И Все-Все-Все

- А знаешь, где еще было бы замечательно встретить рассвет?
- Где?
- На Северном Ледовитом океане!
- Да ну?
- Ага. Говорят, если встретишь рассвет на Северном Ледовитом океане, то с тобой может произойти нечто совершенно чудесное! Обязательно отправимся туда!
- Обязательно.
- А еще – знаешь где?
- Где?
- На самой высокой вершине этого мира! Говорят, если на ней встретить рассвет, то откроется потаенная суть всего, что только есть на свете.
- Смешно говорят.
- Смешно. Но мы все-таки отправимся и туда? После Северного Ледовитого океана?
- Обязательно.
В предрассветных июльских сумерках, на крыше самого обыкновенного десятиэтажного дома две тени, сидящие на невысоком парапете, были почти незаметны для посторонних глаз. Собственно, глаз посторонних на той крыше не было. А если бы и были они – эти посторонние глаза, обладатель которых – чудак-человек – решил бы ни свет, ни заря побродить по крыше самого обыкновенного десятиэтажного дома, то врядли он бы заметил две маленькие тени, сидящие на парапете, болтающие ногами и всматривающиеся за горизонт, где уже появлялась розовая полоса восхода. Полная луна за их спинами, бледнея, уходила за темные силуэты высоких многоэтажек.
- Лучшего места, чтобы сегодня встретить рассвет, нам и не найти.
- Да, просто идеальное место!
Заметно светлело. Внизу стал отчетливо виден перекресток. Одна дорога шла вдоль фасада десятиэтажного дома, на крыше которого наши странные собеседники собирались встретить рассвет. Вторая, выныривая сбоку, справа от дома, после перекрестка поднималась на холм и затем ныряла налево, делая плавный поворот. Остров, образованный этими двумя дорогами прямо перед фасадом десятиэтажки был настолько плотно покрыт деревьями, что напоминал огромную брокколи.
Перекресток был пуст.
Небо на востоке светлело все больше, и звезды - одна за другой – пропадали; только над самой крышей и дальше, на западе, оставалось несколько ярких созвездий.
Вдруг один из наблюдателей подался вперед и возбужденно прошептал, указывая вниз:
- Смотри! Смотри! Вот там - внизу!
- Вижу – также шепотом ответил другой.
Слева, по дороге, идущей вдоль фасада десятиэтажки, шел человек. На нем был белый пробковый шлем, и был он одет в бежевую клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами, синие джинсы и кеды. За спиной у человека друзья разглядели небольшой рюкзак. В руках человек нес складной дачный шезлонг.
Сидящие на парапете стали с любопытством следить за его действиями.
Не доходя метров пятидесяти до перекрестка, человек пересек пустынную улицу и вошел под тень высоких тополей так, что наблюдавшим за ним сверху был виден лишь смутный силуэт и венчающий этот силуэт белый пробковый шлем.
Оказавшись на небольшой прогалине, человек снял и поставил в траву рюкзак, разложил шезлонг и сел в него так, чтобы без помех видеть перекресток. Затем он поставил на колени рюкзак, извлек тускло блеснувший металлом термос, отвинтил крышку и наполнил ее.
Поставив рюкзак и термос рядом с шезлонгом, он сел поудобнее и затих, время от времени отпивая из импровизированной чашки.
- Как думаешь - что здесь делает этот человек?
- Скорее всего – то же, что и мы.
- Встречает рассвет?
- Да.
- Как это замечательно! Но ведь внизу рассвет не увидишь?
- Да, похоже на то.
- Что же он ждет?
- Мне кажется, мы скоро это узнаем.
И заинтригованные собеседники продолжили смотреть вниз, туда, где под ветвями тополей белел шлем. Словно почувствовав это, человек, сидящий в шезлонге, поднял голову и помахал друзьям рукой. Стало совсем светло, и сидящим на крыше удалось рассмотреть лицо человека.
- Это же… - задохнулся от восторга один из наблюдателей – Это же… Это же Робин!
- Робин! – вторил ему другой, от избытка чувств колотя рукой по спине соседа.
- Я знал, что мы обязательно встретимся! – восторженно шептал первый, – иначе и быть не могло!
- Какая радость, что мы выбрали сегодня именно это место!
- Потому мы его и выбрали, что лучшего места для встречи рассвета в полнолуние не придумать!
- Но, почему же, все-таки, он внизу, а не здесь – на крыше?
- Подожди… А может быть, он ждет появления Ее?
- Не может быть… Как это может быть? Не может этого быть!
- Но это же Робин! Ведь он - ЗНАЕТ!
- Да, он - знает… Но, ведь тогда это же Чудо! Настоящее Чудо-из-Чудес!
И друзья продолжали ждать, нетерпеливо болтая ногами и поочередно глядя то вниз, на прогалину, где сидел Робин, то на горизонт.
Прошло еще совсем немного времени, и неподвижно сидящий в шезлонге человек вдруг подался вперед и, опустив крышку от термоса в траву, стал напряженно всматриваться в направлении перекрестка.
Наблюдатели на крыше, уловив его движение, затаили дыхание и тоже всмотрелись.
Сначала они не увидели ровным счетом ничего. Пустынный перекресток. Мигающие желтым светофоры.
И вдруг один из сидящих на крыше восхищенно вздохнул и пихнул локтем своего соседа.
Сосед кивнул, сделал страшные глаза и приложил палец к губам.
На перекрестке они увидели Ее.
Она кружилась, вальсируя там, внизу, на перекрестке, сначала едва угадываясь на сером фоне асфальта, но с каждой секундой становясь все более видимой.
Полы потертого пальто разлетались от Ее движений, и мягко, словно отраженным светом уже скрывшейся на западе луны, светились кружева Ее платья.
Ее огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам, Ее лицо было обращено вверх. Она кружилась, поднимая руки к разгорающемуся небу, к последним упрямым звездам, и казалось, что ничего вокруг не существует, кроме этого танца, кроме неба и звезд. Ее танец был великолепен и абсолютно бесшумен, и тот, кто наблюдал за ним, вдруг, ощущая нереальную сладость утреннего воздуха, вдыхал его полной грудью, удивляясь мимолетно, как же это он мог жить до сих пор, дыша вполсилы, не ощущая этой сладости, не ощущая подлинной красоты всего, что окружало его всю жизнь.
А наши друзья чувствовали себя так, словно исчезли все эти годы, проведенные в сомнениях, в тоске и, наконец, в странствиях в этих краях, краях, где люди живут вслепую, живут просто, чтобы жить, где большинство даже не подозревает о чудесах, которые их мир предлагает любому, не тая - также, как он предлагает ежеутреннее чудо рассвета любому, кто захочет быть к этому причастным.
Наши друзья словно опять очутились в так сейчас далеком от них утреннем Лесу, в том Лесу, который они называли словом «дом», и весь их мир, мир-какой-он-есть-на-самом-деле, снова распахивал свои добрые объятья, обещая радость и покой.
А вокруг, словно благодаря движениям танцующей, становилось все светлей, и вот уже на востоке, на далеком горизонте появилась ослепительно яркая кромка солнца, и в тот же миг, снизу, из-под озаренных первыми лучами крон деревьев донеслось радостное разноголосое пение сотен птиц.
Ослепленные, ликующие, не помня себя от счастья, друзья вскочили на парапет и закричали, не в силах больше сдерживаться, загорланили что-то совершенно бессмысленное, обнимаясь и танцуя в лучах солнца, выходящего из-за горизонта. Залитые ярким светом, они не могли видеть, что происходит внизу, на еще не освещенном перекрестке, но они могли видеть, как Робин, вскочив, все подбрасывает вверх свой белый пробковый шлем и что-то кричит звонким и таким молодым, знакомым голосом…
И все это было совершенно неудивительно - ведь сегодня произошло нечто, чего все они ждали очень долго – так долго, что надежда почти угасла.
Сегодня произошло настоящее Чудо-из-Чудес.
Между тем солнце, отделившись от горизонта, начало свой ежедневный поход. Внизу, словно спохватившись, светофоры уже не мигали загадочно желтым, начав ежедневную шизофрению перебора цвета. По асфальту дорог, еще скрытых в тени, уже шуршали первые автомобили, неохотно подчиняясь ритму, задаваемому сменой красно-жело-зеленых цветов.
А чудесная танцовщица исчезла с перекрестка бесследно и тихо, словно растворившись в первых солнечных лучах.
Становилось жарко. Делать на крыше больше было нечего.
Друзья поспешили спуститься вниз. Никем незамеченные, они пересекли улицу, вошли под тень деревьев и вот, наконец, они уже обнимались с Робином, добрым старым Робином, изо всех сил колотя друг друга по спинам.
- Наконец-то!
- А я знал, что мы еще встретимся!
- Теперь мы вообще никогда не будем расставаться!
- Да!
- Да…
Как всегда, в такие минуты, никто из них не думал, смогут ли они выполнить это обещание, сдержать которое, конечно же, не в силах никто на всем белом свете. Просто сейчас они были счастливы – искренне и бесконечно – как когда-то, когда над их Лесом беззаботно и радостно вот так же, как сейчас, светило утреннее июльское солнце.
Наконец, когда прошла волна первого восторга, все сели по-турецки прямо в траву, игнорируя шезлонг, и Робин вручил своим друзьям пластмассовые чашки, которые обнаружились в рюкзаке, и торжественно разлил содержимое термоса, не забыв и свою крышку, стоящую в траве.
- Что это Робин?
- Неужели, Робин!..
Конечно – это был крепкий черный чай с медом и молоком. Друзья, притихнув, стали смаковать любимый ими всеми напиток, прикрыв от наслаждения глаза, смеясь и кивая друг другу.
- Ну, как вы, дорогие мои? – спросил, наконец, Робин своих друзей, ласково щуря свои светлые глаза, обрамленные густой сеточкой морщин, – Как вы жили все эти годы?
Один из друзей, сидящий напротив Робина, глубоко вздохнул.
- Началось все с того полнолуния, когда ты ушел на восход. Вслед за тобой на восход начали уходить и все остальные, все кто гостил в нашем Лесу…
- Сначала мы в этом не видели ничего удивительного, - добавил второй. - Ты же знаешь – в Лесу невозможно остаться навсегда, почти все, кто там бывал, рано или поздно уходили на восход. Остальные, единицы, уходили на закат.
- Когда это происходило, когда кто-то уходил на закат, это было поистине потрясающее событие, – произнес первый, – в небе зажигались сотни радуг. Представляешь – заходящее солнце, и сотни радуг дрожат и переливаются в ясном безоблачном небе!
- Да – произнес мечтательно Робин – это прекрасное зрелище.
- Лес тогда словно молодел – радостно говорил первый собеседник,- столетние дубы, вязы, тисы – застывали, словно на картине, едва слышно шелестя блестящей листвой, и все мы выходили на поляны, чтобы молча любоваться этим зрелищем…
Воцарилось молчание. Робин задумчиво кивал, подняв глаза к глубокому утреннему небу; по его лицу бродила легкая улыбка – словно отсвет той чудесной вечерней зари
- Но по мере ухода прежних гостей, в наш Лес перестали приходить новые. Проходили годы – мы ждали и надеялись. Но ничего не происходило. И с уходом последнего гостя Лес опустел – тихо проговорил первый собеседник Робина.
- Но даже тогда мы не встревожились всерьез – ведь такое не раз бывало и раньше, давно, задолго до того, как однажды к нам пришел ты, Робин, – добавил другой.
- Мы не беспокоились, - продолжал, кивнув, первый собеседник, - ибо всегда в одно из полнолуний на главной поляне, перед самым рассветом появлялась Она, – говорящий показал рукой в сторону перекрестка, на котором уже скопилась приличная пробка из раздраженно сигналящих друг другу автомобилей. - Она танцевала там, на границе ночи и дня, и, видя ее танец, мы обретали уверенность и продолжали ждать. И действительно – каждый раз после того, как Она появлялась, к нам в Лес снова начинали приходить гости.
- Так было и в то полнолуние, когда к нам пришел ты, Робин – добавил второй собеседник, ласково дотронувшись до его руки.
Робин посмотрел на него и, улыбнувшись, лег спиной в траву, заложив руки за голову.
- Я помню каждый день, – проговорил он, – каждый день своего пребывания в Лесу. Я помню всех, кто был тогда с вами. Я был так счастлив, что попал тогда в ваш Лес.
- Мы все думали, что ты уйдешь на закат, – признался один из его собеседников. – Ведь ты так все замечательно понял однажды.
- Да! – восторженно проговорил второй. – До этого дня ты все время пытался нам рассказать, что уже все понял и что именно ты понял – и это было ясным знаком, что ты не понял ровным счетом ничего – помнишь?
Робин кивнул, усмехнувшись.
- Я еще помню, как пытался записывать все то, что я тогда понял о себе, о вас, о Лесе, о мире вокруг, - проговорил он.
- Да, это были очень забавные записки – произнес первый собеседник. Они были прекрасны тем, что в них не было ни слова вымысла
- Да, это была чистая правда, только правда и ничего кроме правды – но не Истина, ведь Истину не выразить словами и не описать на бумаге – продолжил второй собеседник.
- Очень скоро я все это понял сам. – проговорил Робин, и собеседники его радостно кивнули, - Однажды – помните? – мы встречали вместе рассвет, и танцевала Она… – Робин помолчал. – Танцевала Она… Я смог увидеть ее только в самом конце, я не мог понять, отчего вы смотрите не на восход, не на звезды над нами - а на поляну и отчего у вас слезы на глазах. Я боялся говорить, я боялся, что звук моего голоса и мои расспросы нарушат ход чего-то очень важного и стал просто смотреть вместе с вами… И вдруг я увидел… увидел Ее…
- Да, Робин – торжественно произнес один из собеседников – Ты увидел Ее… Ты увидел Ее, Танцующую-На-Границе-Ночи-И-Дня. Мы смотрели в твои глаза, мы чувствовали, что впервые ты не будешь пытаться говорить об этом, мы видели, что в тот миг ты Знаешь-Все-И-Не-Знаешь-Ничего
- Ибо в тот миг я понял Все-Все-Все, – не менее торжественно закончил Робин и радостно улыбнулся своим друзьям.
Некоторое время все молчали. Потом один из собеседников Робина продолжил:
- А наследующий день ты исчез, и мы – все кто знал тебя, все кого знал ты – все мы вышли на закате, чтобы видеть твой уход.
- Но радуг все не было, и мы поняли – ты ушел на восход, – продолжил другой.
- Да, - произнес медленно Робин, – я ушел на восход. Мне показалось, что так будет… честнее. Что я принесу гораздо больше пользы здесь. – он похлопал рукой по траве, – Я чувствовал, что мне предстоит сделать еще немало. И прежде всего я очень хотел сделать так, чтобы мои записки увидели и прочли здесь. Я так и не смог выразить всего, что я понял – но зато в записках была чистая правда, только правда и ничего кроме правды… в этом мире так мало правды… Поэтому я и ушел на восход… - он осекся, сорвал травинку и замолчал.
- Из твоих записок получилась великолепная книга, – с жаром сказал один из собеседников. - Кроме того, ты дал нам потрясающие имена – до этого я и представить себе не мог, что эти названия так здорово будут звучать и сочетаться с тем, какие мы на самом деле - в нашем Лесу!
- Мы понимали, что решение уйти на восход было твоим осознанным выбором. – произнес другой собеседник, – И еще мы знали, что ты вернешься, обязательно вернешься в наш Лес, когда закончишь дела.
- И мы увидим твои радуги! – радостно закончил второй.
- Вот же бестактный кабан! – пробормотал первый собеседник.
Второй собеседник густо покраснел и смущенно покашлял. Робин ласково посмотрел на него, улыбнулся и спросил:
- Что же происходило в Лесу дальше?
- После того, как ушел последний из гостей, минуло семьсот полнолуний. Каждый раз мы выходили на главную поляну опустевшего Леса встречать рассвет, но Она не появлялась, – продолжил рассказ первый собеседник. – И когда минуло семьсот первое полнолуние, мы поняли – что что-то Случилось
- Что-то Изменилось, – поправил его второй собеседник, и первый согласно кивнул, - и мы предположили, что люди по какой-то причине забыли дорогу в наш Лес. Но и тогда мы не теряли надежды и договорились ждать еще триста полнолуний.
- А когда истек и этот срок, мы догадались – настали Новые Времена. – торжественно произнес первый собеседник.
- Мы подумали, что, наверное, нам необходимо как-то прис-по-со-бить-ся к этим Временам, – по слогам произнес непривычное слово второй собеседник, – но мы не понимали как это сделать. Ведь все, что мы знали – это то, что мы есть, то, что есть Лес, и что это - наш дом. Еще мы знали, что наше предназначение – жить в этом Лесу, встречать гостей и делать так, чтобы они однажды увидели Ее, Танцующую-На-Границе-Ночи-И-Дня, поняли Все-Все-Все и ушли на закат. Мы знали также, что когда что-то начинает идти не так, то, однажды, появится Она. Она исполнит свой древний танец На-Границе-Ночи-И-Дня, и все наладится.
- И тогда мы – я и он, – первый собеседник дотронулся до себя и до своего товарища в подтверждение своих слов, – мы решили уйти на восход - туда, куда уходили многие, куда ушел и ты, Робин. Уйти в ваш мир. Мы хотели разобраться во всем, понять, в чем же суть этого Нового Времени, и как сделать так, чтобы гости вновь стали приходить в наш Лес.
Робин сел, взял крышку от термоса, сделал несколько глотков и, опустив, глаза, спросил:
- И что же вы поняли, друзья?
- Ничего, Робин, - грустно пожав плечами, ответил один из его собеседников. – Для того, чтобы разобраться во всем этом, мы хотели поговорить с людьми, но..
- Но выяснилось, что нас никто здесь не замечает. Нас попросту не видят! – перебил своего товарища второй собеседник Робина.
- Мы путешествовали здесь тридцать девять полнолуний. – продолжил, кивнув, его товарищ. – Тридцать девять раз мы встречали рассветы в разных уголках этого мира и, должен признаться, что каждый из них был сравним с самыми прекрасными рассветами в нашем Лесу.
- Этот мир поразил нас своей красотой, – произнес другой, – но нам было очень странно узнать, что живущие здесь не замечают не только нас, но и красоты своего мира – ни разу, встречая рассветы в самом подходящем месте, мы не видели ни одной живой души. Мы надеялись, что, встретив кого-то, кто, так же как и мы, радуется красоте этого мира, мы сможем быть увиденными и понятыми и, значит, сможем во всем разобраться…
- Увы, друзья, – задумчиво проговорил Робин. - Люди давно перестали видеть красоту этого мира. Им стало незачем приходить в ваш Лес. Раньше их вело любопытство, вера, воля и устремление, равное всей их жизни. Теперь их любопытство ограничено, вера иссякла, а устремления их редко выходят за пределы самых естественных и простых желаний.
- А дети, Робин?
- Да, Робин? Ведь дети здесь по-прежнему любопытны, по-прежнему полны веры и надежд! Мы могли не раз видеть это в их глазах!
- Танцующая-На-Границе-Ночи-И-Дня перестала отвечать на их вопрос, – печально ответил Робин. - Дело в том, что дети и взрослые приходили в ваш Лес по-разному.
Дети приходили в Лес во сне. Но это был не простой сон. Это был даже не сон, а… ответ на вопрос, который дети еще не разучились задавать. Они всегда задают этот вопрос с момента рождения, не осознавая этого – они задают этот вопрос самим фактом своего существования. Он, как бы… встроен в их суть. Но с годами вопрос звучит все тише и неразборчивей, пока, наконец, он не перестает звучать в них совсем. Тогда дети становятся «взрослыми».
- Что же это за вопрос, Робин?
- Я не смогу этого объяснить. Я не могу сказать про него, что я – ЗНАЮ, что это за вопрос. Я знаю лишь то, что на него существует ответ. Этот ответ давала Танцующая-На-Границе-Ночи-И-Дня, и он выглядит, как..
- Как Ее танец в ночь полнолуния перед рассветом?
- Да, как Ее танец в ночь полнолуния перед рассветом… Я помню, как попал к Вам в Лес. Однажды ночью я не мог заснуть и все смотрел на полную луну, не отрываясь. А потом.. потом воздух запах, как сотни лилий и нарциссов, как самая сладкая сладость и… видимо я все-таки заснул, так как оказалось вдруг, что я уже стою на опушке дивного Леса и вижу перед собой поляну, озаренную светом луны… А потом я увидел вас, милые мои, и это было так странно и в тоже время здорово и… правильно?... что я не нашел ничего лучше, чтобы тихо сказать…
- Чтобы тихо сказать «Здрасьте», - хором закончили его собеседники и рассмеялись.
- А что же те, в ком вопрос перестал звучать? Те, кого здесь называют «взрослыми»? - спросил затем Робина один из его собеседников.
- Во все времена были те, кто выглядел как «взрослый», жил как «взрослый», но в них вопрос не перестал звучать, не умолк до конца. Остальные могли придти в ваш Лес, лишь сосредоточив всю свою волю, всю свою веру на этой цели. И тогда, в какой-то момент, перед ними появлялась Река-Текущая-Через-Весь-Мир. Все что им надо было сделать, это войти в нее – и тогда эти люди оказывались в вашем Лесу.
- Что же это за Река, Робин?
Робин улыбнулся и посмотрел на перекресток. Один из его собеседников невольно обернулся, прослеживая его взгляд, и, видимо догадавшись, в восторге пихнул рукой своего товарища.
- Неужели? – в восторге прошептал тот.
- Да, милый мой друг. Это Та, которую мы с вами называем Танцующая-На-Границе-Ночи-И-Дня. Она - это Ответ-На-Вопрос. Она – это Река-Текущая-Через-Весь-Мир. Она - это все, что мы видим вокруг. Она – это все, как оно есть на самом деле. И когда кто-то видит ее, на самом деле он лишь видит все вокруг незамутненным взором.
Снова воцарилось недолгое молчание. Робин в задумчивости смотрел на кроны тополей, блестящие в лучах солнца; по его изборожденному морщинами лицу блуждала тихая улыбка.
- Почему же ты так долго не возвращался назад, Робин? – тихо спросил его один из собеседников
- Как вы уже знаете, я вернулся сюда, чтобы рассказать здесь обо Всем-Всем-Всем, – задумчиво проговорил, немного помолчав, Робин,– и, как я не пытался, я смог описать лишь чистую правду, только правду и ничего кроме правды. Шли годы, а я все бился над рукописью словно одержимый, словно забыв, что Истину не выразить словами и не описать на бумаге… Так незаметно прошло множество лет, и, когда я, наконец, понял, что сделал все, что мог сделать… я так и не смог найти дорогу назад… Это было очень странно. Но, видимо, вопрос перестал звучать во мне, и у меня не достало веры и воли, чтобы увидеть Реку-Текущую-Через-Весь-Мир. Видимо, я растратил все в попытке выразить в своей рукописи то, что выразить нельзя.
И тогда я стал искать следы Истины. Я прочел все книги, в которых, как я надеялся, будет хотя бы какое-нибудь упоминание о том, как попасть в Лес. Я смог найти множество книг, но все они были написаны много сотен лет назад. Я думаю, что эти древние книги были написаны теми, кто был в Лесу, кто вернулся, как и я, чтобы рассказать людям чистую правду, только правду и ничего кроме правды. И порой, помимо слов, которые я читал в этих книгах, помимо того, что было выражено этими словами, я мог чувствовать нечто большее. Может быть, это была музыка. Может быть, молчание. Может быть – это был рассвет. И я отчетливо понимал, что именно это – самое важное, что однажды осознав и увидев это – можно найти дорогу в Лес
И еще я понимал, что, если отвергать, оставаться глухим ко всему, кроме написанных слов, то с тобой остается лишь правда. Но у каждой эпохи – своя правда. И вот уже толкуется книга, переписываются страницы. А Истина.. Истина остается непонятой.
- Но, Робин, ведь ты тоже написал книгу – свою книгу! Разве ты писал ее не для того, чтобы в наш Лес могли придти все-все-все?
- Я написал ней лишь то, что смог выразить словами, мой милый друг - чистую правду, только правду и ничего кроме правды. Но этого оказалось явно недостаточно. Видимо, я так и не сумел никому передать то, что нельзя передать, произнося слова. Не сумел, а потом и позабыл это сам. Да и потом, для того, чтобы найти путь, мало читать книги. Книги читают все. А путь находят лишь единицы.
Воцарилось молчание. День набирал полную силу, дороги были уже полностью забиты машинами, раскаленный июльский воздух рябью поднимался с их крыш и с бетона дороги. Лишь под деревьями, где сидел Робин и его собеседники, царила прохлада; по их лицам пробегали солнечные зайчики от лучей, пробивавшихся сквозь кроны тополей, сверкающих серебристой зеленью листвы, трепещущей от легкого утреннего ветерка.
- Но, Робин, – заговорил, наконец, один из собеседников, - что же тогда произошло сегодня? Каждый день – с того момента как мы покинули Лес, уйдя на восход, уйдя в ваш мир – каждый день мы встречали рассвет, потому что не могли существовать без него, не теряя надежды. Каждое полнолуние мы ждали знака, мы ждали появления Ее, Танцующей-На-Границе-Ночи-И-Дня – и не видели ее. Но сегодня, сегодня!
- Да, Робин! – перебил его второй собеседник. – Сегодня мы видели Ее! Мы видели Ее и видели тебя, и видели то, что ты – тоже Ее видишь!
Робин счастливо рассмеялся, поставил в траву крышку от термоса, подался вперед и обнял своих друзей.
- Да, милые мои, - тихо сказал он, глядя им в глаза, - мне потребовалось еще немало времени, чтобы снова вспомнить все то, что нельзя передать словами. И сегодня, в тысяча сороковое полнолуние со дня моего ухода из Леса, я, наконец, увидел Реку-Текущую-Через-Весь-Мир! – он посмотрел куда-то за спины своих друзей, и глаза его засияли, как две утренние звезды. – И это значит, что мое ожидание окончено, и я могу, наконец, отправиться домой. И – самое главное – вы тоже можете возвращаться.
- Но, Робин, - произнес один из его собеседников, – мы же… - и замолчал, хлопнув себя по лбу и счастливо рассмеявшись.
- Да, мой милый друг, – произнес, улыбаясь, Робин, – вы ведь тоже видели Ее, и это значит, что вам пора готовиться к приему новых гостей.
- Значит ли это, что опять настают Перемены? – спросил Робина второй собеседник
- Нет, мой друг – ответил Робин – скорее это значит, что снова настали Новые Времена… Времена, они же меняются, – добавил он, явно цитируя чью-то мысль, - и, если всегда оставаться тем, кто ты есть, когда-нибудь очередные Новые Времена вернут нас домой.
- Так чего же мы ждем! – закричали его друзья хором и, засмеявшись, вскочили на ноги, пустившись в пляс.
А потом Робин и его друзья, взявшись за руки, пошли вглубь острова, покрытого деревьями. Легкое эхо от их песен еще некоторое время витало под кронами тополей, и опрятно одетый старичок, шедший по обочине и свернувший на прогалину, увидел брошенный кем-то шезлонг и недоуменно пожал плечами, повторяя принесенные легким летним ветерком обрывки фраз: «оттого поем мы эту песню вслух» и «времена – они меняются»…

* * * * * * *

Винни-Пух и Пятачок, освещенные теплым светом заходящего солнца, стояли на главной поляне Леса и смотрели, как высоко над ними, в бездонном безоблачном июльском небе, одна за другой, дрожа, разгораются радуги.
- Привет, Кристофер Робин! – прошептал Пятачок, украдкой вытирая слезы счастья.
- Привет, Кристофер Робин! – прошептал Винни-Пух, улыбаясь во всю ширь своего доброго лица.
- Здрасте! – тихо прозвучало сзади.
Обернувшись (Пятачок подпрыгнул от неожиданности), друзья увидели, как из-за деревьев на поляну к ним вышел мальчик лет десяти, одетый в бежевую клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами, синие джинсы и кеды. На голове у мальчика была белая бейсболка. Глаза мальчика сияли восторгом. Он смотрел на небо, покрытое радугами.
- Здесь всегда так красиво? – спросил он, не отрывая взгляда от неба.
- Нет, но, думаю, теперь здесь так будет очень часто, – произнес Винни-Пух, не сводя с мальчика радостных глаз.
- А как вас зовут? – спросил мальчик, переведя, наконец, взгляд с неба на друзей.
- Зови нас Винни Пух… - сказал Пятачок, указав на Винни Пуха.
- И Пятачок. – указал Винни Пух на Пятачка.
- Я так и думал, - удовлетворенно произнес мальчик. – А вы зовите меня, пожалуйста, Кристофер Робин.
- С большим удовольствием - крикнул Пятачок тонким голосом и смешно подпрыгнул, сразу, впрочем, покраснев и смущенно закашлявшись под ироничным взглядом своего товарища.
- А где же Все-Все-Все? – спросил Кристофер Робин своих новых друзей.
- Скоро, очень скоро они будут здесь, Робин! – весело сказал Винни Пух – ну а пока… Скажи, встречал ли ты рассвет на Северном Ледовитом океане?
- Нет, конечно – рассмеялся Робин
- Говорят, если встретишь рассвет на Северном Ледовитом океане, то с тобой может произойти нечто совершенно чудесное! Не хочешь туда отправиться?
- Конечно хочу! Но как? Ведь туда очень долго добираться даже на самолете, а здесь, - Робин обвел глазами поляну, – самолетов точно нет.
- А вот тут ты ошибаешься! – весело произнес Пятачок. – До Северного Ледовитого океана из нашего Леса – рукой подать!
- Так не будем же терять времени! – бодро крикнул Винни Пух.
И они, взявшись за руки, решительно шагнули с поляны и скрылись среди деревьев. А в небе все горели, дрожа, радуги, и заходящее солнце тепло согревало вековые кроны деревьев, окружающих поляну.

Март 2008