Вольд
Денис мучительно долго размещал отряд, выбирал караульных с боевым козлом во главе, прощался с Арканом, будто навсегда, и Вольд оцепенел, поняв, что Денис не шутил: он пойдёт на контакт с кораблём сам, не давая Вольду преследовать собственные цели.
В пещеры Денис взял всё тех же Любочку с Ваней, поставил стражу у входа, спустился туда, где в прошлый раз прятался корабль, и гаркнул:
- Это мой демон умеет тебя вычислять. Я – не умею. Я – человек, потомок тех, кого вы бросили тут умирать. Покажись, летун, сам. Так честнее.
- Как тебя зовут, человек? – мягко спросил корабль из-за его спины: стена, у которой стоял Денис, будто растворилась, протаяла, открыв далёкую перспективу гигантских каверн. Корабль стоял невдалеке.
- Денисом.
- А почему ты отказался от помощи столь полезного демона?
- Это не его земля, не его люди, не его беда.
- Так говори сам, Денис. – В тоне корабля было что-то, что предполагало, что вот он сейчас сядет в кресло, расслабится и будет слушать сказку на ночь.
- Вы виноваты. Вы выбросили нас на неудобья, на радиацию – ничем не лучше тех мест, откуда нас увезли.
- Ты хочешь объяснений, или это вступление?
Денис задумался и кивнул:
- И то, и то.
- Мы высадили вас на нашей родине – там, где мы сами сумели выжить, потому, что нам когда-то никто не помог. Технологическая цивилизация обязательно кончается так – слишком грозен для планеты алчущий мозг. Сейчас планете получше, так что не ропщи. На Земле, откуда вас забрали, было страшнее. То, что вы получили – лучше, чем ничего. Вы просили сельской жизни – здесь вам жить проще, чем другим.
- Проще? – возмутился Денис. – Пожили бы сами этой простой жизнью!
- Сколько ваших лет прошло с тех пор? – спросил корабль. – Я не настроен на время планеты, меня слишком долго не было… у меня теперь иное время.
- Тысяча, - ответил Денис. – А что, разве у вас нет связи?
- Я – мизантроп, - объяснил корабль. – Я подозреваю, кто победил. Противник. С кем же мне держать связь? Увольте. Забыли про меня – и хорошо. Только вот тебе от меня проку мало. Я – прошлое. В настоящем… у меня почти нет резерва для развития. Могу посоветовать – но не более веско, чем любой человек. Такой совет тебе нужен?
Денис отмахнулся.
- Тогда мне нужен ты – как корабль: эвакуировать людей.
Корабль хихикнул.
- Пять рейсов внутри Галактики туда-обратно, либо один к Центру. Обратного билета не дам… Прости. Не для тебя. Зачем? Зачем эвакуировать?
- Мы мутировали! – сказал Денис. – Мы рожаем нормальных после восьмидесяти. И то – одного, максимум двух, среди трёх-пяти идиотов.
- И что вы с ними делаете, с идиотами?
- Кузены не убивают людей, - ответил Денис.
- Ах, Мария, вот как ты отпугнула Пастырей, - заметил корабль. – Если бы вы их убивали, Пастыри вас не оставили бы. Для них идиоты – не люди. Нет разума – нет проблемы. Всё просто. Убей идиотов – Пастыри вернутся.
- Не по Завету, да и с души воротит, - скривился Денис. – Они ведь понимают. Жизнь любят. Как же убить?
- Ах, с души? Этого Пастыри не знают. Умерла у них душа. В ходе генно-инженерного эксперимента по консервации интеллекта… гм. Я хочу сказать, они научились собирать сознание на материальный носитель… ну, шар такой. Вот, как они этому научились, так и летать… я имею в виду самостоятельно… перестали. По дороге убили отличную мутацию, выстраданную предками здесь вот, откуда ты эвакуируешь… Куда, кстати?
- Да куда угодно! – воскликнул Денис. – Мир велик.
- И однообразен, - охладил его пыл корабль. – Для гуманоидов слишком много всего надо. Вас расселили везде, где нашли возможности. Ты к другим людям в гости собрался?
- Ну!
- А кто примет тебя? Кстати, ты кто тут по должности? Начальство, или энтузиаст?
- Барин я.
- А. Марьин потомок, стало быть. Или сменилась династия?
- Нет.
- Ну, Барин, привезёшь ты своих в другой мир. Может, поначалу примут. А как начнёте рожать своих идиотов – будут вас травить. Ещё вероятнее – не примут сразу. Вы – не подарок. Тебе, пожалуй, ещё подумать надо. Может, вернее с родиной своей разобраться – не чужая она тебе. Вот – совет, что ты не спрашивал. А пока думаешь, выпусти ты демона своего – очень уж он мне тогда понравился. Тоже ведь, человек, а за Сола так похоже говорил… Хотя ещё один вопрос, Денис: а сколько лет вы живёте?
- Идиоты…
- Ты – не идиот.
- Коли своей смертью, то и до двухсот мужики тянут. Бабы у нас кривые – им после родов до сорока лет отпущено. Итого – сто двадцать.
Вольд ахнул.
- Правильно, демон, - поддержал корабль. – Денис-то не знает, что две жизни живёт, и у тебя не спросил – а сколько ты? Я вот скажу – лет восемьдесят, от силы – сто, да?
- Да, - согласился Вольд.
- Ну, землица наша умеет из гуманоидов потенции вытягивать. Мы летать стали, а вы… что вы умеете?
- Карту направление-расстояние, - подсказал Вольд. – И телепатия. И звери – тоже!
- Отлично. Видишь, Денис, за что платите? Может, всё же здесь выход найдётся?
- Здесь Дикие, здесь… - начал перечислять Денис, но корабль оборвал:
- Не надо. Многого не пойму: резерва нет. Это всё решай сам. Считай меня двухсотлетним старцем: слаб и немощен.
Денис ушёл в себя, переваривая услышанное.
- Так как тебя зовут, демон? – спросил корабль Вольда.
- Вольд, - представился он. – Я не демон.
- Ну да. Информационная матрица человека! Что-то новенькое. Это где же вы так мутировали?
Вольд лихорадочно ставил блоки в сознании. Всё ли следует выкладывать этому вундеркинду?
- На Идеале.
- Так. Сол.
- Тысячу лет – Сол? – ахнул Вольд.
- А ты у него не спрашивал, сколько мы живём?
- Не до того было.
- Не полезу я тебя вскрывать, не загораживайся. Спрашивай сам.
- Почему «мы»?
- Приятно разговаривать. Потому, что мы умираем дважды: отдельно – тело, отдельно – матрица. Это касается тех Пастырей, что летали… когда-то. Нас мало.
- Сол летает, - заметил Вольд.
- И я… летала. Большинство хотят вечной жизни – а получают вечную мумию: консервируют матрицу. Некоторые – отдают её кораблю.
- Так ты Пастырь?
- Была.
- Ты – матрица! Вот почему нет резерва, - догадался Вольд.
- Именно. Но резерв оставлен – для двух важных дел. И ещё чуть-чуть – на личное.
- Как зовут тебя? – спросил Вольд.
- Давай так. Для тебя я – корабль Слоник. Имя моё ворошить не стоит.
- Слоник. Корабль по имени Слоник. Издеваешься.
- Почему? Мне нравится.
- Ах, душа?
- Нет. Её информационная матрица. И она хочет, чтобы всё осталось тайной. Может, только Солу… при случае. Денис, кстати, нас не слышит.
- Он со мной связан.
- Я прессую время. Тут ваша связь не работает.
- Ещё мутация?
- Расти большой, может, новенькое узнаешь. Ну что, хочешь в рубку?
- Нет. Уже был. У Сола.
- Любимчик? Не верю я, что вы ходите по пузырю. Кто тебя переслал? Сол не умеет.
- Расти большая, может, новенькое узнаешь.
- Знаю. Деревья. Яблоня – ты ей созвучен… Береги их! Они едва выжили в этой войне. Как и мы, их сторонники… Так что хочешь ты сам?
- А ничего. Пока вроде просто так пришёл. Из любопытства. Есть у меня вопросы, да ты не захочешь…
- Моё дело решать.
- Координаты заселённых людьми планет.
- Без проблем, если умеешь ходить в слоях.
- А?
- Именно. Сол ставит вам адаптеры, и корабль меняет слои. Он скрыл от тебя? Планеты ваши в разных слоях: Вселенная – как роза: лепесток за лепестком, и лепестки многослойные. Ваши нынешние карты – ложь.
- А ты умеешь ходить в слоях?
- Я – да. И тогда умела… сама.
- А координаты Земли?
- Зачем?
- Без Родины нет человечества. Боюсь, что нет.
- Верно. Закон Вселенной: с гибелью Родины гибнет человечество. Пастыри всё мечтали его нарушить: найти независимых от Родины мутантов. Не нашли?
- Не знаю. Так как Земля?
- Ты не готов. Земля – старый мир, мир внешних слоёв. Чтобы туда идти – надо подрасти. Дозреешь – отвечу.
- Все не дозреют.
- Все уже ушли, им Земля не нужна, но зависимость от неё они сохранили. Теперь они приобрели ещё одну: зависимость от своей новой планеты. Они тебя не поймут. Вот кто поймёт – тот вернётся к праматери. А ты… тебя сюда забросили Деревья. Ко мне – и к Денису: значит, тут нужен. Погоди с Землёй. Время не пришло.
Вольд так устал от одиночества, что эта беседа с матрицей-Слоником словно прорвала нарыв, и великое облегчение полностью уничтожило зреющий протест на противоестественное пребывание в Барине. Денис по бытию своему, не по уму, пока ещё не на равных с Вольдом, потому и загораживается: он опытнее в своей бытовой жизни, но как гражданин единой человеческой цивилизации он пока незрел. Стоит ли ставить своё настроение в зависимость от степени давления Дениса? В конце концов, Вольд, если припрёт событиями, вполне способен захватить тело, и не делает этого лишь из этических соображений. Зачем, когда даже упрямого Барина можно иметь сторонником, а не слугой?
Сейчас нужно просто переждать типичное для Дениса состояние медитации – безмыслия, когда что-то в этом мозгу решает трудный вопрос.
Кстати, оговорка (намеренная?) Слоника о прессовании времени помогла Вольду несказанно: он включил в себе часы с циферблатом - и мыслил, наблюдая за стрелкой, бегущей по нему скачками: тик-так. И Денис не услышал его мыслей! Возможно, и Денис отгораживал своё мышление подобным образом. Хотя, вероятно, его медленный путь мышления использовал что-то текучее, не квантованное… реку, скажем. Вольд даже увидел эту реку – текучее серебро в красных отсветах заката.
Нырнуть? Разбить блестящую поверхность брызгами? Проявить мысль Дениса?.. А чем это не захват? Не тела - сознания? Пусть всё будет так, как уже получилось: Вольд живёт в быстром, Денис – в медленном времени. Так общий мозг расслаивается на две персоны, как бы не знакомые друг с другом.
Что-то такое было в лекциях Яна: расщеплённый мозг. Только там одна и та же матрица гуляла по разным временам, превращаясь в разных по характеру людей… А может, Ян не прав? Может, в случае расщеплённого мозга иные временные ниши занимают вообще иные матрицы… демоны?
Демоны – матрицы мыслящих существ, лишённых тела. Тело же может быть рогатым, хвостатым, паукообразным – не суть. И – тела, как такового, может вообще не быть: всё, что можно назвать телом – это материальный носитель матрицы. Шары Пастырей… оболочки вирусов?
Слоник – корабль принял в себя вирус Пастора – женщины… самки? А, Пасторши. Его могучей компьютерной системы хватило на жёсткий набор: информация о той, что уже ушла, и резервы для развития… То есть, некоторые возможности свободного поведения, исходя из особенностей той, что ушла. Технология, что на Идеале и не снилась. А шары их – вообще нечто. В этих шарах – путь к бессмертию особей расы.
Как сказала Слоник? У них две смерти? Значит, сбрасывая информацию в механическую структуру, они уже доживают остаток дней. А остальные, другие, отказавшиеся оживить корабли – инвазивное начало, тихо лежащее где-то и ждущее тела для вселения…
Вот! Вот почему Пастыри возились с людьми: готовили тела. Деревья, что органически способны к переносу матриц и сами решают: кого, когда и куда – их не устраивали: как же! Разве (по аналогии с аталантами Петры) люди – полноценный материал Вселенной? Они – отход. Им можно доверить участие в жизни Вселенной только в виде тел, да и то – отобранных жестокими условиями жизни, мутировавших, выщепивших какие-то Пастырям известные гены в результате дрейфа в малой выборке.
Как они переселяли? В Аталантию – одного Отиса с дочкой. Имелось в виду, что он нарушит заповеди божьи? А он нарушил другие этические нормы и сделал драконов – аталантов. Эксперименту - пшик.
На Идеале культивируют интеллект. И выборка велика: крупный научный центр с чадами и домочадцами, и отбор ведут, проверяя каждого. Слуг готовят. Зачем?..
В Лисавы переселили население одного большого села! Конечно же, дрейф, плюс радиация и дикие ограничения Заветами. Да! Могучий материал им поставляют Лисавы. Как это их здесь не видно? Что-то не так…
Так! Их – мало. Не могущество Сола виной тому, что Куратор один, и лишь раз в год, на школьные испытания, появляется группа из трёх-четырёх Пастырей. Их - мало! Они зависят уже от слуг – верных, умных… злых?
Так с чем придётся воевать человечеству за свободу? С армиями Пастырей? Похоже, нет. Либо Пастыри падут сразу, как зрелый плод, стоит усомниться в их праве на власть, либо… Они натравят слугу на слугу. Битва с Пастырями обратится в смуту внутри человечества, со всеми вытекающими…
Ясно тебе, Собрат, чем запахло? – Теперь забудь и действуй, исходя из возможностей, что даёт тебе Яблоня: лишь ты наделён даром контакта… не считая пары Ив: они слышат друг друга. Собирай сведения, мысли, выводи результирующую. Ну, Яблоня, поехали!
- Нет! Не сейчас! – отбивается Пал. – Опасность!
Озадаченный Вольд тянется к Петре. Там снова глухо – будто и нет Петры на этом свете. Ну да, он в Петле.
Валента, словно близнец Пала, бросает: «Не сейчас». Хоть услышал, и то хлеб. Значит, жив.
Робин? Снова то же: «Опасность. Позже. Вычислили Деревья».
Будто забыли про Петрины блоки, что и времени у них не отнимают, зато поглощают весь досуг Вольда… Стоп! У Пала опасность, Пастыри вычислили Деревья – опасность на Идеале!
Вольд попытался вернуться в Яблоню – но мячиком отскочил словно от каменной стены. Его не пускают.
Что можно сделать, когда ничего сделать нельзя? – Заняться другим. Не пускают – значит, не нужен. Ребята там в опасности, а Вольд… занимается другим. Другое. То, что может вывезти ситуацию Дениса из ямки на свет божий. Или ты не аналитик, человек Яблони?
- Денис! Кто организует Диких? – вопит Вольд, выводя Дениса из очередной полудрёмы. – Откуда скульптура из кишок, откуда походы за бабами, откуда коллективные действия? Ты думал? Ищи организатора – победишь Диких.
- Как искать? – удивляется Денис. – Не зашлёшь никого – Братья видом отличны.
- Идём в Крила, он с ними уже побывал.
- Это почему?
- Иначе прятался бы по лесам, а не пожар тушил. Сначала пришёл с ними, потом испугался за Подворье.
- Крил опять удрал из города, - отвечает Денис. – А так – ты прав. Надо в него пойти.
- Неважно, где он, - нетерпеливо прервал Вольд. – Ты – его брат. Соединяйся с ним и оставь меня там. Нам разведка нужна, не то он тебе из этой отлучки прямо в город Диких приведёт.
Крил после визита к могиле БабМани резко пошёл на поправку, и уже способен был пройти дневной переход пешим, наравне с лошадьми. Регенерация у мужика, как у гидры. Рука, правда, ещё забинтована.
- Прав, - любимым словом ответил Денис. – Готовьсь!
Вольд полетел мячом в футбольные ворота тела Крила. Влетел, зацепился и беспомощно повис в зелёном желе вязкого сознания.
А зачем тебе его сознание, Вольд? Своего нет? Врастай в рецепторы помимо его изуродованной мозговой коры, бери информацию без его обработки. Обработка – твоя. Живи в нём полной жизнью, не пытаясь вмешиваться в поведение идиота: ты же разведчик, а не оператор. Смотри и слушай. В прошлый раз ты слушал сознание – обрывки, метания, жуть… А ведь Крил слышит самого себя! Вот и «слушай» им, как выносным микрофоном, «смотри» им, как «глазами Пастыря» - и таись. То, что смогло повлиять на толпы идиотов, вполне может уметь сканировать мозг. Таись, сударь мой.
- Денис! – потянулся Вольд к тонкой нити связи, пока не оборвалась, - Забери меня ночью, слышишь? Сам забери.
- Угу, - задрожала нить – и оборвалась.
Ну, агент, сиди тихо.
Крил бубнил: «Зовут. Надо идти. Зовут. Надо идти», - и карабкался по почти отвесной скале, цепляясь лишь одной рукой – вторая была прибинтована к телу. Он почти не вглядывался, не щупал рукой перед тем, как схватиться – тело идиота действовало само, фиксируя малейшие впадины, плотнее упираясь ногами, и не смотря вниз. Зато сознание Крила, словно нарочно вызывая близкое к оргазму чувство ужаса, постоянно возвращало глаза к острым зубьям камней, ждущих разверстой пастью – не сорвётся ли, не упадёт ли с высоты в полторы сотни метров это ходячее мясо? Тогда оно нанижется на зуб, и станет жертвой мёртвому лучу плато, куда нет хода Кузенам, где прошли Ваня с Любочкой, где болота пострашнее тех, что у могилы БабМани.
Вольд проходил горную практику – с костылями, страховочным тросом и полным альпинистским снаряжением. Он совершенно точно знал, что там, где лез Крил, пройти просто нельзя.
- Не моё тело, - твердил он себе, унимая тошноту духа. – Я боюсь, но я за оградой. Я не напугаю дурака. Нет! Да когда же конец! Далеко ли?
Ох, близко. Крил сорвался и полетел вниз, обдирая о скалу сначала бинты, а после – кожу и мышцы больной руки. Освобождённая от бинтов, рука вывернулась в плече и повисла бессмысленной плетью. Удар животом, догола содравший одёжки; удар нижней челюстью – и разворот на спину: теперь Крил падал плашмя.
Вольд дёрнулся к Денису, но связь была оборвана; после – воззвал к Яблоне, и вновь каменная стена встретила его на Идеале.
- Помирать будем, - решил он, и взял полный контроль над телом.
Прогиб назад, мах ногами, кувырок – и он вернул телу нормальное положение, обхватил здоровой рукой кисть больной – благо, повреждены лишь разгибатели - и уцепился за очередной выступ, послав ноги назад. Да, без его акробатики – спасибо Робке – не висеть бы ему на двух выбитых в плечах руках, не поливать содержимым желудка острые камни, а лежать там разбитым и нанизанным на булавку.
Полегчало. Он отключил болевые рецепторы, но ничего не смог сделать с отсутствием разгибателей на больной руке: она, словно железная, вцепилась в выступ. Не отодрать: вторая лежит поверх, начнёшь разгибать пальцы – снова рухнешь вниз.
А далеко ли? Утомление мышц не за горами: скоро и не надо будет разгибать – пальцы соскользнут сами. Вниз… надо же. Осталось метров двадцать. Не иначе, от страху Вольд в своих действиях ускорил время, а то бы до земли не успел…
Что будем делать, орёл наш горный? Двадцать метров – это пятнадцать до зубьев. Никак не легче, чем из прошлой позиции… А ногами? Они-то уже плюнули на идиота и сами нашли уступ, что спускается вниз под малым углом: гулять бы и гулять, только вот присоски бы на ноги: рук почитай что нет.
- Виси уж! – раздался голос. Родной такой… Жрица. – Так – легче?
Вольда потянуло к скале – он даже, вроде, прилип к ней, распластался. «Как банный лист к заднице», - вдруг истерически хихикнул он, вспомнив бабушкино ругательство.
- Теперь слушай Лешего. Руки-то отпусти – не упадёшь.
Отпусти… Хорошо говоришь. Вольд принялся отгибать по одному застывшие пальцы. Фыркает рядом – Леший прибыл. Зубами хватанул за чудом уцелевшее обмундирование зада и притиснул к стене рогатой головой. Потянул… Крилу синяк на попе добавит шарма. До чего зубы тупые! Как у обезьяны.
- Ножками топ-топ! – крикнула Любочка. – Ну, что стал пнём?
Любочка встретила его внизу. С трясущимися, как желе, ногами, висящими чуть не до полу изуродованными руками, с измазанной рвотой шерстистой грудью и залитый тёмной липкой кровью, Вольд был опустошён чудовищным сопротивлением чужого тела – но доверить ему спуск он не смог: страшно.
- Говорить-то через него сможешь? – спросила Любочка. – Не стала бы я его спасать, кабы тебя не почуяла: опасен он. Второй раз к Диким ходит – и возвращается. Зачем? Повезло тебе, что я за ним приглядывала. Не вылез бы, сгинул.
- Спасибо, - выдавил каменным языком Вольд. Вышло что-то вроде «Шпашба». – Вляд ли шмог'у. Йиз'ык плёх. Товст'й. Йот йасбит.
- Тогда после наговоримся. Гони бугая домой, следом за Лешим. Я – сзади, страховать буду.
- Крловь… т'ряю, - показал руку Вольд.
- Дойдёт. Не хочу силу тратить. Не место. Двигай!
Он двинулся было – и почему-то упал. Вскрикнула позади Любочка, взбебекнул козёл, круша копытами что-то твёрдое… Перед глазами – камни. И не поднять головы – на шее тоже что-то тяжёлое.
- Каков улов! – весело сказал похожий на Валенту стройный блондин, запрокинув голову Вольда за волосы. – Магесса-аборигенка! И демон!! Погодите, ребятки. Слетаю туда-обратно. – Голос его налился вибрациями, загустел, упал на регистр: - Ждите здесь. Вы у меня хорошие мальчики?
- Хо'осие! – завопило не меньше десятка глоток. - Ме'елин хо'осий!
- Ладно. Ждать, - приказал он. – А то по попе.
Он развёл руки.
- Ме'елин, - стучало в сознании Вольда. – Мерлин! Ага! В Магистерию потащит. Петра, голубчик, помогай!
Обняв обездвиженного Крила и Любочку, Мерлин не успел двинуться, когда оцепление прорвал Леший и бросился на него сзади…
На поляне, среди пахучих лиан, вся тройка повалилась на землю, и козёл продолжил битву, кромсая ягодицы Мерлина широкими плоскими злыми зубами. Мерлин бросил опекаемых, щёлкнул было пальцами – и покатился с воплем. Беснующийся козёл швырял его рогами и выдирал клочья мяса.
Ступор, наведённый Мерлином, прошёл. Любочка удовлетворённо огляделась.
- Цветочки! Красота.
- Ни.. н'ююкай! – взвыл Вольд – но поздно.
Байки Петры начинали казаться былью. История повторялась.
Леший принёс полубесчувственное, покрытое кровью тело и бросил к ногам Вольда.
- Мол'одесь, - сказал Вольд – и не рискнул погладить: зубы больно здоровы. – Моло… - Он рухнул в траву рядом с Любочкой.
Козёл и аталант сомлели чуть спустя.
- Я тебя вытащил? – Вытащил! – вопил Петра Попчику. – Гляди! Они все помрут! Ну сунь ты рожу в этот-вот куст. Тебе что, жалко?
Попчик попятился, чуя присутствие подлого кровососа, и подошёл попробовать руку аталанта. Петра плюнул и злобно схватил эрманика, безмятежно ожидавшего слона в зеве цветка.
- И мне не помешает! – взвыл Петра, посасывая укушенный многострадальный палец, что раньше был совершенно цел, но… Петрина удача требовала жертв. – Дам – потом! Аталантов – потом! Козлов – потом! Сначала – муромца этого. Надо же, сколько мяса с него ободрали. А бинтов, как всегда, нет.
Омерзительно жужжало что-то рядом. Вольд открыл глаза – и обнаружил смотрящие на него фиолетовые глаза аталанта.
- Вр'де ни Ме'елин? – пробормотал он, мотая головой. Жгло, словно в его сосуды влили кипяток, а тот собрался в мозгу и вскипел ещё раз. - Х'рманик? Ты хт'?
- Гляди ты, - с уважением сказал Петра, – эрманика знаешь, а человек. Ободранный малость, рот кашей набит, и…
- Пр'в б'л П'тра, - прервал его раненый, ещё не вышедший из сомнамбулического состояния. - П'тля! Я см'стил св'язи!
- Давай блоком! – скомандовал Петра, постучав его по лбу. – Беру, Вольдяра.
- Я думал, это твой Денис такой жуткий, - заметил Петра. – А то – Крил.
- Ти д'мал, Ме'елин х'рос.
- Хватит гукать! Говори мозгами!
- А эти? – мысленно спросил Вольд.
- Полежат! – отмахнулся Петра.
Ничего нового о Мерлине Петра не узнал: Берёза вернула его не в Петлю, а в тело того самого Зета Пятого, что и планировался Мерлином для кражи демона. Зет было понёс его в лабораторию Мерлина, но тут что-то нашло на Попчика. Он вдруг утробно зарычал и двинулся попробовать «Чёрного Пастыря», Мерлин с перепугу утратил контроль над маской, вернул облик, хорошо знакомый сопротивленцам из людей, что он привлёк к операции, и под возмущённые крики улетучился.
- Вот как работает, - сказал Петра. – Одним махом мог взять Попчика, Сопротивление и меня. «Учитель»! Знала Бригитта, у кого учиться. Всё, что наговорил – ложь.
- Не всё ложь, - предположил Вольд. – Попчик твой явно тебя опекает.
- А я – Пастырь?!
- Нет, но он – опекун. Значит, кое-что – правда. Возможно, те Пастыри вполне ничего, мы же их не знаем… А вот враг – ясен: аталанты. Поверишь ли, больше всего меня потрясает то, что мы с тобой – на одной планете.
- На одной. Аталанты не могут передвигаться в космосе, - кивнул Петра.
- Значит, мы с тобой в разные экспедиции попали: ты – в первую, я – во вторую. Город, где тебя арестовала Бригитта, небось и есть Новый Город. Любочку спросить бы. Ей эрманика достанется?
- Мерлина я, пожалуй, брошу тут, - предложил Петра. – Эрманик уже покусал двоих – посмотрим, есть ли ещё яд, на Любочке. После – козёл. И всё. Этого пусть соратница спасает.
Упомянутая соратница - Бригитта осталась в ловушке демонов в Магистерии: обнаружив обман Мерлина, члены Сопротивления просто переглянулись – и разбежались. Ради сохранения Петры Зет согласился быть носителем, а на эту экспедицию даже дал власть над телом. В обычное время они делили тело, как Вольд с Денисом, и Петра потихоньку знакомился с людьми Аталантии.
Эрманик возмущённо загудел в удачно забытой Петрой в прошлый раз коробке.
- Делай три! – И Петра приложил коробку к шее Любочки и приоткрыл крышку. Вольд передёрнулся, увидев омерзительно шевелящиеся ноги. Тела не видно, но слышно. До скрежета зубовного.
- Эй! – вдруг удивился он. – У меня кровь не течёт.
Петра осмотрел разбитое тело и руки Крила и поцокал языком:
- Цены зверю нет! Я уж его почти полюбил. Ну, поёт он… Многие ведь петь любят.
- Кто любит петь? – Любочка открыла глаза и села. – Ты кто будешь, парень? Наполовину человек, наполовину демон. Ты – как он?
- Он не человек! – возмутился Петра. - Он – идиот!
- Аталанно, - высказался Вольд. – Да ты за дискриминацию?
- Прости, не подумал, – девушка красивая.
- Жрица.
- Ой.
- Хватит втихаря беседовать! Я вас слышу, - пропела Любочка. - Что такое аталанно? И не разбудите ли вы моего козла?
- Счас, - раскланялся Петра. – Только сначала цветочков поедим, а то сожрут подчистую, на пару с Попчиком.
- Слон! Да где же это мы? Я их только раз видела в зоопарке. Их с Запада везут, они очень дороги.
- Здесь, - заметил Петра, - собрались только дорогие животные… Козёл, между прочим, вопреки биологической сути, ползадницы у Мерлина снёс. Кровищи… И не хочу! И не буду Мерлина кусать эрмаником: этот подсекомый (или засекомый?), в общем, предлог плюс «секомый» – тоже порода ценная, не то, что аталанты.
- У-секомый, - задумчиво сказала Любочка, - из-секомый, присекомый – и всекомый!.. А он не клещ? Ты считал ноги?
- Обязательно, - кивнул Петра, – каждую отдельно пожал, за спасение от цветочков. Их то ли шесть, то ли семь, то ли десять… много, и все такие, словно атлас: колючие, когтистые и шершавые. А ты сама проверь, хочешь?
- Да! – кивнула Любочка и вытащила из коробки эрманика. – Сколько у тебя ножек, панацея? – ласково спросила она, перебирая кошмарные когти. Эрманик журчал и мотал лапами, загребая её волосы и пытаясь вскарабкаться на лоб.
- Попчик! – потрясённо пробормотал Петра. – Попробуй её руку, что ли? Ну Бригитта и Бригитта!
- Жрица, - наконец, вмешался Вольд, с интересом наблюдавший за Петрой с распущенным хвостом.
- А ты кто, беленький? – заинтересовалась Любочка.
- Я-то? Я – лифтёр Витька из Нового Города.
- Ты? – фыркнула Любочка. – У нас все мужчины…
- Носатые и чёрные. Усатые, - продолжил Петра. – А теперь я – отход аталантов: беленький, и с фиалковыми глазками. Валента номер два: куколка. Слышь, Зет? Это про тебя.
- А ты смешной, демон, - сказала Любочка, надкусывая цветок. – Где это мы?
- В Петле, - хором ответили стажеры, и начавший приходить в себя от боли Мерлин вновь потерял сознание.
- Так, - сказала Любочка, осмотрев пентакли. – Если Мерлин сказал хотя бы полправды, то слоны – это нормальный мир, просто они – на западе. Я не сильна в дальнем направлении, но у нас есть козёл: он доведёт. Вы собираетесь кусать моего Лешего?
Однако эрманик категорически отбивался от козла, а когда всё же укусил – Леший не проснулся.
- Яд кончился, - решила Любочка. – Кормить надо.
Она бестрепетно схватила мерзкое насекомое (шесть у него ног, она их считала), и посадила на ухо Попчику. Тот жалобно заморгал, но смирно стоял, подставив лоб под её руку. Гладя Попчика, Любочка разглядывала лакомящегося ногастого монстра.
- Хватит! Слону тоже кровь нужна! Всего сожрать хочешь, что ли? – Она пересадила покорного эрманика на Лешего, и сжала тельце. Леший задёргал ногами, вскочил и бросился к Мерлину. Любочка фыркнула. Козёл виновато затормозил и вернулся к ней.
- Эрманика - отпускаю! – заявила она. – Эта атлантическая дрянь – тут сгинет, туда ему и дорога. Пошли, красавчик. Леший выведет. А ты…
- А я… вас всех обнять должен. И козла! У меня рук не хватит.
- Ничего. В тесноте… - Любочка взяла Петру под руку, втиснула голову козла ему под локоть, Вольд отключил рецепторы боли и смог взять его за другую руку, а Попчик, как всегда, уцепился за рукав. Они шагнули…
Они шагнули в объятия папаши Попчика, на спине которого восседала уродливая маленькая Пасторша.
- Изольда! – вскричала она, перекрыв высоким голосом радостное «У!» слонов. – Вот ты и нашлась! Мамочка скучает!
- Изольда… - ошалело пробормотал Петра. – Ну, я же ей под хвост не смотрел! То есть, вынужденно… Дырка там. Анус.
- Не там смотрел, - захохотала Любочка. – У них поближе к пупку – не собаки.
- А как же… - засмущался Петра.
- Интимные подробности – потом, - вмешалась Пасторша. - Вы кто такие? Изольда, отойди от мальчиков! Я их увидеть должна. Что это ты их защищать вздумала?
И тут на Востоке наступила ночь, и Вольд с ужасом понял, что летит далеко-далеко: туда, куда позвал его Денис.
В Петле кровавые круги окаймляли пентакль аталантов. Червяком полз вокруг Мерлин, пытаясь пробиться в центр – но камни словно вырастали, преграждая ему путь.
- Магия! – бормотал он немеющими губами. – Чёртова Петля! Неужели тебя не берёт магия?
Раздавленный, опустошённый досуха эрманик, что укусил его дважды, валялся поодаль. Сил у Мерлина было много, но не хватало оставшейся в теле крови: эрманик был тот самый, и не успел набрать кровоостанавливающей добавки к яду. Раны от зубов козла тонули в лужах крови и выплёскивали её сплошными полосами…
Когда аталант умер, его тело пронизали травы. Вот был – и нет его. Ни следа, ни даже дорожки крови: Петля.
- Давай меня обратно! – вопил Вольд. – Ты уже всё знаешь. Теперь сам разбирайся. Я вернусь к тебе! В теле.
- Через год? Два? Почём я знаю, не понадобишься ли ты мне раньше? Сиди. Любочка управится.
Ох, Барин. В насилии ты дока. Яблоня молчит, и Вольду никак не уйти от этого насилия. Он снова джинн в бутылке, и всё, что он может… Вот что он может! Связь, ребята, опасность…
- Нападение на Академию, - передал ему Пал. – Я успел предупредить, но банда велика, да Пастырей штук пять. Все – с карточками, проход для них свободный – ограда не защитит. Нашего Куратора с ними нет. Как карточки раздобыли? Здание, кажется, пусто, все силы стянули к Деревьям. Ребятишки же там! Первые курсы! А эти бугаи идут на них, как на регулярную армию. Вооружены: огнемёты и огнестрельное. Пытаюсь оторваться, уйти к нашим, помочь, чем смогу… Я под наблюдением. Бери блок. Передавать буду постоянно: что возьмёшь.
Блок Вольд отправляет в память. Разберёт, когда сможет, пока ему нужен Робин.
Робин передал блок и отключился, а Валента снова дал отбой. Нельзя же так!
Петра! Как вы там, Петра? Давай блоком!
- Уберите своего мастодонта и перестаньте наскакивать, - холодно сказал Петра Пасторше. – Демона отозвал главный носитель. С чего вы взяли, что он испугался? У них был договор – ночью забрать демона из тела идиота, не то он мог там увязнуть. Попробуйте обуревать это чудо – поймёте, как ему это далось.
Пасторша снялась со спины слона и облетела Петру кругом. Одно утверждение Мерлина верно: они летают. Кошмарное зрелище: как сидела, скрестив ноги, так и воспарила, и – кругом! Просто Вий какой-то. Скоро гробы летать начнут.
- Вы – в теле нашего оппонента, - заметила Пасторша, приземлившись в седло своего мамонта. Тот насупился на Петру, а Попчик подбежал и привалился к коленям. Грозная, знать, дама: зверей перепугала.
- Вряд ли, - спокойно ответил Петра. – Я – в теле вашего соратника. Хотите, его выпущу, он сам поговорит?
- Нет. – Пасторша забеспокоилась. – Какой он нам соратник?
- Почему нет? Одни вы – несчастненькие? А вы подумали, каково у них людям? Имя его, знаете ли, Зет Пятый. Буква с номером. У вас слониха – Изольда, а у аталантов их собственные дети – с номерами. Мой Зет – ювелир. Их магические кристаллы гранит. Ослепнет скоро. Хорошо, он в магии, вроде, бесталанный, а то бы уже старичком стал: сами знаете, что их сажают кристаллы магией накачивать.
- А кто заставляет их возить нас на материк в жертву слонам? – ехидно осведомилась Пасторша.
- А ваши общие родители. Вам, может, везёт, что вы их с младенчества теряете, а вот людям они достаются в полной мере. Просто представьте себе, какими могут быть родители, способные нумеровать детей или ссылать их на завтрак слонам? Вы лучше не тяните время, а ведите нас в вашу Башню, у нас есть кое-какие сведения о ваших обожаемых и добросердечных родителях.
Пасторша взъерошилась.
- Я родилась от Пастырей!
- Поздравляю, - поклонился Петра. – Вы – счастливое дитя любящих родителей. Но ведь у вас есть брошенные слонам? И ещё – у вас есть Киборг. Вот к нему-то нам и надо.
- Откуда вы пришли? – продолжала допрашивать маленькая зануда. - Вы ведь из Петли? Как вам удалось её пройти? Зачем вы пришли сюда?
- Шли-шли и пришли. Ну, из Петли, и что? Вашему Киборгу будет интересно, как мы вышли, и я не намерен рассказывать дважды.
Пасторша задумчиво разглядывала Петру.
- Жрицу я провести могу, а вас, юноша, как-то не хочется. Почему вы оказались в Петле?
- Я – убегал из ловушки для демонов, что сделал этот прохвост Мерлин в Магистерии, а их Мерлин арестовал, переносил в Магистерию, и попался! Демоны сдвигают перенос на Петлю. Это непреложный факт.
- Мерлин – наш агент, - поразилась Пасторша.
- Мерлин – шпион аталантов, - возмутилась Любочка. – Он ворует людей у нас на материке, он возмущает идиотов, и они становятся Дикими!
- В прошедшем времени, - осклабился Петра. – Говори в прошедшем времени. Вашего «агента» мы оставили. В Петле. И вообще, может быть, познакомимся? А то говорить неудобно. Вас как зовут?
Пасторша долго изучала ластящегося к Петре Попчика… Изольду, потом кивнула и сказала:
- Адриена.
- Красиво! – восхитился Петра. – Так вот, Адриена, мы, демоны, – люди с другой планеты, с Идеала. Любочка – жрица из второй экспедиции. Козёл – боевой, главный у Барина… Идиот – брат Барина, а Зет – уже знаете про него. Понятно вам, что нас нужно к Киборгу?
Пасторша повернула слона и молча двинулась вглубь территории.
- Это как понимать? – прошептала Любочка.
Впервые за весь разговор Адриена ответила телепатически:
- Добро пожаловать в Башню, странники. Изольда! Ко мне!
Попчик виновато дёрнулся, глянул на Петру грустными глазами и побежал к хозяйке. Всё-таки он – Изольда.
Петра словно повернулся в кадре и, специально для Вольда, сказал:
- Вот. Сейчас поведут. Крил кобенится там, под деревьями: всё Денисушку кличет. Думаю, его – волоком. На слоне.
- Ты не волнуйся, - продолжил Петра. – Мы уж с Любашей… Ах, любимая, когда мы с вами вместе, все цветочки… Ревнуешь? Вот и находи выход от твоего рабовладельца. Привет. Мы пришли. Не мешай, сиди в бутылке, пробку сверли, пальчиком.
Посидел бы сам в Денисе! А ему везёт – то покойный Витька лысый, то красавчик Зет… Теплица для демонов.
Брагонида
Когда Валента, наконец, ответил на вызов, его новости ошеломили Вольда. К тому же новости те шли сразу по двум каналам: Беня по прилёте тотчас навестил Тота и сумел раскрыться для приёма Валенты. Теперь одно Бенино тело вмещало две матрицы переноса, и они гвалтели так, что у Вольда поначалу стало путаться сознание.
- По очереди! – простонал он. – Не могу обоих! Я вам не компьютер с терминалами, я всего лишь демон в чужом мозге!
Вняли. Первым, естественно, был Беня, потребовавший полного отчёта – и получивший конспекты всех полученных Вольдом блоков. Что за спешка, право? Хотя понятно: на Идеал Беня уже не успеет, значит, ищет иных путей воздействовать на ситуацию.
С Валентой удалось побеседовать – и Вольд услышал о судьбе Ивы и тела Валенты. Возможно, это объяснение. Ему так трудно связываться непосредственно с Валентой потому, что связь идёт не через Деревья, а создаётся самим Вольдом. Теперь, через Секвойю Бени, связь была достаточно устойчивой, и Валента сумел передать блок информации о Брагониде, а напоследок он рассказал о передаче Пала. Получается, что сейчас, когда они беседуют, в Академии идёт бой… или уже закончился? Больше Пал на связь не выходил.
Чтобы отвлечься от чёрных мыслей, Вольд взялся за прогон блока Валенты. Оказалось, что Беня, узнав о ситуации на Идеале, рванулся было возвращаться, но Валента с Рилой уговорили его на беседу с Тотом: теперь паразитный матрикс Валенты можно было прикрыть: мол, Беня – телепат, и ему можно рассказывать всё мысленно. Пара Беня – Валента ещё не отладила взаимодействия, и Бене пришлось передать полномочия Валенте, уже прижившемуся в разуме Тота: слушать их беседу «держась за руку» он не догадался.
Вот что они узнали.
Брагонида существовала как Пост Хранителей Сада, где росли все представители Деревьев во главе с Яблоней. Однако брагониды – существа из плоти и крови, и их биологическая сущность вступала в противоречие с ролью их расы. Хранители жили дольше других особей и не были способны к размножению. Когда умирал Хранитель, отделялось одно яйцо, и вылупившуюся из него гусеницу выкармливали не только листьями тюльпановых деревьев, но и, во имя роли, веточками всех представителей Сада. Главной ролью Хранителей была защита Деревьев от посягательств иных рас и тиражирование Сада на всех планетах, чьих обитателей они посчитают достаточно зрелыми. Но была ещё одна, не менее важная роль, что Хранители выполняли постоянно, на протяжении многих поколений: роль Учителей.
Период размножения бабочек кончался гибелью всех брагонид, кроме Учителей. Гусеницы брагонид – это живые молотилки: они уничтожают всё живое, что попадётся на пути. Единственным препятствием для них являются Учителя, что соединяют в себе запахи Деревьев и запах запрета. Тогда всепожирающая лавина обходит стороной два островка: Сад и Питомник тюльпановых деревьев. После выведения бабочек каждой достаётся не более трёх цветков – и затем на протяжении долгого времени они ждут созревания саженцев из Питомника.
Ныне на этот цикл наложился большой космический цикл, когда атмосферу планеты пронизывают тысячи метеоров из плотного метеорного потока. В такие моменты меняется состояние нервной системы бабочек, они начинают усиленно размножаться, оттягивая выкорм Хранителей. Старые Хранители умирают, а смена запаздывает. Когда-то в такой резонанс циклов попал Святой Браго, оставшийся один на планете перед шеренгой жующих челюстей. Ему удалось эвакуировать Деревья и Питомник, а после уничтожить избыточных куколок. Конечно, сам он такого не мог: помогли люди из работавшей на планете экспедиции гуманоидов–телепатов.
Тот попал в ситуацию Святого Браго, но ухудшенную: один из метеоров начисто спалил мужскую Иву, а оставшуюся от неё ветку опомнившиеся от брачных игр брагониды скормили единственной гусенице Хранителя – Тоту. Трудно было их винить: Хранители погибли раньше, а обычные брагониды никогда не имели дела с Деревьями, и не сообразили сохранить часть ветки для восстановления потерянного Дерева. Выкармливая единственного Хранителя, они давали ему максимально много пищи… Заботились: ведь на него они возлагали надежды по спасению расы.
Теперь Тоту нужно искать выход из положения: личинки уже видны в пирамидках, не пройдёт и месяца, как они начнут свою еду. А поскольку Ивы нет, Тот уже не справился.
- Есть Сад на Идеале, но на него сейчас планируется нападение, испирированное Пастырями, и мужской Ивы там тоже нет, она неожиданно погибла, - сказал Валента (якобы Беня) Тоту. Заметалась мысль, обходя границы участка, опустевшего после гибели Ивы, и вновь заполненного чем-то – более едким, более сладким, влекущим его матрицу к свёртке.
Тот видел выход лишь в визите на основную Базу Хранителей, где растут Дикие Деревья – однако мало представлял себе, как до неё добраться: их Пост жил на отшибе слишком много поколений. Так что подобный визит представлялся пока нереальным…
- Зачем они? – спросил Валента у Тота. - Хранители… зачем хранят Деревья?
- Деревья – одна из самых древних рас. Они позволяют передавать интеллекты в чуждые существа, объединяя тем самым жизнь и разум во Вселенной. Нам было достаточно этого. Здесь, в этом слое, было два Поста – но второй погиб от удара Врага, а мы сокрыты… Хотя вот вы – тут, даже раньше, чем я. Может, то, что сделал Святой Браго, нам и удастся.
- Ты плохо представляешь себе наши корабли, - сказал Валента после совета с Беней. – С виду-то он большой, но ведь он не пуст. Свободных помещений почти нет. На разведчике не увезти Сад, а транспорт мы сюда вызвать не можем: узнают Пастыри. Тебе повезло – ты встретился с дальней разведкой – все они сплошь из Сопротивления. Надо нам искать иной выход: оборону. Для верности – уничтожать личинок до вылупления. Эх, нам бы боевые унискафы!
- Пастыри – это Враг, - всполошился Тот. – Могу ли я рисковать, уничтожая свою расу в такой близости от врага?
- А Браго? – спросил Валента. – Ведь ты сам говорил, что бабочки погибнут от бескормицы, а заодно исчезнут Деревья и Хранители?
- Ганглий спотыкается, - ответил Тот. Надо понимать, он имел в виду «с души воротит».
- Ладно. Ты – последний разумный представитель. Давай вывезем отсюда тебя, в надежде найти вашу Базу, а гусениц оставим здесь – они так сами решат свою судьбу. У Деревьев возьмём отростки, как в прошлый раз, на развод.
- Я молод, - съёжился Тот. – Моя слюна не поможет укорениться ни Яблоне, ни Дубу, ни Секвойе, ни Берёзе, а Ивы – уже нет. Потом… Сад не бывает во множественном числе: у вас он уже есть. Они вырастут только на другой планете.
- Ну, решай. Либо бороться, либо эвакуировать всё, что нам по силам.
Робин
Вольд связался с Робином. Нда… Некоторые дипломаты разговаривают, а иные… Робин выдал блок почти без слов: одни, можно сказать, команды.
Итак, визитёров ждали теперь всегда – и дождались, наконец. Сел обычный с виду транспорт на гравитяге – но отчего-то Пастырь его не встречал. Возможно, следовало об этом подумать, только бездействие Пастыря и его безвылазное пребывание в Башне как-то расслабило отряд. А потому, когда открылся пустой грузовой шлюз транспорта, тени радостно ломанулись туда – и раздался жуткий бам.
- Противник в унискафах! – взревел Робин. – Отряд, в сетку на выходе!
Унискафы были созданы на Идеале ради дальней разведки – как универсальный защитник типа того скафандра, о котором говорил Петра на выпускном экзамене. Даже боевые насадки унискафа нападающего не могли повредить унискаф жертвы - тем самым скафандр делал человека неуязвимым. Соответственно, можно было планировать бой унискафов с обычными солдатами – но не унискафов с унискафами: то был бы просто фейерверк без ощутимых последствий для солдат.
Защита, доведённая до абсурда, лишала возможности вести бой. Всё это они сообразили тогда с Беней, стоило им получить для изучения боевой комплект. Для человека с Идеала идти в унискафе убивать практически безоружных людей было невозможно. Значит, следовало изобретать тактику группового боя. Именно случай боя унискафов против унискафов требовал изобретательности.
В варианте заграждения они использовали свойство рукавов и брючин растягиваться до полуметра. Фиксируя магнитные подошвы и липучки перчаток, можно было соединяться в подобие авоськи, сквозь которую, учитывая её невидимость, было довольно трудно проскочить. Да, это требовало идеального владения гравитягой, умения оценить степень растяжения скафандра и – самое главное! – иметь систему опознания «свой – чужой». Ну не допускала блескро никаких маркеров! А потому они тогда придумали низкочастотную вибрацию гравитяги, опознаваемую механорецепторами. «Коснулся – а он трясётся! – радовался тогда Петра. – Значит, свой. А то, пока спросишь, пока ответит – он тебя, коли враг, уже облапит».
По команде тени оттянулись к выходу и привычно соединились в сетку.
- Проскочат, - разочарованно протянул Юрген. – У меня от ноги до края не меньше пары метров.
- Синхронное круговое! – велел Робин. – Спиралью от Юргена!
Это они тоже репетировали. Это несложно: компьютер унискафа умеет вычислять траекторию. Теперь сеть равномерно накручивала спираль во всём пространстве проёма шлюза.
- Вот и ящерки пошли! – радостно хмыкнул Юрген. Везучий: первого осалил он. Эту методу они изобрели уже здесь, и заменили одно из наименее важных приспособлений шлема на всё тот же оргапластовый баллончик.
- Ляп! – Ещё один. Слева от Робина оргапластовая клякса украсила блескро чужого скафандра. Оргапласт – он и есть оргапласт: его не отдерёшь, липнет ко всему, да ещё и светится в темноте. Конец унискафу! Обнаружен. Тенью ему больше не быть: оргапласт медленно растечётся и выявит всю фигуру.
Несколько чужих солдат уже бились в стянувшихся ячеях. Тут оргапласт не поможет, он не разберёт: свой ли, чужой - срастит навеки, и собственный унискаф потеряешь. А они палят как бешеные, проку чуть, только шлюз разворотили.
Унискаф, конечно, не пробить – разве что обратить в себя собственное оружие шлема… Тени были готовы к такому повороту: шлемы закрыты, оружие не задействовано. Робин скомандовал: «Конфетти!», и тысячи крошечных призм синхронно выбросили другие самодельные насадки. Фейерверк, или иней под лучами мечущихся фонарей, или метель… Новогодняя феерия: вспышки, блики, радуги света.
Конечно, призмы сгорали в луче лучемётов противника, но успевали отразить микроскопическую долю луча… куда-то. Иногда – в отверстие лучемёта. Иногда этой доли оказывалось достаточно для полной инактивации шлемов и проявления унискафов. То там, то тут в покорёженном шлюзовом отсеке стали проявляться серебристые фигуры, лишённые возможности пользоваться боевыми насадками.
Отряд рисковал: отверстия для конфетти тоже давали доступ к шлемам, а потому требовалась высокая синхронность и кратковременность выброса.
- Зачем дурость? – спросил Юрген, когда они искали решение этой задачи. – Можно оружие в руку!
Да нельзя! Блескро не выносит границ. Кое-как скрывает отверстия, но не переход перчатка – оружие. Тогда она отсвечивает по границе и проявляет тень.
Проявленные солдаты противника утянулись в корабль, сеть больше никто не беспокоил, и Робин скомандовал:
- Уходим сеткой десять-сто!
Тени попятились и уплыли от корабля с «языками» в ячеях. Кто-то из захваченных ещё палил, но это ненадолго. Не бесконечен резерв, скоро сдохнут лучемёты. А пока – команда Робина той десятке, что стояла на дальних подступах: «Оргапластом по шлюзу!».
Пальба привлекла тени противника к выходу: ребята успели пометить ещё пару десятков храбрецов в унискафах, и тогда шлюз начал закрываться.
«Продолжать!» - Ляпа оргапласта намертво заклеила шлюз.
«По двигателям!» - Безобразные оранжевые пузыри украсили платформы гравитяги, нарушив баланс. Ремонт маленький, но пусть-ка вылезут!
«Клей все швы!» - Любовно запечатанный и лишённый гравитяги транспорт застыл монументом посреди такыра… Здесь ведь и ракетные корабли гащивают. Забавно будет им летать с залепленными дюзами…
Пока они носили пойманных над такыром, ожили орудия транспорта, что только на вид казался мирным торговцем, и сеть попала под ракетный обстрел.
- По своим бьют, не мелочатся, - заметил Юрген. – Психи какие-то.
Сеть ушла к земле, чиркнула спинами и взлетела под большим углом.
Ракеты легли позади, а плиты такыра, словно кромлехи, встали теперь лепестками каменных цветов невиданных храмов древних цивилизаций. Занеси воронку песком – и демонстрируй экскурсантам памятник религиозного назначения… Хорошо, ракеты не самонаводящиеся – и такие были в прошлом человечества, но, видимо, ещё не воплощены новым агрессивным разумом – либо Пастыри препятствуют, что с их стороны выглядит логичным…
Трудно представить, сколько раз удача сопутствовала бы сети теней под таким обстрелом, но, к счастью, напугались пойманные солдаты – и прекратили огонь, вернув сети невидимость. Хорошо. Так и надо. Теперь сеть уплыла в зеленечник, в сторону от зубастого противника, и Робин прогудел на широкой волне:
- Не хотите судьбы оргапластовой статуи – сдирайте скафандры. Поговорим.
Ответили… по аглицки! Пригодились Робину уроки деда, о которых он вспоминал тогда, когда организм требовал пожалеть себя, разнесчастного. Яркое воспоминание детства – польза нынче: Робин ответил, солдаты обнажились, и допрос - монолог говорливых гостей начал прояснять ситуацию.
Иризона растила солдат, словно свиноматка. Пастыри поставили им условие всеобщей воинской обязанности для обоих полов, без исключений. Если ты больным родился – служи при каше; слабосильным – бумажки в штабе перебирай; дурачком – клозеты чисть, но служи.
И служили. Во-первых, пяти лет без денег не прожить, а в Конституции предков зарплата заложена для всех одна – не накопишь. Во-вторых, без воинской службы ни жениться, ни размножиться – запрещено. В-третьих, если все вокруг говорят: «Ты помнишь?» и «А этот финт ты знаешь?», а тебе нечего сказать – одиноко. В-четвёртых, в-пятых и так далее: привычно это. Без этого вся последующая жизнь лишена смысла. Каждый взрослый человек проходит этапы: солдат – полицейский – рабочий – инвалид.
Редко-редко солдаты исчезали, а после объявлялись врачами и инженерами. Им не завидовали: работы больше, а платят одинаково. Была, конечно, сфера услуг, но должность так и называлась: рабочий сферы услуг – с неё и начинали отслужившие свой срок полицейские.
Смена рода деятельности расписана по годам: если тебе, к примеру, тридцать пять, ты – рабочий завода, то есть горожанин; после сорока пяти – рабочий села. Чтобы не путаться и не терять друг друга из виду, женились на одногодках.
Система была стройная, накатанная, экономящая мозги: ни тебе склок, ни карьерных устремлений. Известно, в каком возрасте ты купишь шикарную кровать, а в каком – встанешь в очередь на искусственную челюсть. Дети твоих сослуживцев ровесники твоим, и сами собой как-то потом переженятся, вы будете встречаться семьями на одной выставке сельскохозяйственных товаров, а потом – сидеть за общим обеденным столом в доме инвалидов. Размеренная счастливая жизнь.
Была ещё История: участие в войне Пастырей на заре тысячелетия. Тогда солдаты Иризоны были выбраны Пастырями для уничтожения ренегатов. Где только не побывали предки, заслуживая нынешнюю райскую жизнь Иризоны! А позже они помогли ликвидировать целую планету, где росли какие-то деревья, которых очень боялись Пастыри: те на планету – ни ногой.
Солдаты Иризоны прошлись огнемётами по всей территории небольшого материка, и от этой битвы осталась память: в битве участвовал художник-любитель, что запечатлел на огромной панораме горящие деревья и факелом сгорающих огромных бабочек. Пакость какая! Бабочки размером больше человека! Пастыри потом аннигилировали планету – чтобы уж наверняка.
Ещё три раза призывали Пастыри солдат Иризоны усмирять непокорные планеты, подавлять бузотёров, что почему-то не хотели жить как люди. С каждым разом солдаты получали новое оружие, а спустя пять лет сами делали его на заводах и вспоминали весёлые деньки: дубинки, огнемёты, лучемёты.
Некоторым везло с особыми заданиями и удавалось пострелять из огнестрельного – им завидовали. Это интереснее, чем вести сплошную зачистку. Убить человека – и кровь хлещет, и видеть его глаза… «Эти выплески адреналина в кровь – не найти слов… Это классно!», - такого опыта хотели все и ждали заданий, надеялись, что не обойдёт их стороной солдатское счастье.
Те три планеты Пастыри сохранили в целости, пообещав территорию иризонцам, буде их станет слишком много – но много их не становилось. Как-то вяло ползла демографическая кривая, и бывали поколения, что едва-едва удерживали прежнюю численность. Не то, чтобы многие солдаты погибали, не то, чтобы они не любили секс – скорее наоборот – но рожали солдатки редко и тяжело. А потому детей любили, лелеяли и обучали главному ремеслу с раннего возраста: оружие и ракеты вырезали им деревенские дедушки, забавную униформу шили деревенские бабушки, а родители гордо водили их по улицам городов в нарядах и с деревянными ружьями, розовыми у девочек и голубыми у мальчиков. По ружьям и различали малышей, и не задавали глупых вопросов: «А кто это у вас?». И если задавали, то для того, чтобы доставить удовольствие ребёнку: тот гордо отвечал: «Солдат!».
Как-то получалось, и никто не знал, как, что родственники оказывались далеко друг от друга, а потому почти не было пересечений профессий. Бессмысленной была фраза «Мой брат – полицейский!». Ну и что? Где-то далеко, здесь он тебе не поможет, не вытащит из неприятностей. Здесь – все друзья были кем-то одним: солдатом, либо рабочим, либо инвалидом.
Эксперимент Пастырей здесь назывался «Рой», и была использована схема организации улья – но без трутней и матки. Маткой был Пастырь, и вполне обходился без лишних ртов. Действительно, здесь семьи сбивались в возрастные пласты, и интересы одного были подчинены пласту. Главным же из них был тот, что все прошли в юности и боготворили – пласт солдат. Вот – отличие: у пчёл солдаты – старики. Их не так жалко?
О чём можно говорить с пчелой? – Вот об этом, не более. У неё нет индивидуальной позиции; нет врагов – кроме тебя, Робин, ибо ты – чужак; нет идеалов, кроме как пострелять и получить «выплески адреналина в кровь». Из пчелы нечего выжать, и её нельзя уговорить. Что может её привлечь? У неё всё было, есть – или будет. С гарантией, которой ты, Робин, никогда не дашь.
Вот и поговорили. Жители этой планеты – уже не люди. Унесённая ветром, пчела умирает. Умирает пчела, счастливо пирующая на родной крови… Прости, человечество.
Робин бестрепетно приказал:
- Уничтожить.
Не так велики их силы, чтобы гоняться по планете за голыми и злыми профессиональными солдатами.
- И девок? – обиделся Юрген.
- Вражеских солдат, - взъярился Робин.
А вражеские солдаты были довольны. Геройская смерть почётнее плена. Тем более - такая! Они улыбались, толкая друг друга локтями…
- Огнестрельным – пли!
Вот тогда Вогн решился – и вызвал боевой крейсер Пастырей. Население настолько опасно, что придётся пожертвовать ночесветками: планета сохранит всё, кроме жизни.
Те же и Слоник
Вольд потребовал у Дениса часа в день на беседы с кораблём.
- Я - тебе, ты – мне, - заявил он. – Я у тебя мальчик на побегушках. Извини, не привык.
Барин подумал – и согласился.
- С моим участием, - предупредил он. – А то я тут врос как пень, надо и с другим миром знакомиться, тем более, с заимок люди ещё не подошли. Ты мне в походе нужен, а здесь – развлекайся.
Слоник встретила их известием. После беседы с Вольдом она стала прослушивать передачи и обнаружила, что начинается новая война Пастырей: они высылают крейсер на Ниццу. Значит, либо уничтожат жизнь на планете, либо ликвидируют планету: крейсер не мелочится.
Робин! Это - охота за тобой. Вольду нужно решать, обретать ли могучего сторонника, или продолжать опасаться. Здесь, кроме Слоника, помощи ни у кого не сыщешь.
Что выбрать? Сидеть сиднем в Денисе и участвовать в локальных боях одной планеты, или искать пути сопротивления нарастающему давлению Пастырей? Сегодня, сейчас идут бои на Идеале, готовится ликвидация Ниццы, гибнет Брагонида, и именно Вольд, имеющий все сведения, должен ими правильно распорядиться и не может свалить решение на Беню. Он решился.
- Хочешь ли ты, и можешь ли принять у меня общую информацию блоком? Обо мне и всех моих делах?
- Резерв оставлен для военной ситуации. Связано?
- Да.
- Получаю.
Вольд передал информацию и приготовился ждать дня три-четыре, но Слоник не отпустила их наверх, попросив подождать. Ну и скорость! Уже спустя десять минут корабль заговорил.
- Сол извещён о нападении на Академию. Он в пути, но не успевает. Я тоже не успеваю, так что оставим этот бой твоим друзьям. Эвакуацию Деревьев с Брагониды беру на себя: успеваю впритык. Забираю Тота и ваших близнецов в генеральском теле. Остальную экспедицию пусть отошлют на орбиту сейчас же…
На Ницце крейсер будет через день. Успеваю. Беру тебя с Денисом. Туда уже летит Сол. Мы не военные, мы разведчики, но оружие имеется. Как справимся – летим на Брагониду. Нет – тогда за Тотом и близнецами вернётся корабль с орбиты, а Деревья…
Прости, это личное: не удалось при жизни, так хоть после смерти хочется прижать крейсер. И ночесветки там, на Ницце, родились. Убить их родину – убить жизнь слоя. Почти…, да нет, то же, что убить Деревья. Пастыри, ты помнишь, не хотят признать зависимость расы от родины, но гибель Ниццы – полная гибель всех ночесветок, а за ними и всех миров, куда расселены люди…
Для Дениса: Родина – как свет. Нет его – и ты умираешь в темноте… Всё.
- Я никуда не полечу! – возмутился Денис. – У меня армия на подходе.
- Армией твоих проблем не решить. Тебе сторонники нужны. Новый Город под Пастырем, его сразу не взять. А вот Чёрные Пастыри и люди Аталантии – это реальная сила. Что твои пять сотен перед тысячами Диких! Оставь дело Любочке с Петрой, армию свою Илье – и лети с нами, крепи межпланетные контакты, Барин. Может, эти вот мальчишки и склеят Империю? Думать не даю: откажешься – пересажу Вольда в киборга.
- Киборг, - обрадовался Вольд. – Киборг Аталантии – Пастырь?
- Умник, - ответил корабль. – Потому он и спасал найдёнышей. И перекроил слегка слонов. Честно говоря, в значительно лучшую сторону. Ты понял, Денис? Киборг – генный инженер. Он может вычислить вашу мутацию… Иногда найти – значит победить.
- Сколько у меня времени? – спросил Денис.
- Час. Одёжек не бери: голым ходить будешь. У меня жарко.
Слоник не знала Беню. Когда Валента на Брагониде получил очередной блок Вольда с указаниями, Петра на Лисавах как раз говорил Любочке: «Наш Беня – уникум. Он умрёт, подавившись берцовой костью мамонта».
Беня отказался принять план корабля. Нападение на Академию! И он – где-то! Нонсенс. Все необходимые дела на Брагониде сделаны, и он никого ждать не будет.
- Уверен, что меня перебросит Секвойя, - сказал он. – Тота оставим Риле. Остальные пусть летят на орбиту.
- Меня съедят! – взвыла Рила. – Они забудут! Связист всё перепутает!
Беня поднял клочковатую бровь.
- Ну ладно, - сдалась она. – Тебе обязательно надо туда?.. Молчу!
- А я? – спросил Валента. – Секвойя – не моё Дерево.
- Попробуем женскую Иву, - растерялся Беня, что совсем забыл о причине своего визита. – Влетишь в Пала.
- Вторым в чужом теле, чтобы рехнуться?
Пока они разбирались с ситуацией на Брагониде, пришлось ввести Тота в курс дела. Тот теперь знал, что Беня не телепат, что разговаривал с ним Валента, который провёл в нём время до прилёта Бени. Решили больше Хранителя не обманывать. Зачем? Он немного подрос и стал не таким нервным.
Теперь Тот потребовал рассказать, о чём спор - заволновался из-за любимой Рилы. Пришлось Валенте снова работать «телепатом».
- Возвращайся ко мне. Вдвоём спокойнее, - предложил Тот. – Я тебя довезу до Идеала.
Рила подготовила установку жизнеобеспечения, и процессия двинулась к Саду: впереди взволнованный Тот, что ещё никогда не присутствовал при переносе Деревьями, за ним Беня с коляской установки и бледная Рила, которой предстояло поддерживать и охранять тело мужа на планете и в полёте. Медикам опасно лечить своих родных: лечение требует абстрагироваться от персоны больного, а тут в твоих руках - жизнь самого главного в мире существа. Такое могут вынести не все, но Рила и была «не все». Генеральша!
Теперь Беня лежал в установке под Деревом, вокруг слонялся Тот – а Секвойя словно не замечала соискателя, даже не принимала в себя, что обычно отражалось в виде альфа-ритма… Хорошо, что Кароль поделился когда-то с Рилой этими сведениями – всё же родня она главному экспериментатору. Ах, Беня! И это ты учёл давным-давно? Экстренную ситуацию и помощь жены?
- Не берёт! – жестами показала Рила Тоту. – Ты не забыл о Валенте?
Тот встопорщился. Действительно, среди планетарных проблем Валента как-то затерялся. Брагонид расслабился и опустошил ганглий от мыслей, потянул к себе знакомый голос, вспомнил детское чувство избыточного наполнения и бегающие мурашки в голове… Валента покинул Беню.
Вспыхнула, заискрилась Секвойя, испуская волны хвойного запаха: возбуждение, удовлетворение, беспокойство ощутил Тот – и ритмы мозга Бенге сменились волной десинхронизации, перешедшей в тэта-ритм, и, наконец, низкоамплитудная пологая кривая медленно поползла по экрану.
- Ушёл! – показала Рила Тоту.
Бабочка вживалась в ритм перехода, покачивалась и танцевала.
А Валента, потерявший тело, начинал рассыпаться: заметалось сознание в поисках носителя, не обнаружило входа и начало процедуру свёртки. Валента висел в глубокой воющей пустоте, видел звёзды, не понимая, что видит сознания Рилы и Тота, а вдалеке – сознания разведчиков, что увели корабль на орбиту. Мелкие злые зелёные искры окружали Валенту со всех сторон и тянули его к себе: уж они-то примут! Примут – ради ускорения роста, ради того, чтобы больше съесть, быстрее вырасти и стать… кем?
Тонкие струйки, словно дым, начинали соскальзывать с сознания Валенты в эту алчущую массу. Словно стучало в голове: «я, я, я!» – придерживало матрицу, но центробежные силы нарастали, и Валента вдруг с ужасом понял, что уходит навсегда.
- Так умирают, - решил он. – Могу ли я умирать?
Томная слабость и страстное желание размотаться на нити и уйти туда, к этим жаждущим свирепым огням…
Вспыхнула гигантская звезда, потянула к нему лучи.
Что?! Сгореть в ней? Ослабеть и исчезнуть в них… В ком? – В личинках брагонид!! – вдруг понял Валента. Выбирай, что ты хочешь: сгинуть, сохранив целостность, или размазаться в целой расе бабочек.
«Я помогу вам с того света, ребята», - решил он - и бросился в звезду.
- Ну, здравствуй, Валента, - прозвучал такой родной гулкий голос Тота. – Что же ты медлил? Я уже испугался. Наверное, я неправильно исполнял ритуал… Ты в порядке?
Валента в порядке… если не считать того, что он умирал уже дважды.
- В порядке, - ответил он и зачеркнул воспоминания. Таких воспоминаний и врагу не пожелаешь…
А когда Валента расслабился - распустился стержень матрицы, и в сознании всплыла его Ива. Валента захлебнулся в панике, вдруг поняв, что не «Я», а «Мы» прошли испытания и сумели сохранить себя. Валента – и Ива.
Тот и Рила ожидали Слоника в Саду, охраняя и поддерживая тело Бени. Рила злилась.
- Мало бесхозных тел на Идеале, так он ещё здесь улёгся! Оставил бы в теле тебя, Валента!
- А вдруг бы ты ему со мной изменила? – полчаса выговаривал Тот остроту Валенты, и продолжил от себя: - Нельзя, Рила: тело пустым ждёт.
- Я детей не соблазняю! – фыркнула Рила. – Идите, погуляйте. Проверьте, как работают мои протезы: может, полетаете.
Протезы Рила сделала отличные! Они летали и гуляли в садах тюльпановых деревьев, и Валента никак не мог представить себе, что меньше, чем через месяц, все эти заросли съедят до корешка «цветы жизни» брагонид.
Он всё больше срастался с Тотом, палитра чувств обоих обрела новые краски. Они научились гудеть крыльями «Рила», и та не знала, с кем же она делит одиночество: с мудрым брагонидом, или нахальным мальчишкой, или какой-то крылатой мохнатой игривой собачкой… Оба близнеца обрели надежду.
- Ты уверена, что говорила с Солом? – вслух спросил Вольд у Слоника. Так они договорились – говорить вслух – поскольку быстрая телепатическая связь со Слоником разрывала единство Вольда и Дениса, и получалось шушуканье за спиной одного из них. Они сейчас – команда, и должны быть прозрачны друг для друга. И отвечала Слоник голосом – немного смешным, чуть жеманным из-за вибрации девчоночьим голоском.
- Я говорила по обычной связи, с кораблём. Сол, не Сол – не поймёшь. Почему ты волнуешься?
- Из-за активации Пастырей. Вспомни, на Идеале есть агенты Собрания Пастырей, работающие помимо Сола. Если он в чём-то не угоден – могут быть акции против него. Видишь – он не знал о состоянии дел на Идеале.
- Не угоден? Возможно. Он – старый, они все ему в дети годятся. Он – летает. Он спесив.
Вольд хмыкнул. Слоник хихикнула:
- Ну да, спесив – для Пастырей! Он – недобитый аристократ. Известны вам такие слова? И он знает на порядок больше этих последышей, причём делится знаниями весьма неохотно.
- А ты?
- Я? – На два порядка.
- Ха!
- Не вру. Так и есть. Они всё сделают, чтобы меня уничтожить. Я опасна, и я не хочу с ними сотрудничать.
- Тем более, Сола можно использовать как приманку для тебя. А какие средства у тебя на вооружении?
Слоник ответила совсем уж детским чистым голоском:
- Какие крейсеру и не снились.
Вот как. Ну что же, этого пока достаточно. Когда съедят вместе пуд соли, Слоник введёт Вольда в курс дела – иначе зачем ей Вольд?
- Тогда так… - сказал Вольд, и они втроём начали разработку тактики.
Спустя некоторое время Слоник фыркнула:
- Пастыри, тем более эти последыши – не военные. Они – каратели. Они не умеют воевать.
- А ты как нау…
- В моём опыте есть Земля; погибшая в войнах Фаро и то самое место, откуда возврата нет. Чтобы туда попасть, я пережила свою первую смерть, заложив тройной резерв.
- Центр? – спросил Вольд. – Ты туда летала?
- Да. Не летала. Шла… по пузырям. Ну, юноши, пора за работу. Вольд – садись в кресло.
Пуд соли… Наверное, уже съели. Что-то во рту солоновато.
Денис взмолился:
- А если ты погибнешь? Зачем такой риск при твоём оружии?
- Чтобы наверняка. И это – моё дело. Погибну – Вольд тебя отвезёт.
- Пятьдесят на пятьдесят! Ты рехнулась.
- Удача – самое интересное, что следует изучать, - назидательно заметила Слоник. – Ну! Удачи вам!
- Нам! – сказали юноши, но Слоник уже не слышала.
Робин
- Вольд передаёт, что на Ниццу идёт военный корабль – крейсер, - сказал Робин.
- Плевать, заклеим! – Юрген, конечно. Он всё ещё восхищался детской простотой предыдущей операции.
- Крейсер принадлежит Совету Пастырей. Он либо уничтожает жизнь на планете, либо планету целиком. Для такой задачи ему и садиться здесь не надо. Я думаю, нужно вскрывать транспорт иризонцев, чинить гравитягу и выходить ему навстречу.
- На латаном корабле? – с ужасом спросил Рене, что благоговел перед техникой.
- Другого нет. Я один пойду.
Робин осмотрел вытянувшиеся лица отряда.
- Вы уже многое умеете, и многое сами способны придумать. Здесь вы ещё поборетесь. Но чтобы вы это смогли, мне надо идти в лоб крейсеру. Я… так получилось, что у меня, вроде, два тела. Погибну здесь – оживу на Идеале, так что за меня – не беспокойтесь.
Время их поджимало: нужно было резать люк и регулировать гравитягу.
- Погоди! Они, кажись, снова прорываются! – крикнул Юрген, что первым ушёл к транспорту. – Зачем нам корёжиться? Подождём.
- А вылезут? – закричал кто-то в ответ.
- В мешок их, - деловито буркнул Рене, набрасывая на плечо сумку с инструментами. – Гравитягу они за нас не сделают. Я пошёл.
Весьма интересное занятие – прорываться через застывший оргапласт ремонтной модификации: малейшее повреждение поверхности этого вещества рушит кристаллическую решётку, и жадная жижа оргапласта, рождённая зоной повреждения, начинает затекать везде, смачивать любые поверхности, залеплять резаки, свёрла, отверстия от луча… Три предыдущих попытки прорыва иризонцы предприняли через оргапласт.
- Они скоро внутри всё залепят, дурни! – ругался Юрген. – Хорошую технику таким ящерицам доверяют!
Однако на этот раз иризонцы поняли, что своя броня будет полегче, чем залепленные оргапластом швы, и полезли вскрывать корабль в самом толстом месте.
- Умники, - сказал Робин. – Сейчас оттуда как горох посыплются. Как вскроется – очередями по площади люка, конфетти на подхват!
Красное свечение уже пробилось на поверхность. Не мелочатся: дуга трёх метров в диаметре. Уж не самоходки ли припасли? Хотя вряд ли: блескро на самоходку не тратят – там полно изломов поверхности, и краска не спасает: вместо самоходки движется призрачный скелет машины, и позволяет стрелять по ней так же, как если бы она была обычной «каталкой».
- Ах, Боже в небе! Круг-то! Вишнёвый, алый, жёлтый… Не война, а вышивка на подушке! – бормочет рядом свирепый Юрген.
Как в замедленной съёмке, вывернулась и уныло грохнулась наземь бронированная плита, тени встретили пустоту внутри лучемётами – и пустота в ответ взорвалась пулями. Обучаются. Выводы делают. Ослы они, конечно, но не крупные – так, мелочь.
Здесь Стена, господа. Здесь главный материал – оргапласт. Теням ваши пули – что пушинки, и видимым унискафам – тоже. Зато при Стене есть Строители: инженеры, техники, слесаря. Пока не было задачи – не было этой пушки-брандспойта с мощным вибратором в горловине баллона. Теперь – есть. Теперь вас уже не «ляпают» - вас хоронят в этой оранжевой жиже, потому что вы пришли на только начавшую жить планету, чтобы убивать, а потом рассказывать об этом внукам.
Строители знают оргапласт, как самое себя. Пушка больше не опасна кораблю, что вдруг понадобился этой деревенской Ницце, – она воздвигает скульптурную группу в пяти метрах от прорезанного отверстия…
Волосы дыбом, если представить, что там внутри, в начинке этого пирога – но унискаф сам по себе так антигуманен, что простите… Вот, нашли вам укорот, а коли он жесток – замолим грех.
Человек – на человека. Подлые Пастыри!.. Или мы?!
Робин послал теням невидимый, а потому бессмысленный воздушный поцелуй и полез внутрь транспорта. Кто бы там ни остался – это теперь его дело. Ребята зальют дыру, поставят броню на место, подрегулируют гравитягу. А ему надо отобрать корабль и лететь навстречу смерти. Своей – или всего живого на планете Ницца.
Он тихо полз по стене, осматривая помещение. Транспорт, конечно, военный, но однообразие инженерных решений, использованных Пастырями, поражает. Не сыпься отсюда унискафы, можно было бы возить виноград.
Соответственно, где в обычной схеме склады – там кубрики: больше негде.
Не слышно голосов. Вроде, ничего не происходит. Все уже надели унискафы? Это нелепо. Однако, буде так, его задачу крайне осложнит. Часовой в унискафе тотчас его вычислит – но надо рисковать.
Двери складов закрыты. Остерегаются. Пробная ляпа – в замок. И тишина… Эх, если б те, голые, не молчали о численности! Говорить-то говорили… об Иризоне. Ладно. Начали. Миллиметровая оранжевая струйка из насадки на перчатке – прямо в шов. Перчатка на долю секунды скрывает оргапласт, но он впитывается в щель дверей, как в губку, оставаясь видимым те же доли секунды. Робин медленно ведёт перчатку по окружности… Ха-дыхание стоя! Этот склад мы сделали. Следующий замок не ляпаем: делаем, как научились, под блескро перчатки.
Три склада. Четыре. Замок пятого – и бам сзади. Часовой, или случайный прохожий – не поймёшь. Тишина в эфире – противник работает где-то на вырезанной частоте, а значит, сейчас сюда сбежится весь боевой состав. Робина обхватывают сзади, и он включает гравитягу на полный назад. Бам в стену ничего противнику не сделает, но и тот, бедняга, ничем Робина не ущемит… Теперь – режим вращения. Грохот в коридоре такой, что уж точно снаружи не вмешаться. Отпускай руки, дурак, коли хочешь обозначиться для своих, ведь я тебя заверчу… Точно, дурак. Вцепился жуком навозным, и висит горбом на спине. Ладно, потратим ценное вещество.
Перед очередным ударом спиной Робин ляпает назад изрядную порцию оргапласта и фиксирует давление, прижав бедолагу к лепёшке. Текут секунды. Сейчас они оба обозначены, ничего не стоит обнаружить. Три… Пять… Скорость! Ну, полметра потянулись у того рукава. Дальше-то что? Дальше – у него аварийный сброс, а освободившийся Робин сползает на пол. Ловите, мальчики!.. И девочки… Вы, небось, все кольцом – по уровню и выше. Свободолюбивые ваши натуры не знают пути ящерицы… Робин – ниже. А чей бам – тот имеет фору. Вы посуетитесь тут, а Робин тем временем дошьёт ворота. Последний он, пятый склад: те, что за воротами, там и останутся.
Скорость. Бам! Плевать на него! Вверх, вбок, бам, вниз, вбок, рубка на запоре. Эти, сзади, уже толкутся. Секунды. Ну, что они там закодировали, придурки?… Значит, герб, гимн, флаг… «Иризона» - пробегает перчатка, чует Робин толпу, гомонящую сзади. Хорошо, здесь сенсоры – набора никто не видит. Не Иризона, чёрт! Вот: «Солдат». Двери расходятся на секунду, аварийный сигнал воет, Робин внутри, остальные снаружи – их отбила аварийка. Молодец, машина! Чего в тебе заколдобило?
Оргапласт сплошной струёй крест-накрест, по периметру, в любимый замок, что пугается слова «Солдат» и чавкает… Цель тут, сидит в креслах. Потом её посмотрим… Всё. Теперь занимаемся рубкой.
Они сидели в том же положении, что минуту назад – ни движения, ни поворота головы, ни «Ох!». Сколько секунд прошло, и оторопь? Они что, не вояки?
Пилоты не шевелились, разлёгшись в лямках под шлемами гипно-индуктора. Вот это подарок! Своим пилотам – не доверяют? Загоняют в нирвану на время военной операции? Тьфу!..
- Вот теперь, вот теперь Унискафы режут дверь…
Последний баллончик – и резать уже нечего: рубка, словно мухомор, в равномерных ляпах оргапласта. Замуровал ты себя, Робин… Моя твоя не понимай.
Петра
- Лучше нету того цвету, когда Яблоня цветёт, - завопил Петра свежепридуманную песню, увидев входящую Любочку. – Лучше нету той минуты, когда милая идёт!… Как увижу… Как завижу, как услышу, всё во мне заговорит… Вся душа моя пылает, вся душа моя горит!
Удовлетворённый придуманным текстом, он замер, запоминая: очень уж здорово лёг он в какую-то ямку памяти, словно жил в ней всегда. Любочка устало рухнула на стул, и Петра отвлёкся:
- Если бы не Попчик, - грозно сказал он, – твой баран совсем бы меня истоптал. Он волнуется! Нет - переживать потихоньку, так он бебекает, орошает моё спальное помещение и рогами на меня трясёт! Ты принюхайся! Хоть святых выноси. А тряпок у этих Изабелл спросить – неприлично. Что подумают… Ну, как?
- Всю душу вымотал, - пожаловалась Любочка. – Никаких сил не оставил.
- А зачем тогда я пел? – обиделся Петра. – Сразу бы и сказала.
- Ты – пел?! – поразилась Любочка. – Вот Крил, он тоже так поёт:
«Хооса я, хооса… а, поха лис одета…а». А песня хорошая. Ты много таких знаешь? Я выучу. А то у нас всё больше: «По улице я шлялся, вдруг вижу – дама!».
Петра лихорадочно соображал, сколько таких песен он может сбацать за день… похоже, не так уж и много. Следует отвлечь.
- Не уводи в сторону. Беседовать-то он с тобой беседовал, но ведь и обследование провёл? Бедного Зета вчера извертел так, что даже мне обидно стало. Опять же холодно… пупырья на за…пфф! тыльной стороне туловища. А?
Любочка – хорошая ученица, разговор уводить.
- А тебя? – ответила она вопросом на его словоизвержение.
- А что – меня? Меня не ущипнёшь… Так, поговорили. Магия, магия… трепня. Пастыри наши всякими там пентаклями не увлекаются: то – аталантова болезнь. Психическая сила – не магия. Сидят на стульчиках кругленьких и давят мыслью на Барьер аталантов, а те всё картинки рисуют и кристаллы раскладывают – защищаются… Опять уводишь.
Любочка поняла, что уже невозможно тянуть с ответом.
- Посмотрел.
- И что сказал?
- Слова.
- Например? – напирал Петра.
- Гет;ра-зигота. Я думала, он про меня, а он – про Дениса. Крила тоже обозвал: гома-зигота.
обозвал: гома-зигота.
- А тебя как обозвал?
- Такие слова, что и не повторить. "Очищение генома". Мне стыдно стало. И вообще, с чего он взял? Вроде, не время…
- Объяснил, о чём он?
Любочка всплеснула руками.
- Он сказал, что я и Зет – нормальны! А ненормальны – все остальные. Он сказал, что я – человек, а они «мудация».
- Мутация, - мягко поправил Петра. – И что?
- Я – тоже эта му…, но она не там, где у идиотов. Я – возвратная, возрождаю человечество. У меня с ними выйдет гетера-зигота, или мёртвый ребёнок. Такой, как Крил, но гетера, в общем. Ничего не понять. Это, мол, потому, что у меня нет гена устойчивости, а они, вроде, приспособились скособоченными жить.
- Ха! Значит, ты можешь размножаться с нами. Бросай этих «му» и поехали к нам. Мужа тебе найдём.
Любочка поёжилась.
- Да мне и тут, вон, Зет годится. Да только я жрица.
- Ладно, жрица. Вольному воля. А что он о наших делах говорил? С Зетом он такую революционную активность развёл, что даже я испугался. С аталантами ведь штука какая… они ведь прыгать могут с места на место, вот как когда вас Мерлин умыкнул. Что здесь можно сделать? Оказывается, это называется «ходить по пузырю», и это умеют все Чёрные Пастыри, Зет и многие из людей Аталантии. Чуешь? Нам ли с ними тягаться? Пусть уж борются на равных.
- Как это – ходить по пузырю? – заинтересовалась Любочка, оглаживая Лешего. – Выпусти Зета, пусть расскажет.
Вольд
Крейсер был у Пастырей один – тот, что сохранился от междуусобных войн, и это наследие предков нынешние Пастыри воспроизвести не смогли. Как ни пытались инженеры-люди их колоний создать что-либо подобное – не выходило. Что-то было необратимо утрачено, и это что-то совершенно необходимо сейчас.
Вогн удостоился чести присутствовать при гибели своей планеты. Конечно, не он один: такое зрелище не могли пропустить члены Совета – лишь некоторые Кураторы, чьё поведение не внушало доверия, не были приглашены. Конечно, опасно складывать все яйца в одну корзину… но абсолютная защита крейсера хранила собравшихся от случайностей.
Осталось два перехода из слоя в слой – и они над Ниццей. Плохо, что переходы можно осуществить лишь в строго определённых точках пространства – могут быть нежелательные встречи. Хотя да… абсолютная защита.
Вогн съёжился в неудобном кресле за спиной большинства Пастырей: всё же это он погубил эксперимент на Ницце, и его находка на Идеале ситуацию не спасла. Ему намекнули о долге чести. Нет, он не умрёт – его матрица ляжет в некрополь, чтобы когда-нибудь… Но жизнь ему нравится! Она интересна!
Переход. Так Вогн и знал: случайность. Разведчик по курсу, будто ждал. И второй, чуть ли не рядом, вышел из перехода!
- Сол. Я рада, - слышит он мысленный голос.
До Ли! Эровин Святой! Самое страшное, что можно было встретить, крейсер встретил.
- Заходи под прямым на двигатель, вносим разбаланс, - командует жуткая дама. – Ты принял меры? Смотри на меня!
До Ли замолкает, а из только что возникшего разведчика выстреливают две сферы и разлетаются: одна – к крейсеру, другая – от него.
- Уходит! – рычит Пастырь Орвин. – Закрыть рот на нападение! Уловитель, целься в дальнюю сферу!
Вогн волнуется. Нападение До Ли – не шутка. Пока они ловят матрицу До Ли – а что это может быть, кроме матрицы? – без внимания остаётся то, чем она выстрелила в крейсер. Да и разведчик Сола тоже внимания требует. Сол – неясная фигура!
В том же ключе думают и многие члены Совета.
- Молчать! – злится Орвин. – Уловитель один. Защита абсолютна… Командую: разведчик Пта – на разведчик До Ли, Уловитель – к матрице, ближний шар фиксировать поверхностью.
Кто это – Пта? И почему не учтён Солов разведчик? Отголоски укрытых мыслей членов Совета говорят ему, что на корабле Сола иной пилот: этот Пта.
Мигает разведчик До Ли, за ним уходит в переход Пта, Уловитель широкими круговыми движениями перекрывает выходы дальней сфере и начинает втягивать её в Сердце Удара… А! Они не ловят её, они уничтожают матрицу! Орвин казнит До Ли!
Сфера в Сердце Удара дрожит, расплывается пятном… Вогн уже не дышит. Может ли быть такое – с ним? Орвин жесток!..
Пятно тянется лентой, вдруг набухает огнём, пылает жёлтым, синим, алым… Смерть? Она такова?
Алый огонь становится белым, и больше Вогн ничего не видит.
- Руки! – гаркнул Вольд. – Отдай руки! У тебя клешни какие-то. А тут – не дубень держать, тут Апассионату разыгрывать надо. Всё отдавай, и сиди в углу. Без возражений, Барин! Ну! Мне телепатему подделывать, да узким лучом… ты – не шелохнись!!
Вольд помыслил ясным детским голоском Слоника:
- Сол! Разведчик идёт автоматом. Надеюсь, ты жить хочешь?
Грубый мыслеголос ответил:
- Сол уже мертвец, До Ли. В бою ты одна – против крейсера и Пта.
Сработала связь корабля, донесла человеческий голос:
- Пта! Да что вы, в самом деле. Умирать – так под своим именем…
«Пташек, - продолжил паузу Вольд, – Ты тут, тля зелёная!».
- Молчи, Пта, разбирайся с разведчиком До Ли, как договорено. Всё! Занят, - сказал грубый начальник и замолк. Желательно - навсегда. Желательно – срочно: вот, например, сейчас…
Зона встречи пуста. Именно этот переход выбрала Слоник для боя. Тьма – и далеко-далеко, полукругом, россыпь тусклых пятнышек – скорее сияние, нежели дискретный образ. По курсу – неприятный до воя в желудке крейсер: какой-то кабаний череп с устрашающе вытянутой вперёд петлёй челюсти, причём на месте глазниц и хоан – словно пустота. Блескро? Иная форма материи? Приборами не ловится.
Слева – крестовидный разведчик Пташека, пытается прижаться малым ходом. Ежели вот так вот крутануться – выйдет мальтийский крест, и оба корабля потеряют возможность перехода. Именно это и старается провернуть Пташек…
Поплывём, аки рыбки, рядышком: он налево – я налево. Фи! Броском меня не уешь, коллега… то есть, калека. Когда такое было, чтобы я тебя на лопатки не уложил?
Тикает время. Спокойные руки Дениса ломает Вольдова судорога: это закручивать Пташека – левая, правая – на рубильнике перехода. Секунда до прыжка – отскок от настырного Пташека – рубильник. Какие кнопки и сенсоры в таком деле? Какие автоматы? – Здоровенный рычаг, упадёшь – не сдвинешь… Хорошие мышцы у тебя, Денис.
В разведчике До Ли нет экранного камуфляжа, что так морочил голову пилотам Идеала, выставляя постепенную смену окружения: здесь переход – это мигнуло. Мигнуло – и ты уже не в пустом околотке, ты – в густо усыпанной звёздами Галактике, и вообще – не где-нибудь, а практически около планеты Ницца.
- Робин! Я тут! – передал Вольд. – Прямо над тобой. На крестовидном разведчике. Ты что-нибудь сделал?
- Я-то? – задумчиво отвечает Робин. – Я уже лечу к тебе. Транспорт Иризоны, спящие пилоты, запечатанная оргапластом рубка - и я. В ней. Снаружи – некое неизвестное число злых солдат в унискафах. Но рулю – я!
Выныривает невдалеке Пташек, следом ещё один, транспорт. С ума посходили! И – ещё один! И тоже транспорт! Скоро надо регулировщиков ставить, не то столкнутся ненароком.
Только Пташек нацелился нападать – всего-то час на раздумье понадобился – а тут прибавление!
- Эй! Новички! – крикнул Вольд в переговорник. – Представьтесь, голубы, а то ведь моё вооружение получше будет!
- Сол, - прозвучало в голове. – Иду за угнанным разведчиком. Почему ты в корабле До Ли?
«Да. Слоник – До Ли. Все знают, кроме меня».
- Подруга она мне. Дала порулить. В вашем разведчике Пташек: за мной охотится. Вы как настроены?
Сол фыркнул.
- Положительно. Мы вот с Домиником. Это – транспорт с Идеала.
- Эй! Вольд! А мы – в гости! – вмешался Миша. – Фред со мной.
- Слёт. Костры жечь будем, гаденок печь, - пробурчал Вольд. Эти разговорчики, когда приходится постоянно уводить разведчик с линии огня Пташека – тренировка в обогащенной среде, полигон четыре, особенно если учесть наличие Миши, что уже разыгрался… Награды – потом! Теперича надо воевать.
Транспорты взяли Пташека в клещи. Забавная картина: несчастный крестик, в подмышках которого носы двух здоровенных бомб транспортов. А у него в подмышках, между прочим, орудия. Он ведь и пальнуть может.
Вольд направил свой корабль в лоб Пташеку, вдавливая защитное поле. Трать энергию, малый, у тебя её не так много, чтоб моё поле сбросить. А ещё у тебя глючит половина приборов, потому что До Ли – не Сол. Потому что техника у неё помощнее. От неё и в башке твоей такая каша сделается, что ты родного Пастыря от Бени не отличишь.
- Эй! – охнул Сол. – Ты что творишь? Мой корабль этого не вынесет. А разведчик – уже хлам.
- Эт; хорошо, - ответил Вольд, снижая обороты гравипушки. – Как там наша Пта?
Приборы на разведчике и впрямь осатанели: зажгли сигнальные огни, как на ёлке фонарики, замигали – и рухнуло защитное поле. Вольд встал в мальтийский крест, не выпуская Пташека в переход, а транспорты въехали на крылья креста раззявленными люками грузовых отсеков…
И тогда, наконец, заработали носовые орудия Пташека.
- Ох, Слоник, до чего у тебя шкура толстая, - пыхтел Вольд, прыгая через фотонные пучки. – Попал, гад!
Пучок врезался в поле разведчика, заиграл всеми цветами радуги, Вольд подал назад, с изумлением наблюдая фантом своего корабля.
- Ты где? – спросил Сол. – Заднюю часть мы блокировали. Извини, до твоей не добрались. Ты теперь какой – тёмный, или разноцветный?
- Щасвирнус! Робина не подстрелите! Обещался быть! – крикнул Вольд, снова дёргая рубильник: время дотикало.
- Идиот! – прорезался Денис. – Тебе ясно сказали: погибнем.
- Она не вернулась, - ответил Вольд. – Прости, если что.
Кабаний череп светил глазами: ослепительное пламя заливало пустоту. Медленно-медленно расходились швы черепа, огонь вырывался змеями, они тянули головы всё дальше, и этот космический ёж уже мало походил на крейсер.
- Чёрт возьми! Она их достала! – Вольд начал было прикидывать, куда бы смыться, когда мигнуло – и разведчик вернулся в слой Ниццы.
- Этого я не делал, - растерянно подумал Вольд.
- Это я сделала, - ответила Слоник. – Полез спасать? Спасибо. Я ждала тебя на входе. Прости, если что.
- А если бы…
- Тогда ты не подходил бы для третьего резерва.
- А ты?
- А я тогда могла и умереть. Вопрос был – или ты, или никого. Времени не осталось.
- Тело-то моё! – сказал Денис. – Чем жертвовал он?
- Полной смертью. Здесь умирает всё. И матрица.
- И я.
- И ты. Но я ждала на входе. Живы? Робин уже прибыл: Ницца шлёт вам привет… Эй, Сол! Весь Совет и Вогна я отправила на аннигиляцию. Скажи ещё раз: «Жестокая самка!».
Сол молчал.
- С матрицами не разговариваешь? И ладно. Уже обо всём поговорили. Ты-то зачем здесь? Корабль спасал? Молодец.
Что такое третий резерв? Только Вольд собрался спросить, как всё поплыло перед глазами. Пустота, извергающая наружу желудок, удар! Тепло Яблони спасло от космического холода одиночества. Он свернулся – и уснул.
- Слоник, - крикнул Денис. – Я-то жив, а вот Вольд, кажется, умер.
В пустоту и мягкость Вольда бился крик Валенты:
- Деревья сожжены! Слышите, ребята? Сожжены Деревья!
На Идеале
Беня попал впросак: почему-то он считал, что Секвойя перебросит его в Кароля. Но у Кароля было своё Дерево, что явилось Петре Берёзой, и такой перенос был невозможен. Секвойя нашла выход: отправила матрицу Бени в Яна. Поскольку Кароль объявил военное положение, Ян, естественно, был теперь не при Деревьях, куда он приставил своих желторотых курсантов – он обосновался в военно-полевом госпитале. Военная хирургия была чем-то экзотически-теоретическим, и без главного авторитета – Яна – медики пасовали. Таким образом, ни персона носителя, ни место пребывания никак не приблизили Беню к цели: к руководству боевыми действиями. Где-то там был недостижимый Кароль, а здесь – совершенно незнакомая и не интересная Бене подготовка медиков к приёму первых раненых: инструктажи санитаров, организация вывоза, подготовка рабочих мест для хирургов и прочая медицинская лабуда. Туда, где сейчас шли бои, медикам ходу не было.
На Идеале была война. Отряды Ангела и Хрюши начали полномасштабное наступление на город, сразу отрезав его от Академии кольцом оцепления. Горожане, потрясённые отсутствием Башни Пастырей – Сол, вопреки своему обыкновению, отправился с планеты на своём транспорте, оставив закамуфлированный разведчик в парке Академии – были морально сломлены ещё до начала штурма. Как же, Пастырь-Куратор оставил планету одну! Не зная настроений в городе, Ангел повёл штурм по жёсткой схеме: прицельным огнём разрушил весь административный центр, центральную больницу, уничтожил Библиотеку – единственное хранилище информации на планете, где были собраны все книги и диски земного времени, где хранились все документы по современным разработкам инженеров и учёных, все лучшие произведения искусства за это тысячелетие…
Войн не предполагали. Здание Библиотеки было пышным, самодовольным и абсолютно незащищённым - центром интеллектуальной жизни планеты, а не бункером.
Так к страху прибавилось горе: утрата информации – это деградация населения, и горожане, по большей своей части жившие при Библиотеке ради информации для своей работы или учёбы, понимали это, как никто другой.
А ещё – жертвы. Много народа погибло в больнице. В остальном городе жертв было немного: с объявлением военного положения люди перестали собираться в коллективы, довольствуясь общением с соседями. А потому Гололобые легко вычисляли сопротивляющуюся Стражу, и стражников убивали по одному. Дольше всех продержался отряд Саши, но и он вскоре вынужден был отступить, потеряв большую часть состава.
Ангел прочно осел в городе и начал зачистку.
Пал проползал по этой жизни ужом: глаз не закроешь, ушей не заткнёшь, и вступить в бой надо не по обстоятельствам, а тогда, когда это принесёт наибольшую выгоду своим. Иногда ему казалось, что Ива садистка: точно вычислила то, чего он не выносит, и сунула прямо туда. Ну почему не Петра, что мог здесь прижиться со своими вечными хи-хи? Почему не Вольд, способный положить жизнь за идею, – почему он, Пал, свободолюбивый, прямоугольный, слегка озабоченный своей коллекцией «Бэмби» - одинаково пухленьких глазастеньких девочек, различающихся только интеллектом и цветом волос?
Он играл в амнезию до упора, до момента, когда уже все приближённые Ангела стали подозревать его в том, что он продался Сопротивлению ещё до своей мнимой смерти. Проблема «ходячего трупа», что так угнетала Робина, беспокоила и его – но сама жизнь вывела ответ на его главный вопрос: «Что он такое?», когда Ангел перестал ждать от него инициативы и потребовал исполнения супружеских обязанностей, утверждая, что любимый полностью выздоровел и следует использовать последние деньки перед штурмом для возобновления отношений. Тогда и прозвучало это слово: «Штурм», зацепило сознание, насторожило. Что, собственно, требуется штурмовать? Шахту? – Бред. Посёлок шахтёров? – Бред вдвойне. И там, и там действовали их пропуска, и никто не мешал им жить спокойно.
- Штурм? – поднял бровь Пал. – Вперёд, к победе?
- Ну да. Дождался ты, наконец, от меня подарка – и смотришь букой. Не кокетничай, перебираешь. Вечером готовься домой. – Ангел крепко провёл рукой по животу Пала, как-то передёрнулся и ушёл.
Пал глотал странный белый виноград, откуда-то добытый «супругом», и искал выход. Из этого тела уйти нельзя – такой уход необратим. Оставаться? Ангел опасен. Он опасен, как злобная змея, хитёр и мстителен. Если он со своими многочисленными прихвостнями планирует штурм чего-то, только Палу под силу узнать его планы. Палу… вернее, Бернику – истинной «супруге» Ангела. А Берник - знал! Берник считал этот мифический штурм подарком… И вот теперь позабыл всё. Всё? Зов тела не забывают! Именно это настораживает Ангела, именно из-за этого Ангел форсирует выписку Берника из больницы: чтобы проверить… что? Наверное, чует в нём иную душу, ищет объяснений, отличий в интуитивных реакциях.
На что опереться Палу? Да никогда не просчитать, какой рукой Берник мешал суп, как вёл себя в постели, что привлекало его в Ангеле. Нет такого актёра - а ты хороший актёр, Пал – что сыграет не версию, а истину характера персонажа.
Надо отказываться от задания и уходить. Забирай Пала, Ива! Он не может разрешить эту задачу.
Тело Берника тихо вернулось в кому, Пал влетел в зелёные пузырьки Дерева – и ощутил жаркую волну, бегущую по животу, и свой трепет, в котором боялся себе признаться. Он словно раздвоился: Ангел был ему физически омерзителен, и лишь рациональный разум остановил животную оплеуху в ответ на заигрывание – а другая его ипостась млела и трепетала. Да же! Вот схема тела; вот сохранённая периферия мозга и лимбика Берника. Вот даже крошечные участки коры, что ещё хранят память Берникова тела. Так вот что такое Пал на задании! Не труп ходячий, нет! Деревья переносят матрицу в тот единственный момент гибели мозга, когда уже стирается волнами хаоса память, но ещё сохранны внутренние, более древние структуры, а нейроны коры жизнеспособны. Живы, но… дурачки. Вот тогда идёт инвазия, тогда чужая матрица проецируется на мозг, придавая свою индивидуальность, строя обходные пути для управления телом. А хозяйская схема ещё живёт рядом, вмешиваясь, пытаясь обосновать своё существование, и постепенно гаснет из-за неупотребления… Гадость какая-то. Некромантия.
А если ты сам уже умер? Если только через твоё тело можно узнать что-то, что поможет сохранить чужие жизни? Если тебя побеспокоят в последний раз, ненадолго, перед долгим путём в никуда – ты как, откажешься, Пал? – Пожалуй, нет. Хотя должен быть иной путь.
Иной путь… - защипало сознание, эхом прозвучало: «Иной путь». Значит, есть он у Деревьев? Есть… но по какой-то причине недоступен.
Добро и зло – понятия, требующие точки отсчёта. Библейские истины отсчитывают от общества, любой эгоист – от самого себя. От чего отсчитывают Деревья? От чего-то выше… возможно, от жизни. От интересов жизни, в угоду которым ты, Пал, пойдёшь в подружки атамана, заломав свои интересы… Люли, люли, заломаю…
Вот что работает с Деревьями: вера. Пал верит им, хоть и не понимает причин их действий. Вера, говорят, дорогого стоит…
Ну-ка, ещё разок схему Берника! Пал готов вернуться, чтобы отдать бразды правления латанному домашним способом Бернику, и спрятаться шпионом за его сексуальной… спиной. После асфиксии, говорят, все немного ку-ку…
Что ему удалось ценой таких усилий? – Да, в общем, немного: предупредить Кароля, хотя и с задержкой на неделю, что и сыграло, видимо, роковую роль в дальнейшем… но тут уж ничего не поделать: предупреждение не застало Бенге, а Кароль, всё же, не мастак. Удалось предупредить ребят через Валенту – этой связью, единственной помимо Вольда, Пал гордился, и теперь он надеялся на то, что сработает ещё одна штука… всё по мелочи.
Что можно сделать, когда вокруг сотни подозрительных и ревнивых глаз, когда Пастыри шастают мимо тебя туда-сюда, и только воровская ловкость рук и томный гипнотический взор позволяют чуть-чуть выйти из-под контроля?
Когда начали штурм города, он подумывал было перебежать к Страже – только выстрел остановил: стражники стреляли, кто же ещё. Саша знал Пала, но не Берника, и, разумеется, остерегался.
После того случая Ангел его от себя не отпускал целый день – и вдруг велел уходить с отрядом Хорса – Хрюши, главного ненавистника Берника, что имел традиционную ориентацию и презирал Ангела своим, ненавязчивым путём: путём травли «супруги».
- Ты Академию знаешь, - равнодушно обронил Ангел, пресытившийся нынче пальбой и усталый. – Вот и иди, насладись своей мечтой.
Ага, так Берник имел отношение к Академии. Кем он был?.. Не стоит ворошить: узнавать не у кого.
Может, удастся… Да уж. Он - знает Академию! А Пастыри на что? Его советы, имеющие целью предельно далеко отвести от Деревьев, Хрюша отмёл сразу:
- Или ты дурак совсем, или предатель, - заявил он. – У меня тут карта в подробностях. Вот куда нам надо!
Туда им надо. К Деревьям надо им, козлам, кровью упившимся! Хрюша держит похуже Ангела – рядышком, чуть не под ручку, затаскивает в удобные местечки, где лучше видно, как…
По пропускам, что обеспечили Пастыри, им пройти не пришлось: Каролю хватило мозгов отменить пропускную систему и ввести контрольно-пропускной пункт, усиленный старшекурсниками, собранными с полевых работ и отозванными с каникул. Там командовал Ицхак.
Сама Академия осталась на попечении младших курсов: Кароль пытался защитить всю территорию. Это он не прав. Это он…
КПП взяли ночью, числом взяли – не умением. Ломились в ворота по телам застреленных с криками: «Бей волчар!». Старшекурсники стояли до последнего – и спаслись немногие: повстанцы добивали раненых, и лишь несколько легкораненых вытащили на себе товарищей, обеспечив работу госпиталю Яна.
Потеряв КПП и, в числе первых убитых, Ицхака, Кароль начал сложную партизанскую войну в гигантском парке Академии, пытаясь преградить повстанцам путь к Деревьям. Как ни странно, Пастыри, замеченные в содействии отрядам повстанцев, не участвовали в этих боях и не обеспечили платформами отряд Хрюши, заставив его тем самым двигаться от КПП, и позволив госпиталю Яна медленно уходить в глубь территории парка.
Огнестрельному оружию повстанцев противостояли тихие стрелы и кинжалы младшекурсников, ещё не имевших серьёзной боевой подготовки. Но и последствия были разными: ранения курсантов встречались чаще, чем смерть, а вот повстанцы теряли своих необратимо: тихо – не значит слабо. Аллеи были перегорожены, а в лесу тихое оружие оказалось в выигрыше: отряд Хрюши двигался к цели медленно – с ночи до полудня не прошли и половины пути.
- Иди к Каролю! – надрывался Беня.
- Отстань! – отбивался Ян. – Мешаешь. Тут пуля в ключице, а ты болтаешь. Заткнись.
Что же, генерал Бенге, пожинайте плоды своего либерализма с подчинёнными: вот нет у вас тела – и можете вы пшик. Обстоятельства обстоятельствами, а дисциплина у вас подкачала… Бенге не оставлял надежды:
- Где стажёры? – приставал он.
- В городе, в госпитале. В хороших руках, так что отстань!
- Идиоты! – рычал Беня. – Воевал бы я – город бы первым взял.
Они и взяли, Беня. Они взяли, а Кароль о том не узнал… Тем более, Ян.
- Воюешь не ты! – рассердился Ян. – Ты сидишь во мне, как гвоздь в musculus gluteus, и мешаешь! Шёл бы ты обратно, что ли?
Продвижение в глубь парка стало слишком опасным. Цель – аллея в получасе бега от казарм, уже была изучена разведкой. И что? Сплошной зеленечник и малышня за кустами. Зеленечник тут везде, куда ни плюнь. Либо салат с морковкой и виноград. Огороды, теплицы, птичники. Не курсанты, а крестьяне… Пятна леса, связанные зеленечником. А вот Деревьев – как не было. И отряд теряет людей. Зачем, если можно проще?
- Сплошную зачистку огнемётами! – распорядился Хрюша, и Пал вздрогнул. Не верил он в это. До последнего не верил. Ну, может, сработает…
- Отряд! На обед – печёные волчата с овощным гарниром! – воззвал Хрюша, и вперёд вышли огнемётчики. Струя огня обрушилась на парк, но огненные шары закрутились перед глазами ошеломлённого Хрюши: два… три… пять огнемётов превратили в факелы собственных солдат, посеяли панику, остановили стройный шаг шеренги. Пал нырнул в заросли и кинулся к аллее: защитить, собрать ребят… Как объяснить, кто он?
Кому будешь объяснять, Пал? Ты, знающий, прошёл через заросли как иголка, не встретив сопротивления, а вблизи аллеи, среди зеленцов, охранники – совсем молоденькие мальчики – не нуждались уже в твоей помощи: лежали заколотые и задушенные, и на каждом - листок: «Смерть волчарам!».
Невдалеке поднимался чёрный дым, и пятнал тишину жирный треск горящих деревьев.
Пал вышел к зеленцам-Деревьям. Тел стажёров под ними не было! Кароль эвакуировал установки жизнеобеспечения… И то легче – теперь стоять не столько за себя, сколько за Деревья.
Бени нет – это сообщала разведка Хрюши. Нет Бени! Был бы, может, удалось бы избежать этих смертей…
Хриплые крики, мелькание униформы Академии, заломленные руки… Хорошо. Теперь, Пал, не подкачай, сумей доказать вопящему, потному Яну, что ты не бобик, а вовсе стажёр. Кричи; тыкай в свою Иву, что совсем не просвечивает там, вдали: кустик маленький; говори о приключениях Петры – ведь только о нём знает Ян. Ну да! Петля, лифтёр Витька… Отпустили.
- Где ребята? Тела, то есть? – тотчас спросил он.
- В городе. В безопасности.
Пал побледнел. Каково это – умирать?
- Город взят ещё вчера. Сегодня зачистка. Нам не жить.
- Это им не жить - из-за вас! – гаркнул Ян, перекрывая голосом приближающийся рёв пожара. – Им – мальчикам и деревьям парка! Им не жить из-за вас и Бени, теоретика сраного! Убил бы! Висит на мне клещом, командует!
- Так ты послушай, козёл! – прорычал в сознании Беня. – Здесь уже ничего не сделать. Отступай с ранеными к Деревьям, к хижине Кароля, оттуда через лаз – за решётку парка к вертолётам. Что скажет Фёдор, коли жив, то делай. А сам – ты ведь ас – бери винтовку, защищай своих неумёх! Не нужны ключицы трупам обгорелым!.. И пусти к Палу, слово сказать.
- Бери команду, - велел Палу Беня, - прикрывай до аллеи и уходи, парень, в свою Иву. Хоть тебя спасу – счастлив буду. Очнёшься в госпитале, в городе – тогда спасай тела, какие сможешь. Ну, вперёд!
Ян вывел раненых и врачей к Фёдору. До вертолётов Хрюша ещё не добрался, и вскоре две грузовых стрекозы уже несли их туда, где о Хрюше и не слыхивали – на родину Робина. Сам Ян вернулся с Палом в аллею, сообщить уцелевшим курсантам, уходившим с Каролем, пятясь от огня, что вертолёты вернутся за ними: Фёдор обещал.
Встретив Кароля, Пал выполнил приказ Бенге: ушёл в Иву, а труп Берника унёс подальше от Деревьев Ян. Вроде незачем, а противно его тут оставлять.
Кароль тормозил эвакуацию курсантов, лихорадочно ломая ветви Деревьев, а потому передал их Яну, взмахом руки послав вперёд. Курсанты исчезли за стеной зеленцов, Ян уже нагнулся над проёмом в кустах, и Кароль собрался было продолжить…
Он не услышал выстрела: стреляли горящие кусты, гудели и стонали деревья – просто краем глаза увидел, как падает Ян, заливая кровью воронку под недоброй памяти ключицей… Ближний зеленец вдруг махнул ввысь, покрылся хвоей – и вновь исчез под камуфляжем.
Кароль механически отломил его ветвь, деревянным шагом подошёл к Яну… «По коленкам лупят кувалдами!» - вспомнил он слова Петры – и закрыл другу глаза.
В полуобороте увидел легендарного Хрюшу, обнял в падении свой букет – и укатился в кусты. Вспыхнула Секвойя, лизнула неожиданно яростным пламенем руку Хрюши, и выстрел ушёл в молоко. Пламя обрушилось на тропинку горящей вершиной и погребло тело Яна.
«Смерть волчарам!»…
Ты можешь гордиться этой эпитафией, доктор.
Ива не выполнила задания Бени: собственно, никто и не смог бы дать ей какое-либо задание. Пал лишь на мгновение завис над горящими телами, вздрогнул, увидев собственное лицо в полыхающих волосах – и влетел третьим в ганглий Тота. Тогда сознание Валенты взвилось болью и транслировало всем: «Деревья сожжены! Слышите, ребята? Сожжены Деревья!».
А сознание Пала уснуло в висцеральном ганглии Тота: третий в главном ганглии – действительно лишний. Боль потери Пала медленно уходила в сон…
Ницца
На орбите Ниццы оживление достигло апогея.
- Ну, люди, - передал по связи Сол. – Эти мальчики дали вам шанс. Остальное – уже ваше дело. Пастыри не дремлют!
- А мы не спим, - после некоторой ошеломлённой задержки откликнулись с транспорта Идеала.
- Хорошо, что не спите. Я не зря гонял транспорт: адаптеров теперь на всё хватит: летай – не хочу. Главная угроза снята…
Затрезвонила сигнализация. Типун тебе на язык, Сол! Пташек очухался, и взялся раскачивать транспорты. Вырваться из захвата для него теперь – дело секунд. Регулярная низкочастотная вибрация сотрясала трюмы и грозила транспортам гибелью.
- Йих! – процитировал Робин блок Вольда про Дениса. – А вот тебя дубенем! - Он пошёл на таран разведчика, разводя широкими обводами своего корабля с силовой защитой попавшие в переделку транспорты, что болтались на поперечинах креста.
Дикая боль пронзила Робина, лишила его сознания, выключила тело – и летящий в Пташека транспорт, вопреки намерениям Робина, нанизался на нос разведчика и разлетелся гигантскими вывернутыми обломками. Рубка, повреждённая при таране, тотчас заплыла оргапластом, проехала по спине разведчика, врезалась в поперечину, и крест корабля Пташека перестал существовать. Транспорты Сола и Идеала, раздвинутые и отброшенные боками корабля Робина, разлетались в стороны, спешно закрывая трюмы.
«Ты умер героем, Пта!» - сказал бы Пастырь Орвин, а Миша, латая свой ободранный бок, плюнул: «Сдох, как муха навозная!». Именно эта надгробная речь была предъявлена миру: Орвин геройски опередил своего агента даже в смерти.
А когда До Ли, ещё не знавшая технику работ с оргапластом, рационально рассудила, что материал имеет конечную массу, и смотала основную часть оргапласта на подвернувшуюся деталь транспорта Иризоны - разгерметизировали и открыли рубку. Робин сидел в ней голый - и осматривал конечности.
- Живой! – обрадовался Миша.
- Они спалили Деревья, - безжизненно прошептал Робин. – Валента передал - они спалили Деревья. Теперь я – это он…
И подумал в ответ на восторг Миши: «Что грибу сделается…».
За его спиной во сне улыбались иризонские пилоты. Вряд ли они улыбались бы, кабы им довелось увидеть Робина при получении вести: тело его словно прояснилось, и в этом хрустальном теле побежали синие огоньки ночесветок…
Да. Теперь ты – Робин. Только ты, потому что тел; – твоё и твоих товарищей – повстанцы нашли, опознали и ликвидировали излюбленным огнемётом.