Автобус.
Автобус, большой и теплый.
На красном пыльном чехле, словно по команде «замри» в тринадцатом ряду сидела кассир сберегательного банка Наташка. Утром на нее глянет синий зрачок его двери. И они станут жить вместе.
А пока рядом с ней развалился блондин с театральными белыми усами.
Ночь. Сладко и страшно в животе. Она недавно съела шоколадку. Ее провожал сегодня весь коллектив сбербанка. Маргарита Даниловна в последнюю секунду вложила в руку тяжелый пакет: «От меня, на первое время. Чужой город, чужая квартира. Ничего нет». В автобусе Наташка бросила в пакет паспорт с билетом и сунула его на полку.
Проехали Элисту. Дома, старенькие, мелькают, словно крысы в свете фар. Золотые брови гирлянд… помногу и на каждой улице. Для кого устраивают по ночам праздник в столице шахмат?
Позади золотое застывшее море, а впереди пост ДПС. Каждые два часа ее автобус будут останавливать на постах ДПС и проверять документы, отыскивая среди брюнетов лиц чеченской национальности. Автобус вздохнул на повороте и ненарочно уронил ее пакет. Наташка полезла за паспортом для ДПС. Жижа и слякоть в пакете! Руки испачкала. Паспорт тоже в жиже. Наташка попыталась полистать странички: липнут, но отодрать можно.
Блондин тихо перевернулся во сне и чуть не выпал в проход. Наташка схватила его за шкирку и прижала к себе, погладила по усам: «Спи, Володя, спи». Кот промямлил в ответ неразумное и вытянул лапы. Он понимал ситуацию и вопреки прогнозам водителя вел себя достойно.
На посту ДПС в спящем автобусе включили свет и голосом гестаповца из старого фильма предложили предъявить паспорта. Когда люди с автоматами добрались до тринадцатого ряда, они, словно по воле снежной феи, окоченели. У гражданки, сидящей ближе к проходу, руки были по локоть в крови, кровавые пятна были также на куртке и лице, кровавая лужа под ногами, а на соседнем сиденье валялся обезображенный трупик. Своими кровавыми пальцами она протягивала им паспорт. Кап-кап…Капли крови с него падали на ботинки гаишников.
Все последующие 5 часов Наташка пыталась оттереть кизиловое варенье, подаренное Маргаритой Даниловной на первое время.
Астрахань встретила Наташку обморочным предрождественским холодом. Ветер, утро.
Никто не ожидал, но автобус пришел раньше. Держа безобразно воющего Володю обеими руками, в щедрых сладких пятнах она сходила на астраханскую землю. Все равно счастливая. От предвкушения счастья она даже не сошла, а слетела!
Упав, заглушила на время вопли Вовчика, и уткнулась подбородком в канализационный люк.
Завтра Рождество. И к рождеству готовы даже не родившиеся дети. Так празднично шуршит в снегу колбасный фантик, Вовчика приметив. Содранное мясо жгло, кот орал, снег валил как в последний раз, и водители такси подозрительно косились сквозь дворники. Через какое-то время один из них выдавил несколько грамм сострадания. Дверь без звука отварилась.
- Я никуда не еду. Я не знаю адреса. Меня должны встретить, - скучно объяснила Наташка.
- Да ладно, можешь просто посидеть, - вздохнул сердечный водитель. Наташка плюхнулась в тишину, закрывшись от стужи дверцей. Водитель поспешно отодвинулся.
- Вы не присмотрите за котом? Я быстро отмоюсь!
Встреча с Дмитрием состоялась в очереди вокзального туалета, где Наташка думала о том, что на работу пока устраиваться не будет. Поживет вне общества. Дмитрий, будучи от природы человеком тактичным, постеснялся спросить, что собственно с Наташкой случилось. Он просто сказал:
- Я так и знал, что найду тебя именно здесь.
Когда Дмитрий наконец-то открыл перед ней дверь с синим глазком, все несчастья остались позади. Наташка походила по квартире, где ей предстояло жить, пощупала краны, обои, поскакала на кровати. И разрешила:
- Теперь ты можешь идти. А я освоюсь, и вечером буду ждать тебя с работы.
- Вообще-то на работу я ухожу в половине восьмого, то есть через час.
Наташке не терпелось остаться одной и помыться. Дмитрий же с умиленьем лицезрел ее трупные пятна и словно ошпаренного кота. Чайник тихо зашипел, побрызгался, разлил кипяток по бокалам. В его – огромный, и в ее – поменьше (для кота бокала почему-то не нашлось). Дмитрий покрошил яблок. Участливо спросил:
- Тебе, может, с холодной разбавить?
Потом он загадочно опустился перед ней на корточки и, похлопывая от смущенья ее дырявые колени, прошептал:
- Всю ночь о тебе думал. Мы предназначены друг другу. Две половинки, разбросанные судьбой по разным городам. Сегодня я не спал и кое-что сочинил.
Дмитрий покраснел. Наташка знала, что надо сказать сейчас и как восхититься после. Почему-то раньше, когда он приезжал к ней, это ее забавляло.
Дмитрий в галстуке, в черном костюме, в волнении расхаживал перед плитой с запекшейся борщовой лужей и, стараясь не смотреть на публику, выливал в зыбкое, еще сумеречное утро стихи. Оварененная публика со слипшимися волосами и шерстью (одна ягодка прилеплена в ухе Вовчика) внимательно следила за поэтом глазами.
Вечерним сумраком поеден,
Раскачивая 30 тел, автобус
В кандалах маршрута
Пространство рвал и
На людей шипел…
Наташка представила тарелку борща с толстым пятном сметаны посередине…
Большой и теплый
Прямо к Рождеству
Везет тебя по новому мосту…
Скоро экзекуция закончилась, и Наташка осталась одна. Дмитрий теперь рвал пространство к своему зубному кабинету. Борща в холодильнике не оказалось. Перед тем, как пойти в ванную, она набрала код родного города и знакомый номер. Голова гудела как автобус. На подоконнике - многочисленные кактусы Дмитрия (не хватало пальм, кипяточного солнца, пары гепардов и Дмитрия в пробковом шлеме). Наконец там ответили. Подняли нагретую во сне ладонь:
- Мда?
- Эдуард Самуилович, это Наташка.
Там зашуршали и, наверно, сели на кровати:
- Ох ты! Все крыши белые от снега! А ветер как гоняет! С наступающим рождеством тебя. Что-то случилось?
- Нет. Просто вы искали квартиру. Моя освободилась. Могу дать телефон хозяйки, - Наташке, как всегда, стало радостно.
- Вот спасибо! Просто рождественский подарок. А от меня, видишь ли, убежала семья, и теперь куда-нибудь надо съезжать. Сегодня же перееду.
Наташка удивилась:
- А почему мне не сказали?! Я б тогда с работы не уволилась и из города не уехала.
- И чтобы делала? Мне борщи варила?
В ванной – сугроб полотенца. Тишину разбавил дождь из душа.
Она впервые пришла к своему гинекологу в дождь. Он опоздал в первый раз и потом опаздывал всегда. Клиенты это знали и все равно приходили вовремя.
Наташка еще раз подергала ручку частного кабинета.
- Давайте вместе подергаем, - предложили Наташке. – Безобразие. Написано с 9, а я прихожу в 10. Может табличку сменить? Раздевайтесь.
- Я вся мокрая, - призналась Наташка.
- Я тоже, - признался Эдуард Самуилович, прислоняя зонт к стене.
Осмотрев Наташку, он предложил сделать ей УЗИ. Оказалось, что теперь не нужно до одури напиваться дома воды и ждать вызова, переминаясь на стуле у кабинета. А потом бежать с выпученными глазами по коридору мимо больных в туалет. Эдуард Самуилович достал ультразвуковой член приятных размеров и протянул Наташке презерватив:
- Наденьте.
- Но у меня руки после улицы грязные, - показала руки Наташка.
Эдуард Самуилович зажал между ног прибор и сам стал натягивать презерватив. Пальцы его были покрыты черными волосками. И ладони по бокам тоже. Наташка обратила на это внимание, когда он мял ее грудь. Эдуард Самуилович включил экран, сел рядом, раздвинул губы и ввел Наташке член. Одной рукой он управлялся с прибором, а другой показывал ей то, что творилось на экране:
- Вот видите, здесь у вас небольшая кисточка. Поэтому и болит. Потерпите. Вот здесь еще повожу и вытащу.
Наташка не выдержала:
- Да мне приятно.
Эдуард Самуилович усмехнулся:
- Ну, тогда будем водить до вечера.
Наташка приходила теперь к нему раз или два в месяц. Чтоб точно убедиться, что все в ее организме здорово, и она может спокойно шевелить шторой в спальне по вечерам. После второго посещения Эдуард Самуилович смекнул, что Наташка получает в его кабинете, от дорогостоящего твердого члена оргазм. Но делал вид, что не понимает. Наташка заметила, что он не оставляет без внимания ее нижнее белье.
Когда Наташка вымылась, на всякий случай расправила полотенце и вытерла в ванной лужу, чего у себя дома никогда не делала. Потом долго искала, в чем искупать Володю. После они наелись молока, но заснуть смог один Володя. Наташка вытащила из сумки осеннее специально узкое белое пальто (зимняя куртка отмокала) и вышла в свет. Расспросила, где ближайший рыночек. Дорогой заходила во все магазины. Снег валил. Красивые следы. Пара красивых мужчин встретилась. Каждый второй с апельсинами. И так зябко в осеннем-то. И так приятно, что скоро опять в тепло. И Дмитрий что-нибудь вкусненького вечерком принесет. Она купила бараньи ребра, свежего судака, замороженную гавайскую смесь, замороженную клубнику, мороженое и картошку.
Повернувшись спиной к рынку, Наташка испугалась. Но сказать «испугалась», значит, ничего не сказать! Кошмар завьюжил в животе. Она осознала, что с каждой секундой кошмар будет нарастать, и это никогда не кончится, если только она не спит.
Оказалось, Наташка не знала улицы, номера дома и квартиры, куда ее утром привезли, разгрузили, как дрова, почитали стихи и ушли. Она не бывала в этом городе раньше. Отправляясь на рынок, не посмотрела на номер дома. Она помнила только цвет глазка входной двери. И то, только потому, что его в одном из стихотворений описал Дмитрий.
- Мамочки! Мамочки! – умоляла Наташка. – Помоги мне, господи, и я тебя больше никогда, ни о чем не попрошу! Господи!
Произнося «Господи!», она слышала собственный голос. Она даже не помнила, с какой стороны подошла к рынку. Провинциальная Астрахань казалась теперь Наташке необозримым мегаполисом, где никто вслед не посмотрит с любовью.
- Ладно б еще летом, господи. Но зимой! – Наташка причитала вслух, не обращая ни на кого внимания. – Если ты мне поможешь, господи, я сама буду просить Дмитрия читать мне стихи вслух. И ни разу не посмеюсь над ними в душе. Я завтра же пойду устраиваться на работу! Только помоги.
Летом Наташка ездила в Мексику. Среди пирамид чувствовала себя очень уютно, хотелось тишины, чтобы никто не мешал думать о вечном. Хотя, если подумать, то живи Наташка в период, когда строились эти пирамиды, наверняка (судя по характеру) была бы рабом, таскала каменные глыбы, оставляя на них пот, похожий на масло в шпротах. Но в Мексике не стыдно, а даже романтично было бы потеряться, обратиться в посольство… Маленькое жаркое приключение. Сегодня же ее ни в один дом не пустят, не выслушают, потому что глупо и подозрительно.
Наташка глотала снежинки, еще недавно столь красивые (космос обделен снегопадом), ставила на землю пакеты и пальцами убирала сопли (перчатки тоже оставила дома). Потом ей стало казаться, что она идет по нужной улице. Тот дом кажется, был красный или белый, но точно не зеленый. Дома стояли параллельно, с подпунктами: 10а, 10б, 10в и просто 10. Как номера задач в геометрии. Наташка решила заходить в каждый и по цвету глазка на третьем или четвертом этажах определить свою квартиру. Как в школе, не решать задачу, а методом тыка подстраиваться под ответ в конце учебника.
В размышленьях о своей малохольности Наташка потянула за очередную занесенную снегом ручку астраханской хрущовки. Шел восьмой час поиска. На улицах уже зажигались огни, и люди готовили ужин. Еще немного и там, где на лестничных площадках нет лампочек, невозможно будет разглядеть цвет глазка. И словно прочувствовав безысходность подступающего момента, судьба сжалилась над Наташкой и подарила ей вымоленную дверь.
На двери синел, словно подбитый, глазок. Наташка распереживалась, разулыбалась, забыв поблагодарить господа, и вонзила ключ. Но ключ не вонзился – замок плотно стиснул зубы. Наташка вспомнила, что замок должен быть гораздо выше, но тыкала ключом еще и еще.
Потом спустилась, аккуратно прикрыла подъездную дверь, пошла по протоптанной дорожке. Вечер в нигде. Неприятно слышать «добрый вечер». Володя сидит сейчас в темноте и смотрит на входную дверь или в светлой кухне слушает стихи, а после них фразу: «куда это наша мамка запропастилась?». Звон вилки, упавшей на пол, треск подсолнечного масла. Запах рождества на балконе, куда выскочила в халате на минутку повесить постиранную куртку. Между чисткой картошки и мытьем посуды – набеги в комнату, посмотреть, убили, в конце концов, мужа или нет.
Один пакет уже совсем не тяжелый. В нем дыра, и картошка потихоньку вываливается по дороге. Наташка видит это и ей все равно. Ее не посещают философские мысли. К ней не приходит осознание, что люди живут пусто. Ей уже не хочется ни тепла, ни спасительной квартиры, ни чудесной любви, ни путешествий в пустыню к гиеноподобным собакам или в заросшие клевером поля. Хочется только плакать, и чтоб кто-нибудь остановился сейчас около этого облезлого ларька с пивными бутылками и пожалел.
Потом она увидела Дмитрия. Он покупал апельсины. Темные очки, суетится, доставая деньги. Куда-то сразу исчезли усталость и холод. Наташка даже решила поиграть. Идти совсем рядом, но чтоб Дмитрий не заметил. А потом, когда не ожидает, в подъезде нагнать. Рассказать, как заблудилась, поплакаться. Потом они вместе приготовят гавайскую смесь с бараниной и встретят Рождество. Наташка ляжет на кровать и долго не сможет заснуть, оттого, что в новом городе и оттого что сильно гудят ноги.
Пелена снега окончательно смешалась с темнотой. Прохожие стали похожи друг на друга. Интересно, откуда он взял эту куртку. А пальто? В пакете несет? Затем он закурил, чего никогда не делал. Около аптеки его нагнал ребенок и взял за руку. Они завернули за аптеку и исчезли навсегда, словно их выдумала Наташка. Она не успела заметить, в какой дом нырнул Лжедмитрий. И пошла дальше.
Но вот наступает конец. Наташка неожиданно выходит к ярко горящей в темноте вывеске «АВТОВОКЗАЛ». Покупает билет в свой город и садится в большой теплый автобус, на котором приехала утром. Теперь она точно знает, в какую квартиру завтра войдет.
И успокаивается.