Пустяхин плёлся на работу, не заботясь о чистоте ботинок и чистом горле. Ботинки его шлёпали по лужам, а в зубах прыгала папироска, мало, кто сейчас их курит, но вот Пустяхин продолжал. Ему нравилось, что папироса может потухнуть, что она пахнет падшей женщиной, так что… Пустяхин с удовольствием повторил мысль: падшей женщиной - потом изменил её, падшей мадам Бовари, нет, что-то не так, лучше пусть будет просто падшей. Тут он сам полетел куда-то кувырком и остановился, только уткнувшись в стационарную, ребристую урну зелёного цвета. Из урны послышалось завывание, какое Пустяхин часто слышал на работе.
Так воют шахты лифтов, когда по ним гуляют звуки натянутых тросов и запускаемых вдруг электромоторов. Потом, тоже всё было привычно – захлопали двери. Это в ушах у Пустяхина хлопали двери, потому как по ушам Пустяхина хлопали. Кто это мне надавал по ушам, думал Пустяхин, голову он поднять боялся, а говорят, что нет уже у людей инстинктов – ещё как присутствуют. Бах, - поднял всё-таки голову Пустяхин. Зря он это сделал, ему же говорили инстинкты, да вот не послушал их Пустяхин. Как вам не стыдно, сказал Пустяхин, я же, бах… Пустяхов понял, что лучше молчать. Крыса. Кто крыса? Да, ты крыса, зачем помешал, такой сон видела, а ты. Какой ещё сон в урне? Дурак, ты Пустяхин. Откуда знаешь? Что я Пустяхин.
Лучше бы спросил, почему дурак, а то, что ты Пустяхин видят все. Пустяхин закрутил головой, как все? Да, вот так, у тебя ведь пустяк на лице и шишка на лбу растёт. Пустяхин провёл по лицу, как делают недавно ослепшие люди, то есть ощупать-то ощупал, а вот понять ещё ничего не понял, кроме того, что не брит. И не брит, сказала урна. Твою мать, подумал Пустяхин. Я тебе дам, мать, сказала урна и дала Пустяхину, да не то, что он постоянно хотел получить с четырнадцати лет, а совсем другое. Такое дала, что Пустяхин даже спросил, когда очухался, что опять. Что опять-то горе? Опять пустяк нарисовала? Да уж пришлось. Ладно, вставай, пошли. Пустяхин про себя спросил, уж научили вопросы-то задавать. Куда? Но тут же получил подзатыльник, посему и замолчал и внутренне и внешне, даже думать теперь боялся.
Как пролетело время Пустяхин и не заметил, только сидел он уже в ванне, а та, которая была Урной или в урне, уже надраивала ему спину старинной мочалкой, какую Пустяхин не видел со времён прочтения им в детстве Мойдодыра, и обильно поливала из такого же раритетного мойдодыровского кувшина Пустяхинскую голову. Пустяхин, как не боялся, но всё же спросил. Мне бы на рабо… отплёвывался от мыла и поступившей в горло воды воняющей хлоркой Пустяхин ещё долго, но опять спросил: мне закурить бы, Урицкого. Неожиданно у него во рту оказалась папироса и даже уже прикуренная. Пустяхин крепко затянулся и подумал, от добра, добра не ищут.
Он курил, его мыли, он постепенно начал получать удовольствие от чистоты. Потом Урна (так и будем её называть,не хочет же представляться) заставила Пустяхина встать, треснула по рукам Пустяхина, когда он захотел стыдливо прикрыться, и сказала: раньше надо было думать, нечего стыдиться. Пустяхин опять рискнул. Когда раньше-то? Неожиданно он не получил по морде, а услышал: когда на свет появился с этой штуковиной. А… вот рот он тут открыл не вовремя, а может и вовремя, смотря как это понимать. Заткнулся рот пеной для бритья, а может и гелем каким, не очень-то Пустяхин в таких вещах разбирался.
По прошествии некоторого времени, Пустяхин сидел на кухне. Он понял, что это кухня только по плите, а так всё на его взгляд было лучше, чем в его гостиной, да признаться и гостиная его была, всего лишь комнатой в коммуналке, да ещё и одной, на всё сразу - на кухню, на прихожую, на спальню и на кабинет… бах, уже привычно, не вздрогнув и не моргнув глазом, получил Пустяхин. Какой тебе ещё кабинет, совсем размечтался. Я всё понял, хм… нет, не надо, я сейчас скажу, дорогая. В этот раз дело обошлось лёгким поощрительным подзатыльником. Не надо, родная - его слегка шлёпнули по губам. Любимая… Путяхину давно уже не было так хорошо. Он блаженствовал, ему нашёптывали в ухо приятные разности, его целовали, стыдно сказать даже такое - в шейку, ему пели песенку, а он отвечал мурлыканьем и подзатыльников больше не получал.
Прошло совсем немного времени, может дней несколько, а может и месяцев. Пустяхин шёл под ясным весенним солнышком под ручку с Яниной, во рту его не дымилась папироса, его горло, да и всё остальное у него и на нём было такое свежее, что даже молоденькие девушки оборачивались и провожали взглядом счастливую пару. Пара следовала в направлении местного парка культуры, где сегодня какая-то модная группа исполняла модный блюз.