Эту историю я случайно услышал, когда, находясь на лечении в больнице, ходил на процедуры. Физиотерапевтическое отделение располагалось в отдельном здании, которое обслуживало не только пациентов больницы, но и обычное население. Дело было летом, время отпусков, и народу перед небольшим одноэтажным зданием скопилось много. Две медсестры не справлялись с потоком больных. Сидеть внутри здания было душно, и народ, заняв очередь, сидел на скамейках в тенистом парке, разбитом вокруг больницы.
Я сел на свободную скамейку под раскидистым тополем. С другой стороны, прямо за спиной, уже сидели двое мужчин в больничных халатах и о чем-то между собой оживленно разговаривали. Вернее говорил один, тот, который был постарше – высокий сухопарый мужчина, обросший щетиной. А тот, что помоложе, гладко выбритый, надушенный недешевой туалетной водой, румяный толстячок, слушал, поддакивал и изредка бросал одну и ту же фразу: «Да ты что?..»
Свежих газет в больничный киоск еще не привезли, и я стал читать вчерашнюю, кисло морщась от несвежих новостей, как от протухшей пищи. Волей-неволей стал прислушиваться, о чем же говорят мои соседи. Услышанное поразило меня, и я решил пересказать вам их историю.
В общем, дело было в одной из клиник, известной многим в нашем городе. В торакальном отделении, оперировал на легких врач-осетин Таймураз Хутагуров, хирург, как все о нем говорили, удачливый. Именно удачливый. За каких только безнадежных больных он не брался, все у него получалось. Вроде бы ничего такого особенного и не делал: оперировал как все, в той же операционной, с теми же медсестрами, ассистентами, но у него на удивление ловко все получалось. Все прооперированные больные выживали и, как правило, выздоравливали.
Слава об удачливом докторе летела быстрее птиц. Через несколько лет к Таймуразу образовалась очередь из желающих оперироваться только у него. Другие хирурги, казалось, и не хуже, но такими успехами похвастаться не могли. И тут даже опытные врачи завидовать стали. Нет-нет, да какую-нибудь гадость подстроят Таймуразу. Особенно выделялся один из них, его же земляк Шаврани Салохович, видный красивый осетин с гладко выбритым лицом, короткой седой стрижкой. Он всегда ходил в безупречном накрахмаленном халате и такой же шапочке-пилотке, был строг и требователен к персоналу, с больными не церемонился. Если кто-то попадался под руку выпивший, выгонял безбожно.
- Пьяниц, - растягивая букву «ц» говорил он, - нэ буду тэрпэт.
Таймураз был полной противоположностью ему. Худой, нескладный, высокого роста, с узкими черными усами на худосочном лице, он оперировал всех – и нарушителей, и смирных. Но одно условие всегда выдвигал: не хамить ни ему, ни персоналу. Случалось такое – от операции напрочь отказывался.
- Идите к другому хирургу, а я вас оперировать не буду.
И все тут. Это был тот редкий случай, когда Таймураз не брался за операцию. Конечно, за исключением пациентов, которых привозили по «Скорой» с кровотечением – таких он оперировал сам, никого не переадресовывал коллегам, мол, не мой профиль.
В общем, слава Таймураза росла, и вместе с ней зависть коллег. Внешне это ничем не проявлялось. Вежливо здоровались, прощались, вели светские разговоры в свободное от работы время, спорили на конференциях. Но паскудная зависть к удачливому хирургу оставалась внутри каждого. И вот однажды случилось то, что неизбежно должно было случиться – ситуация взорвалась.
Началось с того, в клинику привезли тяжелого больного мужчину лет под сорок пять из района. Быстренько обследовали, поставили диагноз: рак легкого с метастазами в плевру. У больного и фамилия оказалась смешная и нелепая для сельской местности – Апельсинов, и имя у него оказалось соответствующее Герман Данилович. Попал он на лечение к заведующему отделением Шаврани Салоховичу. Диагноз сомнения не вызывал ни у кого. Пригласили для верности онколога. Тот тоже подтвердил: рак, нужно оперировать и чем быстрее, тем лучше. Как и положено, в таких случаях попытались через бронхоскоп взять для биопсии участок пораженного легкого. После двух попыток удалось забрать кусочек. Отправили взятый кусочек ткани в лабораторию для анализа, и стали ждать результата. И тут случилось то, что потом стало причиной грязного скандала. Кусок ткани попал на анализ новенькой докторше, только только окончившей интернатуру, Альбине Сергеевне. Заведующая была в командировке, посоветоваться не с кем. У своих более опытных коллег она спрашивать совета постеснялась, мол, не так поймут, скажут, а чему училась? Поэтому, увидев необычные клетки под микроскопом, она сильно засомневалась - раковые ли они. И решила проконсультироваться с лечащим врачом. Позвонила Шаврани Салоховичу, и тот немедленно согласился помочь.
Придя в лабораторию Шаврани Салахович первым делом сел в кресло, на место лаборантки, навел окуляр микроскопа на препарат, настроил его под свои глаза, и после этого долго и внимательно рассматривал. Тут удивлению Шаврани Салоховича не было предела: клетки очень похожие, но не раковые, и судя по всему саркоидозные, редкого заболевания. Но как быть с метастазами в плевру? Случай не из простых! И тут его осенило. Он встал из-за стола и сказал Альбине Сергеевне:
- Без сомнения это раковые клетки.
Лаборантка заулыбалась.
- Спасибо, Шаврани Салахович, а то я было засомневалась…
- Вы стеклышки-то с препаратами, где храните? - поинтересовался он, прерывая докторшу.
- В специальном сейфе для патологических находок, - и она показала на большой металлический ящик, стоящий за ее спиной. – Вот здесь.
- Понятно… Альбина Сергеевна, можно мне взять на какое-то время стеклышко? Я поеду на днях в Питер, там еще проконсультируюсь в онкоцентре, для верности, - Шаврани Салахович внимательно посмотрел в глаза лаборантки, словно гипнотизер. - Так на всякий случай. Береженого бог бережет. Но знать об этом будем только мы: вы и я… - и он снова посмотрел в глаза коллеги.
Та почти без колебаний согласилась:
- Конечно, конечно возьмите.
Она вложила препарат в конверт и протянула Шаврани Салаховичу.
- Вот и чудненько. Вы результат анализа сегодняшнего все же напишите и отдайте мне, чтобы не пропал, я подожду. Больного к операции нужно срочно готовить, - и Шаврани Салахович улыбнулся Альбине Сергеевне, - такая у нас работа.
- Да-да, конечно. Я сейчас.
Лаборантка села и быстро написала на фирменном бланке заключение. Взяв его и попрощавшись, Шаврани Салахович пришел в отделение в приподнятом настроении.
Дальнейшие события развивались стремительно и по его задуманному дьявольскому плану. Вложив анализ в историю болезни Апельсинова, Шаврани Салахович собрал коллег хирургов и провел с ними комиссию, на которой подтвердили диагноз и обсудили объем операции. Таймураз в обсуждении не участвовал, но внимательно слушал и смотрел на рентгеновские снимки больного. В принципе особых сомнений у него с диагнозом не возникло, и с операцией он был согласен. Для него такая операция была привычным делом, но больной был «не его», так что вмешиваться в детали Таймураз не стал. Собственно, его мнения Шаврани Салахович и не спрашивал. Таймураз автоматически поставил свою подпись под решением комиссии и ушел заниматься своими делами.
С больным Апельсиновым Шаврани Салахович поработал основательно, убедив, что операция тяжелая, но спасет ему жизнь, других вариантов нет. Герман Данилович дал согласие. Операцию наметили на среду, на девять утра. Все шло по плану. Больного на каталке привезли в операционную, дали наркоз, а хирурга Шаврани Салаховича все нет. Раздался звонок в ординаторской, телефон взял Таймураз.
- Слушай, Таймураз, - услышал он взволнованный голос Шаврани Салаховича. - Не смогу я сегодня оперировать. Вывихнул руку, утром пошел за машиной, споткнулся и упал, запястье отекло, не шевельнуть пальцами. В общем, не могу ничего рукой делать. Соперируй за меня Апельсинова. Он, наверное, уже в наркозе, меня ждут…
- Да ты что, Шаврани, с ума сошел? Твой же больной! Отмени операцию, ничего не случиться, если на пару дней перенесешь… - В это время в дверь вошла взволнованная старшая медсестра отделения Маргарита Викентьевна. - Подожди, - сказал в трубку Таймураз.
- Вы чего? – обратился он к старшей медсестре.
- Таймураз Казакбаевич, больной в наркозе, а Шаврани Салаховича все нет. Что делать?
Таймураз снова приложил трубку к уху:
- Слышишь? Он уже в наркозе. Я пошел в операционную, буду делать. Спасибо, удружил, раньше не мог позвонить?
Бросил трубку на аппарат и твердо отдал распоряжение старшей медсестре:
- Апельсинова буду оперировать я. Шаврани Салахович заболел, только что с ним разговаривал. Ну, иди, иди, успокой всех…
Через пятнадцать минут началась операция. Оперировал Таймураз как всегда блестяще, увидев большой размер опухоли и метастазы в плевру, он убрал все правое легкое, отсек часть плевры. Аккуратно все ушил. Поблагодарив медсестер, анестезиологов и ассистента, молодого начинающего врача-хирурга, вышел из операционной, полностью удовлетворенный своей работой.
В ординаторской привел себя в порядок, и, как было заведено среди хирургов испокон веков, выпил рюмку коньяка, сделал себе кофе и закурив свою любимую гавайскую сигару, расслабился. Потом стал записывать в историю болезни Апельсинова ход операции. Открыл страничку, куда подшивались все анализы, чтобы убедиться в подтверждении ракового заболевания, но анализа не нашел. Что за чертовщина? Таймураз перелистал историю болезни, даже для верности потряс над столом, но анализ не выпал. «Да ладно, где-нибудь у Шаврани отдельно лежит, чтобы не потерялась», - подумал он, и записав данные по проведенной операции, пошел навестить больного.
Апельсинов уже пришел в себя, чувствовал себя неплохо, показатели дыхания и сердечной деятельности были в пределах тяжести перенесенной операции. Дав указания медсестрам, Таймураз ушел. Через два дня больного из реанимации перевели в палату интенсивной терапии, а еще через три дня в общую палату. Все удивлялись - только у Таймураза такая легкая рука: целое легкое оттяпал, плевру наполовину убрал, а больной как на дрожжах поправляется. Контрольный материал из оперированного легкого поступил в лабораторию в тот же день, еще во время операции к тому же самому врачу-лаборанту Альбине Сергеевне. Та, увидев все те же клетки, что и в первый раз, подтвердила диагноз: рак. Врач-лаборант еще раз совершила ошибку, так и не осознав ее.
Все шло своим чередом. Больной медленно, но верно поправлялся. Оказалось, что больной Апельсинов не просто сельский житель из глубинки, а глава местной администрации. Узнав, что в больнице лежит один из множественной армии чиновников, его почтил своим визитом лично губернатор. Заодно он прошелся по больнице - когда еще выберешься в суматохе дел? А тут совместил одно с другим – больницу осмотрел и человека поддержал.
Больного уже готовили к выписке, когда вдруг на отделение пришло письмо из Санкт-Петербургской НИИ онкологии, а в нем небольшое письмо за подписью профессора Бармана Исаака Моисеевича, их куратора, и бланк лабораторного анализа. В письме значилось, что присланный на анализ препарат от такого числа, такого то месяца и года, за номером сто семь им проверен и установлен диагноз: саркоидоз.
- У кого из вас сто седьмой номер был? – поинтересовался Шаврани Салахович как ни в чем не бывало на правах заведующего.
Никто не ответил. Таймураз только насторожился:
- Не помню, но точно не мой.
- А чей же?
- Посмотри по историям, может уже больной выписан. Но саркоидоза в тот период, что они пишут, у нас вообще не было, - заговорил сидевший тихо Борис Кириллович, один из опытных хирургов.
- А если точнее? – не унимался Шаврани Салахович. - Постойте, а у Апельсинова какой номер был?
- Что спрашиваешь, твой больной, возьми и посмотри, - незлобно, но с резкостью произнес Таймураз. – Он, кажется, еще не выписан, сегодня мне в коридоре попался.
Шаврани Салахович полистал историю Апельсинова:
- Точно, номер сто семь его. Но у него же рак! – сделал удивленное лицо Шаврани Салахович.
- Да ты что? - Борис Кириллович больше всего боялся всяких разборок, аж привскочил с дивана, потом бросил упрек Таймуразу. - Ты же оперировал! Что, не видел ничего?
- Видел, конечно. Точнее, анализа не было, а в заключении комиссии - рак и никаких подозрений на саркоидоз, причем рак с метастазами. А собственно в чем дело? Почему вопросы ко мне? Шаврани заболел, попросил меня оперировать, больной был в наркозе. Я сделал операцию в соответствии с диагнозом. Ну не было листка с анализом, но что бы это меняло? Я подумал, что они у тебя, Шаврани. Погоди, погоди… - Таймураз встал из-за стола. - Ты что же, меня подставил, получается? Руки умываешь? Мол, виноват во всем Хатагуров?!
- Перестань, Таймураз. Сделал ошибку – признайся, - спокойно и даже как-то равнодушно ответил Шаврани Салахович.
- А если бы ты оперировал, то не сделал бы ошибки? - переспросил Таймураз Шаврани Салаховича. – Ты это хочешь сейчас этим сказать?
- Думаю, что перепроверил бы, прежде чем идти оперировать. Во всяком случае если бы оперировал, то экономно, а ты все легкое… - он не успел еще закончить свою мысль, как Таймураз ударил кулаком по столу.
- Сволочь ты, Шаврани. Больше скажу тебе, ты не осетин и не кавказец, да и не мужчина…
Он подскочил к Шаврани Салаховичу и швырнул ему в лицо целую кипу историй болезни, оказавшихся у него в руках. Шаврани Салахович успел прийти в себя, выскочил из-за стола, и, схватив Таймураза за халат, рванул его на себя.
- Я не мужчина?! Да я тебя… Да ты у меня…
Борис Кириллович бросился между ними.
- Коллеги, коллеги, да вы что? Шум на всю больницу! Прекращайте.
Он кое как растащил взбеленевшихся джигитов.
- Значит так. Я больше ни дня не буду работать с тобой… - сказал немного остыв Таймураз. – Но поскольку ты начальник, значит, уходить придется мне…
- Дело твое, - пожал плечами Шаврани Салахович. - незаменимых людей нет, - и уткнулся что-то писать…
Таймураз уволился несмотря на просьбы руководства больницы остаться. Мол, разведем Вас с Шаврани Салаховичем по разным отделениям, и продолжайте работать. Но Таймураз был непоколебим.
- Мужчина один раз решает, - отвечал он на все уговоры. - Сказал уйду – ухожу…
И ушел. Говорят, переехал в другую область, оперирует там. Знающие больные теперь ездят туда, к нему, снова в очередь записываются.
- Да ну? – воскликнул полный мужчина.
- Вот тебе и ну, - ответил ему рассказчик.
На этом разговор собеседников за спиной прервался.
- Нам бы очередь не пропустить, - сказал высокий худой мужчина.
- Да нет, она больше трех человек не берет. И вон, женщина в платочке еще здесь, мы за ней, - ответил розовощекий полный собеседник. - А откуда вы знаете подробности? – перевел он разговор. - Будто сами рядом стояли.
- Угадали, я и есть тот самый Апельсинов Герман Данилович.
- Да вы что?
- Ну, да. Приехал на переосвидетельствование, группу инвалидности буду усиливать, была вторая, сейчас, наверное, переведут, первую дадут. Ну и заодно подлечиться решил…
- А Вы что, судиться не стали?. Дело-то выигрышное, это я вам как юрист говорю. Давайте дадим ход? С удовольствием помогу справедливость установить, - заговорил полный мужчина. - Надо же когда-то наших эскулапов останавливать. Отрезали легкое за здорово живешь, и виноватых нет.
- Виноватые есть. Называется эта беда – зависть. Кого она изберет своей жертвой тот и становится источником всех неприятностей в жизни. А в моем конкретном случае виновник господин Шаврани Салахович. Он подставил и Таймураза, и ту молоденькую неопытную лаборантку. Причем сделал так, что следов никаких не оставил. Все шито-крыто…
Апельсинов замолчал.
- И что, все сошло ему с рук? – опять удивленно задал вопрос собеседник.
- Не нашли прямых улик, только косвенные. Провели служебное расследование. Все по выговору получили и все. А я письменное извинение от их начальства… Ладно, хоть извинились. А к Таймуразу у меня претензий нет, мужики говорят, что при такой операции редко кто выживает. А я видите живой, хоть и инвалид. Подставили доктора и выжили… Вот я пострадал, а сколько таких как я, кто их считал?
Он хотел еще что-то досказать, но в это время нырнула в дверь физиокабинета женщина в платочке
- Мне пора, очередь подошла, - сказал Апельсинов своим глухим голосом.
Он неторопливо встал и опираясь на палочку медленно пошел в сторону здания.
- До свидания, Герман Данилович. Рад был с Вами познакомиться, - вскочил полный мужчина и засеменил рядом. – Вот, возьмите мою визитку, - он протянул кусочек картонки. - Там мой адрес, телефон офиса и домашнего. Звоните, если надумаете судиться. Я помогу. Надо же когда-то порядок наводить.
И они скрылись за деревьями.
Я остался сидеть на лавочке, переваривая услышанную историю. Трагедией она закончилась и для пациента и для доктора. Я согласен, что виною многих бед и неприятностей является зависть. Но ведь у этой «птицы» есть почва, на которой она кормится, вырастает из малюсенького яичка до таких огромных размеров, что проглатывает человека. Иначе бы давно лапки свои отбросила. Да и что значит - есть почва? Она никогда и не исчезнет, пока жив человек. Такова его природа. Тут главное не дать ему заразиться этой болезнью, попасть под взор птицы-беды. Но как? Вот в чем вопрос. Не знаю, есть ли у вас ответ, но я его пока не нахожу.