Шестнадцать лет назад….
Да, кажется, это было очень давно, но, врезавшись в память ярким витражным осколком, обрело статус вневременья.
Чарли снился сон, будто она едет на трамвае. Были желтовато-серые сумерки. На одной из остановок в вагон небольшой толпой вошли какие-то странные люди, похожие на азиатов. Она смотрела на них сверху вниз, думая, что эти люди выглядят слишком мелкими и худыми, даже можно сказать «подсушенными».
Внезапно, трамвай замер на полпути между остановками. Чарли, стоявшая близко к двери, подготовившись к выходу, ощутила, как толпа азиатов-пигмеев всё плотнее обступает её. Присмотревшись, она заметила, что у них у всех, из-под одежды на шее, выглядывал край грубого, словно наскоро заштопанного, шрама.
«Так хоронят только на Востоке» - услышала она со стороны голос кого-то из пассажиров. И практически сразу, следом - «Они же все мёртвые».
Ледяной ужас и паника охватили всё существо Чарли, при этом, толпа сухих тел, не имеющих ни запаха, ни температуры, продолжала сжиматься вокруг неё.
В отчаянных потугах выбраться из плена нежити Чарли проснулась.
Жуткие образы растаяли, ужас остался.
Он был настолько промозглым и сильным, что Чарли не могла даже пошевелиться – она просто лежала, чувствуя, как внутренности головы раскалены, словно мангал, а солёные слёзы залили всё лицо. Ей хотелось закричать и позвать из соседней комнаты маму, ей хотелось подскочить и помчаться к ней, чтобы спрятаться от своего ужаса, отгородится от него присутствием родного человека.
Но Чарли вдруг поняла, что это невозможно: в той комнате мама спала со своим мужем, и было бы странно и неудобно ворваться к ним. К тому же, она уже вышла из того возраста, когда подобные поступки считаются в порядке вещей – она была для этого взрослой.
Чарли села в кровати и расплакалась ещё сильнее от того, что ей никто не может помочь. Ей даже позвать было не кого.
Спустя какое-то время, глубоко вздохнув, Чарли заставила себя успокоиться. Преодолевая страх, она поднялась с постели и, впотьмах ногами нашарив тапочки, одела их и побрела в ванную.
Там она тщательно смыла с лица слёзы, выпила воды и отправилась обратно.
Укладываться спать снова, было немного страшно – её тревожило то, что сон может вернуться.
Глядя сквозь густой сумрак на потолок немигающими глазами, Чарли остро ощущала, что такое одиночество. Она знала, что абсолютно одна в этом мире, что больше не осталось иллюзий, что это навсегда, что это – правда.
С мыслями о том, что это примирение с глобальной отчуждённостью сделает её сильнее, Чарли уснула.
А потом прошло шестнадцать лет.
Не смотря на то, что на многие вещи и пострашнее того сна, она теперь могла смотреть с улыбкой, но каждый раз вспоминая его, Чарли чувствовала, как внутренность головы заполняет жар той, последней ночи детства.