Германцы были давними врагами Империи. С того времени, как Галлия стала римской провинцией, эта новоприобрётенная и быстро богатеющая часть государства стала привлекать взоры бесстрашных варваров, проживающих на огромных территориях за Рейном. Стараясь обезопасить границы Империи, Август Октавиан положил начало делу усмирения и подчинения германцев. Ряд экспедиций, возглавляемых сначала пасынком императора Друзом, а затем Тиберием позволили римлянам расширить пределы своего влияния вплоть до Альбиса (Эльбы). Впрочем, влияние это было не столь сильно, ибо каждую зиму войска отводились к Рейну. Однако, когда Империя всерьез решилась на окончательное присоединение этих земель, восстание херусков под руководством Арминия и гибель трех легионов, возглавляемых наместником Квинтилием Варом остановило дальнейшую экспансию Рима.
Император Тиберий продолжил политику завоевания Германии. Полководец Империи Германик, мстя за поражение, нанесенное Вару в Тевтобургском лесу, продвинулся вглубь страны и достиг пределов, до которых уже доходили раньше римляне, но не смог удержаться в них и вынужден был отступить. При императоре Домициане римляне захватили земли, называемые Декумантскими (Десятинными) полями, расположенными между Рейном и Дунаем (Данубием). Здесь, под защитой укреплений, возведённых на границе, были поселены римские колонисты.
Германцы были прирождёнными воинами, умеющими воевать как в строю, так и вне его. Хотя варвары не признавали воинской дисциплины и не имели твёрдого командования, внутренняя сплочённость бойцов и личная храбрость каждого воина делала их сильным противником. Основной формой строя у германцев был клин или каре, называемое "cuneus". Такой тип построения представлял собой прямоугольник, узкой стороной обращенный к врагу. Вождь вместе со своей свитой занимал место перед строем. Помимо пехоты, германцы имели и конницу .
"<...> Их кони не отличаются ни красотой, ни резвостью. И их не обучают делать повороты в любую сторону, как это принято у нас: их гонят либо прямо вперёд, либо с уклоном вправо, образуя настолько замкнутый круг, чтобы ни один всадник не оказался последним. И вообще говоря, их сила больше в пехоте; по этой причине они и сражаются вперемежку; пешие, которых они для этого отбирают из всего войска и ставят впереди боевого порядка, так стремительны и подвижны, что не уступают в быстроте всадникам и действуют сообща с ними в конном сражении. Установлена и численность этих пеших: от каждого округа по сотне; этим словом они между собой и называют их, и то, что ранее было численным обозначением, ныне - почётное наименование. Боевой порядок они строят клиньями. Податься назад, чтобы затем снова броситься на врага, - считается у них воинскою сметливостью, а не следствием страха. Тела своих они уносят с собою, даже потерпев поражение. Бросить щит - величайший позор, и подвергшемуся такому бесчестию возбраняется присутствовать на священнодействиях и появляться в народном собрании, и многие, сохранив жизнь в войнах, покончили со своим бесславием, накинув на себя петлю.
<...> они берут с собой в битву некоторые извлечённые из священных рощ изображения и святыни; но больше всех побуждает их к храбрости то, что конные отряды и боевые клинья составляются у них не по прихоти обстоятельств и не представляют собой случайных скопищ, но состоят из связанных семейными узами и кровным родством; к тому же их близкие находятся рядом с ними, так что им слышны вопли женщин и плач младенцев, и доля каждого эти свидетели - самое святое, что у него есть, и их похвала дороже всякой другой; к матерям, к жёнам несут они свои раны, и те, не страшатся считать и осматривать их, и они же доставляют им, дерущимся с неприятелем, пищу и ободрение." [1]
Перед тем, как начать наступление, германцы пели "баррит" или "бардит" - боевую песню.
"<...> Есть у них и такие заклятия, - пишет Корнелий Тацит, - возглашением которых, называемым ими "бардит", они распаляют боевой пыл, и по его звучанию судят о том, каков будет исход предстоящей битвы; ведь они устрашают врага или, напротив, сами трепещут перед ним, смотря по тому, как звучит песнь их войска, причём принимают в расчёт не столько голоса воинов, сколько показали ли они себя единодушными в доблести. Стремятся же они больше всего к резкости звука и к попеременному нарастанию и затуханию гула и при этом ко ртам приближают щиты, дабы голоса, отразившись от них, набирались силы и обретали полнозвучность и мощь." [2]
В отличие от римлян германцы начинали атаку с бега. Вождь выбирал то направление движения, которое казалось ему наиболее оптимальным. Отряд следовал за ним. Другие отряды при этом не старались равняться на него. Когда клин вступал в соприкосновение с боевыми порядками противника, то он либо прорывал их, либо сражение принимало характер столкновения двух фаланг, так как задние ряды, надвигаясь, стремились охватить противника с флангов. Причин, по которым германцы старались выстроить клин, было несколько. Прежде всего, они испытывали недостаток в защитном вооружении, поэтому старались ставить в первые ряды тех, кто был наиболее хорошо вооружён. Остальные должны были усиливать натиск впереди стоящих. Отсюда и форма клина, - узкий прямоугольник. Во - вторых, такая форма строя позволяла варварам передвигаться по пересечённой местности, не нарушая внутреннего порядка. Помимо клина германцы могли нападать и не соблюдая никакого внешнего порядка, то есть просто толпами или врассыпную.
"Едва забрезжил день, защитники города высыпали на стены, поля покрылись воинами и засверкали оружием. Сомкнутым строем двигались легионы, врассыпную шли вспомогательные отряды, стрелами и камнями, засыпая стены там, где они были выше, и устремляясь на приступ там, где они небрежно охранялись или обветшали. Сверху со стен было удобнее целиться или размахнуться - отонианцы метали дроты в отчаянно лезущих на приступ германцев из вспомогательных когорт. По обычаю предков германцы наступали полуголые, потрясая над головой щитами, опьяняя себя боевыми песнопениями. <...>" [3]
Вооружение воина состояло из меча, кинжала, топора. Так как германцы испытывали недостаток в металлах, немногие из них имели шлёмы и панцири. Поэтому основным защитным вооружением были большие щиты, изготавливаемые из дерева или сплетённые из прутьев и обитые кожей. Основным видом наступательного вооружения была фрамея - копье длиной около трех метров с узким наконечником. Из метательного оружия германцы часто использовали дротики, луками же не пользовались вообще.
"<...> Да и железо, судя по изготовляемому им оружию, у них не в избытке. Редко кто пользуется мечами и пиками большого размера; они имеют при себе копья, или, как сами называют их на своём языке, фрамеи, с узкими и короткими наконечниками, однако настолько острыми и удобными в бою, что тем же оружием, в зависимости от обстоятельств, они сражаются как издали, так и в рукопашной схватке. И всадник также довольствуется щитом и фрамеей, тогда как пешие, кроме того, мечут дротики, которых у каждого несколько, и они бросают их поразительно далеко, совсем нагие или прикрытые только лёгким плащом. У них не заметно ни малейшего стремления щегольнуть убранством и только щиты они расписывают яркими красками. Лишь у немногих панцири, только у одного - другого металлический или кожаный шлём.<..>" [4]
Управляли германцами цари (конунги) или вожди, избираемые из наиболее знатных и доблестных соплеменников. Каждый вождь имел при себе дружину. Дружина представляет собой сообщество людей, соединённых своеобразными братскими узами, основанными на групповой солидарности равных друг другу боевых товарищей, а также иерархическую подчиненность рядовых воинов своему вождю. Римляне определяли такую связь понятием comitatus (комитат) - сопровождение, свита. Вождь здесь был первым среди равных, то есть наиболее авторитетным, богатым, храбрым, благородным и возможно старшим по возрасту.[5] Вожди стремились к тому, чтобы их дружина была наиболее многочисленной и отважной.
"<...> Выдающаяся знатность и значительные заслуги предков даже ещё совсем юным доставляют достоинство вождя; все прочие собираются возле отличающихся телесною силой и уже проявивших себя на деле, и никому не зазорно состоять их дружинниками. Впрочем, внутри дружины, по усмотрению того, кому она подчиняется, устанавливаются различия в положении; и если дружинники упорно соревнуются между собой, добиваясь преимущественного благоволения вождя, то вожди - стремясь, чтобы их дружина была наиболее многочисленной и самой отважною. Их величие, их могущество в том, чтобы быть всегда окружёнными большой толпой отборных юношей, в мирное время - их гордостью, на войне - опорою. Чья дружина выделяется численностью и доблестью, тому это приносит известность, и он прославляется не только у себя в племени, но и у соседних народов; его домогаются, направляя к нему посольства и осыпая дарами, и молва о нём чаще всего сама по себе предотвращает войны. Но если дело дошло до схватки, постыдно вождю уступать кому - либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь, - бесчестье и позор на всю жизнь; защищать его, оберегать, совершать доблестные деяния, помышляя только о его славе, первейшая их обязанность: вожди сражаются ради победы, дружинники - за своего вождя. <...>" [6]
Часто в дружину шли те, кому наскучила мирная жизнь в общине. Такие люди жили тем, что нанимались на службу к другим племенам и участвовали в войнах, которые вели их предводители.
"<...> Если община, в которой они родились, закосневает в длительном мире и праздности, множество знатных юношей отправляется к племенам, вовлечённым в какую - нибудь войну, и потому что покой этому народу не по душе, и так как среди превратностей битвы им легче прославиться, да и содержать большую дружину можно не иначе, как только насилием и войной; ведь от щедрости своего вождя они требуют боевого коня, той же жаждущей крови и победоносной фрамеи; что же касается их пропитания и хоть простого, но обильного угощения на пирах, то они у них вместо жалованья. Возможности для подобного расточительства доставляют им лишь войны и грабежи. И гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью - леность и малодушие." [7]
В дружине также могли быть и люди, похожие по своему поведению на воинов-зверей (берсерков) средневековья. Описание такой группы избранных воинов, существовавшей у народа хаттов дает Тацит:
"<...> едва возмужав, они начинают отращивать волосы и отпускать бороду и дают обет не снимать этого обязывающего их к доблести покрова на голове и лице ранее, чем убьют врага. И лишь над его трупом и снятой с него добычей они открывают лицо, считая, что наконец уплатили сполна за своё рождение и стали достойны отечества и родителей; а трусливые и не воинственные так до конца дней и остаются при своём безобразии. Храбрейшие из них, сверх того, носят на себе похожую на оковы железную цепь ( что считается у этого народа постыдным), пока их не освободит от неё убийство врага. Впрочем, многим хаттам, настолько нравится этот убор, что они доживают в нём до седин, приметные для врагов и почитаемые своими. Они - то и начинают все битвы. Таков у них всегда первый ряд, внушающий страх как всё новое и необычное; впрочем и в мирное время они не стараются придать себе менее дикую внешность. У них нет ни поля, ни дома, и ни о чём они не несут забот. К кому бы они не пришли, у того и кормятся, расточая чужое, не жалея своего, пока из-за немощной старости столь непреклонная доблесть не станет для них непосильной." [8]
На Востоке римлянам противостояла Парфия, а впоследствии Персия и кочевые народы степи, досаждавшие Риму частыми набегами на провинции. Основу их войска составляла тяжеловооружённая конница, действовавшая в тесном взаимодействии с конными лучниками. Помимо парфян и персов, серьёзную угрозу для римских рубежей представляли сарматы.
Изгнанные с мест своего обычного обитания более сильными народами, они начали движение на запад, и заселили степи между Доном (Танаисом) и Днепром (Борисфеном). В первой волне переселенцев шли племена языгов. Вслед за ними двигались роксоланы, аорсы и сираки. Роксоланы осели на территории, занятой языгами, оттеснив последних дальше на запад, аорсы и сираки поселились на землях, расположенных между Доном и Азовским морем (Меотидой). Древние авторы делили Сарматию на Европейскую и Азиатскую. Граница между ними проходила по Дону и Меотиде. Роксоланы и языги проживали на Европейской части Сарматии, аорсы и сираки - на Азиатской. Усилившись, сарматы начали совершать набеги на скифские земли, а когда Скифия ослабела, они захватили почти всю страну, беспощадно уничтожая побежденных ими скифов. Завоевав Скифию, сарматы стали хозяевами степи и с ними теперь вынуждены были считаться все окружающие их народы. Однако вскоре этим племенам придется уступить наиболее сильному и крупному из всех кочевых объединений сарматов - аланам. Господство аланов было поколеблено готами, гунны завершили разгром некогда могущественного племени.
Сарматские воины первоначально были вооружены скифскими акинаками и всадническими мечами, длина которых составляла 130 см. Эти мечи они носили слева, а акинаки или короткие кинжалы - справа. Кроме этого, они имели на вооружении массивные копья и дротики. Лучники вооружались небольшими сложносоставными скифскими луками, количество стрел в колчанах достигало 300 штук. Постепенно в составе сарматского войска начинает расти доля тяжеловооруженных всадников. Возникновение такого типа воинского доспеха до сих пор точно не ясна. Одни считают, что впервые он появился у жителей Хорезма и служил для защиты от стрел кочевников-массагетов. Другие предполагают, что он явился ответом на появление в Азии завоевателей-македонян.
Основным отличием тяжеловооруженного воина, получившего название катафрактия (клибанария, контария) было наличие у него чешуйчатого панциря, чешуйки которого были изготовлены из бронзы или железа, либо панциря с пластинами из толстой кожи или кости, применении им длинного копья - контоса и использовании для защиты лошади специального доспеха (катафракты). Катафрактии не имели щитов, их руки до кистей прикрывались пластинчатыми рукавами, ноги защищались особыми чешуйчатыми лопастями или пластинчатыми доспехами, охватывавшими ногу. Голову прикрывали бронзовые литые шлёмы с большим назатыльником или сфероконические клепаные, снабженные чешуйчатой либо кольчужной бармицей (защитой для шеи и затылка). Конский доспех состоял из двухсторонней чешуйчатой попоны, прикрывавшей бока лошади. Глаза коня были защищены бронзовыми полусферами. В то время не знали стремян, поэтому катафрактии при атаке использовали весьма сложный способ удержания копья - контоса. Они держали контос двумя руками, подав одно плечо вперёд. Так как при такой посадке нельзя было пользоваться поводьями, воин управлял конём посредством голоса и ног, которыми он крепко сжимал круп лошади, с тем чтобы сохранить равновесие.
Существует также предположение, что в иранской технике верховой езды и упряжи было нечто, что могло заменить стремя и обеспечивало равновесие всадника. Вероятно, у иранских всадников был способ фиксировать копьё на теле лошади при помощи привязей и особых ремней, или же равновесие достигалось благодаря тому, что всадник сильно прижимал колени к бокам лошади, опираясь при этом на колчаны, привязанные сзади к седлу.[9]
Наконечники копья - пики могли быть с длинным и коротким массивным листовидным пером.
Позже основным оружием сарматов становятся короткие мечи. Длина их не превышает пятидесяти - шестидесяти сантиметров. Кинжалы по своей форме напоминают мечи. Рукояти мечей и кинжалов имели деревянные накладки, окрашенные в красный цвет. Ножны изготавливались из дерева и также покрывались красной краской. Внешняя поверхность ножен могла обтягиваться кожей, а внутренняя тканью. Короткие мечи и кинжалы носились с правой стороны у бедра. К ноге они могли крепиться с помощью ремешков, охватывающих её, закреплявшихся, в свою очередь, на особых выступах, имевшихся у рукояти и в нижней части ножен. Этот способ ношения был характерен для мечей и кинжалов, не доходящих до колена. Длинные мечи крепились с помощью портупейного ремня к поясу. Крепление их было свободным и позволяло двигать меч вдоль пояса. Такое крепления использовалось и для короткого оружия. Изменение длины меча было связано с тем, что он предназначался для рукопашного пешего боя.
Несмотря на появление катафрактиев, большая часть сарматского войска состояла из конных лучников, вооружённых короткими мечами и кинжалами, а также небольшими (60 - 80 см.) скифскими луками. Однако появление тяжеловооруженных бойцов заставило перейти к более мощным лукам. Длина такого лука достигала 120 - 160 сантиметров. Этот лук был деревянным, состоящим из нескольких кусков дерева, часто различных пород. На концах его располагались по две парные костяные накладки, делавшие эти части лука совершенно негнущимися, три накладки находились посередине. Концевые накладки, снабженные вырезами под тетиву, были разной длины (одна пара длиннее другой). Из-за этого каждое плечо лука имело различную гибкость, а само оружие было асимметричным. Изменились также размеры древка и наконечника стрел. Древко стрелы стало достигать 80 сантиметров (при толщине в 5 - 6 см.), длина наконечника увеличилась до 5 - 7 сантиметров.
Черешок наконечника загонялся в расщеплённое древко, а затем место соединения обматывалось древесным волокном или сухожилиями. Древко изготовлялось из берёзы, клёна, тополя, других пород деревьев. На конце, противоположном наконечнику, древко имело небольшое грушевидное утолщение с вырезом под тетиву. Каждая стрела была снабжена оперением, располагавшимся тремя вертикальными рядами, прикреплённым к древку с помощью узкой кожаной ленты, обматывавшей древко у самого конца. Остальная часть оперения приклеивалась. Стрелы окрашивались в ярко-зелёные, тёмно-зелёные, либо в красные цвета. Колчаны были кожаные, деревянные или берестяные. Они представляли собой суживающийся книзу цилиндрический короб длиной 75 - 80 сантиметров, окрашенный в красный цвет.
Колчан носили слева около бедра или ноги, иногда справа (сказывалось влияние хорезмийцев). Количество стрел в колчане колебалось от 20 до 60.
В более позднее время (II - IV вв. н. э.) на вооружении у сарматских воинов появились мечи и кинжалы не имевшие наверший. Меч стал двухлезвиевым, конец клинка заострялся либо был закруглён. Длина его составляла 70 - 100 сантиметров. Рукоятки таких мечей были прямыми или расширяющимися книзу. И меч и рукоять ковались из одного куска металла. Рукоять имела деревянную или костяную обкладку. Мечи и кинжалы могли быть нескольких типов.
К первому типу относилось оружие, имевшее прямые перекрестия, железные либо бронзовые, представляющие по форме овал или ромб. Наиболее распространёнными были мечи без перекрестья, с треугольным основанием клинка, переходящим в рукоять - штырь, расширяющийся книзу. К третьему типу относилось оружие, у которого рукоять - штырь и снование клинка образовывали прямой угол, а сама рукоять не расширялась книзу.
Длинные мечи носились слева на портупейных ремнях, крепившихся к поясу с помощью пряжек. К ножнам могли быть прикреплены скобы, изготовленные из нефрита или халцедона, через отверстия которых продевались ремешки, позволявшие крепить меч к поясу, что было удобно для всадников.
Катафрактий в полном вооружении был слишком тяжел, чтобы самому сесть на коня, поэтому в этом ему помогал слуга. Если воин в ходе боя оказывался на земле, то его участь была практически предрешена, так как самостоятельно подняться он уже не мог.
"<...> Сарматское племя роксоланов, которое предыдущей зимой уничтожило две когорты, окрылённое успехом, вторглось в Мезию. Их конный отряд состоял из девяти тысяч человек; опьянённое недавней победой, они помышляли больше о грабеже, чем о сражении. И двигались поэтому без определённого плана, не принимая никаких мер предосторожности, пока не наткнулись внезапно на вспомогательные силы третьего легиона. Римляне наступали в полном боевом порядке, сарматы же одни разбрелись по округе в поисках добычи, другие тащили тюки с награбленным добром; лошади их ступали неуверенно, а сами они падали под мечами солдат, будто связанные порука и ногам. Как ни странно, вся сила и доблесть сарматов не в них самих; в пешем бою нет никого хуже и слабее, но вряд ли найдется войско, способное устоять перед натиском их конных орд. В тот день, однако, шёл дождь, лёд таял, и сарматы не могли пользоваться ни пиками, ни длиннейшими своими мечами, которые они держат двумя руками; лошади их скользили по грязи, а тяжёлые панцири мешали драться.
Панцири у них носят все вожди и знать и делают их из пригнанных одна к другой железных пластин или из самой твёрдой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если человека в таком панцире удаётся свалить на землю, то подняться сам он уже не может. Вдобавок лошади вязли в глубоком и рыхлом снегу и арматы теряли последние силы. Римские солдаты свободно двигались в своих кожаных панцирях, они засыпали сарматов дротиками и копьями, а если ход битвы того требовал, переходили в рукопашную и короткими мечами ничем не защищённых сарматов, ведь у них даже не принято пользоваться щитами. Немногие, кому удалось спастись, бежали в болото, где погибли от холода и ран.<...>" [10]
Вооружение парфян (затем персов) было аналогично сарматскому. Парфяне, как и сарматы применяли следующий способ боя. Тяжелая конница катафрактиев строилась в центре. С флангов её прикрывали конные лучники. Атака должна была начинаться с близкого расстояния, так как нагрузка на лошадь была велика. Прежде чем в битву вступали катафрактии, неприятельский строй непрерывно обстреливался лучниками, мощные дальнобойные луки которых причиняли огромный урон вражеской пехоте. Когда ряды противника расстраивались, в образовавшиеся бреши устремлялись тяжеловооруженные всадники, своим таранным ударом обращая пехотинцев в бегство. Зачастую парфяне применяли ложную атаку, вынуждая пехоту сомкнуть ряды. Воины стоящие в плотном строю были удобной мишенью для стрелков. Имитация отступления применялась и против вражеской конницы.
"<...> Между тем из городов Месопотамии, в которых стояли римские гарнизоны, явились насилу вырвавшись оттуда, несколько солдат с тревожными вестями. Они видели собственными глазами целые скопища врагов и были свидетелями сражений, данных неприятелем при штурмах городов. Всё это они передавали, как водится, в преувеличенно страшном виде, уверяя, будто от преследующих парфян убежать невозможно, сами же они в бегстве неуловимы, будто их диковинные стрелы невидимы в полёте и раньше, чем заметишь стрелка, пронзают насквозь всё, что ни попадается на пути, а вооружение закованных в броню всадников такой работы, что копья их всё пробивают, а панцири выдерживают любой удар. Солдаты слышали это, и мужество их таяло. <...>
<...> Когда же парфяне подошли ближе, их военачальник подал знак, и вся равнина сразу огласилась глухим гулом и наводящим трепет шумом. Ибо парфяне, воодушевляя себя перед боем, не трубят в рога и трубы, а поднимают шум, колотя в обтянутые кожей полые инструменты, которые обвешивают кругом медными погремками. Эти инструменты издают какой-то низкий, устрашающий звук, смешанный как бы со звериным рёвом и раскатами грома; парфяне хорошо знают, что из всех чувствований слух особенно легко приводит душу в замешательство, скорее всех других возбуждает в ней страсти и лишает её способности к здравому суждению.
Устрашив римлян этими звуками, парфяне вдруг сбросили с доспехов покровы и предстали перед неприятелем пламени подобные - сами в шлёмах и латах из маргианской, ослепительно сверкавшей стали, кони же в латах, медных и железных. <...>
<...> Первым намерением парфян было прорваться с копьями, расстроить и оттеснить первые ряды, но, когда они распознали глубину сомкнутого строя, стойкость и сплочённость воинов, то отступили назад и, делая вид, будто в смятении рассеиваются кто куда, незаметно для римлян охватывали каре кольцом. Красс приказал легковооруженным броситься на неприятеля, но не успели они пробежать и нескольких шагов, как были встречены тучей стрел; они отступили назад, в ряды тяжёлой пехоты, и положили начало беспорядку и смятению в войске, видевшем, с какой скоростью и силой летят парфянские стрелы, ломая оружие и пронзая все защитные покровы - и жёсткие и мягкие - одинаково. А парфяне, разомкнувшись, начали издали со всех сторон пускать стрелы, почти не целясь (римляне стояли так скученно и тесно, что и умышленно трудно было промахнуться), круто сгибая свои тугие луки и тем придавая стреле огромную силу удара. Уже тогда положение римлян становилось бедственным: оставаясь в строю, они получали рану за раной, а пытаясь перейти в наступление, были бессильны уравнять условия боя, так как парфяне убегали, не прекращая пускать стрелы. В этом они после скифов искуснее всех; да и нет ничего разумнее, как, спасаясь, защищаться и тем снимать с себя позор бегства. <...>
<...> молодой Красс, взяв тысячу триста всадников, в том числе тысячу прибывших от Цезаря, пятьсот лучников, а из тяжеловооружённых - ближайшие восемь когорт, повёл их обходным движением в атаку. Но стремившиеся окружить его парфяне, потому ли, что попали в болото, как некоторые полагают, или же замышляя захватить Красса как можно дальше от отца, повернули назад и поспешно ускакали. Красс, крича, что враги дрогнули, погнался за ними, а с ним вместе и Цензорин и Мегабакх. Последний выдавался мужеством и силой, Цензорин же был удостоен сенаторского звания и отличался как оратор; оба были товарищи Красса и его сверстники. Они увлекали за собой конницу, пехота тоже не отставала, в надежде на победу охваченная рвением и радостью.
Римлянам представлялось, что они одерживают верх и гонятся за неприятелем, пока, продвинувшись далеко вперёд они не поняли обмана: враги, которых они считали убегающими, повернули против них, и сюда же устремились другие, в еще большем числе. Римляне остановились в расчёте, что, видя их малочисленность, парфяне вступят в рукопашный бой. Но те выстроили против римлян лишь своих броненосных конников, остальную же конницу не построили в боевой порядок, а пустили скакать вокруг них. Взрывая копытами равнину, парфянские кони подняли такое огромное облако песчаной пыли, что римляне не могли ни ясно видеть, ни свободно говорить.
Стиснутые на небольшом пространстве, они сталкивались друг с другом и, поражаемые врагами, умирали не легкою и не скорою смертью, но корчились от нестерпимой боли, и, катаясь с вонзившимися в тело стрелами по земле, обламывали их в самих ранах, пытаясь же вытащить зубчатые острия, проникшие сквозь жилы и вены, рвали и терзали самих себя. Так умирали многие, но и остальные не были в состоянии защищаться. И когда Публий призывал их ударить на броненосных конников, они показывали ему свои руки, приколотые к щитам, и ноги, насквозь пробитые и пригвождённые к земле, так что они не были способны ни к бегству, ни к защите. Тогда Публий, ободрив конницу, стремительно ринулся на врагов и схватился с ними в рукопашную. Но не равны были его силы с неприятельскими ни в нападении, ни в обороне: галлы били лёгкими, коротенькими дротиками в панцири из сыромятной кожи или железные, а сами получали удары копьём в слабо защищённые, обнажённые тела. <...>
Галлы хватались за вражеские копья и, сходясь вплотную с врагами, стеснёнными в движениях тяжестью доспехов, сбрасывали их с коней. Многие же из них, спешившись и подлезая под брюхо неприятельским коням, поражали их в живот. Лошади вздымались на дыбы от боли и умирали, давя и седоков своих и противников, перемешавшихся друг с другом. Но галлов жестоко мучила непривычная для них жажда и зной. Да и лошадей своих они чуть ли не всех потеряли, когда устремлялись на парфянские копья. Итак, им поневоле пришлось отступить к тяжёлой пехоте, ведя с собой Публия, уже изнемогавшего от ран. <...>
<...> Так говорил Красс, ободряя своих солдат, но тут же убедился, что лишь немногие из них мужественно внимали ему. Приказав им издать боевой клич, он сразу обнаружил унылое настроение войска - так слаб, разрознен и неровен был этот клич, тогда как крики варваров раздавались по-прежнему отчётливо и смело. Между тем враги перешли к действиям. Прислужники и оруженосцы, разъезжая вдоль флангов, стали пускать стрелы, а передовые бойцы, действуя копьями, стеснили римлян на малом пространстве - исключая тех немногих, которые решались, дабы избегнуть гибели от стрел, бросаться на врагов, но, не причинив им большого вреда, сами умирали скорой смертью от тяжких ран: парфяне вонзали во всадников тяжёлые, с железным остриём копья, часто с одного удара пробивавшие двух человек. <...>" [11]
В столкновении с мощным союзом племён, возглавляемым готами, сарматы утратили господствующее положение в Северном Причерноморье. Тацит о готах или готонах сообщает следующее:
"За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жёстче, чем у других народов Германии, однако ещё не вполне самовластно. Далее, у самого Океана, - ругии и лемовии; отличительная особенность всех племён - круглые щиты, короткие мечи и покорность царям. <...>" [12]
К III в. до н. э. на Севере приходят в движение различные германские племена и устремляются на Юг, к Чёрному морю. Первыми пошли скифы, за ними бастарны.[13] Затем эрулы [14], готы, бургунды [15], вандалы [16], гепиды [17], руги [18]. Если судить по греческим и латинским источникам, готы появляются в Дакии к исходу II в. н. э., во Фракии - в начале III в. Именно в понтийском регионе термин "гот" приобретает подлинно этническое значение. Этимологически термин, очевидно, восходит к корню "вождь, глава", "муж доблестный" (быть может, сравнимому с латинским vir - "муж"?), иначе говоря -"герой", "вожатый". Может статься, что готы с самого начала были не одной из многих племенных групп, а руководящим ядром среди мигрирующих германцев, их военной аристократией. Если дело обстояло так, то суть вопроса прояснилась бы в этом необычном ракурсе: роль гегемона, которую готы играли в отношении восточных германцев, настолько очевидна, что даже Прокопий [19] не ставит готов в один ряд с вандалами, гепидами, ругами и скифами.[20]
Захватив причерноморские степи готы изменили традициям пешего боя, присущего германским народам, переняв тактику боя сарматов.
Готы вобрали в себя скифо-сарматскую культуру. Они сумели ассимилировать многое из содержательной стороны этой культуры, усвоили её технические приёмы, прежде всего ведение боя верхом на коне. Элементы шаманства, мистерии, хтонических [21] культов, присущие древней германской культуре и сгруппированные в мифокультурный комплекс бога Вотана, <...> имеют не только рунический источник, но понтийско - германское, или "алано - готское", как предпочитают выражаться иные историки, происхождение. Научившись верховой езде и коневодству благодаря контактам со степными культурами, восточные германцы усвоили также наиболее подходящий для такого занятий костюм. Одежда их состояла из штанов для мирной поездки и охоты и доспехов, покрытых железной чешуёй на случай войны.[22]
Вооружение готов было следующее. Для знатного готского воина наиболее распространённым типом вооружения была кольчуга. Она имела много разновидностей и могла быть как с коротким, так и с длинным рукавом, и даже могла иметь капюшон. Шлемы готов были куполообразной формы, иногда приближенной к сфероконической. Шлем составлялся из двух или четырёх сегментов, которые скреплялись между собой полосами металла. Сверху он имел металлическую втулку, в которую вставлялся плюмаж из конского волоса. Шлем мог иметь нащёчники, которые крепились по бокам на петлях. Нащёчники были или чешуйчатого типа или цельнометаллические. Шлемы были богато декорированы бронзовыми полосками, золочением и гравировкой. Шлем мог иметь кольчужную бармицу.
Основная масса рядовых конных дружинников имела менее надёжные доспехи. Источники упоминают о чешуйчатых доспехах из кости, рога и железа, соединённых конскими и воловьими жилами, или о чешуйчатых доспехах из расщеплённых кобыльих копыт, которые как бы копировали чешую дракона.
Готские щиты были круглой формы, сбиты из досок и обтянуты кожей. Щиты расписывались красками и имели конусообразный умбон, иногда довольно внушительных размеров. Умбон располагался в центе щита и был сделан из железа. С обратной стороны щита ручка для держания находилась под конусом умбона, так что рука воина, державшая щит, как бы входила в умбон изнутри. Подобная конструкция и коническая форма умбона позволяют предположить, что подобным щитом можно было не только защищаться, но при необходимости и наносить удары.
Наступательное оружие состояло из длинного однолезвийного боевого ножа - сакса, который помещался в богато декорированных ножнах на поясе, копья с широким наконечником и дротиков. (Помимо сакса готы и другие варвары использовали короткие прямые клинки, заточенные с одной стороны, называемые скрамасаксами (scramasax).
На вооружении готских всадников могли также быть длинные мечи, называемые спатами (spatha - длинный меч галлов) или длинные сарматские мечи. Готский меч помещался в деревянные ножны, обтянутые кожей. С лицевой стороны ножны имели одну или две скобы, сквозь которые продевался ремень плечевой портупеи, украшенной накладками из бронзы или золота и драгоценных камней. Естественно, такие украшения на оружии имела родоплеменная знать. Навершие меча было шаровидным, рукоятка имела углубление для пальцев, перекрестье было небольшим, прямоугольной формы. Иногда перекрестье декорировалось в технике перегородчатой эмали.
Характерными деталями в оформлении щитов и частей одежды были бляшки различных размеров из бронзы и золота в так называемом "втором германском зверином стиле". Бляшки могли изображать стилизованные головы лошадей, птиц и т.д. Применялись готами боевые топоры, столь излюбленные у германских народов. Луки были простые (не сложносоставные). Стрелы помещались в заспинном колчане цилиндрической формы. Конский доспех готов нигде не описан. Либо они его заимствовали без изменений у соседних кочевых народов, либо он был предельно прост, т.е. его (защитного доспеха) не было. Скорее всего готы ездили без стремян и вместо седла на деревянной основе имели обычную попону. Лёгкая пехота готов не имела защитного вооружения.[23]
Сарматы использовали две породы - ферганскую, соответствовавшую задачам тяжёлой кавалерии, и малорослую, резвую, с трудом поддающуюся одомашниванию лошадь, судя по всему, предком которой является монгольский тарпан; скорее всего, именно эту лошадь использовали для вольтижировки лучников, охоты и путешествий. Поступив на службу в римскую армию, сарматы по прежнему использовали свои породы лошадей, особенно первую, без которой клибанарию было не обойтись. Не следует однако думать, что такого рода выбор был обусловлен только физиологией лошади.
Дело в том, что ферганская порода как нельзя более поддавалась дрессировке, слушалась команды, подаваемой голосом или музыкальными инструментами, например барабаном. Лошадь горячая, но в то же время не слишком впечатлительная и раздражительная. Знания и опыт сарматов в производстве боевых пород высоко ценились западными авторами.
Кони, считавшиеся непригодными к воспроизводству, подвергались кастрации. Так, в каждом поколении выбраковывались второсортные экземпляры. Этот сарматский обычай перешёл и к германцам. Впрочем, судя по всему, у них селекция была уже на высоте. Лучшие образцы различных пород использовались в военных и производственных целях. Тяжеловесные массивные кони с вьющейся гривой и завитым хвостом, по мнению археологов, обычное явление в римской армии и германских вспомогательных отрядах. Мало чем отличаются от них лошади сасанидского Ирана и ханьского Китая.[24]
Новое грандиозное перемещение народов вызвало нашествие гуннов. Первоначально гунны занимали территории между Волгой и Уралом. Народ этот делился на две части: южную орду называли "белыми" гуннами, северную - "черными". Во второй половине IV века "черные" гунны под предводительством Валамира двинулись на запад в поисках новых земель, пригодных для пастбищ. Гунны представляли собой кочевой народ, всю жизнь проводивший на коне. Женщины и дети перемещались вслед за мужьями на телегах. Гунны не занимались земледелием и не строили домов. Более того, они панически боялись всякого жилья, воспринимая его как своеобразные могилы. Они питались сырым мясом, разогревая его под сёдлами. Одежды их были изготовлены из льняной ткани и не менялись до тех пор, пока сами не сваливались с тел от ветхости. Нападения гуннов были неожиданны и яростны, если же они терпели поражение, то исчезали так же быстро, как появлялись. Искусством осад и штурмов гунны не владели.
" <...> Племя гуннов, о котором древние писатели осведомлены очень мало, обитает за Меотийским болотом в сторону Ледовитого океана и превосходит своей дикостью всякую меру. Так как при самом рождении на свет младенца ему глубоко прорезают щёки острым оружием, чтобы задержать своевременное появление волос на зарубцевавшихся надрезах, то они доживают до старости без бороды, безобразные, похожие на скопцов. Члены тела у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, они имеют чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей или уподобить тем грубо отёсанным наподобие человека чурбанам, которые ставятся на краях мостов. При столь диком безобразии человеческого облика, они так закалены, что не нуждаются ни в огне, ни в приспособленной ко вкусу человека пище; они питаются корнями диких трав и полусырым мясом всякого скота, которое они кладут на спины коней под свои бёдра и дают ему немного попреть.
Никогда они не укрываются в какие бы то ни было здания; напротив, они избегают их, как гробниц, далёких от обычного окружения людей. У них нельзя встретить даже покрытого камышом шалаша. Они кочуют по горам и лесам, с колыбели приучены переносить холод, голод и жажду. И на чужбине входят они под крышу только в случае крайней необходимости, так как не считают себя в безопасности под ней.
Нет у ни разницы между домашним платьем и выходной одеждой; один раз одетая на тело туника грязного цвета снимается или заменяется другой не раньше, чем она расползётся в лохмотья от долговременного гниения. Голову покрывают они кривыми шапками, свои обросшие волосами ноги - козьими шкурами; обувь, которую они не выделывают ни на какой колодке, затрудняет их свободный шаг. Поэтому они не годятся для пешего сражения; зато они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид, и часто, сидя на них на женский манер, занимаются своими обычными занятиями.
День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют и, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны. Когда приходится им совещаться о серьёзных делах, то и совещание они ведут, сидя на конях. Не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого - нибудь из своих старейшин, сокрушают всё, что попадает на пути. Иной раз, будучи чем - то обижены, они вступают в битву; в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик.
Лёгкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не приходилось видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь. Они заслуживают того, чтобы признать их отменными воителями, потому что издали ведут бой стрелами, снабжёнными искусно сработанными наконечниками из кости, а сойдясь в рукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком.
Никто из них не пашет и никогда не коснулся сохи. Без определённого места жительства, без дома, без закона или устойчивого образа жизни кочуют они, словно вечные беглецы с кибитками, в которых проводят жизнь; там жёны ткут им их жалкие одежды, соединяются с мужьями, рожают, кормят детей до возмужалости. Никто у них не может ответить на вопрос, где он родился: зачат он в одном месте, рождён - вдали оттуда, вырос - ещё дальше.
Когда нет войны, они вероломны, непостоянны, легко поддаются всякому дуновению перепадающей новой надежды, во всём полагаются на дикую ярость. Подобно лишённым разума животным, они пребывают в совершенном неведении, что честно, что нечестно, ненадёжны в слове и темны, не связаны уважением ни к какой религии или суеверию, пламенеют дикой страстью к золоту, до того переменчивы и гневливы, что иной раз в один и тот же день отступают от своих союзников. Без всякого подстрекательства, и точно так же без чьего бы то ни было посредства опять мирятся. <...>" [25]
По пути гунны присоединяли к себе побеждённые народы. Так, ими были разгромлены аланы и остготы, создавшие государство в причерноморских степях. К тому времени к гуннам пристали помимо алан роксоланы и часть готов. Понимая, что со столь могущественным врагом ему не справиться, король остготов Германарих в отчаянии лишил себя жизни. Его сын Гунимунд заключил с гуннами союз, по которому предоставил силы остготов гуннам. Часть остготов бежала к римлянам.
Среди визиготов в это время разгорелась вражда между двумя вождями: Аталарихом и Фритигерном. Причиной междоусобия стали непримиримые противоречия между христианами и язычниками. Аталарих возглавлял лагерь христиан, Фритигерн - язычников.
Гунны напали на Аталариха и он был вынужден отступить за Троянов вал. Чтобы спасти остатки своего народа, он увёл его к Карпатам. Фритигерн бежал к границам Империи.
Гунны несколько лет терроризировали Восточную Римскую империю, затем, когда римлянам удалось остановить их продвижение, направились на Запад и осели в Паннонии, создав там своё государство.
Кочевой образ жизни определил характер гуннского войска. Они имели только конницу.
Элементы хозяйственной жизни, включавшей в основном охоту и скотоводство, отразились на военной технике гуннов. Даже аркан они превратили в смертельное оружие. Источники говорят, что в бою, когда враг укрывался от сабельных ударов, часть гуннов через головы своих товарищей набрасывала на противника ременные петли, которые не давали двигаться.[26]
Гунны были великолепными стрелками из лука. Лучники использовали большие, однотипные с сарматскими, луки, получившие с тех пор название "гуннских".
Гуннские луки высоко ценились как трофей. Но захватившие их германцы и римляне не могли использовать их так же эффективно, как гунны. Стрелы гуннских луков имели большие наконечники: железные, по форме - трёхлопастные, трёхгранные и плоские. Все наконечники были черенковые, т.е. имели черенок - штырь, крепившийся внутри древка стрелы. Гуннские гориты (колчаны), довольно большого размера, крепились к поясу с правой стороны и были комбинированными, т.е. объединяли и налуч и колчан.[27]
Мечи, использовавшиеся гуннами, были длинными, всаднического типа. В основном они были двухлезвиевыми. Они имели прямоугольное массивное перекрестье, далеко выступавшее за пределы клинка. Рукоять и перекрестье могли украшаться перегородчатой инкрустацией. Помимо прямоугольного, могли встречаться перекрестья ромбические и овальные. В общем, это были те же или похожие на всаднические мечи, которые пользовались сарматами.
Помимо конных лучников, у гуннов были также и тяжеловооружённые бойцы.
О доспехах гуннских всадников упоминает Флавий Вегеций Ренат, а Аммиан Марцелин (см. выше), Амвросий и Арриан упоминают, что гунны в бою использовали клинообразное построение и рубились мечами, не спешиваясь, а построение клином возможно лишь при наличии тяжеловооружённой конницы.
Из защитного вооружения гунны использовали шлёмы, панцири, кольчуги, прикрытия для рук и ног. Шлём был конусообразной формы, состоял из полос металла, сверху помещался шпиль с плюмажем или изображением животного. Шлём имел кожаную или ламелярную бармицу. Выйдя к границам Римской империи, гунны стали использовать местные разновидности шлемов - куполообразые, собранные из двух или четырёх частей, соединённых металлическими полосами.
Панцири, применяемые гуннами, были ламинарные (пластинчатые) или ламелярные (чешуйчатые). Существовали типы доспехов, в которых комбинировались элементы различных панцирей. Ламинарный панцирь, состоявший из пластинок, связанных между собой, мог дополняться чешуйчатой пелериной. Вдобавок под такой панцирь могла быть надета кольчуга. Существовали и более простые варианты ламелярных панцирей, которые выглядели как куртка без рукавов, застегивающаяся спереди и держащаяся на плечах при помощи лямок. К панцирю полагались ламелярные оплечья. Они могли быть не только ламелярными, но и состоящими из горизонтальных пластин, скреплённых между собой. Панцирь мог дополнять высокий бронированный стоячий воротник. При изготовлении доспеха, помимо железа могли использоваться кожа и костяные пластинки. Впрочем, попав на запад, гунны стали чаще использовать лишь одну кольчугу. Для защиты рук применялись наручи, изготовленные из продольных железных полос, ноги могли прикрываться кольчужными чулками.
Гунны не знали и не использовали деревянные сёдла, больше ездили на кожаных подушках, не пользовались шпорами, заменяя их плетью. Конский доспех в применялся незначительно. Максимум, это были чешуйчатые пелерины, прикрывавшие грудь лошади.[28]
Таким образом, гуннские воины имели защитное и наступательное вооружение мало чем отличавшееся от вооружения других кочевых и оседлых народов, живших внутри и вне границ Империи.
Примечания:
[1] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении германцев., 6-7.
[2] Там же, 3.
[3] Корнелий Тацит. История. Книга вторая., 22.
[4] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 6.
[5] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.106-107.
[6] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 13-14.
[7] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 14.
[8] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 31.
[9] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.48.
[10] Корнелий Тацит. История., 79.
[11] Плутарх. Избранные жизнеописания. Красс., XVIII, XXIII - XXVII.
[12] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии., 44.
[13] Бастарны. Предположительно, германское племя. Тацит пишет о них следующее: "Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право не знаю, хотя певкины, которых некоторые называю бастарнами, речью, образом жизни, осёдлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится всё безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только не существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; всё это отмежёвывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне."
[14] Эрулы или герулы. Германское племя. Первоначально проживали в Скандинавии. Были вытеснены датчанами. Западные герулы поселились в низовьях Рейна, восточные переместились к Чёрному и Азовскому морям. Воевали как против римлян, так и на их стороне, поставляя в армию Империи вспомогательные части.
[15] Бургунды. Германское племя. Первоначально проживали в устье р. Одер, откуда переселились в долину р. Майн. Позже, потеснив алеманнов, переправились через Рейн. Воевали с Римом.
[16] Вандалы. Германское племя. Первоначально проживали на п-ове Ютландии, переселившись затем на территории между Одером, Вислой, Судетами и Карпатами. Подразделялись на силингов и хасдингов. Участвовали в Маркоманских войнах, в результате чего заняли земли вплоть до Паннонии. Служили в римской армии как наемники, достигали высших военных должностей. В V в. предприняли поход на запад, достигнув Испании. Силинги были уничтожены визиготами, хасдинги создали своё королевство в Африке. В 455 г. разграбили Рим. Королевство вандалов уничтожено полководцем Восточной Римской империи Велизарием в 533 - 534 гг.
[17] Гепиды. Германское племя. Принадлежали к племени готов, остались в местах первоначального проживания и превратились в самостоятельный народ. В III в. заняли территории, примыкавшие к провинции Дакия. В V в. были покорены гуннами и принимали участие в войнах с Западной Римской империей. После распада гуннской державы стали федератами Рима. Государство герулов было уничтожено лангобардами и аварами в VI в.
[18] Руги или ругии. Германское племя. Первоначально населяли юго - запад Норвегии, затем переселились на территории в нижнем течении Одера и Вислы. Позже были вытеснены готами на запад, затем переместились к югу и вскоре стали подданными гуннов. После распада государства гуннов одна часть ругов перешла на службу в Восточную Римскую империю, другая вошла в состав государства остготов, образованном Теодорихом в Италии.
[19] Прокопий Кесарийский. Секретарь полководца Восточной римской империи Велизария, историк эпохи императора Юстиниана I. Им была написана история войн с готами, вандалами и персами, труд, прославляющий строительную деятельность императора Юстиниана. Автор "Тайной истории", критикующей царствование Юстиниана и Феодоры.
[20] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.47.
[21] Хтонические. Относящиеся к земле и подземному миру.
[22] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.59-60.
[23] А.В. Венков, С.В. Деркач. Великие полководцы и их битвы. с.112-116.
[24] Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства. с.50-53.
[25] Аммиан Марцеллин. Римская История. XXXI, 2, 1 - 11.
[26] А.В. Венков, С.В. Деркач. Великие полководцы и их битвы. с.130.
[27] Там же, с. 132.
[28] Там же, с. 133 - 134.