Сны всё-таки, до чего удивительная штука. Проснешься, и, обалдев от увиденного, думаешь: откуда это, почему такая ерунда, или такая красота приснилась, и не сразу можешь от этого сна отойти, как будто из другой жизни вернулся. И сонники эти с мифами, о том, что и к чему снится, и толкователи с серьезными лицами вкручивающие мозги впечатлительным личностям, которые, на самом деле, и не верят этим россказням, а просто хотят, хоть одним глазком заглянуть в будущее, или испытать судьбу. А эти суеверия – маленькая девочка, увидев страшный сон, вскакивает с постели и бежит в ванную, чтобы холодной, только холодной, водой смыть этот гадкий сон, а то он может сбыться. И ведь никто её не учил, особенно, так, где-то слышала, или бабушка шепнула, когда она была еще совсем маленькая.
А есть сны преследователи, и снятся, и снятся из ночи в ночь, из года в год, и не уходят.
К ним привыкаешь, и когда смотришь, знаешь, что будет в следующую секунду, и всё равно каждый раз удивляешься, если он не ужасный. Такие сны ты сам себе объясняешь и приукрашиваешь, а уж если рассказываешь, так столько еще напридумываешь того, что сделает его таинственней и интересней для слушателя, что «не в сказке сказать, не пером описать».
Есть у меня сон, как хороший знакомый. Этот сон преследователь снится мне очень давно, он как старый любимый фильм, который я смотрю, и он мне не надоедает. И сюжет я знаю прекрасно, но каждый раз появляются детали и обстоятельства, которые делают его привлекательным и ярким. В этом сне я прыгаю обычно с очень большой высоты, обычно с какого-нибудь здания, хорошо знакомого мне. Этажей может быть и пять, и сорок, а приземляться надо и на траву, и на асфальт, и, просто, на землю покрытую камнями. Прыгаю я, естественно, без парашюта и без зонтика. Однажды, какой-то парень мне подсовывал зонтик, я отказался, и объяснил ему, что зонтик мне не нужен, и я не хочу его сломать, ведь он же вывернется при падении, будет мешать при приземлении, и вообще, может навредить траектории полета. У меня был такой случай в жизни. Я последний раз прыгал с трамплина и взял лыжные палки в одну руку, они были на вершине. Ну, естественно, в полете повело в сторону палок и я загремел. Не помню, рассказал ли я этому парню, про трамплин, но он больше не появлялся со своим зонтиком во сне. Главное в этих снах приготовление, когда я выбираюсь на карниз окна. А он же – покатый и скользкий, да еще руками не за что не ухватиться, чтобы не свалиться без особенного ритуала. Он заключается в том, что я вселяю в себя уверенность, что не за что не разобьюсь, и как всегда мастерски приземлюсь на мои сильные ноги, которые выдерживали и не такие удары. Нет, конечно, страшно, когда ты стоишь на узеньком карнизе, где и кот сорвался бы вниз, а перед тобой пропасть в пятьдесят метров, но, странное дело, внизу, там, на земле никогда, никого не бывает, да и сзади всего один раз был этот парень, а так пусто, то есть ты один. Иногда приходят мысли, вернуться и не испытывать больше судьбу, но я не разу не возвращался.
Дома бывают разные. Это мой пятиэтажный сталинский дом, где я вырос, и многоэтажки на Новом Арбате, и телебашня и небоскребы. Причем, чем старше я становлюсь, тем выше выбираю здания.
Но главное в этих снах – прыжок. Во-первых ты ощущаешь себя героем, и знаешь, что кроме тебя на это никто не решится, если он не самоубийца, и второе – сам полет и приземление. Не было случая, чтобы я, неправильно поставил ноги в точке приземления, и не погасил бешеную скорость своими эластичными и мощными мышцами. Оказавшись на земле, я с чувством выполненной задачи и с гордостью собой спокойно просыпаюсь и радуюсь не знаю чему.
Я додумался, почему мне снится этот сон. Еще в молодости, я перетренировался и переработал, в результате чего у меня появились экстрасистолы. Это вид аритмии, обычно, из-за недостатка калия в гладкой мышцы сердца. И мои сны преследователи – это мои замирания сердца.