После прочтения эссе Бродского

Мария Бубнова
Чтение эссе «Набережной неисцелимых» Бродского, за недостаточным знанием английского читала на русском, в переводе Григория Дашевского, успокоило нервы, утихомирило боль… Язык автора подчёркивает атмосферу холодной зимней Венеции… Философическое слово воплощает несказанную, но очевидную истину в гениальное открытие, восхищающее читателя, сердце которого начинает стучать бешено и воодушевлённо…
Кружка горячего чая Greenfield с корицей и апельсином, приятно освежила и согрела…
Хочется побродить по Москве, не говоря уже о дождливом и северном Петербурге… Будем довольствоваться Нарой… Хочется сделать множество чёрно-белых фотографий города, людей, земли…
Хочется на кладбище. Лучше на старое, скажем Донское…
Оказаться среди серых надгробий с печальными ликами ангелов, в унисон белобрысому и старому небу…
В голове вертелась навязчивая мысль способная стать целой темой для дискуссий и размышлений, к несчастью –забыта… Чтение книг зачастую наталкивает тебя на свои собственные философично-микроскопичные, но всё же размышления, темки, строчки… Они очень резкие, чёткие как фокус зрачка – точки на свету, но как только свет-книга закрывается, мысль рассеивается и ты уже не можешь найти её корни…
Сегодня необыкновенный день… Я давно не ощущала так остро и неподвижно…
Сейчас кажутся настоящими Шедеврами оконные рамы, мосты, дороги, здания, особенно каменные… И так близко ощущение толи хищника, толи жертвы воздуха, пространства, мысли… Это всегда было близко и мне и моему любимому другу и, как оказалось, Иосифу Бродскому…
Дыхание неповторимо. Ритм переменчив и медлен…
Белый цвет…Ничто и всё… Только в белом кроются 7 основных и сотни промежуточных цветов, только белый упрямо скрывает их всех, только белый сводит с ума своей стенной непроницаемостью и бесконечным пространством одновременно. Только в белом кроется надежда и опустошение…
Цвет вовсе не глубок - не сравнить ни с синим, ни с чёрным, но бездонен…
Сегодня воистину странное ощущение мира, пространства и жизни…
За бесчисленными многоточиями заканчиваю свою писанину…
Иду гулять в неприветливо серый город…
Пространственно вечный и родной, хотя и сам город и человек в нём являются абсолютно инородными для земли органами.