Утром мне взгрустнулось. Старушка справилась по хозяйству и пошла сплетничать подругам, а Максим натягивал на себя старую куртку, намереваясь исполнить поручение бабушки – нарубить дров. Дров было много, моей помощи там не требовалось, и я вновь вздохнула, не вовремя вспомнив, что дома был телевизор, магнитофон, а здесь? А здесь ничего...
– Что заскучала, котенок? – ласково спросил Максим, целуя меня в шею. Приятно! Прижавшись к нему спиной, я тихонько вздохнула:
– Давай, я с тобой!
– Там холодно, малышка, – протяжно, как ребенку, ответил Максим, и я, посмотрев на улицу, вновь вздохнула. И в самом деле холодно. Вон, ветер какой! Может, наконец-то снег пойдет... – Ну вот, опять эта грустная мина. Сейчас улыбнешься... У меня кое-что для тебя есть!
Максим протянул мне что-то черное и плоское, и я ахнула! Портативный компьютер! Взвизгнув от восторга, я поцеловала Максима в губы и отправилась в хату осваивать новую игрушку, а Максим незаметно вышел на улицу.
Некоторое время мне пришлось повозиться, чтобы включить своего плоского приятеля, который меня сразу же порадовал неплохой скоростью и красивой заставкой. Дальше я уже и не лазила: без труда отыскав на рабочем столе свой файл, я щелкнула на нем пока еще непривычной мышкой и продолжила писать...
“Я снова в ту ночь оказалась в компании интеллигента и ненавидящего блатных верзилы. Старая лошадь дотянула таки усталую компанию до обещанной деревни, но уже на закате.
Почуяв приближение дома и горячительной заправки, проснулся и захр-возница, прикрикнул на свою лошаденку, встревожил задремавших попутчиков. На лице его показалось недовольное выражение, как у обиженного ребенка. Поменяв позу, он принялся растирать явно затекшие ноги, в то время как его друг рассматривал саму деревню.
Здесь было не так бедно, как в деревне Дала. Захры здесь были откормленные и не столь пропившиеся, как там, храм посреди площади казался гораздо величественнее, а дома выделялись красивой резьбой и причудливо украшенными наличниками. Либо это была зажиточная деревня, либо та – бедной. Даже коты здесь были, как и полагается котам – нормальные, а не облезлые доски с глазами...
Но интеллигента местные красоты волновали мало. Спрыгнув на землю возле храма, он, почтительно склонив голову, направился внутрь, в то время, как его дружок приплясывал на площади, пытаясь согреться и размять затекшие конечности. Я осталась с ним, и не зря – не успел мой худой дружок дойти до храма, как в дверях величественного здания показался жрец собственной персоной. Он здесь тоже был особый – маленький, полноватый, с доброй улыбкой на откормленном лице и маслеными глазками:
– Да хранят тебя Боги, почтенный, – сказал интеллигент с легким акцентом. Ранее за ним этого акцента не отмечалось.
– И тебя пусть хранят, – ответил жрец.
– Говорили нам, ждете важного гостя, не опоздали ли мы?
– Как раз вовремя юноша, – усмехнулся жрец. – Еще и отдохнуть успеете.
Глаза жреца на мгновение сверкнули: мимо него к дверям храма бочком-бочком продвигалась хитроватого вида кошка.
– Дина! – молоденькая девчушка, будто только ожидая приказа, вскочила в храм. – Проводи гостей в дом старосты и забери свой мешок с шерстью!
Дина была хорошенькой рыжеволосой девчушкой лет тринадцати с изумительной россыпью веснушек на бледной мордашке. Ее шею, как и у большинства деревенских жителей, украшал ошейник, который, казалось, вовсе не смущал красотку. Как и не смущало присутствие жреца. Видимо, авторитетом последний у деревенской молодежи не блистал. Поймав трехцветную кошку, ответившую виноватым мяуканьем, девочка шаловливо поклонилась жрецу и вывела гостей на все ту же деревенскую улицу. Через несколько шагов упрямое животное начало вырываться, явно намереваясь вернуться в храм, за что девчушка тихонько шикнула и раздраженно дернула животное за хвост. Поняв, что девочка не в духе, кошка успокоилась и даже изволила помурлыкать, бодаясь тупой мордочкой в шею хозяйки.
Они прошли к просторному дому, где, не смотря на раннюю весеннюю пору вовсю шли работы. Молодой парень без знака захра работал во дворе, подравнивая немного покосившийся забор. Увидев пришельцев, он ласково улыбнулся девочке, и, выйдя через калитку, направился навстречу гостям:
– Добрый день, господин, – начал интеллигент.
– И тебе добрый, – ответил мужчина, слегка сузив глаза.
Ему явно не понравилось, что девочка остановилась тут же и слушала их разговор. Плутовка, поняв, что ее заметили, чарующе улыбнулась хозяину и резко повернувшись, побежала вниз по дороге. Пушистый кошачий хвост развевался из-за ее бока.
– Мое имя Ланс. Моего друга зовут – Белен. Мы родились за пределами вашей страны и прибыли в Ласкан, чтобы найти здесь свое место.
– Хотите вступить в одно из сословий? – мой рот открылся от изумления – здорово здесь поставлено образование, если даже обычный деревенский парень знал иностранные языки. – О, не удивляетесь, мой отец старейшина, а я – сказитель, и моя мать из вашей страны. Я ведь правильно угадал ваш язык?
– Правильно, – слегка нахмурился Ланс. Зато Белен вдохновился – теперь и он мог поболтать с хозяевами, чего несдержанному верзиле явно не хватало. – Мы действительно хотим вступить в одно из сословий.
– Знаете вы, что дороги назад не будет? – предупредил сын старейшины, ведя гостей в дом. Белен напрягся, а Ланс кивнул в знак согласия. – Завтра вы поедете с жрецом в столицу. И со мной. Отдых закончился, наступила пора возвращения к моим песням. А пока, добро пожаловать в мой дом, дорогие гости! Матушка будет рада перекинуться с земляками парой слов на родном языке. Входите!
Впервые я вошла в одну из деревенских изб. Она немногим внутри отличалась от наших, только вот стекла на окнах были желтоватые, отчего солнечный свет в избе казался более теплым и насыщенным. На столе, накрытым белоснежной скатертью с синей вышивкой, стояла плоская вазочка с букетиком из подснежников с несколькими колокольчиками сон-травы. Вдоль стен простирались широкие лавки, накрытые вышитыми покрывалами. На одной из лавок сидела девочка лет двенадцати в синем платье, склонившаяся над шитьем. У ее ног разлегся маленький песик неизвестной породы, то и дело покусывавший подол хозяйки. Рядом с девочкой примостилась пушистая черная кошка, вылизывая лапу с белым башмачком.
Жена старейшины оказалась дородной, милой женщиной с вечно улыбающимся лицом. Видно было, что у нее не слишком покладистый характер, что не мешало ей встретить гостей вежливой улыбкой и обильным угощением.
Пришельцев усадили на скамье вдоль стола, хозяйка побежала готовить ужин, а молодой человек, извинившись, пояснил, что надо закончить перед отъездом ремонт забора, и вышел из хаты, оставив гостей в одиночестве за покрытым скатертью столом.
– Ты не сказал, что это навсегда! – прошипел Белен, когда они остались одни, почти одни, если не считать девочку, не обращавшую на гостей никакого внимания.
– Чего ты боишься? – понизив голос спросил Ланс, поглаживая ластившуюся к ним рыжую кошку.
– Рабства боюсь! В такой деревне, как эта!
– Мой господин хорошо владеет своим кинжалом? – внезапно спросила неизвестно откуда взявшаяся молодая женщина, поставив на стол котелок с варевом, вкусно пахнущим капустой и мясом.
– А кто им не владеет? – усмехнулся Белен.
– Тогда чего вы боитесь? – спросила женщина, вернувшись к печи.
Через некоторое время возвратился и сказитель, к ночи подошел и старейшина, прибежала от подруги шустрая дочка хозяйки, и все сели за столом, обсуждая последние новости. Сказитель рассказал несколько сказок, порадовав гостей хорошо поставленным голосом, а девочка спела пару деревенских песен так прочувственно, что Ланс несколько раз одергивал Белена, боясь, что его товарищ своим вниманием к хорошенькой девушке настроит против них хозяев. В общем, вечер друзья провели с пользой – Белен был теперь больше уверен в своем будущем, а на щеках Ланса играл румянец от крепких напитков, а хозяйка размякла от знакомых звуков полузабытой молодости. Спать они легли, когда во всей деревне давно не осталось ни единого огонька”.
Пришла старуха-хозяйка, и мне пришлось оторваться от компьютера. Но сегодня бабушка Максима была более благосклонна, будто что-то поняла или просто поменяла тактику. Как бы там ни было, но старушка подошла ко мне с огромной кружкой парного молока и, немного застенчиво улыбаясь, пробормотала:
– Пей, дочка, щечки румянцем заиграют!
На что мне ее румянец! С подозрением посмотрев на кружку, я все же отпила глоток. Молоко показалось мне мягким на вкус и слегка отдавало коровой. Под бдительным оком старушки я осушила всю кружку.
– Что ты делаешь, деточка? – спросила старушка.
– Ничего особенного, – пробормотала я. – Доклад пишу... по психологии...
– Ну да, не дают вам и в праздники покоя, – посочувствовала старушка. – Ну ты пиши, пиши, не буду тебе мешать, пирожки к обеду сделаю.
– Дайте, я помогу!
– Ну что ты, доченька, не надо! Сама уж справлюсь, да и сподручнее мне одной, привычнее. А ты отдыхай, родная, головку береги. А то ведь она твое единственное богатство... Красы Бог не очень-то дал...
Уколола таки! И черт с ней!
“В праздничную залу я вошла вслед за Манрадом. Уже несколько снов связывались с этим мужчиной, хотя я его инстинктивно боялась. Иногда мне казалось, что Манрад знает о моем присутствии. В такие моменты его глаза темнели и он обеспокоено озирался. Но меня в этом мире не видел никто. Даже он.
Злясь и негодуя на свой своенравный сон, летела я за ним и фавориткой по коридорам замка, по ходу затушив пару свечек в руках напуганных слуг. Кажется, я научилась действовать в этом странном мире, и от этого осознания становилось легче.
Иногда мне приходилось проходить сквозь людей. Это было неприятно как для меня, так и для них: оставляла я за собой бледные лица и запах мокрой от пота одежды.
В дверь залы Манрад и его красавица входили разными дверьми. Я, естественно, шла вслед за мужчиной, но пока я приходила в себя от увиденного великолепия нарядов, блестевших среди свечей, фаворитка уже оказалась рядом. Так близко, что я чувствовала ее дыхание. Кстати, очень свежее дыхание.
– Как же он жалок! – процедила фаворитка, улыбаясь дородному мужчине на троне. Несомненно, местному повелителю. – Вообразил, что я в него влюблена!
– Ты любого обведешь вокруг пальца, душа моя, – Манрад низко поклонился прошедшему мимо мужчине и осмотрел залу. – Мы вовремя – принцессы еще нет.
– Встанем чуть поодаль от трона, у той ниши, и подождем нашу выскочку.
Кто это еще выскочка! Возмутившись за юную девушку, я отомстила фаворитке тем, что намеренно прошла через ее шикарное тело. На миг я слилась с ней, и это было неприятным – будто в тебя входят щупальца чужого осознания мира. А мир для этой красавицы крутился вокруг ее собственной особы. Выходить из такого прекрасного тела было больно и мучительно. Как для меня, так и для нее... Фаворитка сильно побледнела, и Манрад обеспокоено схватил ее за руку:
– Что с тобой?
– Легкая слабость..., – прошептала женщина.
– Ты не...
– Нет, – усмехнулась она. – Это семя больше не принесет всходов. Да и поздно мне...
Они начали продвигаться сквозь толпу, а я за ними, стараясь более не сливаться с людьми – слишком накладное это удовольствие!
– Не заблуждайся на счет принцессы, – заметил вдруг Манрад, когда они достигли ниши. – Она опасный противник.
– Она? – засмеялась фаворитка. – Не думаю.
– Значит, ты ее еще не видела.
Не успел он этого сказать, как по толпе пронесся восхищенный шепот, и в дверях возникла Анлерина – воздушное создание, пленительное и гламурная, как с экрана телевизора. Рядом мягко вышагивала Лили с новым ошейником, украшенном алмазами, а сзади следовали одетые в одинаковые мужские костюмы телохранительницы. Стоило им войти, как разговоры затихли, а все взгляды прилепились намертво к Анлерине.
Надо было видеть в этот момент глаза фаворитки. Там явственно читалась смесь зависти, гнева и ревности. А кто бы возразил? В своем платье пышущая юностью Анлерина казалась гораздо красивее стареющей красавицы.
– Кто ей выбирал это платье? – прошипела Сарадна, взяв себя в руки.
– Я, – невозмутимо ответил Манрад.
– Мог бы так и не стараться! А телохранителей?
– Я, – немного язвительно заметил Манрад.
– Моему сыну слишком повезло с невестой, – прошипела фаворитка. – Боюсь, его счастье не продлиться долго.
– Возьми себя в руки. Мы не одни!
Король, увидев дочь, поспешно сошел с трона и поспешил ей навстречу. Теперь, когда его лицо осветило изнутри искреннее чувство, он казался почти красивым. Анлерина, несколько холодно встретив объятия отца, тихо прошептала ему несколько фраз и, непринужденно опираясь на не слишком сильную королевскую руку, прошествовала к изящному стульчику, стоящему рядом с троном. Не успела она усесться, как Лили легла в ее ногах, примяв чудесное платье. Заиграла музыка и по залу закружились разноцветные пары.
Я, не решившись крутиться рядом с танцующими Манрадом и Сарадной, подплыла к принцессе. Теперь я уже могла сама, по собственной воле, двигаться в этом мире. Лили, что-то почувствовав, глухо зарычала, но мягкое движение хозяйской ручки мгновенно успокоило норовистую кошку.
– Как доехала, моя дорогая? – спросил король.
– Отлично, отец, – холодно ответила Анлерина. Между этими двумя явно пробежала черная кошка, но мое знание этого мира не выходило за пределы того, что я видела.
– Дом соскучился по тебе, – примирительно прошептал не столько король, сколько отец.
– И по моему брату тоже, – так же мягко ответила девушка и, заметив, как побледнело лицо отца, поспешно добавила:
– Я рада, что вернулась домой, отец.
– Я не понимаю, о ком ты говоришь, дочь моя! – холодно ответил король, окончив разговор.
Холодное лицо Анлерины побледнело, но через мгновение губы ее вновь озарила легкая улыбка”.
– Привет! – сказал Максим, прижимаясь ко мне колючей щекой. От него пахло странной смесью зимней свежести и пота. – Заканчивай, душа моя. Идем обедать.
– Ты сам-то закончил? – спросила я, послушно выключая компьютер. В отличие от моего старичка этот вырубился почти мгновенно.
– Нет, но после обеда закончу. И весь вечер буду твой.
Я сжала губы и выразительно посмотрела на старуху.
– Я поведу тебя на прогулку под звездами, – понимающе промурлыкал Максим. – Ты ведь не против?
– Боюсь, звезд я не увижу, – засмеялась я. – Только тебя, мой милый.
Зря я надеялась, старуха вовсе не угомонилась и наша невидимая битва продолжалась. Милая старушка пожаловалась внуку, что тесто сегодня начисто отказалось всходить. При этом божий одуванчик выразительно посмотрел на меня. Слава Тебе, Господи, я уже и в этом виновата!
Пирожки и в самом деле не удались. На вкус они оказались вязкими, хоть корочка у них и была подгоревшая. И как только старушка умудрилась такое сотворить? Кто из нас еще ведьма? Тем не менее, Максим ел с явным удовольствием, удивившим меня и мой привыкший к стряпне неумех подружек желудок. Одно и трех, либо он проголодался на тех дровах до такой степени, когда уже все равно что есть, лишь бы есть; либо делал вид, что вкусно; либо его мать унаследовала кулинарное искусство от этой милой старушки, и Максим к подобной гадости привык с детства. Ничего, приедем в город, я его угощу настоящей выпечкой! Я тоже готовлю не очень, но гораздо лучше, чем некоторые...
Чай тоже был особым. Уж не знаю, где она взяла такой сорт, либо это была виновата колодезная вода, но чай явственно отдавал грязью! Отпив несколько глотков для вежливости, я почувствовала, как запротестовал желудок, и взмолилась, чтобы мне не пришлось бы сегодняшний вечер провести в туалете. А туалет-то у бабушки на улице... Оказывается, мишкины селедка с молоком это еще не так страшно...
Одним словом, для меня обед закончился быстро, и старушкино парное молоко я вспомнила почти с любовью. Да, на эти праздники я лишних килограммов не наберу!
Максим что-то сделал с батареями ноутбука, и я с удовольствием уселась за прерванную работу. Желудок до сих пор не унимался, съеденное просилось обратно, старушка посматривала на меня косо, и мне почему-то захотелось удрать отсюда, удрать как можно скорее, но куда удерешь? Ветер на улице стих, и я успокоила себя мыслью о предстоящей приятной прогулке. После этого даже старушкины выходки стали казаться глупыми и немного смешными, а боль в желудке – мелкой неприятностью.
“По обеим сторонам дороги начали распускаться березки, свежий ветерок тормошил набухшие кисти черемухи, а солнышко уже касалось румяным краешком земли, когда мы достигли города. Ехать на лошади за спиной Ланса было гораздо приятнее, чем присутствовать на приеме рядом с фавориткой. Здесь и люди были проще, и проблемы их мне ближе.
Ланс меня не чувствовал, да было это не странно – лицо моего знакомого покрылось смертельной бледностью, глаза потухли, кожа приняла серый оттенок, и я поняла, что мой друг просто устал. Осторожно вторгнувшись в его тело, я ощутила страшную боль в одном месте, и страшное желание слезть с проклятой лошади. Удерживала от подобного действия только хорошо знакомая мне мужская гордость: в повозках за его спиной ехали женщины и дети, а он не был ни одной, ни вторым. За что и мучился.
Смилостивившись над жертвой гордыни, я осторожно влила в него часть своих сил, и Ланс слегка воспрял духом, как, впрочем и я от своего новооткрытого таланта. Когда мы остановились у огромного серого здания, Ланс устало соскочил со своего лошади, и мне пришлось вновь слиться с ним – иначе он упал бы от усталости на серые камни. Почему я так сострадала этому странному мужчине я и сама не могла понять. В этом мире я многого не могла понять.
Мы остановились у залитого последними лучами солнца огромного серого здания. К украшенному тонкими колоннами входу вели длинные невысокие ступеньки, но и они усталым путникам были уже неподъемны.
Внутри оказалось в меру прохладно. Все помещение, разделенное на небольшие комнаты тонкими арками, было заполнено ложами, на которых, укрывшись грубыми шерстяными одеялами спали многочисленные мужчины. Белен, которому утомительное путешествие тоже не далось даром (у верзил часто бывает маленький лимит выносливости), направился было к ближайшему ложу, но более опытный Ланс, придержав друга, устало показал на небольшой бассейн возле входа.
– Надо снять одежду, – Белен послушался.
Бредя вслед за другом, он вполголоса осыпал проклятиями как Ланса, так и его жрецов, а я внимательно слушала незнакомые мне пока слова – надо же учиться местному подобию мата.
Но тут я поняла, что немного не туда попала. Ланс легко скинул одежду (всю!) и залез в бассейн, смывая накопившиеся пот и грязь. Прежде чем отвести свой невидимый взгляд от обычно недоступным моим глазам мест, я заметила, что худой, оказывается, ничего! Мышцы Белена тоже впечатляли, хоть и двигался гигант медленно, как будто шел через воду.
Вышли они скоро, что было вполне понятно – оба устали, а усталость не благоволит вынужденному купанию. Ланс потянулся за мягким куском небеленого льна, как гигант сообразил:
– Где моя одежда!
Хороший вопрос – закрывая глаза на окружающую мужскую наготу, я тоже не заметила, кто унес одежду моих друзей. А если бы и заметила – смогла бы помочь?
– Ее выстирают и вернут завтра, – тихо ответил Ланс.
По взгляду Белена я поняла, что лишь усталость заставила гиганта сдаться. Потеря одежды казалась уже не столь значительной перед потерей сил, которых и так уже не осталось.
Ланс и Белен повязали бедра льном, и я с облегчением вздохнула – теперь они выглядели, как мужики после сауны, то есть вполне прилично. Ланс уверенно провел своего товарища через дебри ложей и выбрал два почти у самой стенки. Умный выбор – здесь было слегка теплее, и ходили вокруг не так часто. Почти все ложа вокруг были свободны, лишь на одном лежало чье-то тело, завернутое в шерстяное одеяло. Услышав шаги, незнакомец слегка повернулся и я, к своему восторгу и ужасу, увидела перед собой полузабытое лицо Дала.
– Вы вернулись последними, – сказал Дал. – Поэтому отдохните как следует. Завтра будет испытание.
– Я не встану! – взревел гигант.
Дал осторожно стал со своего ложа, порылся в стоявшей рядом котомке и достал нечто, напоминающее завязанный тряпочкой пухлый кувшинчик. Когда он развернул тряпочку, я почувствовала пряный запах трав, закруживший мне голову, а тем временем Дал подошел к Лансу и уверенно сорвал с него льняную тряпочку. Мне опять пришлось закрыть глаза. Проигнорировав рык Белена, Дал тем временем уложил Ланса на ложе и натер уставшие конечности мазью. Это я поняла по распространявшемуся по помещению запаху. А когда открыла глаза, Ланс уже спал, Дал с невозмутимым видом обрабатывал смущенного Белена, и я вдруг подумала – как хорошо иметь друга-массажиста... Когда мягкие руки касаются твоих плеч...
Дал тем временем собрал свои принадлежности обратно в котомку, вымыл в предусмотрительно построенном рядом фонтанчике руки и вернулся на ложе. Вскоре все помещение начало заполняться людьми – возвращались с прогулки по городу восторженные люди, столько лет проведшие в деревне. Вернулся и синеглазый мальчишка с деревни, которого Дал назвал Юной.
Вскоре в помещениях стало тихо, потом раздался то из одного, то из другого угла храп, в нотках которого я узнала арию Белена. Для меня же ночь закончилась быстро – я просто закрыла глаза, открыла и вот уже недавно искупавшийся Ланс поднимал легким касанием руки Дала. Белен, только что поднявшийся, устало потягивался на своем ложе, напевая какую-то песенку.
– Где одежда? – осторожно спросил Ланс. – Ее вчера унесли.
– Почему так рано? – зевнул Дал.
– Деревенская привычка. Как тебя зовут?
– Дал, – юноша заметил взгляд синеглазого и добавил:
– Мой друг Юна.
– Я – Ланс. Мой друг – Белен.
Дал потянулся, лениво слез с ложа и прошлепал куда-то босыми ногами. Юна, улегшись на спину, принялся задумчиво рассматривать потолок. Путешествие явно пошло юноше на пользу: на щеках заиграл румянец, а на костях появилось немного мяса. Видимо, еда, которая казалась другим скудной, после долгого голодания пришлась ему по вкусу.
Пока Дал гулял, остальные уже успели выкупаться и проснуться. Белен больше не зевал, Ланс расчесывая пальцами мокрые волосы, кивнул Далу, вернувшемуся в сопровождении женщины (не все здесь такие щепетильные, как я!) с подносом, на котором аппетитно дымились четыре чашки с каким-то зельем.
– Если меня так будут кормить, то стану как тот пес из деревни – голодный и злой! – прошипел Белен.
– Господину мало? – искренно удивился Юна.
– Вы странные, друзья мои – пришли в страну, которая только очнулась после голода, а требуете изысканной еды, – пояснил Дал. – Здесь кормят в соответствии с вашим статусом в обществе. В данный момент вы – неизвестно кто.
– А вы? – спросил Ланс, отпивая из чашки хороший глоток.
– Я – захр. И мой друг тоже.
Ланс с некоторым недоумением посмотрел на своего нового знакомого, отставил на ложе чашу и начал неторопливо одеваться. Дал внимательно посмотрел на его лук и уважительно кивнул.
– Метите в бранеоны?
– Почему бы и нет, – пожал плечами Ланс. – А ты?
– Мне все равно.
Ланс внимательно посмотрел на Дала. Его губы слегка приоткрылись, как бы готовясь задать вопрос, но юноша промолчал. Я его вполне поняла – неблагодарное это дело решать за другого. Но я решала. Мне до боли было жаль этого побитого жизнью Дала, которому теперь по сути было все равно – быть рабом или свободным.
– Зря ты, брат, – покачал головой Ланс, все же не выдержав. – Ты способен на большее. Боги дают нам таланты, чтобы мы их использовали.
– Время покажет, – пожал плечами Дал.
В это время в здание быстрым шагов вошел рослый мужчина в красном плаще и прокричал:
– Подъем!
Сразу же маленькая зала заполнилась голосами. Те, кто проснулись, будили заспавшихся, кто-то зевал, кто-то смеялся, и общей стайкой они медленно подтягивались к бассейну. Быстрые девушки, не обращая внимания на наготу мужчин, раздавали чаши с едой. Белен, воспользовавшись суматохой, цапнул еще одну и опорожнил ее, не обращая никакого внимания на укоризненный взгляд Юны.
Вскоре чистая и одетая толпа мужчин выхлестнула из здания, смешавшись с такой же толпой женщин, хлынувшей из здания напротив. Представительницы моего пола были, надо отдать дань справедливости, гораздо шумнее мужчин, они часто поругивались, жаловались на плохое содержание, в то время как почти все мужчины были сосредоточены и тихи.
Вся толпа, влившись в единую струю, протекла через огромную арку. Я, открыв в себе новые способности, летела над головами идущих, стараясь не потерять из вида Дала и его новых друзей. Это было сложно. Как и для них оказаться неразлученными в людском море. Вскоре многоголовый поток хлынул под арку и, притормозив в огромном амфитеатре, разбился на ручейки, растекаясь по ступенчатым выступам, заменяющих скамейки. Изредка то один то другой участник намечающегося представления со страхом посматривал на подковообразное сооружение посреди арены, где располагались кресла.
Но вот все затихло – на арену медленно вышли представители Совета (откуда я только знала про Совет?). Их было восемь, и, к моему удивлению, в Совете в равных пропорциях присутствовали и женщины и мужчины. За советниками разместились в белоснежных одеяниях жрецы. Среди них я с трудом выловила бледное лицо поэта и того жреца, что выдвинул Дала.
Тишина стала почти осязаемой. Один из советников взял в руки свиток и зачитал первое имя. Испытание началось.
Я не следила за происходящим на арене – мне не дали. Все поддернулось дымкой, фигуры затанцевали передо мной в страшном вальсе размытых образов, и вот я уже стою возле несколько заскучавших Дала и его друзей, а над толпой проноситься знакомое имя.
Дал медленно поднялся со своего места и спустился по ступенькам прямо к арене. Ланс пожирал его фигуру страстным взглядом – было видно, что он переживает за странного незнакомца. Я тоже переживала. Холодная рука страха охватила мое сердце и стало больно, очень больно... и за себя и за него. Вперед вышел нашедший Дала жрец:
– Данный человек проживал долгое время на моем участке и высказал множество умений, которые, на мой взгляд, не соответствуют его статусу захра. Думаю, что Алиссия вполне может использовать Дала в качестве бранеона.
– Я не согласен! – выступил перед Советом неведомо откуда взявшийся поэт. – Это человек слишком высокомерен, он не может быть лоялен к кому-либо! Только в образе захра он поддается контролю, как бранеон он может стать предателем!
– Странное высказывание из уст того, кто не смог понять всей важности своего поста и оставил своих людей в час опасности, – заметила одна из женщин Совета.
– Их было слишком много! – прошептал поэт, смертельно бледнея.
– Мы принимаем ваше мнение, жрец, – мягко заметил сосед женщины. – Осмелюсь напомнить своей коллеге, что не стоить ворошить оплаченное прошлое. Наш друг дорого заплатил за свою ошибку. Что вы умеете делать, Дал?
– Владеть любым видом оружия, – холодно ответил Дал.
– Любым? – переспросил советник. – Докажите!
Далу принесли лук и стрелы. Мой милый, улыбнувшись, встал на какое-то возвышение, снял широкий пояс и завязал себе глаза. Прошептав несколько слов, он натянул тугой лук. Возвышение взмыло в воздух и начало крутиться. Быстрее, еще быстрее, и вот стрелы полетели вперед, одна за другой пробивая мишени. Толпа выдохнула, а я восхитилась техникой внешне невзрачного мира.
– Кнут! – приказал мой захр.
Оказывается, он умеет приказывать! Кто-то вложил рукоятку кнута в ожидающую ладонь и захр, мягко улыбаясь, поманил одного из праздно взирающих на представление воинов.
Я бы не пошла! Такая улыбка бывает только у человека, который даже представить себе не может поражение, настолько уверен в победе. Воин тоже так улыбался. Вытягивая быстрыми движениями из-за пояса дротики, он пытался достать Дала, но тот был быстрее. Едва уловимое движение, и Дал встал над противником, запутавшимся в кольцах кнута.
– Это все, что вы умеете? – спросил советник.
Дал промолчал. Расценив это молчание по-своему, выступил вперед все тот же жрец, и начал быстро перечислять:
– Нет, господин! Люди рассказывали мне, что этот человек человек умеет врачевать раны так же легко, как и наносить их, что он запросто говорит с иностранцами на их родном языке, прекрасно обходится с животными и умеет решать даже самые острые конфликты. Он прирожденный лидер!
– Он опасен! – возразил поэт. – Все, что сказал мой брат – правда, но мой излишне благодушный и легковерный брат забыл рассказать Свету о гордыне этого захра, о его полной неспособности подчиняться приказам!
– Моим приказам он подчинялся неплохо, – криво усмехнулся жрец. – Может, мой брат отдавал не те приказы!
– Братьям не стоит ссориться, – заметила одна из женщин, та самая, что вмешивалась и раньше. – Совет считает, что этот человек слишком хорош для захра. Совет решит его судьбу. Как и твою, жрец. Ты ведь ЗА ЭТИМ сюда пришел? Судьбу захра решаешь не ты, а твой брат. Он привел сюда Дала, ему и говорить. Или ты забыл законы?
Все поплыло перед моими глазами. Я так и не узнала, чем кончился словесный поединок в тот день – тот, кто владел мною в этом мире, вновь решил за меня. Он решил, что все остальное, происходящее на арене, не стоит моего внимания, и я не могла сопротивляться. Вместе со всеми слушала я, как Дала и его друзей поместили в некий отряд бранеонов, охраняющий Южный квартал. Опять Южный квартал? Что им там предстоит делать? Играть роль местного ОМОНа?
И вот я снова оказалась среди четырех новых друзей, возвращающихся в казармы, и слушала их разговор. Говорили они на языке Белена, к особому удовольствию самого верзилы. Дал говорил на этом языке с легким акцентом, но, в общем-то правильно, Юна молчал, но его внимательно поблескивающие глаза говорили, что и он отлично улавливал нить разговора:
– Не радуйтесь, – разочаровал друзей хмурый Дал. – Это один из самых опасных районов столицы. Там умерли очень многие.
– А драки будут? – с надеждой спросил Белен.
– Драки – не лучшее дело среди таких людей, – ответил Дал. – Это тебе не деревня. Один удар ножом в спину – и никакие мускулы не спасут.
– Переживем! – оптимистично заметил довольный Ланс.
– Переживем, – усмехнулся Дал. – Тем более, что лично у меня появилась еще одна проблема.
Ланс нахмурился:
– Жрец?
Дал кивнул:
– Его тоже отправили в Южный район.”
Максим пришел вовремя. Обняв меня за плечи, он посмотрел на экран и ласково улыбнулся:
– Опять Дал?
– Максим..., – начала я.
– Не надо, – прошептал он, зарывая лицо в моих распущенных волосах. И когда только успел стянуть заколку? – Не порть мгновения. Вырубай бездушную машину и пойдем гулять...
И мы пошли. Ночь была великолепная, хоть и без снега. Луны я не видела, но и света звезд вполне хватало. Любуясь их призрачным сиянием, я прижималась спиной к груди Максима и дышала в такт с ним... Я была счастлива.