— Алло!.. Бюро техногенного сыска? Профессор Скарабеев? Федор Петрович? Оперуполномоченный Кураев беспокоит, — донеслось из трубки.
— А, это вы, инспектор. Как поживаете? — рассеяно отозвался профессор, продолжая вводить что-то на компьютер.
—Есть одно дельце, Федор Петрович, очень странный случай... Кто-то нарушил законы природы.
— Каковы их требования? — машинально спросил профессор, но вдруг вздрогнул. — Что? Как вы сказали? — переспросил он. — Нарушили что?
— Пожалуй, я неправильно выразился, — замялся Кураев. — Извините за профессиональный жаргон. Пусть вам объяснят специалисты. Дело очень срочное и находится под высочайшим контролем. Ваше присутствие может оказаться полезным. Привлечь вас была моя идея. Я считаю, что такой нестандартно мыслящий и неоднократно выручавший нас человек, как вы, может оказать неоценимую помощь в этом, прямо вам заявляю, неординарном и неслыханном деле.
— Не знаю, смогу ли...
— Я выезжаю, — немедленно отозвался Кураев.
Вскоре профессор техногенного сыска уже ехал вместе с инспектором в научный центр. Тот вел машину молча и казался обескураженным.
— Объясните мне наконец! — не выдержал Скарабеев.
— Физические константы словно взбесились, — сказал Кураев. — Скорость света теперь зависит от движения наблюдателя. Обнаружены теплород, флогистон и эфирный ветер — понятия, давно, казалось бы, сданные в архив науки, — так говорят специалисты. Вселенная идет вразнос. Прогнозы самые печальные.
В лаборатории фундаментальных процессов их уже поджидал глава Центра контроля физических констант академик Петреев-Птаха.
Здесь проводились непрерывные измерения гравитационных, электромагнитных и других констант для поддержания совершенства эталонов и систем единиц. За толстыми стенами, исключающими помехи, вибрации, под надежной охраной спецподразделений ученые колдовали над самым современным оборудованием, чтобы немедленно узнать, если в сложных механизмах Вселенной, которые уже во многом, но далеко не во всем, стали понятны, произошли какие-то непредсказуемые перемены...
Петреев-Птаха коротко кивнул вместо приветствия, жестом пригласил гостей присесть.
— Не скрою, — сухо начал он, — что привлечение, так сказать, неспециалистов к этому делу лично я считаю нежелательным, но вынужден внимать рекомендациям, полученным в самых высших кругах, и, кажется, не без вашей помощи, — он взглянул на Кураева.
— Федор Петрович одинаково хорошо владеет познаниями в области фундаментальной науки и методами криминального сыска, — заметил Кураев. — И мы должны быть счастливы, что он согласился оказать нам содействие.
— Вы переоцениваете мои скромные возможности, — не без ложной скромности потупился профессор, в душе польщенный.
Петреев-Птаха иронически возвел очи и развел руками. Он провел Скарабеева в зал, в центре которого размещался лазерный интерферометр, способный зафиксировать малейшее отклонение скорости света от постоянного значения.
— Ну вот, полюбуйтесь, — сказал Петреев-Птаха. — Измеряем скорость света с востока на запад... А теперь — с севера на юг. Вы видите? Получаем два разных значения скорости. Прежде все подобные опыты, начиная с Майкельсона и Морли, давали одинаковый результат... Похоже, что теория относительности Эйнштейна больше не подтверждается опытами. Мы регистрируем эфирный ветер, давно отвергнутый наукой.
—Прибор неисправен, — предположил Скарабеев.
—Это самый точный и надежный прибор в мире, — не без вызова отрекомендовал Петреев-Птаха. — Результат подтвержден другими лабораториями. Есть, однако, странность: некоторые измерения, процентов тридцать, — не более, — дают прежний результат, но все чаще мы получаем то, что вы только что видели... На привычную нам Вселенную накладывается какая-то искаженная, в духе устаревших представлений XIX века, картина мира.
—«Теория абсолютности»?— попробовал пошутить Скарабеев.
— Вот именно. И это чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Расчеты говорят о возникновении дополнительных факторов неустойчивости планетных орбит и звездных оболочек и даже атомов и ядер. Я не буду вдаваться в детали, вы вряд ли поймете, — высокомерно добавил Петреев-Птаха, — но похоже, что Мироздание, основанное на тех законах, которые нам навязываются, в корне порочно и нестабильно. Оно будет претерпевать быструю и необратимую деградацию. Все живое погибнет. Мы должны срочно выяснить, как это могло случиться. Еще три дня назад ничего подобного не регистрировалось. Это как гром среди ясного неба.
Скарабеев задумался.
— Могло ли это произойти... самопроизвольно? — спросил он. — В силу естественных причин?
— Этого не могло произойти вообще. Фундаментальные законы природы нерушимы: ничто в самой природе не может их поколебать, потому что все существует благодаря этим законам и управляется ими.
— Но это произошло, а значит...
— Я боюсь даже вообразить, что это значит, — сказал Петреев-Птаха. — Мы столкнулись с явлением, выходящим за пределы нашей Вселенной. Только извне Вселенной можно менять правила игры. Ведь физические законы и есть в определенном смысле правила игры, данные нам именно такими, какие они есть, и влиять на них никто во Вселенной не может...
— Но все же кто-то повлиял, — заметил Скарабеев. — Интересное дельце...
— Вы называете это дельцем? Вся Вселенная летит к чертям! — не сдержался академик.
— К чертям? Интересная гипотеза, — пробормотал Скарабеев, раскрывая блокнот. — Действительно, на первый взгляд только черту выгодна эта путаница.
— Признаться, я опасался услышать от вас нечто подобное. Вы еще можете шутить! Зона поражения распространяется со скоростью света, и все новые области Вселенной затягиваются в эту гиперворонку: привычный нам мир, построенный по законам, казавшимся нерушимыми, вытекает неизвестно куда, как вода в горловину раковины.
— Если есть зона поражения, то есть и эпицентр, — заметил Скарабеев. — Позвольте поинтересоваться, где он находится.
— Все данные говорят о том, что центр воронки где-то на Земле.
Скарабеев засмеялся:
— А поточнее?
— Даже с привлечением потенциала всего человечества, чтобы найти гиперпрокол потребуется много времени. Возможно, недели. Но мы не можем ждать так много. Процесс проникновения может стать необратимым. Дороги каждые сутки, каждый час.
Заработал факс и Петреев-Птаха, ознакомившись с сообщением, произнес:
— Размеры области поисков сужены до нескольких тысяч километров. Предположительно, это на западной территории России. Привлечены лучшие специалисты со всего мира. Право же, не знаю, чем вы можете помочь, — в голосе Петреева-Птахи послышалось раздражение. — Разве что дать вам в руки портативный прибор для регистрации градиента аномалий, да подключить к поискам.... Работает он просто. Направляете его из стороны в сторону и ищите, где показания наиболее сильно отличаются от нормальных.
Профессор повертел в руках прибор, похожий на пистолет с длинным дулом, наверху которого была шкала, а курок запускал процесс измерений. Он прицелился прибором в разные стороны, направил его на Петреева-Птаху, посмотрел на шкалу и заявил:
— Кажется, искажения исходят от места, где вы сейчас стоите, — пошутил он.
— Поверьте мне на слово, — обиженно сказал Петреев-Птаха. — Перед вами последнее слово техники, и в его разработке ваш покорный слуга принимал самое непосредственное участие.
— Что вы об этом думаете? — спросил Кураев в коридоре.
— Есть несколько идеек, — туманно ответил профессор. — Хотелось бы их проверить. Могу я на вас рассчитывать?
— Вы же знаете, что мне всегда были интересно следить за вашим ходом мысли.
— Петреев относится ко мне как к какому-то шарлатану... Но это дело ему не по зубам.
— Он просто ревнует вас к науке.
— А вы, как воплощенный представитель здравого смысла, поможете мне отсеять слишком нелепые предположения...
Когда они вернулись в бюро техногенного сыска, профессор усадил Кураева в своем кабинете, а сам начал ходить из угла в угол, что-то обдумывая. Наконец он уселся за стол и посмотрел на оперуполномоченного.
—Зададимся главным вопросом римского права: кому это выгодно?..
—Разве что это сам дьявол и его козни, — озадаченно ответил Кураев.— Что ему гибель мира, если на его руинах он построит свое царство.
Скарабеев засмеялся:
—Это была первая гипотеза, пришедшая мне в голову еще в лаборатории Петреева-Птахи. Но тогда, признаться, я как-то не решился ее отстаивать...
Кураев недоуменно взглянул на профессора. Тот продолжал:
— Пока я проработаю некоторые детали, сядьте за компьютер и разыщите сведения по скандальным публикациям и выступлениям на научных симпозиумах за последние год-два…
Пока оперуполномоченный обшаривал компьютерную сеть, Скарабеев внимательно изучал увесистые монографии по физике и астрономии и делал какие-то пометки.
—Ну вот, Федор Петрович, получите ваш списочек, — Кураев указал на гигантскую распечатку, пестрой змеей выползавшую из принтера.
Скарабеев выбрал из огромного списка авторов скандальных публикаций несколько персон и удовлетворенно улыбнулся Кураеву.
— Но какова связь между этими людьми и нарушением законов природы? — спросил тот.
— Может быть, никакой связи нет, а, может быть, самая прямая, — уклончиво ответил профессор. — На электронные адреса этих ученых надо немедленно послать сообщение... Впрочем, это я возьму на себя.
Он сел за компьютер и быстро забегал рукой по клавиатуре, с особым усилием обрушиваясь на клавишу "ввод" при посылке очередного сообщения.
— Это мимо, — бормотал он, вычеркивая все новые фамилии. — И это тоже...
Список редел и наконец остались только две фамилии.
— Неужели я ошибся? Но я готов был побиться об заклад... Есть!
Кураев взглянул на монитор и прочитал:
— Хлопов, Андрей Михайлович, академик Академии Передовых Наук.
— Вы слыхали когда-нибудь о такой академии, инспектор? — рассмеялся Скарабеев.
— Что-то не припомню.
— Ну а мне приходилось, — сказал профессор. — Занятное учреждение. Там полно изобретателей вечных двигателей, антигравитаторов, очевидцев НЛО, и прочего подобного добра из мира виртуальной реальности... Собирайтесь, едем немедленно по этому адресу! И захватим с собой приборчик Петреева...
Уже стемнело, когда геликоптер, управляемый Кураевым, доставил их на место в один из дальних почти безлюдных хуторов, которые были облюбованы всяческими отшельниками рода человеческого.
— Это там, — сказал, взглянув на адрес, Кураев и указал на одиноко возвышавшийся на отшибе дом.
— Вы чувствуете, что здесь какая-то особая атмосфера? — спросил профессор.
— У вас на голове волосы шевелятся, — сказал с удивлением Кураев.
— И у вас. В воздухе скопилось статическое электричество, а на небе ни облачка, — задумчиво сказал Скарабеев. — Того и гляди ударит молния.
— Наш индикатор аномальности пришел в неистовство, — сказал Кураев. — Думаю, мы правильно взяли след.
— Без сомнения, — отозвался профессор, когда они шли в сторону зловещего дома, чернеющего на фоне звезд. Это был обшарпанный трехэтажный кирпичный дом с подъездом и гаражом. На всем подсобном хозяйстве лежал отпечаток ветхости и запустения. Дом был в аварийном состоянии. Возможно, когда-то здесь жило несколько семей, но теперь светилось только одно окно верхнего этажа. Огромная тарелка спутниковой антенны, установленная на крыше, слабо светилась по краям бледным синеватым сиянием, растворявшемся в воздухе.
— Огни Святого Эльма, — пояснил профессор, указав на сияние. — Тлеющие атмосферные разряды. Они иногда бывают на кладбищах...
Кураев невольно поежился...
Подойдя к подъезду, профессор остановился.
— Внимание, — сказал он, достал из сумки портативный компьютер в виде небольшого блокнота и выдвинул из него антенну внешнего подключения к компьютерной сети.
— Моя задача состоит в том, чтобы привести нас к преступнику, а ваша — чтобы его схватить.
Кураев расстегнул куртку, из под которой, подмышкой, показалась кобура.
— Тише, — остановил его профессор. — Подобраться к нашему клиенту будет труднее, чем вы думаете. — Я послал сообщение в Центр на случай, если...
Профессор набрал что-то на клавиатуре, нажал ввод и, распахнув дверь, вошел в подъезд...
С пространством стало происходить что-то странное. Войдя в дверь, они обнаружили что потолок оказался слишком высоко, словно в древнегреческом портике или готическом соборе. Лампочка, освещающая подъезд, казалась огромной и тусклой как Луна.
— Начинается, — воскликнул Скарабеев и забегал по клавишам своего миникомпьютера.
Кураеву стало казаться, что он находится сразу в двух реальностях: в нормальной и искаженной, которые были наложены друг на друга и мельтешили, сменяя одна другую, то тая, то появляясь снова. Он протер глаза.
— Это не поможет, — заметил профессор. — Мир двоится не у вас в глазах, а наяву. Жаль, что мощность моего компьютера невелика. Единственное, что мне удается, — это на некоторое время возвращать правильное соотношение масштабов в той области, где мы непосредственно находимся. В этот момент мы должны совершать перебежки...
— Пора, — сказал он, когда искажение на несколько секунд было полностью вытеснено.
Они успели пробежать несколько метров, как вдруг едва не ударились о нижнюю ступеньку каменной лестницы, внезапно нависшую над ними отвесным уступом. Кураев выругался и, бросившись вперед, попытался взобраться на ставшую гигантской ступеньку, подпрыгнул вверх, зацепился руками, но тут же сорвался вниз и обескураженно вернулся к профессору.
— Он направленно сжимает пространство и делает из нас карликов, — сказал Скарабеев. — Так мы никогда до него не доберемся.
— Как же он это делает? — недоумевал оперуполномоченный.
— Он отслеживает наши координаты и с помощью своего компьютера создает в этой области искажения пространства.
— Но как он чувствует наше присутствие?
—Вблизи гиперпрокола пространство очень чувствительно к самым малым помехам. Уверяю вас, он уже давно знает о нашем появлении, и его власть над пространством, а значит, и над нами, увеличивается по мере приближения к нему. Уверен, что он может нас слышать.
—Что же нам делать?
— Предложим переговоры, — сказал Скарабеев. — Хлопов! Вы меня слышите?
— Слышу вас хорошо! — услышали они голос, исходящий как бы из самого пространства. — Я промодулировал искажения своим голосом. Как слышите?
— Превосходно. Пропустите нас к себе, мне кажется, нам есть что сказать друг другу.
— Не вздумайте приближаться, — предостерег голос.
— Вы понимаете, что разрушаете Вселенную? Она может рухнуть как карточный домик.
— Вовсе нет, — ответил Хлопов. — Я просто навожу в ней порядок, устраняя, так сказать, упущения Создателя, — послышался отрывистый смех. — Я долго мечтал об этой возможности. Мои критики говорили мне, что моя концепция Вселенной нежизнеспособна и что она не имеет отношения к реальности. Но в этом они уже не правы.
— Гибель грозит всем, в том числе и вам, — заметил Скарабеев.
— Ни мне, ни вам нечего бояться, если вы немедленно перейдете на мою сторону. Раз вы вычислили меня, вы человек способный, а способные помощники мне нужны. Будете моим... великим визирем или, — усмехнулся он, — архангелом, если хотите. Дело в том, — пояснил Хлопов, — что, как вы уже убедились, моя власть над пространством и временем достаточна для создания островка стабильности, где можно чувствовать себя в относительной безопасности в катастрофический период перестройки Вселенной. После этого Вселенная вновь перейдет в стабильное состояние, перестроится по новым законам и станет пригодной для обитания.
— Но человеческая цивилизация погибнет! — воскликнул профессор.
— Что ж, это неизбежно, — вздохнул Хлопов. — Цивилизация, отвергнувшая меня, не заслуживает иной участи. Старый мир, подточенный противоречиями, давно уже созрел для полного разрушения. В своей ограниченности, вы не подозревали, что давно уже ходите по краю пропасти. Чаша терпения мучеников науки переполнилась мировой скорбью. И вот, орел возмездия расправляет свои крылья. Настал решительный момент, Судный день, когда действовать нужно без промедления. Судьба поставила меня у штурвала Мироздания, и я никогда себе не прощу, если не осуществлю чаяния сотен тысяч моих предшественников, энтузиастов, отвергнутых и поруганных чиновниками от науки, самодовольными ничтожествами, типа вашего друга Петреева-Птахи, лишенными капли фантазии и элементарной порядочности. В последний раз он даже не ответил на мой запрос. Но теперь он сам будет напрасно молить меня об аудиенции... Почва стремительно уходит у него из под ног и свои последние дни он проведет, изучая науку по моей книге, надеясь на снисхождение. Но — поздно. На моей памяти тысячи сломанных судеб и поруганных надежд.
— Вы себе не представляете, как я вас понимаю, — сказал Скарабеев. — Я тоже когда-то пытался сказать свое слово в науке, поспорить с Эйнштейном и другим корифеями, но кончил тем, что сумел убедить себя в оптимальности если не всех, то основных их принципов... Во всяком случае, в их культурной значимости, в необходимости бережного с ними обращения, — добавил он с просительной интонацией.
— Тогда вы просто сноб, оппортунист и трусливый ренегат на службе приросших к своим креслам самодовольных чиновников от науки, их вельможной наглости и вседозволенности, — с презрением отрезал Хлопов. — Вам не хватило ни ума, ни чести, ни последовательности, чтобы в этой борьбе идти до конца... Вы поддались мелким чувствам, вы бесстыжий наймит ортодоксов от науки. Но были и такие, кто не смирился, кто познал горечь полного поругания в прессе, обструкции на научных конференциях, осмеяния по телевидению, кто выстраивал пикеты против дискриминации нетрадиционной науки, кто ссылался в провинцию, заточался в тюрьмы и психбольницы, сжигался на кострах за свои убеждения... Кровь этих мучеников науки вопиет об отмщении! — исступленно выкрикнул Хлопов и послышался раскат грома от удара его кулака по столу. — Явился мститель! Я смету в преисподнюю ваш жалкий мирок!
— Вы заговариваетесь! — воскликнул Скарабеев. — Кто и когда сажал вас в тюрьмы? Когда вы сжигались на кострах?
— А Галилей? А Джордано Бруно? А Семен Александрович Кривошеин, мой великий учитель? Он спился и умер, не дождавшись заслуженной славы, которая теперь его не минует, как и всегда в вашем мире — посмертно! Но палачи и весь мир, который его отверг, тоже понесут наказание! Око за око! Жизнь за жизнь!
Скарабеев безнадежно пожал плечами:
— Он невменяем.
— Что нам предпринять? — шепнул Кураев.
— Подобраться к нему мы не сможем, он запутает нас в искажениях как в лабиринте.
— За нами следит видеокамера, — Кураев показал на едва заметное окошко под потолком. — Вот она. Если ее уничтожить, он не сможет точно отслеживать наше местопребывание...
Инспектор выхватил пистолет, прицелился и стрельнул по видеокамере. Траектория пули из-за оказалась непредсказуемой и, сколько Кураев ни стрелял, в камеру он так и не попал. Однако, с каждым выстрелом отскакивающие от стен пули проносились все ближе к самим сыщикам.
— Прекратите стрельбу! — воскликнул профессор. — Он настраивает пространственные искажения на смертельный для нас рикошет и скоро у него должно получиться...
Раздался раскатистый и зловещий смех Хлопова:
— Стреляйте, стреляйте, инспектор. Следующая пуля — ваша.
Скарабеев подозвал Кураева поближе и шепнул ему несколько слов. Тот кивнул. Как бы смирившись, что взять Хлопова не удастся, сыщики под его презрительные выкрики направились к выходу.
Но едва выйдя из двери подъезда, Кураев быстро повернулся и сделал несколько выстрелов вверх, в область над спутниковой антенной, после чего оба сыщика бросились на землю... Послышался далекий вопль, который тут же был покрыт чудовищным раскатом грома... Мощный электрический разряд потряс дом.
Сыщики кинулись обратно в дом и взбежали вверх по ступенькам туда, где по их представлениям должен был находиться кабинет Хлопова. Все вокруг было зыбким и прозрачным, подернутым радужными переливами... Но искажения пространства уже не мешали продвигаться вперед. Отворив дверь кабинета, они увидели невысокого человечка на вращающейся табуретке перед пультом компьютера. В комнате слышался запах гари, а на лице Хлопова застыли ужас и замешательство... Он лихорадочно бил по клавишам, а с экрана приходили все новые сообщения о сбоях в системе.
Кураев бросился было к Хлопову, но профессор ухватил его за рукав.
— Не подходите к нему! Вас засосет в пространственную воронку! Смотрите! — он показал рукой в сторону авантюриста.
Хлопов становился каким-то радужным, прозрачным, подернутым сиянием типа огней Святого Эльма, но гораздо более ярким, контур его начал терять очертания, стал пунктирным... Вокруг него бушевали какие-то световые вихри, веяло то жаром, то холодом.
Заметив визитеров, он закричал им:
— Осторожно! Я теряю контроль. Вас может засосать. Не подходите!
Скарабеев вытянул вперед руку и попытался продвинуться вперед, чтобы вытащить Хлопова, но был отброшен пространственным вихрем.
— Бесполезно! — услышали они голос Хлопова. — Я сам построил эту Вселенную, и мне суждено в ней остаться навеки... Это мой выбор. Прощайте!
Хлопова завертело на вращающейся табуретке и он пропал в гудящем и светящемся вихре.
С его исчезновением цветовые гаммы стали линять, пространственные вихри — успокаиваться... Профессор выхватил свой портативный компьютер и начал быстро набирать какие-то символы. Нажав ввод, он кинул компьютер в редеющий вихрь, только что засосавший Хлопова... Раздался новый удар грома, потрясший дом до основания. Стены зашатались с грозным гулом.
— Бежим, а то нас погребет под развалинами! — крикнул профессор, увлекая за собой Кураева, который при виде происходящего оцепенел как в столбняке...
Они бежали прочь от разрушающегося дома, объятого пламенем. Оглянувшись назад, профессор увидел, как по фасаду дома быстро распространилась и стала расширяться гигантская трещина, обрушилась крыша и вскоре на его месте осталась только груда развалин, увенчанная вихревым дымным столбом, похожим на хобот торнадо.
Добравшись до геликоптера, они с трудом подняли машину в небо: порывистый ветер бросал ее из стороны в стороны, тьму то и дело разрывали электрические разряды.
— Посмотрите на индикатор аномалий! — закричал профессор, преодолевая голосом рев ветра за бортом.
—Все в порядке, искажений нет! — крикнул в ответ Кураев: его глаза блестели восторгом. — Это самая обычная гроза. Когда вы стреляли поверх спутниковой антенны, вы спровоцировали мощный атмосферный разряд как раз в области гиперпрокола. Разряд повредил компьютер Хлопова, через который осуществлялась связь с параллельной Вселенной, канал связи стал неустойчивым и неуправляемым. Хлопов был в эпицентре гиперпрокола и при его разрушении был затянут в тот самый параллельный мир, который он пытался здесь утвердить. Однако после исчезновения Хлопова возникла неопределенность мирового кода. С помощью моего компьютера я послал команду на отмену всех сделанных Хлоповым изменений. Больше всего я боялся не успеть...
В Центре физических констант царило оживление. Скарабеев докладывал о проделанной работе.
— Итак, чтобы выйти на подозреваемого,— заключил он, — мне оставалось, тщательно изучив списки горе-ученых и сумасшедших изобретателей, выявить тех, кто развивал подобные модели.
— По вашему этот Хлопов был этаким хакером Вселенского масштаба, которому случайно удалось взломать Мировой Компьютер, а его теория — вирусом, который он пытался внедрить в наш мир, чтобы привести его в негодность? — скептически усмехнулся Петреев-Птаха.
—Завладев Пультом, Хлопов превратился бы в неограниченного диктатора Мироздания и здорово бы отыгрался на своих ученых недругах... Кажется, он имел на вас зуб?
— Было дело, — уклончиво сказал Петреев-Птаха. — Кажется, я с ним не слишком церемонился...
—Увы, не только с ним, — добродушно улыбнулся Скарабеев, но в его глазах Петреев-Птаха заметил какой-то странный блеск.
— Где же теперь Хлопов? — спросил Петреев-Птаха.
—Он оказался в параллельной Вселенной, построенной по выдуманным им законам. Если его Вселенная жизнеспособна и населена человекоподобными существами, он вскоре займет место тамошнего Эйнштейна... Это справедливо — на собственной шкуре проверять на прочность свои теории.
Петреев-Птаха, к которому постепенно возвращался его прежний тон, высокомерно заметил:
— Вы понимаете, какую приняли на себя ответственность, взявшись вдвоем остановить этого маньяка? Вы могли и проиграть.
— Не мог, — упрямо заявил Скарабеев.
— Почему вы так в себе уверены? — прищурился Петреев-Птаха.
— Наверное, в тот момент я чувствовал себя бичом божьим, — улыбнулся Скарабеев. — И не забывайте впредь, с кем вы говорите: я последний из смертных, имевший доступ к Мировому Пульту. Как знать, если тамошним сотрудникам, — он указал пальцем в небо, — потребуется моя помощь, они свяжутся со мной и в благодарность позволят ввести на Пульт мой собственный мировой код. Надо будет порыться в черновиках, поискать мою собственную модель Вселенной... Признаюсь, я думаю, что мне будет сложно удержаться от такого соблазна...