Имаго

Ирина Маракуева
      - Они не хотят мне верить, - сказал один старик другому, отдирая стакан с чаем от замызганной клеёнки. - Я обивал пороги все эти двадцать лет, и они уже не допускают меня к руке. Я патентованный шизофреник. Но ты меня поймёшь. Не зря мы с тобой в детстве дрались: ты меня знаешь.

      - Знаю, - ответил другой, разглядывая осколок своего детства как ценную археологическую находку. Кем-то таким и должен был стать тот воспитанный, правильный, честный до глупости и худой до сочувственной дрожи мальчик. Таким… отмеченным наградами, заслужившим степени - и непризнанным в самой своей сути. Честным - до глупости…

     Таким, каким лишь двадцать лет назад стал он сам, защищая свой медвежий угол от зла, в которое не верил никто. Не верили - однако забросили городок окончательно, даже автобус отменили. Добирались сюда пешком, по змеиным урочищам, либо на лошади, кому повезёт, благо городок замкнулся в себе, потеряв последнее градообразующее предприятие: лесопилку.

     Раз в год завозили товары по спискам, и то на гужевом транспорте: дороги не ремонтировали давно… Вот Данила прибыл верхом. Борис никогда бы не подумал, что он способен на такое. Дон Кихот Ламанчский… Сам-то он скорее Санчо, но вот преданности в нём ни на грош, как и оптимизма. В нём скорее злость.

     Пригоден ли мэр, коли жители его городка исчезают что ни месяц? Молодёжь бежит, старики прячутся. Не город - крольчатник с шедами: везде решётки, стальные двери, стариковские палки окованы железом, ружья за спиной… и никакого проку.
      - Давай свою сказку! - потребовал он.

      - Дело, знаешь ли, в эволюции. Давно замечено, что крупные шаги она делает, выбирая что-нибудь очень несовершенное, типа тупайи, и меняет его на стадии зародыша. Потом этот уродливый зародыш вырастает в некоего монстра, и если тот жизнеспособен, а то и перспективен - рождается новая ветвь.

      Человеческий разум - это новая ветвь. Менее удачны человекообразные обезьяны… А теперь взгляни на любое животное, кроме них. Вытянутое рыло, много сосков, почти всегда шерсть… Мы - их эмбрионы, зародыши. У зародыша крутой лобик, он лысый и с маленьким личиком. Всё остальное в нас - ерунда, приспособительные изменения.

      Итак, рождён эдакий зародыш, он должен вырасти в монстра - ан нет. Он просто вырос. Он не перешёл во взрослую форму.
      - Это ты о бабочке, что ли? Мы гусеницы, а потом как взлетим? Бред.
      - Разумеется, бред. Мы не насекомые, чтобы полностью менять всё строение. У нас не может быть метаморфоза. У нас - взросление… должно было быть.

      Так вот. Я утверждаю, что так называемые "атавизмы" - это прогресс вида. Андриан Евстихиев - подросток того существа, в которое может вырасти человек-личинка. Но мы, как аксолотли, размножаемся в виде личинки, растём без изменений. Почему? Аксолотля нужно накормить гормонами, и он вылезает из воды и превращается в тритончика-амбистому.
 
     Мы, как и он, потеряли гормон взросления. Можем процветать и дальше… Могли бы. Только последние события говорят мне, что появился агент, включивший спящий ген взросления.

      Борис похолодел.
      - Так "росомаха" это… ?
      - Шесть сосков, шерсть, рыло, факультативное прямохождение, нет хвоста, есть разум. Телепат! Крадёт детей и молодёжь. Зачем? Отстреливается и убивает охотников. И ты думал, это пришелец?

      - Их уже пятеро, - пробормотал Борис.
      - Будет столько, сколько украдено. Они их выкормят. До взрослой формы. Вместе со своими. Тот мёртвый младенец, помнишь, вы думали, она украла, и не знали, у кого? Это был её собственный. Вспоминай, мэр. Вспоминай беременную женщину, что пропала первой.

      Волосы дыбом. Что её вспоминать? Катюшка из бюро ремонта. Беременная его внуком. Первый, кто исчез вслед за ней - его собственный сын. Исчез сразу, как нашли мёртвого малыша. Сначала думали, что он уехал искать Катюшку… Значит, она зазвала его сына и выкормила себе взрослого мужа. Родственница, значит. Сноха. И теперь вместе с внуками Бориса выращивает украденную молодёжь, а его сын добывает пропитание с винтовкой. Много ли дичи в этих лесах?

      - Что они едят? - требовательно спросил он.
      - Выбор мал. Грибы в сезон, дичь, или непригодную человечину. Стариков, то есть. Нас корми не корми, ничего не вырастет - износились.
      - Каков твой прогноз?
      - Они появились во многих местах. Чёрт его знает - то ли Природа постаралась, то ли новые противозачаточные. Я думаю, сроки упущены. Людей не станет. Ну, то есть, как сейчас. Будут у них наши детки, но с перспективой взросления. Этот вид нас сменит. У них плодовитость выше, вытеснят. Разум есть, эмоции на уровне тупайи. Они сильнее.

      Сможет Борис застрелить такое? Рука не поднимется.
      - А если принять в человечество? Кормить?
      - Каннибалы не переучиваются, - покачал головой Данила. - Нас съедят.

      Вылетело стекло, и кошмарное рыло уставилось поросячьими глазками в глаза Бориса. Господи! Выше двух с половиной метров! Сын?!
      "Сейчас меня съест собственный сын" - вяло подумал он, и старческая немощь оросила струйкой мочи древние джинсы.

     Рыло задвигалось, принюхиваясь, вылетела рама, и громадная самка "росомахи" протиснулась в окно, вздёрнула Бориса на руки и прижала к соску.
     Он нажал кнопку экстренной связи на мобильнике. Сейчас его услышит весь город.
      - Дуйте в штаны! - завопил он. - Как увидите их, ссыте как младенцы! Они больше нюхают, чем разглядывают! Теперь им от нас не избавиться!

      Струйка тёплого молока брызнула в рот, и он замер в экстазе. "Маасенький мой", - раздался в его голове Катькин грудной голос.

      Катюша баюкала младенца, подгребая другой рукой старательно писавшего в штаны Данилу.


* Имаго - название взрослой формы живых организмов