Дверь

…Несмотря на то, что он всю жизнь посвятил изучению Двери, здесь он ни разу не был. В юности, только начиная свою дипломную работу (расширяя тему которой, он добрался до кандидатской, а потом и докторской), он с молодой уверенностью заявлял, что такой способ решения задачи ему не подходит. И никогда не подойдет.
Он отвлекся от мыслей и достал из кармана маркер. Подошел к скале. Неизвестно, кто первым придумал записывать на ней загадки, но это было непременным условием пути. Словно говоря следующему, кто будет их читать: может быть, есть тайны, которые ты еще не раскрыл и здесь?
Разумеется, есть.
Первоначальный ажиотаж, вспыхнувший сразу после появления Двери, за последние семьдесят лет стих. Большинству обывателей не слишком важны вопросы, которые она ставит, как же, как и не важно, есть ли жизнь на Марсе. (Кстати, гипотеза о том, что Дверь возникла благодаря действиям инопланетян, до сих пор существует). Впрочем, теорий о происхождении Двери столько, что один труд по их упорядочиванию тянет на докторскую степень. Никак не меньше.
«Что такое Дверь?» написал он. Может, это и не совсем честно – не оставлять идущему вслед никакой надежды. Но он знал, что это единственный вопрос, ответ на который он должен узнать.
Он оставил маркер лежать у скалы. Вдруг кто-то не догадается взять его с собой? Хотя статистика показывает, что за последние десять лет количество желающих пройти Путь снизилось на двести пятнадцать процентов.
Было время, когда подходить к двери запрещали. Тогда Скала была лишь куском камня, а вокруг Двери размещалась целая лаборатория, куда пускали только по пропуску, получить который для простого человека, не связанного с исследованиями, было невозможно. В Дверь посылались экспедиции - ни одна не вернулась. Роботы – все как один проходили сквозь нее, как будто не видели этой черной пелены, и оказывались с другой стороны. Датчики, причем самые хитроумные и стоящие больше, чем годовой бюджет развивающейся страны, молчали и не показывали никаких изменений. А стоило в нее войти хоть одному живому существу – и оно бесследно исчезало. Подопытные мыши, кошки, собаки, лягушки, несколько птиц… они влетали в густой темный туман, растворялись в нем навсегда. Так же, как и люди. Вся аппаратура, надетая на них, моментально отключалась, стоило телу полностью оказаться внутри.
Если же кто-то засовывал только руку – она погружалась в ничто, и спокойно выходила. Засунув голову – он был первым, кто на это отважился, и в его родном городе ему даже установили памятник, - он видел лишь всю ту же клубящуюся тьму. Пробы воздуха, собранные человеческой рукой, показывали тот же состав, что и воздуха вокруг двери. Механический манипулятор же просто проходил сквозь нее.
Десятилетия изучения не давали ничего. Сначала, лет через восемь после появления Двери, когда средства массовой информации наконец-то о ней узнали - то есть когда правительственные службы окончательно отчаялись что-либо выяснить - за Дверь взялись ученые.
Когда он приехал в Институт Параллельных Пространств – быстро разрастающийся благодаря постоянному притоку туристов, сорвиголов и прочих людей, которые делают деньги из любой необычной вещи, он даже не думал, что свяжет с Дверью всю жизнь. Молодой, преуспевающий, даже гениальный – а с этим соглашались как друзья, так и завистники, физик в глубине души считал, что сможет разгадать загадку так, за пару месяцев, отведенных для дипломной работы. Не смог.
Через год он приехал сюда жить. Город уже построили, традиция оставлять загадки на Скале уже родилась. Институт находился на пике своей славы, не смотря на то, что за это время все полученные данные были только отрицательными.
Он написал кандидатскую, работая над вопросом влияния Двери на окружающую действительность. В конце он делал вывод, что влияния не наблюдается. Несмотря на идентичность воздуха внутри, и здесь, газообмена тоже не наблюдается… загадки двери можно исчислять сотнями, и все исследования только умножали их число.
Он женился. Его невеста занималась вопросом социального значения Двери. Впрочем, ей это быстро надоело, и дальше она отдалась радостям семейной жизни и материнства.
Тогда он еще верил, что разгадка близко. Он чувствовал себя самым удачливым человеком в мире. Наука развивается скачками - кажется, что человечество уже достигло потолка, но тут какая-нибудь новая идея или изобретение пробивает брешь – и вот мы смотрим на невиданные доселе просторы. Таким был микроскоп, компьютер, полупроводник, электрический ток, наконец,… Он верил, что таким же будет Дверь. И кто, как не он, призван открыть новые горизонты – ведь именно он к тому моменту больше всех понимал, как мало человечество знает про Дверь.
Но постепенно он старел. Да, он узнавал все больше и больше,… но это приводило ни к чему. Город хирел, из научного центра превращаясь в туристический. И в последний приют Идущих.
Многие проходили сквозь нее, потому что это казалось менее страшным, чем самоубийство. Многие – из любопытства, того, что заставляет ученых глотать водород и пробовать на вкус метиловый спирт. Впрочем, последних из года в год становилось все меньше и меньше.
Потом его жена умерла, дети разъехались - они не понимали, что здесь делать. Дверь была для них обычным элементом жизни. Не будоражащей кровь тайной, а интересным вопросом, ответ на который ты не прочь узнать, но не так уж и стремишься.
Лишь для него Дверь была и главным врагом, и любовью всей жизни. Начав с честолюбивых мечтаний, и достигнув в какой-то мере славы, он понял, что ему уже нужно не то что совершить переворот в науке – нет, ему надо доказать ей, что и не принимая ее предложений, своим умом люди разрешат загадку. Ночами, всю жизнь ему снилась она, зазывающая, предлагающая исполнить мечту просто так, за бесстрашие перед неизвестностью. Ему казалось, что он устоит.
Но чем больше проходило времени, тем больше он отчаивался. Он не мог сдаться, не мог плюнуть на Дверь, и заняться чем-нибудь другим – хотя ему не раз намекали, что есть более ценные области человеческого знания, куда он мог бы приложить свои выдающиеся способности. Нет. Для него существовала только Дверь
Теперь, через семьдесят лет после ее появления, когда интерес к ней почти затих, - а точнее, остается на прежнем, раз установившемся уровне, как к пирамидам Египта или истуканам острова Пасхи, он, наконец, сдался. Ему исполнилось семьдесят – он всегда считал это символом, то, что он родился в один год с появлением Двери, пусть даже в совершенно разные дни. Уже уехали журналисты, заинтригованные его юбилеем, через три месяца они снова набегут – уже писать о Двери… и, наверное, напишут о нем. Ее самом преданном слуге.
Он дошел до конца пути. Два километра шестьдесят пять метров, вспомнилось ему. Для старика это немаленький путь, тем более что он здоровьем никогда не отличался. Вот она, Дверь.
Правильнее было бы назвать ее аркой. Высокая (два метра восемьдесят четыре сантиметра тринадцать миллиметров), узкая – ровно метр, он еще написал статью с гипотезой о причине такой точности, сложенная из сероватого камня. Отколоть от него хотя бы кусочек было невозможно. Даже оружие, которое применяли солдаты в первые восемь лет, ни к чему не привело. На Двери даже не осталось и следа. Впрочем, исследования прямо здесь, на месте, привели ученых к мнению, что это какой-то металл. Хотя оксидная пленка или какие-нибудь соли на его поверхности отсутствовали. Даже пыль.
Внутри клубилась Черная пелена – «атмосфера невыясненного состава», как обозначалась она в большинство научных работ. Или – «визуальным образом содержимого». Выглядела она так, как выглядит мир за окном, если уже поздно, темно и в комнате горит свет.
Он подошел к Двери. Она стояла одиноко, посреди небольших холмов. К ней была протоптана дорога. И он больше пятидесяти лет нередко ночевал здесь, вглядываясь в тьму и пытаясь разгадать ее суть.
Его жена, задолго до болезни, часто жаловалась, что Двери он уделяет больше времени, чем ей. Разумеется, он любил свою жену. Но Дверь, она была для него всем – смыслом жизни, работы, любовницей и смертельным врагом. Он знал ее лучше всех людей, он посвятил ей всю жизнь… и теперь он совершит то, что он давно задумал.
Человечество. Он мечтал принести ему на блюдце истину, сказать – вот оно. Смотрите: мода прошла, энтузиазм иссяк, но я не бросил ее. Вы пускаете на орбиту одну станцию за другой? Я же не сдался, я продолжил изучение, пусть даже финансирования год от года становилось все меньше и меньше, пусть дети на улицах уже посмеивались, называя меня человеком, который всю жизнь занимается безнадежным делом. Все равно, я победил.
Но он проиграл. Он понял, что с каждым годом теперь у него будет все меньше сил, чтобы снова брать бесконечные анализы, пытаясь найти то крохотное изменение, которое решит все. Его память становилась все хуже и хуже, он уже не помнил все теории, проверяя их каждый раз, в попытке найти нестыковки. Он старел, и шансов разгадать загадку становилось все меньше и меньше. И тогда он решился.
Наверное, полагалось что-нибудь сказать. Что-нибудь, что бы подытожило всю его жизнь, весь его труд. Но чувство полной бесцельности затопило его, осознание того, что он не смог, и вряд ли найдется хоть кто-нибудь, кто продолжит его труд, сдавило его сердце. И он шагнул в дверь…

Молодой ученый дочитал последнюю строчку старой научной работы и оторвал глаза от монитора. Посмотрел в окно. Ее конечно, отсюда не видно, но он не очень сожалел об этом. Он и так знал, что его предположения полностью подтвердились. Он нашел разгадку.