Шла последняя неделя марта. В прошлом остались туманы, дождь и пронизывающий до костей ветер. Отжурчали грязные ручьи, пахнущие навозом и отработанным моторным маслом. Пришла оттепель.
Земля все еще была напитана влагой, но кое-где уже появились сухие островки, и при известной ловкости и сноровке, вполне можно было перемещаться, не пачкая туфель.
Валерий Кириллович Арбалетов имел в хозяйстве два почти новых автомобиля. Годовалую «Ниву-Шевроле», на которой он ездил по району, и, еще не распакованный, в целлофане, Фольксваген «GOLF», ядовито зеленый, и ужасно ему нравящийся.
Но, не смотря на столь внушительный автопарк, на службу Валерий Кириллович любил ходить пешком. Он был главой администрации Х-кого района.
Райончик, надо признаться, так себе – не из передовых, но и не из отстающих. А уж сколько людей замечательных взрастил Х-ий район, у-у-у, тут с ним может тягаться разве что Ставропольский край, да и то вряд ли.
Как-то так сложилось, что Х-цы, с недавних пор, начали все чаще видеть своих земляков в телевизоре. Замелькали на первых полосах центральных газет знакомые фамилии, засверкали улыбками родные до изжоги лица, причем, в непосредственной близости от чиновников самого высокого ранга.
Жизнь в городе Х в связи с продвижением по служебной лестнице его питомцев тоже изменилась. Сначала тонкой струйкой, а потом и бойким ручейком, в город потекли средства их федерального бюджета.
В городе отремонтировали главную дорогу, ту по которой приезжали с визитом высокие гости, построили новую церковь и бассейн.
Все только и говорили теперь, что о церкви, бассейне и дороге. Ради справедливости нужно заметить, что ни в церковь, ни в бассейн никто не ходил, но дорогой пользовались с удовольствием все без исключения, и с гордостью говорили обо всех новостройках.
Так вот, Валерий Кириллович, как всегда, отправился на службу пешком. Погода была великолепная, светило солнце, и островки сухой земли разрослись так, что переход от одного к другому осуществлялся не прыжком, а просто чуть удлиненным шагом.
Жил Валерий Кириллович совсем не далеко от администрации, а потому, выйдя из дома за двадцать минут до начала рабочего дня, шел не спеша, наслаждаясь весенним солнышком, и тем особым, весенним запахом, который так легко проникает в самое сердце, заставляя его трепетать и ликовать.
Подойдя к зданию администрации, господин Арбалетов, был несколько обескуражен новыми и очень неприятными обстоятельствами. А именно огромной лужей, разлившейся метров на двадцать в длину и метра на три в ширину, прямо перед входом в администрацию города Х.
Из середины лужи бил внушительных размеров родник, почему-то нагнавший на Валерия Кирилловича вселенскую печаль. Он померил носком туфли глубину лужи, и убедился, что пройти по ней вброд не представляется возможным. К тому же вода моментально проникла в теплое лоно ботинка, от чего хлопчатобумажный носок Валерия Кирилловича превратились в омерзительную, ледяную жабу.
День, так хорошо начавшийся, был безнадежно испорчен, что-то подсказывало Валерию Кирилловичу, что это не последняя неприятность на сегодня. Он еще не понимал, из чего родилось это нехорошее предчувствие, но то, что оно появилось, он осознавал вполне отчетливо.
Решив проникнуть в свой кабинет через черный ход, Валерий Кириллович уже развернулся влево на пятках, и даже поднял левую ногу, по обыкновению вытягивая носок, как в дверях администрации показалась Любочка, девушка лет двадцати – его новая секретарша.
-Валерий Кириллович, - закричала она, приятно картавя и совсем немного повизгивая.
Глава района на мгновение замер с поднятой ногой, затем вернул ее в исходную позицию, и также, на пятках прокрутился в исходное положение. На лице его изобразилось пристальнейшее внимание и снисхождение к девушке. Не лишним будет заметить: Любочка была прехорошенькая и очень обаятельная девушка. А по сему Валерий Кириллович разговаривая с ней, старался быть милым и обходительным.
-Валерий Кириллович, вам письмо из Москвы, - Любочка в порыве служебного рвения слетела по омраморенным ступеням, и обеими ногами шагнула в ледяную воду. Арбалетов, в свою очередь, также шагнул Любочке на встречу, и тоже погрузился в воду выше щиколоток.
-А черт! – проревел Арбалетов, - Люба, ну что же вы? Промокли теперь… и я тут. Эх! – он досадливо взмахнул рукой. – Ждите, сейчас приду с черного, и скажите Витальичу, чтоб открыл.
Любочка готова была заплакать. Мало того, что сама она промочила ноги, так еще и начальник из-за нее оказался в луже. Она плотно прижала большой конверт с сургучными печатями к груди, и виновато опустив голову, поплелась говорить Витальичу. На белых ступенях за ней остались черные лужицы.
Добравшись, наконец, до своего кабинета, Арбалетов закрылся на ключ, и, сняв туфли и носки, погрузил ноги в домашние тапочки, которые хранил в нижнем ящике стола. Носки он повесил на батарею. В это время, в приемной, Любочка развешивала на батарее свои мокрые колготки, рядом, вверх шпильками, она положила изящные лаковые туфли. У Любочки тапочки лежали в целлофановом пакете, прямо под столом.
«Может туфли скоро высохнут, тогда и переобуюсь» - Успокаивала себя Любочка. Она достала пудреницу, посмотрела на свой носик в зеркальце, из круглого окошка на нее посмотрело довольно милое личико, в светлых и очень сексуальных веснушках. Она вытянула губки, и засмеялась, радуясь своей свежести и прелести. На лоб Любочка смотреть не стала, чтобы не расстраиваться. В самой середине его красовался огромный прыщ, красный, с желтой трехмакушечной головкой. Любочка тщательно скрывала его челкой, и ждала, когда он созреет окончательно, чтобы выдавить оный без опасности заражения и рецидива.
Валерий Кириллович просидел в своем кабинете до обеда. Сославшись на чрезвычайную занятость, он отменил несколько назначенных ранее встреч. Он рисовал в ежедневнике рожицы чертиков. Причем, один чертик как две капли воды похож был на зама по сельскому хозяйству, другой на заведующую отделом кадров, третий бог еще знает на кого.
Арбалетов элементарно убивал время. От дня сегодняшнего он не ждал ничего хорошего, а по сему решил прожить его с минимальными потерями. «День уйдет, а с ним уйдут и проблемы. И если особо не рыпаться, то проблемы могут и забыть о тебе, пройти стороной, или на худой конец, задеть лишь краем» - так рассуждал он, пририсовывая лирообразные рожки к кислой физии завхоза.
Подошло время обеда. Арбалетов к приему пищи относился очень серьезно. И, когда на часах над дверью кабинета засветилось магическое 12:00, он отложил чертиков, которых к тому времени набралось уже до двух десятков, и отправился в буфет, едва не забыв, что он в тапочках.
Туфли и носки к тому времени уже высохли. Он быстро переобулся, обретя, наконец, уверенность в себе, вышел в приемную.
Любочка, задрав на стол голые ноги, и высунув от усердия язык, покрывала ногти на ногах ярко-красным лаком. От неожиданного появления Арбалетова, она вскрикнула, спуская ноги со стола, задела склянку с лаком, и он… о боже! вылился на лежащий рядом московский конверт.
И тут, она допустила еще одну ошибку, слишком резко схватив флакон, остатки лака вылила на белую сорочку Валерия Кирилловича.
«Не избежал…» - с досадой подумал Арбалетов. Аппетит мгновенно улетучился. Он с ужасом смотрел, как Любочка лезет под стол, выставив ладони вверх, как бы защищаясь от удара.
-Не волнуйтесь, Любочка, - поспешил он к ней на помощь, - Ничего страшного не случилось, беда мне с вами. Успокойтесь, прошу вас.
Он подал ей руку. Рука Любочки, горячая и влажная, оказалась в его, большой и холодной как у врача, ладони. Арбалетов ощутил вдруг такой прилив нежности, какого с ним не случалось со школьной скамьи, когда он впервые влюбился по настоящему. Любочка доверчиво прижалась к его груди.
Он, красный от смущения и счастья смотрел ей через плечо на телесные колготки на батарее, а она все крепче прижималась, оставляя на своей груди точную копию пятна с его рубашки.
Через месяц они поженились, а через год у Любы и Валеры родился сын – Володя.
Валера часто вспоминал тот мартовский день. Он до мельчайших подробностей помнил все: и воздух, и родник у администрации, и Любочкин прыщ с тройной головкой. Если бы не цепь этих событий, он никогда не решился признаться Любочке в своих чувствах.
Вот только толстый коричневый конверт под сургучом, совершенно вылетел из воспоминаний. Он исчез, загадочно и бесследно, оставив лишь легкое волнение, о чем-то забытом, недоделанном, незавершенном…