ПОСЛЕДНИЙ ВЕРТОЛЁТ
Последний вертолёт ушёл на космодром и Лучезаров остался один на всей необъятной и бедной Земле. Лучезарову не бросили в подачку ни самку, ни Еву, ни Афродиту; продолжать несчастное занятие продолжения несчастного рода человеческого было не с кем, да и незачем, а жить оставалось ещё полных триста земных лет. Хотя... Лучезаров почесал брито блестевшую загорелую макушку, сорвал с дерева свежую, со сладострастной, золотой продольной корочкой, французскую булку; выдавил жёлтого сливочного масла из грузной коробочки под алым \не аленьким!\ цветком, в разлом булки, чуть размазал пальцем, сложил, масло полезло сквозь мягкие зазубрины булки, и откусил круглый конус светлой гузки. Лучезаров даже зажмурился от удовольствия, так вкусно, так древне-вкусно! стало во рту. Так же наслаждались этим точно вкусом его пра-пра-прадед с пра-пра-прабабкой. Об этом он знал из подключений к Личной Всеобщей Памяти. Но ни жмуриться от удовольствия, ни раскисать от сентиментальных воспоминаний было ни к месту, ни ко времени.
Он успел вовремя увернуться от качнувшейся к нему тростины, увенчанной змеиной головой с разинутой пастью, отогнутым к атаке кривым ядозубом и блестящим от ярости чёрным глазом. Ярость была понятна, эта сука не могла ползать и охотиться, а только ждать счастья торча из удобренной земли на одном месте. Он ещё успел подумать, что это одна из говённых шуточек биоагрономов, когда инстинктивно вильнул бедром, изобразил тореадора, увернулся от перепончатой зелёной ноги с коброобразной головой на месте зонтичного цветка, балетно повернулся на одном носке и молниеносным ударом голой ступни перебил стебель. Голова с обрывками стебля отлетела в траву, кажется нормальную, не головастую, но и от неё лучше держаться подальше, решил Лучезаров и по тропинке заспешил в город Х \не хэ, не ху, а икс!\, уходя подальше от промышленной плантации по производству змеиного яда. В те времена людям казалось, что им нужен, просто необходим змеиный яд как панацея если не от всех, то от большинства своих болячек, которые они сами же на себя и накликали в погоне за сытой, безмятежной и бездуховной жизнью. «Главное – душевный комфорт» - вопила генная реклама изнутри и молчаливо подразумевала, - а после меня, хоть потоп.
Лучезаров шагал по утоптанной, ещё не заросшей тропинке.Французскую булку он уже доел, губы лоснились маслом, не то вологодским, не то ирландским. Правая рука пахла булкой с маслом, как руки его глубоких предков в их полнокровном детстве на ещё не зачумлённой Земле. Лучезаров весь ушёл в себя, снаружи оставались только лазеры глаз, локаторы ушей и нюхалки ноздрей. Странным образом, он не очень-то переживал из-за своего абсолютного одиночества, точнее – совсем не переживал, а скорее тихо радовался. Эта радость происходила не из бедности фантазии или, курам на смех, тупости неразвитой личности, нет, он прекрасно всё сознавал и видел всю пустую Землю одним единственным взором. Он был из рода Всевидящих. Может быть радость струилась из факта, что человечество не пришлось уничтожать, что земной шар не был схвачен лапой сумасшедшего \или был?\, что оно само смылось на мнимообетованную землю, а точнее – на Марс; может быть и так, но и это не главное. Главного вообще в природе не существовало, а только в иллюзорном сознании человека заблудшего. Но Лучезаров был иной человек, чтобы не сказать – сверхчеловек. Он всё шагал, шагал и шагал углубившись в себя. Солнце пригревало как обычно в январе после полудня, а ветерок овевал обнажённое тело. Состояние было почти эдемское, только вот эта животно-растительно-рептильная зелень вокруг... Зелень стояла плотным забором по обе стороны розоватой тропинки и даже с высоты своего роста в двести один сантиметр, Лучезаров не мог увидеть горизонта с высотными домами сверкающими стеклом, металлом и биопластиком. Даже подпрыгивая он ничего не видел, а деревьев, чтобы забраться и оглядеть горизонт – не было, только эти бесконечные, разнообразные, питательные и опасные заросли. Но он знал путь, знал направление – солнце должно быть всё время справа, а к вечеру – сзади. Сбиться с пути не было никакой возможности.
Лучезаров мог шагать сутками нежравши, непивши, но это при необходимости, теперь же такой необходимости не наблюдалось. Он остановился, пошарил глазами, нашёл шоколадное деревце и наелся круглых, пупырчатых бомбошек, когда-то их звали трюфелями. Шоколад, умеренно слащёный, таял во рту, энергией и счастьем расходися по телу. Захотелось пить и он немного заколебался в выборе одного из трёх: молоко? пепси? севен ап? Непоколебимая личность колебалась в таком мелком выборе, но не долго, хотя эта нерешительность была даже чем-то приятна для него. Он недолго задержался на этом ощущении и решил, что ларчик открывается просто \не тот! не тот! пожалуйста!! ради Бога!!!\: постоянная непоколебимость может стать утомительной и тогда так приятно и гуманно чуть поколебаться в выборе сорта шоколада или напитка. «Уй с ним со всем!» - решил Лучезаров и сломал камышину с пепси. Он долго тянул коричневатый, кислосладкий, сразу пыряющий газом в нос, прохладный напиток прямо из горлышка, не забывая зыркать по сторонам, но всё было спокойно, даже небо было свободно от этих летающих чертей со стальными зубами и кремниевыми когтями. Дорогу переползала обычная голая красная улитка, но толщиной в ослиный торчащий член. След слизи позади улитки дымился белым дымком, кислота что-то сжигала в розовой утоптанной тропинке. Врагов у улитки не было никаких, несмотря на её полную голожопость. Кожа на руках и ногах Луча была кислотоупорной, но он не стал задевать улитку ползущую по своим делам. Она не была виновата в выборе девяносто девятипроцентной азотной кислоты в качестве средства обороны, да и нападения, когда понадобится.
Ноги сами несли Лучезарова дальше и дальше к цели, к городу Х. Теперь Луч задумался об изображении прямолинейного движения героя или антигероя, всё равно, в литературе. Как банально это движение во времени и пространстве! Именно – само движение, а не орнамент словесных украшений \ну почитайте хоть «Одиссею» в переводе В.Жуковского, с немецкого подстрочника, кстати\. Хотя, именно это движение и успокаивает непритязательного читателя, даёт ему иллюзию покоя и уверенности в ральности жития-бытия стоящего за произведением или поделкой, зависит от качества чтива. Но читателей на грешной Земле не было больше и в помине. Возникал другой вопрос: а какой бы могла стать литература в этих новых условиях? Вот в этих самых условиях – Лучезаров и обесчеловеченная Земля? Не бесплодная, нет! жратва так и лезет из всех пор земли, и даже вкусная, не говоря уже о её питательности и усвояемости. Хороший вопрос, как говорят американцы. Но что тут гадать! надо сесть и написать, а потом уж и читателей создать, благо подсобного материала в Х навалом, да и опыт работы есть, солидный опыт, можно сказать. Лучезаров спохватился, проговорился сам себе, вот тайна и вылезла наружу сознания. Он даже встряхнулся, очнулся, вернулся на всё ту же и так же розоватую глину тропинки, убитую сотнями тысяч босых пяток, как кислотоупорных, так и не очень. Но Лучезаров не боялся ни своего сознания, ни подсознания, ни даже Его: неподдающегося анализу, неопределимого, глубочайшего, всё рождающего – бессознательного. На то он и сверхчеловек, единственный житель Земли, третьей планеты солнечной системы, считая от Солнца, в галактике Млечный Путь, в расширяющейся Вселенной без названия.
Луч остановился, как бы желая прервать течение рассказа, но рассказ всё равно тёк не обращая внимания на физическое положение героя в трёх координатах измерений. Но и он больше не думал о прямолинейном движении в рассказе или романе. Как-то механически он сорвал копчёную скумбрию с куста, густо увешанного золотистой рыбой с такими вкусными, мягкими по форме, чёрными отметинами. Все рыбины висели вниз головой, слегка покачиваясь под ветерком; их хвосты плавно переходили в ветки куста, глаза у многих сохранились, но подводная глубина ушла из них, да и была ли она вообще, эта глубина? Куст рос из земли, а не из Океана.
Скумбрия оказаласаь жирной, вкусной и непересоленной. Доев до конца мясо, Луч осторожно, держа скелет с головой за хвост, приблизился к красной пятиконечной «людоедке» и покачал душистым скелетом над ней. «Людоедка» даже зачавкала от сладострастного голода, зашевелила всеми пятью отростками и, казалось, готова была подпрыгнуть над землёй, но этого ей было не дано, белые корни уходили в землю и напрочь связывали с ней. Луч духарился немного, отпустил хвост, мокро шлёпнули все пять, налитых алым светом, лучей и скелет исчез в утробе. Потом Луч не поленился поднять ошмётки рыбьей шкуры, уже не такой красивой, и бросить их в опять раскрытую пасть пентаграммы «людоедки». Всё было чисто теперь.
Без пешеходного, босоного преодоления пространства было не обойтись и Лучезаров тронулся в путь; солнце висело за его правым бронзовым, с золотым отливом, плечом. Он уже знал, что произойдёт дальше...
...ЭТО ГУСТОЕ ГУСТАЯ ГУСТЫЕ НЕТ МЕСИВО КАК ЕГО ОРГАНИЧЕСКОГО ДО ИЛИ НЕТ НУ-У-У ЭТО АД ОРГАНИЧЕСКОЕ ПЫХТЕЛО КАК В ЭТОМ Э-Э-Э КИНО ДА ВТОРОГО СОРТА СОВТОРОСОРТНЫМИАКТЁРАМИ И ЭТИМИ БЛЯ АКТЁРКАМИ АКТРИСАМИ НУ С ЭТИМИ КАК ИХ КРУГЛЫМИ ШАРООБРАЗНЫМИ И ТАМ И ТУТ КАК МЯЧИКИ СТУДЕНЬ ЖЕЛЕ ЖЕЛАТИН СТОЛЯРНЫЙ КЛЕЙ ЭТОТ ВОНЮЧИЙ СИЛИКОН СИЛИКОН СИЛИКОН ОН НЕ ВОНЮЧИЙ НЕ ПУТАТЬ С ДОЛИНОЙ ЕЁ БОЛЬШЕ НЕТ ЗАТОПИЛИ ДЕРЬМОМ ХОРОШО АД ДА ОТ ОБ ЭТИХ КАК ИХ ШАРАХ ЖЕЛЕ АКТРИСАХ ОНИ ТОЖЕ ТАМ В КОТЛЕ КОНЕЧНО ОБРАЗЦЫ ЭТАЛОН 90 НА 90 И ЕЩЁ НА СКОЛЬКО-ТО ТА ТУ ИМЕННО ТУ СУП ДА СУП ДА СУП ТОТ СУП ИЗ КОТОРОГО В КОТОРОМ ИЗ-ЗА КОТОРОГО ВСЁ ВСЯ КАША ЗАВАРИЛАСЬ ПОЛЕЗЛА ЧЕРЕЗ КРАЙ ЭТОТ КАК ЕГО СУКУ ЭТОТ КРАЙ ДА КАША ЧЕРЕЗ КРАЙ БИОМАССА С МОЗГАМИ МОЗЖЕЧКОМ ЗЕЛЁНЫМ ГОРОШКОМ ТРЕМЯ ИЗВИЛИНАМИ СТРАШНО НЕТ СТРАШНО ДА СТРАШНО АД ВСЁ ЭТО НЕ БЫЛО ВСЕГО ЭТОГО НЕ БЫЛО БЫЛО БЫЛО ДА СПЛЫЛО КАК ТАК КУДА ТУДА К ЕД ЁД ЯР К Е**/это цензура!/**Е ФЕНЕ ЕТИ И ЕТИ ДВЕ БОЛЬШИЕ РАЗНИЦЫ ЗАДНИЦЫ ПЯТЬ ОПЯТЬ КОНЕЧНО ОПЯТЬ КОНЕЧНО ОПЯТЬ БЕСКОНЕЧНО ЗАЧЕМ МЫ ТВОРИМ ВСЕГДА ЭТО КАК ЕГО НОВОЕ А ЕСЛИ ОБРАТНО В КОТЁЛ И СНОВА И СНОВА И СНОВА И СНОВА НЕ СКУЧНО НЕТ ТАКОВ ЗАКОН И ЗАКОНОДАТЕЛЬ НЕИЗВЕСТЕН ВОПРОС КАРАЕТСЯ ЭТИМ ЭТОЙ ТОЙ ТЕМ КАШЕЙ КОТЛОМ ЧЕРЕЗ КРАЙ СКОРО ПОЛЕЗЕТ НОВОЕ ЭТО КАК ЕГО ИХ ИЛИ НОВОЕ НЕДОЧЕЛОВЕЧЕСТВО А ПОТОМ А ПОТОМ А ПОТОМ СУП С КОТОМ НЕ ПРОБОВАЛ НЕ ЗНАЮ А С СОБАКОЙ ТОЖЕ НЕТ ТЕН ТЕНЬ НА ПЛЕТЕНЬ ЭТО НА ПОЛУОСТРОВЕ С СОБАКОЙ У НАС С ПЕТУХОМ С КУРИЦЕЙ С КОРОВОЙ СО СВИНЬЁЙ С ИНДЮКОМ С ЛОШАДЬЮ С БАРАНОМ С ОВЦОЙ С КОЗОЙ С РЫБОЙ И ТЫ РЫ ПЫ РЫ РАСТОПЫРЫ ТЫ ЯСНО И ЕЖУ ПОНЯТНО А КТО ЭТОТ КАК ЕГО НУ КОМАНДИР ПОВАР СВАРИЛСЯ СВАЛИЛСЯ НЕ УДЕРЖАЛСЯ ПОСКОЛЬЗНУЛСЯ СКУРВИЛСЯ И ПОПАЛ В ЭТО В ТУ ЭТИ ТЕ НЕТ ЭТОТ КОТЁЛ И ЧТО ТАК ВСЕГДА ВСЕГДА ВСЕГДА НЕТ ВСЕГДА НЕ БЫВАЕТ ЭТО И ТО И ТЕ И НЕ ТЕ ИССЕКАЮТ ПЕРЕХОДЯТ ТУДА КУДА НИКТО НЕ ЭТО КАК ЖЕ НУ НЕ ПЕРЕХОДИТ А КОТЁЛ ВСЕГДА ВСЕГДА ЭТИ ДА АМИНОКИСЛОТЫ ЛЕТАЮТ ТАЮТ РОЖДАЮТ А ВОПРОС КАРАЕТСЯ ПОПРОБУЙ ДОСТАНЬ ИЛИ ВСТАНЬ ВСТАНЬ ЯСНО КАК ОБЛУПЛЕННОЕ ЯЙЦО ЧТО ЭТО ТА ТО ТЫ ЧТО ЭТО ТЕНЬ НА ПЛЕТЕНЬ ЕСЛИ БЫ ПЛЕТЕНЬ ПЛЕТЕНЬ ХОРОШО А ТО
Лучезаров достойно прожил свои четыреста лет и с честью был съеден и выпит благодарным человечеством. Земляне на Марсе давно потеряли человеческий облик, превратились в марсиан, позавидовали новым землянам и объявили им войну не на живот, а на смерть. Новые земляне не сдрейфили, не прибздели, не наклали в штаны, не обоссались от страха, а дали такой отпор агрессору, что он и по сей день помнит. Но об этом смотри у Герберта Уэллса в его «Войне миров». А мы заканчиваем, желаем приятного аппетита и ставим точку, обычную, не жирную.
10.09.2005г. Висбаден