Огромное чучело махнуло мне рваным крылом-рукавом и сказало: ты кто? Козявка я малая. Летаю по свету белому, почитываю объявления разные, присела на тебе отдохнуть. Какое же ты объявление прочитала на мне, чтобы присесть; у меня не лавочки, а плечики, да и костюмчик у меня хороший, ты попортить можешь, я уж и не говорю, что без приглашения козявкам ко мне нельзя, да и никуда козявкам нельзя. Сколько летаю, сколько сажусь, а от тебя первого слышу, что мне куда-то там нельзя, - куда захочу туда и сяду. Нам козявкам, путь не указан, начальства над нами нет, а вот тебя возьмут в любой момент и на аэродром поставят, а там вой такой и ветер такой, что быстро с тебя весь костюмчик-то и слетит.
Зачем ты пугаешь меня вредина такая, козявочка, лучше уж сиди на плече, ничего я тебе не скажу, только не пугай меня; я уж раз стоял на аэродроме, хорошо починили потом, да вот этот костюмчик-то и надели, расскажи-ка мне лучше, планы-то у тебя какие на жизнь, интересно знать, что у вольных козявочек на уме. Рассказала бы я тебе чучело, что на уме у меня, да ума-то и нет, одни мысли болтаются в лёгонькой моей головушке, одни чувства вместо ума-то. Сколько лет чучелом работаю, а чувств никаких никогда не видал, да и толком не знаю, что такое это, может, пока отдыхаешь-то, и просветишь меня старого и потрёпанного.
Перестанешь трясти костюмчиком своим пыльным, тогда просвещу, а то чихать начну, никакого просвещения не получится. Да, ты, не бойся, я сам-то и не могу ничего, это ветер меня потряхивает, а на счёт пыли сейчас договоримся, полезай мне в карман, спрячься на минутку. Чучело встряхнуло плечами и закричало не своим голосом: ветер, ветер, а ну вытряхни из меня пыль, да дуй не по земле, а по мне, да так чтобы я не упал, а то ещё больше испачкаюсь, сделай милость, дружище, дама ко мне в гости залетела, прошу, по дружески, выручай…
Налетел ветер, порывистый, ветер странствующий, ветер вольный, закидал, забросал всё вокруг пыльной бурей, только друга своего чучела не обидел, всего до ниточки вычистил перечистил, всю пыль да песочек старческий из него повытряхивал, стоит теперь чучело совсем как новое чучело. Эй, козявочка, ты жива там, ураган-то нешуточный пронёсся, жива ль? голос-то подай. В жизни такого урагана не видела, да не переживала никогда, ох, и страшно же было. Да много ли ты в жизни видела, козявочка, поживи с моё, постой на ветру и буря ветерочком свежим покажется, и не такое видывали, а ну-ка, глянь на мой пиджачок, топни по нему ножкой, смотри - ни облачка больше из него не вьётся. Ап-чхи, ап-ч-хи… Будь здорова, не болей, ну как?
Отлично всё, можно сказать, что сбросил, лет двадцать ты, чучело. Вот видишь, а ты боялась, рассказывай, а то зря, что ли старались мы с ветром, послушать уж больно хочется, что за чувства козявочек одолевают. Чувства очень простые, да рассказать их можно только на примерах, вот слушай: лечу я сегодня мимо тебя и что же вижу – стоит одинокое чучело, рожа расплылась вся, краска слезла, шляпа набекрень, штаны изорваны все, извини, чучело, но и пиджачок твой любимый, совсем не от Армани… От кого?
Да, неважно, слушай дальше: первое моё чувство такое было – проверить надо, ты кто такой по натуре своей? Добрый или злой, умный или глупый, весёлый или грустный. Бывает и меня любопытство разбирает, вот прилетят иногда воробьи, вроде бы птица знакомая, даже скажу, вредная для моей работы птица, только её шуганешь, а она опять норовит всё тут подо мной поклевать, а я всё одно сначала посмотрю - кто это прилетел, знакомая стая или нет? Если знакомая, то уж всё решено у нас давно – в малых долях всё расписано, а если нет, то зову их атамана перетереть вопросы некоторые возникшие. Говорю ему, ты знаешь с кем связался, на чью территорию прибыл, залётный. Тут уже толковище идёт по-разному, когда как, короче, козявочка - всякое в нашей работе чучеловской бывает, но как-то живём, поле почти целое, да и воробьёв стараемся не обижать.
Как ты, дорогой разговорился-то, о чувствах-то будешь слушать? Ладно, ладно, продолжаю, не обижайся, а то вон глаз поплыл краской, могли бы тебе его и масляной нарисовать, слушай, не куксись: к работе ты приспособлен хорошо, это сразу видно и нрав твой, не злой, видела я как ты с воробьями обращаешься, ласково их так попугиваешь, назидательно, делаем вывод – характер подходит; теперь другое у меня чувство возникает, главное, об остальных можно уж не говорить, а мил ли ты мне будешь? Как это мил, уж позволь тебя перебить, а мил-то зачем? Что нам с тобой жизнь, что ли коротать, так - посидели (постояли), да разошлись в разные стороны.
Это у вас, у чучел так, посидели (постояли) разошлись, а вот у нас, у козявочек, всё не так; нам, козявочкам, до самой глубины жизни надо добраться, чтобы решение положительное принять. Это, какое же такое решение, да ещё наклонное какое-то, ты, знаешь ли, козявочка, меня не пугай, наклонюсь посильнее, да переломлю свою палку-вешалку, как же я пугать-то всех буду, если положительно лягу? Да, в переносном я смысле это сказала (в сторону говорит: вот дуб-то опять попался, старый чёрт) не бойся, никто тебя ронять, да ломать не собирается. Теперь о других чувствах поговорим, о практических: как только я выяснила, что ты мне понравился, то есть – мил, для непонятливых - я начала вокруг тебя летать и место для приземления выбирать.
Вот теперь сижу и тебе внушаю: подхожу я тебе по всем статьям. По каким ещё таким статьям, я ничего у воробьёв деньгами не брал, только борзыми щенками… Да, какая мне разница, дорогой, чем ты на жизнь зарабатываешь, борзыми, так борзыми, лишь бы всё в дом шло, в наш дом… Поле мой дом, козявочка, подходит ли поле-то тебе? Так, ты, думаешь, что я с неба свалилась, тоже в поле родилась, вон под той крапивой на краю его, да зачем мне далеко от родного-то места отлетать, поговорим ещё, вразумлю тебя как мы с тобой жить будем дальше; да согласен ли, ты, чучело, со мною жить? Я согласен, только вот мне непонятно…
Так и стоят (сидят) они до сей поры в поле том, чучело рваное, да козявочка перелётная, о чём говорят? Да, всё о том же…