испуг

Негиппиус Зинаида
Рядом с моим домом есть большой бордюр. На этом бордюре всегда сидит дед-инвалид. Пропитой, с бородой. Просто классика жанра. Раньше он сидел около магазина, который был в соседнем доме. И пил какую-то байду. Что-то вроде боярышника или тройного одеколона. Подробностей не знаю. Но магазин закрыли. Но он и теперь пьет то же самое. Только на большом бордюре. У него нет не то одной ноги, не то двух. И борода. И каждый день я еду на работу и проезжаю этот бордюр. И дед всегда сидит там. И пьет. С самого утра пьет. И есть этом что-то. Я вижу его, и мне спокойно. Что все по-прежнему. Что все в порядке. Вот он сидит. И он – знак того, что все в порядке. А однажды его не было. Ехала, а он не сидит. И целый день была не в своей тарелке. И не могла сосредоточиться на работе. Места не находила себе. Как будто что-то нарушилось. Закончилось. И пусто. Пусто, как когда заглядываешь с бокал, а вина уже нет. И никто не побежит еще за одной. И смотришь в бокал, а там пусто. Так и в этот раз. Его не было и на следующий день. И еще на следующий. И я даже как-то смирилась с этой пустотой. А вчера он снова сидел на бордюре и пил. С самого утра пил какую-то байду. И стало хорошо. И радостно. Продолжается жизнь. Вот она, течет по пищеводу деда-инвалида настойкой боярышника или тройным одеколоном. И хорошо… пусть течет.