Тень ада

Дмитрий Ольгин
Все-таки я успел вырваться из Москвы – в последнюю ночь, в дождь и ветер. Страшнее всего был этот ветер – серое мглистое нечто в подворотнях и глухих дворах, где уже не могло никого быть. Там, в этой глуши, в одиночестве, в темной пустоте будто бы зарождалось что-то, готовясь явиться, и ветер был, может быть отцом, или хранителем нового. Или он был просто вестником, и сейчас, став хозяином улиц, он звал меня, манил в эту темноту, к черной реальности чуда… И только ужас спасал меня – самый настоящий, исконный страх ночи, он гнал прочь, заставляя почти бежать. И я шел вперед, по еще живым улицам, и за моей спиной смыкались круги. Я знал, что времени уже нет, и в эти последние часы я спешил домой.
А город все еще мельтешил и суетился в своей обычной, яркой убогости, и отовсюду, с зеркальных витрин и из мерцающих вывесок, с каждого столба, из-под ног прохожих и даже с небес, отражаясь в стеклянных глазах, лезло только одно слово, навязчивое и бессмысленное, как улыбка пластмассового зверька - «Деньги». И еще одно, самое главное – «удовольствие». И нигде не было живого места. Мертвецу здесь вовсе нечего было делать, в этом городе здоровой плоти…
Я уходил отсюда, не оборачиваясь, содрогаясь всем телом и молясь – я знал, что иное следует по моим пятам – мягкой, первой волной, и скоро огни погаснут, и оборвется золотая повязка, рассыплются монетки по земле – и никто не соберет их.
Все-таки город никак не хотел отпускать меня, хватая щупальцами улиц, уводил назад, в свое пылающее чрево…
 А мне бы просто вырваться на простор, к ледяной, родной пустоте, туда, где только тени и небо, и под этим небом – новая, странная жизнь, которую никто не знает…
В конце концов я просто пошел напрямик – вначале по одной бесконечной, до невозможности унылой улице, пропитанной бетонной пылью, потом, протиснувшись сквозь прутья забора - по пустому рынку, обходя брошенные торговцами палатки, и куски ткани на манекенах развивались и трепетали, как одежды демонов в холодном аду…
Наконец я вышел к кольцевой дороге, и петли эстакад, последний раз оплутав, выбросили меня из города прочь. Впереди, темной тяжелой лентой лежала дорога домой.
Блестящие иномарки, по нездешнему шурша, проносились мимо. Лица водителей, на полумиг выхваченные из мрака, были крайне напряжены и в каждом из них – даже сквозь эту маску - читался ужас – будто они стремились на полной скорости вырваться из ада. На самом деле они, скорее, просто перемещались из одного ада в другой.

…Около меня затормозили красные «Жигули». Согнувшись, я заглянул в салон. Лицо водителя было насмешливо серьезно, в ясных глазах отразилось безразличное любопытство. Я всегда сторонился подобных людей – за их хваткой, вовсе не ложной житейской опытностью и надежной уверенностью в своих силах всегда таилось что-то недоброе, жестоко презрительное… Впрочем, сейчас мне было все равно…
- Поехали! – сказал я, сунув ему под нос кучу мятых купюр (между прочим, все мои сбережения – все, что я по недоразумению взял с собой, собираясь уходить…). Он отвернулся, не сказав ничего (это означало «поехали»), и, даже не ожидая, когда я нормально усядусь и захлопну дверь, нажал на газ.
Мы ехали по В-скому шоссе прочь из Москвы. Прильнув к стеклу, я вглядывался в исчезающий город. Огни небоскребов неумолимо тускнели. Серая мгла надвигалась на город, изгоняя свет и не принося тьмы, погружая город в некое странное, новое, внежизненное состояние. Дома, словно сбрасывая внешнюю скорлупу, тускло и четко серели в этой мгле, переставая быть прежними, становясь частью уже иной, неведомой структуры бытия. Затаившись на заднем сиденье, я еле сдерживал дрожь.
Странное состояние овладевало мной, острыми волнами раскатываясь по телу. Иногда мне казалось, что все смертное уже почти изъято из моего тела, и я начинал мысленно подхохатывать, не понимая, зачем я делаю сейчас вид, будто бы сижу в машине, уперевшись в кресло и трясясь на ухабах, и лишь усилиями воли зачем-то вновь и вновь оплотяняя свое тело. А потом- наоборот- наваливалась невиданная тяжесть, причем тяжесть эта давила не извне, а томила изнутри, сжимая и скукоживая тело… Еще мутила тоска, странная тоска отсутствия, так словно все на свете – и мир, и Бог, и само бытие оказалось вдруг где-то в стороне, сбоку, само по себе, а я, вовсе не умерев – тоже отдельно - в пустой, странной, скучнейшей дыре… Хотя все равно - все это было словно не по настоящему, как сон или игра, а там, в настоящей, исконной глубине сознания, будто бы некий стержень или основа, трепетало и томило нечто иное – как восторг, восторг предчувствия... И в нем, в этом восторге сгинуло и растворилось все, и лишь одна мысль вилась в мозгу и плотянела на губах – «только бы успеть…».
…Неожиданно машина остановилась. Встрепенувшись, я огляделся по сторонам… Пустая дорога, лес с обеих сторон… Холод.… Нигде не видно ни одного дома, ни одного огня.
- Хватит бормотать. Приехали! - не оборачиваясь, процедил водитель. Я увидел в зеркале его лицо – такое же непроницаемое и мрачное, только в уголках губ застыла зловещая улыбка.
Впереди на дороге, не скрывая ножа в руках, стоял человек, еще один подходил к машине сбоку, со стороны дороги, собираясь открыть дверь…
Я резко рванулся в сторону, к противоположной двери, успев вырваться из машины, но побежать уже не успел.
Он подошел ко мне, резко, неумолимо, деревянно схватив, не знаю, был ли он выше и больше меня, скорее всего нет, но я сразу почувствовал себя уныло спокойно в клетке его объятий. В следующий момент он бросил меня на асфальт. Перевернувшись, я попытался встать, но тут второй, подскочив, полоснул меня ножом в грудь. Я скатился с обочины вниз, в неглубокий овраг. Я вовсе не почувствовал боли, просто это жесткое, ледяное, совершенно чужое лезвие, так неожиданно и властно проникшее в мою плоть вызвало у меня некое странное, недоуменное чувство, словно плоть моя изумилась…
Все-таки я сумел вскочить, неожиданно резво, побежал от них в сторону, чувствуя, как намокает рубашка...
Конечно, они догнали меня. Только бы он не бил меня больше ножом! Может быть, меня спасло то, что я сразу упал. Они били меня не суетясь, вкладывая сокрушительную силу в каждый удар. С омерзительным хрустом погибало мое тело. В этот миг во вселенной не было звука громче. Боль… Хруст… Их хриплое, деловитое дыхание… И вот он нанес последний, самый страшный удар – по голове, по лицу... Мир лопнул кровавыми брызгами, что-то во мне дернулось и захрипело и я затих, как, видимо, затихают мертвые.
Я пролежал так долго, наблюдая, как они рыскают у меня в карманах, снимают куртку, вытряхивают деньги из кошелька, складывают добычу в мой же рюкзак…

… Видимо, тело мое и в самом деле погибло, но душа не захотела его покидать, лишь оставив на какое-то время, а теперь снова вернулась, не оживив, но заставив подняться, повела прочь, через овраг к дороге… И стало будто две души… Живая душа вела меня, с трудом, но не остановимо, к единственной, непреложной цели, а душа трупа тускло и незряче глядела сквозь плоть, лишь одно слыша и чувствуя – зов праматери, увлекая вниз, стремясь скорее раствориться в этой темной, исконной силе земли…
Иногда я полз, иногда просто катился по земле. Часто, устав, я замирал в плотной влажной траве – и тогда отовсюду – со всех сторон, из воздуха, из этих трав, а страшнее и явственнее всего из-под земли слышался бесконечный, протяжный звук, словно шепот миллионов губ, - он нарастал, становясь все громче и яснее – я начинал различать отдельные голоса, которые, как множество нитей, переплетались меж собой, произнося - каждый на свой лад – одно слово, я почти уже понимал его… И к этому звуку примешивался еще один – голос самой Земли, земля звала меня, ласкала, обнимая и принимая, и я еще удивился – какой же знакомый, родной – и страшный голос земли… И мне было хорошо слиться с этой безмысленной, темной вечностью, но только не хватало чего-то - воздуху, воздуху…
И тогда я поднимался и двигался дальше. В теле не было уже боли, а была лишь тяжесть, и в этой тяжести жил и бился некий живой сгусток – он вел меня, направляя вперед…
Наконец я выбрался к дороге. Там, далеко на Востоке что-то было, уже явившись, пламенело, растекаясь по земле….
Не смотря ни на что, по дороге в обоих направлениях двигались машины, и я даже успел удивиться – неужели еще никто ничего не замечает?..
Мне удалось остановить попутную машину – это был помятый грузовичок, водитель пожалел меня, даже помог забраться в кузов…
Надо мной пламенели ярко белые, огромные звезды. Иногда они срывались вниз, мерцающим дождем падали на землю, мне на лицо, смешиваясь с кровью, стекали на грязное дно кузова. Мы ехали, а с обеих сторон автодороги, по земле полей и лесов шли воины. Они шли очень медленно, многие из них несли носилки с павшими - и павшие тоже вставали, шли вместе со всеми… У всех у них были очень похожие лица – серые, землистые, с отпечатком запредельной усталости, в них не было ничего героического, или пафосного, а были только эта усталость и скорбь…

…И мы приехали. Я вывалился из кузова, поплелся знакомой дорогой – под мост и налево, через аллею – теперь уже совсем близко.
Что сейчас вокруг – темь или свет? Я вижу или угадываю предметы? Во всем городе особая, утренняя неподвижность, и вот в этой неподвижности уже начинает клубиться серость – пока что едва-едва, почти неприметно просачиваясь сквозь предметы, вытесняя и изменяя пространство…
Осталось пройти еще немного. Пустой парк, сухие листья шепчут под ногами. Вот стройплощадка, там костер горит… Как же пусто и неподвижно всё, как прозрачно и странно!
Вот забор гаражей… Там все как обычно, ржавая вывеска шатается на двух гвоздях, но сейчас в этом есть уже нечто другое, совсем особенное - эта вывеска стала словно откровением – и в том, что она висит сейчас именно так и именно здесь - открывается иной смысл – не плотский, не знаемый ранее, он конечно, и всегда был, а вот сейчас вдруг стал явным, или просто стало возможным понять, что он есть…
А вот наконец и дом… Я вхожу в подъезд и звоню… Я стучусь в окна , я зову – нет никого, и вообще нигде ни одного человека… я присел у ступенек, больно уперевшись в стену… Стал смотреть в потолок, всматриваясь в эти трещинки и выпуклости… Темнота, причудливо видоизменяясь, клубилась под потолком… Ну и что же – ведь там, за этой плоскостью, в непонятной, близкой дали есть нечто, куда несешься, чувствуя, как темнота вздрагивает и иногда замирает, а и – вот оно- щелка, черное окошко – будто в другую вселенную.. Будто другая вечность… А вот просто нырнуть туда, заставив принять себя… Ну и что, пускай здесь тесно и смрадно… Маленькая, душная бесконечность.. Пожалуй она не вместит сразу двоих…. Везде – мутные границы… Как в пузыре в каком –то, или шаре!... Да это же и есть шар – мяч – большой невесомый мяч, которым дети играют - Данила мой играет!... – на веранде, в теплый солнечный день.. И она рядом, конечно же- возится на клумбе, цветы поливает… И вот что-то случилось!..
Она вздрагивает, замирает в тревоге… Кувшин упал из рук, а вода не пролилась… Мяч, последний раз подскочив, остановился, и не то чтобы повис или застыл, а просто начал исчезать… Мальчик, подняв руки, вдруг стал серьезным, задумавшись навсегда. И все вокруг потускнело, становясь странным. Еще мгновение назад это был яркий летний день – и вот не стало ничего. Свет и тьма, время суток и времена года, пространство - все это вмиг обессмыслилось, исчезнув, а осталась серая мгла, и в этой мгле застыли предметы и лица, тускнея и исчезая, как на фотографии, которой больше никогда не будет.
 …Хлопнула дверца автомобиля. Я открыл глаза и попытался встать. Все-таки я успел , они успели, бегут ко мне, в испуге и удивлении, она подходит ко мне, трясет, что-то кричит… А вот сейчас надо быть вместе! Сейчас надо быть внимательным.
Вот – первая волна пошла – и все стало мягким, и все сместилось… Ты видишь, ты чувствуешь, как стало легко и страшно?.. Сейчас надо не потерять друг друга! Это мгновенный хаос свободы, когда все может стать всем. Вот он – момент взаимопроникновения вещей! Нельзя расслабляться! Исчезают раны, перерождается тело… В мир входит Ужас, обыденным становится то, о чем нельзя помышлять… Главное не раствориться, не сгинуть в безумии изменений, сейчас надо помнить и любить друг друга… А ведь мы еще можем дышать…
Но эта волна сейчас пройдет. Сейчас придет другое… Вот этот звук – не громкий и страшный. Он звучит ото всюду… Из видоизмененных вещей. Из этой тьмы. Из каждой точки пространства
       ...............................
2003-2005