия, мозги смастерили подобие Земли. Хоть умрёшь на родине); были стрельчатые окна в толстых каменных стенах и кровать твоя, как и ты, стояла в гордом одиночестве посередине покоев размером с баскетбольную площадку. Белые витые колонны подпирали потолок (деревянные колонны, ещё ура!), и были распахнуты широкие и высокие резные двери вглубь дворца. Куда пойдём в ночной рубашке? Где во дворцах располагаются клозеты и тазики для омовения?
Справа просвечивал коридор, туда в рубашонке боязно. Слева - новый зал, и тоже пустой. Вот туда.
В центре такого же солнечного, но шестиугольного покоя, также, как и спальня, обшитого каким-то тёмно-красным деревом, бассейн без воды: каменная чаша с центральным постаментом. На нём - щётка горного хрусталя, словно кладка гигантской бабочки… стоп. Не хрусталя. Не стекла. Эти иглы алмазные - таких нет на Земле. Кристаллы углерода - иглами?
Не знаю зачем я протянула руку и тронула остриё странного алмаза. Это было что-то, идущее из живота - не разум.
Капля моей крови испортила красоту камня, он помутнел - окрасился красным, засиял тёмной кровью, и красные блики озарили Проход.
- Нет смысла тянуть дальше, - сказала мне тирина, выйдя из сполохов огня. - Ты должна справиться. Собирай ячейку и не забудь Азбуку.
Я стояла перед ней в своей рубашке, и никакие эдельвейсы не покоились на моей всклокоченной голове.
Всё поплыло вправо, побежали стены смерча, и меня вышвырнуло обратно.
Ближе - дальше. Ближе - дальше качалась в глазах щётка кристаллов. Которого из них я касалась? Все прозрачны и белы.
Что ж. Если мы обезумели, Гортензия, поплывём по течению. Задача поставлена: собрать ячейку. Кого в неё включить, а кого выключить? Предавших тебя Грету, Петти, Грома?
Постучи себя по голове, дева… или уже женщина. Простая логическая цепочка. Если они предали и ты сейчас бредишь в агонии, то никакой ячейки тебе не собрать. Если ты жива - то разве удачно выполненное сводничество не есть их заслуга? Вывод: берём всех, включая Грегуара с Грегариной. Куда - вопрос не к тебе. Твоя мантия прикинулась ночной рубашкой, эдельвейсы куда-то запропастились, и управляет всем этим старушка тирина с нравом хуже Греты - вообще ничего не объясняет… Хотя вру. Про реальности кое-что сообщила.
Теперь Азбука. Что-то, что надо отсюда изъять и упаковать в ячейку. Чёрт! Это могут быть кристаллы, или бассейн, или полная неги одинокая кровать… Мелочиться себе дороже. Берём дворец. Целиком.
Вот на этой оптимистической ноте моих рассуждений эдельвейсы и стиснули мою кудлатую шевелюру, я запахнула кимоно с драконами и ударила в кристаллы запахом жасмина: Юстас напомнил. Эгей, учимся! Зачем кататься туда - сюда по Проходу в поисках бородавок, когда есть жасмин?
*

Старушка тирина сидела на высоком стульчике в центре круга из сидений всех размеров и форм, на которых умащивались пернатые, волосатые, слизистые, многоногие, чешуйчатые и прозрачные. Здесь же сидел на полу Гром. Стульчик справа от тирины занимала Петти, при ней устроилась в кресле Грета, а за левым стульчиком стоял Юстас, белый до синевы.
- Я не вижу здесь своего супруга, - громко сказала тирина, - но знаю, что это не проблема Империи. Император найдётся в своё время.
Я стояла в центре круга, там, куда тирина указала пальчиком, и разглядывала всех членов Совета. Даже ветеринару такого не снилось.
- Итак, я вернулась, - решительно запищала тирина. - Готовы ли вы принять меня?
- Готовы! - слаженным хором пропел-прорычал-прочирикал Совет.
- Династия сменилась! - возгласила тирина, подняв пальчик. - Принцесса Петти теряет титул наследной принцессы, как мне ни жаль… Готовы ли вы принять династию людей?
Совет зашушукался. Тирина встала.
- Думайте. Но пост Великой Ведьмы занимаю я, невзирая на ваше мнение. Так было и так будет. Взгляните на мой портрет!
Я подняла глаза, проследив взгляды Совета. Моя тирина и старый волосатый гном в мантиях и регалиях. На волосах тирины эдельвейсы, а мантия как у меня, но чёрная.
- Смотрите внимательно! - сказала она с таким нажимом, что я её заподозрила и стала разглядывать её, а не портрет. Старушка колдует.
Она коснулась пальчиком иглы Азбуки (вот она, Азбука, теперь это ясно), и кристалл окрасился голубым, стал фиолетовым, красным… Что-то ударило меня в грудь, закружилась голова, и Гром подхватил меня лапой.
Тирины не стало, стульчик стоял пустой, а на портрете рядом с гномом оказалась Гортензия Коу в белой мантии и эдельвейсах.
Стульчик стал креслом.
Я подчинилась Грому и двинулась к креслу как в тумане. Юстас принял мою руку и усадил.
- Император возрождался, - зычно объявил он. - Смотрите на портрет.
Я смотрела, как исчезает его красная кровь в кристалле и ждала. Ждала, что вот сейчас мой Юстас станет тем старым гномом и уйдёт с Петти, потому что сменилась династия. Потому что я, человек, теперь Великая Ведьма, принявшая в себя его жену. И я останусь тут одна. Непонятно, зачем.
Совет ахнул, и тогда я, недоумевавшая из-за отсутствия превращения, повернулась к портрету.
Петти заплакала в голос: там больше не было старого гнома, там был Юстас, старая скотина с рыжей шерстью по туловищу, в белой мантии и короне старого гнома.
Я обхватила свою бедную девочку, прижала к себе, поцеловала ревущие глазёнки.
- Глупенькая! Ты же наша дочь! Неужели тебе так важен облик? Можешь тоже возродиться, когда чуть-чуть подрастёшь.
Грета встала с кресла.
- От имени Службы Регуляций спрашиваю: готовы ли вы принять Белую династию? - почти угрожающе пискнула она.
- Готовы! - ответил Совет.
 
И началась совсем другая история: история Великой Ведьмы.