Ешь и только!..

Параной Вильгельм
       Жлоб имел верх фарсовой накидки в натуральный рост и люстриновую разлетаечку под фуфом.
      Также были напялены на сирые сырники, старые настольные «шкеды» австрийских граждан - остальное же, клятно-мятное порно, прикрывало софийское одеяло «Саха», из сумчатого.

      Жлоб становился бурым, пьяно-кантующимся, ко всему мимо снующему, от предыдущей стопочки в перехожую - следующую, на вырост, и вдоволь.
      И так далее…

      Перебрав определенный рубеж, и взяв новую высоту с приветом, Жлоб добился синейшего, редкого, наиредчайшего глюка: будто  стоит он с самим батькой Махно, стоит возле скирды припаса у двора дядьки Сигия, и просит у батьку новую ладную саблю, отобранную у официра Ногого за чванство и грязь.
      Батьку запугом достает золотой портсигар, чеканя цвиркающим замком, угощает цигаркой, сам курит, молчит задавно, и широко плюет на кизяк раз двадцать, а то и больше, тыча расточая туда сюды пальцем «Ешь и только!.. - Как же так батьку? Я немею кизяки исть, - отвечает Жлоб, - но ослушаться тэбэ не смею, съим».

      Батьку останавливает на пол опути, хвалит за норов, и вручает саблю, потом лихо снимает штаны - скидает по-пацански рубаху, и ныряет брызно в реку.

      Долго не видно батьку; Жлоб начинает сопеть и звать батьку; батьку выныривает, одевается, атасно глядит на Жлоба, как на морду «Лигайя» перед пойкой и идет спать в стог - а хрена делать батьку?

      Жлоб стоит и ждет пока батьку проснется - охраняет и караулит батьку - сабля блестит и нравится – сбылась мечта.
      Голубой коварный туман, слюнявой струйкой вокруг вертится изворотно, - как видит Жлоб средь густоты туманной куру жирную, загулявшуюся от своих, - блестит сабля ответно, только свистом берендит рассекая на двое – проворна сабля, славная…
      И тут красные, - откула они всерлись?

      «Батьку! Красные!».
      Батьку спит и не шелохнется...
      «Батьку вставай красные!».
      Батьку не шевелится и спит,..

      И тут Жлоб приходэ в себя, от пьянинной задуры, озирается на матроску Олежу, харкает на себе случайно по случаю, и вытирает все сопли флажковым штанинным сукном алого цвита, и до дна глушит новый ковшик горилки - встает и уносится спасать батьку…