В КАПКАНЕ ЖИЗНИ. РАССУЖДЕНИЯ
Стоя в тени бледного неба, одержимого холодом ранней весны, её грязью, слякотью и тоской, Ты пытаешься…, нет! – инстинкт самосохранения, трусливый скорченный паук, засевший в сложной и замысловатой паутине твоего Разума, пытается оправдать приговорённого к смерти преступника, самого хитрого и самого гнусного из всех преступников – Жизнь! Что же говорит Тебе этот подлый и бессовестный лгун, чтобы убедить отказаться от Освобождения?!! Во-первых, коварная тварь лжёт тебе о людях: она всячески пытается отыскать хорошие стороны в этих ненавистных и омерзительных для Тебя существах. Ты, разумеется, справедливо пресекаешь её нудную и витиеватую речь, гневно возражая, что нельзя вечно рыться в навозной куче только оттого, что какой-то непроходимый идиот заявил, будто в ней есть «жемчужные зёрна». Какой там жемчуг! Но пускай даже они есть – глупо надеяться отыскать их в таком чудовищном нагромождении дерьма, каковым является человеческое общество. Тут хитрый паук говорит Тебе: «Что ж, значит нужно идти на компромисс с людьми!» На это ты просто смеёшься ему в глаза: «Компромисс? Да разве вся моя жизнь не была тем жалким и унизительным компромиссом, о котором ты мне сейчас рассказываешь?!! А ну, вспомни-ка – уже в детстве я пытался влиться в стаю, что вышло из этого тогда?» Паук начинает оправдываться: «Тогда было совсем другое дело – ты же был наивным ребёнком и не умел притворяться….»
- Увы, я не научился этому и сейчас! – восклицаешь Ты, вспоминая, как ещё недавно повторил попытку найти с людьми общий язык. – Чем оканчивались все мои попытки, старые и новые, влиться в тот или иной поток, в одну из тех многочисленных рек, из которых состоит весь этот пёстрый людской океан?
И Ты прав – Стая только смеялась над подобными твоими попытками и, воистину, смешён тот лев, что, не найдя в саванне схожих с собой, станет вдруг упрашивать гиен и шакалов принять его к себе! Но даже если бы Тебе всё-таки удалось «влиться» в эту канализацию, Ты погиб бы, как погибает чистый ручей, едва только соприкоснувшись со зловонной жижей болот.
- Тогда не стоит и рваться в такой хлев, живи и радуйся творениям великих и детищам собственного Разума, пей чудесный нектар искусства, словно бабочка или колибри из этих прекрасных цветов! – говорит Паук.
- Даже если я и признаю эти твои «цветочки» таким уж чудесными и сладостными для души – одним нектаром сыт не будешь! А значит, придётся, живя в Стае и оставаясь абсолютно чуждым Стае, делать то, что посчитают нужным другие. Ты скажешь, может быть, что и тогда остаётся достаточно времени на нектар? Беда только в том, что в этот нектар худшие в Стае, шакалы даже среди шакалов, подливают горький яд оскорблений, и благоухание цветочного сока теряется среди зловония Обиды! Поверь мне, весьма затруднительно для колибри порхать над помойкой в окружении серых ворон – заклюют! Причём, даже не на том основании, что, как они убеждены, всякая порядочная птица должна быть серой (есть ведь и у них свои «яркие личности» - только не колибри, а, скорее, попугаи), а потому, что ты покажешься им чем-то нелепым и беспомощным – беспомощности-то тебе уж точно никто не простит!!! Но и нектар не столь сладок – творения «великих», как правило, так скучны, так глупы и так бездарны, что сравнимы не с нектаром, а с какой-то крайне неприятной микстурой. Детища собственного Разума…. Увы, я давно разучился получать радость даже от них. Все мои размышления и сны – грязное пятно Скуки на саване Отчаянья, белоснежном, как тоскливая равнина, завоёванная суровой Зимой….
Тогда предприимчивый Паук пускает в ход ядовитую, змеиную лесть.
- Но вспомни о тех, чьи таланты и достоинства оценила Стая и поверь в свои силы! – говорит он, замышляя пробудить в Тебе тщеславие и склонить к жизни во имя тщеславия.
- Назови хоть одного! – смеёшься Ты в ответ. – Я надеюсь, ты не о тех ничтожествах, что, превзойдя в своём убожестве самых убогих, были воспеты убогими мира сего и увековечены в бронзовых истуканах???!
- Во всяком случае, они, рано или поздно, разглядят зияющие раны страдания на твоей душе и жалость…
- Что ты! Если шакал и пожалеет хоть кого-нибудь, то только другого шакала. Такие, как я вызывают у них лишь презрение и ненависть…, впрочем, главным образом всё-таки именно презрение. К тому же, с их точки зрения я совсем не схож с тем, кого стоит жалеть – моё лицо, так часто искажавшееся этой глупой и столь ненавистной мне улыбочкой смущения, совсем не похоже на торжественную физиономию трагического героя из «мыльных опер» и голливудских фильмов! Совсем иных, способных играть на толпу, будут они и жалеть, и воспевать, и увековечивать, вдалбливая своим детям и детям своих детей о величии и гениальности тех, кто одет в золотые одежды славы, хоть не заслужил и лохмотьев, снятых с последнего бомжа….
- Есть ведь и простое человеческое сочувствие… - осторожно начинает Паук.
- Во-первых, его нет, а во-вторых – того сочувствия, которое испытывают к даунам и калекам мне не надо!!! Это все твои аргументы против Освобождения?
- Но всё же у тебя ведь есть родственники – подумай, чем будет твой уход для родителей?!! И разве можешь ты говорить о столь безысходном одиночестве, имея близких людей?
- Увы, тут ты, отчасти, прав. Но лишь отчасти! Во всяком случае, и им от этого в итоге будет только лучше. Близкие…, к сожалению, наша духовная близость весьма призрачна – в том нет моей или их вины, но пропасть между нами от этого не меньше!
Что может быть понятней, чем моё стремление уйти в Пустоту?!! Я склонён под тяжким грузом прошлого и на пепелище безрадостных воспоминаний вновь и вновь восходят колючие сорняки давно пережитых обид. Знай, Оскорбление подобно фениксу – оно восстаёт из уже остывшего пепла и расправляет огненные крылья над склонённым лицом души, слепя и пугая своим адским блеском! А ещё подобно оно гидре, царившей в Лернейской трясине – с каждым новым возрождением становится всё сильней и уродливей!
В липкой жиже Тоски и Скуки откладывает свои личинки Безумие, едким туманом заползая в душу и превращая мерцающих, словно звёзды, птиц Мечты в мерзких отталкивающих чудищ, само упоминание о которых ужасно и противно. Оно пачкает грязью их лёгкие хрупкие крылья, оно окрашивает их радужное оперение в цвет земли и нечистот!
Если бы хоть в здоровье и силе собственного тела мог я найти для себя опору! Но нет же – и на тело моё легло грозное проклятье Судьбы!!! Я слаб и истощён, как старик – что мне с того, что я молод? Незримые и неусыпные пиявки недугов медленно высасывают из меня жизненные силы, и с тревогой читаю я знаки, нарисованные на теле моём тонкой кистью болезней.
День за днём проживаю я, ведомый Судьбой к новым и новым бедствиям. Я хожу по коричневому городскому снегу и перешагиваю мутные лужи, из бесформенных окон которых смотрит на меня серое и сонное лицо жестокого северного неба. Я блуждаю в толпе, кишащей злобными простолюдинами с тяжёлым взглядом голодного питбуля и нахальными старушонками, тявкающими, словно обнаглевшие болонки. Я блуждаю в этой бесконечной и всесильной Стае, в стае бешенных собак, вставших на задние лапы и назвавших себя «людьми». Я напрасно выискиваю робким взглядом подобных себе. Есть ли они? Не знаю. Вполне возможно, что есть, но вряд ли Судьбе будет угодно, чтобы наши пути пересеклись…. С собственной тенью беседую я бессонными ночами, озарёнными болезненно-жёлтым светом электрической лампы. А между тем, я вижу тех, кого Судьба вознесла надо мной в насмешку над моими неудачами – они смеются над подобными мне и царят в этом мире слякоти и стужи. Я почти каждый день вижу ничтожеств, кичащихся своим незаслуженным счастьем! Завидую ли я им? О да, конечно, я им завидую и сколь справедлива, сколь законна моя зависть! Но зависть так и остаётся завистью, обида – обидой, а Одиночество – Одиночеством. Я же устал от рваных лохмотьев такой незавидной доли и хочу скинуть их раз и навсегда! Встать, распрямиться, сделать шаг….
- И ВЫЖИТЬ!!!! – выпалил Паук, уже отчаявшийся было переубедить Тебя. Но, заметив, как вздрогнул Ты всем телом от этих слов, как побледнело твоё лицо и застыли в испуганном взгляде глаза, он вырос в размерах, гигантским чёрным облаком восстал над Тобой, выпрямив бесчисленные чёрные лапки и сверкая тысячами злобных глаз.
- Да-да, выжить!!! Неужто об этом, глупец, ты и не подумал?!!! – торжествующе закричал Паук. – Как мог ты возомнить, что Судьба так просто отдаст тебя Небытию?!! Да никогда!!! На пути к пропасти вырастут перед тобой непроходимые дебри всевозможных преград, а если твой последний шаг всё-таки будет сделан – верные слуги Беса тебя «спасут»! И вот, когда они тебя «спасут», когда ты будешь в течение долгих лет валяться на больничной койке, любуясь на трещины в выцветшем потолке своей палаты, общаясь с безразличными врачами и хамоватыми медсёстрами, слушая чудесную музыку воплей и вздохов, издаваемых живыми трупами, твоими соседями по пожизненному моргу, вот тогда-то ты и проклянёшь свою поспешность в принятии окончательного решения! Проклянёшь, а будет уже слишком поздно!!!!
При этих словах, ты упал наземь и закрыл лицо дрожащей рукой, а когда ты снова взглянул на своего собеседника, перед тобой стоял уже не жалкий паучок, а великий Демон Жизни со страшной улыбкой на беспощадном, прекрасном и уродливом одновременно, каменном лице гордого истукана, идола, которому поклоняются все народы и расы, все люди, все ЖИВЫЕ существа на земле. Он снова одержал над тобой победу. Ты пытался его судить, но он осудил тебя…. ОСУДИЛ НА ЖИЗНЬ