Два удивительных силуэта расположились на ржавой трубе, торчащей из черепичной крыши небольшого домика. На фоне бледнеющего вечернего неба, случайному прохожему, они были бы видны двумя яркими точками. Они были так похожи, эти точки, но всё же были разными. Были бы они видны любому и каждому, хорошо даже были бы видны, да прохожего-то никакого и не было. Улица была пустынна, вечер тих и, конечно, располагал к задушевному разговору.
Голубая с фиолетовым сердечком точка, пихнула в бок, оранжево-красную и сказала: слушай, а ты от линейной молнии родился? Наверное, я точно не знаю, но гроза была сильная, может быть истончился горячий канал по центру, тогда я и оторвался от огня, кто теперь это знает, а ты как родилась? Я из клубка выскочила, такой здоровенный клубок получился, когда к земле от тучи летели, а я взяла и из него выскочила, вот теперь с тобой тут сижу. Ну и хорошо, что сидишь, на вот тебе ниточку жемчуга, свяжемся ей и полетим куда-нибудь. Полететь-то можно, а вот куда?
Например, полетим в телефонные провода, там такие петельки интересные есть, повороты, лабиринты, можно хорошо побегать друг за дружкой. Боюсь я этих телефонов, вдруг выскочишь кому в ухо, а там и застрянешь, в раковине заплутаешь, давай лучше на самолётах полетаем, они такие вкусные, говорят, у них можно крылышки пожевать, сначала поджарить, конечно, а потом пожевать, а ещё интересно всяким электронным штучкам голову заморочить, вот смешно, когда эти людишки нервничают и не знают, куда лететь…
Давай лучше не будем, людишки такие хрупкие, чуть куда свалятся, уже и нет их, пусть себе летают на своих железках. Ты, знаешь, а моя бабушка однажды охотнику чай вскипятила, прыгнула ему в ведро с водой и вскипятила, а охотник очень умным оказался, бросил в ведро заварки, потом знаешь, как радовался, всё чай нахваливал. Мне бы ведро не осилить - ударной ионизации не хватит, я вот только ручку могу тебе погреть, смотри как посинела, наверное, уже тор твой остывает, не забыла в какую сторону ларморовские спирали пускать, может быть, ты их против часовой стрелки закрутила?
Я это могу, - часто лево и право путаю, особенно когда по незнакомой дороге лечу, а карты нету, но ты же мне расскажешь куда лететь, зачем мне думать? Расскажу, конечно, но вдруг тебе не захочется по моей дорожке летать. Как это не захочется, видишь, что мы с тобой уже двойные, у нас и ниточка жемчуга общая есть уже, не потеряемся. Тогда давай посветимся поярче, потрещим, пусть нас все видят, какие мы овальные, красивые, какие искорки умеем пускать, давай закружим хоровод вокруг этой трубы. Давай, держи меня за жемчужинку крепче, начнём кружиться с тобой, пока наши торы не закружатся.
Две молнии, одна голубая с сиреневым сердечком, а другая оранжевая с красным, взялись за жемчужную ниточку и начали кружиться вокруг ржавой трубы над домом с черепичной крышей. Они кружились и кружились, распускали яркие хвостики, веселились, смеялись и искрились. Им так хотелось оставить на небе след, но небо было таким большим, таким огромным, что они оставляли только небольшой след колечками вокруг ржавой трубы, а небо их даже не замечало.
Они продолжали свой танец и так крепко прижимались друг к другу, что иногда уже не было видно связывающей их жемчужной ниточки и не было уже понятно, где тут молния голубая с сиреневым сердечком, а где оранжевая с красным. Они так увлеклись своим танцем и своими сердечками, что не заметили, что уже задевают ржавую трубу, которая вдруг вцепилась в них и не захотела отпускать, молнии последний раз вспыхнули и исчезли в её горловине.
Вечер оставался таким же тихим, не было слышно ни одного шороха или треска, он по-прежнему располагал к задушевному разговору.