Проезжая в маршрутном такси по сумеречной улице, она смотрела, как длинные штрихи воды секут поверхность стекла. Чарли казалось, что в этой агрессии стихии есть какой-то протест против всего происходящего: против движения, против роста, даже против того, что небо мерно заполняется темнотой.
Она полностью разделяла этот протест из-за собственных, субъективных причин – начало дождя совпало с её ощущением тотального, всепоглощающего вакуума, того самого, который таился за ширмой приносимого социумом и картинным миром многообразия.
Сегодняшний вечер, подытоживающий этот непомерно длинный для Чарли день, потихоньку истончаясь, как застиранная ткань, он таял в микроавтобусе, снующем по угловатым улицам города, и прыгающем, словно газель буквально на каждой кочке. Когда до её остановки осталось минут десять-пятнадцать, Чарли закрыла «дорожную» книгу и, глядя в иссеченное дождём окно, ясно ощутила тот самый вакуум. Эта пустота пыталась укрыться от её внимания за чередой деловых встреч, быстрым обедом, занятием с репетитором и бесконечными переездами из одного конца города в другой. Возможно, если событийная плотность была бы чуть по разряжений, Чарли бы её и не заметила, но вакуум допустил традиционный просчёт, столь свойственный слишком щепетильным натурам – он перестарался в маскировке.
Обнаружив эту пустоту реальности, она испытала чувство какого-то совершенного спокойствия; оно было даже где-то приятным. Мало того, в сознании Чарли пустота всегда ассоциировалась со свободой.
Продолжая глядеть на смазанное изображение улиц, она выразила свои чувства лёгким вздохом. Ей было спокойно, потому что она знала правду, тихую правду этого мира – мира пустоты.
Чарли и так никогда не жалела о том, что большую часть своей жизни провела, и продолжает проводить сидя в комнате перед монитором или копошась в стопках книг, всегда ждущих своей очереди на её столе. Именно в том, чему она себя посвящала и была настоящая наполненность, правда и жизнь.
Маршрутка неслась по прямой, поливаемая серым вечерним дождём, словно рой гудели голоса сидящих по соседству, в радиоприёмнике водителя играла какая-то, не поддающаяся идентификации мелодия. Чарли убрала книгу в сумку, и скомкав её мешком на коленях, продолжила смотреть в мутное окно. Она остро ощущала смысл словосочетания «приходящесть и пустота мирской суеты» и то, что этот дождь нёс в себе отрешённость. Холодные капли секли мир и злились потому, что здесь никто не замечал их простой правды.