Память детства

       
       

Дети любят снег. Снежный хруст, снежки, Новый Год. Не начало нового года, а самый-самый кончик старого, последний его день.

Тридцать первое декабря, занесённая холодная дача, невдалеке лес. Смеркается. День короток, а дорога в Хотьково была очень долгой.
Шумная большая компания, родители, мамин брат - Женя Шатько, Гена Юхтин и друзья Ковалёвы с детьми. Мы, малышня, на равных со всеми. И шли на лыжах, и несли рюкзаки. Только ждём Новогодней ночи более нетерпеливо.
Со смехом раскапываем занесённую калитку и ищем спрятанный под забором ключ. Вот ключ выкопан, калитка настежь и заснеженные лыжники топчутся, отряхиваясь, на крыльце. Пока ищутся следующие ключи, пока отпирается дом, пока разбираются вещи – кто-то уже отыскал дрова и набрал вёдра снега. Мы, дети, вертимся у всех под ногами, всем холодно и весело. Печь есть только на кухне, но кухня мала – четыре квадратных метра. Пятнадцать взрослых оставляют это помещение для детей.

В большой, холодной, неуютной комнате накрыт стол и мой отец собирает в углу привезённую металлическую разборную печурку, обещая быстрое тепло. Все, посмеиваясь, терпеливо ждут окончания его труда.
На стенках комнаты появляются атрибуты праздника: серебристый дождь, серпантин, весёлые самодельные плакаты. На них фото-лица всех присутствующих. Всё с большим юмором сделали дядя Женя, Толя Мегера и мой папа. Дети рвутся посмотреть, помочь, помешать. Нас отлавливают и отправляют обратно, в тепло.
На улице минус двадцать, в комнате минус десять, на кухне плюс пятнадцать!

Мы разбираем наше богатство. Гирлянды, бенгальские огни и, самое важное - свечи. Это не первый наш Лесной Новый год, и мы знаем, что важнее всего в Новогоднюю ночь – сказочность.
Бегаем на разведку ко взрослым. Очень щиплет глаза. Отец собрал печь и вывел трубу в окно. Но дым находит любые щели и валит в комнату. Смех перешёл в покашливание, покашливание в ворчание. А всё же температура комнаты изменилась к лучшему - почти ноль! Правда, банкетного стола не видно. Даже стрелок на часах из-за катящихся слёз нельзя никак рассмотреть. Наконец, включенный транзистор всем сообщил, что уже 21 час.
Гена и Женя поехали на лыжах выбирать ёлку, а папа остался воевать с хулиганящей печкой. Народ кругами ходил вокруг дома, чтобы не застыть на одном месте. Смеялись, рассказывали. Заходили в дом – покашлять, погреться и пожалеть Лёню, который почти лежал у печки: около пола дыма не было и можно было дышать. Дача топилась по-черному, печь не сдавалась. Не сберегая тепло распахивали двери и гоняли дым полотенцем.

Вернулись заиндевелые и хохочущие «деды морозы» и включились во всеобщую суматоху. Шумящие мамы загоняли нас на кухню, зарядиться теплом перед походом к ёлке. Бунтующую печь, наконец, загасили – пора выходить.
Прощай, старый год! Мы оставляем тебя в дымном доме и выходим, по-настоящему, навстречу новому году – в лес, к ёлке, которую никогда не рубим.
Уже надо спешить. И наша вереница кружит по лесу за провожатыми. У кого-то в рюкзаке подгоняет всех транзистор – скоро бой курантов.

Врываемся на поляну и - секундное замешательство всех. Алтарная стена заснеженных деревьев. В разрыве их, высоко, прямо посередь неба – луна. Общая светящаяся голубизна. В центре ёлочка, чуть выше взрослых, покрытая огромной белой шапкой. Вокруг, на снежных лапах елей, расставлены свечи. Для каждой сделана ниша и их не видно. Только общее загадочное и жутковатое мерцание снега. В арке, под ёлками, хворост. Одна спичка – и пылает костёр. Открыты термосы с чаем и глинтвейном, откупорено шампанское, налиты кружки. Все ждут курантов – выпить и успеть загадать много-много желаний. Свечи трещат, на них капает подтаявший снег.

Бом – бом – бом – бом…
Детство. Состояние сказки. Ощущение счастья. И не понято до конца, что это так быстротечно…
И вот уже вальс на утоптанном снегу, сверкание бенгальских огней, и общая неожиданность – подарки под ёлкой! Снег сыпуч и снеговик не лепится. Но у костра подтаял и удаётся сотворить человечка, который остаётся сторожить поляну до утра.

Тускло светятся берёзы, быстрый темп домой, чтобы нам, мокрым детям, не простыть на ходу.
Дым осел, но попахивает в комнате горечью, Остывающая печка отдала тепло воздуху и в комнате уже плюсовая температура. В кухне совсем жарко. Снимаем мокрые вещи и за стол. Но, после путешествия в сказку, мы устали и, вяло ковырнув вилками вкусности, почти засыпаем. Нас отводят на кухню, где готово детское спальное место, как-то раздевают и вешают греться одежду. Голоса сливаются в гул. Мы спим.
Всё остальное происходит уже без нас. Опять пытаются протопить коварную печь и вовремя прекращают эту попытку. Папа и дядя Женя разыгрывают забавные сценки, экспромты и пантомимы, кто-то моет посуду, ночь кончается, всем пора отдохнуть.

Утро шумное. Умывание, обтирание снегом. Сильно потеплело и снег стал липким. Вокруг крыльца выстроилась шеренга снежных баб, детей никак нельзя дозваться на завтрак, и давно уже мокрые все варежки. Хотя утро весьма относительное и завтрак можно назвать обедом.
После еды – все в лес, проведать поляну с ёлкой.
Мне почему-то грустно. Это – как разоблачение фокуса: никакого чуда нет. Огромная снежная шапка покоится на сломанной макушке. Обгоревшие огрызки свечей, обрывки серпантина, мусоринки конфетти… Чёрная дыра прогоревшего костра. Грустный дежурный человечек, косо вылепленный в ночи, выглядит днём обиженным и одиноким. Лепим ещё много снеговиков и опять жжём костёр.

Почти все сегодня уже спешат в Москву. Это у детей каникулы. Мы остаёмся до утра без гостей. Мама наводит порядок, папа опять возится у печки, я, уставшая от прогулок, дремлю.

Праздник позади, дальше неизвестная детская тревога и мечта о повторении. У мамы и папы желание отдохнуть, отогреться. Но ещё много сил и задора, ещё столько впереди Новогодних Ночей, ещё я не выросла и они молоды, и друзья живы…

Спи, моя доченька! Завтра ты оденешь новые лыжи, я покажу тебе лес моего детства, папа нарядит ёлку, а поздним вечером мы будем сушить твои варежки. Тебе будут сниться круглоголовые снеговики и неприступные снежные крепости. И я буду желать тебе пушистого снега и хороших друзей. Спокойной ночи!