Последний караван роман

Последний караван

 “Когда караван поворачивает вспять, первым оказывается хромой верблюд"
       Туркменская поговорка

       Часть первая. Один.



1. Суббота, 23 октября, 1999 год.
Деревянко облегченно крякнул и выглянул из-за угла кафе. Солнце садилось, значит, было примерно шесть. Домой идти рано - хотя и нужно. Но к чертовой матери это нужно!
От центра села подкатил незнакомый новенький “Дэу” колера морской волны. Остановился, но движок водила не глушил. Не спешили вылезать из автомобиля и пассажиры.
Шура застегнулся. Все - пива на сегодня хватит. Теперь только беленькую. Если кто угостит, само собой...
Передняя правая дверца “Дэу” наконец распахнулась, а потом из нее чуть не вывалился высоченный парень лет тридцати, в джинсах и расстегнутой на груди кожанке. Верзила явно претендовал на крутизну. С другой стороны легковушки сразу появился водитель, ровесник пассажира, одетый модно, но не в кожу, а в плотную хлопчатобумажную куртку. Вдобавок, хилее, но трезвее.
– Ребята, не нужно!– закричала в опущенное окно блондинка с упитанными щеками. – Поехали уже домой! Женя, ну, не нужно. Володя, не пускай его! Ну, ребята...
– Мы... айн момент, – уверил здоровяк. – Я совсем пересох.
Водитель успокоительно присовокупил:
– Все будет благоприлично. Мы зайдем на минуту, Евгений хряпнет пивка, и едем дальше. Без эксцессов.
– Жека, – блондинка выбралась из машины. Оказалось, что она пухленькая не только на лице, а всюду равномерно. – Ты ж обещал Светлане...
– Сейчас, любовь моя. Всего одну бутылочку. Ну, поймите, я здесь еще ни разу не гужевался! Хоть горло промочу...
– Айда с ними, – встревожено обернулась девушка. – Светлана, чего ты молчишь?
– Никуда я не пойду, - из салона выглянула угрюмая рыжая девица, но, очевидно, увидела лишь спины парней, которые уже поднимались по ступенькам. – Вика, он меня еще на природе достал. Пусть! Если собрался нажраться, его не остановишь. И я не жена. Пусть глушит до поросячьего визга – завтра прибежит извиняться. Это в его стиле.
Деревянко вдруг громко икнул, и девушки оглянулись.
– Пардон, - улыбнулся он, чувствуя себя шпионом, повторил: – пардон, – и двинул вслед за юнцами.
Обе девушки зыркнули на него, точно на законченного и пропащего алкоголика. Небритый, усатый, обветренный, в засаленной робе, он, наверное, смахивал на городского бомжа. Да кому какое дело?! Как хочет, так и одевается. Кроме того – прямо с работы... Краем глаза Шура подметил, что блондинка Вика вздохнула и села на задние подушки, а ее подруга прикуривает от зажигалки сигарету. Женщин, которые курят, он не жаловал. Толкнул металлическую дверь, потресканную на солнце, и зашел в кафе.
Внутри было шумно, в нос шибал будоражащий дух забегаловок: настоянная смесь выпивки, закуски и табачного дыма. Парень попьянее, Евгений, успел уже взять в руки бутылку пива, переворачивал ее, рассматривал на просвет. Приятель спрашивал продавщицу:
– А “Кока-кола” есть?
Неприветливая и несимпатичная Юля-барменша записывала выручку в учетную книгу. Шура заметил, что заезжие посетители ей не нравятся. Не глядя на них, девушка ответила:
– “Кола”, – и строго поинтересовалась:– Что будем заказывать?
– Два пива! – сказал Евгений.
- Я за рулем. Одно пиво и стакан “Колы”, – уточнил тот, кого пышка из “Дэу” называла Володей.
Деревянко сел за свой столик.
- Наконец-то! – промолвил Гурин и походил белой шашкой. – Ты что, домой в сортир бегал?
       - В Кировоград... Вы так?! Вы так… А мы сюда! – Шура подставил под бой свою единственную дамку. – Квакен кукен, Васильевич. Сливай воду.
Гурин помедлил, ударил, понаблюдал, как черная шашка побила три его, проскочив на первую линию, еще немного посмотрел на доску и сдался.
– Асс, – сказал завистливо. – Все равно я тебя обыграю. Еще партейку?
– Больше не выдюжу – скоро из ушей потечет.
– Намек понял.
- Васильевич, – нерешительно предложил Шура, – давай лучше по сто грамм.
– Нет-нет, я сегодня в завязке. Договаривались на пиво?..
– Да оно-то вроде ...– Деревянко махнул рукой. – Интеллигенция...
 Гурин пошел к стойке, где Юля как раз наливала парню попьянее водку. Тот вынул из кармана несколько купюр, выбрал коричневую, бросил на прилавок. Потом взял питье и отвернулся от девушки, утратив к ней всякий интерес. Одновременно громогласно оповестил:
 – Хочу развлечений!
 Водитель “Дэу” скромно цедил газировку.
Гурин, отдав проигранную бутылку, категорически распрощался с Деревянком, заспешил домой. Шура с пивом подсел за соседний столик.
– Возле вас свободно? – спросил, приставляя стул.
– Лучшим людям наше почтение, – откликнулся Манько. – Разогнал гроссмейстеров? Снова всех погромил? Ботвинник! Я тебя, Шура, давно хотел спросить: у тебя что, разряд есть, или ты самоучка какой, вундеркиндер? Ты где-нибудь в турнирах выступал? Да брось ты этот квас, выпей с нами казенки!
Чрезмерная доброжелательность Манька свидетельствовала, что он на даннный момент хорошенечко ужрался. Но в четыре разовых стаканчика из начатой бутылки налил аккуратно и поровну.
– За победу! – выговорил коротко, и все выпили, потом закурили.
– Переваливаем через вершину,– помогая жестами, продолжил прерванный рассказ Толя, – начинаем медленно спускаться в долину. Я в голове колонны, сразу за бээмпешкой, а рядом на сидении старший колонны, майор Селиванов. И на повороте – вот так скалы с обеих сторон – по моему КамАЗу из гранатометов – шарах!
Манько участливо слушал, жмурил пьяные глаза, а вот третий член компании, бывший передовой тракторист Николай Иванович Швиденко, уже ничего не мерекал – этот, как всегда, быстро перебрал норму.
 – Смотрю: майора ранило! А дальше что?! Остановиться невозможно – расстреляют всю колонну; ехать вперед – засада. И не свернешь никуда – там обрыв и там обрыв!
Толя сокрушенно покачал головой, разлил в стаканчики остатки водки. Николай Иванович вдруг встрепенулся, неразборчиво мурлыкнув, накрыл свою посудину ладонью, и в результате половина дозы пролилась ему на рукав. Манько вслед за Шурой поднял стаканчик, душевно произнес:
- Я тебя, Толян, за все уважаю... Ты молоток, так держись!
Неожиданно возле стола оказался парень из “Дэу”.
- Битте,- сказал он вежливо, пододвинул пятый стул и сел в самый раз напротив Толи.- Дико извиняюсь, что влезаю в вашу беседу, я просто очень люблю послушать за Афган. Ты ведь афганец?
Толя нервно расстегнул верхние пуговицы рубашки, и из-под нее показалась старенькая тельняшка.
- Уважаю афганцев,- кивнул гость и протянул руку для пожатия. Но затем удержал кисть Толи, не отпуская назад.- Объясни мне только одно, шурави. Как это может быть: с обеих сторон скалы, а там и там обрыв?..
Толе медленно соображал, пока все же не сообразил.
- Мотай отсюда...- он выдернул пальцы, сжал их в кулак.- Душара!
- А ты, чудило, точно афганец? И справка есть?
- Жека, без хамства!- рядом возникнул второй юнец.- Извините, пожалуйста, мы уже пошли,- и дернул товарища за плечо,- все, брось изгаляться!
Однако он припозднился. Толян размахнулся пустой бутылкой и угодил бы приезжему в лоб, кабы тот не подставил локоть. Бутылка упала на кафельный пол и разбилась; в ответ верзила Жека мазнул Толик по лицу.
Манько не понял сразу, в чем дело, однако теперь крепко схватил парня за руку, хотя удержать не смог. Началась возня. В итоге Манько свалился со стулом вместе, а энергичный чужак вскочил на ноги. На помощь поспешили из-за соседних столов, но драка не выходила никак; все ограничивалось бестолковой потасовкой.
Водитель “Дэу” оцепенело застыл, а его упитанный товарищ понемногу раскидывал нападающих, выкрикивая что-то в восторге. Вероятно, именно такого развлечения ему и не хватало.
Шура еле протиснулся к приезжему, гаркнул на всех:
- Хватит, ребята! Да остановитесь! Ей-Богу, разозлюсь, в самом деле! Довольно!
Он старался сдержать своих, однако сзади дернули за одежду, а Жека, использовав шанс, изо всех сил саданул его в лицо.
- Да что же это такое!- действительно рассердился Деревянко.- Ты чего дерешься?!
Он крутанулся, обхватил верзилу со спины, и хотя тот выпрастывался из объятий, не выпускал, стоя с ним на месте. Кто-то врезал Женьке по челюсти, но он отбился пинками. Трезвый приятель настойчиво пробовал освободить его от захвата, но безуспешно. Сеча зашла в безвыходное положение.
В этот момент и появился Ткачук, своим обыкновением при кителе, фуражке и кобуре.
- Ну-ка, прекратить! Кому сказано?! Разойтись! Разойтись, сказал!
Перед милиционером вмиг осталось только трое: Шура с припухшей скулой, Женя, которому расквасили и губы, и нос, и целехонький водитель Володя. Шура додумался отпустить своего пленника и оправдался:
- Алексеич, я здесь ни при чем...
- Молчал бы,- милиционер был средних роста и сложения, тем не менее, повел себя по-хозяйски, как заведено среди участковых. - Где ты, Деревянко, там и золотые вербы. Снова на бровях?
- Пара пива и все, Алексеич…
- Разберемся! Это ваша машина у дороги? - обратился Алексеевич к парням.
- А разве там запрещена стоянка? - вызывающе спросил верзила, вытирая лицо платочком. - Вы кто? Представьтесь по форме!
- Права качаешь, сынок? Участковый – капитан Ткачук,- офицер небрежно козырнул. - Ваши документы.
- Какие документы, кэп?! Ты с ума сдвинулся? На нас наехали, а ты документы... Какого черта?! У меня морда в кровь разбита, не видишь? Наскочу сюда с ребятами, наведу шмон в твоем приходе живо. Козлы!
- Ты, конечно, извини, Жека,- вмешался его товарищ,- но, по-моему, козел – это ты.
- Вы меня все заколебали, в натуре! – взбеленился Женя и оскорбленно умолк.
- Вот,- Володя достал из нагрудного кармана пластиковое свидетельство водителя и красное удостоверение. - Поверьте, мы совсем не желали скандала. Какой-то бессмысленный случай, стечение обстоятельств!
Капитан козырнул вдругорядь, теперь подчеркнуто четко, возвратил карточку и удостоверение, степенно спросил:
- Что произошло? Этот алкаш, - он указал на Шуру,- цеплялся к вам?
- Алексеич, я мирно сидел, играл в шашки...
- Закройся!
- Чего рот затыкаешь, как собаке?!..
- Нет, он, правда, никого не задевал,- снова объяснил Володя.
- Ну – я начал! – Толян, опираясь на трость, тяжело поднялся со стула, чтобы всем было видно протез вместо правой ноги. – Вяжите меня, сучары! Добивайте, кончайте! Жандарм ты, Ткачук, а не мент! Городничий! Фараон!
- Прекрати истерику, герой, - ответил капитан. - Видали и слыхали.
Толян сел, выставил локти на грязную мокрую столешницу, обхватил голову ладонями.
- Мне кажется, - вмешался Володя, - случилось элементарное недоразумение. Никто на самом деле не виноват!
- Я виноватый, - вдруг заявил Женя. - Это я первый сморозил дурку. Ни с того, ни с сего залупнулся к мужикам.
- К кому?
- Ну... неважно! По любому, все живы, здоровы – разойдемся тихо и ажур. Я... – он притронулся к груди, выдохнул носом, через силу произнес,- извиняюсь...
И развел лапами.
- А этот мужчина абсолютно случайно встрянул, - Володя не забывал про Деревянка. - Просто хотел разнять.
Капитан с глубочайшим сомнением взглянул на Шуру. Потом обратился к настороженной Юле:
- Ничего здесь не разнесли?
- Нет, вроде… Попереворачивали только, пусть поднимут стулья.
- У нас никаких претензий, - уверил Женя. - Все зер гут, гер гауптман!
Из носа у него капнула кровь, и он пару раз подряд громко сморкнулся.
- Вы будете уезжать?
Участковый откровенно наладился замять скандал и развести обе стороны без протокола.
- Да, мы спешим. Разрешите?
Зрители, которые исподволь снова окружили главных действующих лиц, немного расступились перед юнцами, и те вышли из кафе.
- Что он тебе сунул, Алексеич, что ты от испуга аж хвостиком завилял?- полюбопытствовал Деревянко.
- Не твое дело, дурак. Но считай, что у тебя сегодня именины, день ангела. Из СБУ они! Врубился, воин? Миротворец хреновый... Дай пива, - сказал Ткачук Юле и пренебрежительно отвернулся от Шуры.
- Да плюнь ты, - сказал Манько. - Иди к нам.
- Нет,- возразил Шура. - Я, наверное, домой... Пора, мужики...
- Скучил за острыми ощущениями?
Шура невесело засмеялся.
- Этого добра мне сегодня под завязку. Ну... ладно! Давай по рюмашке на коня.
Ткачук, допивая пиво, повернулся к ним лицом. Полюбопытствовал:
- Все мало?
- Имею конституционное право на отдых,- огрызнулся Шура. И сразу доброжелательным голосом присовокупил. - А то сыграем партийку в блиц, Алексеич?
- С тобой играть – без штанов останешься.
- А мы всего-то: папиросу за партию.
- Не курю – капля никотина убивает лошадь... Гулял бы ты, Деревянко, к своей Софье Витальевне под теплый бочок, а не долбил нам мозги! И ей удовольствие, и мне спокойнее. Разве не найдешь, чем вечером заняться? Что ты за человечек? Скоро с кишками сопьешься, скурвишься вдрызг... Делай что-нибудь, Шура, по-доброму советую!
- Суббота не работа, товарищ командир. В субботу даже евреи в Израиле не работают.
- Вот и погонял бы в Израиль!
За столиками рассмеялись. Однако Шура не капитулировал.
- Я не кастрат, меня не примут. А ты, Алексеич, обрезанный, признайся?
- Я бы тебе обрезал... по самый корень укоротил! И язык заодно... Остряк!
Капитан надвинул фуражку, дошел до двери и оттуда докончил:
- В следующий раз, Деревянко, устным предупреждением не обойдется. Распишу полеты по полной программе – вот тогда и посмеемся вместе. Веришь, нет? Душевно советую: отрежь лучше сам, сколько не жалко, и дуй от меня подальше.

2. Шура крепко держался на ногах, тем не менее, по напряженной походке легко было догадаться, что выпил изрядно. Мог, конечно, и больше. Подступив к калитке, он звякнул задвижкой, и от будки лениво гавкнул здоровенный лохматый кавказец.
- Цыц, Жук! Это я...
Фонарь, который зазря горел над крыльцом, освещал полуторный фасад из белого силикатного кирпича, хозяйственные пристройки в глубине двора, двухстворчатые металлические ворота и добрый шмат улицы спереди дома. Жить можно: вольготно, независимо и даже, при желании, припеваючи. Главный и единственный недостаток усадьбы, что роскошный дом возведен на глухой окраине села, особняком. При нужде, не дай Бог, не досвистеться. В свое время, а случилось это почти двадцать лет тому назад, Деревянко сознательно занял под застройку участок на отрубе, за что София теперь время от времени его и шпыняла. Но чем она не шпыняла, ежели чистосердечно и начистоту?!
Цементированной дорожкой Шура проследовал к крыльцу, дисциплинированно разулся перед порогом, на веранде снял рабочую куртку, поцепил в шкаф на колышек вешалки. Затем зашел в коридор. В гостиной было темно, мерцал лишь экран телевизора, да слышались приглушенные восклицания. Шура заглянул в комнату – София сидела в кресле под стеной и, сдавалось, на его появление совсем не отреагировала.
- Солнышко,- позвал Деревянко.
Жена отмолчалась. По телевизору показывали сногсшибательный боевик.
- Солнышко, я пришел...
- А зачем? Можешь возвращаться туда, где был!
- Солнышко, не злись.
- У тебя совесть есть?! Девять часов! Где это можно шляться?
- Ну... сыграли партейку-другую в шашки...
- Это не смешно?! Посмотри на себя – сорок лет, а ты все фишками забавляешься! И потом, знаю я твои шашки прекрасно: сама должна, как вдова, сидеть дома, а ты с дружками-алконавтами хлещешь водку, где попадя!
- Только пиво...
- Досуг нашел? На меня покинул все хозяйство, всю домашнюю работу и ждешь, что я буду радоваться? Неужели мне хоть раз в неделю не будет покоя? Разве я хуже тебя, не заслужила выходной?!
Она порывисто встала и включила свет. Несмотря на раздражение и гневно прищуренные глаза, выглядела супруга, вопреки всему, красивой и соблазнительной. Как всегда. Наверное, никто бы и не поверил, что София старше мужа. Наоборот – невысокая, стройная, чернявая, она иногда казалась младше Шуры лет на десять.
- Господи, ты снова подрался?- жена бессильно опустила руки.- Старый дурень. И за какие грехи мне такое несчастье?!..
- Ну, не плачь, - Шура потрогал скулу, ругнулся в мыслях. Внешность у него сейчас, вероятно, как у блудливого кота. - Понимаешь, я...
- Только не надо меня обманывать! Не надо вешать лапшу на уши! Упал, наверное?.. Что-то на голову свалилось?.. Как уже все опостылело...
- Соня...
- И прекрати называть меня этим вульгарным именем! Сколько повторять: не Сонька, а Софья! Папа с мамой назвали меня Софьей!..
Она села в кресло, закрыла верх лица правой ладонью. Подобные демонстративные слезы донимали Шуру наиболее. Неприятно отчего-то чувствовать себя мучителем и негодяем.
- Я все объясню! Там, в кафейке, началась... ну, потасовка. Даже не потасовка, а так... Разборка. Поцапались ребята, завелись... На Толика-афганца наехал какой-то чужой хмырь из Кировограда. Понимаешь? И Манько там, и Литвин, и еще... А я полез примирять. Ну, и... черкнул кто-то.
София, наконец, отозвалась:
- Что ты от меня хочешь? Я на тебя сержусь!.. А ужин на кухне...
- Ты мне не веришь, - Шура неожиданно разозлился на жену и психанул.- Да пошла ты!.. Не буду я ужинать. Не буду!
- Ну, и не надо. Наелся, наверное, в кафе. Иди лучше спать, пьянчуга.
- И пойду! А ты будешь смотреть телевизор?
- А я, - язвительно ответила женщина, - буду смотреть кино. Что остается вдове, кроме телевизора?
- Я пойду в душ, - заявил Шура.
Грязь он ополоснул в кочегарке сразу после работы, а теперь желал просто чуть-чуть вытрезвиться.
- Замени баллон, газ закончился.
- Я холодной помоюсь.
- Простудиться захотел? Еще мне не хватало тебя потом больного нянчить! Иди спать так, горе.
Шура выбрел из гостиной, спотыкнулся в коридоре, матюгнулся вслух и раздраженно гаркнул:
- Что за сумки?!
Выдержав для проформы паузу, София сказала:
- Максим приехал. Очень спешил в клуб. Занеси все ему под кровать. Он там, по-моему, привез и тебе какую-то книжку.
С тремя сумками Шура зашел в комнату сына. Наибольшую, на колесиках, прислонил к спинке койки, а возле немного меньшей, спортивного типа, которые носят через плечо, присел, расстегнул молнию и начал рыться, пересматривая глянцевые журналы. Выбрав один с голой девахой на пестрой обложке, встал и продефилировал в спальню. На ощупь включил светильник, кое-как разобрал двухместную кровать, разделся, бросая одежду на пол, куда придется, и завалился поверх одеяла.
- Не кури в постели! – закричала из гостиной Софья.
Шура тихо, безадресно ругнулся. Умела жена допечь самыми, казалось бы, невинными словами. А потом переспросить: и что я такого говорила? Ну ее к черту!..
Без спешки Шура перелистывал страницы, заполненные фотографиями срамных женщин, с улыбками выставлявшими напоказ загорелые роскошные телеса, и испытывал удивление: в зазывающих взглядах молодых шлюх не замечалось ни тени волнения или стыдобы. Их глаза не могли врать – они без сомнений считали нормальным сниматься, в чем иметь родила! Возможно, им это даже нравилось. Вероятно, некоторые откровенно щеголяют найденным древним способом зарабатывать деньги. А интересно, как они будут растолковывать будущим мужьям и детям свою развратность?..
Наверно, я чего-то не понимаю, подумал Шура. Мир сдвинулся с твердой точки. А вдруг в этом действительно нет ничего плохого и серьезного? Не сперли, не убили... Или, может, бабы сплошь такие?.. Скромные и добродетельные лишь до определенного момента... До первой попытки.
Он отложил журнал. Глаза уже закрывались невольно, поэтому, отвернув светильник в угол, Шура повернулся на правый бок и почти сразу заснул.
Чуть позже сквозь сон он чуял, как София вытягивает из-под него одеяло, укрывает, что-то спрашивает, тормошит, но сил проснуться не хватило.

2. Воскресенье, 24 октября, 1999 год.
Ему снова приснились горы. Большущие, дикие, чужие горы. Бежать было тяжело – ноги просто не желали переступать чаще – однако ему выпадало только бежать, ибо позади упрямо маячили серо-зеленые иранские пограничники. Он знал точно, что это иранцы: хотя тот он, что бежал, не приглядывался, да и не мог из ущелья видеть преследователей на перевале, но какой-то другой он имел возможность одновременно наблюдать с высоты и за одинокой фигуркой бегуна в камуфляже, и за вражескими пограничниками. И за родным советским “секретом”, который затаился впереди и к которому сейчас стремился беглец.
       Наплывами он вспоминал, что это сон, но потом забывал и в который раз напрягал переутомленное тело для бега. Впрочем, скорость не увеличивалась ни на чуточку. Он словно плыл, замедленно размахивая тяжелейшими руками и ногами. Зато иранцы мчались, будто борзые на охоте, сокращая дистанцию темпами невероятными.
Было тоскливо, но не беспросветно. Частицей рассудка Шура понимал, что его не догонят, так как это лишь кошмар. Подмывало осмотреться и увидеть, чем кончится погоня, да нужно было убегать – его ждали свои.
Иранцы вдруг оказались совсем рядом, за спиной. Однако ноги напрочь одеревенели, и он бессильно остановился. Теперь, похоже, оставалось только биться врукопашную, но конечности не прислушивались к здравомыслящим решениям. В придачу, потемнело в глазах, а грудь сжало, что не продохнуть. Приходилось умирать, но и умирать ужасно не хотелось.
Шура куда-то рванулся, судорожно дернул ногой и проснулся.
Он лежал на кровати в собственной спальне, за окном серело; рядом спала Соня. Было и до сих пор жутко, но ужас понемногу таял, сменяясь облегчением.
Это был лишь сон. Возможно, на перемену погоды. Бадхиз и застава изредка снились ему именно после хорошей выпивки и на перемену погоды.
Шура лежал неудобно: навзничь, без подушки. Подушка, вероятно, свалилась на палас. Руки, сложенные на груди, затекли. Он с трудом поднял их кверху, потрепал, пока ток крови не восстановился, подержал поднятые, чтобы перестало колоть иглами. Затем повернул лицо к жене. Спящая, она выглядела мирной, нежной и значительно более привлекательной, чем вчера вечером в гостиной. Интересно, подумал он неожиданно, согласилась бы София фотографироваться голой для журнала или сниматься в порнофильме? Все-таки относительно честный способ зарабатывать деньги. А всякий труд должен оплачиваться. Даже, если трудятся передком. Но чтоб он пропал, такой заработок!
Шура протянул ладонь и пальцами погладил лицо Софии от виска к подбородку. Не сразу, однако она ощутила прикосновенья и резко отвернулась. Шура лег на бок и снова погладил супругу: теперь по плечу, по спине, по теплым, мягким ягодицам.
- Который час? - спросила неожиданно женщина.
- Седьмой уже. На дворе светло...
- Ты с ума сошел! Семь часов! Имею я право хотя бы по воскресеньям с утра отсыпаться за целую неделю? Ты свинья!
Шура оскорбился и лежал неподвижно, пока жена снова не засопела. Потом с предосторожностями встал, подобрал штаны и майку, натянул, застегнул пояс и пошел на кухню.
Вода в ведре на вкус показалась пресной, еще и воняла железными трубами, чисто псиной. Кабы пиво, или хотя бы газировка... Но во рту сушило, словно после марш-броска пустыней средних размеров, и Шура допил кружку до дна. Вода не помогла.
Похлопав себя по карманам, он нашел зажигалку и пустую пачку “Примы”. Смял и бросил к поддувалу. Потом заглянул в ящик стола, но ни там, ни на полках табачных запасов не осталось. Посему Шура направился в комнату сына.
Максим дрыхнул, укрывшись с головой одеялом. Вещи он, перенимая плохие отцовские привычки, разбросал на полу, стульях и столе. Когда Шура поднимал за рукав рубашку, из нагрудного кармана выпала начатая пачка импортных сигарет. Шура вынул пару штук и тихо вышел. В коридоре, наконец, прикурил, с облегчением и наслаждением затянулся.
Непривычный запах и привкус он отличил сразу, но догадка появилась лишь, когда неудержимо закашлялся. Он снова понюхал дым и затем, для сравнения, незажженную сигарету. Разломав ее пополам, потеребил в ладонях, внимательно рассматривая и опять усердно нюхая табак. Сомнений у него не осталось: труха знакомо разила горьковатыми зимними цветами!
Шура ударом отворил дверь в спаленку, сорвал одеяло, раскрыв сына, тыкнул горсть под нос.
- Что это такое?!
Не улавливая, о чем речь, парень сонно жмурился от света.
- Я тебя спрашиваю: что это такое?!
- А что это?
- С какой травкой твое курево?!
Максим наконец испугался, однако попробовал взять себя в руки.
- Ни с чем, - ответил. - Обычное...
Шура сжал кулак, повторил подчеркнуто терпеливо:
- В последний раз спрашиваю: что сюда примешано? Ты покуриваешь анашу? Говори!
- А чего ты лезешь к моим сигаретам?- нахально повысил тон и сын. - Что хочу...
Шура хлопнул его в сердцах по скуле, и парень упал на подушку.
- Сопляк! Не будет так, как ты хочешь – я отец! Ну!..
Максим уселся, держась за ухо – обиды в глазах ни капли, скорее тщательно скрываемая вина. Неохотно, но признал:
- Это марихуана... Но я не наркоман! Ребятам показал просто... Для потехи. А ты драться! Что здесь такого? Сейчас все пробуют...
Шура стряхнул крошки табака на стол, вытер ладонь об штаны и наклонился над сыном. Тот отпрянул, но он поймал и придержал голову, двумя пальцами растянул веки, вглядываясь в зрачок. Максим, в конце концов, выпростался, своенравно задрал подбородок.
- Ты чего?!
Не отвечая, Шура схватил парня за запястье, быстро осмотрел вены левой, потом правой руки. Затем, вспомнив, обследовал перепонки между пальцами, а после, присев на корточки, и ноги. Тогда медленно распрямился.
- Ты чего?.. – повторил Максим.- Ты думал?.. – он запнулся. - Я ведь... только попробовал. Курнул разок...
- Понравилось?! Баран!
- Не понравилось, не бойся... Просто... все курят. От двух затяжек ничего не случится! Но я все – больше не буду, - парень, очевидно, заметил, что оправдывается почти по-детски, потому что прибавил: - Я все сам понял... И не надо меня поучать.
- Где ты это взял?
- В Одессе.
- У кого? Сколько? Сколько пачек?!
- Всего одну... Честное слово, лишь... – он снова начал оправдываться и, обнаружив это, раздражился опять.- Из интереса! На оптовом угостили...
- Или, может, еще дали? Лучше сразу признайся.
- Я уже признался: одну и только. Не говори со мной, как с детсадом! Я пообещал: завязал, больше ни одной сигареты! Я понял. Все!
Нечто шаткое в интонациях и во взгляде сына заставляло сомневаться, не давало поверить в полную искренность. Шура решил идти напролом.
- Ты врешь! Где остальное?
- Говорю тебе, ничего нет! Только это…
Неубедительно! Шура порывисто поднял спортивную сумку, перевернул и вывалил из нее на пол несколько десятков журналов. Ощупал швы, подбой: двойного дна таки не было. В меньшей сумке кроме стопки предвыборных листовок криминала тоже не оказалось. Он огляделся по комнате – в закутке за кроватью стояла “кравчучка”. Шура вытянул ее на середину, под люстру, присел и начал методически выбрасывать на ковер книги с советами целителей, кулинарными рецептами, детективами, любовными романами.
- Что ты делаешь? Зачем? – попробовал остановить его Максим. - Перестань! Там литература.
- Вот и посмотрим... А здесь что?
На дне сумки остался сверток кубической формы, запакованный в серую оберточную бумагу. Чересчур большой для наркотика.
- Это... Ну, попросили передать... Не надо! Ну, что ты делаешь?!
Шура без объяснений разорвал грубую, плотную бумагу. Под ней скрывалась, впрямь, не высшей марки контрабанда: обыкновеннейший турецкий стиральный порошок; дюжина симпатичных пачек, украшенных изображением большого желтого лимона.
- Я ж просил! Теперь заворачивать...
Шура встал, прошелся по комнате, внимательно осматриваясь, но ничего не трогая; заглянул под кровать. Тапочки и грязные носки. Впрочем, в принципе, место для тайника в спальне подбиралось с легкостью, и не одно.
- Ты где-то спрятал остатки анаши, - молвил утвердительно. - И я найду. Лучше, Максим, признайся немедленно. Пока я тебе еще доверяю.
- Вот, - почти выкрикнул парень, - полпачки папирос! Это все, что осталось.
Шура распахнул шкаф. Даже между сложенным бельем и одеждой можно было насовать чего угодно и сколько угодно. Вагон контрабанды! Перебирать вещи аккуратно ему не хватило терпения, поэтому он незамысловато побросал все на пол. Это доставило небольшое утешение, тем не менее, наркотики и в гардеробе не обнаружились.
- Признайся по-хорошему, - напомнил он.
- Больше никакой анаши! – при этих искренних словах сын преискренне глянул круглыми глазами, и слабое намерение поверить ему моментально испарилось.
Шуру неожиданно осияло наитие: он скорыми шагами воротился к груде, взял наобум пачку стирального порошка, постучал по коробке пальцем, стряхнул возле уха. Внутри, безусловно, что-то перекатывалось.
Не колеблясь, Шура разорвал картон, вытряхнул порошок под ноги на ковер.
- Что ты?..- Максим осекся на полуслове, ибо из отверстия отец достал небольшой, не крупнее календарного листка, запаянный пластиковый пакет безо всяких маркировок. - Я не... – юноша вконец растерялся.- Я об этом абсолютно не знал!..
Прямоугольный мешочек был сделан из непрозрачного сизого пластика, поэтому Шура попробовал надкусить рожок, затем дернул зубами сильнее. Упаковка разорвалась, и из дырки просыпалось содержимое мешочка – крупные желтоватые кристаллы, похожие на бывший кубинский сахар из тростника.
- Это наркота?!
- Наверно... – Максим не отпирался.
Шура послюнил палец, наклонился, подцепил несколько кристалликов, лизнул и мрачно сплюнул. Кончик языка мгновенно онемел. Точь-в-точь, как после укола стоматолога.
- Это не анаша, - сказал Шура неторопливо.- И не героин. Ну, ты и влип... Кокаин-сырец?
- Наверно...- повторил сын.
- Наверно?!- Шура взъярился.- Ты меня за идиота держишь? Я похож на идиота?!
Без замаха он ударил Максима по лицу – снова ладонью, однако на этот раз парень от толчка свалился с кровати на пол.
- Что ты мне здесь башку морочил, на авось рассчитывал? Он только попробовал, никакой анаши... Брехло! Думал, не найду? Я предупреждал: лучше добровольно признайся! А сейчас молчи! Поздно... Значит, вот какие у тебя поездки за книжками! Одесса, порт, товар подешевле, оптовые закупки!.. Литература... Теперь ясно, что ты там задешево покупал. Наркотики?! Заткнись и молчи! Ты, дурак, хотя бы понимаешь, до чего в результате докатился? Ты торговец наркотой, преступник! Как ты надеялся жить дальше? Или наивно рассчитывал, что всегда все сходит с рук? А про тюрьму ты не сообразил? А про мать? Да что про нее думать, перебьется... А про тех людей, кому собирался продавать кокаин? Поднимись...
Шура устало сел на кровать, подтянул сверток со стиральным порошком ближе. Максим, высокий, красивый, спортивного телосложения юноша, понуро высился перед ним. Лицом сын был похож на Соню: такой же лоб, глаза, нос, но мускулистые руки, рельефный пресс, выпуклую грудную клетку унаследовал от отца. Взлелеяли малыша, чтобы под старость проявлял заботу о предках!
- Мне на тебя сейчас противно смотреть, - произнес Шура и сразу почувствовал, что сказал неправду.
Ни отвращения, ни презрения, ни ненависти он не испытывал. Вместе с тем имелось пасмурное, безнадежное ощущение, что все, воистину все, полетело вверх тормашками, разбилось в щепки. И самое главное, самое ужасное – потерян сын. Навсегда и бесповоротно. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. А стало быть, утрачена и семья. А еще чудилось... чудилось, что отдал бы душу дьяволу, лишь бы только возвратиться назад к жизни, которая длилась до сих пор!
Пустые фантазии...
Шура тяжело вздохнул, взял верхнюю коробку порошка и оторвал за клапан картонную полоску. Затем двумя пальцами вытянул новый серый пакетик и бросил на стул к распечатанному ранее.
Глянул сыну в глаза. Сказал:
- Такие дела, студент ...
Отрывая полоски и доставая из коробок кокаин, Шура за несколько минут соорудил горку из девяти пакетов. Наркотик оказался не во всех коробках. Однако и этого было достаточно, чтобы загреметь куда подальше. Причем, загреметь всерьез и надолго. Основательно загреметь…
- По чем сейчас кокаин?
- Не знаю... Не знаю точно... Здесь – тысяч на десять. Долларов... Приблизительно, - Максим пожал плечами. - Может и меньше...
Шура присвистнул.
- Десять тысяч баксов... Круто служишь кому-то, парень! За процент?! Молчишь... Ну-ну... И как ты в это говно вступил? А?! Объясняй, если спрашиваю.
- Картежный долг... Или отдавать, или...
- Много? Долгу, спрашиваю, много? Чего к нам с матерью не обратился? Наскребли бы как-нибудь.
- Двести долларов. Думал вам не сообщать... Сам бы отдал...
- И что?
- Поставили на счетчик и за три месяца накрутили еще на три сотни. На арапа взяли! Чтобы отдать за карты, я занял у Кузи...
- У кого?! У Виталика Кузнецова? Так запросто занял полтысячи зеленых?!
- Пол куска... Потом начал отрабатывать: ездил в Одессу за книжками, за журналами...
- И за наркотой!
- Наверное, нет. Вообще, впервые попросили взять передачу прошлый раз. На вид – такой самый сверток. Кузя при мне его и развернул. То, что и теперь – стиральный порошок.
- А ты вроде и не догадывался, что там могло быть.
- Откуда?! И не мое дело. Я – съездить и привезти, а товар – это собственность хозяина.
- Молодец, - похвалил Шура. - Экономическую базу подвел. Собственность, товар… Умеешь отвечать! Так и прокурору расскажешь, если спросит. Думаешь, поверит, что ты овечка невинная? Ты бы на его месте поверил?
Парень отрицательно покачал головой.
- Дубина! – сорвался Шура на ор. - Ты не овечка, ты тупой баранище! Знаешь, когда барана ведут на бойню резать, он даже не блеет. И ты так же... На вид – здоровенный лоб, грамотей, а на поверку – щенок слепой. Тьфу!
- Па, - вдруг спросил Максим, - что мне делать?..
- А почему ты раньше про это не беспокоился?! Что ему делать... Сушить сухари!.. Первый раз с порошком ты ехал чистый – проверяли они тебя. А во второй ходке загрузили! Но и Виталик падло... Вербонул, паразит, капитально: не отбояришься. Недоносок, кто бы мог придумать!.. Друг детства, сосед - сволочь!
- Па, отдадим им товар! Ну, отдадим и все. Пусть забирают. Кузя обещал, что это последняя поездка. Что я уже рассчитался с ним. Вернем?
Он смотрел на отца с надеждой.
- Кузя пообещал! А ты и губы раскатал. Сказано, дурак. Очки тебе Кузя втирает, разве не ясно? Причем, на оба глаза. Уже теперь легко не отпустят – ты у них на куцем поводке. Обработанный и по рукам, по ногам спеленатый. Нет, с этим надо кончать и шабаш!
- Я отдам и ...
- Или, - неуверенно предложил Шура, - можно ... в ментовку сдаться. Самому.
- Тогда меня посадят. Точно. А не посадят, так подрежут.
Шуре аж в животе похолодело: а ведь подрежут за десять кусков. И согласился:
- Оно-то лучше всего было бы воротить весь кокаин, и чтобы отцепились... А коли не отстанут?! Ты им нужен. Пока они тебе крючок закинули. Еще одна ходка – и ты в системе железно, с потрохами. Вот тогда уже рано или поздно, а посадят, факт… Ну, ты и вляпался!..
- Я завезу и обговорю с Кузьмой. Объясню все... Скажу... что не буду!..
Шура горько усмехнулся. Завезу, поговорю, отпустят... Детский лепет. Никто никого не пустит! В особенности теперь, ежели товар по дороге засветился. Лишние свидетели появились – расчета нет отпускать. Прока никакого из подобного благородства, одни лишь хлопоты. Значит... Или с ними, или против них. Другого выхода не видать. Все! Надо решаться...
Шура встал.
- Никуда ты не поедешь. Останешься дома.
- Тогда они сами приедут! Дело в том, что я и так на день задержался. Меня еще вчера ждали.
- Пусть дожидаются, пусть приезжают. Я с ними и буду разговаривать.
- Па! Ты не знаешь этих...
- Я сказал. И по иному не будет. Прикрываем базар. А тронуть тебя я не позволю.
- Мама спросит, почему я не поехал, - напомнил Максим.
- Будешь помогать мне сегодня. Занятие найдется. Вон с дровами надо управиться. А здесь прибери, чтобы ни единого следа. И матери ни слова! Это не бабское дело, а твое и мое. Отобьемся...

4. Двуручная пила была старательно разведена и наточена, а посему Шура и Максим расправлялись с толстыми дубовыми и акациевыми метровками играючи. Колодки лежали под навесом сарая еще с прошлой зимы, все дожидались благоприятного случая, и вот дождались. Вдвоем отец и сын Деревянки брали метровку, клали на козлы и через минуту новые три чурбана летели в кучу.
Пильщики, несмотря на скупое осеннее солнышко да прохладный ветерок, давно оголились по пояс, хотя и раздетые быстро стали мокрыми от энергичных усилий. Темп задавал Шура. Он не терпел сонной, медлительной работы, ибо во всем последовательно исповедовал не умеренность, не предел даже, а только крайности. Гулять, так гулять, работать так работать! Без бодяги!
Максим, вдвое младший, уморился однако больше, но все же норовил не отставать от отца и вида усталости не подавать. Шура, кроме слов “взяли”, “положили”, “пилим”, с ним почти не разговаривал, зато постоянно следил глазами за выражением сыновнего лица. На Максима он почему-то, как ни старался, не гневался совершенно. Только, когда опять припоминал об утренней находке, невольно сокрушался, что ничего задним умом ни придумать, ни сделать, ни изменить... И невольно же в мыслях начинал перебирать возможные дальнейшие варианты. Впрочем, как ни крути, впереди светили только неприятности. Причем неприятности немалые…
София убирала в доме. Сначала она малость рассердилась, что Максим отказался ехать, но скоро утешилась мелкой стиркой вручную, а затем расходилась и затеяла генеральную уборку: наведение порядков с пылесосом, выколачиванием дорожек, ковриков, паласов, влажным протиранием и мытьем пола. Несколько раз благоверная старалась продемонстрировать характер и заставить пильщиков одеться, чтобы не продуло во дворе, но, наконец, отвязалась с заботой, натолкнувшись на дружное сопротивление.
Когда Жук гавкнул, Шура распрямил согнутую спину и, вытирая пот со лба, посмотрел на улицу. От села подъехала новенькая “девятка” шоколадного цвета и остановилась подле их ворот. Музыка из салона автомобиля доносилась до самого сарая.
- Соня!- позвал Деревянко.- Соня, к тебе! Выйди на секунду.
- Ко мне? Кто там?
В ярком халатике, подвязанная платком выше бровей, София выглядела по-домашнему просто, но все равно мило и трогательно.
- Твое начальство, - ответил коротко Шура и потянул пилу к себе.
Эдуард Геннадиевич спешил тем временем от калитки к крыльцу. Несмотря на выходной день, по всегдашнему обыкновению в строгом темно-синем костюме и при галстуке под белый воротничок. Неизменно импозантный, степенный, подтянутый, уверенный в себе и в своей цели – словом, образцовый директор. Руководитель со знаком качества.
- Это я, Софья Витальевна, - улыбнулся, щеря зубы. - Здравствуйте! Извиняюсь, но вас срочно вызывают на избирательный участок. Еще раз великодушно извините, что отрываю от важных домашних дел...
- Добрый день! А что случилось?
-Требуют сверить списки избирателей. Проверяющие из областной администрации посетили нас нежданно-негаданно. Третий заместитель второго завотделом. Или наоборот. Как снег на голову! Здравствуйте, Александр Степанович!
Шура фукнул в ус, не переставая пилить. Максим поздоровался.
- Я вчера вечером представила все списки. Проверила и заперла в сейф.
-Нужны дополнительные объяснения,- приезжий был весело-настойчив.- Ну, вы знаете ревизоров! Всегда тожественные: им нужно не то, что имеется, а то, чего нету. Иначе не пребывали бы они в проверяющих. Такая у них профессиональная специфика. Как говорится, на то и поставлены, чтобы нас контролировать. Се ля ви!
- Подождите, я хотя бы переоденусь. Боже, а прическа!
- Ну, конечно, какие вопросы! Переодевайтесь, причесывайтесь, я подожду. И не очень торопитесь, сейчас их там немного угощают... – гость хохотнул. - Чем Бог послал. Ничто человеческое не чуждо и комиссиям!
Когда София исчезла на веранде, он медленно прошелся к воротам, искоса изучая и дом, и двор. Вероятно, интересовался бытовыми условиями подчиненных. Пес лениво, с перерывами, погавкал, да и лег возле будки, положив морду на лапы.
- Кто это?- шепотом спросил Максим.
- Директор школы... Полину Васильевну ушли на пенсию, потому что взятки не давала, а взамен прислали городскую птицу. Проштрафился он там, в городе: не то развелся сам со скандалом, не то чью-то семью разбил. Один черт! Ну, а к нам бросили на укрепление коллектива, - Шура хмыкнул.- Поднимать будет планку, чтобы служба медом не казалась. Фактически – на исправительные работы заслали. Как декабриста. Жилье в городе, а у нас на квартире временно перебивается. Твоя мать когда-то училась вместе с ним в пединституте. На разных факультетах, ясно. Однокурсник или однокашник, не знаю. А может, просто случайный знакомый, не интересовался я подробностями. Да ты сильно так не прижимай! – шумнул внезапно. - Легче веди, она острая. К себе, к себе...
София с порога, приодетая наряднее, улыбающаяся, громко спросила:
- Мы надолго?
- На час-два, не дольше, - откликнулся Эдуард Геннадиевич. – Как получится. Поехали?
- Шура, обедайте, наверное, без меня, не ждите. Борщ на плите, разогрейте, если остынет.
Цокая каблучками по дорожке, женщина поспешила к калитке, которую предусмотрительно отворил гость. Джентльменское открывание дверцы повторилось и возле “девятки”. Легковушка уркнула, развернулась почти на месте и помчалась в село, поднимая за собой пылищу.
- Ну, будет! – скомандовал Шура. - Перекур. Моем руки и айда есть. После обеда доделаем, не горит.

5. До темноты действительно успели перепилить все приготовленное, частью даже и покололи. Максим рвался занести порубленные дрова в сарай, но Шура его остановил: “завтра”.
Ужинать сели во дворе под фонарем; добро, ветер утих, и в ночь разведрилось на настоящее тепло. Деревянко за столом хмурился: ему совершенно не нравилось настроение супруги. С избирательного участка она вернулась раздерганная, разнервничавшаяся, тем не менее, не объясняла ничего и, что самое странное, не срывала злость на Шуре. Последнее было до чрезвычайности непривычно. Серые глаза жены словно увеличились, выделяясь на смуглом лице, а крылья носа заметно раздувались. Это, по приметам, служило признаком какого-то вранья или проступка с ее стороны. София даже выпила с мужем горькой – для аппетита. И когда Шура наполнил рюмку вторично, не отказалась категорически, не заартачилась, а только предупредительно заметила:
- Может, не надо? По крайней мере, ребенку не наливай... Максим, салат положить?
- Пусть лучше при нас с тобой сто грамм дерябнет, чем где-то под забором обкурится, если не хуже!
Парень отвел взгляд.
- Что ты мелешь? – рассерчала супруга. – Да еще о родном ребенке!
- Ну, за то, чтобы в паре! Берите, берите... Не греть в руках, освобождайте посуду!
София чокнулась с сыном, быстро запила водку водой, подсказала:
- Заедай, Максимчик! Картошка вкусная, капустка цветная; а мяса совсем не берете. Кому я готовила? Шура – ешь!
- Ну, что там, - важно поинтересовался Шура, - на участке?
- Как всегда... Агитируйте, чтобы все пришли на выборы, чтобы проголосовало не меньше семидесяти процентов. Работайте с населением, с пенсионерами. Не допускать сторонних к спискам, к протоколам, к бюллетеням. Все одно и то же. Надоело уже.
- А голосовать за кого?
- За Президента, конечно. Если область не обеспечит большинства, снимут председателя госадминистрации.
- Трясутся за нагретое место, трутни... А, смотри, не угадают: область проголосует “против” и пробьется второй кандидат? Вот кино!
- Шура, при всем при том власть останется, как и была. Думаешь, сильно изменится, кабы другой президент стал?! Да нового и не изберут...
Скрипнули металлические петли, и тотчас на скрип громко отозвался кобель. Свет фонаря бил до ворот, но на фоне темной улицы виднелся лишь силуэт в пройме калитки.
- Кого там на ночь?.. – недовольно буркнул Шура вполголоса, тем не менее поднялся от стола и направился к гостю. – Жук, в будку!
- Добрый вечер, дядя Шура! – поздоровался с ним парнишка в очках. - Максим дома?
- Это ты, Виталик?.. – Деревянко испытал и растерянность, и радость одновременно: ну, началось! Перевел дыхание, затем внешне спокойно ответил: - Дома. На кой он тебе? Он ужинает.
- Позовите его, пожалуйста...
- Может, ты позднее зайдешь?
- Я только на минутку! Заберу передачу из Одессы ...
- Книги или что?
- Можно и книги заодно, - парень не мог скрыть легкого дрожания в голосе. Хотя, возможно, это Шуре всего лишь мерещилось. – А вообще, мне только передачу нужно. Максим знает.
- А!.. Тот порошок? – как будто наконец догадался Шура. - Какому-то мужику?
- Точно – стиральный порошок.
- И что за спешка такая? Прямо-таки среди ночи за передачей!.. Драгоценная она, или как? Давай лучше завтра. Ты надолго к родителям?
- Я, собственно, на машине приехал... С тем мужчиной. Он дожидается в кабине.
- А-а, и он там? Ну, то перескажи этому вахлаку,- Шура дольше не мог сдерживаться и кинул прикидываться учтивым,- что ни хрена я ему не отдам! Ты понял? Ни хрена! Скажи ему, пусть стирает дустовым мылом. Чтобы вши не заводились! И валяй отседова! Валяй-валяй... Ишь ты, понаприезжали!..
Виталик немедленно развернулся, даже не прощаясь, и послушно посеменил туда, где Деревянко еще раньше заметил светлые контуры легковушки размерами, приблизительно, с “волгу”. Не долго думая, Шура пошел вслед за парнем. Никаких планов он не имел совершенно, а о последствиях тем паче не размышлял.
- Маленький облом, - сказал кто-то и присвистнул. Звуки среди ночной тиши разносились далеко и четко.
- Что приключилось, Кузя?- спросил новый голос, старше предыдущего.
- Не отдает! – отчаянно пискнул Виталик. – Его старик...
- А при чем тут он? Разве он в курсах?
- Не знаю, Жорж! Ну, он, это... не отдает!
- Отчего, спрашиваю?!
Подле машины Шура разглядел три фигуры, считая с Виталиком Кузнецовым. Наверное, и чужаки в свой черед заметили его, ибо дружно обернулись и замолкли.
- Эй, ты, - грубо начал Деревянко, - за бугра у них, или как?
Он остановился в метре от автомобиля, старенького, когда-то роскошного трехсотого “мерседеса” желто-зеленого цвета. Большая прожорливая консервная жестянка. Ее хозяин не мог быть чересчур крутым.
- Э-э, да ты сякавка, а не мужик,- прибавил Деревянко пренебрежительно для пробы.
- Мужики в зоне, папаша. Попрошу не обзываться, здесь дети.
Малый лет тридцати, которого Кузя назвал Жоржем, высокий и крепкий, чуть сменил позу, опустив кулак к карману. Второй, вероятно, числился водителем: держался за переднюю левую дверцу. Ничего опасного Шура пока не увидел.
- Чуваки, гребите отсюда, пока я вам не накостылял, - промолвил он почти примирительно.
- А нас, папаша, не очень просто костылять, - также примирительно возразил Жорж. - Будут затруднения, сложности. Мы сами, кому хошь, можем фейс почистить. И передачку придется, между прочим, все одно возвратить. Товар, пардон, бабок стоит!
- Не дождешься, урод! Если я и заимею охоту договариваться, то не с шавками, не с шохами, а с кем-то из твоих хозяев. Такая тебе передачка, поц. Просек?
- Ну, папаша, в натуре хамишь!
Деревянко неожиданно ступил вперед, правой рукой обхватил горлянку парня и сжал кадык. Растерявшись в первый миг, Жорж задохнулся, не в силах оторвать сильную кисть от шеи. Водитель, оббежав капот “мерса”, вместо нападать на Шуру, тормошил его за рукав, бил по кулаку, а потом даже попробовал куснуть. Шура выверено хлопнул надоедливого слабака по лбу и сбил на землю. Экзекуция совершалась без лишнего ажиотажа и шума, в полнейшей тишине. Жорж не мог хотя бы захрипеть.
В конце концов у него подсеклись ноги. Он мало-помалу начал сползать по крылу, к которому Шура прижал его, конвульсивно колотил руками по воздуху. Вдруг стукнула задняя дверца, и с ревом появился четвертый член заезжей команды: почти двухметровый и почти прямоугольный.
- Заяц, мочи его! – взвизгнул водитель, и Шура отпустил Жоржа. Тот не упал, а удержался на коленях.
Здоровяк двигался на удивление плавно. Двумя легкими шагами он сблизился с Деревянком и сразу нанес мощный быстрый удар. Шура едва успел подставить правое плечо, пропуская кулачище по касательной, затем немедля пнул агрессора по чашечке, а левой поддал в середину груди, куда-то под сердце.
Жорж безудержно перхал, замедленно рыскал по карманам. Водитель уже поднялся и налетел на Деревянка со спины, облапил поверх рук. Шура сильно ударил теменем назад, и оголец с воплем свалился на траву снова.
- Заяц!.. – прохрипел Жорж, вставая, наконец, в рост.
Заяц размахнулся с расстояния в полтора метра, но Деревянко не дожидался плюхи, а одновременно шагнул навстречу, пригнулся под руку атакующего верзилы и нанес подряд ударов шесть-семь: кулаками, локтями, коленом и опять кулаками. Лежащему на траве врагу он добавил пару пинков, хотя Заяц лишился сознания раньше.
Шура обернулся. Водитель до сих пор продолжал отдыхать возле колеса, Виталик где-то бесследно исчез, а вот Жорж сцепился с Максимом, который, по всем вероятиям, прибежал на помощь отцу. Это не выглядело вдумчивым боем – парни бестолково лупцевали один другого по не очень уязвимым местам – сеча, одним словом. Однако наблюдать за драчунами Шура не собирался. Он дернул Жоржа за длинные волосы, развернул к себе лицом и изо всей злости приварил по носу. Ужасно гикнув, юнец заслонился ладонями, упал рядом со слабосильным водителем и заскулил.
Деревянко наклонился, уперся в колени. В легких саднило, сердце колотилось, будто сумасшедшее, пальцы дрожали. С досадой отметил: коротенькая, чепуховая потасовка, а какой передых доводится делать. Растратил, прожил выносливость напрочь. Потом взглянул на сына. Максим запястьем утирал разбитый рот.
- Сильно? – спросил Шура осиплым голосом.
- Да мелочи, губа немного...
Жорж стихнул, убрал, отвел ладони. Вид у него был исправный, как и надлежит при сломанном носе: пол-лица изгваздано кровью. Юнец сел, опираясь на ладони, затем медленно, неуклюже стал раком – и принялся шумно блевать. Встал на ноги, цепляясь за бампер, и нытик водила. Не шевелился лишь двухметровый Заяц.
- Ну, мужик, тебе кранты!- воскликнул нахально водитель, однако мигом отскочил подальше, как только Деревянко разогнулся.
А Шура, все еще запыхавшийся, пинком под костлявый зад помог встать Жоржу, свирепо пригрозил:
- Максима не трогать, убью! Сволочи... Оставьте его в покое! Ясно? Не приведи Бог, что удумаете, лучше сразу идите и вешайтесь. Я до вас где угодно доберусь! Если кто тронет Максима, - Деревянко матюгнулся, - вам всем звиздец. Поубиваю, на хрен...
Для убедительности он хватанул кулаком по лобовому стеклу, и оно незамедлительно украсилось живописной трещиной сверху донизу.
- Это перебор, мужик! – чахлый водитель аж руками развел. - При чем тут тачка?! Козел ты, в натуре...
Шура молча, но от души лягнул носком ботинка по крылу и почуял, что примял обшивку. Водитель снова чмокнул языком, зашпарил:
- Ну, все, все! Ты прав, мужик! Видим, доказал... Больше не спорю...
- Тогда забирайте эту дохлятину, грузите в драндулет и уматывайтесь отседова, пока я добрый. Все ясно?! В темпе!
Жорж, Кузя и водитель скоренько вкинули невменяемого Зайца в “мерс”, легковушка развернулась. Деревянко вдруг подумал, что следовало бы знать номер машины, и на всякий случай запомнил: 120-58 ОН.
- Теперь айда, - сказал Максиму. – Там мать ждет, наверное. Кровь утри.
Через несколько шагов прибавил:
- Драться совсем не умеешь. Как инвалид. Бычок здоровый, а понятия нет ни малейшего: размахиваешь теми граблями, будто... Тьфу!.. Матери не вздумай сказать.
Однако София догадалась без подсказок.
- Что с вами? – спросила сразу. - Шура, что стряслось?.. О, Господи, на пять минут отошли... Максим, почему у тебя кровь на рукаве? Что с губами?
- Прикусил, - ответил парень. - Спотыкнулся и...
- Не ври, не копируй отца! Это ты! – переключилась жена на Шуру. - Это ты виноват! Вчера подрался где-то, сегодня опять, вдобавок и сына впутал. Завтра еще какого-нибудь черта придумаешь для меня! Зачем?! Кто это был? Скажи, кто был?
- Ты их не знаешь, - Деревянко утомленно сел за стол, налил себе самогонки по поясок и выпил залпом.
- Алкаш, пьяница, ничтожество! Боже, за что мне это наказание?! Когда же ты, мучитель, перестанешь из меня кровь цедить?! Как паук... Максим, а ты куда?..
- Да ну вас, в самом деле! Только ссоритесь все время. Надоело! Разве нельзя по-человечески?..
- Максим, погоди! А ужин?
София поспешила за сыном в дом, но на пороге оглянулась.
- Ты мне всю жизнь перегадил! Каждый день попойки или скандалы!
- Ты преувеличиваешь, солнышко, - заметил Шура и начал есть остывший картофель.

6. Он лежал в кровати, читал очередной российский детектив: о разгуле солнцевской братвы и продажную подмосковно-московскую милицию, когда София, в конце концов, помылась и зашла в спальню. Из-под ее почти белоснежной шелковой ночной рубашки даже в слабом свете настенного бра треугольником потемнее проглядывали узкие трусики.
С нездоровой традицией жены спать частично в белье Деревянко попробовал бороться еще перед свадьбой, но переломить привычку не смог и за последующие двадцать лет. Аргумент был весомый: без комбинации и плавок Соня ощущала себя голой!
- Подвинься, - сказала она нарочито сердито, однако по ее тону Шура понял, что гроза миновала.
- А “ пожалуйста”?
- Подвинься, пожалуйста... Ну! Я замерзла, как жаба... Скорее!
Удобно разлегшись рядом, опершись спиной об Шурин бок, София также взяла книгу и раскрыла на загнутой странице.
- Ты собралась читать? – спросил он. - А не поздно? Посмотри на часы. Мне завтра спозаранок вставать.
- Ты тоже читаешь.
- Уже нет,- отложил детектив на тумбочку Шура. - У меня уже пропала охота читать.
- С чего бы это?- хмыкнула жена. - А ты через силу почитай.
- С тех пор, как ты пришла и легла рядом, мне хочется другое... – Деревянко сделал небольшую паузу и добавил: - Давай лучше поговорим.
- Захотел общения?! И о чем нам разговаривать?.. Ты, например, вообще ничего не рассказываешь. Никогда.
- Ты тоже многое не рассказываешь.
- Потому что ты меня не любишь, совсем мной не интересуешься...
- Неправда и вранье!
- Правда! Все твои интересы – это дружки и кафе. Еще шашки. И футбол по телевизору. Набор расчудесный! А вот жене среди твоих хобби места не нашлось. Мы живем как разведенные: от разных посторонних людей мне приходится выслушивать про твои похождения! Кому это понравится?
- Что тебе сказал Максим? – изменил немного тему Шура.
- То же, что и ты. Два конспиратора... Ты его настроил против меня!
- Неправда и...
- Правда! Правда, Шурочка. И это уже давным-давно. Пока он был маленький, то все-все мне рассказывал. Приходил, садился на колени, обнимал, шептал на ушко...
- ... маленький ябедник...
-... а сейчас при встрече стыдится в щеку поцеловать! Это твое воспитание.
- Просто вырос. Да брось ты книжку! Ей-Богу, порву. И повернись. Так... Хорошо.
- Теперь стало легче? - София насмешливо прищурилась. Серые глаза благоверной стали мутными, и у Деревянка перехватило дыхание.
- Золотко, я тебя люблю...
- Ой-ой-ой; откуда сии нежности?
- Нежность в сексе – самое ценное, зайка моя! Слушай, а что это у тебя за форма “раз”?
- Симпатичные? На базаре в пятницу купила. Эгей, смотри, не порви. Осторожнее, медведь! Невтерпеж?
- Соня, это срамота какая-то, а не трусики. Стыд и срам! Сквозь сеточку все видно, и черными цветочками в придачу вышиты. Выбрось, чтобы я не видел! Вроде как в борделе, а не дома с верной хозяйкой.
- А может, я хочу чувствовать себя в кровати распущенной. Или искусительницей!
- По-моему, женщина лучше всего чувствует себя, если мужчина хорошенько ей запихнет. А все прочее – ерунда и россказни. Разве нет?
- Ну, так впихни, если можешь, теоретик. Можешь? Тогда чего телишься? Давай! Ну!
- Скучила за мужиком? Попал? Попал... Ну, держись. Вот тебе. А так? А так? И так! Приятно?
- Сашенька, дорогой, - София застонала, выгнулась и цокнула языком. - Боже, у меня перед месячными аппетит, как у шлюхи. Ой, я не выдержу. Мамочка... Так, так... О-о-о...
Когда Шура, наконец, остановился, жена принялась выцеловывать его.
- Понравилось? – спросил он. - Поймала кайф?
- Ты бессовестный. Вульгарный и беспардонный мужлан. Нежности и деликатности в тебе ни на крошечку!
- Мы, кочегары...
- И усы у тебя колючие и похабные. Вот только, что инструмент между ногами безотказный.
- Это вся благодарность? Старался, старался...
- Можно подумать, что ты старался не ради собственного удовольствия,- София фыркнула. - Альтруист откопался.
- Сонечка, секс – это не удовольствие, а тяжелый, изнурительный труд.
Жена засмеялась. После любви она смеялась в особенности хорошо; так, что хотелось снова.
- За труды тебе пять с плюсом. А за вранье – двойка. Не поднаторел!
- Значит, ты ждешь откровенности, а не комплиментов? А знаешь, я тоже заметил, что в сексе самое ценное – искренность.
- Ты трепался только что, будто нежность.
- Разве? Правильно! Искренность и нежность. Поспорим, если хочешь. Нет лучше, чем потрахаться с бабой, а потом душевно поболтать с нею о смысле жизни.
- Во-первых, я не баба. А во-вторых, тебя, кажется, полностью устраивают ваши пьяные диспуты в кафе.
- Нет, там совсем иначе. Там – закрытость. Ракушка навроде мидии. Каждый о себе и про свое. Мужчины не слушают друг друга, а выслушивают. Но думают при этом опять-таки про свое. А с женщиной, с которой вы только-только были единым организмом – полное доверие и открытость. Можно спрашивать, о чем угодно. А можно рассказать про заветное. Никто друг друга не стыдится и не прячется в панцирь.
- Да ты философ.
- Я глуповатый работяга. Просто задумываюсь иногда. Вчера, например, я хотел тебя спросить – чисто образно – ты согласилась бы сниматься в кино? За деньги ... Но в порнографии.
- Ни за что!
- Не спеши, подумай. За десять тысяч долларов!
- Нет, Сашенька, не согласилась бы. У меня монастырское воспитание: лишь по любви. А с чужими мужиками... Как животные, брр... И никто таких денег не заплатит... Зато ты, уверена, с радостью побежал бы, вприскочку!
- Сейчас говорим не обо мне, - рассудливо возразил Шура.- Это в следующий раз. А в стриптизе выступать? За деньги... Там же только раздеваться, без секса.
- Все равно не смогу; мне стыдно, понимаешь?
- А чего им не стыдно? Ну, им же не стыдно!
- Не знаю. Привыкли. Работа...
- И ты привыкла бы. Всего-навсего показать часть тела. Вот что за разница, какую часть разрешается показывать? А главное – деньги. Ты же любишь деньги.
- Дурак ты набитый. Я не деньги люблю, а то, что за них покупают. А о стриптизе, давай, перестанем... Скажи лучше, кто разбил Максиму губу?
- Да это нечаянно, шутя. Бывает... А ты сразу бузишь!..
- Я вам не верю. Почему тогда Максим не признается?
- Совестно ему. Брось! - Шура махнул рукой. - Оставь Максима в покое. Расскажи, что у вас случилось?
- Где?
- На участке, наверное. Ты приехала совсем расстроенная. Ругали, что ли?
- Нет, ничего абсолютно. Это тебе почудилось. Ты не в меру наблюдательный. Все нормально. Ну, довольно, пойду помоюсь и почивать. Двенадцать часов без малого.
Софья ловко, гибко, словно молодица, выскользнула из-под одеяла и подалась в ванную комнату. Шура посмотрел вслед супруге, а потом просто лежал с открытыми глазами. Думал про парней, которые приезжали по кокаин. Сами они, разумеется, большой угрозы не представляли. Максимум возможностей – побить ночью окна в доме, или повстречать в глухом закоулке да попугать. Однако за ними кто-то стоял и дергал за ниточки. Такой себе Карабас-Фантомас. У того репертуар побогаче. И кого он выпустит на замену, неизвестно. Хотя, без сомнения, ожидать следует чего-нибудь значительно худшего.
Деревянко невольно вздохнул. Что ж, ты сам заказывал переговоры с кем-то козырным, а не с этими шестерками. Вот и будешь иметь. У него похолодело в животе – у него всегда холодело в животе при опасности. А опасность ныне воняла явственно. Опасность уже топталась подле порога и протягивала руку, чтобы постучаться в дверь!
Завтра, скорее всего, еще ничего не случится. А послезавтра... Доживем – увидим.
Услышав, что София возвращается, он закрыл глаза и прикинулся спящим.

7. Понедельник, 25 октября, 1999 год.
- Чего домой не идешь, Деревянко?
Учитель физкультуры подошел ближе и стал рядом под стеной кочегарки. Тоже зажег сигарету, мигая на тусклое осеннее светило.
- А? – переспросил Шура.
От школы буквально только что отъехала директорская “девятка”, и он провожал ее внимательным взглядом.
- Обедать чего не идешь, спрашиваю?
По правую сторону от директора на переднем месте в легковушке сидела София. Когда она выходила из помещения на крыльцо, Эдуард Геннадиевич уже караулил в “жигулях”, распахнув дверцу. Одета женщина была в строгое платье, чем-то напоминавшее ученическую форму, и издали смахивала на старшеклассницу куда лучше, чем те неуклюжие девчата, которые кучковались возле входа. Фигурка у Софии, безусловно, высший класс. Одесский шик, который не вытравили ни житье в селе, ни недотепа-муж. Как говорила добрая душа Розалия Яковлевна: “Сонечка, ты не созданная для курятников и свинарников”...
А вообще, в школе жена иногда казалась Шуре какой-то неродной и далекой. Возможно, из-за одежды и прически, а может, виной тому было ее подчеркнуто холодное поведение.
- Я в столовой перехватил, - ответил наконец.- Ну его к черту! Наряд получил от начальства – разобрать печь перед сезоном. Назавтра, вроде, придет сварщик из колхоза, будет переваривать котел. Хочет одну секцию добавить.
- А что на обед давали? – поинтересовался физкультурник. - Или мне тоже сходить пожрать...
- Рассольник, каша перловая, огурцы и чай.
- Каша с мясом?
- За полтинник?! С фигой, и с маком! Степа, когда это мясо водилось? Постный суп, добро, что горячий; каша зажарена луком на подсолнечном масле. Мясо!..
- Не говори: помню, выстроили новую школу – Полину Васильевну только поставили на завуча – так за двадцать копеек в столовой давали, как в ресторане. Та куда тем ресторанам браться! Борщ густой, с фасолью, жирный, и ломоть мяса с салом с твою клешню величиной. А к картошке, или к макаронам, или к гречневой каше - гуляш или поджарка. И компот, а не чай морковный. Наелся, и дома жинке готовить не надо. Детей еще у нас не завелось, я в школе обедал, а Миля в колхозном буфете...
- Вспомнила баба, как девкой была, - сказал Деревянко. - Оглянись, к тебе!
Маленькая худенькая девчушка с двумя бантиками в косичках и с джинсовым ранцем за спиной несмело приблизилось к мужчинам.
- Степан Петрович, - промолвила она, - моя мама просили, чтобы меня отпустили после пятого урока домой. Она едут в город, а кому-то надо посидеть с сестричкой. А бабуни нет тоже. Она на току кукурузу чистят. Отпустите меня, пожалуйста.
- А я при чем? – чуть не всплеснул ладонями физкультурник. - Таня, у тебя есть классный руководитель? Есть. Вот и марш к ней и отпрашивайся. Что я?!
- Анна Николаевна сказали, чтобы я обязательно спросила разрешения у вас.
Физкультурник аж затоптался на месте от волнения.
- Ты, Таня, пойди и скажи Анне Николаевне, что я не отпускаю с уроков, а это только она может сделать. Она твой классовод. А я учитель. Ко мне кто придет в спортзал или на стадион, тех я и учу. А с уроков не отпускаю. Не имею такого права. Я не директор, чтобы распоряжаться учениками. Понятно? Ну, так иди себе. А вы что хотели, орлы?
Компания пареньков ожидала своей очереди для переговоров.
- Мы будем сегодня играть в футбол?- спросил самый разбитной, хотя и ниже остальных по росту.
- Будете. Мяч есть? Принесли? Где?
- Вот, - показали ребята. - И еще второй у девчат. Баскетбольный.
- Славно. Тогда дуйте на стадион, поделитесь на команды и начинайте играть. А я сейчас подойду, отмечу, кого нет и кто без формы.
- А можно пацаны против девчат?
- А почему нет? Можно. Но на поле не материться, а то поставлю двойки. Поняли? Бегите, потому что и урок скоро кончится. Бестолковые...
- Пойду и я стучать, - сказал Шура. Степан ему надоедал быстро.
- Да постой, успеешь еще. А где Николай? Ты чего один?
- Николай мотоцикл надумал чинить. Отпросился, хитрован. В самый раз выбрал день подходящий...
- Николай, между нами, на рыбалку поехал. Я лично видел, как он с удочками катил на своем зеленом “эмчике”. Чинит!.. Это он точно на Ленивый поехал; там, говорят, вчера карась на червяка клевал до обеда.
- Ну, зараза! – в сердцах ругнулся Шура. - А директор мне заявляет: Николай Иванович занят, поработайте сегодня за него, за обоих, а он потом отработает. Конечно, отработает... Ну, не знал я. Сволочь!
- А твоя супруга идет на повышение? Председателем профкома выбрали; наш новый хочет, наверное, из нее замену сделать. В резерв кадров записал. И снова куда-то повез. На совещание...
- Слушай, Степа, тебе что за дело?! Ты как базарком на рынке – все надо обсудить, обо всем потрепаться. Сплетни разносишь.
- Ты меня послушай! – оскорбился физкультурник. - Вчера, примером, днем, в обед, его “жигули”, директора, стояли в рощице возле карьера . Люди брали глину, видели. Долго стоял! И с ним, между прочим, находилась какая-то женщина. Кто она, чем занимались в посадке, а может, в машине, не видел, не выдумываю. Но факт в наличии. Люди возводить поклеп просто так не будут. Понял?
- Пошел ты!.. – сплюнул Деревянко. Затоптал окурок и, не глядя на ироническую усмешку физкультурника, зашел в кочегарку.
Работы оставался непочатый край; посему он немедленно взял молоток и принялся откалывать от полуразваленной печи одну за другой здоровенные слепленные кирпичины и обивать с них засохший глиняный раствор.
Ничего трудного или особо премудрого, однако работа не клеилась. Слова Степы Сиоры могли оказаться обыкновеннейшим враньем, но тотчас забыть о них Шура не сумел. Да и не бывает дыма без огня. От раздражения он так сильно лупил по стенке, что несколько кирпичин разбил пополам.
- Эй, Шура, да ты всю печь растрощишь! – в кочегарку заглянул завхоз Горобец. - Я ведь тебя просил: осторожно. Как же ее потом назад складывать, если не будет из чего?
- В колхозе кирпичей выпишешь. Свиноферму вон разбирают все, кому не лень, тянут по домам прицепами. А тебе трудно для школы полтыщи штук привезти? Говно ты, а не завхоз!
- Шура, ну, все равно, аккуратнее...
- Послушай, Ваня: пили отсюда, пока я тебе не сказал что-то похуже.
- А ты не ругайся на меня! Взял моду... Думаешь, не знаю, сколько ты тачек угля по ночам перевез? А молчу...
 - Кто бы заявлял... А куда ты два полных шассика загнал?! Ваня, и не рыпайся, рыло у тебя в таком пушке... Уйди от греха!.. Видишь – мешаешь?
- Ну, ладно, - Горобец сдался. - Значит, слушай: школа закрыта, сторож заступает в шесть. Если привезут песок или глину, или цемент, пусть ссыплют тут перед щитом. А цемент занесешь вовнутрь.
- Я тебе не докер; разогнался, ага!
- Да там его три мешочка. Только все одно не привезут... Ну, чао!
- Иди, трудяга.
- Последнее. Директор сегодня пообещал кочегарам за печь литру. И с меня по окончании могорыч, я не отказываюсь.
- Засунь его себе, знаешь, куда...
Горобец ушел, и Деревянко почувствовал, что на душе стало легче. Конечно, оно лучше помогает, если не просто поцапаться, а хорошенько насовать кому-то в рыло. Но на безрыбье и рак рыба. Главное, что хандра попустила.
Уже значительно бодрее он отработал еще почти два часа, выходя только изредка покурить на свежий воздух.
А погода на улице портилась буквально на глазах. Откуда-то с запада подул едкий ветер, нагнал клубы низких, похожих на дым от сырого костра туч, осязаемо запахло немалым дождем.
Деревянко включил единственную уцелевшую за лето лампочку под проволочным намордником и упрямо продолжал разваливать печь. Осталась, по сути, только половинной толщины задняя стенка, которая не могла занять времени дольше, чем до семи. Перечистить кирпич можно будет и завтра. А сегодня все разбросанное кое-как собрать в пачку, чтобы не мешало ходить. Потому что, действительно, нашвырял мусора. Ну, да не горит пока...
- Это ты Шура?
Он оглянулся на голос. Двое незнакомых мужиков, появившиеся в кочегарке, выглядели весьма непривычно здесь и сейчас. Во-первых, не похожи на шоферов ничуть. Да и шум грузовика прослушать было невозможно. Во-вторых, хоть и одеты очень даже прилично, чутье подсказывало: дорогу в библиотеку или в музей они не будут спрашивать. За другим прибыли.
- Ну, я... Чего надо?
Тот, что находился поближе, шагов за пять, без манерности сел на грязный столик, подвинув трубный ключ, повертел короткой шеей, словно его душил воротничок. Приятель крепыша, выше ростом и беспокойнее, дерганей, остался в дверях. На шухере, подумал Деревянко.
- Поедешь с нами,- сказал ближний.
- И куда? – Шура старался отвечать равнодушно, однако догадался, кто это и по что. Таки началось... И как всегда, нежданно-негаданно.
- Домой. К тебе домой. К женушке, к сынашу.
- Занятый я, видите. Некогда, мужики.
- А мы пообождем. Аж минуту. Пока я пальцы сосчитаю. Но не боле того.
- Что-то я не врублюсь, мужики... А кто?..
Деревянко ступил навстречу визитеру. Тот, очевидно, заметил молоток в Шуриной руке, ибо быстро встал и выхватил из-под полы куртки вороной ПМ. Шура рассмотрел также спиленную мушку и автоматически отметил, что бандит левша.
- Стой, где стоял! – властно сказал налетчик.- Мужик... Сделай еще шаг, пальну! А молоточек выпусти... Пальчики разожми и брось на пол. Опа! Ну, чего вытаращился, лох? Сказано: поедешь с нами – и точка!
- Хотя бы объясни, зачем мне ехать. Ты, видать, не прокурор...
- А ты, видать, шутишь? Поедешь, потому что мне так надо! Без базара. А вот мой прокурор, - бандит весело покачал пистолетом. - У него и ордер есть. И семь подписей.
- Ну, допустим, стрелять никто не будет,- Деревянко шевельнул пересохшими моментально губами. - Тут же люди кругом , услышат.
- Мыслишь, лох. А мой прокурор с печатью! Не услышат, не бойся.
Бандюга вынул из внутреннего кармана самодельный, барахольный глушитель, неторопливо навинтил на дуло. Его напарник, в конце концов, не выдержал и кликнул:
- Замок, телись скорее, не мотай кишки! Там ждут!
- Вы за порошком? – спросил неожиданно Деревянко.
Замок довольно засвистел, утвердительно кивнул головой. На замечание напарника он не среагировал; наоборот – еще больше расслабился и снова сел. Очевидно, что в паре главным был он. Как очевидно и то, что в доме Деревянков остался кто-то, главнее этих двух посыльных.
- Порошок я не отдам. И говорить буду только с твоим хозяином.
- А это мы увидим... Не тебе, фраер, решать. Найдутся люди поумнее. Ты молись, чтобы живым остался, и баба с сыном уцелели – ясно? Всяко сейчас случается. В Бога веришь? Вот твоя единственная надежа... Ну, побазарили и айда помаленьку. За этим долдоном, но спереди меня. И без выстебонов, культурно предупреждаю. Шаг влево, шаг вправо – да сам, наверно, знаешь... Во дворе садимся в тачку. Ходу! А ты, Гиря, за руль.
В кочегарке, захламленной грудами кирпича, лопатами и носилками, было не развернуться. Чтобы пройти к выходу, Деревянко должен был обязательно приблизиться к своему непрошеному конвоиру. На раздумье оставались секунды, но Шура уже не колебался.
Замок допустил распространенную ошибку людей с оружием: зачастую они мнят, что их подопечные скованы, парализованы боязнью, поэтому на уменьшение дистанции не реагируют своевременно. Самоуверенность погубила бандита. Шура атаковал с расстояния метра в полтора – первым движением выбил пистолет, следующим столкнул Замка со стола. Другого бандита, Гирю, который рванулся на помощь соучастнику, Шура пнул в низ живота, жестоким тумаком в плечо отбросил к стене. Затем развернулся. Замок за этот момент успел подняться на ноги и схватить в руки ломик. Нападал он размашисто, покачивая ржавым пудовым железом, как скалкой для вареников.
Уйдя от беспорядочных, неприцельных махов, Деревянко внезапно подсек выставленную вперед правую ногу бандита, и тот сызнова неуклюже грохнулся. Однако когда Шура склонился над пистолетом, Замок швырнул в него ломом, а потом настырно прыгнул с пола сам, и они с Деревянком повалились вместе.
Шуре показалось, что при падении затрещали ребра, тем не менее и противнику, наверное, досталось не меньше. Вдобавок, хотя бандит оказался коренастый и крепкий, бороться он абсолютно не умел. Как и падать. После непродолжительного сопротивления самоучка оказался внизу, а Шура наверху, нанося врагу безжалостные удары стиснутыми кулаками по шее, по лицу, по вискам.
Вдруг он оглянулся, наконец вспомнив о втором визитере. Гиря как раз выбегал в дверь, пиджак его на спине был порван и замазюкан рыжей пылью. Подхватив пистолет, держа оружие для надежности обеими руками, Деревянко метнулся следом. На пороге он оступился и едва не упал, но устоял на ногах.
“Фольксваген” отъезжал задним ходом. Шура скинул предохранитель и трижды подряд выстрелил в затененное лобовое стекло автомобиля. Стрелял веером, горизонтально, но по водителю, видимо, не попал, или только слегка зацепил. Отъехав метров на пятьдесят, легковушка с визгом крутанулась, влетела багажником в кусты, включила сразу повышенную скорость, газанула, взревела единожды и скрылась в аллее.
Деревянко опустил ПМ и бегом, озираясь на все стороны, вернулся в кочегарку. Он был готов увидеть, что угодно; не удивился бы даже, если б Замок поджидал его с запасной пушкой. Однако обстановка внутри не поменялась – бандит продолжал лежать распростертый на полу.
Шура присел возле тела на корточки. Пульс на шейной артерии не прощупывался – какой к черту пульс?! Из носа и ушей текла кровь. Замок был мертвый.
Только теперь Шура припомнил: в начале говорилось про его дом, про Софию и Максима! Гиря, наверняка, воротился туда; а кроме него там ожидал еще кто-то, причем, предположительно, не один: Гиря сказал “ждут”!
Немедленным желанием было бежать домой, но Деревянко опомнился. С телом убитого необходимо тоже что-то сделать. Бросать труп на произвол судьбы посреди кочегарки нельзя в любом случае! Заглянув в бывшую, доперестроечную душевую, Шура нашел то, что нужно: большую грязную кадку из-под мазута, поставленную сюда давным-давно на хранение.
Замка он подхватил под мышки и потянул волоком к подсобке. Бандит стал тяжеленный, но Шура выстарался перевалить его через высокий край бочки, забросал паклей и тряпьем, а сверху накрыл сбитой из досок крышкой. Потом запер душевую, спрятал ключ и пистолет в карман спецовки, другим ключом запер дверь кочегарки.

8. Когда Шура выбирал место для усадьбы на высоком берегу Ташлычки, родственники и знакомые пытались отсоветовать его: мол, далеко от центра села, на отшибе. Тем не менее, переспорить упрямца тогда не смогла даже София. Захотел сидеть хутором и добился своего. Так вот и воздвигнул дом на холме, откуда всю долину и скученное полукругом Веселиновое видно, будто на столе.
Кроме Деревянков на окраине построили жилища еще две семьи: Кузнецовы и Бурмистры. Однако больше никто не спешил присоединяться к отрубникам. Одной из причин было то, что прямой дороги в центр села не проложили, поэтому доводилось объезжать по мостику, делая изрядный крюк.
Шура побежал напрямки, кратчайшим путем: через школьный сад, затем между опытными участками, потом вытоптанной тропинкой вниз. Запыхавшийся, распаленный, вспотевший, он сразу ощутил, что взял слишком быстрый темп: в горле драло от колючего холодного воздуха, грудь аж надсаживалась, но кислорода все равно не хватало. Ноги подгибались, особенно на неровностях, из которых тропинка преимущественно и состояла.
Внизу, вдоль речушки росли кусты ивняка и густое разнотравье. Ташлычка здесь была мелкая и узкая, хотя дальше и разливалась немалой лужей, которую в селе с гордостью называли Озером. Пересекши ручей по кладке из жердей, Шура начал подниматься по склону. Накрапывающий дождик и траву, и грунт сделал скользкими и ослизлыми – но Шура спотыкания и падения не воспринимал вовсе. Мысли про Софию и Максима, предположения, что могло с ними произойти, вгоняли его то в отчаяние, то в невменяемую злость. Утешало одно: он имеет сейчас оружие!
В конце концов, Шура выбрался на проселок и с отчаянием увидел, что опоздал. На треклятую минуту, или даже меньше – две иномарки отъехали от его дома всего несколько сот метров – но ни преследовать их, ни тем паче стрелять не имело смысла...
Почти напротив усадьбы на противоположном берегу Ташлычки на огороде копались люди, собирая под дождем кукурузу. Деревянко узнал участкового с женой и тещей. Кажется, они тоже наблюдали за легковушками.
Шура пробежал дорожкой к крыльцу, осторожно взошел на ступени веранды. Засады он не боялся – точнее, не думал, что бандиты отважатся оставить в доме засаду при столь обременительных для них обстоятельствах. Из гостиной слышался глухой шум, восклицания Софии и в дополнение противно несло гарью. Только бы пожар, лишь бы ничего хуже, загадал Шура, и на мгновение сам поверил в придуманную спасительную возможность.
Распахнув створки, из которых выбивался дым в коридор, он воскликнул:
- Это я!
Горели ковер и диван; телевизор с разбитым вдребезги экраном лежал перекинутый возле журнального столика, который до сих пор служил ему подставкой, а рядом валялись два сломанных стула. Жена диванной накидкой тушила пожар, сбивая угарное пламя. Она была в изящном домашнем халатике, расстегнутая, босоногая, грязная от сажи. Не говоря ни слова, Шура также начал топтать тлеющий ковер ботинками, стянул спецовку и заходился ею бить огонь.
Первой прекратила борьбу София. Она оперлась на обгорелое кресло, бессильно осмотрела изгаженную комнату. Немного погодя остановился и Шура. Пламя угасло, лишь кое-где крохотные красные язычки продолжали лизать синтетику.
Деревянко раздвинул оконные занавески, широко открыл форточку, впустил в гостиную свежий воздух. Затем прошелся по ковру и без спеха старательно растоптал весь жар.
- Я тебя ненавижу, - сказала София тихо и невыразительно. - Я знаю: это ты виноват...
Женщина заплакала. Шура сдержался, чтобы не ответить супруге резко, а потом вообще расхотел возражать. Вместо того обошел другие комнаты, рассматривая учиненный всюду погром. Похоже было, будто в доме искали схороненную вещь: ничего, кроме телевизора, нарочно не били и не рвали, а просто раскидывали и переворачивали кверху дном.
- Где Максим? – спросил он, возвращаясь в гостиную.
- Нет Максима... Они его забрали! – истерически выкрикнула София. - Забрали с собой!..
- Куда?!
- Не знаю я, не знаю! Что ты от меня хочешь? Это ты виноват! Ты, ты, ты! Ты...
- Успокойся...
       - Не трогай меня! Я не могу... Ты у них что-то украл, - вдруг быстро и настойчиво заговорила жена.- Они сказали: отдашь товар, вернут Максима. Шурочка, отдай то, что им надо. Отдай, забери Максима. Ну, верни, пожалуйста! Хочешь, я стану на колени?!..– она зарыдала.- Я тебя ненавижу... Господи…
Неожиданно во входную дверь наянливо забарабанили! София испуганно съежилась, глаза ее мгновенно высохли от слез, лицо как будто затвердело.
Шура вынул пистолет с так и не снятым глушителем, пошел на веранду, ощущая во всем теле опасливое звериное напряжение. Не могли бандиты возвратиться после бегства, не отважились бы; но кто тогда явился непрошено?!
- Откройте! – позвал со двора гость и снова загромыхал.
Деревянко признал по голосу Ткачука, но на всякий случай переспросил:
- Ты, Алексеич?
- Я! Ну-ка немедля открой! Слышишь?!
Шура положил ПМ в картонную коробку на вешалке, затем оттянул собачку китайского замка, отворил дверь. Вызывающе поинтересовался у милиционера:
- Что стряслось, капитан?
- Ну, ты ... шутник, твою мать... – Ткачук отстранил хозяина и чуть не побежал в гостиную, нюхая, как охотничий пес, верхнюю дорожку.
Наверное, он чаял увидеть иную картину: обалдело остановился, едва переступил порог. Шура стал рядом. Опомнившись, участковый, наконец, поздоровался с Софией:
- Здрастуйте...
Женщина заплакала, особо не прикрывая перед Ткачуком полные бедра и полуобнаженный бюст. Впрочем, ее любимый пеньюар не выглядел целомудренным с самого дня покупки.
- Что здесь у вас?.. – наконец смог произнести слово милиционер.
- Не видишь? Пожар, по-моему. Огонек, дымок. Угольки...
- Вижу, что пожар. А отчего?!
- Загорелось, скорее всего. Ну, ты скажи, Алексеич, откровенно: оно тебе надо? Так же, как и нам...
Ткачук явно не верил простому объяснению. Побитые стулья и телевизор, в беспорядке вышвырнутые из полированной стенки вещи не очень напоминали обычный, через расхлябанность, пожар.
- А почему у Софии Витальевны повреждено лицо?
Теперь и Шура заметил у жены кровь под носом и вокруг рта. От внезапной ненависти к налетчикам ему сделалось душно. Если бы в этот миг подвернулся бандит, посмевший издеваться над Соней, Шура изрубил бы его в капусту без колебаний.
- Думаешь, я бил родимую половину? – спросил хрипло. Прибавил: - А если и врезал пару раз, то, может, заслуженно? Чего не случается между влюбленными... Семейные дела. Шел бы ты, капитан, без хлопот, пока я и тебе... не брякнул лишнего.
- Врешь ты, Деревянко. Не знаю, правда, из какого резона, но точно что-то скрываешь, выкручиваешь. Объясни мне, чьи это машины отъехали минут десять-пятнадцять назад? Что здесь произошло? София Витальевна, вы интеллигентная учительница. Признайтесь, что у вас случилось?! Я ж...
- Ничего, - ответила женщина. - Пожар...
- А я хочу, чтобы вы сказали, кто здесь сегодня был!
- Смотрел американские фильмы, Алексеич? Нет? А надо... Без адвоката она с тобой не будет говорить. И я тоже. Право у нас такое. А еще неприкосновенность жилища… Иди отсюда по-хорошему. Врубился?
- Ты как со мной разговариваешь, Деревянко?!
- Да пошел ты, ментяра!..
Участковый ухватил Шуру за барки. Не раздумывая ни секунды, Шура в ответ сжал Ткачуку запястья. Милиционер был жилистее и на какой-то сантиметр выше, однако Деревянко исподволь оторвал руки раскрасневшегося капитана от себя и толкнул того в грудь. Ткачук покачнулся, стиснул челюсти, погонял желваки, но, тем не менее, в драку без свидетелей не полез.
- Смотри мне... американец... – сказал угрожающе. - Сопротивление при исполнении...
- Ты меня заколебал! Какое, к черту, сопротивление? По-человечески повторяю для тупых: ничего не случилось. Сами разберемся. Ясно или нет?
Стараясь не утратить достоинство, участковый с полминуты смотрел Шуре в глаза, соревнуясь с ним в выдержке. Потом обратился к женщине:
- София Витальевна, надумаете что-нибудь показать, найдете меня.
- Конечно, - вмешался Деревянко. - Непременно.
Ткачук развернулся и вышел. Шура со словами “ я скоро” последовал за ним. Возле калитки мужчины остановились: гость на улице, хозяин во дворе. Дождя уже не было, но свинцовые тучи продолжали медленно и угрожающе плыть в восточном направлении. Ветер дул порывами мимо дома Деревянков.
- Мне это все не по нраву,- строго молвил участковый.
- Думаешь, мне оно нравится?
- Если ты...
- Это не я.
- Кто приезжал?! Что они у вас делали? Кто произвел поджог?.. Ладно, объясни только, кто приезжал, и я отвяжусь. Что ты скалишься, клоуном притворяешься?! Ты меня за лопуха не держи! Разве я не вижу?..
- А я, Алексеич, тоже не пацан. И не дерись на меня – прав таких не имеешь. Мы с тобой сейчас говорим, как мужик с мужиком. Сам на сам. И я повторяю: не твое дело. Ничего не случилось, сам разберусь, без помощников. Что неясно?
- Допрыгаешься ты когда-нибудь до тюрьмы, Деревянко, припомни мои слова...
- А может, хоть в тюрьме веселее.
Оба уперлись взглядами друг в друга, снова меряясь характером. В конце концов Ткачук сплюнул и пробурчал:
- А, хер с вами! Заварили кашу, то расхлебывайте. Я вам не нянька.
Шура не возразил. Милиционер повернулся кругом и пошел к своему светло-коричневому “москвичу”. Уже сев за руль, высунулся в окошко и крикнул:
- Я обязан сообщить в районную инспекцию о вашем пожаре. Жди послезавтра контроллера со штрафом!

9. София собирала чемодан. Деревянко сидел на кровати и безнаказанно курил третью кряду папиросу. Разговаривать было не о чем, оставалось лишь переваривать и обдумывать услышанное. Он допускал, что жена могла и забыть незначительные детали, тем не менее ситуация в целом обрисовывалась четко.
Итак, визитеров было четверо. Причем, судя по описанию их внешности, вчерашних малолеток-недомерков сегодня не взяли. Наведывалась бригада матерая, прожженная и беспощадная. Чего стоили хотя бы настоящие, не газовые стволы – один у Замка, которого Шура замочил в кочегарке и который был всего-навсего подручным, а второй у предводителя группы. Вожака все называли Корень. Эти двое и Гиря - его Деревянко также видел в котельне – рук не распускали, требовали только возвратить порошок. Зато четвертый, самый молодой, по прозвищу Зеленый, постоянно психовал, бил Максима, цеплялся к Соне.
Узнав, что Деревянко в школе, Корень направил туда машину, а возле заложников остался на пару с Зеленым.
Все время, пока женщина рассказывала, Шура хмуро отмалчивался. Смолчал и когда жена произнесла давно ожидаемое:
- А тогда он меня заволок в спальню... и изнасиловал...
Пауза после безысходных ее слов затянулась. Не вытерпев, София гневно спросила:
- Тебе даже не интересно, кто?!
- Кто? – незамедлительно откликнулся Шура, хотя уже догадался.
- Тот сопляк, Зеленый! Прыщавое дерьмо! Козлина вонючий! Сначала ударил по лицу, а потом приставил нож сюда... и принудил раздеться догола!..
- Довольно,- сказал Деревянко. – Я понял.
- Ты не представляешь, как это страшно... Когда острым лезвием скребут по шее! Я так перепугалась, что сняла все.
- Довольно...
- А он даже штанов не спустил. Просто расстегнул ширинку и заставил меня...
- Хватит! – вызверился Шура на супругу.- Закрой рот, хватит! Я уже понял.
София расплакалась, но сквозь всхлипы все равно продолжала говорить:
       - Ничего ты не понял... Откуда ты можешь знать... как это унизительно... и противно!.. И ощущение, что грязная... и снаружи, и внутри!.. Навсегда...
- Ты же помылась, - буркнул Шура не в строку.
- Я никогда теперь не отмоюсь! Никогда! Мне стыдно! – истерически выкрикивала София. - Ты этого не осознаешь... Я закрываю глаза, а снова мерещится он! И во всем ты виноват!..
- Максим видел? – перебил Шура.
- Нет, слава Богу... Если бы Максим увидел... Не знаю. Я, возможно, умерла бы на месте от позора. Или удавилась!.. Нет, старший сказал: не надо при пареньке, отведи ее в спальню.
- Я прикончу их всех.
- Герой!.. Ты нас не можешь защитить. Ты ничто. Ты нуль без палочки. Бессовестный, беспринципный алкаш. И это ты виноват, что забрали Максима!
Утешительным в данных обстоятельствах можно было считать одно - жена и сын живые.
- Я сказал: порешу их всех, - повторил Деревянко.
- И ты тоже, как они! Ну, чем ты лучше их? Вспомни, как сам изнасиловал меня; разве я вышла бы замуж за такое ничтожество добровольно, по своей охоте?
- Никто никого не сильничал, не выдумывай. Ты была пьяная в стельку.
- Я тебе лицо исцарапала, когда отбивалась!
- И спину в конце. Забыла? По-моему, оно нам обоим пошло тогда в кайф... Я раньше и не слышал, чтобы женщины так стонали.
- Ты воспользовался моей слабостью, я не хотела!
- Соня, к чему эти фантазии? Притом лично мне и без аудитории... Концерт для одного зрителя?! Вспомни хорошенько… Во-первых, ты была давно уже не девочка. Во-вторых, не я тебя спаивал на Новый год, а ты до клуба в школе красиво набралась. А в-третьих... Я ж тебя любил...
- Ты меня никогда не любил! И я тебя никогда не любила!
- А кого же ты любила? Его, случайно, не Эдиком звать? Эдик-педик... Как там, интересно, в легковушке трахаться? Тесно, поди? Ноги, наверно, приходится в окно высовывать, а?! Чего теперь-то замолчала, язык отнялся? Ты сучка...
- Я тебя ненавижу...
- Я тебя тоже...
       После обмена упреками и оскорблениями Соня соизволила вспомянуть о сыне:
 - Шура, верни тот порошок – а они отпустят нам Максима, они обещали. Старший обещал, что освободят. Не надо никому мстить, пусть лучше Максим вернется. Зачем нам они? Это же наш сынок, родной... Боже, Боже...
Переждав свежие слезы, Деревянко спросил:
- Этот старший – Корень? – не сказал, как с ним связаться? Адрес или телефон?
- Нет, забрали Максима и повторяли, чтобы никакой милиции. А тебя он хочет убить! Ты в самом деле... одного... там, в кочегарке?..
- Выхода не было. Или-или. Или я, или он.
София прикрыла рот ладонью, с ужасом посмотрела на мужа, словно на ядовитого гада.
- Ну, все, проехали! – Деревянко пнул ботинком пуфик. - Я занимаюсь этим дальше сам! Понятно? А тебе... ты должна поехать к матери – в Одессу. На несколько дней. Вернешься, когда все успокоится.
- Я никуда не поеду, что ты удумал! Я хочу быть здесь, около Максима, дома.
- Сонечка, - твердо возразил Шура,- тебе обязательно надо поехать. Здесь опасно. Я сам слажу, поверь.
- Почему ты от меня скрываешь главное? Кто эти люди, что им от нас нужно?! Какой порошок, зачем?!..
- Это плохие люди, Сонечка. Очень плохие. Я с этим справлюсь, но мне будет намного легче, если ты поедешь к матери. Понимаешь, я хочу быть уверен, что ты в надежном, безопасном месте. Согласна?
- Я тебе все равно не верю... Шура, с Максимом ничего не?.. Его... не убьют?..
- Что ты мелешь?! Соня, никакого вреда они ему не смогут причинить. Я обещаю. Но тебе нужно ехать к матери. Пока я не позову назад.
- Я поеду! Завтра же! Утренним поездом.
- Нет, ты поедешь вечерним. Сегодня.
- Хорошо,- вдруг согласилась с мужниными словами София.- Только ты позвонишь!
Она сразу принялась укладывать чемодан. Переодевшись и вынудив Шуру также сменить робу на парадный костюм, жена припомнила:
 - Тебе тоже понадобятся деньги. На! Сколько тебе нужно?
Деревянко взял скомканные купюры, спрятал в карман пиджака.
- А откуда деньжата? Ты говорила, что заначку они нашли...
- Не все. У меня был другой тайник. Господи, деньги я бы отдала!..
- Сонечка,- Шура взглянул на часы над диваном,- нам пора. Иначе опоздаем.
Он встал, взял сумку и чемодан. София погасила свет, вышла за мужем во двор.
- Сними себе со связки ключ, - посоветовал Шура. - Айда.
До станции они добрались за полчаса. Пришлось долго ждать поезда на пустой платформе. Попутчиков ехать к морю не оказалось.
Разговаривать не было никакого желания. Изредка Шура смотрел на печальную, состарившуюся женщину, стоящую рядом, но не отваживался заговорить. Лишь время от времени глотал ком, подступающий к горлу. Он аж обрадовался, когда вдалеке услышал гудок поезда, а вслед за ним металлический лязг пассажирского состава, пока невидимого в темноте.
В вагоне напротив Деревянков отворилась дверь. Проводник, прыткий хлопец в форменном картузе набекрень, деловито осведомился:
       - Вам куда?
- В Одессу! Возьмешь?
- С билетами?
- Без. Одно место, - объяснил Шура. - Я не еду. Провожающий.
Проводник осмотрел Софию и согласно кивнул. Затем помог ей подняться по крутым ступеням, передал багаж.
- Если с Максимом что-то... – сказала София из-за спины проводника.- Я к тебе не возвращусь!
- Все будет в порядке.
- Завтра позвони, я буду ждать!
- Пока.
Болтовни на публике он не переваривал. А парень-проводник почему-то выглянул из вагона, посмотрел в голову состава. Поезд дернулся со скрежетом, потом тихо тронулся.
Деревянко двинул домой. Теперь он должен был сделать то, что надлежало. Нужно было спешить, так как времени осталось маловато. По крайней мере, по горячим, свежим следам искать легче, чем по запущенным.
На площадке за станционным домиком припарковалась знакомая шоколадная “девятка”. Приметив своего кочегара, директор школы распахнул дверцу, жизнерадостно осведомился:
- Кого-то провожали, Александр Степанович?
- А вы встречали кого?- в пику поинтересовался Шура.
- Передачу забрал у проводников. Товарищ из Ростова рыбки передал вяленной. Вас подвезти?
- Если не тяжко.
- Об чем речь! Усаживайтесь на перед, сзади коробка и мешок. Поехали?
В машине было тепло. Пахло вкусным табаком и одеколоном. Из колонок от заднего окна слышалась музыка.
- Так кого отряжали? – через минуту снова спросил Эдуард Геннадиевич. Машину он вел сноровисто, решительно вертел рулем, иногда прихватывая правыми колесами обочину. – Сына к бабушке?
- Жену,- признался Шура неохотно и подергал ус.
Директор изумленно зыркнул на него.
- Куда?! – и исправился: - Извините за нескромность...
- Принесли телеграмму, что теща очень больная, - солгал Шура, как и договаривался с Софией. - Соня собралась и поехала. Неприятно, но ... куда деваться?
- Та-ак. Сочувствую... Это действительно неприятно. И надолго?
- Кто знает... Завтра расспрошу по телефону.
- Как удачно, что я вас встретил, - изрек директор, - придется искать замену Софье Витальевне на завтра. А возможно, и на послезавтра... Вряд ли, это получится быстро. Сколько вашей теще?
- Шестьдесят пять ... Или шестьдесят шесть...
- Нам бы дожить хоть до таких лет, - заметил Эдуард Геннадиевич. - Наше поколение сравнительно с родителями никудышное, слабое... А наши дети?! Чернобыль, экология...
- Я тоже завтра не выйду, - сказал погодя Шура. И прибавил:- Вы со сварщиком договорились? Приедет он во вторник?
- Нет, он два дня будет занят в гараже. Но потом обещали твердо.
- Печь я не успел закончить, - объяснил Деревянко. - Вызовите Кольку, пусть и он немного разомнется, приложит руку.
- Надеюсь, у вас уважительная причина?
Шура молча посмотрел на директора. Потом таки ответил:
- Чрезвычайно. Мне писать заявление за свой счет или отработаю позже?
- Зачем заявление, Александр Степанович? Что за бюрократизм? Раз нужно, возьмите отгул – я понимаю. Все мы смертные, ходим под Богом, мало ли что... Курите?
Шура взял сигарету, всмотрелся в темное окно, попросил:
- Остановитесь здесь. Возле ворот.
- Но ваш дом дальше...
- Я вылезу здесь – мне надо заскочить по делам. Спасибо.
- Так что,- крикнул вдогонку директор, - можете не выходить завтра. Спокойно занимайтесь своим, чем нужно. Мои соболезнования Софье Витальевне!
Когда “жигули” отъехали, Деревянко, буркнув под нос: “ жалостливый, бляха”, тщательно искрошил сигарету пальцами. Затем отворил калитку, зашел во двор Кузнецовых, постучал в оконце веранды. Два кота сразу начали кружить вокруг него, рябой даже доверчиво потерся об штанину, замурлыкал. Едва лишь дверь приотворилась, животные стремглав бросились в теплый дом.
- Кто там?- на порог ступила Мария Кузнецова, дородная, ухоженная бабенка. - Ты, Шура? Чего так поздно? Что-то случилось? Мы уже спать собирались.
- Да вы с Борисом, как сурки! Девять всего.
- Хозяйство, рано вставать...
Кузнецовы держали две коровы, бычка и полтора десятка свиней на продажу. Однако Деревянко возразил:
- У всех хозяйство, просто вы две сплюхи.
- Что шло, то и нашло, - отшутилась Мария. - И по телевизору сегодня ничего нет. Ты что хотел?
- Может, и хотел что, так ты разве дашь?
- Смотря, чего и смотря, как попросишь. Я подруга не жадная, а ты мужчина видный. В восьмом классе, вспоминаю, в тебя, было, по уши втрескалась. Кабы не Борис... – она улыбнулась. – А ты приходи, когда Бориса дома нет, поболтаем. Тогда уж наверняка дам…
Под откровенным взглядом женщины Шура мысленно ругнулся. Отвел глаза.
- Короче. Я сейчас еду в Кировоград. И загляну к вашему Виталию. Надо отдать ему сумку с книгами. Но я не знаю, где он живет.
- Островского, 71. Но если ты там не был, то ночью...
- Найду! Кировоград – село, только большое. Расспрошу, в крайнем разе. А вам, может, тоже передать что надо?
- Вроде нет... – взгляд Марии стал обыкновенный и уже не беспокоил.
- Давно Виталий приезжал домой?!
- А неделю назад. В самый раз в прошлую субботу и воскресенье был. Нет, точно ничего.
- Решай сама, - сказал Шура. - Мне, в принципе, все равно: две сумки переть, или три.
- Нет-нет, Борис в среду Виталику и картошку, и деньги завозил – не нужно ничего. Разве на словах передай: тридцатого Люся Воронова выходит замуж. Одноклассница, приглашение принесла. Говорила, чтобы непременно был, потому что рассердится.
- Как ты там называла: Островского?.. – переспросил Деревянко на всякий случай.
- Семьдесят один! Вечером он должен быть на квартире, - Мария плотнее завернулась в халат, поежилась. - Холодно как... А чего Максим не завез книги?
- Тоже картошка, продукты, да я все одно собирался в город.
- Ну, передавай привет!
Шура не стал уточнять, кому привет. Кивнул и пошел.

10. Выщелкнув обойму, Деревянко сосчитал имеющиеся боеприпасы, снова вставил на место, магазин заправил в рукоятку пистолета. Осталось три патрона. Плюс один в патроннике. И шабаш. Четыре полатуненные фитюльки на все про все.
Четыре трупа, мрачно спланировал он. А винтовку добудешь в бою. И так тебе шикарно ведется, воин. Жуть как шикарно. Если повезет, то новые мертвяки появятся прямо сегодня, буквально через час-другой.
Нынешнее настроение, наперекор волнению и опасности, все равно нравилось Шуре. Давненько к нему не наведывались решительность и боевитость. Зато сейчас – думать не надо, поздно. За него все решено. Теперь исключительно – действовать. Вперед и вперед!
Убрав ПМ за поясной ремень на спине, он огляделся. Соня, конечно, пыталась своими силами навести порядок в гостиной, но, тем не менее, интерьер комната имела, мягко говоря, аварийный. Шура смотрел на пепелище, отнюдь не стремясь что-либо осмыслить, или хоть запомнить. Просто глядел. И холодной злости, которая исподволь набиралась от пригляда, ему должно было хватить надолго.
Наконец погасил свет в доме, в веранде и во дворе, запер ключом входную дверь. Вроде все...
Связку ключей он, по обыкновению, повесил на гвоздик в предбаннике – злоумышленникам хоть немного, да придется поискать. Потом в темноте поспешил к воротам. Жук заворчал, не вылезая из будки.
- Остаешься за старшего, псина,- сказал Деревянко.
За воротами он посмотрел на небо. Приближение немалого дождя чувствовалось уже явственно.
Ходким шагом Шура направился через выгон, держа курс на далекие огни семафора. Без Сони, напрямик, он добрался до железной дороги за двадцать минут, а то и быстрее. Почти сразу появился и поезд, в этот раз с противоположной стороны, с юга. Шуре пришлось бежать вдоль вагонов, чтобы найти открытый тамбур.
- Куда вам, мужчина?- спросила толстая, неопрятная, однако безмерно доброжелательная проводница. - Куда ехать?
- На Кировоград.
- Залезай быстренько! Две гривны. Садись, где хочешь; где найдешь полку, там и падай.
Проходя из тамбура в вагон, Шура вдруг хватился и лапнул поясницу: на секунду померещилось, что обронил пистолет. Но нет – согретая телом железяка торчала там, где ей и надлежало торчать. Он выдохнул. Остаться без пистолета показалось страшно. С оружием их все-таки двое, а без – был бы один и неполноценный. Но теперь их двое! Деревянко и Макаров, блин!..
Общий вагон не собирался спать. Шум, гам, дорожный треп слышались повсюду. Шура плюхнул на боковое сиденье последнего возле туалета купе, привалился спиной к холодной жесткой перегородке. Крестец ощущал твердость “макара”, и это определенным образом успокаивало.
К болтовне он не прислушивался. Парнишка напротив дремал, и Шура за компанию зажмурился, расслабился. Проехать свою остановку он не боялся – в городе будет слезать много пассажиров, разбудят, если даже вздремнет.
Закрывая глаза, Деревянко не хотел и не собирался ничего вспоминать, но перед внутренним полусонным зрением, будто на экране телевизора, невольно выплывали то растрепанная София, то обгорелая комната, то Максим. Не стоило его бить, подумал неожиданно. Ты ж сам виноват: перестал интересоваться сыном, бросил на произвол судьбы, чего теперь попрекать?! Кабы знать наперед... Эх, да если бы знать, лучше вовсе на работу сегодня не ходить!
Впрочем, гости приезжали вчетвером, с двумя пушками – что бы ты им выложил, показал?.. Разве что два шиша с обеих рук. Но насиловали бы Соню и пытали Максима у тебя на глазах.
Шура аж зубами скрежетнул – он их убьет! Найдет Максима и всех уничтожит, как крыс. Без милиции, без следствия, без приговора. По закону длинная история; а у него есть дружок Макаров – и довольно...
Мысли невольно изменились. Соня, бесспорно, подлюка. Как она могла крутить шашни с тем форсистым хлыщом?! Ну, как могла? Что она в нем нашла? Что ей не хватало?
- Кировоград!- певуче объявила проводница.- Стоянка восемнадцать минут. Кто сходит, не забывайте сумки. Кировоград! Стоянка восемнадцать минут...
Кировоград встретил ливнем. Деревянко спрыгнул с высокой подножки вагона, прошел по лужам к вокзалу. Несмотря на позднее время, в просторном здании толпилась многочисленная публика. В центральном зале продолжалась бодрая торговля: напитками, пирожками, шоколадками, жвачками, газетами, журналами. Суета, гул и давка могли вывести из себя кого угодно. Не задерживаясь, Шура пересек вокзал, выглянул из дверей и мельком удивился: на улице, учитывая даже дождь и непогоду, оказалось тише.
Несколько такси поджидали поздних пассажиров. Деревянко наугад выбрал темную, почти черную “шестерку”, подошел к легковушке вплотную, постучал в окошко, дернул нетерпеливо дверцу. Однако она была замкнута. Водитель медленно опустил стекло, спросил в щелку:
- Ну?!
- Командир, на Островского повезешь?
Таксист задумчиво и внимательно смерил оком просителя. Бесспорная простоватость клиента без вещей и без зонта ему, наверное, не нравилась. Тем не менее, рассудив, он осведомился:
- Пятнадцать гривен даешь?
Шура наугад вынул из кармана две купюры, продемонстрировал и снова спрятал.
- Садись, - кивнул головой водитель.
Добирались долго. Сначала улицами освещенными и асфальтированными, потом завернули на дресвяную. С обеих сторон потянулись низенькие, старенькие домики. Как оказалось вскоре, это пока были цветочки: под конец “жигули” свернули в топкий от дождя переулок, в котором по ширине вмещалась вообще лишь одна машина. Разминуться здесь могла, при нужде, разве что пара велосипедов. Что касается избушек, то они скорее походили на курятники и однозначно напомнили Шуре старые одесские кварталы, куда не потыкаются приличные туристы.
- Забредал я когда-то на Островского. Днем и в сухую погоду,- произнес водитель. - Вроде бы здесь где-то. Тебе какой номер?
- Семьдесят один.
- О-о, почти в тупике. Вот и твоя улица.
К красотам предшествующим прибавились ухабы да колдобины, но Деревянко в нынешнем состоянии ничему не поражался. Заехав вправду в глухой угол, “жигули” остановились.
- Это, наверное, он,- ободрил Шуру таксист. – Финита.
- Слушай, командир, подожди немного. Я, буквально, на секунду. За стоянку плата само собой! Пока возьми эти. Понимаешь, потом надо еще в другое место подскочить. А я отсюда сам за неделю не выберусь.
- Нет проблем,- ответил таксист. Прозвучало это, как “твои проблемы”, но обижаться не выпадало.
Водитель заглушил двигатель, а Деревянко, рассмотрев номер на перекошенном обветшалом заборчике землистого цвета, зашел в калитку.
На стук выглянула старушка.
- Здрастуйте,- громко и приветливо сказал Шура.- Я дядя Виталия Кузнецова. Он дома?
- Кто-кто? – переспросила бабка.- Я плохо чую, извиняйте! Что вам надобно?
- Я из Веселинового! – повторил Шура громче.- Виталя дома? Я его дядя!
- А-а, к Виталику пришли! Заходите, заходите, чего ж... Такой дождь на дворе. Он еще не спит. Сюда, в коридор...
- Я на минутку. Меня такси ждет.
- Ага-ага. Поболтайте, поболтайте. Он там! Учится...
Внутри помещение выглядело покомфортнее. По крайней мере, было тепло, гудел газовый титан. Из комнаты, на которую указывала старушенция, раздавалась музыка и еще какие-то посторонние звуки, похожие на вдумчивый базар. Уже не стучась, Шура приотворил филенчатую дверь.
Студент лежал на древней панцирной кровати с чугунными спинками. Надрывался магнитофон. По миниатюрному телевизору с выдвижной антенной показывали боевик. При этом парень через очки изучал объемистый учебник, листал страницы и кусал бутерброд с колбасой. Рядом с кроватью стояла начатая бутылка пива.
Шура решительно ступил вперед, прислонил за собою створку двери, внаглую напористо произнес:
- Привет, ученик!
Виталий дернулся с перепуга, а когда увидел, кто именно его посетил, то побелел, отложил книгу и сел неподвижно – механически продолжали работать лишь челюсти - на краешек кровати. Шуре давно не счастливилось наблюдать, чтобы люди так сильно трусили. Однако сочувствие к парню у него даже не шевельнулось. Перебьется!
- Сдрейфил? – спросил раздражительно.- Чего бы это? Или, может, не рад земляку?
- Д-добрый вечер...
- Встань! Так. Спрашиваю по-простому: ты навел на нас бандитов?!
- Д-дядя Шура, я ни при ч-чем. Мы... я вчера приехал... меня привезли... и в-все. Я никому не... вообще н-ничего!
- Не вчера, а сегодня! Кто был сегодня?! Где Максим?
- Я-я сегодня – на занятиях... Мне н-неизвестно... Д-дядя Шура!
Деревянко вполсилы пихнул пацана в узкую грудь. Виталий шатнулся, но не упал.
- Если ты врешь...
- Я вообще абсолютно н-не в курсе! Меня больше н-не спрашивали... не говорили н-ничего. Я же ничего н-не знаю! А что слу?..
- Меня сейчас интересует только Максим,- перебил Шура пламенные уверения. - Я его найду и заберу. А кто станет поперек... пожалеет! Ты,- он крепко стукнул указательным пальцем Виталия по лбу,- еще живой и непокалеченный. Пока что. Но это ненадолго,- и рявкнул.- Допер?! Где Максим?
- Я не знаю, г-где он... Поверьте, дядь Шура, я-я...
Деревянко коротко, кулаком под ложечку, ткнул парня, и тот задохнулся, подавился непроизнесенными словами. На глазах сопляка моментально выступили густые мелкие слезы.
- Верю! – утешил его Шура.- Не знаешь, говнюк. Но ты в курсе, кто знает и как их искать. И где искать. Правда, ведь? Начнем с самого легкого. Где те фраера, что приезжали вчера? Кто среди них заводила? Тот, который передо мною трепался?
- Жорж? Он, он! Вы ему н-нос сломали. Это ему М-максим вез порошок.
- О порошке забудь, пацан! Никакого порошка я не видел. И никто не видел. Ясно? Ну, а если кто, не приведи Господь, увидит... то ты, Виталя, сядешь!.. Солидно и надолго, я обещаю. Ясно, спрашиваю?.. Ясно. Значит, Жорж? Где живет?!
- Где-то ... в районе Колхозного рынка. Возле старого автовокзала. Там где-то...
- Улица, номер?
- Не помню,- в глазах Кузи появились новые слезинки.- Честное слово, д-дядя Шура, я там был как-то раз, представляю, где, а номер...
- Значит, поедешь со мной и покажешь!
Парень в испуге замотал головой, не в состоянии произнести ни слова.
- Поедешь, сказал... Некуда тебе, Иуде, деваться, кроме петли. Собирайся, я на тачке... Ну!
Получив очередной тумак в грудь, Виталий зашевелился, быстро и послушно оделся, выключил аппаратуру и свет, следом за Деревянком вышел под ливень, сел на место возле водителя.
- Куда теперича?- вяло осведомился таксист.- На Балашовку? Или на Черемушки? У меня бензина хватит до Киева.
- К старому крытому рынку, командир. Вот он подскажет точнее.
Скептически хмыкнув, таксист развернул “шестерку”, той же дорогой повез пассажиров в обратном направлении. Виталик Кузнецов лаконично советовал, где поворачивать. Заприметив автовокзал, он снова начал заикаться, при всем при том продолжая сообщать, куда и как поближе заехать во дворы. Шура усомнился, что парень был здесь всего раз.
Наконец остановились на заасфальтированном прямоугольнике, опоясанном “хрущовками” со всех четырех сторон. Посреди двора сохранилась скаредно оборудованная детская площадка; сбоку висели растяжки для белья, натянутые между столбиками; по периметру росли высокие кусты, а из-за них проглядывали трубы подвальной вентиляции. Освещался двор прореженными фонарями да окнами пятиэтажек.
- Вон его балкон,- указал рукою Виталий.- Незастекленный. Кажись дома, светится... А вон и “мерс”!
Под вторым подъездом стояла четверка автомобилей и среди них канареечный “мерседес”.
- А квартира... тридцать два. Точно! На третьем этаже,- детально припоминал парень.- Слева. И дверной глазок в двери.
Он просительно и преданно смотрел Шуре в глаза. Ну, вот-вот затявкает. “Черт с тобой”,- подумал Шура.
- Браток,- обратился к водителю,- сколько с меня, если бы этого гаврика назад на Островского доправить?
Таксист безучастно пожал плечами:
- Сюда полтора червонца. А туда... Гони еще двадцатку сверху, прокатаю. Мне после еще на вокзал возвращаться. Я и так тебе со скидкой, как оптовому клиенту...
Деревянко протянул деньги, вылез из легковушки, сказал:
- Счастливо!
- И тебе счастливо,- откликнулся таксист.- Брат...

11. “Мерседес” оказался именно тот: 120-58 ОН, с прямой трещиной на ветровом стекле. Шура поднялся на третий этаж, критически обсмотрел грязную площадку, замызганные стены, тусклую лампочку, засиженную мухами. Потом нашел выключатель и совсем погасил свет. Затем позвонил в крайнюю левую квартиру с глазком в двери. Пришлось долго ждать, пока изнутри не послышался слабый мужской голос:
- Ни фига не видно. Кто?
- Свои, Жорж, открывай! – сквозь зубы сказал Шура.
Дверь распахнулась, однако в пройме качался не Жорж, а незнакомый юнец лет двадцати пяти.
- Ты кто, бля? – пришел в изумление хлопчик не весьма приветливо. - Че-то я тебя...
Он был пьян в самый раз, чтобы без боязни проявлять разухабистую агрессивность.
- Жорж дома?– Деревянко успел подумать, что промахнулся с квартирой или с этажом, но окончательно надежды не потерял.
За кого Шуру принял юнец, неизвестно, однако пренебрежительно, презрительно процедил:
- Дома-то дома, да сегодня не принимает. Юбилей – не слышал? Именины у него, на хер... А ты приперся...
Молча отодвинув мальчугана в сторонку, Шура зашел в коридор. Пьянчуга хлопнул дверью, догнал гостя, схватил за плечо:
- Ты куда, гондон?!..
Он начинал донимать. Не оборачиваясь, Шура дважды саданул надоеду локтем: в живот и сразу с хрустом в подбородок. Юнец залетел в вешалку, сполз по кожаным курткам и, в конечном счете, мирно улегся на циновке. По крайней мере, со спины нападение теперь не угрожало.
Дверь по правую руку вела в кухню – там что-то шкварилось, но людей не было. Шура ступил в центральную комнату, где и праздновалась гульба.
Накрытый кухонный стол размещался против окна. Особо изысканные деликатесы на нем не лежали, зато батареей скучивались бутылки водки, вина, пива и даже шампанского. Кроме Жоржа с заклеенной пластырем переносицей, верзилы Зайца и знакомого слабака-шофера, которые втроем теснились на диване, за столом на табуретах да стульях сидели еще двое парней, а также стайка девиц в пару каждому плюс одна для надоеды из коридора.
- Что там бы?.. – шоферюга, который тамадовал, запнулся на полуслове.
Растерянно вытаращились и оба его опытных приятеля. Остальное собрание просто не разумело, кто явился и чем появление пришельца может угрожать им.
Без дипломатических церемоний Деревянко сделал шаг вперед, взял со стола бутылку искристого, самую крупную среди других, и решительно расколол на темени Зайца. Тот чавкнул физиономией об столешницу. Девахи завизжали.
- Мочи его! – вдруг визгнул Жорж.- Вместе!
Однако первым – каблуком ботинка по столу – снова ударил Шура. Харчи, напитки вывернулись наземь; все схватились, гурьбой бросились на чужака. Шура отступил, чтобы загородить выход из комнаты, и принялся зверски сшибать, не разбирая пола, любого, кто подворачивался под руку или ногу. Бил в полную силу, расходуя на человека один, много два удара. Встречный бой на уничтожение в ограниченном пространстве наилучшим образом подходил в нынешних условиях.
Квартира не окоп, но буквально через минуту присутствующие, за исключением Зайца, ползали по паркету. Лишь Деревянко, запыхавшийся и вспотевший, стоял на том же месте, что и перед стычкой. Вынув наконец-то ПМ, он нацелился Жоржу в лоб, произнес:
- Я пришел только за тобой,- и тяжело передохнул.- Тебя я шлепну. А вы все... в ту комнату! И эту падаль волочите! – левой рукой он указал на бессознательного Зайца. – В темпе!
Кто самостоятельно, кто с дамской помощью перебрались в соседнюю спальню; Зайца забрали также. Остался Жорж – парень от ужаса почти оцепенел.
- Где телефон?! – рявкнул Шура.- Мозги выбью!
Хозяин ткнул пальцем куда-то за диван. Деревянко оторвал аппарат со шнуром купно, отворил балконную дверь и швырнул телефон вниз. Пластмассовый корпус жалобно звякнул об асфальт.
Сходив в туалетную комнату, Шура принес вантуз, буковой рукояткой заложил дверь в спальню. Затем вернулся к Жоржу, порывисто намотал галстук на кисть, подтянул к себе, тронул дулом под челюсть.
- Знаешь, за что?! – спросил грозно.- За Максима, сволочь!
- Это не я!- прорвало Жоржа.- Батя, я Макса не трогал! Клянусь! Не я!..
- А кто?! Быстро!!
- Это Художник, Артур! Это его братва собиралась к вам! Я только рассказал им, как твою хазу вычислить... Не стреляй...
- Где Художник живет?!
Жорж, очевидно, почуял шанс; поэтому, не пытаясь запираться, продолжал колоться лихорадочно, без сопротивления:
- Батя, он мне всегда звонил сам, и встречались на улице или в кабаках. Я без понятия, где Артур живет, клянусь! А знаю, что теперь он должен сидеть в дискотеке “Техас” у Айшена – это точняк. У него там сегодня забита стрелка с какими-то одесситами. Он точно у Айшена!
- Повезешь туда!
- Батя, он меня кокнет, как увидит... Может, без меня?..
- Про смерть не переживай, сынок – я уже здесь. Кокну и похороню, обещаю. Ну! Где ключи от машины?
- В кармане...
Из коридора завоняло горелым мясом.
- Вперед!
Деревянко в загривок вытолкал юнца, заглянув мимоходом в дымную кухню. Кушанье, что готовилось на сковородке, превратилось в угли. Выключив газовую плиту, Шура осмотрел замок на входной двери, забрал связку ключей. Даже, если арестанты вырвутся из спальни, им доведется еще выбираться из квартиры; а без запасного ключа это будет тяжело. Пусть взламывают!
Напоследок присел возле неудачника, который подвернулся первым, похлопал по щекам - лишних жмуриков фабриковать не хотелось. Когда мальчуган застонал, спросил Жоржа:
- Нашел? Ну, поехали. И на всякий случай, засранец: стреляю я лучше, чем физии бью. Веришь? Усекай сам, какая комбинация. От меня не убежишь – для твоего же блага предупреждаю. Включи лампочку!
Жорж послушно выполнил приказание и заискивающе сдерживал дыхание, пока Шура замыкал дверь. Спустившись четырьмя маршами, вышли из затхлого подъезда. Во дворе Деревянко размахнулся, закинул одолженную связку в кусты. Хозяин хоть бы пискнул.
- Ты не наколотый?- поинтересовался Шура, когда остановились возле “мерседеса”.
- Обижаешь, батя,- Жорж, видать, целиком и полностью освоился в новом положении, принимая вещи такими, какими они есть.- Дурью не балуюсь. Ну, кирнул бухала хорошенько – не скрываю. Но наркоту – пусть меня ранят, ни ради какого кайфа не хочу! Навидался...
- Поведешь машину.

12. “Мерседес” притормозил, плавно заехал на стоянку перед кафе, где парковалось около десятка машин, сплошь иномарок. Таратайка Жоржа должна была казаться на их фоне выкрашенным корытом.
- Значит, через зал?- переспросил Шура.
- Через холл, там танцуют, увидишь, а потом через банкетный зал. И где-то там, я не знаю: может, у Айшена в служебном – только навряд; а может, в красном кабинете, может, в зеленом... А может, их вообще нет...
- Ладно, вынимай ремень из брюк.
- Ты чего, батя?!
- Дымоход тебе, петуху, прочищу! - грубо объяснил Шура.- За все сейчас рассчитаюсь!
Жорж застыл.
- Что, полные штаны наложил? Давай-давай, не трясись, душара; руки свяжу, чтобы не смылся.
В бардачке сыскался мощный пружинный нож, коим Деревянко перерезал впридачу ремни безопасности, заботливо спеленав юнцу ноги и туловище, примотал к отброшенному сидению. Потом заткнул рот тряпкой, тоже найденной в бардачке. Утешил Жоржа:
- Как куколка. Ничего: вернусь, отпущу на все стороны, хоть и не заслужил ты амнистии. А не вернусь... другие подберут. Кизяк на дороге долго не валяется. Ларивэдэрэ!
Шура захлопнул дверцу, осмотрелся. Затем присел перед колесом, открутил золотник и спустил шину. “Мерс” ему больше стопроцентно не понадобится, факт. Даже при неудачном раскладе, если придется спасаться бегами, отход будет по иному маршруту. Капитан Шарафутдинов, вероятно, похвалил бы за сообразительность, но где он теперь?! Как говорилось на занятиях по тактике, главное при отступлении – оставаться непредсказуемым для погони!
Не жадничая, он спустил все четыре колеса; встал, глянул вверх. С черного косматого неба сеял мелкий дождь. Распрекрасная погода, ухмыльнулся Шура, в такую погоду только и мстить. Умирать веселее... Ну, ждите, гады!
Из окна-витрины кафе скалился нарисованный ковбой, целясь в белый свет одновременно из двух револьверов. Над широкополой шляпой стрелка брезжила неоновая надпись: “Бар Техас”.
Коснувшись собственного пистолета за поясом, Деревянко направился к кафе. Проходя мимо темно-синего “фольксвагена”, отметил подсознательно что-то знакомое и завернул направо. На ходу посмотрел на лобовое стекло. Так и есть: три аккуратные дырочки в ряд! Это был “фольк”, приезжавший в кочегарку, а значит, бандиты здесь, еще здесь! Холодок из живота поднялся в грудь... Сейчас, конкретно в этот миг, он смог бы убить того, кто изнасиловал Соню, просто кулаком, одним ударом!
Сдерживая невольную нервную дрожь, Шура поднялся ступеньками к бару. Горячие расхристанные мальчики возле входа курили, пили из горла какую-то газированную воду, матерились и обнимали не менее горячих девочек, которые тоже курили и хохотали. Компания дружно, словно одна многоголовая тварь, пренебрежительно обозрела пришельца.
- Я не опоздал?- спросил Деревянко дружелюбно.
Ближайшая девица, статная, смазливая, в мини-юбке поверх блестящих колготок, отвернулась с напускным презрением.
- Топай себе, дед,- примирительно сказал ее кавалер.- Никто ведь не трогает...
Шура кивнул в ответ, вздохнул и молча зашел в кафе. В холле громыхала музыка, цветные вспышки в полутьме высвечивали молодые и радостные лица танцующих.
Шура приблизился к стойке бара, оперся локтями о прилавок, снова осмотрелся. Где-то в глубине дискотеки должна находиться дверь в банкетный зал, но отсюда не было видно.
- Заказываем?- бармен явно сомневался относительно финансовых возможностей очередного посетителя, тем не менее, служебные обязанности выполнял без проволочек, как годится. – Чего-нибудь выпьете? Согреться или развеселиться...
- А есть большая разница?- заметил Деревянко мрачно.- Виски у тебя по чем?
- Настоящий “Ред Лейбл”,- похвалился бармен начатой бутылкой.- Пять гривен дринк. Если хотите, есть “Мартини” – рекомендую. Слабее, но и дешевле. А “Союз-Виктан” - гривна за дринк. А еще есть коньяк и вино.
- Дрик - это сколько?
- Дринк,- поправил бармен,- это двадцать граммов. На два пальца. Это доза, которую пьет американский киллер перед работой,- он хохотнул и спросил: - Вы, извиняюсь, не на работе?
Шура посчитал деньги, положил на прилавок в ряд.
- Лей в одну посудину. Ту “Лейбу”; попробую.
Бармен удивленно смел купюры, взял высокий бокал и налил в него по края. Пододвинул тарелку:
- Соленые орешки, угощайтесь. И минералка.
- Не надо.
Бармен успокоил:
- Арахис для клиентов бесплатно, а вода входит в счет дринка...
- У меня от газировки потом пузыри носом идут,- буркнул Шура.
Он чувствовал, что нуждается в выпивке, хотя слегка и опасался, не многовато ли заказал. Но пульсирующий шум в висках надлежало успокоить любым способом. И вдобавок сдерживать себя, чтобы не сорваться раньше времени.
Бармен проследил за тем, как клиент выхлестал спиртное, одобрительно кивнул, причмокнул и спросил:
- Еще по маленькой? У фрицев называется кляйн. Это будет без денег, за счет учреждения. Бонус. Типа дотации.
- Достаточно.
Деревянко горстью бросил жареные орешки в рот, остаток из тарелки пересыпал в карман пиджака. Потянулся к бутылке с минеральной водой, налил себе немного в бокал, сполоснул зубы. Предположил вслух:
- Нашему киллеру надо хотя б гранчак.
 Бармен по-свойски заулыбался в знак согласия. Клиент ему, очевидно, нравился больше и больше. Шура сказал:
- Пока, командир. Но виски у тебя... как самогон. Прости: за такие деньги...
Он оттолкнулся от стойки, козырнул двумя пальцами и пошел к танцующим. Что делать дальше, не представлял совсем, однако, наверное, представлять и не нужно. Ситуация покажет. Потоптавшись чуток в такт бодрой музыке, он заметил дверь в противоположной от входа стене. За плотными коричневыми шторами как раз исчезал лысый верзила, чисто тебе бандюк из кинофильма! Случаются ведь живые гардеробы, подумал Шура. Этого, пожалуй, пришлось бы долго лупить, чтобы свалился. Не дай Бог сойтись в драке.
Скромно норовя не привлекать внимания к своей персоне, Деревянко начал пробираться к шторам и почти достиг назначенной цели, когда дверь неожиданно отворилась. Он невольно напрягся, но из трех мужчин, которые вышли в холл, ни один не был хоть приблизительно похож на обрисованных Софией или Жоржем. По левую руку шагал виденный давеча гардероб, справа – также охранник, вне всякого сомнения. Средний мужик, важный, солидный, в безупречном строгом костюме, выглядел, как минимум, директором фирмы. Однако, судя по информации от Жоржа, в действительности все эти три красавца представляли из себя обыкновеннейших бандитов.
Они приостановились, подозрительно посмотрели на незнакомца, но после секундной заминки безразлично, ба, даже круто, двинулись дальше. Очевидно, не сочли его достойным задержки.
Шура бросил в рот пригоршню арахиса, смолол зубами. И рассердился на себя: только что он на миг утратил уверенность, был просто растерянным, несобранным. Расслабился от выпитого? Ну, все: в дальнейшем ни единого сантимента. Только решительность и напор! Его безопасность тянет ныне на что-то потому исключительно, что на карте жизнь Максима. А за Максима он им глотки перегрызет!..
Глянув вослед тройке, Деревянко прожевал еще горсть орешков, затем без колебаний зашел в помещение за шторами. Оно и впрямь оказалось пустым банкетным залом. Столы буквой “П” стояли ненакрытые, крепкие стулья были плотно приставлены, на стенах висели большущие синтетические ковры. Но самое главное – перед Шурой возник выбор: две новые двери! Одна к отдельным кабинетам для дорогих и чтимых гостей, вторая куда-то к подсобкам. Вот лишь, которая куда?
Он выбрал дальнюю, ту, что побогаче на вид, и, как выяснилось немедля, попал пальцем в небо.
- Эй, лох, заблудил? – окликнул его егозливый юнец, который высунулся из ближней двери.- Здесь тебе не набережная и не универмаг, чего шаришь? Потерял ключи от квартиры или, может, сто баксов? Ну-ка чеши отседова!
- Зеленый? – спросил Шура.
- Ну, я,- рисонулся бандит.- А тебя, чмошник, не припомню. Ты из какого бомжатника к нам приковылял?
Внешность его полностью соответствовала словам Сони. До мелочей: лет тридцати, долговязый, худой, самодовольное, жестокое лицо в прыщах, реденькие и жирные волосы, крючковатый нос.
- Я Шура Деревянко. Понравилась моя жена?
- Артур, деревня пожаловала! – кликнул Зеленый и молниеносно выхватил “бабочку”.
Деревянка он не испугался; чувствовал себя на своей территории защищенным, зараза. Оскалился, замысловато трепанул ножичком, раскрыл и зафиксировал лезвие. Но Шура решил не рисковать; просто вытянул ПМ и нажал гашетку. С предохранителя флажок он сдвинул большим пальцем, пока выносил оружие из-за спины и поднимал на линию огня.
Послышался тихий хлопок глушителя. Слева на моднющем свитере мгновенно образовалась крапинка, вокруг которой сразу начало расплываться темное пятно. Юнец дернулся, разинул рот, словно для зевка, медленно осел набок, зацепил стул и грянулся.
Шура переступил через труп, зловеще шепнул:
- Повезло тебе, мразь, что я спешу...
- Зелень, ты с кем там?.. – окликнул другой бандит, выглянув на шум.
Деревянко узнал Гирю: приходил в кочегарку, но удрал! Вопрос тот не успел закончить, ибо от толчка девятимиллиметровой пули в грудь упал навзничь.
- Два!- посчитал Шура и, ударяя каблуком немного выше дверной защелки, схватился свободной рукой за косяк, развернулся кругом, наотмашь зашиб рукояткой Макарова ближайшего из присутствующих, разглядел вынутые, вмиг нацеленные стволы, пригнулся от выстрелов и прыгнул за массивный столик, переворачивая его на ребро.
Пули звучно впивались в столешницу, крошили щепу из толстых досок, но не пробивали их насквозь. Стрельбу, по всем вероятиям, было слышно на квартал вокруг, однако шума ребята не боялись и патронов не жалели нисколько. Зато Деревянку практически экономить не осталось чего – на хозяйстве всего пара патронов. А против него выступало аж четверо. И это, пока не прибежит подмога…
Тот, кого он поверг на пол, очевидно, и был Артур Художник – чересчур холеный, чересчур потрясенный; рядом с ним должен был стоять Корень – предводитель в группе, приезжавшей в село. Еще двое поодаль – псы Артура, дубы-охранники.
Стреляли, по звукам, всего трое, что понятно: Артуру придется маленько отдохнуть после полученной плюхи.
- Стоп! – зыкнул кто-то хрипло. - Возьмите эту суку, я прикрою!
После такой преумной команды Корень, скорее всего, сам будет держать под прицелом Шурино укрытие, а подручные попробуют приблизиться к столу. Ждать развязки бесперспективно, надо приводить врага в удивление и переходить в атаку. “Три... два... один!” – мысленно отсчитал Шура и взвился над столешницей. Вооруженные здоровяки находились рядом, уже руки протягивали, поэтому его пули влетели обоим в лобешники безошибочно. Точнее, чем рюмка в рот!
Корень, в живых остался именно он, без вариантов, также пальнул, но промазал сгоряча, а потом небесной музыкой прозвучало сухое щелканье бойка – боеприпас кончился и у бандита!
Шура медленно выпрямился. Художник валялся под стеной и стонал; Корень замер, наставив на неприятеля ТТ, теперь такую же напрасную болванку, как и ПМ в руке Деревянка. Различие – и существенное – было в том, что о разряженном ТТ знали оба, а о Макарове только Шура. Он решил понтовать.
- Где мой парень?- спросил, прицеливаясь. – Где Максим?!
- У тебя пистолет Замка,- Корень, кажется, лишь сейчас смекнул, кто напавший.- Так это ты...
- Я! Где парень?!
- Парень?.. А-а, парень. Не скажу! Стреляй! Убей, падаль, и меня!
Корень швырнул пистолетом, однако снова, как и пулей, не попал; скрипнул зубами. Ну, вот-вот разорвет тельняшку на груди и вытащит из-за пазухи бескозырку. Деревянко помалу подступил ближе.
- На землю!- приказал.- Ложись, гнида, буду стрелять! Ложись на землю!
- Стреляй!- уперся бандит и неожиданно с рыком бросился на Шуру.- Порву!!
Пистолет от толчка выпал из Шуриной руки, а мужчины схватились посреди кабинета с красными стенами, нанося друг другу страшные, беспощадные удары по голове и по туловищу, не отступая ни на полшага. Корень был шире в плечах, тяжелее, коренастее, но Деревянко имел преимущество над противником в определяющем – в выучке. Даже бешенство не помогло бандиту опираться долго. Пропустив удар в пах, он согнулся, а затем от нескольких тумаков в голову поплыл, утратил равновесие и повалился окончательно.
Не тратя ни секунды, Шура опустился на колено, с ходу добил лежачего левым кулаком в висок, а ребром правой ладони дважды подряд рубанул по горлу, ломая кадык. Живой или мертвый Корень, он уже не проверял, а оглянулся в поисках Художника.
Артур, на диво, оклемал от удара килограммовым пистолетом по челюсти и теперь с окровавленным лицом подползал к стволу, который вывалился из руки убитого охранника. Он еще успел перекатиться на спину, держа оружие в обхват, но Деревянко вдруг прыгнул с корточек вперед и накрыл Художника сверху.
Кончать последнего свидетеля Шура не собирался. По крайней мере, пока не допросит. Он единственно лишь старался отобрать пушку. Пистолет, оказавшийся затиснутым между двумя телами, бахнул, но ствол был направлен вбок, поэтому пуля никого не зацепила.
Шура начал силой разгибать пальцы Художника, однако не довел дело до конца. В кабинет, топая здоровенными ботинками, точно кони-тяжеловозы, заскочили три типа в черных шерстяных масках, пятнистых комбезах, с короткоствольными АКС-74У наперевес.
- Всем лежать! - заорали они, щедро бранясь матюгами. - Руки за голову! УБОП!

13. – Где здесь ваш неповрежденный? Этот?!
Шура лежал ничком со скованными за спиной руками. Материала для размышлений он теперича имел, хоть отбавляй. Времени на обдумывание, по всем признакам, ему отныне также предоставят с лихвой.
Зато весь хмель куда-то незаметно улетучился, выветрился; настала, наверное, пора наконец задуматься, что случится в будущем. Что произойдет с Соней, Максимом, да и с ним. Вряд ли что-то очень благоприятное. По крайности, явление давно поджидаемого начальника убоповцев ничего выгодного точно не предвещало.
Бойцы за локти, чуть не вывернув плечевые суставы, подняли Деревянка, разогнули во фрунт перед пузатым полковником в милицейской форме. Начальник неспешно сложил руки, переплел толстые пальцы и минуты полторы строго смотрел на задержанного; однако Шура даже не моргнул. В конце концов, полковник неодобрительно покачал круглой полулысой головой. Произнес:
- Славный субчик! - затем поинтересовался: - Кто Артура заказал?!
Шура не понял вопроса, но если бы и понял, то все равно не ответил бы ментам ничего. Для себя он решил ждать. Просто дожидаться, так как до сих пор не узнал совершенно ничего про Максима. А неосторожный треп мог повредить сыну, как два пальца... Максима можно было вообще угробить одним непродуманным словом!
- Прям и не пикнет; упертый, зараза, - объяснил боец, державший Шуру за плечо. - Как язык проглотил. Может, на самом деле?..
Проверка закончена здесь.
Второй убоповец смолчал, а третий, который переместился за спину полковника, от удивления присвистнул.
- Оба-на!- сказал растерянно.- Да я его... видел!.. Позавчера!.. Ну, точно, видел! Еще и... в рыло ему дал... Ну, точно, он!
Убоповец стянул маску. Лицо бойца показалось знакомым, но только секунд через пять Шура догнал: залетный юнец Женя, затеявший в кафе потасовку с Толиком! Вон он какой эсбэушник ...
- Рисковый ты парень, Белоус, - изрек полковник.- Бесстрашный. С настоящим камикадзе связывался и не знал. Это же нинзя! Наш, доморощенный, правда, но нинзя. В одиночку переколотил боевиков Артура, как цыплят!- и обратился к Шуре.- А на Художника, что, пороху не хватило?! Чей заказ выполнял, на кого работаешь? Молчишь... А я тебе обещаю – все одно скажешь. У нас если не по-хорошему, то по-плохому заговоришь!.. Степанян!
Офицер-убоповец подступил ближе к начальству.
- “Скорая” сейчас прибудет,- сказал полковник,- смотрите, чтобы раненные у вас до больницы добрались живыми, не околели, а то отписывайся потом... И по кругу опросите свидетелей: кто видел, что видел, кто, возможно, знает этого усатого.
- Да не местный он, товарищ полковник!- вмешался Женя.- Я...
- Возможно, кто-то с ним здесь разговаривал!- повысил голос начальник.- Не перебивай, Белоус! Обшарьте весь бар, подсобки, каждый закоулок: оружие, наркотики, безакцизный алкоголь, сигареты – ну, не вас учить! Задача ясна? Выполняйте!
- Так точно,- взял под козырек офицер.
- А усатого – в мою машину! И ты, Белоус, тоже. Расскажешь, где это ты ему рыло чистил. Только не при задержанном, попозже. Так ты впрямь дал ему по зубам? Ой, что-то не верится. Или он тебе?!
Бойцы рассмеялись.
- За мной!- скомандовал служака Степанян.
Ребята заучено задрали Шуре локти, чтобы он склонился вперед, в такой позитуре повели за офицером. В дискотечном холле ярко горел верхний свет, всюду валялись накиданные бумажки, окурки, пластмассовые крышечки и одноразовые стаканчики. Возле стойки бара куковали два посетителя в штатском: высокий, молодой парень в плаще, со сложенным мокрым зонтом в руках, и много старше его по возрасту седой мужчина.
- Киллер? – спросил мужчина, приглаживая волосы.
- Так точно,- ответил без басен Степанян.
- Куда вы его?
- Приказано в управление.
Деревянко ненароком перехватил взгляд молодого штатского, и тот ощерился. Оскал у него был, как у повешенного.
Шуру вывели на улицу, посадили в черную “Волгу”. По бокам тотчас прижались Женя и боец в маске. Потом скучно молчали, изредка лениво обмениваясь анекдотами, пока через полчаса появился пузатый полковник, плюхнулся на переднее сидение, скомандовал:
- В Контору!
Расположение духа ему видимо испортили. Не расспрашивая лишнего, шофер включил дворники, завел машину. По дороге он мчался, не останавливаясь ни перед одним светофором.
Во дворе, куда заехала “Волга” сквозь высокие зеленые ворота с трезубом, водитель заглушил двигатель, однако никто не выходил из легковушки и не заговаривал. Наверное, ждали дальнейших распоряжений. Наконец полковник обернулся, строго проговорил:
- В общем, так. Ты, Белоус, ко мне в кабинет! Ждешь.
Парень послушно выбрался из кабины и улетучился.
- А ты, нинзя, - продолжил полковник,- можешь и молчать, дело хозяйское, личное, но сперва – хорошенько помысли, с руки ли тебе отпираться!
- Он не немой, случаем?- заговорил водитель.
- Да нет, с барменом интимничал по душам, не немой. Не немой и не глухой! И не глупый, надеюсь ... А значит, так: сейчас глупая ночь, караул устал, как говорил матрос Железняк, и потому отложим задушевную беседу до утра. Фролов!
- Я,- отозвался боец, сидевший с левой стороны от Шуры.
- Поместить его в “ящик”, одного. Есть там свободный? Нет – освободить для этого! Глаз не спускать. Спать не давать. А утром, на восемь, ко мне. Кто сегодня на дежурстве?
- Хоружий, по-моему.
- Скажи: яйцами отвечает за арестанта! Яйцами! Оформишь там, как положено.
- Наручники снять?
- Снимите, пусть помнит нашу доброту. Все, выполняй. Иди.
- Пошли,- Фролов так и не скинул маски.- Вперед! Не туда!
Подпихнув металлическим прикладом в спину, он направил Шуру к двери с желтым фонарем под бетонным козырьком. Дождь почти прекратился, но три ступеньки вниз были влажными и скользкими.
Фролов нажал кнопку звонка, затем, немного погодя, во второй раз. Дверь без вывески отворилась.
- Дрыхнешь там или что? Принимай постояльца!
Деревянка провели коридором к камере, в которой вместо передней стенки была встроена от пола до потолка решетка; притиснули к ней лицом, заново тщательно обыскали, хотя всю одежду уже перетрусили сразу при задержании. Теперь в вывернутых карманах щупали даже рубцы, не забывая мимоходом чувствительно двинуть по ребрам, ткнуть лишний раз физиономией в шершавые прутья. В результате не только расквасили нос, а и ободрали кожу на лбу.
- Твое счастье, Чарли Чаплин,- сказал вместо извинения дежурный, забрав шнурки и ремень,- что не велено обижать. Ты глянь, отказник какой выискался!
Наручники расстегнули, только когда Шура зашел в “обезьянник”, а клетку за ним с лязганьем заперли.
- Можно ходить, можно сидеть на нарах,- объяснил вертухай.- Ложиться нельзя. Захотишь на парашу, скажешь.
Впрочем, Деревянко не собирался просить охрану ни о чем. Не на того напали. Он лучше справит нужду в камере на пол! Плевать на все ...
Шура присел на откидные нары с плохо обстроганных, но еще не засаленных досок. Менты не разрешают ему задремать! Да разве он способен спать теперь, когда нервы напряжены до предела, а сердце частит, словно у смертельно больного. Не отдыха хотелось, а бить и рвать в клочья! А его заперли в блошатник, в выгребную яму, и он должен здесь придуриваться непоколебимым, несокрушимым, уверенным...
Уверенность была лишь в одном: ему кранты...
В самом деле, что может светить человеку, затеявшему перестрелку в центре города, почти на глазах у сборища из нескольких десятков разинь? Причем, в итоге не то четыре, не то пять покойников.
Писали в газете, кажется, вроде высшую меру отменили. Но пятнадцать лет тоже не пятнадцать суток. Вдобавок, неизвестно, как отнесутся к нему на зоне. А может статься, еще в тюрьме, в СИЗО придушат в первую ночь...
Нет, он человек конченый! С ним все решительно ясно. Остается единственное – попытаться избавить от суда Максима. Не спасать шкуру, а брать вину целиком на себя. Беда – никак невозможно договориться с сыном, чтобы свидетельствовать заодно! Да и где он – кто знает... Но все равно: брать на себя, сколько нагрузят, стоять на том, что Максим совершенно стороной в этих делах с наркотиками.
Так и поступать...
А пятнадцать лет... Когда он выйдет, если выйдет, ему будет пятьдесят пять. Нормально. Еще не рухлядь. Ну, а что здесь?! Работа, выпивка, рыбалка. Куры, гуси, свиньи, корова. Дом, огород. И жена. Соня...
Но Соня – отдельная тема. Раздражительный вопрос. Наверное, она его действительно никогда не уважала, никогда не любила. А если и любила, то чрезвычайно уж по-своему. Сразу и не догадаться, не заметить иногда... В микроскоп временами надо рассматривать...
Тьфу! Шура решил не думать больше о Софии. Не думать также и о Максиме. Вообще не думать. Совсем не думать. Завтрашний день многое покажет сам. Вот тогда и призадуматься.
Он встал с нар, начал ходить по камере взад-вперед: пять шагов, поворот, пять шагов, поворот...

13. Вторник , 26 октября , 1999 год.
Без четверти восемь Деревянко сидел на стуле в приемной начальника УБОПа. За обитой красной кожей двухстворчатой дверью совещание продолжалось уже тогда, когда его привели на допрос. Всполошились, забегали менты. С утречка советуются, что делать, как поступать. Еще бы, столько мертвецов! Любой засуетится...
А Шуре хуже всего хотелось курить. Казалось, задыхается, кислорода недостает без вонючей папиросы. Можно было попросить у вертухая, или у охранника, который приставил его сюда – за спрос денег не берут – но Шура упрямо держал марку и только разрешал себе переживать за Максима. Если бы увидеть сына, воочию убедиться, что целый! Потом пусть что угодно, потом помышлять и про будущее. Лишь бы целый...
Дверь без скрипа отворилась, и из кабинета выглянул абсолютно не к месту здесь участковый Ткачук!
- Сказали ввести Деревянка,- промолвил он простуженным голосом.
Видок у участкового был, как у побитой шавки. Перепало, бесспорно, на орехи хорошенько. Только ему за что? И как он, репей, сюда попал?! Неужели случайно? Да нет, не может быть. Это невероятно, чтобы просто совпадение...
- Встать. Вперед,- скомандовал охранник.
Кабинет у пузатого полковника оказался роскошный. Длинный ряд столов посредине – очевидно, для всяких заседаний-планерок. Мягкие стулья под стенами, ковровые дорожки на паркете. За спиной хозяина – портрет Президента, в уголке – желто-голубой флаг. На столе фотография: полковнику пожимает руку чуть ли не министр внутренних дел.
- Садись,- сказал хозяин.- А ты подожди за дверью.
Как только охранник вышел, присутствующие уставились на Деревянка, поэтому он в ответ начал вызывающе таращиться на них.
Ткачук примостился по правую сторону от полковника, за столом, стоявшим перпендикулярно к осевому ряду. Милиционер зарумянился и обтирал лоб платочком, хотя было не очень жарко; от головомойки вспотел, бедняга.
С левой стороны сидел импозантный седой мужчина, которого Шура запомнил по кафе. Этот держал себя свободно, раскованно – значит, также какая-то важная птица.
Хозяин кабинета при погонах и наградных планках предпочел торцовый стол. Вот и весь трибунал. Расстрельная тройка, как в старые, добрые времена.
- Почему не рассказываешь? – спросил наконец седой мужчина.
Деревянко перевел взгляд медленно на него, потом демонстративно опустил на скованные руки.
- Ты соображаешь, что подобает за твои геройства? О-го-го, до пенсии сидеть!
- Это в лучшем случае,- добавил полковник.
- Где Максим?- слова будто сами вырвались у Шуры – даже досадно удивился, что заговорил.
- Раскололся,- преувеличенно поразился и полковник.- Ты смотри... За чадо сопливое беспокоится папа. Какова родительская любовь! Я буквально умилен... Ну, живой. Живой и здоровехонький твой сынаш. Как бугай. Чего нельзя сказать про тех горемык, с которыми ты вчера не поделил. Некоторые очень нездоровые, а некоторые и вовсе неживые. Откуда у тебя, Деревянко, оружие с глушителем?!
- Нашел...
- Ну-ка! – громыхнул полковник.- Ты со мной в жмурки не играй! Перед выборами на всю Украину ЧП; а ответственность мне, не тебе нести! Нам в области на выборы только заказного убийства и не хватало. Киллер он – это же надо! – полковник ругнулся.
- Версия с заказом, Иван Григорьевич, не выдерживает примитивной критики,- вмешался седой мужчина.- Я вас уверяю. Этот школьный кочегар – и киллер?! Комично, извините за эпитет.
- Комично или нет, Андрей Васильевич, а факты вещь упрямая.
- Тем хуже для них! Вы и без меня прекрасно знаете: факты существуют исключительно для того, чтобы соответственно их интерпретировать. Вот, например, установлено, что легковые автомобили, которые приезжали накануне к Деревянкам в Веселиновое, принадлежали членам преступной группировки,- мужчина подсмотрел в бумажку перед собою на столе,- Белому Григорию Петровичу и Корнейчуку Юрию Альбертовичу. Первый – тяжело ранен, второй – убитый. Неужели они сами себя заказали?
Андрей Васильевич умолк.
- Могла быть третья сторона. Или между собой не поладили...
- Нет, Иван Григорьевич, сына они у него похитили – вы это тоже знаете! А зачем похищали? В качестве заложника или ради выкупа?.. Что вам рассказал сын?
Шура прислушался.
- То самое, что и отец – ничего,- ответил полковник раздражительно.- Молчит. Упрямец! Не знаю, не понимаю... О чем речь?.. Вот это комично!
- Согласен. А ты, Ткачук, как думаешь?
Не разобрав, что от него требуется, участковый еле-еле пожал плечами. Сегодня он явно не выглядел ни спокойным, ни твердым.
- Отпусти его, Иван Григорьевич, не мучай. Что знал, человек поведал, помог. Отпусти, пусть едет домой.
- Иди, капитан. Развел у себя гадючник… Как ты говорил, в селе его называют: Рембо? Да я на твоем месте!..– полковник махнул рукой. Дождавшись, пока Ткачук закроет дверь, спросил:- И что нам... с ним? С этим Рембо усатым? Вывезти в посадку и расстрелять? Так потом наган придется чистить...
- Иван Григорьевич, разреши я,- седой мужчина полностью перебрал инициативу.- Пойми одно, Деревянко: замыкаться невыгодно в первую очередь тебе лично. А вот смысл сотрудничать с нами есть. Объясняю. Мы о тебе знаем практически от “а” до “я”. Детский сад, школа, работа. Даже из райвоенкомата досье прислали. Ты вычислен, взвешен и отпрепарирован. Фигурально, ты как на ладони у нас.
- В кулаке,- буркнул Иван Григорьевич.- Сожмем, юшка потечет. И язык развяжется моментально!
- Но обрати внимание,- продолжил седой мужчина,- с тобой ведут разговор не рядовые следователи, а два начальника областных управлений. Непосредственные руководители. Ощущаешь уровень? Вдобавок, до сих пор без прокуратуры. Потому как прокуратура – это процесс бесповоротный. Допустим, у тебя обнаружатся причины молчать. Очевидно, весомее, чем те, что нам уже известны. Закономерно возникает вопрос: что делать дальше? Как всегда, существуют неравноценные варианты...
Он помолчал, затем присовокупил:
- Так вот, я могу попросить Ивана Григорьевича, чтобы тебя передали нашей Службе...
Полковник встрепенулся и взглянул на Андрея Васильевича изумленно.
- ... И очень буду просить! Ибо вы с Иваном Григорьевичем - пусть он мне простит, но буду откровенен - сорвали ответственную операцию государственного масштаба, которую заново придется планировать и готовить с нуля. Долго и скучно. А тебе, Деревянко, даю слово офицера. Если поможешь нам, все спишется...
Шура не мог поверить в услышанное. Для хозяина кабинета последние слова, сдавалось, были сюрпризом также, и, в отличие от Деревянка, сюрпризом досадным.
- ... То есть, все без исключения, гарантирую! Дело против тебя официально не заведено – я не ошибаюсь, Иван Григорьевич?
- Не ошибаетесь, Андрей Васильевич. Вы ведь у нас никогда не делаете промаха. В особенности в пустячках.
Шура внимательно посмотрел на обоих начальников поочередно.
- Молчание – знак согласия? Ну, подумай еще немного. Пока будут перевозить в управление СБУ. Но иных благоприятных вариантов нет, поверь.
Только сейчас полковник поинтересовался:
- Что это может значить, Андрей Васильевич? Вот это твое о перевозе? Ты уже через мою голову невзначай наперед договорился?! Некрасиво...
- Решение принималось на уровне комиссии Верховной Рады. Поверь, в операции затрагиваются политические интересы Украины. Все до чрезвычайности серьезно. Дальнейшие отработки засекречены, допуск минимальный. Прости, Иван Григорьевич, но я тебя просил не вмешиваться при любых обстоятельствах, разве нет?.. А в результате?.. Я лишился агента, разорваны отношения с продавцами, засветили интерес к группе Художника. Перечислять уморишься, что натворили твои волкодавы.
- Ясно. Как и обычно: черновая работа - нам, кнут тоже - нам. А прянички – СБУ. Все шишки, между прочим, на мою лысину. Четыре мертвяка и два инвалида в лазарете тоже висят. Куда их скинуть?! Ладно, хотя бы среди танцоров невинных жертв нет. Спишете на разборку! Кто спишет, как спишет?! Хитрый ты лис, Андрей Васильевич: вильнул, схватил и в сторону... Ну, скажи хоть откровенно, на хрен тебе этот убивец? А?..
- Пригодится. Он же темная лошадка.
- Любишь ты ставить на темных лошадок... Ну, хорошо. И сына его заберешь, наверное? Я так понимаю?
- А у вас разве против Максима Деревянка есть обвинение? Что-нибудь конкретное?..
Оба надолго замолчали. Андрей Васильевич тонко улыбался, Иван Григорьевич откровенно хмурился, зачем-то перекладывал листочки на столе.
- Ладно, отдаю...- сказал негромко.- Но этой подставы я твоей Конторе не забуду. Что вы меня за мальчика, вашу мать?!..
Он вдруг осекся, нажал кнопку на селекторе, вызвал охранника и велел вывести Деревянка в приемную. Минут через десять с папкой, уже не такой улыбающийся, появился Андрей Васильевич. Не проронив ни звука, даже не взглянув, эсбэушник миновал Шуру и пошлепал прочь.

15. Сперва Деревянка отвели назад в “ящик”. Он решил, было, что начальники поцапались, ни о чем не договорившись. Очевидно, нашла коса на камень. Однако позднее заглянул дежурный, без энтузиазма прочел тюремную мораль за изгаженную по нужде камеру, пригрозил, что заставит прибирать, но потом возвратил ремень, шнурки и передал арестанта из рук на руки рослым, собранным ребятам в сапожках сорок пятого размера.
Перевозили на обычном УАЗе-“воронке”: металлическая кабина, отделенная от водителя, зарешеченные окошки и дверца. Удобства минимальные: жесткая лавка, плафон под проволочным “намордником”, запыленные занавесочки из ситца.
Доставив по месту, незамедлительно повели на второй этаж. У здешнего начальника дверь в приемную была обтянута дерматином, зато внутри, карауля главный тамбур в святую святых Службы, имелась красивая секретарша, лет двадцати двух и в очках, которые придавали ей пресимпатичный вид. Красавица сноровисто и быстро печатала на электрической машинке. Справа на тумбе размещался компьютер. По левую сторону, на похожей тумбе, стоял здоровенный телевизор.
Шуру пригласили на министерский диван цвета бычьей кожи; молчаливые охранники уселись по бокам, бесстыдно залюбовались секретаршей. Та немедленно сообщила по внутреннему телефону, что задержанного доставили, и хладнокровно продолжила печатание.
Ждать пришлось за острожными мерками совсем недолго. Тренькнул телефон, дамочка сняла трубку, поддакнула и мило предложила зайти в кабинет.
Первое, что приказал Андрей Васильевич конвоирам, было снять с Деревянка наручники. Офицер дисциплинированно, не проявляя ни тени сомнения, разомкнул браслеты.
- Благодарю, вы свободны,- продолжил начальник СБУ.- До свидания!
После того, как убоповцы откозыряли и вышли, Шура посмотрел на юнца, сидевшего перед Андреем Васильевичем. Наверняка, на лице Деревянка что-то проявилось; парень был удивлен не меньше. Ну, вот: всюду знакомые люди, подумал Шура. Бросишь камнем и попадешь в знакомого. Кирпичу негде упасть через эсбэушников, бляха!
- Что такое?! – спросил Андрей Васильевич.- Володя?
- Я его знаю,- парень быстро пришел в себя.- Видел в субботу!
- Та-ак,- начальник перевел взгляд с подчиненного на Шуру и оптимистически подытожил.- Давайте считать это благоприятным предзнаменованием. Значит, вас не нужно и знакомить? Или надо? Просто для проформы, на всякий пожарный: Деревянко Александр Степанович, Орлов Владимир Иванович. Надеюсь, вы сдружитесь! И перейдем к делу...
Слова его снова звучали необычно, даже странно, учитывая обстоятельства.
- Наше приглашение вы слышали,- обратился Андрей Васильевич отдельно к Шуре.- Предложение не отменяется. А какими будут ваши встречные требования? Имею в виду, на каких конструктивных началах вы согласитесь с нами работать? О том, что вы отказываетесь от сотрудничества, думаю, не может быть и речи... Я прав?
Он не конкретизировал своих предложений. Но Деревянко подумал, что упираться, когда тебя за уши вытягивают из дерьма, крайне глупо. Радикальное обещание – списать все без оглядки – ему нравилось. Конечно, будут требовать в обмен стать сексотом... Возможно, за такие услуги и следует платить, не торгуясь?..
- Где Максим?- только и спросил.
- Уже везут сюда. Вы скоро встретитесь. Это все? Ну, что ж, я рад нашему согласию. Худой мир лучше доброй ссоры!- начальник поднял указательный палец, улыбнулся.- Кстати, Володя, вы рассказывали о раненном...
- Да,- согласился Орлов.- Пулю удалили,- он искоса взглянул на Деревянка,- но хирург прогнозирует приблизительно пятьдесят на пятьдесят. Сердечная сумка повреждена... Пару дней с ним беседовать нельзя точно. А потом...
Раненный – тот, который выглянул в банкетный зал на шум, догадался Шура. Сбежавший из кочегарки. Дважды везунчик! А в кафе – по высшему разряду счастливчик. Вероятно, рука дрогнула под шаг...
- Обойдемся и без Овода! – заметил Андрей Васильевич.- Поменяем тактику при неизменной стратегической задаче. Главное, что Художник раскололся. Итак... вам, Владимир Иванович, необходимо начинать подготовку к поездке.
- То есть?..
Парень, показалось, опешил.
- Поверьте, вами я рисковать не хотел – вы способный кадр, но недостаточно опытный. Однако других средств не вижу, искренне. Осталось, и вы хорошо проинформированы, всего два дня; а со всеми вводными ознакомлены только я и вы. При том, что ставка очень высокая. Чрезвычайно... Так вот... соглашаетесь? Выбор за вами, Володя. Дело опасное. Но в случае успеха...
- Мне... ехать одному?!- Орлов откровенно оторопел от поворота в разговоре.
- Почему одному?! – возразил Андрей Васильевич.- Поедете вдвоем, как и планировалось. Думаю, что справитесь.
- И кто мой напарник?
- А вы еще до сих пор не догадались? Вы ведь аналитик,- начальник покачал головой.- Вместо Овода поедет Деревянко. Замена, по моему усмотрению, почти адекватная.
- Вы хотите послать постороннего, и вдобавок ... киллера?!
- Извините, Володя, но и вы туда же! Ну, какой из Деревянка к черту киллер? Вы, по крайней мере, никому, кроме меня, этого не говорите. Ординарный украинец, добропорядочный гражданин, сельский житель. Школьный кочегар. Правда, кое-каких недюжинных способностей. Ознакомьтесь для начала с этим...
Орлов пододвинул к себе пухлое личное дело, развязал тесьмы, уставился в первую страницу.
- Прочитайте сразу, где служил,- посоветовал Андрей Васильевич и нажал кнопку вызова.
Секретарша возникла через секунду, словно поджидала под дверью.
- Галя, узнайте, пожалуйста, доставили в управление Максима Деревянка или нет.
- Он здесь, Андрей Васильевич.
- Где здесь?
- В приемной. Только что ввели.
- Ко мне! Сюда, в кабинет! Нашли, Володя?
- Туркестанский пограничный округ, 32-ая застава,- прочитал Орлов.- В военных действиях участия не принимал.
- Нет-нет, ниже!
Когда Максим зашел, Шуре окончательно стало легче. Для полного отходняка не хватало крепкой папиросы. А сын, в общем, был в норме: взволнованный, немного бледный, помятый, мелкие царапины на лице. Но это не беда, до свадьбы заживет.
- Здрастуйте,- поздоровался парень со всеми.
- Здравствуй, заложник,- откликнулся Андрей Васильевич.- Садись напротив отца, поближе, потому что больше всех за тебя переживал он. Соскучился. Пускай рассмотрит, полюбуется. Все в целости и сохранности! Жалобы имеются?
- Нет.
- Молодец. А у вас, Александр Степанович, есть еще какие-либо дополнительные требования?
Шура не мог понять, почему его не допрашивают – хотя бы, как свидетеля. Складывалось впечатление, что вчерашнее никого сегодня уже не интересует. А так быть не могло. Очевидно, с ним играют в темную...
- Мне надо позвонить в Одессу,- ответил он.- Обещал жене.
Начальник иронически прищурился.
- Но ваша жена, София Витальевна, если не ошибаюсь, живет в Веселиновом? А не в Одессе...
- Вчера я отправил ее к матери. Поездом. Подальше от... от всего.
Подняв трубку, Андрей Васильевич попросил:
- Галя, наберите быстренько нашему гостю Одессу. Скажите, какой номер в Одессе!
Шура назвал в микрофон номер и сидел, дожидаясь соединения.
- Маневренный отряд,- вдруг промолвил Орлов.
Присутствующие промолчали, поэтому парень переспросил:
- Что такое маневренный отряд?
- Не слышал никогда?- улыбнулся начальник.- И неудивительно. Потому, как и не мог слышать. А манотряд означает, что Деревянко был обыкновеннейший советский террорист. Точнее, диверсант-одиночка, что не отличается судьбоносно. Суть там и там одна – смертник. Живешь, пока фартит. Диверсии, ясное дело, не на советской земельке, а на территориях сопредельных государств. Под флагом борьбы с незаконным распространением наркотиков. Специализация в Туркестане – контрабандистские караваны. Правильно излагаю, Деревянко? В военкоматовских материалах этого нет, не ищи. Что Александр Степанович вытворял тогда, теперь доподлинно знает только он сам. А нам остается догадки строить. Впрочем, вероятно, не туристов на прогулки в горы водил два года...
- Разговаривайте!- предложил далекий равнодушный голос в трубке. А затем знакомый голосок Сони. - Алло, кто это?
- Алло!- сказал Шура.- Это я, Соня... Все в порядке.
- Что в порядке?! Ты нашел Максима? Где он?
- Он здесь, возле меня...
- Господи... Откуда ты звонишь?
- Из милиции. Из Кировограда.
- Тебя... арестовали? Или Максима?!
 - Нет, я сказал: все нормально. Не волнуйся.
- Я хочу поговорить с Максимом! Дай ему телефон.
- Даю, даю. Тебя,- Деревянко протянул трубку сыну.- Думай, чего лопочешь.
Максим долго выслушивал монолог матери, изредка соглашаясь, затем передал трубку снова отцу. С самого начала разговора Шура испытывал неудобство, словно звонок к жене донельзя стыдный поступок. Кому какое свинячье дело, в конце концов решил он сердито, но ощущение оголенности в один миг вернулось опять.
- Это ты, Шура?
- Я, а кто же?
- Шура, я завтра сажусь на электричку и еду домой! К вам!
- Не надо покуда.
- Почему? Ты сказал, что все нормально.
- Все в норме, Сонечка,- Деревянко скосил глаза в сторону хозяина кабинета, но тот что-то писал. Юнец продолжал изучать документы.- Просто тебе не надо спешить. Побудь у мамы еще пару дней. Так нужно! В школе тебя заменили.
- Тогда пусть Максим приедет!
- Что?
- Раз там опасно, я хочу, чтобы Максим был со мной.
- Для чего?!
- Мне будет спокойнее, если он рядом. Почему ты умолк? Говори! Алло!
- Ну, хорошо-хорошо...
- Не слышу!
- Хорошо, я сказал! Как договорились. Кончаем разговор, Соня; междугородная денег стоит. А я еще позвоню завтра или послезавтра. Пока!
Некоторое время он собирался с мыслями. Андрей Васильевич внимательно наблюдал за ним исподлобья. Наконец Шура произнес:
- Максима надо отправить в Одессу. К Софии.
- Вы надеетесь, там ему будет безопаснее? Или это прихоть вашей жены?
Шура кивнул.
- Ну, если женщина хочет... В принципе, это реально. Во сколько поезд? Сажаем на ближайший рейс и за государственный счет – к морю! Еще проблемы есть?
Деревянко спросил то, чего не мог понять:
- Растолкуйте, для чего вам я?!..
       - А вот и по-настоящему деловая заинтересованность. Я ждал, когда вы зададите этот вопрос. Итак, мы переключаемся на обсуждение планов – превосходно. Люблю прагматические отношения между партнерами. Однако ежели разговоры пошли не детские... Максим, подожди отца в приемной! Кстати, парню, верно, следует заехать за всякими надобными мелочами. Зубная щетка, сумка, сменная одежда. Где он у вас обитает: в общежитии, на квартире?
- Общежитие на проспекте Правды.
- Сделаем, Александр Степанович. И в деканат, или как он там у них называется, также сообщим. У нас упущений не бывает, поверьте. А относительно вас, то пусть Владимир Иванович, в качестве старшего двойки, разъяснит исходную информацию вам тет-а-тет. С деталями, подробностями, заморочками – как полагается. Мне же позвольте коснуться вашей миссии обзорно, с высоты, так сказать, птичьего полета. А дело в том, Александр Степанович, что спустя два дня в свободном городе Одессе, куда вы необдуманно сплавили жену – и за нею не менее неосмотрительно отправляете сына! – состоится негласный, подпольный даже, говоря на суконной жандармской фене, съезд наркоторговцев. Не очень маленький, не очень крупный – так: Юг Украины, немного Восток, немного Центр. Межрегиональная стрелка! Важно, да что там – крайне необходимо, чтобы на этот форум угодил наш человек. Мы долго готовились, уж поверьте на слово. Но вы умудрились подстрелить нужного нам агента. Не насмерть, слава Богу! А равным образом, ну, это уже сопутствующее фиаско, искалечили предводителя и порешили четверых членов группировки...
- Покамест не забыл,- перебил Шура,- пять...
- То есть как?.. – пришел в изумление Орлов.
Деревянко глянул на занемевшего Андрея Васильевича и прокомментировал заявление:
- Пятый в школьной кочегарке. В бочке из-под мазута... “Макара” я забрал у него.
 Андрей Васильевич всеми пальцами нервно ударил по селектору дважды или даже трижды. Моментально забежала встревоженная красавица.
- Митрофанова разыскать, ко мне!– едва Галя исчезла, промолвил жестко и угрожающе.- Пятого не было совсем; тебе, Деревянко, ясно?! Ты что, трупы, как пирожки выделываешь?! И вы, Володя, ничего не слышали! Боже, это не киллер, а маньяк!..
- Я так думаю, ваш Митрофанов подъедет в школу?- сдержанно спросил Шура.- Ага. Так, может, подскочит и к моему дому? Глянет, что к чему, живность подкормит, собаку...
Андрей Васильевич обозрел наглеца, но не оспорил, а взял листок и черкнул на нем ручкой.
- А теперь, - проговорил с нажимом, - пойдите к своему сыну и проинструктируйте, как себя вести с нашими сотрудниками, в дороге и в конечном пункте. Дисциплина и безусловное послушание. Никакой самодеятельности! А мы с Владимиром Ивановичем тем временем кое-что уточним...
 
16. Разговор с Максимом у Шуры занял минут пять, и был наполовину не разговором, а молчанкой. Наличие секретарши, которая, в свою очередь, совершенно не реагировала на окружающих, сковывало языки. Максим сидел пришибленный, со всем соглашался, ничего не возражал, а лишь кивал, отвечая путано и отрывочно. В конце концов, вышел Орлов.
- Александр Степанович, пойдемте со мной,- пригласил учтиво.- С сыном вы еще увидитесь позже, не переживайте.
В коридорах, которыми они прошествовали, на ступеньках, по которым спустились этажом ниже, Володя здоровался со встречными мужчинами в форме и в цивильном, шутил с женщинами, а те, несмотря на подчеркнуто строгий вид, улыбались ему. Пижон, мысленно охарактеризовал юнца Деревянко; пижон и молокосос.
Пропустив напарника в кабинет, Орлов зашел следом, запер за собою дверь на ключ. Пригласил:
- Садитесь, где нравится.
Кабинетик у него был тесный. Наверное, соответственно стажу и должности. Сквозь немалое зарешеченное окно, до середины высоты зашторенное простенькой белой занавеской, виднелись ствол старой липы, низ кроны, желтый двухэтажный дом через дорогу. Возле окна стоял видавший виды одно-тумбовый стол. На столе лежали папки, отдельные бумаги, книги, телефон. Сбоку помещался сейф с облезлою местами краской, а спереди – три полумягких стула. Шура сел под стеной. Напротив висел плакат-календарь: негритянка в купальнике на фоне океанских волн.
- Имеем в запасе час,- сообщил Орлов.- Что вас интересует наиболее?
- Папиросы,- заявил Шура.- И вода, пить хочу.
- Простите великодушно,- засуетился Володя, заглянул в ящик и нашел начатую пачку сигарет “L&M”, а также зажигалку.- Курите, пожалуйста! Я сам не балуюсь, но курите здесь, ничего. Относительно воды, то, быть может, лучше чаю? В пакетиках, но приличный. Или какой-то газированной? “Кока-колы”, например, или минералки?
- Дай обычной воды, из-под крана. Сушит меня, понимаешь?
Было заметно, что целый миг эсбэушник колебался, не чересчур ли вольно оставлять гостя безнадзорным, и, наконец, осмелился.
- Вы посидите минутку, я принесу графин и стакан. Никому не отворяйте.
Выходя, парень привычно запер дверь. Секретчик вшивый, чуть не сплюнул Шура. Подкурив сигарету, он затянулся ароматным дымом и почувствовал, что оживает. Пока Орлов повернулся, Деревянко успел закурить новую сигарету. Эту смаковал без аврала, запивая водой, которая отгоняла хлором. Надпив и третий стакан, спросил:
- Ты объясни, как это я ни к селу, ни к городу попался в твою парафию? Так не бывает: взять прохожего с улицы и отправить на задачу. Без подготовки, без проверки? Вранье! У тебя солидная контора, а не шарашка задрипанная. А? Вашей выгоды в себе не вижу, вот что меня беспокоит. Для чего вам я ?!
- По-честному: безысходность,- развел руками Володя.- Давайте, я действительно расскажу по порядку, - он вздохнул.- Три месяца назад мы случайно вышли на группу Художника, которая тогда еще в розницу приторговывала наркотиками в городе. Ну, пару точек вычислили: на дискотеке “Техас” и в ДК имени Компанийца. А повезло так, что один ее член, можно сказать, среднее звено у Артура, завис на наш крючок. Мы провели вербовку, и я начал вести его персонально: поддерживать контакт, подкармливать, сдаивать информацию. Представьте: это мое премьерное дело, и от результата много зависело.
- Чем же вы его купили?
- И смех, и грех. Мужичок в сорок три года обожает зеленых нимфеток. Чем меньшие, тем паче жалует. Девочке двенадцать, шестой класс, а он не то, что не гнушается, наоборот! Не насильник, надо признать. Все за деньги, по согласию. Причем желающие при потребности находились элементарно. Но мы его таки накрыли и прищучили. На зону идти со статьей “развращение малолеток” не манило, боялся, что опустят – и правильно боялся. Поэтому начал работать на нас. Регулярно сливал важную информацию, притом, не даром. Выгода обоюдная,- Володя улыбнулся.- Именно от него мы и узнали, что вчера в баре Айшена ждали оптовиков из Одессы. Причина в том, что Художник рвался расширять сеть и увеличивать поставки. Хотел пространства. Для этого налаживал связи напрямую с серьезными, масштабными людьми. Нам выпала удобная возможность. Задерживать вчера мы никого не собирались. Но на всякий случай помощь в УБОПе попросили. Материальные ресурсы для подстраховки и резерва силы. Ребята должны были лишь сидеть в автобусе и не рыпаться. Само собой, мы поставили внешнее наблюдение. Видели по телевизору: снимают из машины на видеокамеру?
- Видел,- кивнул Шура.
- Два сотрудника находились и в зале среди молодежи. Мне лично было приказано носа из дома не потыкать, чтобы не засветиться перед одесситами; да и перед нашими. В случае договоренности между Художником и оптовиками я с агентом-информатором должен был ехать в Одессу. На стрелку. Под прикрытием – был такой вариант. Но теперь...
- Я вам испохабил всю малину.
- Не то слово,- Орлов неодобрительно покачал головой, тем не менее удержался, продолжил рассказывать.- Когда в кафе началась стрельба, убоповцы ринулись туда. Трудно их осуждать, но о какой конспирации речь?! А Овода подстрелили вы – и с кем мне ехать?! Не знаю, из каких глубинных соображений, но Андрей Васильевич решил привлечь вас. Считает, если сработать быстро и инициативно, то операция еще не провалена...
Деревянко хмыкнул. Спросил:
- Что нужно делать в Одессе? Конкретно.
- Выполнять мои приказы – конкретнее не бывает. Александр Степанович, посудите, зачем вам знать больше? Я, например, иногда всей душой желаю не выходить за определенные рамки ни на йоту. Лишняя осведомленность – дополнительные хлопоты! Волнение, плохой аппетит, тревожный сон...
- Так ты меня хочешь как барана повезти?- возразил Шура.
- Поверьте, все, что в самом деле необходимо, вам уже сообщили или сообщу я в надлежащее время. Приедем на место, получим указания поточнее, что-то сами узнаем новое, сориентируемся по ситуации. Конкретику невозможно предусмотреть! Как мы могли, скажем, просчитать ваше нападение на Артура?!
- Я это понимаю, не дитятко. За кого мы будем выдавать себя в Одессе: за бандитов?
- Не совсем,- уклончиво объяснил Орлов.- Имеем запасную версию. Я – перекупщик наркотиков. А вы – мой бодигард, телохранитель. В принципе, никакие не бандиты. Деловые люди, фирма, фармацевты-бизнесмены.
- Ну, и как мне вести себя?
- Держитесь абсолютно непринужденно, естественно! Хотите дискутировать на художественные темы или о футболе – ради Бога. Хотите колоритно материться – еще лучше. Что не следует, по-моему, так это делать вид. Будьте собою! У вас, Александр Степанович, по моему мнению, генетический типаж силовика. А кроме всего, наш “писатель” составит нам обоим роли. Литератор – талант, закачаетесь! Соответствующие документы на утро также будут готовы. За легенду не волнуйтесь.
- А главное?- заметил Шура.- Не случится, что мы приезжаем, а одесские урки без разговоров скрутят нас и на расправу? Я так думаю, что стукачи кругом...
- Правильно думаете, и я с вами полностью на сто процентов согласный... Но, с другой стороны, вы не представляете, в какой секретности проходит подготовка. Например, широкая масса, так называемая общественность, не знает даже точное количество убитых в баре “Техас”. Тем паче, неизвестна ни единая подробность вашего геройского поступка. Имена вообще не называются! О том, что Художник живой, осведомлены человек шесть максимум. Среди них врач и тот, кто допрашивал Артура. Кстати, теперь, благодаря Артуру, мы имеем ориентиры – где, с кем и как выходить на контакт. К сожалению, Овода вы продырявили капитально...
- Так он Гиря или Овод?
- Гиря – это погоняло в банде. Звать его Григорий, а фамилия Белый. А Овод – это я взял из романа – его агентурное псевдо.
- Ну, на лбу у него не написано, что агент...
- Да, конечно… В общем, на круг, сообщенных персон – до десятка. Однако непосредственно о нас имеют представление только трое.
- Ясно. Кроме нас с тобой и базара никто не узнает! А Ткачук?
- Ваш участковый? Он будет молчать. Во-первых, мало проинформированный; во-вторых, если никому не доверять...
- Нужно доверять,- согласился Деревянко,- хотя бы и говну...
- Плюс пошла квалифицированная деза по определенным каналам,- невозмутимо продолжил Володя.- В прессу – как сообщают компетентные источники, приближенные к...; в органы – здесь все официально, бюрократически; по преступным группировкам – да, имеем и к ним каналы!; ну, и по линии безопасности, конечно... Прикрытие основательное.
- Не сглазь! Иногда лучше без прикрытия...
- Экспромтом? Согласен... Если экспромт заранее хорошо подготовлен... У вас есть еще невыясненные вопросы?
- Будут. Что дальше делаем?
- Вы имеете в виду ближайшее будущее?.. – Орлов посмотрел на часы.- Минут через десять нужно ехать на вокзал. Вы хотели отрядить сына в Одессу… Затем шопинг, шейвинг – приведем вас в божеский вид! Потом сфотографироваться и отдых.
- Слушай, а в чем интерес у тебя?! Неужто ты идейный мент?- поинтересовался внезапно Шура.
Володя в который раз вздохнул.
- Ну... Ежели работать бок о бок, то откровенно. Интерес банальный – карьера. В случае победы – грудь в крестах, повышение. Значительное повышение. А заметят в Киеве – можно перебраться в столицу. В провинции меня намертво ничто не удерживает. Сногсшибательный взлет для недавнего сотрудника заурядного районного участка?! Я удовлетворил ваше любопытство, Александр Степанович?
Деревянко встал и сказал:
- А еще мне непонятно, отчего ты вступился за меня перед Ткачуком.
- Это когда же?
- Тогда, в кафе, когда твой дружок устроил бучу. Ты ж мог не выгораживать меня. Просто показал бы корочки от удостоверения и ларивэдэрэ.
- Ну, видите ли... Трудно объяснить. Возможно, я думал, что вы действительно невиновны. Несправедливо было, пожалуй. Неэтично. А вообще, не помню!.. Может, пойдем? У меня машина: завернем по пути в автомастерскую и оттуда прямиком на железнодорожный вокзал. Вы не против автомастерской, Александр Степанович? Буквально один пустячок: сальничек...
- Не против – сальник не пустячок. И не “выкай” мне Александром Степановичем, а то я каждый раз хочу оглянуться. Вроде кого другого зовут! А меня звать Шура.
- Прекрасное имя для бодигарда,- согласился Орлов.

17. К отправлению они успели своевременно, тем не менее, Максима возле поезда не нашли. Уже по громкоговорителю объявили, что посадка на рейс Харьков-Одесса закончена, а на перрон только заехал густо-вишневый “опель-кадет”, побитый и покарябанный во всех видимых местах. Сравнивать бывавшего в переделках ветерана с вылизанным “Дэу” Орлова не годилось и в мыслях!
Из “опелька” выскочил паренек в джинсах, свитере и кепи с большим козырьком, побежал к проводнице купейного вагона. Из задней двери легковушки вылез Максим со спортивной сумкой. Увидев отца, он приподнял руку.
“Опель” обратным курсом скатился с перрона на площадку для стоянки. Когда Шура приблизился к сыну, паренек в кепи весело крикнул им:
- Порядок! Разместят с удобствами – договорился.
- Все нормально? – спросил Шура.
В несуразном костюме он возле сына чувствовал себя не в своей тарелке.
- Да вроде бы,- Максим пожал плечами.- Вот: взял лекции.
Всегда разговорчивый и говорливый, за три сумасшедших дня парень превратился в почти безъязыкого немтыря. Шура поучил:
- Скажи маме, пусть не переживает, я все уладил. Но не очень расписывай. Она до сих пор не знает, чего к нам приезжали. И мы не знаем тоже!
- Ясно...
- Пассажиры! Садимся в вагон!- пригласила проводница.- Если не хотите остаться.
Шура пожал сыну руку, хлопнул по спине. Из тамбура Максим еще раз помахал на прощание и исчез в проходе. Поезд тронулся.
- Поехали?- обернулся Деревянко к Орлову.
- Сейчас. Глянь незаметно туда... Около капота, видишь? Тот высокий – это Слава Митрофанов. Собственной персоной. Нужно подойти.
Рядом с юнцом в кепи стоял парень, которого Шура сразу вспомнил, хотя сегодня тот был в другом плаще и в темных очках. Когда Деревянка с заломленными руками “беркуты” волокли из бара к машине, парень разговаривал с Андреем Васильевичем. Со второго взгляда он еще раз не понравился Шуре. Даже еще сильнее не понравился. Длинный, поджарый, будто гончак, с прилизанными черными волосами, Митрофанов смахивал не то на классического эсэсовца, не то на образцового чекиста.
- Привет, - сказал Володя страховочной паре, пожал руки обоим.- Вы куда дальше?
- На деревню,- ответил Митрофанов.- Зачищать,- посмотрел сквозь стеклышки очков на Деревянка, подал руку.- С тебя, батя, могорыч за работу. Ну, ты и даешь!
Он посмотрел вослед поезду, потом произнес:
- Завелись, было, у меня наполеоновские планы на вечер, но не судьба.
- Каждому свое,- поддакнул Орлов.
- То-то и оно. Ну, вы отдыхайте, а мы погнали. Цейтнот.
- Кочегарка может быть закрыта,- заметил Деревянко.
Равнодушно отмахнувшись рукой от этих слов, Митрофанов развернулся и потопал к “опелю”; за ним поспешил напарник.
- Если они направляются туда...
- Туда,- подтвердил Володя.- Не волнуйся, Слава отопрет любую дверь. Испытано.
“Опель-кадет” посигналил, забрал вправо и влился в поток автомобилей, небрежно подрезав новенький “ленд-крузер”.
- Он и не поинтересовался, где труп.
- Его манера! Ничего, сам отыщет. Если тело до сих пор в кочегарке, Митрофанов найдет, можешь не сомневаться. Куда бы ты ни спрятал. Это феномен. Выищет все, что прикажут. А поговаривают, что даже и то, чего не было. Если появится надобность. Кстати, Художника в больнице допрашивал он...
- Твой дружок?
- Высоким штилем выражаясь, соревнователь. Конкурент по службе. И вне службы... Пока что он фаворит у Андрея Васильевича. По крайней мере, определенной мерой, протеже. Но, если бы нам повезло...
- Накаркаешь,- предупредил Деревянко.- Брось наперед загадывать, до добра не доведет. Авторитетно заявляю.
- А думаешь, я не верю?- вздохнул Орлов.- Поедем визаж наводить?

18. Волосы сначала промыли с шампунем, затем высушили. И лишь после этого юная, хрупкая парикмахерша взялась подстригать Шурину косматую шевелюру.
От Сони он слыхал, что в городских салонах посетителям моют головы – Соня через два-три месяца нарочно ездила в Кировоград укладывать модную прическу. Однако никогда Деревянко не представлял, что такое произойдет с ним. Приятно поразила воспитанная девушка, не выказавшая при мытье его черепка и капли брезгливости, хотя Шуре, к примеру сказать, вдруг стало совестно за жирную гриву. Волосы он полоскал разве что по воскресеньям, а на протяжении недели буйные кудри завсегда были грязные, запыленные и даже не расчесанные. Как вот и ныне.
Прикосновения тоненьких, ловких пальчиков успокаивали, лязганье ножниц и жужжание электромашинки что-то напоминало, но, конечно, не манеры Ивана Ивановича, единственного и незаменимого веселиновского цирюльника.
Шура наблюдал в зеркале, как, следуя указаниям Володи, парикмахерша сноровисто снимает кудряшки, постепенно изменяет его внешность, и поражался. Родимое лицо мало-помалу превращалось в неродное и малознакомое. А после того, как девушка начисто сбрила двухдневную щетину и усы, Деревянко вообще перестал быть похожим на себя.
Поднявшись из кресла, Шура поблагодарил парикмахершу, а Орлов критически обсмотрел результат ее труда, похвалил и рассчитался.
- Сколько ты заплатил?- поинтересовался Шура в легковушке.
- По прейскуранту. А зачем... тебе?- Володя чуть не сказал “вам”.
- Хочу все знать. Дотошный такой. С детства.
- За стрижку и бритье вместе восемь гривен, плюс чаевые. В целом, червонец. Дешевый, но приличный салон - я у них завсегдатай.
Деревянко взглянул на прическу парня – обычная прическа. Иван Иванович за подобную не взял бы больше двух гривен. А за бокс, что сделали Шуре, хватило бы, наверное, одной. Но город, бесспорно, любит деньги...
- Теперь на ”Босфор”, там есть замечательный магазинчик готовой мужской одежды,- подсказал Орлов.- Изменим твой прикид, то бишь, имидж.
- Дорогой магазин?- только и спросил Деревянко.
- Очень. Но мы не настолько богатые, чтобы покупать “секонд хенд”.
Ну, и черт с вами, подумал Шура. Брейте, одевайте, платите, расщедривайтесь. Не рисковать же задарма! София по схожему поводу говорила: не надо напрягаться, а раздвинь ноги поудобнее и постарайся получить удовольствие. Вот и попробуем раскорячиться. А про Соню вспоминать – лишнее...
В магазине, занимавшем всего-навсего площадь большой комнаты, рябело в глазах от рубашек, пиджаков и курток, не говоря уж о белье. Володя, как водится, руководил, шутил с продавщицами, а те носили на примерку костюмы. Деревянко поочередно одевался то в светлое, то в темное, то в полосатое, то в клетчатое. В конце концов, наряды сложили в фирменные пакеты, и Орлов расплатился.
На сей раз Шура не спрашивал, сколько стоили покупки, хотя его интересовало, откуда берутся деньги, что так щедро тратятся. Сотенные, которые отсчитывал в кассу Орлов, суммировались на самом деле в тысячи!
В соседнем обувном магазине они выбрали крепкие кожаные ботинки, после чего сделали мгновенные фотографии в “Кодаке” и завезли их на Ленина, в управление. Затем поехали за город, на поселок Новый.
- Вот в каком небоскребе я обитаю,- Володя остановил “Дэу” возле подъезда многоэтажного дома.- На предпоследнем этаже. Предупреждаю, лифт сегодня с утра не работает.
- Машину бросишь здесь? Колеса не снимут? Или у вас не тырят?
- Пусть постоит – она у меня с сигнализацией. А уворуют – найдем!
На удивление, лифт успели отремонтировать, посему переться вверх пешком не довелось. Площадка десятого этажа была чистая, на двери квартиры слева висела самодельная картонная табличка с нарисованным веником, ведром и шваброй и надписью “Дежурная комната”.
- Нам сюда,- Володя указал на противоположную дверь, вынул ключ и отпер.- Прошу пана в хату. Моя холостяцкая пещера; так сказать, логово Синей Бороды. Не голубой, а Синей! Come in!
Шура недоверчиво переступил порог, оглянулся на хозяина.
- Обувь под вешалку,- объяснил тот.- Проходи в зал, а я по-спринтерски вспотрошу холодильник. Разгулялся аппетит! Вещи временно отнесу в спальню.
Гостиная у Орлова оказалась просторной, однако какой-то незаселенной. Ковер на полу, диван под стеной. Напротив книжные полки, висящий бар, кресла. Журнальный столик, телевизор с видеомагнитофоном в уголке.
- “Три-ни-трон”,- прочитал латинские буквы по складам Деревянко.- Это такой, как рекламируют? Плоский экран? Кучу деньжат стоит?
- Что? – обозвался Володя из спальни.- Говори громче!
- Ничего...
Шура взглянул на книги, прикинул: не меньше трехсот штук и половина из них – многотомные собрания в отменных обложках. Затем подошел к столику, на котором помещался телефон. Заинтересовал его, при всем при том, не аппарат с цифровой панелью вместо обычного диска, а женские трусики, лежавшие поверх трубки. Фломастером или губной помадой на трусиках был написан шестизначный номер.
- Володька!- позвал Деревянко.- Чей телефон: 24-15-81?
В гостиной, наконец, появился сам хозяин, переодетый в спортивные штаны и футболку.
- А откуда ты его выкопал?!
- Да нет, это он откуда у тебя взялся?! Ты, извиняй за нескромность, какие трусы носишь?
- А к чему?.. Ну, плавки турецкие. Что за ерунда?
Шура молча зацепил трусики средним пальцем и перекинул их Володе.
- Зараза, Вика,- незлобиво ругнулся Орлов,- я ей... Вот так спешить на службу и оставлять в квартире одну! Но это пустяки; признайся честно: ты, по-видимому, голодный?
- Безразлично, мент, потерплю.
- Только давай без принсипов и изысканных поз. Как говорится: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
- Зажрались вы в городе! Каждый день, небось, едите?
- Шура, скажи все-таки честно: когда ты ел последний раз?
- Обедал вчера на работе. В школьной столовой.
- Поел сутки назад в школе и с тех пор... Прости негодяя, если сможешь! А не можешь, убей. Шучу, не всерьез! Значит, я мчу на оптовый за продуктами, ибо у меня на кухне хоть шаром покати. И машину в гараж отгоняю заодно. Ты, пожалуйста, не манерничай, а лезь в ванную, пока есть вода – вода вечером дефицит. Можешь пользоваться всем, чем захочется, кроме зубной щетки.
- У нас на заставе зубными щетками дневальные надраивали гальюн.
- Я тебя умоляю, не надо! Разве что... коль имеешь сильное желание, подрай! Разрешаю тебе персонально! Все равно этой щетке месяц с лишним, пора менять. В таком случае можешь заодно и умывальник потереть.
- Пошел ты!..
Володя не обиделся; быстро набросил куртку, прихватил шуршащий розовый пакет, но из коридора возвратился снова.
- Или видик посмотри. Тебе кассету поставить? О любви смотришь? О натуральной любви, имею в виду; без подделок, три звездочки? Ну, порнографию, одним словом!
- Конфисковали у кого-то?
- Обижаешь, напарник. Лицензионная дойчевская кассета!- возразил парень.- Из Польши по знакомству привезли. Ты пультом когда-нибудь пользовался?
- Став, разберусь.
Дистанционка имела чудные, непонятные обозначения и символы. Шура нашел кнопку пуска, нажал; но едва Володя открыл входную дверь, также высунулся в коридор. Спросил нахально:
- А если я сбегу?!
- Немыслимо!- Орлов отвечал, будто по писаному. - Во-первых, куда? Во-вторых, зачем? А в-третьих, мы теперь партнеры, и я тебе полностью доверяю. О'кей?
       Не дожидаясь ответной реакции, он захлопнул дверь. Деревянко приблизился, дернул круглую ручку, посмотрел в глазок. Объектив позволял обозревать полукруговую панораму, правда, искажая изображение.
Тем временем из гостиной доносились пылкие стоны и немецкие вскрики. Присевши в кресло, Шура, по крайней мере, минут пять внимательно наблюдал за бесстыжими выкрутасами холеных голозадых ариек, потом вспомнил Софию, плюнул в сердцах и решил за лучшее действительно искупаться.
Когда погрузился с башкой в горячую воду, ощутил, что истощился за эти бесконечные сутки до предела. Усталость растеклась по телу от пят до макушки, не хотелось ни думать, ни мыться, ни просто шевелиться. Слава Богу, Максим и Соня находились в безопасности; тем не менее, на горизонте вместо вчерашних неприятностей и угроз маячили новые передряги, еще рискованнее.
Впрочем, Володька прав: ну, куда ему теперь податься? А главное – для чего?.. От судьбы не убежишь…
С закрытыми глазами Деревянко лежал, пока не понял, что дремлет, и опомнился. Не хватало утопиться в тазике! Он сел, дотянулся до мыла и мочалки, принялся упорно скрести себя.
Короткий отдых пошел на пользу. Усталость уже не казалась смертельной, а грядущие бедствия непреодолимыми. Больше того, просыпался волчий аппетит, а это подтверждало, что самочувствие входит в норму. Хотелось также и курить; но не так сильно, как есть.
Шура смыл пену под душем, спустил черную, мыльную воду и набрал чистую, эдак на четверть высоты. Лег, лишь бы вода чуть прикрыла тело, расслабился.
Неожиданно донеслось бряканье из коридора. Мгновенно Деревянко оказался под дверью, приложил ухо к щели сбоку, застыл, прислушиваясь к посторонним звукам.
Видик далеко в гостиной продолжал бормотать, стонать, охать, но кроме шума разврата слышались и тихие шаги по квартире.
- Хозяева дома?- прозвучал вдруг совсем рядом бодрый голос Орлова.
Шура выдохнул и медленно вступил назад в воду.
- Ты здесь? Эгей, напарник!- Володя постучал в дверь ванной комнаты.- Я промыслил ужин.
- Слышу. Подожди, домоюсь.
- Может, спинку потереть?
- Если не обломно...
Орлов приотворил незакрытую дверь, взял протянутую мочалку, пошутил:
- Без мыла откисаешь? Без мыла киснуть не годится. А поворотись-ка, сынку... – и изумленно прибавил.- Эге, а где ты так хорошо подырявился? И, похоже, давно...
Он тронул пальцем шрам на спине:
- Раз, два, три... Вилами кто-то широнул? Ты лежал на ней сверху, а ревнивый муж вознамерился одним ударом наколоть обоих? Я угадал?
- Да три, ради Бога.
- А почему магнитофон не выключил? Понимаю: тебе понравилось кино. Лишь бы хоть слушать...
- Ну, их к черту, твои кассеты!
Володя засмеялся:
- Потому что они не для одиночного употребления. Порнуху, если ты не извращенец, надо смотреть в привлекательной обстановке: с раскованной, темпераментной любовницей под бочком. Все, спина, как новенькая; не считая царапин. С вас десятка за услуги. Благодарю, господин. За пользование ванной – еще десятка. Цены божеские, себе в убыток, поверьте.
- Мне на запись до получки. На крестик, можно?
- Ежели для вас, то и звезду с неба! Чего изволите еще? Чай, кофе, капуччино? Яйца жаренные, вареные? Вареные круто или в мешочек?
- Почесать...
- Итак, омлет. Very well!
- Иди, ей-Богу, а то обматерю!
- Добро. Я на кухню, а ты не очень спеши. Выбирай любой халат, там тапочки. Фен дать?
- Лак для волос заодно. Володька, я же не баба. И что здесь сушить?! Налысо обкорнали…
- О'кей, согласен. Тогда все. Ополоснешь ванну!
Шура сдержался, чтобы не ругнуться вслух. В принципе, парень не издевался, а вел себя, как, вероятно, привык с близкими знакомыми. Кто виноват, что и среди эсбэушников попадаются пижонистые остряки? Иногда, как в данном случае, это непоправимо.
В квартире загремели динамики; заиграл огромный оркестр, судя по количеству инструментов. Мелодия не угадывалась, одни громкие пассажи сменялись другими. Симфония, понял Деревянко.
Классическая литература, классическая музыка – значит, культурный мент попался, а не проходная шушваль. Даже порнуху смотрит лицензионную, из Европ привезенную по блату, не кабы что!
Шура выбрал темно-синий махровый халат с красным драконом на спине, наилучший из трех, что висели на крючках вешалки; закутался, завязал пояс, вступил в тапочки. И вторично удивился: мужчина, отразившийся в запотевшем зеркале, мог быть ему разве только дальним родственником. Но на самом деле это он – Шура Деревянко, бездарный печник из школьной котельной. То, что происходило с ним предыдущие несколько дней, смахивало на обман, на жестокий розыгрыш, однако было реальнейшей действительностью.
Вообразить только: он в гостях у контрразведчика, с которым послезавтра идти на секретную операцию! С ума сдвинуться!
- Ту-ру-ру-ру!- Володя постучал в ванную комнату.- Судьба стучится в дверь! Ужинать, коллега, жаркое стынет на блюдах!
       Шура без слова отворил.
- Мой любимый халат,- сразу заметил Орлов.- У нас аналогичные вкусы. Тебе к лицу. А еще – с легким паром! И быстро айда к столу, я изнемогаю от любви к пище!
В кухне он пододвинул Деревянку нож и вилку, сказал:
- Съесть тебе нужно все, что наставлено – я ничего не знаю! Иначе сладкого не получишь!
И первым, подавая пример, запихнул в рот пучок петрушки, дольку помидора, ломтик ветчины, отрезал и подобрал вилкой шматок омлета, в правую руку взял ломоть черного хлеба. Прожевав, запил пивом, произнес ободряюще:
- Смакота.
- А если я не умею ножом и вилкой?- мрачно спросил Деревянко.
Между ними на скатерти скучились многочисленные аппетитные яства: колбаса, сыр, шпроты, копченая рыба, кабачковая икра, салат, овощи, зелень, ржаная булка; в центре горбатился полуторалитровый баллон пива.
- Ешь ложкой,- Володя подбородком кивнул в сторону полки для посуды.- Или руками, они у тебя после ванны чистые. Как изволишь! Например, это у тебя такой бандитский имидж за столом. А мы сыграем на контрасте: воспитанный, просвещенный, умный мафиози – это я – и дубоватый охранник. Нормально. Люби себя, плюй на окружающих! Переучиваться одинаково поздно...
Шура осмотрелся. Рядом с тарелками лежали ложки, на электрической плите грелся чайник. Что ж, с волками жить... Он взял вилку правой рукой, но Орлов выразительно показал пальцем, что неверно.
- Тьфу, чтоб вас!.. – ругнулся Деревянко.- Отчего левой?!
- Так принято; традиция. Освященная поколениями.
Шура наколол шпротину. Володя ухмыльнулся, отпил из бокала. Погодя спросил :
- Понравилось в ванной? В вашем селе в бане купаются или в речке?
- Была когда-то колхозная баня,- неохотно ответил Шура.- Теперь не работает, солярки нет.
- Оригинально! Вы мылись соляркой?!
- Брось, не смешно ...
- Извини. Это у меня само собой. А нешуточно: как же вы без бани? По-дедовски: кадка, лоханка? Ну, действительно, занятно!
- У меня дома ванна и душ.
- Опа! В натуре? А горячая вода?!
- Нагреватель от газа. Открутил вентиль, спичку к горелке и сразу течет почти кипяток. За пятнадцать минут полная ванна; купайся – не хочу!
- Это такие продаются?
- Нет, даром раздают.
- Я имел в виду, возможно, ты сам смастерил.
- А ты, Володька, это все сам сделал? Квартира у тебя служебная, государственная?
- Нет. Купленная.
Шура догадливо покивал головой, пока прожевал колбасу. Потом сказал:
- Дорого, наверное, обошлась?
- Да уж недешево. Три комнаты, удобства по отдельности, кухня три на четыре, застекленная лоджия.
- И начинка в квартире влетела в некороткий рублик...
- Сам видишь.
- ...Импортная машина. А получка у тебя большая?
- Вон ты о чем...
- Об этом самом! Сколько огребаешь за месяц?!
- А ты?
- Шестьдесят гривен,- вызывающе вымолвил Шура.- И то, если эти дадут.
- Ну... У меня зарплата чуть повыше,- улыбнулся примирительно Орлов.- Предки тоже подсобляют. Тебе, что, старики не помогли ничем?
- Меня бабушка воспитывала. Баба Саня. Родители разбились в автобусе, когда мне было два с половиной года.
- Сочувствую... прости, я не знал.
- Ерунда; давно было – я привык.
- Бабушка жива?
- Восемьдесят пять летом стукнуло. Потихоньку ковыляет бабка. На огороде крутится, за птицей ухаживает... А твои?
- У меня родители относительно молодые. По крайней мере, любимого сына до пенсии прокормить смогут. И внуков до свадьбы…
- А твой отец, случаем, не еврей?
- А ты, случайно, не антисемит?
- Чайник закипел! – перевел на другое Шура.
Володя засуетился, вынул из настенного шкафчика импортную жестянку, чайную ложку, переспросил:
- Так, ты кофе будешь пить? Для тонуса. Черный, со сливками?
- Черный... А чего-нибудь покрепче нет? Пиво без водки – деньги, выброшенные на ветер...
- Есть, но...- Орлов развел руками.- Начальство приказало: сухой закон!
- Это у тебя специально для кофе маленькая кастрюлька с ручкой? - снова сменил тему Деревянко.
- Ага! Турка называется. Вверху суженная, чтобы пена, когда поднимается, формировалась в пробку, и благовоние не терялось напрасно.
- Маленькая очень.
- А турка чем больше, тем хуже. Пена должна хорошо подниматься. На Востоке говорят: пена – лицо кофе!
- Соня называет нашу такую кастрюльку джезва,- сообщил Шура.
- Вероятно, арабский вариант, не слышал. А у меня по-турецки... Значит, у вас тоже есть?- Орлов уже колдовал с кипятком, кофейным порошком и сахаром.
- Сделал когда-то подарок на Восьмое марта. Но не совсем такую. У тебя дюралевая, а я купил бронзовую с деревянной рукояткой. Продавщица говорила, что нужна и палочка из сандального дерева – помешивать при заваривании.
- Все, Шура, ты меня доконал,- признал Володя.- Сдаюсь. Сандаловой палочки у меня точно нет. Но...
Он дважды снимал, и снова ставил кофе на плиту; затем поднял и постучал туркой по краю стола.
- Готово!- и разлил по крохотным чашечкам.- Секретный стамбульский рецепт. Пей, да не вздумай сказать, что не по вкусу!
Деревянко осторожно хлебнул горячий напиток, чмокнул.
- Из Бразилии привезли блатные знакомые?
- Почти,- засмеялся Орлов.- Еще?
- Давай, а то наперстки подсунул...
- Послушай,- вдруг спросил парень, смакуя свежую порцию,- трех ты подстрелил, а двух убил руками? На самом деле?!
- Угу,- Шура допил кофе, с сожалением взглянул на донышко.
- Голыми руками? Двух мужиков?
- И оба оборонялись... Жалко, что не прибил и бугра их. Как он там?
- Художник? Нормально. Артуру ты сломал челюсть, переносицу и штуки три ребра. Трудно сказать точнее, так как после с ним поболтал тет на тет Слава Митрофанов; вследствие, сейчас переломаны четыре ребра, а также ключица и левое запястье. Не считая зубов, конечно, и сотрясения мозга.
- Сотрясение – это я или Митрофанов? Я успел лишь упасть на него ...
- Наверное, Слава. После его допроса Художник стал абсолютно невменяемый, а до этого хорохорился.
- Ловкие у вас методы ...
- Аналогичные вашим, Александр Степанович! Идентичные даже! Насилие порождает насилие,- Орлов задумался и заметил.- Чего-то я того... не то брякнул.
- Отчего ж, Володька: яснее не скажешь. Кровь за кровь, зуб за зуб. И как там: глаз за глаз? Меня вы взяли в долю, наверно, чтобы я и в Одессе кой-кого прикокнул...
- Нет, подобная конкретная задача перед нами не ставится. Тем не менее, оружие будет, обещаю. Причем легальное, задокументированное, как положено. Пистолеты... Кстати, забыл тебя спросить: автомобиль водить можешь?
- Управляю чем угодно, кроме парохода, вертолета и реактивного самолета!
Орлов с сомнением посмотрел Шуре в глаза:
- А права имеются?
- Уже два с половиной года, как ГАИ забрало.
- Надо было выкупить.
- Выкупил. Снова забрали.
- Еще раз выкупить!
- Еще раз выкупил, и снова забрали.
- Вижу в этом определенную систему,- глубокомысленно вывел Орлов.- А зачем забирали?
- За выпивку.
- У-у... – он вывернул чашку и начал изучать кофейную гущу на блюдечке.
- Кстати, забыл тебя спросить,- Деревянко скопировал Володины интонации. - Курить начальство разрешило? Если опосля кофе не предлагаешь коньячку, то хоть подымить дай. На десерт.
Орлов внимательно выслушал, подумал, затем встал.
- Ты куда?- поинтересовался Шура.
- За сигаретами в магазин.

19. Из спальни Деревянко услышал, как Володя отпер дверь, зашел в квартиру, позвал:
- Я принес огня и дыма!
Тишина в ответ, очевидно, насторожила парня. Не разуваясь, он протопал в гостиную, трахнул дверью кабинета, заглянул в ванную комнату, в туалет, прошел на кухню.
Шура тем временем без горячки надел кожаную куртку, потрогал золотую цепочку на шее и, поскрипывая новехонькими ботинками, тоже направился в кухню.
Хозяин сидел на табурете устало, даже загнанно. На столе возле его локтя лежали папиросы, зажигалка и упакованная в целлофан радужная зубная щетка.
- Что принес?- спросил Деревянко.
Орлов нервно передернулся, огляделся на Шуру. И сразу честно признался:
- Ты меня напугал… Причем дважды.
- Это, хлопчик, тебя в детстве перепугали. Так и называется: перепуг. Нужно было сразу любой старой ведьме показать, она бы крашанкой выкатала. А теперь, наверняка, прозевали, поздно. Ну, как?
- Фотомодель!- с преувеличенным восторгом объявил Володя. – Микки Рурк сообща с Мелом Гибсоном околеют от зависти. Обрати внимание, рубашка именно к серым брюкам. Кто выбирал! Вообще, тебе ужасно к лицу.
- Ты, мент, не насмехайся и не подхваливай, я не давалка. Говори правду.
- Абсолютно искренне! И к ансамблю непременно еще дорогие часы – но не с прибамбасами, а практичные. Французский одеколон. А на палец золотую гайку. Но это завтра – утром оформим, как дважды два, во!
Орлов черкнул большим пальцем по зубам. Деревянко скривился:
- Откуда снова деньги, Володька?! Ты уже выбросил на ветер кучу гривняков. А я так мыслю, что и в Одессе нам придется неслабо тратиться?
- За растрату, напарник, не волнуйся – в Конторе свой печатный станок, а у меня карт-бланш. Бери лучше сигареты. Не спросил у тебя сорт, прихватил подешевле. Это будет твоя новоукраинская прихоть: “Прима-ностальгия”. Потянут? Ленин и красный флаг, по-моему, прикольно.
- С тобой научусь кизяки курить...- буркнул Шура, однако надорвал пачку, взял сигарету в губы, подкурил от любезно предложенной зажигалки.
- Ого, почти десять,- изумился Орлов.- Пойду и я скупнусь. А завтра поплаваем в Черном море! Айда включу тебе видик, чтобы не скучал. Эротики, значит, не хочешь?
- Ты же сам калякал: надо быть извращенцем, чтоб наедине подсматривать, как люди трахаются за деньги. Послушай, Володька. Меня вот что интересовало: сколько им платят, ты не в курсе?
- Хочешь сниматься или продюсером?
- Просто для любопытства. Я вот думаю: ну, кто станет бесплатно пакостить?
- А если им нравится разврат сам по себе? Предположим, им в кайф, что сбоку смотрят. Эксгибиционисты. Может, их зрители возбуждают?
- Так: или говори, или заткнись. Знаешь или не знаешь?!
- За порнофильмы не скажу и приблизительно, а вот в русском “Плейбое” фотографии “ню” стоят пять тысяч.
- Рублей?
- Долларов! Вот тебе и ага... Кино, конечно, оплачивается дороже, зато и прибыли повыше. Порнокино по выгоде не то на втором месте после торговли оружием, не то на третьем после наркотиков. Удивлен? За хорошие баксы и ты, вероятно, согласился бы?
- Пошел ты... приколист! Поставь мне какой-нибудь боевик и покажи, где переключать.
Главный герой померещился Шуре подозрительно знакомым, но этот фильм он точно не видел раньше. Когда артист заходился лупцевать всех подряд и крушить обстановку в пиццерии, куда зашел для разговора с гангстерами, Орлов объяснил:
- Стивен Сигал самый крутой боец в Голливуде. Не дутый, натуральный. То ли четвертый, то ли шестой дан айкидо. Ну, как он тебе?
- Неплохо,- согласился Деревянко.- Умеет человек бросать. И руки ломает хватко. Вам бы такого спеца для допросов!
- Главное, что работает в кадре. Это не монтаж, не комбинированные съемки: в первом кадре замах, во втором – удар, в третьем – противник уже отлетел на десять метров. Здесь есть, чему поучиться реально.
- Например?
- Видел, как он мечом отсекает галстук – миллиметраж! Еще иногда рубят яблоко на голове: не горизонтально, а сверху вниз, до самой кожи!- Володя махнул ладонью, демонстрируя способ, которым разрубают фрукт.- Нужно иметь чувство дистанции не в руках, а в кончике меча. Это мастерство! Плюс качество оружия – настоящую катану выковывают со свитых полос не менее семи лет!
- Ерунда это, а не фокус! Не кипятись ты так, Володька, из-за узкоглазых. Да в селе любая баба паршивенькой тяпкой показывает миллиметраж куда точнее. Ты видел, как полют свеклу?! Между малюсеньким листочком и бурьяном полсантиметра-сантиметр. А она, не целясь, не замеряясь, мах – и готово. Причем, на поле ишачат по десять часов кряду. С ума сойдешь только от тоски. А еще жара, солнце печет. А ты говоришь! Ну, а если бы поставить яблоко на котелок, то что думаешь? Нормальная тетка порубит его, не моргнув глазом. На дольки! Тренировка, привычка, а не мастерство – ничего особенного! Объясни лучше, что это за кнопки, не разберу...
Когда Володя, в конце концов, пошел, Шуре захотелось отрегулировать яркость и контраст. Однако от манипуляций с пультом изображение на кинескопе исчезло, одновременно засветился таймер. Затем экран вообще забился английскими буквами, цифрами, рисками и запятыми.
- Чтоб ты сдох!- ругнулся Деревянко.- Понапридумали, япона мать!
Признаваться в совершенном конфузе не очень хотелось – можно, например, выключить видеомагнитофон окончательно, а потом включить: гляди, поможет. Но Шура решил честно поспрашивать совета у хозяина. Портить ценную вещь из-за стеснительности было несолидно.
Чувствуя себя чуток неловко, он направился к спальне, откуда звучал тихий тенорок Орлова. Оказалось, что парень разговаривает по мобильнику. Следовало, наверное, предупредить о своем приходе, но вначале Шура промедлил, а затем понял, что никаких профессиональных тайн не подслушает все равно. Володька беседовал с девушкой! Называя собеседницу Еленой, он играл голосом, был нежным и смешно влюбленным.
- Чем вы занимаетесь, если не секрет?.. Неужели я помешал?.. Да, безусловно. Хотя он несколько лопоухий, но для политика, тем паче, для короля... Тоже отдыхаю... Я прошу прощения, Елена, но сегодня... Нет-нет, вы неверно меня поняли! В ближайшие два-три дня я буду занят работой – по брови и выше!.. К сожалению, безотлагательной. А вот потом я бы охотно подискутировал с вами и о католиках, и о гугенотах. Религиозные войны во Франции – мой любимый период!.. На ваш выбор... Вы дарите мне надежду!.. О'кей, завтра. Запомнил... Обязательно позвоню по телефону!.. Обязательно. Не смею вас задерживать, извините... До свидания! Целую пальчики!
Какой-то миг Володя сидел неподвижно-мечтательно. Шура слегка покашлял, чтобы привлечь его внимание, и Орлов чуть не подскочил. С нервами у напарника было явно погано.
 - 24-15 и так далее?- по-свойски спросил Деревянко.
- Нет,- кисло возразил Володя.- У тебя отсутствует аналитическое мышление. Ты, наверное, слышал, я обращался на “вы”; отсюда следует, что мы не в интимных связях. По крайней мере, не настолько, чтобы оставлять нижнее белье с телефонным номером. Ты что-то хотел?
- Там часы на экране. И буквы.
- Пойдем...

20. Стивен Сигал бился смертным боем с самым негодяйским негодяем фильма. Мужичок в черном комбезе выглядел опытным и умелым убийцей, однако в рыцарской схватке с голливудской знаменитостью шансов не имел даже на мизинец.
- Покажи все, на что ты способен!- подзуживал его Сигал. А получив по сусалам, утер кровь вокруг рта и прибавил.- Всего лишь?
В кульминационный момент заквакал дверной звонок. Шура остановил кадр, в котором Сигал лупил врага по черепушке, будто по пневматической груше, прогулялся коридором до входной двери, посмотрел сквозь глазок.
На площадке стоял веселый парубок с двумя девчатами. Деревянко узнал всех троих. “Беркут” Женя Белоус; блондинка, кажется, Вика; и рыжая девица, которая в селе дулась на Женю, а теперь прижималась, обнимая кавалера за талию и нюхая букет гвоздик.
Ступая бесшумно, Шура подошел к ванной комнате, стукнул согнутым указательным пальцем.
- Володька, к тебе!
Вторично мерзко квакнул звонок.
- Ко мне? Кто?!- отозвался Орлов.- Я моюсь... Сейчас!
- Твой дебильный дружок,- сообщил Шура, когда Володя появился в халате, вытирая на ходу голову.- И 24-15.
- Несвоевременно,- с сердцем сказал парень.- Посиди, пожалуйста, в зале. Я умоляю. Нельзя, чтобы тебя видели.
Володя вздохнул. Деревянко пожал плечами и молча направился в гостиную. Разговор в коридоре ему было слышно, тем не менее, разобрать он мог лишь слов верзилы Жеки да хихиканье девиц. В гости троица не набивалась; наоборот, Белоус приглашал в кабак, мотивируя гулянку премией за внеочередной шухер. Наверное, за вчерашнюю облаву, догадался Шура. Ты глянь, их еще и премируют; и, наверное, кругленькой суммой, раз собрался гудеть!
Впрочем, Володька, по-видимому, отнекивался, так как приятель продолжал назойливо агитировать. В конце концов, Женя с девицами сдались.
- Ну, не выгорает, знать, не выгорает. А зря, донер ветер! Жалеть будете после... Локти будете кусать!
Орлов что-то ответил.
- Обиды в сторону!- уверил верзила.- Что, боевые подруги, пошли? Пусть работничек тешится одиночеством... Да понимаю, понимаю: рано вставать, далеко ехать. Без претензий, камрад. Ауфвидерзейн!
В гостиную Володя воротился даже унылее, чем после телефонного разговора.
- Пойду домываться,- объяснил.- Вот, блин клинтон, облом на всех уровнях.
Водные процедуры он закончил быстро. Затем пожужжал электрофеном пару минут. Но прежде, чем лечь спать, постлал Шуре на диване простыню, дал маленькую подушку и стеганое одеяло.
- Я посмотрю ящик,- заявил Деревянко.- Опоил ты меня, Володька, кофием, полночи не засну.
- Есть кассеты с поединками Кличков. Аж две.
- Давай, годится! Люблю бокс. Там без притворства!
Но наблюдать за тем, как братья нокаутируют рослых, толстых соперников, оказалось скучным уже через четверть часа. Менялись статисты, но не разнился сюжет: страшные тумаки по голове, пропущенный джеб или крюк, бессознательное тело падает на ринг.
Шуру давно привлекал настенный бар рядом с книжными полками. Наконец он поддался соблазну и отворил створки. Внутри лежала коробка конфет, и стояли ровно три посудины: молдавского коньяка – на два пальца, едва початая водка “Абсолют” и большая полупустая бутылка виски.
Пятерка глотков водки не помогла – “Абсолют” пился, будто ситро. С бутылкой в руке Деревянко опустился в удобное кресло. Смотреть бокс теперь, хлебая из горла спиртное, стало интереснее. Мощь Кличков начинала поражать воображение; нет, встретиться с такими ребятами с глазу на глаз не означало ничего, кроме надежной отключки.
Все относительно, подумал Шура. Найдется кто-то, кто побьет нынешних чемпионов. А будущую первую перчатку победит еще более удачливый суперчемпион. Все равны. В этом безразличном мире мы все одинаково уязвимы. Если не в один, так в другой хрен судьба зацепит всякого. А если ты считаешь, что тебе лично с гарантией ничего не грозит, судьба изгалится и достанет твоих родителей, твою жену, твоих детей, твоих друзей. Чтоб он пропал, этот мир!
Питье без закуси славно дурманило мозги. Допив водку, Шура опорожнил поллитровку коньяка просто возле бара, а затем с оставшейся четырехгранной бутылью виски продолжил болеть душой за Кличков. Братья без разбора валили под ноги белых и черных, толстяков и атлетов, осторожных и бесшабашных. Ну, и правильно: пока хватает силы в руках, дави, побеждай, топчи! А почувствуешь слабину, своевременно отойди с дороги прочь...
Шура поставил подряд вторую кассету, и вереница падений возобновилась. Удивительно, что Володька Орлов держал дома этот фильм. И купил, верно, где-то в магазине – футляр кассеты был похож на неподдельный фирменный...
Что он вообще за человек?! Подобных типов Деревянко вроде не встречал до сих пор. Вылитый маменькин сынок, белоручка, при всем при том рвется к опасным делам. С таким напарником уверенности не прибавится. Но выбора не было: придется, хочешь не хочешь, положиться на необстрелянного салагу.
Чем закончится поездка в Одессу, неизвестно. Не исключено, что после ее завершения устные посулы начальников забудутся вовсе. Но куда заглядывать так далеко! Неизвестно, что в Одессе случится! А они толкуют: меньше знаешь, крепче спишь... Враки! Все брехня...
Однако в Одессу надо ехать... Придется. И делать, что прикажут. И надеяться, что Максима в итоге не тронут. Ради сына он все сделает. Если сможет... Только бы не трогали Максима! И Соню чтобы никто не обидел...
Очевидно, Шура задремал, склонив подбородок на грудь. Разбудили его Володины шаги. Телевизор мерцал темным экраном, значит, кончилась и вторая серия.
Орлов босиком прошел к видеомагнитофону, выключил сначала его, а потом телевизор. Обернулся, жмурясь, к Шуре.
- Знаешь, который теперь час?
Деревянко поднял бутылку, надежно прижатую к пузу, поболтал ею и допил спиртное. Произнес с отвращением:
- Виски хуже, чем малясовый самогон. Из чего они варят?!..
Заметив, что Володя заглядывает в бар, прибавил:
- Нет больше. Да и было мало... Я сам, не надо! Пусти!
Тем не менее, Володя помог Шуре встать из кресла, дойти до дивана и лечь. Парень не расспрашивал ни о чем; Деревянко по собственной инициативе, из последних сил шевеля языком, поведал выстраданное признание:
- Ты, Володька, неплохой мент... Но водка у тебя... говно!.. Совсем не берет... Не могу заснуть...
Он успел также повернуться на бок и натянуть одеяло...
 

21. Среда , 27 октября , 1999 год.
Снились ужасы, однако после пробуждения Деревянко не мог сообразить доподлинно, какие. Комнатой слонялся Володя Орлов, одетый, словно явился с улицы, и мурлыкал слова песни, которая звучала с кассеты-музыкалки. Шура медленно вспоминал, где он и почему.
- Проснулся?- участливо спросил Володя.
- Нет, сплю... Мне снится кошмар. Ты.
- Как головенка?
- Да как будто ... на месте,- Шура пощупал лоб и затылок.- И не болит. А ежели вдобавок опохмелиться... Или я все выдул?
- Тебе сказать правду?.. Пусть будет на здоровье! Продукт качественный, похмельного синдрома не должно быть. По крайней мере, изрядного. Ибо количество... впечатляет. В условных единицах ты выпил минимум граммов девятьсот! По данным ВОЗ, для практически здорового гражданина – смертельная доза.
- И сколько оно стоило?
- По разному. А остатков вместе набиралось гривен на шестьдесят. Ориентировочно...
- С ума сойти!.. В селе за такие деньги можно купить пятнадцать литров добротной выпивки. А не этой бурды. Нет, вы, в самом деле, зажрались! Не по достаткам живете ...
- Это тебе.
Орлов бросил на живот Шуре массивные позолоченные часы, перстень, документы, бумажки с буквами и печатями.
- Ага... Категории “Д” у меня не было,- Деревянко отложил пластиковую карточку водителя.
- Отныне будет.
Шура полистал паспорт.
- А живу я, значится, в Кировограде? И неженатый?!
- Удобнее для нас. Легче зарегистрировать.
- Господи, даже и расписались. Точно, как моя подпись... Володька, это ж липа!
- Железная липа. Верней, электронная. Имей в виду, документы прошли через компьютер.
- А это?.. Биография какая-то...
- Твоя новая роль.
Роль занимала одну печатную страницу.
- Прочитай и вызубри. Потом съешь – для конспирации. Все, одевайся. Пожалуйста... Завтрак в кухне через пять минут,- сообщил Володя, исчезая из гостиной.
       Деревянко сходил в туалет, затем в ванную комнату, почистил зубы, умылся, щедро натирая холодной водой грудь, шею и набрякшее лицо, разгладил торчащий ежик на макушке. Торопко оделся. С ролью в кулаке сел за стол.
- Вместо аспирина крепкий чай,- посоветовал Орлов.- Как рукой снимет. Пей, пока горячий.
- Может, кофе?
- Нет, сладкий чай! Биокатализатор – чтобы печень заработала. Ты ведь отравлен!
- Чем?
- Продуктами распада алкоголя. В основном, альдегиды. Плюс еще что-то.
Чай оказался крепчайший, аж горький, но пахнул тонко и заманчиво.
- Одеколон в заварку добавлял?
- Это чай с бергамотом. Ты разве никогда ароматизированного чая не пил?
- Не люблю эссенции: натуральное есть натуральное. Когда бабуля набросает в кастрюльку веточек вишни и малины, вскипятит – вот чай! И цвет, и запах, и привкус. И без бегемотов.
Хлебосольный хозяин заходился разъяснять о чаях вообще и про ароматизированные в частности. Шура прислушивался в пол уха, одновременно кусал трехэтажный сандвич, запивал сухомятку из большой чашки и перечитывал текст на бумажке.
Легенда почти совпадала с реальностью. За исключением того, что казенный “писатель” развел его и два года назад переселил из Веселинового в областной центр. В Кировограде Деревянко поработал реализатором, контроллером на автостоянке, водителем маршрутки, а в конце концов устроился на нынешнее место.
- Полегчало?- поинтересовался Володя, только Шура допил чай.
- Значительно – как говорил волк в анекдоте... В путь?
- Не спеши. Машину я пригнал, уже около подъезда. Доедаем, берем вещи и вперед!
- Там между документами мне попадалось разрешение на ствол...
- Все дам, не волнуйся.
- Володька, перестань повторять “не волнуйся”! С чего ты взял, что я волнуюсь? Переживай ты за лычки, или за звездочки, а мне бара-бир. Нам, татарам, один хрен,- Деревянко хмыкнул в сердцах.- Не волнуйся!.. Достал...
- На самом деле, не все тебе одинаково. Не может все быть безразлично.
- Говорю, наплевать!
- А за сына, за жену... переживаешь?
- Ой, перестань!.. Как раз о жене не надо. Не трогай лучше.
Орлов дожевал свой бутерброд, потом таки спросил:
- Ты ее сильно любишь?
Шура раздраженно посмотрел в глаза напарнику, но вместо выругаться зачем-то объяснил:
- Иногда чую... не поверишь!.. готовый умереть за нее... Если бы пришли и сказали: если ты – я! – сейчас добровольно умрешь... то она будет жить... И пусть бы даже мучили, или пытали... А иногда думаю: черт бы тебя побрал, такую отвратную!.. Бывают моменты, вымотает методически все кишки вдрызг... что хочется бросить и куда угодно!.. Гну матюги ей в лицо, а она плачет... Такая романтическая любовь промежду нами... Куда чашку?
- Оставь на столе. Сегодня среда – должна прийти домработница, она уберет и помоет.
Наконец-то Володя добил его по-настоящему. Шура вдруг уразумел, о чем речь, и когда вдумался, то присвистнул вслух. Почти с восхищением промолвил:
- Ну, ты буржуй, Володька... Домработницу нанимаешь?! А у самого руки из какого места растут?
- Полагаю, проще заплатить человеку, чем тратить силы и время на уборку. И ей заработок, разве кому-то плохо? Дополнительное рабочее место. А в квартире чисто!
- Мы с тобой разные люди ...- покачал головой Деревянко.
Орлов заметил:
- Зато у нас одна группа крови. Действительно – я видел в твоем личном деле... При пересадке органов у нас не должно быть отторжения тканей.
- Да я о другом.
- Да я, впрочем, тоже... О'кей, айда по вещи.
Оружие, как выяснилось, лежало в спальне в сейфе рядом с кроватью. Шура приладил коричневую телячью кобуру под подмышку. Володя подал ему тяжелый ПСМ.
- Лучшего нет?
- Бери-бери, пристрелянный. Хорошее оружие. И, во-первых, он на тебя записан; во-вторых, мы не собираемся стрелять. Пушки на всякий случай. Для психологической уверенности.
Деревянко скептически улыбнулся, проверил предохранитель, гашетку, затвор, обойму.
- Отчего порожняя?- продемонстрировал Орлову.
- Оттого, что не разрешается ходить с заряженной. Ясно?
Шура молча упрятал ПСМ в кобуру; попробовал, как он вынимается, и снова запрятал. Надев куртку, сел на пуф, подчеркнуто залюбовался печаткой на мизинце. Володя поправлял перед зеркалом галстук, одергивал выглаженный и без единой пушинки костюм-тройку.
- Вынеси, пожалуйста, чемоданы,- попросил по-барски.- Я возьму дипломат и закрою квартиру. Обожди возле лифта.
Внизу, лишь только вышли из подъезда, он тихо проговорил:
- Посмотри через улицу. Салатная “одиннадцатка”. Стационарное наблюдение.
- За нами?- досадно поразился Деревянко.- Мы под колпаком?
- Клади чемоданы в багажник. И не таращись туда постоянно – я тебе по секрету ляпнул. За нами, за нами – а за кем же?! Оберегают они нас. А ты чего подумал? Садимся.
“Одиннадцатка” также выехала на дорогу, покатила в хвосте, отставая метров на сто. Орлов не старался петлять или оторваться, поэтому тандемом добрались до полтавской трассы, повернули направо. Меньше, чем через пять километров, за постом ГАИ на выезде из Кировограда, “жигули” свернули влево, в город, а “Дэу” поехала прямо. Промелькнул синий, с надписью “Одесса”, указатель на обочине.
- С этого момента мы без опеки. Свободный полет над гнездом кукушки,- Володя вынул из бардачка прозрачные очки, посмотрелся в зеркало заднего вида.
- Заправляться не будешь?
- Полный бак – хватит с верхом. У нее расход экономный. Попозже, по дороге где-нибудь. А ты можешь курить. А хочешь – откинь спинку и подремай.
- Не хочу.
- Музыку? – Орлов вставил кассету в плеер, нажал пуск.
Надорванным, простуженным голосом певец завел о колючей проволоке зоны, о письмах от матери, о журавлях в небе.
- Любишь блатняков?- спросил Шура.- Это у ментов, по-моему, вывих.
- Всего лишь мода на тюремную атрибутику: нары, прокурор, срок мотать – звучит! Кроме того, нам следует вживаться в образ – мы уже никакие не менты, а, скорее, наоборот. Ты, например, роль выучил? В какой фирме служишь?
Деревянко прекратил следить за бетонкой, задумчиво оглянулся поверх плеча на утреннее солнце, обещавшее погожий день. Ответил:
- Разве у вас фирма?! Полторы аптеки в центре.
- Как называется?
- Ну... “Фармап”.
- Кем? Служишь кем?
- Числюсь экспедитором, а на самом деле тебя, оболтуса, пасу. Ты же у нас сынок босса. Шишечка маленькая...
- Я кем работаю?
- А черт тебя разберет... Заместителем у отца, наверное. Брось выкаблучиваться, Володька! Расскажи, наконец, подробно, для чего мы в Одессу премся. Через три часа будем на месте, а я до сих пор догадки строю. Объясни точно, в чем смысл?
- Смысл в единственном слове. Едем на разведку.
- А если не одним словом? Без протокола.
- Ну, ладно! Слушай. Одесские поставщики позавчера дали знать Артуру, что ждут крупную партию кокаина. Фантастически крупную партию – не меньше тонны! Представляешь?..
- С трудом.
- То-то же и оно! Никто не представляет. Таких партий никогда не задерживали, разве что американцы во Флориде дважды или трижды. С их слов... Даже не верится! Колумбийский кокаин – у нас! И тысяча кэгэ!.. Сразу возникают проблемы, причем у всех: у Службы, у поставщиков, у получателя. Тонну наркоты некуда спрятать, в холодильник не положишь. Следовательно, ее нужно немедленно в образцовом темпе сплавить посредникам и распространителям. Эрго, поставщики ищут новые каналы и для поощрения предлагают выгодные цены. Сказочные цены. Демпинг! Дорогой товар трудно сбывать; понимаешь, в чем резон?! Рынок забит, конкуренция невероятная: дурка на любой вкус, начиная с маковой трухи для люмпена, и заканчивая героином для продвинутых. Что такое опиаты, знаешь?
- Сколько угодно - нам уши в учебке пробубнили про опиум и коноплю! Как выращивают, как перерабатывают, как используют. Вид, цвет, вкус, запах. Симптомы отравления, первая помощь...
- Шура, кроме мака и марихуаны сейчас груда синтетических препаратов - дешево и сердито! В Кировограде от ЛСД и “экстази” балдеют даже школьницы на дискотеках. Налижутся, наглотаются и трахаются, точно кошки, с кем попало по туалетам и закоулкам. Ты не поверишь, в каких масштабах это происходит. А мы со СПИДом боремся! Не на деле боремся, а как всегда – на мигах...
Деревянко вспомнил Максима, сигареты с травкой, порошок в пакетах, мрачно переспросил:
- Ты серьезно... о школьницах?
- Пионерки, Шура, семи-восьмиклассницы! Та! Пятый класс попадает иногда! Я собственными глазами видел. И кокаин им не по бабкам. Художник, например, купил последний раз пять килограммов за шестьдесят семь тысяч долларов – как тебе это нравится? Думаешь, размах? Проба... И продавать собирался не дешевле семидесяти гривен за грамм. Навар, если посчитать, минимальный. Теперь же поставщики сбивают оптовую цену до сорока гривен. Есть выгода покупать?! Это вам не Европа, где грамм кокаина стоит пятьдесят долларов! У нас уровень жизни ниже, и цены не такие кусачие. На Украине пару киллограмчиков можем взять хотя бы и мы с тобой. Для фирмы, понятно.
- И что с ними делать? Нюхать, пока не вылезет?
- Против насморка,- рассмеялся Володя.- А еще на член сыплют перед сексом – говорят: баунти! В смысле, райское наслаждение.
- Ты пробовал? Ну, на член сыпать?..
- А у меня и без допинга перманентная эрекция.
- Умняк?- оскалил зубы Шура.- Раз ты такой премудрый и крученый, зачем тебе напарник?
Орлов не оскорбился. Казалось, он решительно не умеет оскорбляться. Ну, прямо ооновский наблюдатель в белой каске. Мать Тереза в брюках.
- По существовавшему плану ехать в Одессу должен был Овод, а с ним кто-то из корешей по группировке. На крайний случай – я, так как был с ним хорошо знаком. Откровенно говоря, Овод только мне и доверял. Азы агентурной работы! Я ведь не только деньгами его поддерживал, а и постоянно укреплял уверенность, что он нам полезный, нужный, что он не простой сексот и я его уважаю.
- А ты ему доверял?
- За информацию, которую он сдавал, я отвечаю на сто один процент. Но, кроме того, убежден, что докладывал Овод выборочно, не все. Ему, бедолаге, тоже хотелось жить, а не шею в петлю запихивать. Метался: и нашим, и вашим. Если б он поехал в Одессу с братками, то мы всего не узнали бы – это моя твердая точка зрения. Поэтому и окончательный план стал иной. Сразу после отъезда поставщиков мы тихо, без шума брали банду Художника. Овода, натурально, отпускали, и, пока слух не докатился до Черного моря, я с ним отправлялся по кокаин. Но появился дикий мститель из прерий и учинил в салуне погром. Такой оглушительный погромчик с канонадой, что напуганные одесские визитеры смотались и теперь долго, с подробностями будут рассказывать дома, как им посчастливилось избегнуть засады.
- Думаешь, без меня вы управились бы тихо?
- Думаю. Но история, к сожалению или к счастью, не знает условного наклонения. Что произошло, то и есть. И не озираться нужно, а выпутываться. На мой взгляд, очень справедливо, что выправлять вред придется непосредственному виновнику.
- Мне?
- То есть, тебе. Но и мне с тобой, как ни удивительно. Усложнил ты, Шура, обстановку на плоском месте до невозможности. Умеешь. Буквально из ничего сделал неразрешимую проблему. Это дар.
Деревянко промолчал. Виновником он себя не считал. А проблемы существовали, существуют и будут существовать. Пока все дерьмо не разгребут. Значит, всегда.
Володя вынул отыгранную кассету, поставил другую, включил. Из динамиков зазвучала веселая песенка с глупым припевом “шикыдым”.
 
22. – Счастливого пути,- молоденький сержант козырнул, отдал права и техпаспорт Орлову.
- И этому обломилось,- сказал Шура, когда патруль ГАИ остался далеко позади.- Блин, просто интересно, сколько их еще к нам прицепится. Ну, как пчелы на мед! Найдут перекресток, или знак, или еще хрензнает-какого черта, и на голом асфальте деньги загребают. Сосут из бедного шофера. Как пиявки!
- Ты необъективен. Это лишь второй пост. И оба, замечай, ни гроша не взяли и не требовали. Работа у них фискальная, куда деваться?
- Э-э, Володька, они, злыдни, одним миром мазанные. Ты заступился, потому что сам мент, а не надо их выгораживать. Не берет только тот инспектор, кому не дают. Слушай, чего ты на лобовое не нацепил карточку “Голосуй за Кучму”? Эти машины не останавливают совсем. Валерка Сомов рассказывал на днях: показывает им гаишник жезлом, подходит, а тогда заметил рядом с техосмотром “Голосуй” и махает – проезжай! Говорят, что милиции разослали приказ агитировать за Кучму, правда?
- А ты за кого будешь голосовать?
- Не знаю. Не решил еще. Подумать надо.
- Здорово! Нет, мне в самом деле нравится твоя индифферентность!
- Не матерись.
- Шура, в воскресенье выборы – четыре дня осталось! А ты: не решил еще... Класс!
- Наверное, просто не пойду никуда. Если бы Соня осталась дома, за меня проголосовали бы, бросили бы какой-нибудь бюллетень. Она ж председатель избирательного участка. Была... А так... Да и неизвестно, где я буду находиться в воскресенье...
Деревянко хотел прибавить: если не убьют, то в тюрьму засадите. Но удержался от ехидства. Въедливость сейчас лишняя, а Володька, если честно, ни при чем. Такой же, подневольный. Ему, пижону и фраеру, до воскресенья тоже дожить надо.
- Пусть мой листок пропадет, чем кому-то достанется. Никто мне не нравится. Ну, вот чисто никто!
- Голосуй за Марчука,- предложил Орлов.- Толковый политик, организатор. Премьером побывал. Силовик. Придет во власть, наведет порядок в государстве, олигархов пошерстит. Ты ведь олигархов не любишь?
- А они мне ничего плохого не сделали,- наперекор ответил Шура.
- Тогда что тебе не нравится конкретно?
- Все не нравится! Зарплата не нравится,- Деревянко начал загибать пальцы,- работа не нравится – это уже два, директор не нравится – три, участковый не нравится – четыре, гаишники не нравятся – пять, ты не нравишься – шесть, Одесса не нравится – семь... Хватит?!
Володя выдержал паузу, переспросил:
- Если все не нравится, почему не выедешь за границу?
- И за границей не нравится! Так что, не надейтесь – не выеду.
- Н-да... диссидент ... А давай помыслим логически. Раз ты остался в Украине, то де-факто согласился, признал существующие порядки. Так? Бороться против нынешнего правительства и парламента ты не борешься. Так?
- А на хрена мне?
- Следовательно, ты должен поддерживать законы и тех, кто защищает законы.
- Милицию?!- Деревянко достал “Приму”, прикурил от Володиной зажигалки.- Ты просто дурак.
- Давай в дискуссии не переходить на личности: оскорблять оппонента – это нечестный, негодный прием. Ниже пояса! И свидетельствует о слабости аргументов. Если хочешь что-то доказать...
- Ничего я не собираюсь доказывать! Но поддерживать ментов, потому что они будто бы защищают закон... Это ты сморозил!
- В общем-то, я имел на примете Марчука. Однако и силовые органы, и суд, и милицию тоже!
- Ну, так послушай: не нравятся мне ни Марчук, ни продажная милиция. Все ясно?
- Да если бы не эти продажные менты, вы бы ходили по уши в экскрементах! – парень загорячился.- Ребята в ППС гребут, буквально, в навозе, каждый день рискуют собою, гибнут задарма, а вы их легавыми шкурами и мусорами обзываете! Хотите, вероятно, чтобы вас маньяки в спальнях резали, чтобы на улицу и нос не показать?! Или пусть по школам дети на переменках дурь вместо булочек покупают?!
- Ты преувеличиваешь, не пугай.
- А ты путаешь законы с людьми, которые их нарушают. Ты обобщаешь, а на самом деле тебе не нравятся лишь отдельные люди!
- И законы тоже! Пока не примут новые законы, толку не дождемся.
- Старая песня. Шура, неправда это! Центральный вопрос не в том, какие законы, а придерживаются ли их. Если есть стабильность и определенность, тогда человек может приспособиться и нормально жить. Конечно, кое-кто жирует и в мутной воде. Но навести порядок – означает не изменить законы, а добиться их выполнения.
- Сам придумал?- полюбопытствовал Деревянко.
- Нет, не сам, если честно. Это Сократ. То есть, Платон... Слова Сократа у Платона! В “Диалогах”...
Шура с преувеличенным сочувствием посмотрел на Орлова. Процедил:
- Извини, Володька, я ошибся. Ты не простой, а редчайший дурак – начитанный.
Минут через десять впереди показалась заправочная. Деревянко мирно попросился:
- Заедь на площадку. Поближе до туалета. И перестань дуться – тебе не свистит.
К легковушке он вернулся первым, поэтому на правах захватчика сел за руль. Володя постоял перед капотом, размышляя, потом без сопротивления занял место сбоку.
- Мы ж напарники,- сказал Шура.- Теперь моя очередь. Дальнебойщики всегда поочередно едут. А второй отдыхает.
- На,- протянул ему Орлов коробочку, из которой в подставленную ладонь выкатился белый шарик.- Под язык. Корейский антиполицай.
- Надо, значит, надо,- Деревянко послушно положил шарик в рот, завел двигатель.
- Два года без практики,- напомнил парень.- Машина импортная.
- Я видел все, что ты делал.
Шура четко повторил необходимые манипуляции, осторожно тронулся, аккуратно вырулил на бетонку и прибавил газу. Сказал:
- Дай водителю очки, солнце бьет,- закурил, включил плеер, затем поправил очки.- Тьфу, они у тебя какие-то...
- Минус ноль-пять,- согласился Орлов.- Зато хамелеон.
- То темные, то светлые?
- То темно-серые, то абсолютно прозрачные. Американская оптика.
- Гривен двадцать?
- Сто долларов.
- Нормально...- Шура выплюнул полпапиросы в окно. Спросил:- А что плохого сделали олигархи тебе? Засранец ты, Володька; и неблагодарная свинья ... Возьмем попутчицу?
- Хозяин-барин... Ты за штурвалом!
Деревянко наступил на тормоза, и “Дэу” остановилась, проехав лишних метров двадцать.
- У тебя есть вкус к женскому сословию – она хорошенькая,- отметил Володя и отворил заднюю дверцу, приглашая девушку в мини-юбке в кабину.
Шура съехал с обочины на дорогу, постепенно разогнался до крейсерской скорости, затем осторожно посмотрел в зеркало на пассажирку. Она была почти без вещей, лишь с дамским ридикюльчиком. Лет, на вид, самое большее двадцати пяти, а то и моложе. Точный возраст трудно определить через пышную прическу и густую косметику на глазах, щеках и губах. Однако вопреки всему девушка действительно была миловидная.
 - Спасибо,- поблагодарила она.- Вам далеко?
- А тебе? – живо обернулся к ней Орлов.- Мы за Врадиевкой сворачиваем на Одессу.
- Нам по пути,- уверила девушка.- А возможно, я и раньше сойду...
- Сигарету?
- О-о, фасонисто вам ведется! Зипповская зажигалка?
Пассажирка наклонилась к Володиным рукам, после с наслаждением откинулась, затянулась Володиною сигаретой, пустила две струйки дыма ноздрями. Потом уселась привольнее, оперлась о спинку, закинула ногу на ногу. Ляжки ее в лоснящихся колготках оказались толстыми и соблазнительными.
- Ты ж не куришь,- тихо сказал Шура партнеру.
- Но держу при себе пачку для презентабельности! При актуальной потребности могу за компанию и почадить. Без затяжки. Вредно, но... Карьера временами требует жертв.
- Ребята, а вы не притомились ехать? – встряла в диалог девушка.- Предлагаю стать где-нибудь на трассе в уютном месте и отдохнуть.
- В смысле? – оглянулся Шура.
Володя аж давился смехом, а он никак не мог взять в толк, в чем загвоздка.
- Я работаю, вы получаете удовольствие. Можно на природе, можно в машине.
Пассажирка не выказывала ни тени переживания.
- Какая у тебя такса?- солидно спросил Орлов.
- Значит, так. Если в рот – по червонцу; если трахнуться – с резинкой пятерка, без резинки двадцатка. За риск. Для любителей анального секса – тридцать гривен. Деньги небольшие, а качество гарантирую! Оплата в конце.
- Почти даром,- оценил Володя.- Так бы выразиться: из любви к искусству.
Шура неожиданно психанул, выкрутил руль. Легковушка мало не залетела в кювет, посунулась юзом и заглохла.
- Ну-ка вылазь!- сдерживаясь, зыкнул Деревянко.- Проститутка!..
- Ты чего?! – не поняла встревоженная пассажирка. - Ну, не хочешь, не надо. А ты, красавчик?
Шура перегнулся через сидение назад, дотянулся до замка, открыл дверь, толчком широко распахнул ее.
- Вылазь, проштундовка! Сказано!..
Девица фыркнула, выбралась из кабины. Хрястнула изо всех сил дверцей. Ругнулась вдогонку:
- Козлы! Пидоры! Гомики!
“Дэу” стартовала, будто на гонках.
- Насмердела здесь! - продолжал бушевать Деревянко.
В салоне остался сладковатый, тошнотворный запах духов проститутки, смешанный с сильным ароматом сигареты и душком женского пота.
- Напрасно ты на нее накинулся,- отозвался парень.- Человек занимается трассовым сервисом. Предоставляет интимные услуги нашему брату одинокому бизнесмену. Причем, работает с риском быть изнасилованной или ограбленной. И явным образом себе в убыток. Прикинь к носу, на сколько придется множить пять, чтобы заработать хотя б сто гривен? Тебе даже теперь не стыдно?.. Конечно, с другой стороны, похвально твое рвение оградить добродетель и не изменять законной супруге, - Володя, наверное, вспомнил, что намеки на Соню запрещены, так как осекся. Но все равно закончил речь: - Это вызывает уважение!
Шура свирепо зыркнул на Орлова, но тот ответил ему невинным искренним взглядом. Оба снова уставились на ветровое стекло.
- А... Ты... – сказали вдруг одновременно. И Володя, в конце концов, не выдержал серьеза, расхохотался.
Деревянко хотел рассердиться, но не смог и засмеялся тоже.
На горизонте завиднелась двухуровневая дорожная развязка “клеверный лист”. Миновав путепровод, Шура повернул направо, снова направо – под мост – и мимо здоровенного указателя “Одесса” с указанным в километрах расстоянием помчал асфальтированным шоссе прямо и прямо.

Часть вторая. Вдвоем.


23. Деревянко никогда до сих пор не прибывал в Одессу легковушкой и теперь заплутал. Вдобавок, и Орлов знал только название отеля, не представляя, пускай приблизительно, его месторасположение. Напарникам пришлось останавливаться несколько раз, чтобы навести справки у прохожих. Люди преклонного возраста не слыхали об отеле “Лидия”, тем не менее, вспоминали улицу, а среди молодых аборигенов обнаружился лишь один осведомленный доподлинно. С его слов и разыскали неподалеку киностудии восьмиэтажное сооружение, больше похожее на отраслевой главк, чем на веселый заезжий дом.
Однако гигантские буквы под крышей складывались в желательное название, а перед входом к отелю куковал старенький, но при всем при том еще крепкий швейцар в настоящем военно-морском мундире без погон и в капитанском картузе, украшенном якорем.
Володя с металлическим кейсом пошел на абордаж. Шура закрыл багажник, подхватил оба чемодана, поднялся по ступенькам следом. Швейцар не совсем решительно заступил им дорогу.
- Где у вас стоянка, отец? - спросил Орлов, тыча старику банкноту.
Бумажка подействовала лучше пропуска. Куда и девалась суровость неподкупного стража!
- Вам отогнать?- угодливо поинтересовался капитан.
Смахивало на то, что он сейчас голыми руками затолкает “кореянку”, куда нужно. Сообразив, как это должно происходить в реальности, Шура вынул из кармана автомобильные ключи и вручил швейцару.
- Прошу, господа,- старикан гостеприимно отворил массивную застекленную дверь с бронзовыми кнехтами, подал знак кому-то внутри вестибюля.- Уважаемых гостей нам всегда приятно!
Швейцар ничуть не обворожил Деревянка: почему-то безобразными казались даже густые вислые усы, вне сомнения, предмет гордости и почтения. Не вызывали симпатии и гостиничные ребята. Первый, похожий на Ихтиандра, на лету поймал ключи от “Дэу”, машисто выбежал на улицу; второй, в велюровом пиджаке бордовой окраски, отобрал у Шуры ношу.
- А здесь кондиционное обслуживание,- заметил Володя.- Звездочки три, не меньше.
Он приблизился к портье-администраторше, которая сидела за конторкой бюро, показал паспорта, снова положив в них розовую купюру, получил взамен бланки, начал заполнять.
Деревянко пока обозревал просторный холл. Между высоких колон квадратного сечения стояли два дивана, с полдесятка кресел, кадки с пальмами. Стены были наполовину закрыты зеркалами, наполовину обшиты щитами из белого пластика, внешне очень похожего на металл. Пол выстлали также пластмассовыми шестиугольниками, такими чистыми, словно минуту назад их вылизали. С потолка, что блестел седой латунью, свисали чудные, длинные и тонкие, светильники. Высморкаться в этом храме, в этой лепоте и благолепии, можно было разве что в морду швейцару.
- Нам забронирован номер,- Орлов прервал Шурино созерцание.- Распишись, и пойдем.
С носильщиком-коридорным напарники поднялись лифтом на пятый этаж. Здесь, как и внизу, было чисто и светло, а ковровые дорожки, вне всякого сомнения, сегодня доставили из магазина и только что постелили.
- Вот наши апартаменты,- сообщил Володя, останавливаясь вместе с коридорным.
Тот отпер дверь, пропустил постояльцев. Потом занес следом вещи, выжидательно застыл с ключом в руке.
Обстановка поразила Шуру великолепием. До обязательной, конечно же, стерильности и белизны прибавились виданная разве что в фильмах о королях мебель, маринистический холст размерами с изрядный колхозный экран соцсоревнований, тяжелые театральные портьеры на окнах, лепные украшения на потолке, ковер на паркетном полу. В углу телевизор с комнатной антенной. Из другого угла щерил черную пасть камин в зеленых изразцах.
На каминной полке Шура заметил дореволюционного вида телефонный аппарат, поднял трубку, похожую больше на эстрадный микрофон со шнуром, прислушался к гудку.
- Работает?- спросил служилого.- Телефон городской?
- Куда угодно!- уверил мальчуган.- Звоните хоть и в Америку.
- Прекрасно,- кивнул Володя, похвалив не то аппарат, не то жилье.- А как заказать в ресторане обед?
- Столик? На который час?
- Нет-нет, сюда, в комнату. Подкрепиться после поездки.
- Обед на двоих? Без проблем. Что-то выберете сами или комплекс? У нас вкусные комплексы с трех блюд.
Орлов вопросительно взглянул на Деревянка, но Шура отрицательно покачал головой.
- Ну, на твое усмотрение. Однако, вероятно, не обед, а, скорее, ланч. Конечно, для двоих!
- Понятно. Через четверть часа.
Коридорный, наконец, положил ключи с жетоном на стол, продолжая однако торчать посреди комнаты. Лишь после того, как Володя расстался с очередной десяткой, он аж чересчур сердечно поблагодарил и улетучился.
- Две спальни! - Деревянко сразу обследовал все двери. - А ванная больше, чем у тебя. Слушай, Володька, для кого эти комнаты? Для олигархов?
- Обычный президентский люкс, - возразил Орлов.- Просто влетает непривычно.
- Зачем нам такая роскошь?
- Зарабатываем имидж. Мы должны справлять впечатление толстосумов или нет? Потом, как водится, сформированный имидж будет работать на нас... А от номера я, чистосердечно сказать, не в восторге. Провинциальная спесь, бордельный стиль. Дешевка! Только и того, что загромоздили гостиную антикварным хламом.
- Ты бы меньше раскидался налево-направо.
- Снова за гривны... - Володя упал на диван, покачался на пружинах, спрыгнул, прогулялся к высокому окну. - Шура, денег у нас с лихвой! И командировочные, и представительские. Да мы неделю можем форсить запросто. Правда, после придется отчитываться; так что, экономный вы наш, запоминайте точно, куда и сколько потрачено!
- Я отчитываться никому не должен и не буду. Не несу материальной ответственности! - произнес Шура. - Из-под меня твои бухгалтера ничего не будут иметь. А вот чего это ты о неделе запел? Начальник, не вспомню как Васильевич, говорил – стрелка через два дня!
- Возможно, через два. Возможно, через три. А быть может, через месяц. Кому точно известно? Я тебя предупреждал: строить планы в деталях не следует. Действовать придется, скорее всего, ситуативно. Да нас могут вообще не подпустить к товару! Даже не покажут, не то, что понюхать... Ты это понимаешь? Гарантий никаких. Ждем и надеемся на лучшее...
- У моря погоды,- откликнулся Деревянко и невпопад продолжил. - Мне надо позвонить. Жене! Я обещал.
Орлов сел в кресло, выставил ноги в ботинках на каминную решетку.
- Отчет ревизионной комиссии? Ради Бога, разговаривайте, воркуйте. Но не признавайся, пожалуйста, что мы в Одессе. Мы подпольщики. Надеюсь, это ясно?..
Шура набрал шесть цифр, чертыхнулся:
- Куда говорить? Сюда?!
Володя показал пальцем, покачал иронически носом, тоненько сомкнул губы.
- Ну... Соня!.. Это вы, мам... Я!
Вместо Софии телефон взяла теща, поэтому настроение испортилось окончательно.
- Дайте трубку Соне!
- Шурочка, Софочка пошла к мастеру укладывать прическу.
- Стричься? Позовите тогда Максима.
- И Максима нет. Софочка говорила, что он будет, но он еще не приехал.
- А где же?.. Как не приехал?! Откуда, из дому?!
- Мы думали, он сегодня прибудет электричкой. Ждали в обед. А что случилось, Шурочка? Что-то случилось? Ой, я уже начинаю переживать!
- Ничего, Розалия Яковлевна, не произошло, не волнуйтесь. Мы с ним... просто договаривались на вчера. А он, стало быть, не поехал...
- Шурочка, почему Максим не приехал, ты знаешь? Он тебе не говорил?
- Ну, откуда я могу знать?! Не вышло у него, наверно. Экзамены или зачеты какие! Ладно, я позднее прозвоню...
- Что ты сказал?
- Позднее! Перескажите Соне, я еще позвоню. Вечером или завтра. До свидания!
Он положил трубку на рычаг, медленно обернулся.
- Что-то не так?- встревожено вопросил Орлов.
- Не так. И здорово не так! Максим не появился в Одессе... Растолкуй, что это означает, Володька?!- Деревянко начинал психовать. Хотелось высказаться, и от злости он не мог спокойно подобрать слов. - Мы с тобой видели!..
Парень совсем заскучал, отвел взгляд.
- Ну, если не приехал... Следовательно, остался в Кировограде. Скорее всего...
- Почему?! Я что-то не скумекаю! Как так: он сел в поезд на моих глазах! А теперь ты заявляешь, что он остался в Кировограде?
Володя скучно заходился разжевывать:
- Во-первых, твой сын совсем нежелательный в Одессе. Как, к слову, и твоя жена. Это элементарно. Город большой, да, миллионер. Тем не менее, все равно не исключаются случайные встречи. Полностью ненамеренные, абсолютно нечаянные! Закон подлости – слыхал о падающем бутерброде?
- Какой, на хрен, бутерброд? Что ты мелешь?! Где Максим?
- Ну, не знаю я! Это во-вторых и в-последних. Вероятно, его сняли с рейса по пути, воротили назад. Мог даже Митрофанов забрать в село. Суть в том, что... есть мотив... выгодно держать тебя в определенном напряжении.
Шура схватил партнера за барки, выдернул из кресла, поставил на ноги, встряхнул, как мешком.
- Ты... ментяра! Паскудные штучки?!.. Я вам не пацан, не шоха!.. Не играйте со мной – а то я...
Дверь в номер приотворилась: спиной вперед протиснулся коридорный с подносом, накрытым белоснежной салфеткой. Ставя поднос на стол, он воспитанно сделал вид, будто не замечает разборки; однако Орлов, пользуясь моментом, отцепил от себя руки Деревянка. Затем пренебрежительным нетерпеливым жестом отослал коридорного. Парень не спорил, но из коридора кликнул:
- Счет на подносе!
- И что ты сможешь сделать?..- спросил Володя, едва дверь закрылась.- Даю слово: я о Максиме не знал и не слышал. Имею в виду, о планах относительно Одессы или Кировограда. Партию разыгрывает Андрей Васильевич. Придержал пешку, заблокировал – это полностью в его стиле. Чем он походит дальше, где пожертвует, куда ударит – ни за что не угадаешь. Прибор для чтения мыслей еще не изобрели. Макиавелли против Андрея Васильевича, как Бендер против Каспарова! Старый кэгэбистский закал; сейчас такого не куют... Тот же Митрофанов при шефе не подмастерье, не ученик даже, а так, бледная тень. Выскочка... А я, Шура, вообще совершенно ни при чем! Поверь, как на духу. Меня не спрашивали и со мной не советовались. К сожалению...
Шура сел, потом лег на диван обутый, заложил руки за голову. После паузы изрек:
- Я отказываюсь что-либо делать... Не собираюсь!
Парень растерялся.
- Шура, не обижайся, брось!- он стал перед диваном.- Ты попробуй вообразить на месте руководителя операции себя. Кто такой Деревянко? Ты сам удивлялся: постороннее, непроверенное лицо. Ну, взяли в дело вместо Овода, а порука? Как тебе доверять, как рассчитывать на тебя? В первый подходящий момент выкинешь фортель, и гори операция синим пламенем. Все добытое коту под хвост! Что, нет?! Так оно и есть... Но появилась возможность контролировать Деревянка. Сын. И начальство воспользовалось шансом. Только умственно отсталый не воспользуется! Потому что иначе, без контроля, ты – махновец, партизан. Согласен?
- Я отказываюсь с тобой говорить. Зря трепотней занимаешься.
- Это уже смешно! Лежачая забастовка. Хорошо, давай по новой... На тебе висит вооруженное нападение на частного предпринимателя Айшена Меликяна. В зависимости от того, как повернуть дело...
- Не пугай – тюрьмы я не боюсь. Там тоже люди. И не хужие за ментов.
- Прекрасно,- согласился Орлов, однако задумался. Затем осторожно спросил:- А как быть с твоим сыном? Он же... наркокурьер...
- Что ты ляпнул про Максима?!- напрягся Деревянко.- На понт берешь? Что ты знаешь?!
- Да все про все знают,- пожал плечами Володя.- Только в глаза не шпыняли.
Шура мгновение лежал молча, затем сел, уперся локтями в колени, быстро выбил ботинками дробь по паркету. Сказал:
- Итак, все про все знают... Лады. А откуда узнали? Вы били Максима?!
- Никто его не трогал, успокойся! Откуда... Вспомни лучше, кто за час до визита в бар погромил квартиру в районе старого автовокзала? Может, я или Андрей Васильевич? А хозяина квартиры, такого себе печальноизвестного Жоржа Городецкого, привез зачем-то в машине и покинул связанным на стоянке возле бара? Ума не приложу, как ты до этого додумался! Только дилетант мог притянуть “языка”, который сразу раскололся вдребезги. А ты не задавался вопросом, каким образом мы так быстро насобирали на тебя информацию, хотя ты и молчал? Ты даже не полюбопытствовал, откуда мы, по крайней мере, твое имя узнали! В первую очередь – от Жоржа. Ага, Городецкий нам во многом признался...
- Ну, и?..
- Рассказать?.. Сейчас. Максим, твой сын, в пачках стирального порошка вез для Артура Художника кокаин. Стоимость двенадцать кусков. Двенадцать тысяч долларов, раскинь умом! Не довез, ибо в бизнес вмешался конкурент. Кое-кто Шура Деревянко. Вероятно, захотел открыть свою собственную лавочку. Не споришь?.. И началось!..
- У вас есть прямые доказательства?
- Тебе нужны еще прямее? Будут! - Володя отбросил салфетку, пододвинул стул с выгнутой круглой спинкой, удобно уселся, взял нож.- А запах! Возбуждает слюновыделительные железы и желудочную секрецию! О непосредственных подтверждениях объясняю: Митрофанов найдет в твоем доме кокаин. Этого хватит вот так!
- Не найдет.
- Найдет! Шура, поверь мне – я сам никогда не вру и не люблю, если другие врут. Шучу, шучу. Но после тебя, наверное, и я бы нашел. Ибо ты ди-ле-тант. Хочешь, попробую угадать, куда ты его спрятал? Не в доме – это очевидно: трус тебе художники совершили капитальный; Ткачук видел лично. Можно на огороде. Но хлопотно. Выбросить в туалет? Ну, ты ведь не выбросил! И в навоз – у тебя имеется в наличии навоз? Имеется... – и в навоз не спрятал... Впрочем, Славко заставит Богданова порыться – для вышколки и послушания. Вкусный бифштекс! Напрасно ты отказываешься, напрасно. И фри зажарен в меру, до тараканьего хруста. Точно жука раскусываешь. Ну, не жеманься, присоединяйсь! Подкрепись, а то твоя порция остынет.
Он утер губы и руки.
- А пес у тебя есть?- спросил неожиданно.- Какой породы?
- Кавказец-метис.
- И как звать этого милого урода?
- Жук.
- Я бы обязательно заглянул в его будку. Или под будку. Еще угадывать? Ой-ой-ой, чуть не забыл из-за тебя да всяких мелочей!- парень посмотрел на часы.- Я тоже обещал позвонить по телефону. Как раз время.
Он допил сок, встал, направился к камину. Связи долго не было, посему пришлось дважды перенабирать номер.
- Алло!- наконец промолвил Володя в микрофон на подставке.- Алена? Кажется, я не туда попал?.. – он назвал телефон.- А вы не можете позвать Алену?.. Слушай, Митрофанов, это ты, что ли?! Почему не подойдет?.. Слава!..
Вид у парня даже со спины сделался скорбный. Из трубки запикали частые короткие гудки, а он уставился в камин.
Зато настроение Деревянка мигом улучшилось; Шура браво хлопнул в ладони, потер ими, уселся за стол, с аппетитом причмокнул. Быстро заглотнув добрый кус мяса, несколько раз подцепил вилкой гарнир. Воскликнул:
- Тьфу, чернослив соленый!
- Это маслины,- меланхолически поправил Орлов.
- А мне один хрен... Что, ментяра, расстроился? Этот ваш Митрофанов обскакал тебя с бабой? Вот феномен, в самом деле. Молодец, дал тебе по носу. Как ты говорил: найдет и там, где не было? А моя бабушка говорит иначе: во всяку дырку затычка! Дырка хоть путная, страдалец?
- Не будь вульгарным,- Орлов скривился.- Не знаешь человека...
- Ты прям, как моя жена, Володька. А я скажу: так тебе и надо! Ну, теперь и ты под колпаком?
- Нет, скорее хвост обрубили...
- А по-моему, яйца прищемили. Вдобавок, хорошенько прищемили, со вкусом. Так что за девушка? Какая-то эсбэушница? Радистка Кет? Или связная? Колись!
- Оно тебе?.. Э-э,- махнул рукой Володя,- просто Митрофанов у шефа в гостях, а Алены нет дома... И только лишь. Это не повод для пессимизма!
- Умеешь ты утешать, парень. Аки змей вещий.
- Умный человек должен всегда в своих поступках руководствоваться не эмоциями, а логикой! Пессимизм post factum. А на то, что есть, начхать и забыть!
- Якши,- Шура уже перехотел ссориться.
Парень, по его взвешенному мнению, действительно не был в курсе вчерашней Максимовой поездки. Пересекретили, заразы! И ежели хладнокровно разобраться, ничего плохого, кроме обмана, не произошло. Ну, не пустили юношу в Одессу. Ну, сидит дома, присматривает за хозяйством. И пусть посидит – целее останется!
 - Шура,- уже деловито продолжил Орлов,- я выйду в город. Нужно встретиться с одним типусом; от того, что он скажет, будет зависеть дальнейший план. Прошу тебя, давай без эксцессов! Ни с кем не контачить, никому не звонить...
Деревянко сыто рыгнул, демонстративно утерся салфеткой, бросил ее на пол. Напарник сдержанно следил. Наконец Шура выговорил:
- Давай без эксцессов... По порядку: что за типус, чего должен сказать. Зачем он нам. Более-менее правдоподобно и детально.
Орлов почти не колебался.
- Только без имен и фамилий! Тип очень интересный – так называемый, агент-крот. Служит в милиции, но постоянно поставлял информацию Кацапу. А Кацап держит в руках кокаин. На него мы и должны выйти. “Крот” сведет нас с Кацапом, отрекомендует, договорится о месте и времени встречи.
- “Крот” знает, кто мы на самом деле?
- Не должен! Самое забавное, что он перевербован и СБУ, уже после Кацапа! Настоящий тройной агент. Однако полагаться на него рискованно – предатель всегда предатель. Поэтому для него мы – свободные охотники, то бишь, жучки без крыши, приехавшие за товаром на авось. Одесса лишь помогла нам вычислить его, связаться с ним, все дальнейшее – импровизация под нашу ответственность. Возможно, что он сразу и сообщит о нас своему куратору из одесского управления! Но это не наши проблемы... Моя проблема – связь. Из отеля звонить я не стану, мало ли что; безопаснее воспользоваться телефоном-автоматом. А там, как повезет...
Володя помолчал, подбирая слова, затем по-шутовски ударил лбом:
- К вам, Александр Степанович, грандиозная просьба. Со всем моим уважением молю никуда не отлучаться...- он вздохнул и прибавил.- Если, не дай Бог, к ночи не появлюсь, либо как-то не сообщу о себе, возвращайся в Кировоград без меня...

24. Балкон свисал над гостиничной автостоянкой. Шура докуривал сигарету да от нечего делать оценивал машины. Володина “кореянка” выглядела весьма пристойно промежду многочисленных иномарок постояльцев: не супермодель, конечно, но и задних не пасла. Золотая серединка.
Погасив окурок об поручень, Деревянко поглядел вниз и бросил бычок на крышу чьего-то “Ниссана”. Сторож сидел в скворечнике аж на выезде из площадки, поэтому видеть диверсию не мог.
По телевизору крутили предвыборную агитацию, мультик про космических обезьян, антисоветский фильм и два равно придурковатых сериала. Ужасное кино из быта сталинских концлагерей не манило, а остальное и подавно...
Шура спохватился снова закурить, да вспомнил, что сигареты кончились. Какого черта, разозлился он, отчего вдруг не разрешается выходить из гостиницы по курево?! Возьму и выйду! Всего лишь купить пачку “Примы” или “Прилук”. Развелись, блин, полководцы в коротких штанишках: никуда не отлучаться!.. Вот выйду и куплю в ближайшем киоске одну, нет, две пачки!
Он почти вознамерился отворять дверь, но своевременно подумал про деньги. Бляха-муха, а финансов, на самом деле, нету... Проклятый Володька растранжиривал гривны, как мусор, налево и направо, но ему не догадался выделить и ломаной копейки! Подотчетные командировочные, ты ба!..
Впрочем, стоимость сигарет такая незначительная сумма, каковую можно и одолжить из артельной кассы, без унизительного клянченья. Тем паче, что Володька на табак дал бы – он мот, а не скупердяй. Вот только, где касса?
Ни на столе в общем зале, ни в той спальне, куда занесли оба чемодана, Орлов не оставил на виду не то, что пачки, а даже пары банкнот. Школа Жеглова. Чекист! Возможно, что-то лежало в чемодане, но в котором из двух? Наиболее подходящим местом казался металлический кейс – именно такими грузят валюту и героин в американских боевиках.
Шура вытянул чемоданчик из-за Володиной кровати, но отомкнуть не смог – напарник запер кейс цифровым кодом!
Кроме того, рыться в чужих вещах в поисках двух гривен... Наверное, он все одно не взял бы деньги, и малость: не напрактиковался брать чужое.
Деревянко вернулся в гостиную, раздраженно попереключал каналы снова. На том, где только что показывали мультфильм, теперь транслировался баскетбольный матч. Здоровенные черные балбесы бегали взад-вперед по спортивной площадке, умудряясь всякий раз забрасывать мяч в корзину. С некоторым удивлением Шура припомнил, что в школьные годы тоже любил баскетбол. Несмотря на минувшее увлечение, ныне зрелище заинтересовало всего на минуту.
По кругу понажимав кнопки пульта опять, он наткнулся, в конце концов, на музыкальную передачу, прибавил звук. Потом закрыл входную дверь на ключ и пошел в ванную комнату.
Вчера он не признался Орлову, однако теплая купель ему понравилась. Лечь, расслабиться, не думать про экстренное, неотложное, а просто забыться. Казалось бы со стороны, мелочь. Но из таких незначительных удобств, вероятно, и складывается нормально устроенная жизнь. В отличие от той, которой живет он, Соня, соседи, знакомые, тысячи, миллионы работяг-горемык: пустые хлопоты, суетные проблемы, мелочные желания и ни одного просвета. Только погоня, работа, добывание куска и бесконечные ссоры...
А Соня права, что мечтает о человеческих условиях. Красивая, еще молодая женщина; ей хочется вернуться с работы и не спешить к свиньям или к корове, а отдохнуть в тепле и чистоте. И каждый вечер, если появится прихоть, мыться под душем или, может, и в ванне. Разве это криминал?!
Шура почувствовал себя сволочью. Осознал неожиданно: случилась напасть, Соню опозорили, перепугали, а он, защитничек и заступничек, вместо хотя бы утешить продолжил утаптывать жену в грязь! Это смахивало на нож в спину... Возможно, у нее ничегошеньки и не было с тем Педиком Геннадиевичем?!
Несколько раз кряду он матюгнулся. Матюгнулся однообразно, грубо. Но то, что иногда помогало, сейчас не подействовало. Деревянко саданул по челюсти правым, затем левым кулаком и бросил – бить себя было, по крайней мере, смешно. И напрасно. Если бы нашлась возможность, он немедленно повинился бы перед Соней; но это всего лишь фантазия...
А в том, что произошло, стопроцентно его вина! Он затеял с бандитами игру в принципиального отца, а потом вмешал кроме сына еще и Софию... Ну, при чем здесь София?! Мало он доставил ей хлопот раньше – еще новое испытание!.. А Соня, в конце концов, имеет право на счастье. Не меньшее, чем любая другая женщина.
В восьмидесятом, когда покойный тесть, Царство ему Небесное, предлагал роботу и, на перспективу, жилье в Одессе, Шура отказался категорически, наотрез. Уперся рогом, что никуда из села не переедет! Как знать, возможно, лучше было уступить... Тесть казался человеком хотя и мягким, но неглупым. И зла также никогда не желал...
С другой стороны, в селе по-своему хорошо... А главное, он бы, пожалуй, и не задумался над этим всем, кабы не Максимова наркота. Удивительно ускорилось, завертелось после воскресенья все кругом. Будто не три дня минуло, а целый месяц!
Но на сына, в точности, как и на жену, Деревянко не держал и капли гнева... куда и девалось!
Напрасно он, очевидно, набирает и на партнера. Пока что Орлов ничего плохого не делал и, вероятно, не собирался делать. И начальник Володьки, снова забыл как Васильевич, коль размышлять трезво, действовал во всем Шуре на руку. Ну, учитывал при этом собственные интересы – так то единственно кура гребет от себя! Зато спас от гарантированной тюрьмы: пузатый лысый полковник из УБОПа откровенно намеревался засадить Деревянка надолго! И тоже, поди, скажи, что он неправ; трупы, в общем-то, не металлолом, на приемпункт запросто не сдашь – кто-то должен за них отвечать.
Шура вспомянул убитых в баре, и в груди кольнуло от осознания: могло легко статься, что не он их, а они его... Ну, повезло! Подфартило невероятно, надо признать. И какой расклад! С четырьмя патронами укокать четверых громил – это удача. Повернись дело на миллиметр иначе – они бы остались топтать землицу, а его, Шуру Деревянка, прикопали бы без церемоний и отпевания в дальнем карьере или на свалке.
Очевидно, не судилось... Ну, не удел и точка! Может, есть и планида, и справедливость, и Бог, который следит за каждым. Но нам не дано знать правды ни вперед, ни назад...
Вот он, например, набросился на жену, хаял огульно, требовал пес знает чего. И почти наверняка между ними с директором ни хрена нет! А в воскресенье так и вообще могла не она сидеть в машине – на фиг ей ездить с Эдиком в посадку?!
Сволочь,- опять подумал о себе Деревянко. - Разве я ей ровня?! А туда же: лаять, стервить, выпендриваться! Свинья, баран, обезьяна...
Он встал из ванны, полюбовался отображением голого, мокрого мужика в зеркале над умывальником. Что-то дикое проглядывало в широченных скулах, низком лбе, маленьких выцветших глазах.
Шура открутил на полный напор холодную воду и долго, пока заболело сердце, заломило в мышцах, стоял под душем. Честить себя дальше не имело смысла, следовало исправлять ошибки.

25. По телевизору передавали новости. В Израиле евреи стреляли в арабов за то, что арабы стреляли в евреев. В Америке разбился пассажирский самолет с тремя сотнями пассажиров. В Англии столкнулись два поезда; количество жертв выясняется. В Швейцарии на горном серпантине перевернулся автобус со школьниками. В Дагестане чеченские повстанцы подорвали самодельное взрывное устройство в центре людного базара. В Югославии самолеты НАТО продолжают бомбардировки промышленных объектов, а за походом – и населенных кварталов. Диктор должен был поседеть и съехать с ума за день, если бы проникся мировой скорбью! Тем не менее, смотрелся он удивительно молодцевато и свежо, а, закончив поминальный перечень, мило улыбнулся и всего-навсего посулил телезрителям через минуту прогноз погоды.
- Чтобы ты удавился,- ругнул комментатора Шура.
Однако погода, в отличие от политики, обещалась быть наилучшей: без ураганов, ливней, снега, града, даже без дождя на большей территории! Когда звучал прогноз на восточные районы, в дверь кто-то забарабанил. Деревянко прислушался. Стук повторился.
- Кто там?- спросил Шура.
- А кто здесь?- обозвался из коридора Орлов.
Деревянко отворил дверь.
- Заходи, клоун. Выбиваешь, как дятел.
- Та-та-та-та!- пропел Володя.- Забыл? Бетховен: стук судьбы! Я же тебе вчера включал пятую симфонию! Allegro con brio!
Расположение духа у напарника было патетическим.
- По этому поводу объявляется праздничный вечер. Предлагаю погулять и развеяться. Или наоборот: развеяться и погулять. Выбирай сам! Хочешь на Кипр? А может, на Мальорку?
- Рехнулся? - охладил его запал Деревянко.- На солнышке перегрелся? Или пьяный?
- Все на мази, Шура! Завтра встречаемся с Кацапом. Прошло, как по маслу!
Володя сел в кресло, но от нетерпения снова вскочил, чуть не забегал по комнате, объясняя на ходу:
- “Кротика” я застал на телефоне – сразу и трубку взял; сообщил ему, кто мы, что нужно; а он перезвонил по цепочке, и мне забили свиданку. На Дерибасовской, в Горсаду. Знаешь, где это?
- Представляю,- кивнул Деревянко.- Против “Гамбринуса”.
- Там! Я ждал на лавочке возле фонтана, так договорились. Без десяти шесть ко мне подсел бригадир Кацапа. Я его видел раньше на фотографиях – Борис Граф. А он меня узнал по костюму и по газете. Как в кино о шпионах: явка, пароль, газетка! Кстати, это Борис с нукерами приезжал к нашему Артурчику в понедельник. Очень расспрашивал меня за стрельбу. Он смотался раньше времени, подробностей, на самом деле, не знает!
- Ну, и что ты ему набрехал?
- Почти правду! Крутой парень привалил разбираться с Художником за жену, которая якобы одновременно Артурова любовница. От спора перманентно дошло до потасовки, крутого заходились выбрасывать за дверь. И напоролись на сюрприз: у парня при себе оказался ствол. Нервы не выдержали; ну, началась, натурально, пальба... В результате полный морг мертвецов да плюс еще парочка недостреленных в реанимации. Менты к ним не подпускают и на километр. Вообще, свирепствуют по всему городу. А кто убитый, кто живой, не разберешь. Что делать?! Потому как между нами была предварительное соглашение с Художником: когда поедет в Одессу, возьмет нас в пай. Траур трауром, а бизнес не ждет. Посему мы раздобыли телефонный номерок нужного человечка и приехали самовольно.
- Поверил? – поинтересовался Шура, не скрывая сомнения.
- Заглотал!- ответил Володя. И прибавил:- Кажется ...
- Ну, и?..
- Завтра под вечер Кацап организовывает фуршет на прогулочном катамаране “Хаджибей”. Присутствуют лишь приглашенные. Мы теперь также занесены в список почетных гостей. На “Хаджибее” пройдет и деловой разговор. Не исключено, что предложат товар – в таком разе мы берем, не торгуясь!
- Так тебе и дадут...
Вместо спорить Орлов не поленился собственными руками принести из спальни свою бронированную коробку. Торжественно выложил на стол, набрал код, выдержал драматическую паузу, а потом неожиданно широко раскрыл перед партнером. Деревянко среагировал насмешливо:
- Тю! Доллары... А я думал... И хватит?
- Минимум на пять килограммов коки! А если договоримся об оптовой скидке, то и на семь. Вообрази только!
- Ты, Володька, радуешься, как будто в действительности собрался наркотой из-под полы торговать.
- Во мне дремлет талант коммерсанта!
- Не все утрачено – со мной тебя еще могут выгнать из ментовки, вот тогда и пойдешь в народ с товаром. А долларов здесь сколько?
- Шестьдесят пять кусков!
- Фальшивые.
- Обижаешь, начальник. Всамделишные штатовские доляры! У нас, как в банке; Контора веников не вяжет. Франклины доподлинные! Рисковать с фальшивкой было бы опасно ...
- И в чем выкрутас? Как ты собрался одесситов объегорить?
- Трюк маленький такой, почти незаметный. Но если посветить ультрафиолетовой лампой, на американских рубликах проявится надпись: ко-ка-ин!
Деревянко недоверчиво цыкнул.
- Ну, а дальше? Берем порошок, коли еще отдадут, и ждем бандитской милости? А может, нас за шестьдесят пять тонн сразу за борт? На подкорм крабам... По-моему, ты страшно доверчивый.
- Слушай, пессимист недоверчивый, не каркай! Это цивилизованная мафия, окультуренная: мочить нас им нет резона. У них есть товар, у нас денежная наличность. Мы для них – клиенты.
- У могильщика клиенты тоже не переводятся... Делись тогда планами, потому что я ни хрена не соображаю.
- Понимаешь... желательно повязать Кацапа и компанию при передаче денег. Или наркотиков. Следователям, так заведено, нужны факты, вещдоки! В море захват – едва ли реально...
- На подводной лодке подкрасться...
- ... и шмальнуть торпедой! Оригинально.
- А на вертолете! Да бомбу на голову!..
- Ты все-таки многовато американских боевиков насмотрелся. Начнем с того, что в органах вертолета нет, а армия нам его ни за что не выделит. И затем, операция настолько засекреченная, что про нее в Одессе осведомлены двое-трое. Из этих трех о нас конкретно известно вообще лишь одному – координатору, который взаимодействует напрямую с Андреем Васильевичем!
- Володька, как же этот тип в одиночку нас поддержит?! Ты обещал солидное прикрытие.
- Прикрытие как раз будет – не проблема. Одесский “Сокол” готов выступить в любой момент без вопросов и лишнего трепа. Но рядовые бойцы не знают настоящего содержания операции – ясно? По приказу поднялись, приехали, задержали! А кого, зачем – им безразлично. Скрутили преступников и баста. Нас, вероятнее всего, будут ждать на Морвокзале, а арестуют по прибытии. Главное – взять на горячем. Где, не наша забота. Мы, в сущности, свидетели, наблюдатели.
- Тем более, нас следует притопить в открытом море,- буркнул Шура.
- Ну, зачем?!
- В самом деле – и зачем?.. Спросишь у медуз, когда бандюки пустят на дно!
- Короче: это все будет завтра, завтра и обсудим. Утро покажет. А теперича – увольнение до отбоя! Гуляем по имиджу!
Складывалось впечатление, что Орлов немного свихнулся от переживаний. Но в идее развлечься Деревянко не видел ничего предосудительного. Солдату надобны передышки и расслабуха. Даже на фронте и под пулями.
- Поедем на такси,- продолжал соблазнять Володя.- На сухой закон – мораторий! Ужираться, конечно, не будем, а так... Выпьем немного ради поправки здоровья, закусим, музон послушаем без фанеры. Проведем досуг на высоком эстетическом уровне. Выбирай забегаловку, если имеется на примете, и понеслись! Угощаю!
Деревянко задумался.
- Знавал я одно местечко... Ресторан “Черноморский“. Когда-то при Советской власти просадили там на пару с Соней пятьдесят два рубля. Это было недешево, поверь.
- Верю! Супер! Поедем и просадим пятьдесят две гривны! Почти одиннадцать долларов! Блеск! Шура – ты исключительный мот, просто скромничал. Но я с первого взора ощутил в тебе широту и размах. И родственность душ. Едем. Только смою с себя южную пыль, переодену галстук и – грабим старенькую бабку Одессу!

26. Когда официантка в белом фартуке и кокошнике подалась на кухню, Володя промолвил снисходительно:
- Действительно, не худо. Да и торчать напрасно не вынуждают.
Шура снова смолчал. Пять минут назад они зашли в ресторан и Орлов сразу заметил:
- Шалман совсем недурственный! Скромно, но уютно. Вызывает ассоциации с миниатюрным кабачком “Тринадцать стульев”.
Он глумился. Ресторан возводился, вероятно, с намерением накормить всех голодных и напоить всех страждущих исключительно в учреждениях общественного питания. Построенный в начале шестидесятых, помпезный зал был похож на крытый спорткомплекс; по крайней мере, не уступал средненькому дворцу гимнастики ни по площади, ни по высоте.
Но Шуре “Черноморский” опять понравился. Приятно вспоминались несколько проведенных здесь вместе с Софией часов. Жена любила престижную старую ресторацию с детства: как рассказывала, покойный тесть в благополучные годы застоя изредка водил семейство по воскресеньям обедать именно в “Черноморский”. Женщинам заказывалось сладкое вино или шампанское, глава семьи пил коньяк “Одесса”. Обычно ели фирменный грибной борщ с черносливом. Отец также обязательно потреблял черную икру. Других подробностей Шура не помнил.
Метрдотель посадил напарников в уголок. Незанятых мест хватало, и за столиком на четыре персоны они разместились привольно.
- Обзор прекрасный,- отметил Орлов.- Главное, спины прикрыты.
- Но стволы незаряжены,- в тон ему прибавил Деревянко.
- Это я на всякий случай! Работа завтра... Завтра!
Володя бегло просмотрел карту меню, казалось, наугад назвал кушанья. Тем не менее, официантка отнеслась к выбору парня с подчеркнутым решпектом, и Шура заключил, что партнер в кулинарии гребет. Сам Деревянко настоял лишь, чтобы в перечень дописали жареную рыбу. Орлов прибавил:
- И бутылочку рислинга к рыбе.
- Есть “Береговское”,- посоветовала официантка.- Типа “Жемчужины степи” или “Надднепрянского”.
- Сойдет. А после десерта – черный кофе и по рюмке коньяка.
Шуре стало даже любопытно, как будут потребляться все напитки, заказанные Орловым. Ибо сам он преимущественно придерживался простых фольклорных рекомендаций: не смешивать, не запивать, сытно заедать. Нынче, однако, разрешалось кое в чем отступить от режима, чтобы понаблюдать, как будет пьянствовать Володька: вермут, портвейн, сухое белое, красное, мускат и коньяк в финале! Бесспорно, за книжным этикетом. Не достает лишь водки и шампанского.
Едва официантка принесла салаты, масло, сыр и откупоренную бутылку вина, парень с радостью неопытного пьянчужки предложил тост:
- За удачу!
Вермут был терпкий, горьковатый и ароматно пахнул полынью. Деревянко намазал хлеб маслом, положил сверху ломтик сыра, откусил с аппетитом и запил.
- Отнюдь не худо!- повторил Орлов, пробуя овощи.- Умели люди жить. Ну, по второй?
Они чокнулись. Напарник заметно раздобрел: глаза заблестели, щеки порумянились, а впридачу – развязался язык.
- Вкусовое соответствие,- сказал торжественно, поднимая вилку, будто флажок.- Нужно всегда учитывать то, как напитки соответствуют особенностям блюда. Если шампанское закусывают селедкой – пфу! – этим портят не только выпивку, но и яства. Или ликер к салату! На подобный вандализм способны женщины... Нет, человеку, который уважает себя и собственный организм, необходимо учитывать вкусовое соответствие.
- Водка пойдет подо что угодно,- возразил Шура.
- Vox populi vox dei. Не ругаюсь, не ругаюсь – не глядись на меня бирюком. Просто констатирую: истина пребывает среди народа! Но с некоторыми ограничениями и предостережениями... К домашней птице, например, при всем моем уважении до патриархальных традиций, лучше свистит полусладкий винчак. Ты пил “Хванчкару”, “Киндзмараули”?
- А ты?- Деревянко больше жевал, чем говорил.
- Приходилось, пил. Но, хотя и досадно, не с птицей... Нет-нет, вермута довольно. Девушка,- обратился Орлов к официантке, которая годилась ему в матери,- докажите этому Фоме неверующему, что к первой перемене водка не рекомендуется!
- Безусловно. Под первые кушанья идут крепкие виноградные напитки.
- Ну, разумеется!- обрадовался Володя.- Мадера, марсала...
- Херес,- добавила женщина.- Но вы ничего на первое не заказывали. Ваша рыба, ваше мясо. Приятного аппетита.
- Наливай сухарик,- весело скомандовал Орлов Шуре.- Тебе изысканное “Береговское”, а мне...- он взял в руки новую бутылку,- ...простое, заурядное “Каберне”. Херсонское; ты взгляни, какое чудо... Сто лет не пил херсонское “Каберне”!
- Послушай, Володька, - сказал Деревянко со временем,- кажется, мы не выжрем кисляк весь. Ты не осилишь.
Посреди розовой скатерти теснилось пять бутылок, а шестой еще не принесли.
- А,- пошевелил пальцами напарник. - Все и не нужно допивать. Обслуживающему персоналу тоже надобно оставить немного. Чем они будут опохмеляться завтра? Они ж вечно подбирают за клиентами, сливают в одну посудину и подают снова. Может, и мы пьем чьи-то подонки. Тебе ведь безразлично? И мне аналогично. Что око не видело... Вариант: недопитое выворачиваем на пол. Нет, на стол, на скатерть! Цель была какая – показать кошелек, войти в роль. По Станиславскому: бытие определяет сознание. Ты вошел в роль? Помнишь, кто мы?
- Ты купчик, я твой охранник.
- Правильно. Мы полтора нувориша. И гуляем... А хочешь заказать песню для души? Я оттягиваюсь от одесских национальных джаз-бандов на полную! Нет, в натуре: подходишь к лабухам и просишь для гостей города-героя сбацать. Сколько это стоит – копейки! На!
Шура взял деньги, но идти отказался. Володя не настаивал.
- Официанты вежливые,- похвалил он. - И повара сметливые. Шеф-повар на месте. Мясо не разрешает воровать. Короче, замечательная кухня. Знаешь, в какой способ определяется категория ресторана? Не по кандибоберам с прибамбасами! Нет-нет, по простенькой, стандартной, классической, можно сказать, стряпне. Я на полном серьезе! Вот будничный лангет. Скучный даже. Вот треска по-столичному. Вдумайся: треска! Банально?! А это? – он поковырял вилкой.- Салат из кальмаров. То есть, из десятиногих моллюсков. По сути, те же лягушки, но десяток ног. Ни одного изысканного лакомства! У тебя что?
- Ну, жареная рыба. Ставрида, по-моему. И подливка из шампиньонов.
- Видишь! Жареная рыба и грибы... С ума сойти. Не просто, а очень просто. Согласись, Шура: тривиально, но приготовлено со знанием дела и умением! С любовью… Ибо завсегда важно не что, а как... По этому случаю, за успех!- Володя поднял свой фужер.
Шура также выпил, буркнул:
- Ты, Володька, закусывай хорошо, а то развезет.
- Just control,- уверил Орлов.- No problem!
Отдав должный почет кальмарам, он внезапно заявил:
- Ты прав. Я, бляха, пьяный в дым.
- Это от усталости. И от нервов. Заешь и хмель пройдет. Бери сыр.
- В твердом сыре наличествуют вещества, замедляющие опьянение,- мигом разъяснил Володя.- Но меня неотступно продолжает интересовать другое. Даже не то слово, что интересует. Интригует, завораживает! Я не в состоянии вообразить!.. Извини, ты врукопашную уделал в кочегарке Замка?! Или стукнул чем-то подходящим?
- Руками...
- Задушил, быть может?- Орлов сделал жест, как будто скрутил курице шею.
- Нет. Я бил. По башке.
- Но как?!
- Так! Утюжил и утюжил. Со всей дури...
- Ты гигант!.. А Корнейчука?! Корня? В баре...
- Чего ты, Володька, прицепился?! Думаешь, очень трудно? Родить человека тяжко, вырастить, а убить... Секунда делов! Дрессировали меня на это, ясно?! Так натаскали, что не разучусь, кабы и захотел...
- А какая школа?
- Где?- не понял Шура.
- Какая рукопашка у вас была: кун фу, ушу, каратэ, самбо? Я, например, в институте занимался дзюдо и карате-кйокусинкай.
- А-а... Нет, у нас никаких школ. По-простому: бей, чем хочешь и куда хочешь, но изо всей силы.
На некоторое время Володя унялся. Потом снова спросил:
 - А почему ты не защищался в вашем кафе? Ты ж мог раскидать их?
- Не люблю...
- Что не любишь?
- Мордобоя не люблю. Ненавижу. Все одно, трезвым ли, пьяным. В особенности не терплю, если вот булькнет немного, зальет глазки и ко всем пристает. Не умеешь пить, не берись. Там не храбрость, там уже градусы бушуют. Как пена в бражке.
Орлов задумчиво поддакнул:
- Точно. У меня была знакомая – работала в психдиспансере. Не смейся! Она в отделении, где лечат белую горячку. Слушай, прекрати!..
- Медсестра или врач?- спросил Шура примирительно.
- Медсестра, а что? Нет, трусики с номером – не ее! Та просто дура набитая. А эта мне рассказывала, что британские психиатры делят всех мужчин на кроликов и львов. Кролики, пока трезвые, все тихо-мирно; а выпьют – бесятся, на стены кидаются. Львы, наоборот: в пьяном виде – спокойные и смирные, а в трезвом – бесшабашные до предела. Что-то с надпочечной железой – адреналин или норадреналин – не вспомню.
- Ты кто?
- Давай допьем и посмотрим. За львов! - он пожевал лист салата и продолжил.- По гороскопу я Близнец. А ты... Спорим, ты родился или аж в конце апреля, или, скорее всего, в мае!
- Ты читал мое личное дело.
- Читал. Но не помню, честно. Нет, Шура, без всяких читок – у тебя типичные аксессуары Тельца. Слушай внимательно. Я по памяти… Терпеливый, сильный, упрямый – чрезвычайно упрямый! Хорошо развит физически. Настоящий бугай! Не боится трудной работы. Если долго дразнить, может разозлиться. Непростой друг – критичный и нетерпимый. Что еще?.. Эгоист, ревнивец. Признайся, что ты ревнивый!
- Все ревнивые.
- А я ничуть! Ни столечко!
Орлов, в конце концов, утратил живость и помрачнел. Очевидно, вспомнил телефонный звонок из гостиницы в Кировоград. Шура отвернулся, посмотрел в зал. Посетители прибывали и приумножались, хотя навряд, чтобы кутящая публика смогла занять все столики без остатка. Ансамбль продолжал играть одесские песенки, причем плюгавый лысый скрипач наяривал смычком не хуже за рекламную Ванессу Мей.
- Признаться?- Орлов призадумался, говорить ли то, что собрался; потом вымолвил.- Ты мне с первого впечатления совершенно не понравился.
- Я не баба тебе нравиться!
- Однако сейчас у тебя вид классный,- поспешил уверить Володя.
- А ты, браток, ненароком не голубец? Мне не нужно бояться за свой багажник?
Заметив, что за столом возле колонны курят, Деревянко также вынул пачку “Кемела”: на этот раз сигареты выбирал он сам. Пепельницы официантка почему-то не поставила, поэтому пришлось стряхивать на блюдце.
- Ты не понимаешь,- вещал напарник.- Весьма категорично делишь: или-или! На самом деле, какие угодно отношения, в том числе между однополыми объектами, никогда полностью не лишены парадоксальных сексуальных моментов. Юношеская дружба, служебная протекция... Даже, когда заклятый, переперченный мачо заявляет, что будто бы сильный пол перещеголял баб, он, в сущности, признается в преобладающей ориентации на мужиков. Ибо отдает предпочтение мужчинам перед женщинами. Парадокс.
- В чем парадокс?
- Чрезмерное мужество оборачивается гомосексуальной склонностью!
- Не заговаривайся.
- Прошу пардона. Присутствующих это не касается!.. Ты грубиян, но мне с тобой легко. Эмпатия. Наливай!.. Е-е, нечем и закусить,- Володя шумнул.- Где подавальщица?!
- Вон она идет, успокойся.
- Девушка,- Орлов щелкнул пальцами,- мы заказывали сладкое? Принесите, пожалуйста, пора пить мускат. А затем еще коньяк и кофе!
Он утомленно улыбнулся, вздохнул.
- Лев,- напомнил Шура.
- Именно... К сожалению, иногда не хватает уверенности. Постоянно сомневаюсь: вдруг, гляди, кролик?- он цыкнул.- Комплекс... А у тебя не бывает комплексов?
Деревянко промолчал. Ресторан не шибко подходящее место, а знакомый с позавчера хлопец, все равно, что он сотрудник СБУ и старший в паре, не наилучшая аудитория для задушевных излияний.
- Знаешь, кому я завидую? - лицо парня расслабилось. - По-английски это называется “action men”. Человек действия. Без самокопания, рефлексии, без нерешительности. Поступки, поступки и третий раз поступки! Но они не должны ошибаться. У них должен быть нюх, инстинкт единственно правильного решения. Как Михаэль Шумахер в “Формуле-один”. Или Отто Скорцени.
- Читал... Мужчина со шрамами?
- Добавляй: на лице,- обрадовался неведомо чему Орлов.- Я видел его фотографии. Ты на него похож внешне! Удлиненное лицо, нос прямой, арийские уши. Между прочим, глубоко посаженные глазные яблоки свидетельствуют о доблести. Нет, ты действительно похожий на Скорцени!
- Ростом, наверное...
- Я понял иронию. Ну, ясно, сантиметров двадцати тебе не хватает. И ты брюнет, а не блондин. Я о другом... Скорцени – агент-оперативник. Профессионал высшего сорта! Помнишь, как он освобождал Муссолини?
- На планере?
- Там был не планер, а легкий самолет “физелер-шторхе”,- Володя снова приободрился.- В операции “Айхе” девяносто немецких парашютистов погибли напрасно, чтобы опереточный цезарь Муссолини провозгласил республику Сало.
- Сало? Отчего не спагетти?- пошутил Шура, пуская дым.
- Во-первых, не спагетти, а паста. Во-вторых, Сало – это не сало, а название курорта в Северной Италии,- Володя сделал порядочный глоток из фужера. Солидно произнес.- Работать германцы всегда умели. Чего стоит один полковник Николае! А Гесс – ты слышал про Гесса? Ну, заместитель Гитлера, пока в Англию не перелетел... Туманная история... Ты удивлялся, зачем привлекли в поездку со мной? А Гесс в 32-му году сформулировал три заповеди шпионажа. Позаимствовал у самураев, конечно, но все равно... Так вот, первая: любой может быть шпионом. Раз! Вторая: любой должен быть шпионом! Точно о тебе. Главное, что логично: есть возможность что-то делать, делай! Шелленберг – тоже светлая голова...
- А последняя? Ты говорил, три заповеди...
- Третья неинтересная,- отмахнулся Орлов.- Шелленберг молодец! Видел американский фильм “Салон Китти”? РСХА устроило элитный публичный дом для сбора информации. И затраты на бордель окупились! А двух английских разведчиков в 1938 похитили из Голландии... Нет, вру... в 39-м! Операция “Венло”. Тоже Шелленберг... Отто Скорцени называл его “талантливое дитя”. В неполные тридцать лет руководитель контрразведки гестапо, в тридцать один – начальник Шестого управления внешней разведки. В сорок два года умер... К теме о “Венло”: вместе с Шелленбергом на секретные переговоры к англичанам в Гаагу ездил непрофессионал – де Кринис! Профессор психиатрии. Говорят, вид у него был почтеннейший, солидный. Как у тебя в этом прикиде. Ну, и австрийский акцент...
Официантка, не спеша, убрала лишнюю посуду – Шура заметил, что окурок в тарелке ее явно возмутил; сервировала стол наново. Подала десерт.
- Что это?- изумленно спросил Володя.
- То, что заказывали,- женщина не скрывала обиды на клиентов.- Ореховый пудинг и мороженое.
- Это мороженое?!
- Это пудинг! Мороженое в вазочках. Ну, что, нести коньяк или довольно?
- Мы вас позовем,- парировал Орлов.
Официантка чуть не фыркнула, однако сдержалась и отошла с гордо поднятым чепчиком.
- Сервис делается назойливым. Одесса – пуп Земли!.. Подумаешь. А Кировоград – центр Украины!
- Ты как-то аккуратнее наезжай на нее, - посоветовал Деревянко.- Нам ужин, а человек на работе.
- Досадно, Шура! Мы тоже, как бы на работе... Да ну ее к монахам! О чем я говорил?!
- Не помню,- уел Деревянко.- Зато пудинг недурственный. Слушай, Володька, ты откуда все знаешь? Про немцев, про Шеленберга. Про Скорцени.
- Хобби... Но если всерьез... Рассказать, как я угодил в СБУ? Тьфу, мускат – гадость. Приличный у них был только вермут... Так рассказывать, или не надо?
- Валяй...
- Просто я с детства мечтал стать разведчиком! Не веришь? Без прикола. Я в школе учил английский, а дома самолично – по разговорнику – испанский. Estoy muy borracho, camarada. Hola! Viva la Anarquia! Viva la Libertad! Que va... Хотел, как Штирлиц... Потом узнал, что института разведки не существует в природе. Облом... И вообще, дорога туда лишь через партбилет!
- Вступил бы в партию,- Шура также отхлебнул муската – теплого и гаденького.
- Для этого следовало сперва отслужить в армии; забыл, как прижали в 80-х? Я заканчивал школу при Горбачеве, уже среди коммунистов началась чистка.
- Пошел бы в армию!
- Не хотел. И родители поддерживали. Короче, подумал я, размыслил да и поступил в педин на историка. У меня и мать, и отец заканчивали истфак. Только мама до сих пор в школе двойки ставит, а старик почти сразу попал в райком, а чуток погодя в райисполком. Тогда это называлась номенклатура. А теперь – государственный служащий... Я в институте, как порядочный, стал комсоргом группы, на пятом курсе – секретарем факультета. Нужно было, не кивай! Давай без проработок. Основное что? Дипломную работу я писал на заезженную тему: “Разведывательная служба нацистской Германии“. Но с любовью писал, вкладывая душу. Тем не менее, в органах не заметили. Может, трудные времена для них тогда тянулись, не знаю. И попал я по направлению в глухое-глухое село. Сам не понимаю, почему! Дырка... куда твоему Веселинову! Школа неполная, девятилетка; помещение дореволюционное; в классах по пять учеников. Читал все подряд: историю, географию, рисование, русский язык, литературу. Хотел английский – не было; был немецкий, и читал его физрук. Кошмар! Учителя меж собою грызутся за расписание, за часы. Интриги, кумовство страшное. Образовались две партии: Монтекки и Капулетти. А я ни сюда, ни туда, по примеру Албании. Учительница физики приходит на урок и говорит: “Детки, завтра физики не будет, так как я еду в район аборт делать. Если сделаю, скажу, от кого”. Молоденькую математичку заедают – кабинет неоформлен, кружок не ведет, стенгазету не выпускает, раздаточного материала нет. Господи, с этим раздаточным материалом точно тронулись. Пенсионерки постоянно что-то вырезают, клеят карточки, собирают в коробки. Одна поперек другой спешат у директора отметиться. Директор каждый день с гроссбухом ходит по урокам, а потом разносы на совещаниях учиняет! Ко мне шлендал месяц. Затем на педсовет вынес вопрос “О состоянии преподавания географии”. И так меня, и перетак. Потому, что я его сторону не принял. После педсовета снова приходит – на русский. Говорю ему: я не специалист, что вы проверяете? Ничего, отвечает, предмет все равно должен читаться на высоком методическом уровне. Я вам, говорит, методическую помощь предоставляю. Поверишь, никогда не рассчитывал, что в школе может быть так. Дедовщина хуже, чем в армии. Наверное. И долбит, долбит... Я набрался наглости и заявляю: разрешите, Григорий Алексеевич, посетить ваш урок. Научите меня, как готовить конспекты, как правильно проверять тетради, как по методике объединять актуализацию, новый материал и опрос пройденного. Он замялся, а я давлю: поделитесь вашим богатым опытом. На второй день вижу: Григорий Алексеевич засел в кабинетик, никуда ни ногой – конспекты пишет! И как отрезало – после того ко мне больше не цеплялся.
- А ты? – наконец вставил слово Шура. – Сходил на урок?
- Упал он мне,- открестился Володя.- Мы заключили пакт о дружбе, то есть, точнее, договор о ненападении!
- Крутая у вас школа...
- Думаешь, ваша мягче? Ошибаешься. Кругом одинаково! И в тишайшем болоте черти водятся. Грызня, склоки, самодурство... Если не идиот-директор, то служака-завуч. Или председатель ПК такой идейный, что воротит. А в классах что делается? Одному Богу ведомо, как училки унижают и шельмуют детей. Не все, не все – я этого не говорил! Но и надо ли, чтобы все?.. Ближе к теме: через год смотал я удочки и в райцентр. Только не в образование, пусть оно сгорит, а в детскую комнату милиции...
- Захотел повозиться с трудными детишками? Чего тогда школа надоела? Моей Софье, например, эти домашние задания, тетрадки, сопливые носы, экскурсии на природу – как мед! И дневала бы, и ночевала в классе.
- С кем ночевала? Дети на ночь ходят домой,- заметил Володя и сразу исправился.- Извини, не буду. Само вырвалось! Язык мой – враг мой. На деле, я тебе сочувствую. Жена учительница – это приговор мужчине,- изрек Орлов, разлил по бокалам остатки вина.- Мне лично люди, весьма хвалящие школу, подозрительны. Если не сказать сильнее. Ну, те, кто прикидываются, молодцы. С ними все ясно. А те, кто по-настоящему любят детей, называются педофилы. Кстати, педофилия – это половое отклонение, даже извращение. Оно преследуется и наказывается по закону! Есть соответственная статья в Уголовном кодексе.
- Снова на умняка давишь? Любишь ты, Володька, обругивать других, чтобы выглядеть за них лучшим. Замечено…
- Комплексы,- развел руками напарник.
- Какие, к черту, комплексы? Характер ехидный. Зови нашу официантку, ты ж пообещал.
- Я бы с большим услаждением позвал тех вон цыпочек. Видишь, курят вдвоем и посматривают по сторонам? Полчаса уже сидят, а цедят лишь первый бокал шампанского.
- Быть может, ждут кого-то.
Володя помолчал, таращась на Шуру, потом с готовностью согласился:
- Точно, ждут. Допустим, нас с тобой... А вообще, напарник, восхищаюсь тобой и не утомляюсь испытывать удивление: сельский ты наш дядька. Ты в каких пампасах вырос? Или по телевизору исключительно боевики и футбол смотришь? У тебя понятия... какие-то средневековые!
- Тарелкой по кумполу не хочешь?
- Это ты можешь, верю. Но благодарю – не надобно. Ладно, проведем ликбез,- Орлов вынул свои “хамелеоны”, нацепил на нос.- Объясняю: девушки в черных кружевных чулках. Видишь ?
- Вижу.
- Что ты видишь?! у них не колготы, а чулки. А у кого нынче чулки?.. Не понял?.. Ну, твоя супруга носит пояс?
- В смысле?
- Специальный пояс под белье, чтобы чулки прищеплять! Нет? А эти носят. Отсюда вижу! Раз! Обе без бюстгальтеров – присмотрись: аж соски торчат! Чудо... Два. На губах яркая помада – три. Сидят нога на ногу – четыре. Курят – ну, это можно и не учитывать. А вот, что на все стороны стреляют – характерно. Это путаны, Шура. Девочки на ночную смену вышли! На дежурство. Как вот ДНД когда-то. Ты ходил в ДНД?
Деревянко не ответил, ибо смотрел как раз на входную дверь. Из нее в зале появилась – невероятно, но правда, - Соня! Обок жены степенно шагал, поддерживая за локоть, кудрявый, горбоносый мужчина в элегантном костюме.

27. – Курочки первостатейные,- болтал Орлов,- грудастые, длинноногие, чувственные. Лакомые. Моя... которая ближе, в красном платьице. Кумачовый цвет и звуки горна с барабаном меня возбуждают еще с пионерского детства. Школьные сексуальные переживания – импритинг! Я б ей отдался... долларов за пятьдесят! Теперь твоя очередь выбирать. Может, подружка моей? Тоже упитанная русалочка. Тебе нравятся справные девахи? Чтобы сисек полная пазуха? Э-э, да ты запал на другую... И не стыдно? Мы еще не познакомились с девочками, а ты уже предаешь? Ты переменчив!
Шура действительно следил за Софией и ее кавалером, словно очарованный. Хотя сразу и мелькнула мысль, что обознался, теперь надежды не осталось. С новой прической, выкрашенная в смоль, это, однако, была его Соня – под ручку с одесситом-поклонником!
- Отдаешь предпочтение пожилым леди?- продолжал подковыривать Орлов.- Они опытнее, не спорю, но мне по фигу. Чегой-то люблю свеженьких...
- Заткнись!
- Афронт, напарник. Но я беззлобный. Ну, что ж: на любовь и вкус... Итак, выпьем за любовь!- Володя перевернул бутылку, потряс над рюмкой и констатировал:- Мускат is out!
Он поднял руку кверху, подзывая официантку. Минуту спустя женщина принесла на подносе две чашечки, кофейник, пузатые бокалы и низенький графин золотисто-коричневого коньяка. Не пискнув, сменила посуду, на отдельном блюдечке подала счет. Орлов порывисто сдвинул очки на кончик носа, взял бланк и впился взглядом в записи. Первой капитулировала официантка. Не выдержав поединка воль, развернулась и поцокала каблучками прочь. Володя немедленно прекратил шамкать губами, отложил счет. Плеснув в бокалы, с кавказской гостеприимностью пригласил:
- Гамарджоба, Александр Степанович!
Едва поглядев на скатерку, Деревянко залпом хватил коньяк, ощутил ожог в горле и мгновенное облегчение. Что бы там не произошло, рассудок терять не следует, подумал отвлеченно. И нервы держать в кулаке. Успокоиться и без скоропалительности решить, что употребить...
- Ну, как, пригласим наших куропаточек?- не утихал Орлов.- Моя смотрит и смотрит сюда. Даже жаль горемычную! Нет, я от нее, в натуре, завожусь! Чао! Это я ей, не тебе... Плохо, что все съели и выпили. То-то и оно... Впрочем, можно повести их куда-нибудь. А далее – ночное купание! Без дезабилье, как говорят в Париже. По-царски! Вообрази: вода флу... флуорес-цирует,- он запнулся на трудном слове,- медузы и креветки мерцают – и нагие девушки... Обожаю плавать в флу-о-рес-ци-рующей воде!
- В конце октября?
- Пардон-пардон. Уже конец октября?! О'кей, в таком случае: мирно посидеть на пляже, подышать иодом... Шура, ты снова засмотрелся на чужую бабу! Она занята, разве не видишь?!
- А ее перейму. Долго ли, умеючи...
- Ты дерзок! Ты мне нравишься. Перенимай! Хочешь, погадаю тебе о ней и о нем? Целомудренные психологические наблюдения. Никакой мистики, херомантии или астрологии. Значится, так... Во-первых, они не семейная чета. Он обращается к даме, как к любовнице, взгляни! За пальчики ее берет, а у нее, между прочим, на безымянном обручальное кольцо. На правой руке – следовательно, замужняя. Он абсолютно холостой! А возможно, и гомосексуалист. Повышенное внимание к собственной внешности; плавные, округленные движения – как у женщины; кокетливый оскал...
- Довольно, ты надоедаешь!
- Шура, я еще и не начинал по-настоящему анализировать! А про дамочку тебе разве неинтересно? Слушай, ужели ты заглядывался на того педераста?! Понял-понял, извини... Так вот, мадам незнакомка. Возраст: от тридцати двух до сорока пяти. Наверное, около сорока, но должно умыть, раздеть и рассмотреть вблизи. Профессия...
Володя призадумался. Деревянко хотел, было, перебить его монолог, но безобразное любопытство оказалось сильнее.
- Докторша... или медсестра. Я знаком с этим типом не понаслышке. В крайнем случае, бухгалтер в государственном учреждении.
- А не учительница?
- Хм... Забавный вариант,- признал напарник.- Но ни за что! Не тот типаж – слишком сладострастна. У них, у настоящих педагогинь, от работы с тинэйджерами появляется тупость: или инфантильные, или манерные. Почти неуловимое впечатление. А у этой скорбное выражение рта, будто всю семью похоронила. Зануда. Совсем не улыбается.
Словно расслышав критику, Соня вдруг просияла лицом.
- Исключение, подтверждающее правило,- выкрутился Володя.- Скорее всего, реакция на резкую шутку. Так как она, докторша, глубоко в подсознании утомленная и потому циничная. Жизнь научила. Грубый, вульгарный спутник жизни; недостаток денег; неблагодарные дети. Плюс профессиональная специфика: болячки, увечья, трупики.
- Дурак ты, Володька.
- Но я еще не сообщил, какова она в сексе!..- выдержав паузу, Орлов сказал:- В кровати она богиня.
- Тьфу!- Деревянко в сердцах мало не сплюнул по-настоящему.
- Богиня девственности и непорочности, покровительница фригидных жен! - прибавил быстро Володя и расхохотался.- А звать ее Веста!
Пересмеявшись, он сказал уже без хихонек:
- Действительно, запал ты на нее, вижу... Кстати, весталки не выходили замуж до сорока лет, а если нарушали обет добродетели, то их живьем зарывали в землю. Такая вот печальная древнеримская традиция... Зато наши цыпочки, далеко не Дианы! Гораздо вероятнее, что наоборот – вакханки и менады. Чего им не хватает до образа, так это вина и оргий. То есть, нас. За нас!- парень поднял бокал, покачал им, любуясь коньячными искрами, с причмокиванием пригубил маленько.- А хочешь гипотезу? Если ты не антисемит. Ибо, по-моему, твоя мадам – чистокровная евреечка. Посмотри, как сутенер нежно поглаживает ей запястье! Он сущий иудей. Даже, не сомневаюсь, и обчекрыженный с краю.
Шура встал, пододвинул стул.
- Куда, к ней?- невинно вопросил Орлов.
- Пойду, танец закажу. Одолжи стеклышки.
- Пусть лабухи забацают “Мурку” – для меня,- Володя протянул “хамелеоны”.- От “Мурки” я вдвойне завожусь. Обожаю криминальный шансон! Не в службу, а в дружбу... Или “Нинку”! Тебе клево в очках...
Настроение у партнера было разгульным. При иных обстоятельствах Деревянко с готовностью присоединился бы к веселью, однако теперь насмешки бесили. Не отвечая, он направился к музыкантам. Оркестранты как раз перекуривали.
- Кто у вас старший?- спросил Шура скрипача, задумчиво сидевшего в сторонке.
- Ты за песню? С тем поболтай,- коротышка кивнул на бородатого электрогитариста.- Он у нас и музредактор, и кассир. Торгуйся, он здорово уступает.
- Командир,- обратился Деревянко к руководителю,- Добрынина играете?
Бородач перекривился, как будто его затошнило.
- Что конкретно?
- “Не сыпь мне соль на рану”.
- Я вас умоляю... – вздохнул, а затем и причмокнул гитарист, но не отказался наотрез.- Сколько платишь?
- Ну, двадцатку.
- Ну, так сам и играй. Полсотни.
- А две песни за шестьдесят?
- Которая вторая?
- “Ах, какая женщина”.
- У богатых свои причуды,- произнес кассир, взял деньги, ударил по басовой струне.- Кончаем лодырничать, ребята: заказчик требует Добрынина.
Перед тем, идя к эстраде, Шура заметил, что Соня обратила, в конце концов, на него внимание. С этого момента жена смотрела в его сторону, буквально, не отрывая взгляда. Едва грянули вступительные аккорды заказанного шлягера, она что-то нервно сказала кавалеру. Тот, кажется, и не угощался, а лишь развлекал Соню беседой. По крайней мере, рот его не закрывался. Кавалер успокоительно обнял Софию за талию, а у Деревянка дух перехватило: ударил бы ногой без размышлений!
Остановившись возле романтической парочки, он сиплым голосом произнес:
- Разрешите вашу даму. На танец.
- Дама не танцует,- не совсем категорически возразил кучерявый.
- Благодарю, я не...- ответила Соня, смотря на ладонь мужа.
Женщину легко было понять. Этот навороченный, подстриженный и побритый браток не мог оказаться ее Шурой! А Шура не мог оказаться в Одессе, в ресторане “Черноморский”! Она, очевидно, и верила, и не верила в реальность – ба, в саму вероятность того, что происходило. Невозможное невозможно! Но паническое состояние, испуг были заметны во всем…
- Софочка, не ажитируйся,- вмешался горбоносый кавалер.- Кто вы такой?! Не думайте, чтобы всяким “новым” дозволено...
- Сядь!
- Я вас не знаю,- заявила неожиданно София.- Левочка, сделай что-нибудь!
Шура внезапно отвесил жене пощечину. Звонкий звук пробудил пустое любопытство у посетителей за соседними столиками. Лева встал и дрожащим дискантом кукарекнул:
- Чего вы себе позволяете?!
Следующая пощечина, по справедливости, досталась ему, причем Лева, в отличие от Сони, утратил равновесие и упал задницей на кафельный пол. Зацепиться за стол или хотя бы за скатерть он не сумел, поэтому перевернул лишь свой стул. Грохот, впрочем, был под стать солидности пострадавшего.
- Вызывай милицию!- крикнул кто-то возле двери.
Деревянко огляделся. К месту события уже бросились официанты, решительные юнцы в унифицированных белых пиджаках, а в уголке из-за стола выбирался Володя. Шуру грубо схватили за ворот, рукава; вроде бы, старались толкать куда-то, но куда – неясно, так как усилия ребят не были слажены. Он уперся, с руганью попробовал стряхнуть нападающих. Голова казалась выметенной – точно и не пил ни грамма. Когда борцовская группа развернулась к Софии, он успел рассмотреть лицо жены: расширенные глаза, слезы на покрасневшей щеке, прикрытый ладонью рот. Вероятно, она, наконец, осознала, что перед нею законный благоверный! Леву подняли и отряхивали.
Деревянко прекратил сопротивление. Но здоровенный официант зачем-то начал заламывать ему левую руку за спину, хотя потребность в аж таких жестких приемах миновала. Охнув от резкой боли в локте, Шура рывком освободил десницу из объятий невысокого, коротко обкорнанного паренька и толкнул здоровяка в живот, аккурат под грудину. Тот свалился неповоротливым кулем. Вот теперь нападающие рассерчали. Облепив со всех сторон, как моськи, они поволочили Деревянка на выход. Навстречу уже спешил патрульный мент с резиновой дубинкой.
В последний раз обсмотревшись в двери, Шура увидел Соню, так и продолжавшую онемело сидеть, а еще Володьку – партнер напористо внушал что-то метрдотелю. В желудке шевельнулось: не то смешанная выпивка, не то совесть. Аферу, ради которой приехали к морю, он только что опоганил быстро и доброкачественно !

28. Такси остановилось напротив “Лидии”. Пока Орлов рассчитывался с водителем, Шура выбрался из кабины на свежий воздух. Небо было звездным и месячным, тем не менее, уличное освещение и сияние окон отеля забивали слабенький естественный свет.
- Как ты меня вытянул?- спросил Деревянко.
- О, заговорил! А я думал, будешь молчать до упора! Запросто вытянул,- нормальным тоном продолжил Орлов.- Выплатил компенсации всем сопричастным сторонам. Не волнуйся, даже протокола не останется.
- И сколько заплатил?
- Мелочи: по счету, чаевые, убытки, сотню сержанту, метру за содействие сотню. Гривняков, не баксов, конечно. Обрисовал им твою ситуацию в наивыгоднейшем ракурсе: человек в ресторане встретил любимую бабу в компании с полюбовником. Кто угодно запсихует. Итак, давайте, господа, уладим конфликт цивилизованно. Тем более что от пострадавших претензий не последует. Какие, к дьяволу, претензии при форс-мажорных обстоятельствах? Ну, и... уладили.
- Им... не платил?
- О чем речь, напарник?! Лев Борисович был рад-радехонек, что обошлось пинком.
- Ясно. Ну, а теперь? Как с твоим заданием?.. Я ничего не запорол?..
- Вспомнил – благодарю! Вообще-то, раньше, до того думать надобно; прежде, чем чудить. А теперь не знаю... В крайнем случае, ничего не изменишь все равно.
- Скажи без издевок: засветил я тебя, или нет?!
- Хочу надеяться, что не засветил... Ну, хозяйка твоя вряд ли будет шуметь. Жиган – само собой. Наконец, скандальчик остался локальным. По-моему, это не провал. Разве ты не мог действительно надавать оплеух, например, какой-то бывшей половине и ее новому бой-френду? Ну, имидж у тебя такой. На мой взгляд, этот нюанс только прибавляет естественности нашей легенде. Но, извини, отчитаться за инцидент мне придется... Вдруг слух дойдет до Кацапа? А он решит не связываться с дешевыми скандалистами? В любом случае, деньги я израсходовал, деваться некуда – контора у нас бюрократическая донельзя. Каждую копейку на учет берут. Но в какой способ отчитаюсь, другое дело. Успех – и проскочит самый утопический отчет. А при неудаче... Извини великодушно, но придется кляузничать на тебя, вину сваливать. С поденщика, один хрен, как с гуся вода, а мне еще работать и работать... Заметь, признаюсь честно и откровенно!
- Спасибо,- буркнул Шура.- В особенности за честность. Она из тебя аж прет.
- Слушай,- с наигранным восторгом обратился неожиданно Володя,- как ты умудряешься: колошматят тебя почти каждый день, а тебе все по фигу? Будто денди лондонский. Ни ссадин, ни синяков!
- Заживает, как на собаке. А синяки у меня за ночь сходят, испытано. Шкура такая... Выдубленная, наверно. Ты, это... Очки твои целые?
- Целые! Подобрал на поле битвы.
- А то я переживал. Ты говорил, сто долларов стоят?
Деревянко помолчал. Потом нерешительно спросил главное:
- А она не подходила? Ну, к тебе... или может, меня где искала?..
Орлов не сразу ответил:
- Искренно... не видел. Мы преимущественно со Львом Борисовичем общались. С другой стороны, женщина в шоке... А лучше всего, если она на два-три дня исчезнет. В хорошем смысле... Чтобы не искала и не звонила, и не... Ну... Шура, давай отложим обсуждение семейных пертурбаций на будущее! Хоть на послезавтра...
Деревянко вынул сигареты, вытряхнул одну, взял в губы, а пачку смял, швырнул на проезжую часть. Взглянул на часы.
- Существует такое явление, как сельское жлобство,- язвительно отметил Володя.- Зачем, скажем, бросать под ноги, если рядом стоит мусорный ящик? Это от идиотизма сельской жизни... Чехов писал!
Шура лениво огрызнулся:
- Сами вы идиоты в ваших курятниках бетонных.
- Нет, мы не идиоты,- ободрился парень,- мы также жлобы, только городские. Это быт у нас идиотский. Всего лишь...
- При чем быт? Что ты мелешь? Да горожане родственникам деньги с процентами одалживают! Это нормально?
- В Соединенных Штатах родители своим взрослым детям деньги дают под проценты.
- На хрена мне твоя задроченная Америка! Бараны они, если этим занимаются. Задолбили !
- Да ну их воистину!- согласился Орлов.- Еще через америкашек мы не ссорились. Идут они... подальше! Я о другом, вообще. Рановато мы воротились.
- Десять часов.
- Вот и я говорю: еще не вечер. Признайся мне по правде: ты бывал когда-нибудь в казино? По глазам вижу, что нет! А охота?
- Ты перепил, Володька.
- Давно все выветрилось – благодаря тебе. От стресса. Одна моя знакомая медсестра...
- Которая из психушки?
- Ты в курсе. Она! Говорила, что при стрессах выделяются внутренние стимуляторы, отрезвляющие вмиг. Когда выводят из делириума, используют подобные синтезированные препараты... Но что это мы о печальном? Белая горячка неминуема, однако не актуальна! На первом плане – проблема рекреации! Я предлагаю, не откладывая, немедленно ломануться куда-нибудь на рулетку. Рискнем, спустим по маленькой...
- Спускать по маленьких – извращение. Ты опасный маньяк, Володька. Ты и дружок твой... которого я поранил. Овод. Как называется, педофил?!
- Если бы, коллега, я был педофилом, остался бы в школе. Поверь, там простор... Вместо этого я порядочно предлагаю подцепить двух половозрелых фемин и вчетвером прошвырнуться вечерней Одессой. Не будешь проигрывать, выигрывай – кто против?! А не желаешь в казино, махнем в ночной клуб. На твой выбор! Нечто пикантное, со стриптизом и угощением. Согласен?
Деревянко пожал плечами. Разбираться в том смятении, что колотилось в душе, он не имел намерения. А прогулка со сменой впечатлений вполне подходила под нынешнее расположение духа.
- Нам, татарам... один кутак.
- О'кей,- обрадовался Орлов.- Только сперва в номера! Мне необходимо переодеть рубашку. Да и тебе, если откровенно...
В холле он вежливо попросил:
- Подожди минуту. Выясню обстановку.
Шура прошел немного вперед, к створкам лифта, но диалог между партнером и портье слышал хорошо.
- Нам должны были передать билеты на морское путешествие,- говорил Володя, получая ключ.- На фамилию Орлов не оставляли?
- К сожалению, никто билетов не приносил,- извиняюще возразил служащий. - Но о вас спрашивали с полчаса назад. И обещали зайти позднее. Если гости появятся, пропустить или предупредить вас?
- Пропустите обязательно! Когда они зайдут, не сообщили?
- Нет, очевидно, спешили. Меня именно тогда вызвал администратор, а через пять минут посетителей уже не было.
Володя положил на стойку купюру, сказал:
- Не забудьте, пожалуйста, о билетах.
- Я извещу вас сразу,- услужливо кивнул портье. Затем, мало не вдогонку, спросил:- А, прошу прощения, господа не имеют желания содержательно провести время с воспитанными барышнями? Общение, массаж, эмоциональная разрядка, эскортные услуги...
- Все вместе или можно эксклюзивно?- поинтересовался Володя.
- Что захотите и как захотите! Требования клиента – для нас закон. В произвольном наборе и порядке!
- Стоимость?- красноречиво потер большим и указательным пальцами Орлов.
- Наши тарифы вас приятно удивят: от ста до трехсот гривен за услугу. На всю ночь – пятьсот. И вы за потраченными деньгами не пожалеете .
- Цены приемлемые. Шура!- парень обернулся к Деревянку.- В отеле есть массажистки – наймем на сеанс?..
Шура равнодушно кивнул. Сто гривен за несколько минут работенки, если он правильно понял – явный перебор. Ему такие бабки, горбись, не горбись, в месяц не закалымить. А здесь помнут немного сало и имеют. Правду говорят, что деньги к деньгам липнут. Где-то их днем со свечкой не найдешь, а кое-где валяются – лишь поднимай.
Володя снова обратился к портье:
- Желательно увидеть товар – мы не покупаем кота в мешке.
- Каких может быть возражений?! Ваше законное право. Прошу господ, обратите внимание туда. Там в креслах две красавицы,- мужчинка сноровисто щелкнул перстами, и истосковавшиеся молодицы встрепенулись, чисто кобылки.- Видите, какие красотки? Гарантирую безопасность и первоклассное обслуживание! У нас без рекламаций.
- Ну, девочки у тебя на уровне, столько я еще выпью,- Володя горделиво накокошился.- Вистую! А стол в номере накрыть сделаешь?
- Когда?
- Спустя часок... нет, через полчаса, приблизительно. Без разгона, но с шампанским, коньячком.
- Будет выполнено. Ваш ключ не забудьте...
Девицы встали с мест, пошатывая загорелыми бедрами, двинулись к стойке портье.
- Расплачиваться с кем?
- Все расчеты с ними,- категорически ответил альфонс.- Заказ из ресторана оплатите хоть завтра, хоть послезавтра, а с девочками, виноват, сегодня. Относительно чаевых... на ваше усмотрение!
- Зарекомендуют себя, не обидим.
- Обязательно зарекомендуют! Это наш отборный спецфонд.
- О'кей!
- О'кей,- поддакнул портье. И подлизнулся: - Приятного досуга!
Массажистки приблизились и выжидательно остановились.
- Знакомься, Шура, наши менады. Привет ударницам гостиничного сервиса! Будем дружить? Это Алекс; меня зовите попросту – Вольдемаром.
- Валя, Инна,- представились девицы, щеголяя ухоженными, целыми зубами.
Они, очевидно, уже примудрились между собою поделить клиентов, так как, вступая в кабину лифта, тренированно разошлись, приступив непосредственно каждая к своему избраннику. Держались девчата раскованно, будто давние приятельницы.
- В Одессу по делам или на отдых?- спросила та, что прислонялась к Орлову.
Она была высокая и гибкая – на каблуках выше Деревянка. Длинные желтые волосы спадали с ее плеч на спину.
- По делам, - сокрушенно подтвердил Володя.- Но бизнес потом. В данный момент мы отрываемся!
- Давайте отрываться разом,- сунула нос в разговор вторая, немного ниже ростом, однако округленнее в бюсте и ягодицах.- Можно даже группой.
Девушка вдруг погладила Шурин ершик. Деревянко шарахнулся, и массажистка радушно улыбнулась:
- А ты бука! Люблю недотрог. Увидишь, мы с тобой прекрасно поладим.
Выскочив на этаже из лифта, Шура прошипел Володе:
- Кого ты взял?! Это ж проститутки!
Напарник сдвинул плечами, развел руками, но ничего не объяснил. Девицы также успели быстро переговорить и теперь хихикали. Безусловно, смеялись над Шуриной дремучестью. Он аж скрипнул от гнева.
Орлов, в конце концов, отпер номер, широким жестом пригласил всех вовнутрь, зашел после Деревянка и захлопнул дверь. Сразу стало темно. Проститутки заахали, безвкусно имитируя оробелых гимназисток, поэтому Володя успокоил:
- Без паники! Выключатель слева на стене.
Одновременно Шура ощутил, что под ребра, в печень ему упирается твердая, небольшая штуковина, похожая отчего-то больше всего на ствол.

29. – У вас своя свадьба, у нас своя,- разъяснил почтенный мужчина, похожий на директора фирмы.
Деревянко узнал его с ходу – бандюга с охранниками приезжал к Артуру в бар “Техас”, но слинял, не дождавшись самой оживленной потехи. Очевидно, с ним только что встречался и Володька. Трудно загадывать, как бригадир Кацапа поведет себя, когда в свой черед узнает Шуру.
- Сколько они вам должны? - продолжал разговаривать бандит со шлюхами. - Трех сотен довольно?
На столе, за которым бригадир уселся, словно у себя дома, лежали деньги, разряженные пистолеты, документы – все, что отобрали при коротком, однако тщательном обыске у обоих партнеров. Несколько банкнотов он отделил и пододвинул по столешнице. Шурина девица без особой жадности взяла деньги, сложила вчетверо и запрятала в вырез тесной блузки.
- А теперь домой,- по-отцовски приказал бандит.- Баюньки. И чтобы к завтрашнему утру забыть за то, что видели! Я ясно выразил свои нехитрые мысли, нет?
- Куда уж яснее,- ответила высокая блондинка, как и подруга, не весьма напуганная.- Повторять не придется, ученые.
- Тогда о'ревуар!
Верзила с пистолетом в руки закрыл за проститутками дверь. Этого парня Шура никогда до сих пор не видел – факт! Тех, которые караулили по правую сторону и позади, как будто, также не встречал.
- Долго мы вас ждали,- промолвил наконец бригадир, хотя портье уверял, что всего полчаса. – Извиняйте: посетили без приглашений. Думаю, в номере удобнее беседовать, чем на лавке под фонтаном, нет?
- Удобнее,- согласился Володя.- Но мы, Граф, кажется, с вами обо всем сговорились. Я, по крайней мере, так подумал. Ну, да ладно. Садитесь, устраивайтесь без церемоний. Что-то произошло?
Борис Граф – припомнил Шура полностью имя гостя.
- Сразу открываю карты, - бандит ощерился.- У нас взялось подозрение, что вы не те, за кого себя выдаете. Сомнения у нас, разумеешь?
- Вы нас, случаем, за ментов не числите?
- Как знать, как знать... Сомневаюсь я пока, не чуешь разве? Вдруг менты, подсадка – ну, кому это потребно?! Только не нам с Кацапом... А гляди, вы, в самом деле, честные покупатели – снова не хотелось бы невиновных людей обделять. Вы ручки опустите. И присядьте на диван, в ногах правды нет. Дельфин, отойди назад!
Увалень за спиной засопел и переместился за диван, неосторожно нацелившись своим стволом прямо в затылок Деревянку.
- Борис, нас в порту ждут!- напомнил верзила, так и торчащий против двери.
- Заткнись,- вызверился на подручного Граф.- Сопи в две дырки, третью прикрой. Я решаю, когда и что! Успеем... Интересуюсь я, хлопчики, как вы так скоро сумели выйти на нас, хотя мы за вас никогда не слыхали.
- Я пояснял, - отозвался Володя.- Артур Художник пригласил...
- Это я слушал!- перебил бригадир.- Ты растолкуй лучше, откуда номерок Булатова добыли. Понимаешь, хлопчик, Художник был моим крестником в деле. Мне бы за вас он непременно признался, так я думаю. Очень быстро вы объявились – прямо в миг. Только-только команду Артура расстреляли, а вы и здесь. Разве не чудно? Вот что меня беспокоит... Понял, нет?
- Знаете, Борис, - ответил Орлов,- по-моему, Артур находил нашу договоренность еще не окончательной... Отцу он обещал взять нас в пай, так как собственных ресурсов на большую партию не хватало. Искал компаньонов точно. Но, возможно, у него были в запасе другие варианты, предложения повыгодней. Теперь один Бог ведает... По-моему, в этом месте уже психология начинается, пустозвонные догадки. А на кой ляд?
- Психология именно интереснейшее!- то ли согласился, то ли заспорил Граф.- И все-таки, отчего мне Артур тогда за вас не рассказал? Между нами водилось все на доверии.
- Вероятно, не успел, на потом откладывал. А может, к слову не пришлось, запамятовал. Или даже совсем хотел оставаться монополистом в покупках. Я откуда знаю?!
- Не дери горло, не люблю. Ты парень неглупый, грамотный, но норов придержи.
- Извините. А в наших грамотках ищете фальшивку?
- Нет, ксивы у вас... чистые. Обезьянки, подписи, штампы, печати – похоже, без блох.
На Деревянка Граф, выглядело сбоку, не отвлекался буквально. Точно не человек перед ним, а порожнее место. Или тушка безмозглая. Наверное, относился, как к Володиной тени. Как к персональному шоферу и носильщику по совместительству. В принципе, Шуру презрение устраивало всецело. Не хотят держать его за царя природы, и на здоровье. Зато выпадала удобная возможность понаблюдать за фаворитом Кацапа и поведением его нукеров. Глядишь, что-то и придумается.
- А может произойти,- высказал очередное допущение Борис,- что со временем и вас заметут. Разве нет?!
- Маловероятно. Снаряд в одну воронку дважды подряд не попадает.
- Так то снаряд...
- Так то и риск наш, Граф. Вы в Одессе – от нас далеко.
- А потом ниточка потянется, потянется... Ну, не нравитесь вы мне что-то, мальчики!
Смахивало на то, что Граф помалу начинает доверять Орлову. Последние слова были просто мыслями вслух. И Шура отважился.
- Меня тоже твое гавканье раздражает,- сказал резко.
Без чьего-либо приказа или команды, без предупреждения, вообще без какого-нибудь звука урод справа ступил шаг и наотмашь рубанул рукояткой пистолета. Деревянко инстинктивно подставил кулак под удар, однако дуло все равно зацепило вскользь его макушку. Он потихоньку ругнулся.
- Свои мысли, чучело, держи при себе. Не суйся, коль старшие толкуют,- посоветовал Борис. - Дошло, нет? Прикуси язык и не хами руководству. Крутой у тебя помощник, Володю, несдержанный. Воспитывать надо!
- Охранник,- объяснил Орлов.- Дубоватый он немного. Не стоит большого внимания. Но очень преданный...
Шура потрогал голову. Взглянул на окровавленные пальцы и не проронил ни слова. Рассеченная кожа – мелочи.
- По-настоящему надежных людей тяжело найти,- кивнул Борис. И продолжил:- Мы имеем намерения сотрудничать с вами. Но безопасность превыше всего. Поэтому обязаны вас хорошо проверить. Для этого требуется время. Без обид?
- Никаких обид,- уверил Володя.- Мы бы и сами при ваших обстоятельствах...
Граф встал.
- Дельфин, ты останешься, покараулишь. Просто посиди с ребятами, присматривай за порядком. Не переусердствуй! Мы должны отлучиться по делам, Володя. Увидимся позднее. Деньги я оставлю, мы не трамвайные щипачи. А пушки и ксивы заберу покамест. Внимательнее на них надо посмотреть, не тяп-ляп. Хотите – спите, хотите, - он осмотрелся,- ящик гляньте. Впрочем, на всяк случай... Водолаз!
Борис подал знак верзиле. Тот вынул из карманов куртки аж два наручника, подошел к напарникам и, немного покумекав, радостно оскалил зубы:
- Перевязать жуликов? В лучшем виде...
Быстро-ловко он защелкнул браслеты так, что Володя и Шура оказались скованные вместе: левой рукой к левой, правой к правой – накрест. Прежде чем выйти, Граф внимательно присмотрелся к пленным и признался:
- Где-то я тебя видел, хамло.
Деревянко ощутил противный озноб в пищеводе.
- Карточка твоя мне, безусловно, знакомая, а вот не припомню, где... Ты в 84-м в Ждановском СИЗО не сидел? В марте или апреле?
- В 84-м нет,- неопределенно ответил Шура.
- Но я тебя наверняка знаю – память у меня фотографическая, поверь... Надзирай, Дельфин, за ними, как за своей бабушкой: нежно, но тщательно. Что случится, шкуру ремнями спущу; веришь, нет? О’ревуар, мосье!
Граф вышел в приоткрытую дверь, следом за ним поспешили Водолаз и молчаливое чучело.
- Харе, Володька, - промолвил Деревянко.- Допрыгались, на хрен ...

30. Диспозиция изменилась. Импортный телевизор Дельфин присобачил близ дивана, подле скованных пленников; сам с сигаретой привольно разместился в кресле метра за три, чтобы наблюдать и за подопечными, и за экраном. Пистолет он без опаски запрятал во внутренний карман потертого коричневого кожана. Вел себя бандит сдержанно, почти скромно.
- Нос чешется ,- сказал Орлов,- спасу нет.
- Ну, то почеши.
- Внутри свербит. Наверное, сейчас чихну.
- А в сортир не хочется? Хорошо тебе...
- Братан, кино смотрю, а ты гундосишь!- вскричал надзиратель.- Имей совесть! А то по суслам примешь, бля буду...
- Бить нас Граф не велел. Слыхал: говорил, просто проверить бумажки надо?- Володя разговаривал по-свойски.- Тебя как звать, Дельфин? Меня – Владимир.
Вместо ответить надзиратель добавил громкости. По телевизору показывали “Полицейскую академию”. Одессит смотрел кинокомедию внимательно, однако крайне невозмутимо – ни улыбки, ни любой иной реакции. А Володька, в конце концов, чихнул, потом, плюнув на условности, подтянул руку Шуры к своему лицу и вволю поковырялся ногтем в носу.
- Хана твоей карьере,- мрачно напомнил Деревянко.
- Ну, почему хана?!- шепотом вознегодовал парень.- Почему хана? Документы у нас крепкие – не подкопаются, клянусь. Легенда также классная. Знать нас – никто не знает. Увидишь, поморочат и освободят. Завтра на “Хаджибее” будут принимать с почетом. Еще и попросят, чтоб не обижались. Деньги вон не трогают! И обыскали только нас, а в апартаментах шмона не видать. Значит, доверяют. Нет, Александр Степанович, ошибаетесь: ситуация контролируемая, без эксцессов; события в границах допустимых отклонений. Плюс-минус...
- Плюс-минус мы.
- Типун тебе на язык.
- Да заткнитесь, сволочи!- рассердился снова Дельфин.- Болтаете хуже торговок на Привозе, ей-Богу . Хотите кляпов в рот?
- В подобных случаях,- снизил Орлов голос до минимума,- необходимо, прежде всего, стараться наладить с часовым эмоциональную связь. Зацепить его, нащупать и подбросить имеющий для него привлекательность предмет обсуждения. Дать ему понять, что мы не анонимные заложники, не бессловесные жертвы, а равнозначные с ним личности.
- Потолкуй с ним о выборах. Поагитируй...
- Ты думаешь? А что... Слушай, Дельфин, ты за кого будешь голосовать?
- Шо?!
- Ну, вот через четыре дня президентские выборы. Ты за кого вбросишь бюллетень?
- А-а... Мне безразлично! Абы порядок был, дисциплина. И свобода.
Шура прыснул от неожиданности, а Володя едва не подавился следующим предложением. Однако сконцентрировал выдержку и предложил:
- Тогда голосуй за Марчука!
- А кто это? Не тот, что с миллиардом в Америку смылся?
- Братан,- вмешался Деревянко,- дай закурить, не будь жадюгой.
Бандит подумал и ответил:
- Не дам!
- А чего? Зажал? Жилистый ты, браток.
- Да вы меня закачали, паскуды! Короче: я смотрю фильм, а тявкнет кто...
Надзиратель нервно зажал сигарету зубами, черкнул спичкой, подкурил и обгорелой щепкой стрельнул в сторону пленников. Она попала Шуре в грудь, застряла в складках рубашки где-то над поясом.
- Завтра,- настырно разъяснил Орлов,- я на “Хаджибее” повстречаю Кацапа и расскажу о твоем паршивом поступке.
- В жопе ты встретишься с Кацапом, а не на “Хаджибее”! – словно прорвало Дельфина.- Пролетели вы, кировоградцы, как бакланы над прибоем! Не завтра, а сегодня все встречаются! На 16-ой Станции! Выкусил?! А на тебя и Кацап, и Граф положили!..
- Граф сказал: завтра!
- Вот, бля, упористый... Деревенщина ты! Не доверял он тебе с самого начала, оттого и надул. Ха! Вдул вам по яйца, а вы и подмахнули. Сказано, хутор! Губу раскатали: “Хаджибей”, с Кацапом ран-де-ву! Салабоны... Нет, братан: думается мне, шлепнут вас в катакомбах, и весь базар. Чего морочиться...
- Значит, Граф поехал в порт за грузом?!..
- Ну! – Дельфин видимо распробовал смак ситуации и от смены обстоятельств получал редкостное удовольствие. - Догнал, лох? А когда Граф вернется, разберется с вами по теме, не колтыхайся! Спешил он просто...
Стук в дверь заставил его насторожиться. Полминуты спустя настойчивый стук повторился.
- Кто это?- спросил растерянный надзиратель у Шуры.
- Откуда мне знать, братан? Может, менты?
Бандит выхватил оружие, на мысках приблизился к запертой двери. Стараясь придать голосу твердую уверенность, позвал:
- Кто? Кто там?
- Ваш заказ из ресторана.
- Выпивка и закуска на четыре персоны,- уточнил Володя.
Дельфин не долго колебался.
- В ту комнату. В спальню!- взмахнул он пистолетом.- Быстро. Быстрее!
Напарники не совсем синхронно дернулись.
- Спичка!- прошипел Шура.
- Что?!
- Двигай поршнями, кому сказано!- надзиратель пихнул их в спины, прибавил от души ботинком ниже пояса, захлопнул за ними внутреннюю дверь. Пригрозил из гостиной приглушено. Сидите, как мыши, падлы, а то вы меня достали!..
Орлов сразу осмотрелся по сторонам, но картина представилась безрадостная: ни окошка, ни, тем паче, черного хода.
- Не шарпай, бляха! Тьфу, еле поймал...
Шура, словно драгоценность, показал на долю секунды партнеру толстую обгорелую спичку.
- Зачем она тебе?
- Попробую один давний кунштюк. Когда-то удавался... Увидим сейчас, Володька...
Он переложил спичку из левой руки в правую, осторожно вставил под низ наручников в отверстие для ключа, нажал, продвинул немного дальше и браслет вдруг раскрылся.
- Ух, ты!- восторженно обмер Володя.- А мне?
- Обожди.
За миг Деревянко освободил и десницу.
- Теперь мои!- нетерпеливо подставил запястья, на каждом из которых болталось по наручнику, Орлов.
- Тсс...
Шура по-кошачьи ступил к двери, прислушался. Под черепком гудело от тока крови, пульс было слышно в ушах, но из разнообразных шумов он ясно различил стук дверью в соседней комнате, звуки тяжелых шагов Дельфина, аппетитное чавканье .
- Эй ,- позвал бандит,- салаги, в тюрьме макароны дают!
Почти сразу скрипение паркета засвидетельствовало, что надзиратель направляется к спальне. Деревянко скользнул влево, прижался к стене вплотную за косяком. Орлов не додумался сдвинуться с места, поэтому, едва Дельфин потянул дверь за ручку к себе, Володя просто наставил кулаки в неуклюжей боксерской манере, без толку звякнув при этом металлическими цепочками.
- Бля...- только и промолвил ошарашенный бандит, но сразу начал поднимать пистолет от бедра.
Опережая выстрел, Шура выскочил сбоку, схватил и отвел ствол по дуге вверх, а ребром правой вместе с тем нанес безжалостный удар по шее. Дельфин мгновенно обмяк, свалился на пол; однако пистолет остался у Шуры. Вес оружия в руке окрылил – отныне ничто не казалось невозможным! Пнув сомлевшего экс-часового с носка по печени – на всякий пожарный – Деревянко запихнул ТТ за пояс, в темпе обыскал карманы – ключа к наручникам у растяпы не оказалось, но в пачке “Мальборо” остался еще десяток сигарет. Он немедленно сунул одну в рот, подкурил, затянулся горьковатым дымом.
Володька тем временем пулей сгонял в туалет, повернувшись в гостиную вполне счастливым на вид человеком. Даже железяки на запястьях его не сильно терли.
- А ты говорил: хана!- уел парень Шуру, вроде это он сам собственноручно расправился со всеми препятствиями и врагами.
Не споря, Деревянко взял со стола вилку, отогнул один зуб, легко разомкнул оба Володины браслета, снова вызвав у напарника искренний восторг .
- Признайся: где ты так научился открывать наручники?!
- Где надо, там и научили! В школе...
Шура положил окурок на стол, перевернул неподвижного бандита ничком, сковал руки за спиной, подумал и сковал также ноги выше лодыжек. Затем перевернул Дельфина на бок, с энтузиазмом похлопал по щекам, ткнул костяшкой в точку между верхними зубами и носом, аккурат посреди складки над губой.
- А мне покажешь?- спросил Орлов.
- Что?!
- Как наручники открывать!
- Отцепись, Бога ради, надоел... Ну, ладно-ладно. Посмотрю по твоему поведению.
Шура куражился от переизбытка эмоций. Опасность позади, впереди неясность, но удача покудова на их стороне!
- Пришел в себя ,- сказал Володе,- моргает бельмами.
Надзиратель, действительно, храпнул, замотал головешкой, как будто отгонял пчел.
- Эй , братан, прием. Как себя чуешь?
- Ты ш-шо... с-сука!- Дельфин вылупил налитые кровью глаза, задергался.- Пусти!..
- Не лайся, жертва аборта, не поможет. Предупреждаю сразу: допрос-минутка. В полевых условиях, усекаешь? Если молчишь, ты сдох; засвистишь, появится шанс. Без балды.
- Пошел ты!..
Деревянко впечатал одессита мордой в ковер, придавил лопатку коленом.
- Вопрос первый! Где Граф и во сколько он вернется в гостиницу?
Бандит лишь матюгнулся.
- Володька, включи телевизор громче . А ты приготовься, курва!
Шура нажал большим пальцем за ухом, вкрутил подушечку в ямку, прищемил ногтем – и бандит заревел от боли. Немного ослабив давление, через секунду Шура вторично крутанул пальцем, вызвав новый вой.
- Скажешь. Все пропоешь... Как соловей...
- В гестапо предварительно избивали до крови, чтобы привести подозреваемого в шоковое состояние,- посоветовал Орлов.- А допрашивать начинали, когда подозреваемый просил больше не бить его.
- Может, сам вмажешь разок?- хмуро поинтересовался Шура.- Нет? Ну, тогда не мешайся с глупыми советами... Нет времени на ваши гестаповские фокусы. Отойди!
Он дернул Дельфина за челюсть, повернул голову кверху щекой и, не примеряясь, надавил на височную кость суставами согнутых пальцев. Бандит заорал, аж Орлов невольно сморщился.
- Придержи ему локти! - приказал Деревянко. - Сильно держи. Вырывается; здоровый биндюжник!
Потом неожиданно закричал в ухо Дельфину:
- Ты, гад! Долго никто не выдерживал! Подержу еще секунд десять, и сойдешь с ума или сердце лопнет к чертовой матери! Околеешь, гнида, как собака Павлова!
- Шо ты хочешь?- здоровяк чуть не рыдал. – Я уже не могу...
- Во сколько вернется Граф?
- Не знаю! С-сука...
- Где он?!
- В порту, товар принимает. Вы ж знаете!..
- Корабль! Спроси его, какой корабль! Название корабля, чей?- встрял Орлов.
- Как называется судно?!
- Какая-то “Чайка”! Ну, не видел я... не знаю!..
Шура коротко саданул Дельфина в рот, вынул пистолет, щелкнул предохранителем. Порывисто, но рассчитано приставил бандиту между бровей, чтобы тот не только ощутил кожей, а и мог хорошенько рассмотреть вороненую игрушку вблизи.
- Продырявлю лобешник!
- Стреляй , козел!..
Очевидно, страх перед огнестрельным оружием у него отсутствовал. Или, может, смерть пугала меньше, чем боль. Случается... Деревянко снова нажал за ухом и держал палец до тех пор, пока неистовый вопль не захлебнулся хрипением. Отпустив, подождал, чтобы допрашиваемый обмогнулся. Справился:
- Будешь говорить?
- Пусть скажет, откуда корабль! Из какой страны?
- Из Америки... Американский! Больше я не знаю, ничего не знаю!..
- В самом деле, не знает.
Шура встал с колен, запихнул ТТ в карман куртки. И вдруг свирепо пнул лежачего ботинком в пах.
- За что ты его?!
- Сволочь! Курить не давал... Ну, будет, не прикидывайся! Подумаешь, ногой по яйцам... Ты ж крутой одессит!
- Спроси, где живет Кацап!
- А тебе для чего?
- Ну... мы сможем туда поехать... Нас ведь там никто в лицо не видел! А Граф в порту...
- С этим поехать?- внешне спокойно поинтересовался Деревянко.
- Нет, зачем он нам? Вдвоем!
- А зачем нам Кацап?
- Ну... мы должны узнать все про груз. Арестовать Кацапа...
- Мы с тобой?!
- А кто?!.. Шура, конечно, не мы непосредственно! Наша задача: навести на цель группу захвата. Подать сигнал в нужный момент. А уж последствия – печаль не наша, а их.
- Ты свихнулся.
- Поверь, я тоже боюсь. Но последний шаг... Я знаю, ты сумеешь...
- Я никуда не поеду! Мне жизнь еще дорога, а лезть в петлю... Такого договора не было. Врубись: мы сейчас засветились. Да нас возьмут за жабры, только заявимся!
- Шура, я старший группы... Я приказываю!
- Иди в жопу, сынок . Твоя карьера, сам и рискуй!
Орлов глубоко вдохнул, выдохнул и выдал:
- А Максим?.. Ты забыл о наркотиках? А три трупа в “Техасе”? На ходу хочешь соскочить?! Дезертировать?
В сердцах Деревянко кулаком ударил партнера в подбородок. Парень от толчка пошатнулся и шлепнулся на диван. Потерев бороду, он коснулся губ, затем посмотрел на пальцы, подвигал ими. Промолвил мирно:
- Прошу простить, Александр Степанович, за нетактичные намеки. И благодарю, что придержали удар... Хорошо, что зубы не выбили... А вообще я, кажется, понял ваше кредо. Вы приверженец “чучхе”, теории покойного вождя товарища Ким Ир Сена...
- Закройся, Володька! Без тебя хреново.
- Мы это... едем?
Шура присел возле Дельфина, который опасливо наблюдал за напарниками, хотя, заметно было по физиономии, толка добрать не мог. Вероятно, к этому моменту он еще не решил, кто его противники на самом деле. Так как служебных удостоверений они в нос не совали, а наоборот – применяли простые, обычные и понятные аргументы.
- Ну,- Деревянко подставил дуло под нижнюю челюсть,- где дом Кацапа, братан? Кто сегодня собирается?
Бандит вытаращился – подобного он и в предположении не имел.
- Вас там замочат, как черепах!..
- Не твои хлопоты, сердечный .
Что-то сообразив про себя – не степень ли секретности затребованной информации – надзиратель-неудачник начал добротно испражняться.

31. – Дежурный?!- спрашивал требовательно Орлов в телефонную трубку.- Срочно, “Ранет”!.. Да, я назвал “Ранет”! Жду...
- Уберу этого пидора куда-нибудь. Чтобы не подслушивал лишнего.
Шура поволочил пленного за лацканы куртки в умывальню. Несмотря на окровененное лицо и скованные руки-ноги, Дельфин мало-помалу оклемался, понемногу перебирал пятками по ковру. Вдобавок, смекнув, что попал к законникам, а не к конкурентам-беспредельщикам, обнаглел отчаянно.
- Менты, суки, - ругался однообразно, без фантазии.- А тебе, поц, я припомню за пидора!
- Верю, братан,- не огрызался Деревянко.- Ничего не поделаю... Сегодня я тебя, завтра ты меня...
Затянув бандита в ванную комнату, он прислонил дверь. Дельфин продолжал безыскусно материться. Это не бесило, а, наверное, наоборот – успокаивало. В душе Шура согласился со всем, что необходимо сделать, но охоты, видит Бог, не имел. Отвыкнул, точно. Не было ни ненависти, ни злости, ни хотя бы азарта. Напрочь выгорел, до дондышка. Хотелось только кинуть все к чертям и убежать; запрятаться, притаиться, переждать... Пусть Володька и тот его удачливый дружок Митрофанов со сворою пристяжных сами рыскают по Одессе! Пусть ищут, арестовывают Кацапа, задерживают наркотики, зарабатывают звездочки на плечи и висюльки на торсы! Но какого черта он, старый Деревянко, понадобился здесь?..
- Вы самоубийцы. Вы живые трупы,- сменил заезженную пластинку Дельфин.- Поклацают вас без разговоров, и кавкнуть не успеете! По пляжу раскидают крабам на корм! Салабоны, хуторяне, колхознички ...
- Помолчи,- урезонил Шура.
Он усадил неуемного бандита спиной вплотную к высокой ванне, не торопясь, вынул пистолет из кармана и, держа его за ствол, с короткого замаха опустил тяжелую рукоять на макушку стриженного под ноль черепа. Дельфин точно поперхнулся брюзжанием, голова его склонилась вперед, туловище передернулось и обмякло. Все-таки с бесчувственным телом оно как-то полегче...
Стараясь не думать и ничего не представлять, Деревянко отвел руку с пистолетом наотмашь, примерился и ударил точнехонько в висок. Черепная кость хрустнула, словно хрупкая электрическая лампочка. И шабаш...
Осторожно положив тело на кафель, Шура пощупал пульс на шее убитого. Затем встал, переступил через него, помочился в унитаз. Потом открутил кран с холодной водой. Сполоснув руки, умылся, побрызгал в лицо, на затылок, темя, волосы. Набрал воды в рот и выплюнул.
Снова досталась самая грязная часть работы! И как это всякий раз выходит, что одни остаются кругом чистенькими, а другие загажены с ног по уши?! К черту такую дележку!..
Деревянко втерся шершавым гостиничным полотенцем, заглянул в зеркало. Что удивительнее всего, на вид он абсолютно не изменился. Мясник мясником! Наверное, перемен не было бы заметно, кабы и десяток ухайдакал. Ни риски в лице не прибавилось! Значит, эсбэушники верно рассчитали, поставив на него ... Психологи хреновые ...
Хватит, без истерик! Шура в последний раз посмотрел на труп. Дельфин лежал качественно, как и должен лежать мертвец: не дышал, не пробовал изменить неудобную позу. Из пробитого виска накапала небольшая лужица крови.
Закрывая дверь, Шура заметил, что руки таки дрожат.
- “Ранет”!– закричал в этот момент в телефон Володька. - Я “Кальвин”!.. Да... Сообщаю: в порту стоит судно, вероятно, южноамериканское; в названии должно быть слово “Чайка”. Возможно, “Ґал”, возможно, “Палома”. На борту товар... Да, наш товар! Разгружают!.. Это все!.. Не знаю ... Мы с напарником попробуем проникнуть в дом Кацапа ... Да, на 16-ой, Большого Фонтана... Понял... Понял!
Когда он установил трубку в вилок рычага, Шура допил коньяк из большого бокала. Орлов смолчал, поэтому Шура объяснил, закуривая сигарету:
- Расширяет сосуды. Никулин советовал в “Бриллиантовой руке”. А ты тоже дерябни немного! Против мандража. Помогает...
- Едем,- сообщил парень.- Нужно спешить. Нас прикроют. Подстрахуют!
- Такая закусь пропадает.
Стол действительно был накрыт по-царски. Беда лишь, что есть не хотелось ничуть. А вот коньяк, хотя и вонял, как заведено, клопами, проскочил в желудок шутя.
- Что ж, поехали, - согласился Деревянко.- Только не лифтом; в холле может сидеть кто-то из Графовых барбосов. Или выйдем и наткнемся на самого Графа. Закон подлости, Володька. Потому спускаемся по ступенькам. А дальше будет видно...
Им повезло. На площадке ниже второго этажа то ли через разгильдяйство, то ли ради вентиляции оставили приоткрытое окно, из которого виднелась освещенная ночная парковка для машин постояльцев. Шура неслышно распахнул створки вовнутрь, за ними свободно поддались и внешние: не стерильно белые, в отличие от внутренних, а бронзово-золотистые.
- Сюда!- он прыгнул с невысокого подоконника. Потом подхватил за плечи Володю, который чуть не зарыл носом об асфальт, однако не выпустил драгоценный кейс.- Тише!.. Оперативник долбанный...
- Я аналитик - огрызнулся Орлов.
- От слова “анальный”? Ну, все-все... И где твоя “кореянка”? Туда?
Орлов едва успел отпереть дверцу “Дэу”, как сзади прозвучал окрик:
- Стоять! Не двигаться! Поубиваю!
Несмотря на строгое предупреждение, Деревянко оглянулся. Метрах в трех от них откуда-то нарисовался сторож – еще один морской волк пенсионного возраста. Старикан казался испуганным куда боле, чем задержанные. Револьвер в его деснице ходил ходором.
- Батя, не бери грех на совесть,- взмолился Шура.- Это тачка наша, зуб даю. Мамой клянусь.
- Ага, а чего через окно?- благоразумно возразил сторож.- Ну-ка, документы! Стой, не подходи! Стой, бецман!
Дед выстрелил, но Шура успел выкрутить газовик кверху, вырвал из рук охранника и закинул под соседние машины.
- Говорю тебе, наша тачка! Этого молодого идиота. А ты пулять в людей... Пукавку поищешь попозже, а то нам надо ехать. Пока! Извиняй...
Шура запрыгнул в “Дэу”, но приключения еще не закончились. На выезде из площадки выяснилось, что цепь, которой толстая металлическая труба крепилась к столбу ворот, внатяжку удерживалась висячим замком. В будке над воротами никто не сидел, но шумные собаки уже неслись сюда с лаем.
- Рычаг надо!- сообразил Деревянко.- Стальной ломик или большой ключ.
- В багажнике ...
- Сиди!
В чехле для инструментов лежала плоская монтировочная лопатка. Сорвать с ее помощью замок заняло ровно секунду. В следующий миг Шура швырнул лопатку в стаю набегающих рябых дворняг, толкнул ногой шлагбаум. Железяка еще падала, собаки шарахались врассыпную, а Шура уже умащивался на свое сиденье. Сторож также, наконец, добрался до револьвера: затрещали отважные выстрелы, одновременно раздались пронзительные грозные свистки. Но легковушка одолела заградительную трубу и рванула вперед, аж буксонув от чрезмерного газа.
- Ты дорогу представляешь?!
- Я карту-схему Одессы наизусть выучил! 16-ая Станция – это там, где Беня Король обещал построить дачу вдове Эйхбаум. Доедем!
Володя чуток не вписался в дорожный излом, однако и не вздумал тормозить. Со следующими поворотами он управился аналогично. Благо, встречные водители им выпадали боязливые и убирались с пути заранее, не доводя до столкновений, не заставляя хотя бы уменьшать скорость.
- Если Граф припрется в гостиницу,- припомнил Орлов Адамовы веки,- то наш вертухай сразу доложит, куда и зачем мы направились, падло!
- Это что-то меняет?
- Вряд ли! Но надо было взять его с собой! В любой момент что-то может измениться. Нет, надо было взять!..
- Пусть сидит... От него никакого вреда.
- Или... Знаешь, Макиавелли писал: мудрее убить врага, чем причинить ему несправедливость и помиловать. Ибо зло не забывается, а отмщается. Тогда как мертвые никогда не квитаются!
- Умник твой Макиавелли...
По правую сторону на холме за высокой ракушниковой оградой показалась белая православная церковь.

32. Возле моря и середняки, и бедняки возводили изгороди из желтого ракушечника – подручный материал! Зажиточные вместо этого набивали деревянные решетки, а очень богатые строили настоящие каменные стены. Имущественный ценз хозяина можно было определить, не заходя во двор.
Заглушив легковушку за углом кривой безымянной улочки, они бросили “Дэу” на произвол судьбы и четверть километра до виллы Кацапа прошли пешком.
Как выложил Дельфин, а потом уточнил по телефону Володька, раньше здесь располагался ведомственный санаторий. Но в короткий период прихватизации капитальные здания с немаленькой территорией зеленых насаждений через подставных лица достались Кацапу. Как обычно, по символической цене.
Подойти к решетчатым воротам ближе, чем на сорок метров не удалось – опрятный пятачок впереди ворот освещался в три мощные инерционные фары, а исправный охранник, широкоплечий крепыш в темном костюме, ничуть не смахивал ни на сонливца, ни хотя бы на мешковатого неумеху. Работой он вполне обеспечен: автомобили регулярно выезжали – эти он не осматривал – и заезжали. К новоприбывшим охранник приближался, заглядывал в окна, затем сообщал куда-то по мобильному телефону. Лишь после его контрольного звонка автоматические ворота откатывались вправо по желобку, чтобы образовался достаточный проезд, а потом немедленно затворялись. За десяток минут, что напарники вели наблюдение, через КПП прибыло две иномарки, и выехала одна.
Из импровизированного “секрета” в зарослях барбариса, где затаились Орлов и Деревянко, видно было и сияющее огнями центральное двухэтажное здание. По широкой открытой террасе, огражденной балюстрадой, ходил мальчуган, ну, чистокровный боевик. Этот тоже время от времени звонил по мобильнику. Наверное, где-то подмышкой прятал и пистолет.
- Ты смог бы снять его одним выстрелом? – зачем-то спросил Орлов.
- Из “токаря” – навряд. Ну, а карабином или автоматом – как два пальца... Ты снял бы пенсне, то и сам попал бы, куда хошь.
- Разве что из базуки! А очки мои не от солнца, а от близорукости. И ты знаешь, потому что я говорил: у меня пол диоптрия! Так что, прекрати поддергивать! К тому же, ночью они, как слеза. Посмотри сам!
- Да шучу я, Володька. Чтобы тебя взбодрить, дурака. А ты как с цепи... Нервничаю, понимаешь? Совсем мне эта петрушка не симпатична... Не прорвемся мы прямо ни хера.
- Нормальные герои всегда идут в обход!
- Это как?
- А поверх ограды. Найдем тенек и перемахнем. Как два пальца! - парень насильственно улыбнулся во весь рот.
Шура кивнул головой. Ну, пусть они даже перелезут через стену – чемоданчик небольшая помеха. Пусть вдобавок нет сигнализации или оголенной проволоки под током – и это возможно. И все-таки: а потом?!
- Собираются на сколько – на двенадцать? - спросил он. - Ты думаешь, нам удастся притвориться шлангами, и нас пустят на бал? Не верю...
- Основное – зайти внутрь и продержаться полчасика, не больше! После все сделает “Сокол”!
- А зачем мы, если будет “Сокол”?! Для наживки? По-моему, зря рискуем.
- Риск – благородное дело; кто не рискует...
- Брось...
- Мы обязательно нужны, Александр Степанович! Без нас и хозяева, и гости отопрутся от обвинений! А так: факт купли-продажи наркотиков, меченые деньги. Никуда потом не денешься. Еще выгоднее, кабы Граф привез кокаин сюда. Захватить груз вместе с бандой – лучшего не нужно!
- А если не привезут? Дураки они!.. Может, у них есть другая база?
- На этот случай мы и посланы! При любых обстоятельствах “Сокол” скоро прибудет. А в моем кейсе находится встроенный радиопередатчик. Сейчас он включен: если кейс кто-то откроет, сработает реле и передаст сигнал для штурма. Продумана каждая деталь, как видишь. Ну, в обход? Сроки поджимают...
- Что мы им скажем?
- Придумаем что-нибудь. Возможно, нас и не будут спрашивать. Посмотрим по ситуации – экспромт иногда удачнее домашних заготовок. Притворимся хамами из провинции...
- Тебе и притворяться не надо – ты от горшка наглый... Ну, все: идем вокруг. Только слушаться меня!
- Так точно.
- За мной!
Они осторожно выбрались из кустов, воротились улочкой назад на один квартал, на перекрестке свернули направо, удаляясь от моря, еще через квартал повернули снова в направлении виллы. Здесь, где вышли до каменной стены вторично, было темнее, а от освещенного пятачка не меньше ста с лишком метров.
За высокой акацией ограда загибалась, формируя закоулок почти идеальный для диверсанта: если не считать далекого дежурного на КПП, местечко казалось тихим и безлюдным.
Шура решительно пересек немалое открытое пространство, старательно минуя освещенные пятна. Сразу махнул рукой, и вслед за ним к изгороди трусцой подбежал Володя. Отсюда ни ворот, ни прожекторов видно не было.
- Дай пистолет
- В штаны наложил? - рассердился Деревянко. - Может, тебе еще и подтереть? Обойдешься! Пушка моя. Вопросов нет? Добро... Я первым номером, ты вторым. Становись сюда, держи дипломат!
Наступив левой ногой на чемоданчик, Шура оттолкнулся, вцепился за верхний камень, с трудом, упираясь носками ботинок в выступы и неравенства стены, подтянулся и сумел сесть на гребень. Пригибаясь, подал руку напарнику.
- Да подпрыгни! - ругнулся. - Будто куль соломы, а не мент!..
- Неудобно, кейс мешает.
- Брось его к чертям свинячим!
- Это вещдок. Он за мной числится.
Со следующей попытки Деревянко сумел затянуть нескладеху наверх, от души треснул по загривку, чтобы прижать к гребню, и сразу без церемоний столкнул вниз. Потом также спрыгнул в сочную траву.
- Хотя бы на стене не засекли,- загадал Орлов.
- Каркай-каркай... Нет, Володька, больше я с тобой в разведку не ходок.
- Шура, а я, наверное, больше в разведку не пойду ни с кем... Я человек рисковый, но не экстремал!
- Чтобы ты сдох.
- Благодарю...
Деревянко покачал головой: вежливое чистоплюйство все же терпимее, чем наглость откровенная.
- Теперь осторожно, пригнувшись. Смотри под ноги и по сторонам, меня не обгоняй.
Ориентиром он выбрал погашенное окно подсобного помещения, схожего очертаниями на бывшую столовую или кухню. С верхушки стены Шура успел рассмотреть немалую толпу изрядно одетых мужчин и женщин, тусовавшихся под громкую музыку на площадке под террасой: вокруг фонтана и аж до подстриженных темно-зеленых хвойных кустов в рост человека. Скрадываясь парком за этими зарослями, нетрудно подкрасться к углу центрального здания, а там незаметно присоединиться к фланирующей публике. План не худший и не лучший за всякий, в особенности в пиковой обстановке. По крайней мере, он был прост, а главное – был вообще! Как известно, в заковыристых ситуациях часто проходят именно лобовые дебильные варианты.
Они успели пробежать метров с надцать, когда из темноты слева бесшумно вылетел огромный гладкошерстый пес, прыгнул сбоку и сбил Орлова с ног. Второй черный волкодав с опозданием в полсекунды напал на Шуру, но тот уже развернулся к зверюге в фас и пистолетом ударил по оскаленной морде. Тварь ковырнулась, жалобно завизжала, а сзади выпрыгнул третий сторожевик, карябнул когтями по плечам, жарко дохнул в затылок. Не раздумывая, Шура упал так, чтобы придавить животное собственным весом. Что-то чавкнуло, хрустнуло, он перекатился на брюхо. Сжал рукоятку ТТ, поднял взгляд... и замер. Парочка проворных боевиков, выкрикивая “Лежать!”, стояла в пяти шагах, и оба целились стволами ему в лицо.


33. Четверг , 28 октября , 1999 год.
В просторном зале размерами, по меньшей мере, шесть на девять оказалось чисто и свежо. Очевидно, работали кондиционеры, так как большие, от пола к потолку, сплошные окна не могли открываться и создавать сквозняк.
Седой худощавый мужчина, повернувшись ко всем спиной, похоже было, любовался вспышками маяка на дальнем мысе. Или отблесками пограничных прожекторов, которые методически шарили по морю до невидимого горизонта. А может, он любовался ночным небом, что понемногу затягивалось тучами.
Охрана и ее старшой, физкультурник с военной выправкой, терпеливо ждали, пока шеф изволит откликнуться. Никому из боевиков не исполнилось, вероятно, и тридцати лет, но поведение выдавало их явно профессиональную закалку. В конце концов, мужчина – Шура сразу принял его за хозяина дома – медленно оглянулся, положил телефон на столик с вазой без цветов. Подошел ближе.
- Кто там еще подъехал?
- Елецкий из Первомайска и Семафор из Вознесенска,- ответил неоперившийся атлет.
- Не спешили... Проведи их на галерею, а я попозже выйду. Пусть пождут – нет смысла мазать. И проверь посты! Чтобы ни одного прокола! Сними людей с круглосуточных точек – все одно не навар, а крохи. Но здесь, Чемпион, чтобы полный комплект! Кровь из носу, а безопасность мне гарантировать! И выпусти остальных собак – пора.
- Будет сделано, босс! - молодец почти побежал выполнять приказы.
Мужчина подступил к высокому зеркалу, нахмурился на свое отображение, равнодушно спросил:
- Кто вы такие?
Шурина одежда ремонту наверняка не подлежала; золотую цепочку и часы сорвали в парке; на лице засохли грязь да кровь. Володя даже без очков выглядел значительно респектабельнее, поэтому он и объяснил:
- Мы приехали по товар.
- Отчего через стену? Гостей с приглашениями принимали в парадную дверь.
- Точно,- согласился Орлов.- Нам назначено на завтра, на катамаране. А мы услышали, что можно сегодня. Ну, и... подумали...
- Кировоградские распространители, новички? Подшефные Графа, так?!
- Они...
- Значит, не послушались Бориса. Шустрые. Стариков не уважаете... Крыша у вас чья?
- Нет у нас крыши, то-то и оно, - пожал плечами Володя. - Только-только вступили в дело, хотели Одессу просить. Художник обещал помощь, познакомить с авторитетами, ворами. Но... нет Художника, кончился. Мы к тебе, Кацап, а ты не веришь. Непонятка полная. Что посоветуешь?
На Шурин вкус, напарник не скис, стоял крепко, убедительно. Однако заглотает ли его побасенки Кацап? Деревянко, скрывая расчеты, искоса глянул на бандита. Приблизительно, ровесник. Примет выдающегося человека ни во внешности, ни в словах, зато гонор, как у властителя мира. В крайнем разе, будто у хозяина Одессы. Вот и сейчас задумался, показушно изображая усталость и разочарование.
- Чем дышите?- спросил глубокомысленно, словно самого себя.
- Смотри, босс. Они потеряли! – один из боевиков двинул ногой Володин вещдок.
- И что здесь? - Кацап продолжал разговаривать нехотя, неторопливо.
- Там нал, капуста,- ответил Орлов.- Я открою!
Однако его удержал на месте пасмурный охранник с косичкой.
- Код? – поинтересовался Кацап.
Когда Володя назвал буквы и число, босс пальцем ткнул в парня, напомнившего о находке, потом указал на кейс и, в конце концов, сделал жест, который должен был означать открывание. Инициатор послушно присел, положил чемоданчик на пол.
В принципе, Шура мог отключить своего персонального опекуна – например, локтем в шею -, а затем ногой завалить того, что склонился над кейсом. Однако узкоглазый с косичкой не даст сделать дальше ни шагу. Матерый волчара, видать. Посечет... А Володька, кажется, и не мечтает о нападении: нет поползновений хоть бы перемигнуться!
Итак, дело швах и надеяться остается только на “коршунов”, или как их там, в черта!..
Охранник поднял крышку кейса, порылся в пачках баксов и кроме денег, конечно, не отыскал ничего.
- Сколько? – обернулся Кацап к Володе.
- Шестьдесят пять штук. Сотни все новые, девяносто шестого.
- Это мизер, не шебурши.
- Если по девять долларов за грамм, то семь кэгэ.
- Мелочь!
- Кому как! - Володя освоился и даже заспорил. - Ты тоже, наверно, начинал из копеечных оборудок. А теперь...
- Ты не блатняк,- заявил неожиданно бандит.
- Признаю. Я не фраер, я деловой, фирмач...
- Ты чмо, отморозок! А суешься меж авторитетные люди! Беспардонная сявка, которая толком побазарить по понятиям не способна! Знай свое место, мужик. На колени! Ползай! Ким...
Боевик с косичкой приставил пистолет к затылку Володи, и Орлов покорно опустился перед взбешенным Кацапом на карачки. Зато Шура, хотя ему также сунули дуло под левую лопатку, с вызовом сказал:
- Не дождешься, стреляй! Я ноги и спину никогда не гнул.
Кацап вмиг успокоился, посмотрел благосклонней, с любопытством, снова только пальцем показал Шуриному охраннику отступиться. Что он собирался делать с Володькой, осталось тайной, ибо тем временем возвратился парень-физкультурник и шепотом, но слышно всем, сообщил:
- Босс, Борис Граф с грузом. Спрашивает, куда машину.
- Пусть поставит против фонтана и ждет,- живо ответил Кацап.- Скажи, хочу гостям показать товар натурой. А с этими... Что делать, а, Чемпион?
- Отдай их мне, - без заминки заявил Чемпион. - Или хоть одного этого чурбана. На три минуты – на раунд.
- Подумаю,- ухмыльнулся Кацап.- Иди. Нет... Позови гостей в банкетную. Пусть собираются. Но никого не усаживай. Пообещай сюрприз от меня. Иди!
Потом обратился к Володе:
- Гордости в тебе нет, кировоградец. Только вертлявость. Попадешь на зону, беда: очко начистят, и будешь спать под парашей. Себя тоже уважать надо, понимаешь? Быдлом не будь. Брал бы пример со своего быка. Как тебя кличут?
- Шура.
- Как называют, спрашиваю? Погоняло есть?
- Рембо,- понуро встрянул в разговор Орлов.
- Чего без разрешения свистишь?!- гаркнул Кацап.- Не с тобой базар. Ну, лады. Я сегодня добрый – вставай с колен, позорище. А ты Рембо, значит... Такое знатное погоняло надо сначала заслужить, а затем и оправдать. Поступим так, кировоградцы: теперь все гости идут принимать товар на комиссию. Вы тоже. А после презентации приглашаю на рукопашный бой. Угадываете, кто будет драться? Выставляю против тебя, Рембо, своего Чемпиона – видел только что. Победите – зелень ваша, крыша моя. Годится?
- А проиграем?..- опасливо спросил Орлов.
- Тогда уматывайте порожняком! Все справедливо, шансы равные: пятьдесят на пятьдесят.
- А если я не согласный?
Деревянко сам не понимал, на кой ляд спорит. Поединок мог стать надеждой, возможностью, а он уперся.
- В Одессе с Кацапом не препираются! И рубиться ты будешь. На совесть! Потому что я этого желаю. Запомни, Рембо, - Кацапу, очевидно, понравилось услышанное прозвище, - отказываться от мордобоя не по-мужски. Не разочаровывай меня.
- Трудно отказаться, если тебя собрались бить,- согласился Шура.
- Именно... Выведите их на лужайку через первый этаж!

34. Лужайкой именовался скошенный газон между виллой и фонтаном. Метров десять в ширину, густо поросший ядовито-изумрудною травой, он выглядел приманчиво. Не менее завлекательным вблизи оказался и фонтан, изображавший позолоченную скульптурную двойку: мускулистого голого мужчину и льва, которому силач раздирает челюсти. Из чрезмерно раскрытой пасти хищника без малого до высоты крыши поднималась пульсирующая струя воды, подсвеченная разноцветными фонарями. Брызги перелетали над лужком почти до стены.
Возле двери, под нависающим метровым козырьком террасы, охранники велели остановиться. Напарники на миг оказались бок о бок, и Володя шепнул:
- Тяни время!
Боевик с косичкой немедленно пихнул парня свободной рукой промеж лопаток:
- Тихо, фирмач недоношенный!
- Я только...
Орлов не успел закончить комментарий, как Ким ребром той же ладони шмальнул его по шее сбоку и, по всей вероятности, ударил очень больно. Тем не менее, Володя лишь скривился, успокаивающе развел руки. Всемирный жест мира подействовал даже на агрессивного корейца.
Володька был прав – время нужно канителить по возможности дольше. До пришествия спасителей. Если, конечно, сработал сигнал в чемоданчике, и спецназовцы начали действовать. А если не начали, то тем паче нельзя пороть гарячку.
Деревянко взглянул на черную “Тойоту”, немного наискось стоявшую рядом с фонтаном мордой к воротам. За ее рулем вроде никто не сидел, хотя тонированные стекла мешали рассмотреть точно. Быть не могло, чтобы джип забыл кто-то из гостей, спеша на вечеринку. Кажется, когда Шура смотрел на променад с гребня стены, никаких автомобилей не заметил вообще. Очевидно, гаражи помещались за жилым зданием.
“Тойота” привлекла его внимание всего на мгновение; секунду спустя Шура утратил к ней интерес, да неожиданно из-за джипа вышел Борис Граф собственной персоной. И все свелось разом, уложилось по порядку. В джипе находились привезенные из порта наркотики!
Деревянко ощутил знакомый отвратительный холод в животе. Реакция Графа была замедленнее: бригадир банально пришел в изумление, потом с подозрением уставился на пленников, припоминая обоих, и, наконец, понял.
- Володя? - Граф направился к ним. - Как вы здесь?.. Где Дельфин?!
- Остался в номере.
- Повязали их, Борис,- подсказал Ким.- Перелезли изгородь, и собачки унюхали. Взяли сучьих потрохов без шума и пыли.
- Что вы сделали с Дельфином?!
Охранники заметно напряглись, настороженно приуготовили оружие. Стало понятно, что за Дельфина чужакам сейчас придется рассчитываться.
- Спеленал я его,- по возможности безмятежнее объяснил Шура. - В клозете лежит твой неумеха.
Граф крепко саданул его кулачищем в лицо, но Деревянко отвернул подбородок, и удар, вместо попасть по носу, зацепил скулу и рот. Перстень царапнул щеку, однако нынче царапинки мало значили. Второй удар – под грудь – сбил дыхание. Шура отступил на полшага, взвел предплечья, защищаясь с фронта. Отвечать Борису взаимностью он не собирался. Куда там – изорвут в клочья. Тройку очередных ударов принял на руки, но как старательно не выглядывал, все равно не разобрал, где у Графа оружие.
- Борис, перестань!! - вступился Ким.- Босс назначил его Олегу! Слышишь? Кончай! Кацап пообещал показать бой без правил, а ты хочешь угробить поединок?
Бригадир остановился, выпучив глаза. Подумав, что до него все-таки доехало, Шура тоже опустил руки. Вдруг Граф порывисто схватил его за грудки, тряхнул:
- Я узнал! Святой Боже, какой я склеротик! Это ты заходил к Артуру сразу после нас, ты и пострелял команду Артура! Киллер, твою мать!! Теперь к нам?! Я тебя хлопну на месте!
Оттолкнув Деревянка, он выдернул из-под левой подмышки “вальтер”; держа обеими руками, нажал на гашетку. Пистолет не выстрелил, а в следующий момент Шура ногой снизу выбил ствол. Обернувшись назад, он увидел, что охранники расступились в стороны подальше от него, с понятием нацелились своими пушками. Рыпаться не имело смысла. Шура, наследуя Володин пример, широко развел пустые пятерни, сказал:
- Все-все, ребята! Я защищался, вы свидетели.
- Лучше присядь, - посоветовал Ким.- Садись на корточки! И ты, фирмач, с ним рядом... Борис, без скандала, я тебя прошу! Имей выдержку. Сначала Чемпион, а потом ты. И делай тогда с ними, что душе приспичит! Без соли ешь – потом!
Граф подобрал “вальтер”, засунул в кобуру, молча пошел к ”Тойоте”. Однако взгляд напоследок однозначно выказал будущие намерения бригадира.
- Слушай меня, бык, - Ким заговорил снова.- Учудишь в бою что, только задумаешь чудить – понял? – я тебя кокну. Допер? Мочись в полную силу, но без фокусов.
- А если соплей навешаю вашему Чемпиону? Или фиксу на фиг выбью?
- Твой фарт. Да боюсь, чтоб ты сам кровью не умылся. Ша! Как будто гости идут...
На террасе послышался гул, который понемногу стих, а после и голос Кацапа, громкий и уверенный.
- Господа, я знаю, что сегодняшняя встреча положит начало продолжительному и надежному сотрудничеству. До этого дня масштаб коммерческой деятельности был ограничен двумя факторами. Слабой сырьевой базой с одной стороны и недостаточной сетью торговых точек с другой...
Деревянко еле доверял собственным ушам. А Кацап степенно продолжал, словно премьер-министр по писаному докладу:
- ... Так объединим разрозненные усилия и поставим наш общий бизнес на рельсы современных рыночных взаимоотношений! Оптовое снабжение материалов, оптовые закупки, организованная торговля в розницу. Плюс охрана каждого структурного участка. Отрегулированная система заработает без сбоев и будет приносить постоянные дивиденды даже при демпинговых ценах...
Володька также, наверное, пришел в изумление от языка Кацапа, так как задрал нос, прислушиваясь. А, в общем, сиделось на корточках неплохо. В любых обстоятельствах лучше сидеть живому, чем лежать мертвому! Пусть бы Кацап загибал. Впрочем, баклушка у него, безусловно, не только шляпы носить.
- ... Для почина – новая партия кокаина на десять зеленых лимонов! Она перед вами, господа!
Орлов толкнул Шуру в бок, кивнул, показывая глазами вверх. Шура также поднял глаза: над балюстрадой появилось лицо Кацапа. Хозяин виллы слегка перегнулся и покликал вежливо:
- Мосье Граф, презентуйте присутствующим наше белое золото.
Бригадир поднял заднюю дверцу, вынул два свертка средних размеров и покачал ими на выпростанных руках. На террасе недружно захлопали в ладоши. Граф забросил мешки в джип.
- Семьдесят пять упаковок по тринадцать килограммов первоклассного кокаина, - объявил Кацап. - В качестве нашей продукции вы, господа, могли убедиться на примере минувшей закупки.
На террасе одобрительно загудели.
- Выпьем за фортуну, господа. За процветание! Выдержанное шампанское от Шустова, прошу.
Деревянко охотнее выпил бы пива или студеной воды, чем кислой шипучки; в крайнем разе, и шампанского, так пересохло горло. Но ему забыли поднести чару.
- Теперь они согласятся на какие угодно условия,- сказал Ким, неизвестно к кому обращаясь.- А ты, бычара, готовься...
Шура обернулся и приветливо усмехнулся узкоглазому. Эх, стоял бы ты, братан-кореец, чуток ближе...
- А сейчас,- снова зазвучал уже надоевший голос,- прежде, чем вернуться в банкетную залу и сесть за скромную учту,- босс хохотнул,- бой гладиаторов! Многие из вас знают моего Олега. Любимец слабого пола, чемпион Одессы по контактному каратэ среди профи. Вот он перед вами! Прошу любить и жаловать! И против него грозный соперник-загадка: чемпион Кировограда. Рембо против Чемпиона! Принимаются пари на победителя. Я лично ставлю за своего лучшего бойца - шестьдесят пять штук. Шестьдесят пять тысяч зеленых американских рублей!
Деревянко вообразил, как нукеры Кацапа чванятся Володькиным кейсом и пачками долларов. Итак, за эти проклятые деньги еще придется и драться. Интересно, а где Чемпион?
- Подъем! - скомандовал Шуре Ким.- А ты сиди, отморозок, болей пока.
- Подходите к перилам,- гостеприимно призывал наверху хозяин. – Бой состоится на лужайке. Представляю прыжок Чемпиона!
В красивом стиле каратист оперся руками о балюстраду и соскочил с почти трехметровой высоты на газон. Несмотря на сильный удар об грунт, он уверенно устоял на ногах. Тем часом Шурины ноги таки успели задеревенеть от неудобного сидения и дрожали.
Чемпион снял рубашку, бросил под колеса “Тойоты”. Граф спросил его:
- Как настрой, Олег? Открутишь этому козлу рога?
- И яйца заодно,- прибавил физкультурник, разминая пояс и плечи.- А может, лучше кишки ему выпустить? Босс сказал: и слабака на закуску, все равно им не жить...
Граф что-то шепнул на ухо Чемпиону. Деревянко и Орлов одновременно переглянулись. На Володьку было жалко смотреть.
- Ты с ним ... управишься?
- Если не покалечит. Кулаки зажми! На удачу...- Шура хотел сказать партнеру что-нибудь ободряющее, но не выдержал и бесхарактерно ляпнул: - Где же они?!.. Мать их за ногу!..
Володька лишь печально мигнул.
А Чемпион начал приближаться, жестами предлагая Шуре тоже выходить на лужок. Рваная куртка мешала, поэтому Шура снял ее, а за курткой и рубашку. Ради куража крикнул Графу:
- Дельфин ждет тебя. Там!
И потыкал указательным пальцем под ноги, а затем красноречиво провел ногтем по горлянке, насмешливо оскалился. Игнорируя бригадира, повернулся лицом к сопернику, ступил навстречу. Гости зашумели - вероятно, рассмотрели пулевые шрамы на Шуриной спине. Возможно, заметили и татуировку на плече: силуэт трех гор с подписью “ТурПО-79”. У Чемпиона наколок было несравненно гуще, вдобавок, цветных.
Он выставил обе руки, приветствуя по-спортивному, однако Деревянко только ударил по подставленным кулакам сверху. Пижонство...
Чемпион отскочил, принял приличную боксерскую стойку. Телосложение атлетического каратиста, безусловно, поражало доверчивых баб. Мышцы у мальчугана были выпуклые и подвижные, кожа коричневая от соленого загара, лицо неустрашимое, по-мужски красивое, несмотря на перебитый, скривленный вправо нос. Но самое главное сейчас – Олег имел за спиной лет на пятнадцать меньше, чем Деревянко.
Его достоинства, наверное, кое-как компенсировало небольшое Шурино преимущество в росте и весе, тем не менее, весьма надеяться на него не приходилось. Молодость – самый убедительный козырь. И затягивать поединок – как бы не хотелось и не было необходимо – то же, что добровольно рыть себе могилу поглубже ...
Терять время зря не собирался и Чемпион. Незаметным, быстрым крюком он на скачке зацепил Шуру по подбородку, да еще так мощно и метко, что Деревянко покачнулся и чуть не упал. Боевик немедленно попробовал развить успех, но Шура наглухо закрылся, взяв торопливые тычки на плечи и предплечья, а босую ногу, которой нападающий намеревался попасть в пах, сумел поймать, да не смог удержать. Чемпион крутанулся, упал словно каскадер на руки, подошвой второй ноги с размаха влепил по ребрам, а когда Шура выпустил захваченную конечность, ловко выполнил переворот вперед и снова поднялся в стойку.
Деревянко сплюнул кровавую слюну, и Чемпион улыбнулся. Явно работая на публику, красиво взмахнул пяткой в воздухе, тюкнул на Шуру. Затем бросился в новую атаку, пиная лишь босыми ступнями. Возможно, зрителям показалось, что дело сделано и это финиш, но Шура хладнокровно парировал все техничные йоки, маваси и вертушки, к тому же несколько раз больно врезал одесситу по голеням.
Несомненно, мальчуган был подготовлен с блеском. Но спортсмен... Этим все сказано: диагноз и приговор. Неэффективные ринговые заморочки и правила, въевшиеся в печенки... Может, в заначке два-три подленьких выкрутасы против необстрелянных молокососов – и все. Удивить Шуру таким дилетантским набором он чаял напрасно.
Сменив уровень, Чемпион в темпе провел подряд две подсечки: переднюю и за ней тотчас заднюю. На задней Шура его и подловил. Ударную ногу он жестко остановил, опустившись на колено, потом просто упал на парня, накрывая со спины собственным телом и успевая при этом бить по затылку и позвоночнику. Вязкая рукопашная превратилась в изнуряющую возню лежа, но ненадолго. Если бы Деревянко боролся хоть наполовину так, как двадцать лет назад, он бы смял, задушил соперника. Но юркий атлет не вырвался, а буквально выскользнул из отчаянных Шуриных объятий.
Зрители зашумели, поддерживая обоих вспотевших бойцов. Какая-то дамочка визгливо выкрикнула:
- Рембо! Я люблю тебя! Давай!! – и запищала от избытка чувств.
Наверное, она поставила на Шурину победу. С ее стороны это было проницательно. Как поучал перед спаррингами капитан Шарафутдинов, настоящий боец должен всегда чувствовать себя охотником, вышедшим на ловлю. Неважно, сколько противников, какие они, что насочиняли о себе и о тебе. Они – жертвы! И лишь только ты знаешь это доподлинно. Ибо сегодня и всегда промышляешь ты, а не они. Потому что добыча всегда твоя! Настоящего воина можно убить, но победить невозможно!..
Чемпион, вероятно, заметил кризис в поединке, однако ему не хватило опыта и мозгов, чтобы просечь: он проиграл. Деревянко нахрапом сломал прежнюю тактику и вместо единственно ожидать нападений да пассивно обороняться, начал деятельно искоренять наполеоновский умысел боевика взять гору блицкригом.
Шура сильно и болезненно бил по стопам, надкостнице, а удары руками перехватывал и взамен рубил по локтевым суставам. Потом совсем откинул защиту и принялся молотить соперника, вовсе не уделяя внимания попыткам каратиста удержать инициативу. В ближнем бою он лупил одессита локтями, кулаками, коленами, сбивал невысокими пинками. Обхваты и клинч не выручали Чемпиона, поэтому боевик разорвал дистанцию; но недостаточно изворотливо, ибо получил вдогонку такую потрясающую зуботычину, что порхнул аж до джипа, распластался на капоте.
- Назад! - остерег Шуру Борис Граф, сунув десницу под мышку. - Ни с места!
Деревянко плюнул, показал через руку в направлении “Тойоты”, но остался стоять. А Граф помог Олегу подняться, не кроясь, вложил физкультурнику в ладонь нож, хлопнул по спине:
- Добей дохляка! Он уже выдохся! Он твой!..
- Рембо, давай!- визжала Шурина болельщица.- Не сдавайся!
Несколько голосов поддержали ее, однако Чемпиона подзадоривал сплошной хор. Интересно, мимоходом подумал Шура, а если бы они узнали, кто мы с Володькой на самом деле ...
Каратист откровенно выставил лезвие, угрожающе качнул им. Заметно без бинокля, что пацан разбирается, для чего эта штукенция предназначена, и как ею орудовать. После первого сближения Деревянко почувствовал жгучий порез на предплечье. Действительно, пацан не промах! Еще, чего доброго, сдуру распорет...
- Бой без правил?..- хрипло спросил Шура со злобной усмешкой.
- Коррида, бык!- ответил одессит.
С террасы закричали:
- Кончай его, Чемпион! Рембо, Рембо!
Олег решительно сделал фехтовальный выпад, кольнул финкой, тем не менее, не попал ни в шею, ни в грудь Шуре и поскользнулся на сырой траве. Деревянко моментально зажал запястье и кулак с ножом в тиски, крутанулся в сторону, протянул нападающего еще с метр, подвернул захваченную кисть, всадил лезвие по гарду в живот Чемпиону, выдернул и с силой вогнал под левый сосок.
Парень вздрогнул, отяжелело повиснул на Шуриных плечах, потом опустился на колени. Глаза его закрывались. Он умирал.
Едва Шура разжал руки, Чемпион завалился на нож, судорожно согнул ногу, точно хотел куда-то ползти...
Деревянко обернулся к Графу и не ошибся: Борис уже выхватил пистолет! Одновременно почувствовались испуганные вскрики на террасе. Падая на бок, затем на спину, Шура с удивлением увидел, как наземь, перевалившись через балюстраду, летит и сваливается на газон тело Кацапа. Белый костюм наркоцарька был пробит пулей ровнехонько по центру нагрудного кармана!

35. Залаяли, заскулили собаки где-то за подстриженными кустами; прозвучал одинокий пистолетный выстрел в той стороне. Ни лай, ни выстрелы из парка больше не доносились.
Глухо бабахнул автомат дважды подряд в глубине жилого здания.
А толпа на террасе панически, устрашено металась! По тому, что гости продолжали один за другим сваливаться, хотя пальбу было не слышно, Шура сделал вывод: расстреливают из бесшумок, причем очередями. И обстрел плотный и густой настолько, что трудно представить общее количество атакующих.
Страшно до дурноты ему стало тогда, когда заметил, что кроме мужчин падают окровавленные женщины! Зачистка шла под ”ноль”! А “ноль” всегда и всюду означает “ноль”...
Деревянко перевернулся на пузо, оценил обстановку коротким словом – хреново! Оба охранника, приведшие его с Орловым на лужайку, отбросили копыта; Володька валялся навзничь; пули продолжали свистеть над головой, рикошетили от мраморной облицовки. Граф, забыв о Шуре и мести, заскочил в кабину джипа, однако почему-то долго не мог завестись.
Ясно без шпаргалок: необходимо рвать отсюда и как можно дальше! Не думая, что с того получится, Деревянко на четвереньках пополз к напарнику. С момента, когда убили Кацапа, минуло секунд пять-десять. Может, с хвостиком. Вопли раненных на террасе затихали. Он дополз до Володьки, спросил:
- Куда попало?!
- В грудь!.. Больно...- простонал Орлов, держась за ребра слева.- И в руку...
- Терпи!- Шура осмотрелся. - Вырвемся!
Дюжину метров до “Тойоты” он снова преодолел на карачках, тянув притом беспомощного Володю за ворот. Не привставая, открыл дверцу, кое-как запихнул партнера в кабину – что в джипе могли находиться шофер и Борис Граф, ему отчего-то и в голову не пришло! – захлопнул за Володей. Затем обошел капот, полез за руль. Подвинув мертвого Графа меж сидений, завел двигатель. Теперь Деревянко прекрасно видел людей в масках – всего трех, а шумихи! – они бежали от ворот, на ходу стреляя и по джипу тоже. Боевые ребята, сорвиголовы, но, на беду, из типов, которые для порядка палят из автоматов, а после спрашивают аусвайс.
Шура пригнулся к рулю, включил скорость, синхронно газанул и снял ногу с педали сцепления. Джип рыкнул, прыгнул на спецназовцев, чуть не сбив их, будто кегли, помчался в сторону запертых ворот, наращивая обороты. Володька лежал на полике, и ему пули не угрожали. Значит, по-танкистски!
Двухтонный толчок тряханул машину. Зато выбитые ворота отлетели вправо, как загородка из плетеной лозы! Лобовое стекло, покрытое паутиной от многочисленных пробоин, стало почти матовым. Деревянко запустил руку покойнику за пазуху, нащупал кобуру, за рукоятку вытянул насмотренного “вальтера”. Размахнулся и вывалил стекло совсем – оно упало на крышку капота, подскочило, развернулось кругом, а затем звякнуло об асфальт. Пули не переставали попадать в кабину – попадания напоминали звуки при забивании дюбелей в сталь, однако спину надежно прикрывала баррикада из тысячи килограммов кокаина.
Слева по курсу, вплотную к “ГАЗели”, останавливалась черная “волжанка”. Из ее заднего окошка неожиданно показался ствол без глушителя, засверкали огневые вспышки, забахала автоматическая пистолетная очередь. Стрелок, очевидно, будет давить на крючок, не отпуская палец, пока не опомнится.
Джип минул “волгу” и пистолет, кажется, смолк.
- Как ты, Володька?- крикнул Шура.
Орлов, очухавшись немного, вывернулся, помогая уцелевшей рукой, выкарабкался на сидение, уцепился в подлокотник. Падать в обморок вроде не собирался. А свежий ветер в лицо был способен развеселить и паралитика.
- Живой?!
- Нормально... - парень скривился.- Крови много...
- Это не смертельно! - оскалил зубы Шура.- Лучше, когда ее много, чем мало. Сквозное ранение. Были бы кости целы, а мясо нарастет! Живые, стебать их раком! Потерпи немного; нам лишь оторваться от этих карателей, слинять с горизонта. Слушай, чего они всех подряд зачищали? А?! А по нам чего стреляли? Спутали, или не знают, кто мы?! Ты не объяснил им?!
- Да нет... - слабым голосом ответил Орлов,- знают они хорошо... Просто... вляпались мы, по-моему...
- В смысле?! Что значит “вляпались”? Ваши “соколята” еле-еле не наковыряли во мне запасных дырок!
- Опасаюсь, Шура... что они конкретно... этого и хотели...
- Что ты мелешь?!
- Впечатление у меня... такое... подозрительное...
В зеркало Деревянко заметил погоню: сперва дальний свет фар, а со временем и знакомую “волгу”. Ментовская легковушка быстро сокращала отставание от перегруженного джипа. Странно было, что преследователь не включил ни сирены, ни мигалки, а гнался в одиночку. Хотя... наверное, машина не оборудована; а гляди, еще хуже: вызвал подмогу по рации или организовал заслон на пути. Только откуда им знать, в какую степь направляется “Тойота”?!
Деревянко не очень ориентировался в одесских улицах, да к тому же ночных. Однако его неведение сейчас играло положительную роль. Черта лысого определит маршрут погоня, если он мчится наугад. Брехня, прорвемся!
Шура нажимал педаль газа, вертел рулем, чтобы не зацепить припаркованые на улицах автомобили, сворачивал иногда неожиданно для себя и беспрестанно ругался. А расстояние между “Тойотой” и “волгой” уменьшилось до полусотни метров, и сзади раздались выстрелы.
- Стрелять сможешь? На курок нажмешь?!
Шура передернул затвор, подал “вальтер” Володе. Парень выставил оружие в окно, раза три, не целясь, шмальнул. Вряд ли попал, но “волжанка” резко вильнула и замедлила ход. Но ненадолго. Орлов снова выстрелил в окно, потом повинно прибавил:
- Патроны кончились...
- Чем хуже, тем лучше!..
Поговорка принадлежала тому самому капитану Шарафутдинову. Помнится, он любил употреблять ее именно, где некстати.
Преследователи, вероятно, тоже догадались о нехватке патронов. Приблизились совершенно внаглую, а потом открыли огонь, словно в пневматическом тире по мишени.
Добром это не могло кончиться. Как Шура ни петлял, слепая пуля, а возможно, и не одна, все ж пробила шину, баллон лопнул, и джип с полного разгона перевернулся на Володькину сторону, юзом посунулся по мостовой.
Практически сразу что-то врезалось в днище “Тойоты”. И установилась тишина...

36. Деревянко выбрался через лобовое окно, заглянул под джип, очумело уставился. Водитель “волги” не успел затормозить вовремя, но в предпоследний миг выкрутил руль, отворачивая машину от столкновения, поэтому влетел посреди колес “Тойоты” правым крылом.
Шура вспомянул о напарнике. Спотыкаясь, поспешил к парню. Сил говорить не осталось; молча, с трудом вытянул Орлова, усадил, прислонив к бамперным дугам. Контуженый Володька замотал головой. Кровь была у него на лице, на шее, на одежде. Шура глянул на собственные ладони и понял, что здорово порезался. Но это херня. Бывает хуже. Значительно хуже... Надо сматываться отсюда! А остальное в жопу!..
Он похромал до “волги”, открыл дверцу – мужик в форме неподвижно лежал на руле -, выдернул шофера из кабины и потащил к дряхлому платану на тротуаре. Мужичок, кажется, еще дышал.
Потом отворил заднюю дверку, едва дотянулся до пассажира в гражданском, который лбом подпирал средний стояк, мало-помалу, рывками вытянул наружу: этот пациент уже не требовал ни ухода, ни лекарств. Отмучился, страдалец. Тем не менее, Шура и его приволок к дереву. Механически, на автопилоте, обшарил. Но кроме бумажника с документами и деньгами нашел лишь мобильник, вязку ключей и одну-единственную заряженную обойму. Пистолет, вероятно, валяется в салоне. На всякий случай он забрал патроны и кошелек.
В мозгах немного перешумело, хотя вата в ушах осталась. Шура наконец рассмотрел местность. Узенькая улочка с фонарями, полуторные, старорежимные дома с двух сторон. Кое-где засветились окна, но навряд ли смельчаки сию секунду выбегут вязать беглецов.
Деревянко словно очнулся: удирать! Неужто зря он возился с “волгой”; а джип, похоже, свое отъездил! Выбрал лимит...
Сев на место водителя, Шура включил нейтралку, с замиранием повернул ключ в замке зажигания. Двигатель фыркнул и послушно заурчал. Шура взглянул на панель – приборы работали, как швейцарские часики. Будем жить! И не спешите вы нас хоронить!..
Он со скрежетом отцепил, оторвал “волжанку” от джипа, сдал назад, проехал вперед, задним ходом возвратился к Орлову. Тот так и сидел, как покинули. Хлопнув напарника по щекам для профилактики, помог забраться в кабину. Невольно чмокнул губами – крыло легковушки напоминало измятую консервную банку. Ругнулся: шоферюга, бляха! Стрелять таких надо...
Закрыв дверцу, вдруг заметил то ли пар, то ли дымок, что поднимался над капотом джипа. В живот точно холодный камень упал – сейчас взорвется!.. В смерть не верилось. Он метнулся вокруг передка – где и проворство взялось! – оказался на сидении, газанул; выкручивая до предела баранку, увернулся от высокого бордюра, выровнял руль, рванул вдоль улицы.
Не выдержал и оглянулся: огонь уже начал лизать “Тойоту”, а вдали за нею мелькал синий проблесковый маячок. Слух неожиданно прорвало, и он услышал завывания сирен: вторая патрульная машина, пока что невидимая, двигалась навстречу. Шура завернул в темный переулок, выжал сцепление и выключил зажигание. “Волга” тихо сунулась с некрутого поката, шелестела шинами, поскрипывала амортизаторами. Сирены приближались, а затем все заглушил звук взрыва.
- Что это?- отозвался вяло Володя.- Будто...
- Будто разрыв? Так: трах-тарах?! То, Володька, и есть разрыв; наш джип поездой накрылся! А мы, бляха, катаемся.
- А чего... мотор не работает?
- Горючее йок! Шуткую... Так по инструкции! – Деревянко засмеялся счастливо и запел: - Из-за острова на стрежень!..
Скатившись в самый низ, легковушка за инерцией выехала с полсотни метров и остановилась против колонки, из которой неудержимо журчала вода. На миг Шуре захотелось хорошо, всласть поплескаться, да и Володьку умыть. Однако он спросил только:
- Пить хочешь?
В бардачке лежали стаканчики. Он подал напарнику, наполняя вонючей хлорированной водой, штуки три, а потом сам напился из-под крана, намочил волосы, затылок. Критически осмотрел свой грязный живот, мохнатые руки и открыл багажник. Среди другого хлама попалась залосненная куртка с погонами старшего лейтенанта, и Шура натянул ее на замерзшее тело. Когда сел за руль, поправил зеркало заднего вида: предшественник был ниже и субтильнее, что особенно ощущалось по куртке. Однако в форме, пусть старой, все-таки безопаснее, чем разъезжать голяком.
- Ударный прорыв,- сообщил Орлову.- Вытерпи еще полчаса!
Володька, нет слов, держался молодцом. От потери крови его, очевидно, клонило на сон, но он не ныл и сознания не терял. Молоток...
Шура старался не загадывать о возможной встрече с милицейским нарядом – если им начало фартить, то так и должно продолжаться до конца. Скорость он не превышал, на светофорах и на знаках останавливался, как положено. Но, не приведи Господь, что – пусть погоняют сперва, тепленькими их не возьмут – не на тех напали. Коли такая гульба, извиняйте, граждане начальнички...
На Московской он почти поверил – выбились! Впереди оставался последний стационарный пост ГАИ. Был бы маячок, включил бы и по барабану; а может, менты кимарят как раз...
Нет, изнывший постовой не спал, а со свистком и жезлом зарабатывал себе на бутылку, жене на колготки. Вероятно, издали заметил черную “волгу”, зараза, и приготовился к проверке. Удивительно, что он один, без подстраховки. Возможно, где-то засели в “жигулике” и поджидают с радаром, собаки легавые. Значится, так...
Гаишник начал нерешительно поднимать палочку, но внезапно сделал отмашку и даже учтиво козырнул. Или увидел за рулем человека в форме, или разглядел спецномера, или вообще узнал неприкасаемую легковушку! Какая разница?! Главное, что не заметил разбитое крыло и треснувшее стекло! Проскочили!..
- Живем, Володька!
- А?..
Парня езда вчистую закачала. Это тебе, хлопчик, не в кабинете бумажки перекладывать да мух гонять от секретных материалов...
Высмотрев в насаждениях возле шоссе пробел, Шура свернул вправо на проселок и покатил по степи, пока “волжанка” не уперлась в жиденькую лесополосу. Осмотрительно загнал ее между шеренгами двухметровых акаций, заглушил двигатель. Объявил:
- Перекур! Кто не курит, можно оправится.
Папирос в бардачке не оказалось, зато обнаружилась оборудованная аптечка, и ей Деревянко обрадовался куда больше. Осторожно снял с Орлова пиджак, расстегнул до пояса рубашку, обнажил поврежденный бок и левое плечо.
- Отвернись, мешаешь!- приказал напарнику.- Ничего занимательного...
Перекисью он смыл засохшую кровяную корку, обтер болячки ватой. Володя стоически вытерпел процедуру. Затем Шура внимательно осмотрел открытые раны, невольно матюгнулся, мрачно воззрился на парня.
- Ну, почему умолк?!..- Орлов избегал глядеть на Деревянка, но голос его выдавал.
- Плохо дело.
- Что там?!
Шура отчаянно махнул рукой, произнес:
- А ничего.
- То есть, как?!
- То есть, царапина там. И все. Да ты, блин, симулянт, Володька! – Шура улыбнулся, и Орлов облегченно вздохнул. – Везунчик!.. Черкнуло по ребрам, пуля не застряла. А повезла капитально: рука была, наверное, прижата, и прошло точно между плечом и боком. Миллиметраж. Считай, что в рубашке родился! Йодом сейчас зальем, и баста. А сверху бинт. Через неделю за девками будешь ухлестывать, как новенький!
- Только я сам!
- Бога ради!
Отдав йод и бинт Володе, Деревянко обшарил заначки в чехлах сидений – мало что прячут менты – и расстарался на бутылку красного вина да коробку шоколадных конфет. Кроме того, на резиновом коврике подобрал пистолет, а возле динамиков нашел дорожный атлас. Улов призовой!
- Тебе,- он вручил книгу.- Нам: подкрепиться. А это уже мне. Знатная дуреха...
- Завяжи,- попросил Орлов.- Это что: импортный пистоль?
Парень словно широнулся, когда узнал, что ранение вполне безопасное. Вот-вот заржет от наплыва сил и радостных эмоций.
- Нет, советский. Но мент, который окочурился, был, думаю, немалой шишкой. Это АПС!
- А что АПС?
- А то! Если бы ты, например, умел нормально стрелять, мог бы попасть в кого-то, скажем, метров с двухсот. Для пистолета, как, прилично? Не “маузер”, конечно, но и не “макар”. А еще автоматическая стрельба!.. Короче, на узелок или на бантик?
- Все равно... Атлас зачем?
- А куда дальше потрюхаем?
Орлов задумался.
- Сколько у нас горючего?
- По приборам – полный бак. До Кировограда хватит.
- Триста кэмэ?
- “Волжанка” с дизельком. То-то же! Точно шишка – на заказ делали, факт. Или экспортная штучка...
- Давай на Кировоград!
- Якши; нам, татарам...
Попозже, когда пили сладкое вино из пластмассовых стаканчиков и закусывали без вкусового соответствия конфетками, Шура вспомнил про бумажник погибшего. Вынул из кармана, достал служебное удостоверение и присвистнул:
- Полкан! Заместитель начальника управления СБУ Одесской области полковник Зинченко!
- Полковник Зинченко?- закашлялся Володя.- Семен... Николаевич?!
- Он самый. Откуда знаешь?
- “Ранет”,- отрывисто объяснил Орлов. Прибавил:- Я звонил ему. Он имел доступ, так как руководил операцией по захвату здесь.
- А-а... Молодцы, чисто сработали. Самое главное: без потерь и без жертв.
Шура выплеснул остатки вина из стакана, разжевал еще одну шоколадку. Володя не сдержался:
- Ты чего?! Меня тоже подставили!
- И тебя подставили? Ай-ай-ай... Какие плохие дяди! Подставили... Да они уничтожали всех! Убивали женщин... Володька, люди для них – букашки: им было одинаково, ползаешь ты, или раздавлен. На вилле, наверное, покойник на покойнике. Десятка три трупов. С гаком... Это как, по-твоему?!
- Ликвидаторы... - увидев, что напарник не понял, Орлов продолжил. – Не те, которые в Чернобыле, а... истребительный отряд. Слышал, в России спецподразделение отстреливает криминальных авторитетов? В Саратове поволжскую “стрелку” до пня выбили! О Чечне, вообще, не говорю... В Белоруссии также действует тайный “эскадрон смерти”. Должно и у нас что-нибудь аналогичное быть!
Шура помолчал. Затем поддакнул:
- Ну, если должно... Радуйся: есть... Они будут гнаться за нами?
Володя пожал плечами. Действительно, глупый вопрос...
- Две минуты на оправку, пять на карту, и вперед!
Шура хлопнул дверцей, присел в кустах. Потом обошел вокруг легковушки, потрогал пальцами обшивку, подергал заклиненную заднюю дверь. Окликнул:
- Ты уже? А видок у нее распрекрасный. Не хуже, в крайнем разе, чем мне в этом паршивом мундире. Ночью ехать можно. Который у тебя час?
- Пол третьего. Иду!
За противосолнечным козырьком лежали водительские права и техпаспорт.
- Документы на машину исправные. А то! – Деревянко показал полинявшую фотографию в международном пермите.- Похож? Нет? Ладно: будем объяснять, что попали в аварию, права забрали гаишники, надо добраться в соседнее село. Пройдет по сельской местности, а на трассу мы не сунемся. Немного дольше, зато надежнее. С деревенскими полицаями договоримся! На крайний случай, есть приятель Стечкин. И резервная обойма. Лады?
- А чего ты боишься?! Я могу сказать, что из СБУ; думаешь, посмеют задержать? Да ни в жизнь!
- Если поверят. А не поверят?
- Ну, все равно: перебудем ночь в каком-нибудь отделении. А то и сразу прозвоним в Кировоград, наши подтвердят!
- А если ихние вперед доберутся?.. Нет, Володька: береженого Бог бережет. Едем скрыто, я сказал!
- Тогда сначала на Березовку,- повел Орлов пальцем по карте. Посоветовал:- Буг переедем под Вознесенском – здесь мост не охраняется. Чем меньше разных постов... Коль ты... предохраняешься. Вознесенск обойдем отсюда, а там на Братское.
- Братское я знаю, ездил по болгарский перец. От него Кировоградская область рукой подать – своя территория! Доберемся, Володька, не переживай.
“Волга” выползла из посадки и по горбатому проселку тронула в направлении Николаевского шоссе, которое должно было проходить километрах в десяти прямо по азимуту.

37. – Вот только сейчас подумал,- заговорил Володя.- Ты спас меня... Я без малейшей иронии – ты, Шура, вытянул меня из могилы. Если бы не ты... Мне еще никто никогда не спасал жизнь, ты первый. Когда я стану Президентом, тебя наградят самым престижным государственным орденом!
- Лучше выбей по блату персональную пенсию. Вместо орденов и премий. Чтобы сидел я без хлопот на солнышке, пчел пас и тыквенные семечки протезами лузгал.
- No problem, dear friend! Обещаю!
Пересекши Николаевское шоссе, они и дальше пробирались окольными путями. Фары высвечивали закаменелую от суши степную дорогу, сорняки в пылище, чахлые деревца кое-где.
Володя включил магнитофон. С полуслова под гитару зазвучал хриплый баритон.
- Вот, падло,- моментально откликнулся Шура, - Высоцкого любил!
- Или шофер, - заметил Орлов. - Но Зинченко по любому падаль. Двурушник...
- Тебе грех плакаться: на худой конец посмертно что-то вручили бы.
- Навряд! Медалей после этого, по-моему, никому не будут раздавать. Если свидетелей не брали... Оно из надоблачных высот будто и верно, умно: что с преступниками церемониться? Их арестуешь, а они наймут адвокатов, заплатят следствию, судьям. А кое-кто еще до суда ото всего откупится...
- Володька, им и в зоне неплохо: водка, чай, “петушки”! Женщин будут водить... И за бабки в увольнения пускать по выходным! Только все это, пока живой...
- Живой пес лучше мертвого льва.
- Вот-вот... А с другой стороны – говоришь: ликвидаторы, свидетелей не брать. А если сам в свидетелях? Как вот мы с тобой. Они, что, и своих кадров?.. Чтоб чужие боялись?
- Может, мы для них чужие...
Орлов был прав. Намного легче, если в прицеле абсолютно незнакомый человек. Не обязательно враг – просто чужак...
- Слушай, ты говорил, про нас знали трое. Забыл; кто?
- Андрей Васильевич. Слава Митрофанов. И Зинченко. Триумвират в полном составе.
- Значит, Зинченко нас и подставил! Раз “соколики” были не в курсе... Чего молчишь?
Володя отвернулся.
- Бандитов нет, нас нет, а кокаин и деньги остались бы,- настаивал Шура. – Кто-то собрался украдкой откусить жирный шмат. И подавился... Мы улизнули, наркотики по всей улице; воображаю! Блин, баксы твои пропали… У вас за растрату не садят?
Орлов продолжал безгласно смотреть в сторону.
- И опять-таки – ну, никак не врублюсь! – для чего я?! Отставной козы барабанщик?
- С тобой все элементарно,- в конце концов ответил парень, - ты – идеальный напарник: в данной операции и приспособлено ко мне. Объясняю. Во-первых, ты никому не известный. Нигде не засвеченный. Взяли в прицепной вагон без билета! Следовательно, вероятность провала резко снижается. Во-вторых, мафия тебя во веки веков не найдет, если и будет искать. Ибо ты не существуешь! Формально, конечно. Проходит по реляциям Александр Степанович Деревянко, но не ты. Семейное состояние, адрес, занятие – такого Деревянка просто нет в природе, не может существовать. И это уже и в-третьих. Ты, в общем, не сотрудник СБУ. Извини, однако тебя, возможно, даже в потери не вписали бы. Если бы погиб...
- Типун тебе на язык!
- Прости... Но во всем сказанном есть и обратная сторона. Положительная. Если ты выкарабкался – на здоровье! Плодись и размножайся. Начальству, в целом, начхать, какие фортели ты выкидывал прежде. И что учинишь в обозримом и необозримом будущем...
- Утешил, благодарю,- Шура подумал и прибавил:- Нехило вы на мне поездили – менты паскудные!
- Использовали,- признал чистосердечно Володя.- А отцы-командиры всегда употребляют подчиненных, ты разве не знал? Андрею Васильевичу, например, необходим результат для рывка в Киев. Для шефа наша поездка немало весит! Да еще сейчас, в выборы... Там, - он поднял палец, - все на мази, ждут лишь геройских свершений. Кровь из носу, трамплинчик нужен. Малюсенький подкидной мостик! Но поганого лично тебе старик не хотел, честное слово. Мудрый полководец не жертвует без насущной необходимости.
- А Митрофанов?
- А что Слава? Он – шуйца Андрея Васильевича. И мой основной конкурент среди растущих кадров Конторы. В случае начальник перебирается в Киев, кто занимает свободное кресло? Заместитель... Слава потащится прямиком за шефом, а меня, при наихудшем раскладе, на место Славы. А при везении... О-го-го!
- Не спеши с козами на торг!.. Слышал такое? Кстати, ты с Митрофановым на ножах?
- Рассказать? Мы с ним девушку не поделили. Племянницу Андрея Васильевича. Улавливаешь интригу? Топ-модель с обложки: красивая, стройная, блондинка. А как улыбается!.. Закачаться... Еще?! Спортивная фигурка. Анну Курникову видел? Плюс студентка университета, умница. Скромная... Мечта поэта! И нереальное желание...
- Моя София пока здравствует, - перебил Шура влюбленное сюсюканье напарника. Вспомнив жену, помрачнел, потом поинтересовался:- А тебе, студент, годков сколько?
- Сколько дашь?!
- Так долго не живут. Шуткую! Двадцать восемь? Двадцать семь!
- Было когда-то... Уже тридцать два.
- Да ты мужик, а я думал, сосунок. Думал, меня к стажеру какому прикрепили. Вид у тебя... отсталый какой-то. Незначительный, невзрачный.
- Откровенно говоря, я тоже представлял тебя дремучим. Боялся немного. Не верил вообще, что у нас выйдет толк. Ну, не ждал... А ты – ужастик ночной, а не партнер. Крутизна! Только в органах и служить.
- Не хочу... Я сам по себе. А тебе нравится, служи.
- Сказать, чтобы очень... Хотелось новизны. А тут взаимоотношения наподобие школьных.
- Шило и мыло?..
- Не совсем. Самодурство и тупость, и никчемная писанина, как в школе. Но шансы для карьеры богаче. Понимаешь, Шура, в органах или всплываешь, как говно, или тонешь топориком. Без альтернативы! Тебя толкают, тянут, подпихивают вверх, тем не менее, если прозевал возможность, бросят на произвол судьбы навсегда. Карьера должна быть стремительной! И неважно, в принципе, с какого уровня начинаешь – все равно есть надежда взобраться на самую верхотуру. Конкретные примеры: Сталин, Горбачев, Путин... Гитлер... Я прагматик, у меня биография четко распланирована, ни одной розовой мечты. В тридцать лет я мариновался в неперспективном райцентре: и швец, и жнец, и на дуду игрец. В сорок – буду занимать пост на уровне начальника областного управления, не ниже. В пятьдесят – сделаюсь главой СБУ или силовым министром. А там до шестидесяти останется десять лет, чтобы стать Президентом...
Шура глянул на партнера не то, что с удивлением, а с уважением. Согласился:
- Во всяком случае, Володька, далеко пойдешь! А хочешь, похвастаюсь, где я служил, чем занимался? Никто не знает, а тебе расскажу. Видел мою спину? Это с иранской границы. Есть такая речушка холоднющая – Теджен. Течет из Афгана в Туркмению. Начинается в горах, на высоте два пятьсот, а к нам добиралась на тысяче двухстах. Там и служили... Там-то меня и подстрелили.
- В манотряде?
- Ты ж читал,- искоса посмотрел Шура.- Маневренный отряд 32-ой заставы. Южная граница СССР, Бадхиз. Преподавал географию? Хорасан... На востоке – афганский Зульфакар, на западе – иранский Салехабад. Чертов треугольничек, куда Бермудскому до него браться!.. Люди пропадали, как мухи!
- Ты тоже убивал?
- А в личном деле не написано?
- Нет...
После длинной, тяжелой паузы Деревянко промолвил:
- Сначала нас отбирали в карантине в Ашхабаде. Из десяти одного. Выставят, к примеру, против тебя трех дедов, и надо продержаться минуту на ногах. Несложно? Били беспощадно, умеючи. И это были только бутончики! Разряды по спорту, значки разные не ценились – доказывай перед всеми, что ты за фрукт. Ну, я, дурак, и пнулся из кожи вон. Разве только я? Молодость – глупость на сто процентов... Угодили мы туда, куда рвались. В нашем наборе из двенадцати ребят пять мастеров спорта: по гимнастике, борьбе, стрельбе. Выжило из дюжины четверо... И не оттого, что нас плохо учили.
Володя вздохнул.
- Надоело слушать?
- Нет-нет, я про свое, про бабское... Рассказывай!
- Мы ходили на караваны, которые переправляли опий. Неважно, чьи, неважно, куда: к нам или транзитные – бара-бир! Мы воевали с наркотиком, как вещал замполит на политзанятиях. Шастали по горам, выслеживали обозы, делали засады на тайных маршрутах: это называлось санация. Или профилактические рейды. Иногда поднимали по тревоге. Разок угодили на груз кокаина. Чего он там оказался, никто уже не дознается, а мы и не спросили... Встречался и план, гашиш. Бывало, везли оружие. А у нас одна программа! Как набрели на обоз, зачищали “под ноль”!.. – Шура перевел дыхание.- Точь-в-точь твои одесситы. Выбивали конвой, носильщиков, скотину; брали, сколько могли поднять, а остатки – в ущелье, в речку, на землю! Когда везло, возвращались на заставу все...
Шура на мгновение усомнился, следует ли поверять все до конца. И продолжил:
- Без боя караванщики ни разу не сдались. А кроме того, гонялись за нами по долинам и по взгорьям погранцы: и иранские, и афганские. Да и наши придурки, случалось, постреливали – мы ж без знаков различия бегали. Веселенькое житие было – не скучали, грех жаловаться. Уже Указ в газетах опубликовали об увольнении в запас, а меня, деда Советской Армии – ветерана, почти гражданского человека – с тремя черпаками и лейтенантом Мерзляковым – Царство им Небесное – ночью по тревоге подняли и на вертолете закинули в район нахождения нераспознанного обоза. И влопались мы... чисто кизяки в прорубь... Из пятерых подвезло одному. Угадай, кому?..
Курить хотелось до зарезу.
- А потом?..- спросил Орлов.
- Ежли интересно... Иранцы перебили весь отряд. А меня с тремя пробоинами подобрал “секрет”. Пришлось поваляться по госпиталям: в Ташкенте, под Москвой. Комиссовали. А я полный срок выслужил! Брежнев уже в Афган “ограниченный контингент” ввел. Воротился я домой никому не нужный. В военкомате сразу сказали: никаких льгот, никаких участников боевых действий. Не дотягиваю! В психушку захотел? Сиди и молчи! Еще подписку о неразглашении взяли. Плюнул я на все, вернулся в село к бабушке. Погулял немного, а затем встретил Соню – она в Веселиновской восьмилетке практику проходила. Влюбился по уши, а она за меня – нету, мол, охоты. Вишь, к сельскому укладу не приспособленная. Одесситка. Ручки белые и маленькие. Ну, не захотела по-доброму – все равно пришлось... Расписались, скоро и Максим родился. Дом построили, хозяйство завели. Только, - Шура замялся,- говорят, пью много. За шесть последних лет четыре работы сменил. Шоферил когда-то... Поверишь, Володька, машина, не клепаю, аж снится – а я в школе печником! Директор мою жену трахает, а я ему ударный ремонт в кочегарке обеспечиваю... В понедельник ехали мы с ним вдвоем, так я даже по морде не дал. Тьфу!
На дороге, как и раньше, ни встречных, ни попуток. Кассетник смолк.
- Сволочь он,- поддакнул парень.
- Дело, видимо, не в нем, а во мне. Это я опустился. Сложил лапки и тю-тю...
- Нужно было бороться!
- Бороться? Против кого? – Деревянко криво осклабился.- А коли не за что?! Зеленый ты мне советовать... Попробуй сперва сам...
- Извини, Шура, но я думаю так: посоветовать может кто угодно. Старший, меньший, умный, дебил. Твое дело – слушать или нет, а я скажу. Помнишь, при Горбачеве говорили: застой, стагнация? Ну, враки! Застоя в природе не может быть, а в обществе тем паче. Потому что равновесие невозможно! Существуют лишь динамические процессы и две тенденции: прогресс и регресс. Все! Или ты развиваешься, или деградируешь. Диалектический закон. Против опускания единственное лекарство – поднимание!
- Опять-таки карьера? Простенько у тебя выходит. Не видел ты, сынок, наверное, ни хрена дальше своего носа... За мамкиной и папкиной спиной не опасно и философию разводить, Платона читать. Ничего, тебе еще покажут кузькину мать, не боись...
- Речь сейчас не обо мне. Давай без философии, четко и конструктивно. Почему бы тебе, Шура, не перебраться в город? Или жить в селе, а в Кировоград ездить на работу? От вас пути каких-то полчаса.
- На чем ездить?
- Ну, тачка, думаю, не вопрос. В наше время... Я помогу для почина приобрести по знакомству недорогую бэушную, а потом подсоберете деньжат и купите получше.
- Ты про свою “кореянку” не забыл?
- Ничего ей не станется. К тому ж, она у меня застрахованная на все случаи – я в накладе не останусь никак. Давай о тебе все-таки!
- Ну, предположим, оторву я “жигулька”; а трудиться где?
- Этот совсем другой разговор! Работу найдем! Только сначала скажи: а у вас где работать? Я единожды проехал по твоему Веселинову и все увидел: впечатлений с меня довольно. Бедность: хатки перекосились, огороды кустами поросли...
- То люди выехали, оставили усадьбы. У меня нормальный дом.
- Есть и ухоженные домики, разве спорю? Не волнуйся, я учительствовал в глуши, насмотрелся. Тянутся колхозники, копейку к копейке собирают, вот и имеют приличный двор, машину, гардероб. Справные хозяева покупают импортные телевизоры, видеотехнику. Но это единицы! Ты глянь, у тебя пошла полоса осечек – надо ломать! В нищенском селе абсолютно не светит!
- Что ты предлагаешь? – Деревянко переспросил из одного любопытства.
- Айда к нам. Ты зарекомендовался, можешь быть, по крайней мере...
- Судимость у меня,- перебил Шура,- два года. Условно. За аварию...
Володя задумался.
- Судимость – это плохо... Сняли хотя бы? Ну, тогда нестрашно. Если не на государственную службу, иди с нашей протекцией в частники. Например, бодигардом к нескупому бизнесмену. Робота – не бей лежачего!
- Горшки подносить?
- Мы дадим такую характеристику – я лично дам! - что вообще не будешь работать, ни палец об палец, и будешь иметь штуку в месяц.
- Тысячу гривен за характеристику и красивые глаза?
- Село ты, Шура. Штуку баксов ежемесячно! Заживешь миллионером, жену приоденешь, сына доучишь, уважаемым человеком станешь. Участковый будет говорить: здравствуйте, Александр Степанович...
“Волга” подпрыгнула на выбоине, и Деревянко ругнулся. Потом нерешительно спросил:
- Как ты думаешь, Володька... она... вернется ко мне?
Шура не видел, какое выражение лица у напарника, но выждал почти минуту и сказал:
- Ясно. Можешь не отвечать...
- Я просто думал! И хочу объяснить... Ты слышал о треугольнике любви?
- Третий лишний?! В ресторане с нею сидел Лева Ашкенази. Никакой не любовник: одноклассник, бывший сосед Сони. Я теперь жалею, что ударил – неплохой мужик, врач. По-идиотски вышло...
- Я имел в виду не это, а йоговский треугольник. Образно у любви три угла: первый - любовь не торгуется,- Орлов причмокнул. - Истинная любовь. Второй – любовь не ведает страха. И третий – не знает соперников!
- Как это понимать: “не знает”?..
- Как хочешь, так и понимай... Относительно твоей жены... я уверен, она вернется обязательно! Тем более, тоже виноватая... Первостепенное в этой ситуации, Шура, что чувствуешь. Извинение просит постоянно не кто виноват, а кто таким себя считает!
- Вода впереди.
- Ту-ру-ру-ру,- Володя открыл атлас, щелкнул салонным включателем, запел: - Неизвестная речка... течет с Березовки... прямо в Черно море... Ну, что ж. Сворачивай направо и вдоль берега до шоссе. Там должен находиться мост. А после моста до Николаевской области километров десять. И потом... потом Веселиново! Но не то, куда сердце стремится, где душа успокоится...
- У нас Веселиновое, трепач. На “е” кончается.
- Последняя буковка не совпадает, как жаль... А вон, по всей вероятности, и трасса – машина проехала!
Они выбрались на асфальтированное шоссе, через километр миновали речушку без названия и помчались дальше. Несмотря на ночь, на дороге было оживленное транспортное движение. Само село оказалось отнюдь не маленьким, а в центре даже работал киоск, где Шура смог купить “Приму”. За компанию закурил и Володя. Снова заглянув в путеводитель, он напомнил:
- Вознесенск объезжаем слева, на Трикраты.
- Знаю,- откликнулся Деревянко.- Помолчи.
- А поспать можно? - зевнул парень.
- Спи.
- Я, в натуре, придавлю на массу минут сто,- Орлов откинул спинку сидения, покрутился, умащиваясь, пробормотал.- Разбудишь... в случае... я недолго...

38. Предлинный мост над Южным Бугом никто не караулил. Прошли времена, когда армия охраняла стратегические объекты от шпионов и террористов. Если даже к бывшим ракетным точкам нынче протоптали дорожки охотники за металлоломом, то какие-то там мосты... Шарашкина контора, а не страна!
Объезд Вознесенска и латанная-перелатанная дорога от простецких Трикрат до Братского дались Шуре тоже легко. Затем начались ухабистые проселки через поля и под посадками. Спать не хотелось и раньше, зато теперь дорога, по крайней мере, разгоняла угрюмые мысли, которые скакали бестолково, сплетались, манили воспоминаниями и мечтами, однако неизменно возвращались к одному и тому же: София его предала.
Он не порадовался восходу солнца – при дневном свете помятую “волгу” рассмотрят и запомнят случайные прохожие. Ну и что?! Это, может быть, уже не играет роли... Наверняка не играет. К черту осторожность!
Володька шевельнулся, открыл глаза, почал их продирать. Потом сел и поинтересовался:
- Где это мы? Ты не заблудил?
- Нет,- кратко возразил Шура.
- Господи, семь часов! Где мы едем?
- Полем. Как твоя рука?
- Да... дергает. Не страшно, но болит. Но не очень сильно. За приличною бабенкой хоть и сейчас побежал бы.
- Отлично. Слушай, клоун, машину сможешь вести?
- Слышал анекдот? После операции больной спрашивает врача: а я смогу играть на скрипке? Сможете, отвечает доктор...
- Повторяю: сядешь за руль?
- А почему нет? Сяду. Ты устал?
Деревянко без слов прибавил газу.
- А зачем ты спрашивал? – забеспокоился напарник. - Шура, в чем дело?
- Я еду домой.
Орлов не понял.
- Как домой? Нам необходимо в Кировоград.
- А я направляюсь домой! Ясно?
- Не ясно... Для чего тебе в село? Нас ждут в Кировограде! Андрею Васильевичу обязательно сообщили о событиях в Одессе, все на рогах. Шура... Не дури! Единственное безопасное место для нас обоих – по-настоящему безопасное! – управление, Служба. Играется ключевая комбинация в партии, а мы в ней пешки. Ты же видел, в Одессе тебя и меня хотели примитивно разменять – а мы прорвались и лезем. В ферзи лезем! Вот только опасаюсь, что сила против нас может оказаться посолиднее, чем Андрей Васильевич. И найти на нее управу – теперь первая задача.
- Ищи ты. С меня хватит ваших комбинаций. Гроссмейстеры задрипанные...
- А твой сын?
- Откуда ты знаешь, может, он ждет меня дома?! Вы же дружно обещали, что все замнете. Ты сам вчера говорил, Максиму лучше пересидеть дома...
- Это было вчера. А сегодня изменилась конъюнктура. Сегодня на нас охотятся, ставки выросли.
- Врешь, Володька, не тридцать восьмой год и Берии нет!
Орлов на миг отчаялся. Потом глубоко вздохнул и настойчиво промолвил:
- В нас не случайно стреляли – свидетелей хотели уничтожить всех! Ты не пересидишь в норе; против нас не бандиты, а налаженный поисковый механизм. Аппарат! Эти люди тебя найдут и выкурят...
- Увидим.
- Господи, ну, чего ты такой упрямый! Тебе ж добра желают…
- А чего ты так за меня переживаешь?
- Потому что ты спас мне жизнь...
Деревянко кинул взгляд искоса: благородство аж перло из парня. Тем не менее, это не казалось лицемерием – напарник не паясничал, а искренне признавал свой долг.
- Знаешь, Володька, ты ничего мне не должен. Я, если по совести, вгорячах тебя потянул. Надо было бросать и рвать когти в одиночку. Главное правило диверсанта: ноги на плечи! Но я тогда растерялся... Сглупил, короче.
- Благодарю за откровенность... – в который раз учтиво уел Орлов.
“Волга” выехала на холм, и внезапно внизу показалось Веселиновое. С виду село нисколько не изменилось, несмотря на то, что Шура пропадал в странствованиях почти трое суток. Излучистой дорогой он двинул на западную окраину.
- Давай,- предложил опять Володя,- заглянем в дом, да и поедем в город...
- Нет! В город добирайся сам, не дите. И мерекай со своими начальниками, ненавистниками, покровителями; с кем хочешь и сколько влезет! Я сходил для вас на кокаиновый караван – это в последний раз. Я уже поношенный, пожеванный, для меня эти игры трудные и страшные. У меня семья, я не хочу брать на себя никакой ответственности! Сыт по горло – назад лезет. А с тобой и твоим шефом мы квиты!
Он затормозил подле своих ворот, заглушил двигатель, снял китель.
- Сдаю имущество без расписки, на доверие. А ты езжай прямо. Минуешь два дома, около той красной легковушки, немного дальше, будет развилка – свернешь влево, по плотине в центр и аккурат выскочишь перед кафе. А там, надеюсь, дорогу найдешь, не впервой.
Деревянко вышел из “волги”, но от калитки воротился, открыл дверцу с правой стороны и бросил Володе на колено АПС.
- Пушка мне без нужды! Отвоевался, дембель! – затем крепко пожал напарнику здоровую руку.- Удачи, карьерист!
Орлов находился в ступоре, поэтому лишь кивнул, помалу начал перебираться на подушку водителя. Шура развернулся, направился ко двору.

39. Из будки вылез и радостно залаял Жук. Ничего вообще не свидетельствовало, что дом бесхозный: куры греблись возле мусорной кучи, в хлеве мирно хрюкали кабанчики, из коровника доносились вздохи Майки. Не выглядел одичавшим и кавказец.
Входная дверь на веранду свободно приотворилась, и Шуре отлегло от сердца.
- Это я! - кликнул с крыльца он, разулся на коврике, заглянул сначала в кухню, после – в гостиную. Под окном на черном загаженном полу сидел, обняв колени руками, Максим.
- Ты... – тоскливо сказал сын.
- Я, - согласился Шура, однако разговор показался ему неправильным. - Здрастуй.
Он ступил вперед, стараясь ощутить смысл неправильности, но не успел.
- Семья начинает собираться! Возвращение блудного отца...
Деревянко оглянулся – выход из комнаты загородил Слава Митрофанов с пистолетом, нацеленным Шуре в ноги. Вид у эсбэушника был не столько довольный, сколько облегченный. Ждал, ждал и дождался. А прятался, наверное, за створкой двери. Так-то вот: не надо орать, предупреждая о посещении. Снова осечка – учишь вас, учишь...
- Лапы! - скомандовал Слава убежденно. - Выше. И не дергайся, блатняга, я слабохарактерный, нервы совсем ни к черту.
- Без стволов, чистый,- Шура медленно, чтобы поганец не мнил, будто запугал, поднял руки.
- А в карманах?
- Подойди, пошарь.
- Я тебя пошарю! Ну-ка повертись!
Деревянко послушно, но снова без спешки повернулся сперва одним боком, потом другим. Митрофанов натянуто засмеялся:
- Недаром я твердил шефу, что ты простак! Голый притащился! Мудрить не следовало сразу, ты обыкновенный сельский болван. Нюхнул гари в армии и вбил себе, что дока. Шума наделал в Кировограде, накрутил одесситов – думаешь, Бога за пазуху схватил?! Гордись, шеф считает тебя хитрым непредсказуемым субъектом. “Деревянко абсолютно неуправляемый. Он способен вынырнуть в любом месте и с компроматом выйти на кого угодно!” Конец цитаты. Но ты ж не успел нигде настучать? Ну, скажи: никому не сболтнул лишнего?! А где Вольдемара посеял?
- Я опущу руки.
- Держи!! Где Орлов? Где этот хитрожопый выскочка?
В гостиной не могло быть слышно, как подъезжала и отъезжала “волжанка”. Даже грузовик, а то и трактор иногда заглушал шум телевизора.
- Нет Володи, я сам остался...
- Знаю-знаю! – Митрофанов ногой подтянул ближний стул, сел раскорякой. Мы ночью уже во втором часу знали, что один ты ушел от облавы. И про Орлова тоже еще тогда... Его труп установили по обрывкам документов. Оказывается, паспорта, как рукописи, не горят. В отличие от трупов. Жаль Вольдемара, но фортуна нон пенис... Это ты – везучий гад! Кстати, не поверишь: я, - он выделил слово,- чуть не молился, чтобы тебя не поймали.
Парень слишком много болтал. Словоохотливость означала, что он не собирался отпускать слушателей на покаяние. Однако вместе с тем и дарила надежду на перемену. Давала возможность поправить паршивую-препаршивую расстановку. Все, как известно, течет, все меняется, а шанс, пусть единственный, должен проявиться всегда!
- И чего ж ты за меня волновался?
- Хочешь узнать правду? Потому что одесситы выжали бы тебя, как лимон; всю информацию до капли! Да ты бы им сам добровольно выложил. Ты ведь не агент, а мудак!
- А ты козел, а не мент.
Слава немедленно надулся, пригрозил:
- За оскорбление первым я отправлю на тот мир сучонка,- и нацелился на Максима.
Шура без раздумий сделал шаг в сторону, заслоняя сына собой.
- Пах! – воскликнул Митрофанов, засмеялся и опустил ствол к полу.- Какое трогательное самопожертвование! Я растроган, я плачу. Брависсимо.
- Где мама? – спросил тихо Максим.
Деревянко, не боясь пока что эсбэушника, обернулся, опустил руки.
- Но-но! – прикрикнул Слава, но не выстрелил. Видать, не все рассказал.
- Мама приедет позднее. С мамой все в порядке. Он тебя бил?
- Нет,- Максим глотнул ком в горле.- Привез сюда ночью и сказал, что будем ждать тебя, а ты железно появишься...
Володька был прав, хотя и не совсем так, как предрекал.
- Натешились? – вмешался Слава.- Довольно семейных идиллий, мотай теперь на ус...
- Дай закурить.
- Ты, батя, спятил?! – пришел в изумление Митрофанов. После паузы добавил: - Как говориться, пусти козла в капусту... Не курю я! И тебе советую бросить. Вредно для здоровья.
Шура переждал дурацкий смех, спросил:
- Что ты собрался с нами делать?
- Убью на хрен. И тебя, и твоего сопляка. По порядку: тебя, затем его. Или наоборот: его, потом тебя. Погибнешь при аресте – оказание вооруженного сопротивления сотруднику Службы безопасности; раскумекал?! Но, наверное, успеешь перед смертью подстрелить сыночка – шальной пулей, конечно – и поранить меня. Меня, к счастью, легко. По крайней мере, безопасно для жизненно важных органов. Скорее всего, в руку.
- Чем же я буду стрелять, пальцем?
- Членом! Умник... Вот этим будешь стрелять,- он вынул из-за отворота плаща пистолет. - Удивляюсь, где ты откопал? Редчайшая игрушка – музейный экспонат. Видел раньше?
- “Браунинг”,- сказал Деревянко.
- Точно умник. Знаток... Ой, упал.
Митрофанов уронил пушку на пол.
- Может, попробуешь? - он подпихнул пистолет носком туфли.- Бери, заряженный. Без номера. И без твоих отпечатков. Пока что... Не желаешь?
- А у тебя что за игрушка?
- Интересуешься? Табельный “форт-12”. Отечественный! Не Бог весть что, инструмент средней паршивости, но для нынешнего случая сгодится. Для моей самообороны! Как, по-твоему, должен сотрудник СБУ иметь патриотическое оружие для защиты личной жизни? А то проклятые наркокурьеры завели моду набрасываться на оперативные группы! Там и порошка было всего граммов семьсот пятьдесят, а ты ради никчемного прибытка на меня руку подъял? Некрасиво... Злой ты какой-то, Деревянко. А зло должно наказываться адекватно.
Если прыгнуть изо всей силы, то все равно без разбега не дотянуться до мерзавца. Зато он тогда наверняка выстрелит и едва ли промажет. С оставшегося метра угодит и слепой, а Митрофанов на незрячего отнюдь не смахивал.
- Ну, хорошо,- сказал Шура.- Будущее ты мне доступно обрисовал. Раз базар без дураков, то поделись и претензиями. За что?..
Лицо парня чуть не перекосилось.
- Да ты, тварь, все испортил! Все! Трудно было навредить хуже, чем ты! Шестерка, убожество! Кем ты себя возомнил? Робин Гудом или Кармелюком?! Ты пришей-пристебай; всунул длинный нос в ответственное дело, перемутил его и провалил! Тебя недостаточно убить, тебя нужно на кусочки кромсать!.. Это мы отследили Художника, вышли на Кацапа, заполучили данные о большой поставке... Назад! Не шути...
- Я все делал, как приказывали. Как вы приказывали!
- Тебе и Вольдемару надо было сдохнуть втихую, а не шебушиться, как индюки недорезанные. Навели “Сокол” на Кацапа и пропадите вместе со всеми! Зачем ты убежал? Для чего вывез кокаин?! Он уже был наш. Мы, поверь на слово, изобрели бы, как распорядиться теми миллионами, что стоил порошок. Быдло! Ты не представляешь, каких важных людей ты ограбил. Ты меня едва не утопил!.. Когда вы выскользнули из облавы, почудилось, что смылись и от нас, а не только от одесситов. И лишь я догадался, я знал, куда ты пойдешь! Ведь ты кретин. Одно-единственное место, где тебя поджидали, и ты приперся точнехонько сюда, как зомби. Даже неинтересно!
Слава немного унялся, но ствола не отводил.
- На чем ты добрался?- додумался спросить наконец.
- И есть смысл язык мозолить? Тебе ж без выгоды. Мне тем более...
- Пока звонишь, дышишь. Существуешь! А там... возможно, я передумаю кончать вас. Может быть... Ну!
- Бросил машину за Одессой и на попутках,- соврал Деревянко.
Парень недоверчиво прищурился.
- В таком виде? Что ты нудиста клеишь?! Или ты беспросветный имбецил?
Он откровенно не мог решиться. Не мордовал, не издевался сознательно, а просто оттягивал. Вероятно, это была его первая ликвидация, кто знает? Помогать Митрофанову бороться с нерешительностью Шура не собирался, однако тот самостоятельно избрал правильную тактику. Встав со стула, объявил:
- У тебя есть выбор. Куда?
- Что “куда”?
- Стрелять куда: в сердце или в голову? Следовало всадить тебе пилюлю в живот, но я не мстительный. Давай в лоб, чтоб не мучился...
Шура мгновенно вспотел. Возможность прыгнуть пока была, но практически невыполнимая. Заметив направление его взгляда, Митрофанов толкнул “браунинг” ногой так, что пистолет подъехал почти до Деревянка.
- Бери! – приказал раздраженно.- Там пол-обоймы... Трус! Ну, хоть попытайся!..
Не дождавшись никакой реакции, порывисто поднял дуло “форта” на высоту лба, при этом локоть странно отвернул горизонтально в сторону. Шура прикусил зубы, не мигая, смотрел в дрожащее цевье ствола. Он ни о чем не думал, но, тем не менее, знал, что бросится вперед, лишь только указательный палец потянется к спусковой скобе. Сдвинется пускай на миллиметр...
- Привет архангелам!- удосужился на крылатое выражение Митрофанов.
Грохнул выстрел. Шура пригнулся, но ни боли, ни удара не ощутил. Одновременно Митрофанов удивленно порвался обсмотреться, однако утратил равновесие и упал навзничь. Из коридора в гостиную осторожно заглянул Орлов, еле удерживая “Стечкина” в распрямленных руках.
- Я... попал? – он словно не верил в совершенный факт. Бодро присовокупил: - Меня точно повысят!
Деревянко склонился над Митрофановым, перевернул ничком: с входной дырой диаметром в пятак контрольный выстрел был бы лишний. Подобрав “форт”, сунул за пояс; потом вспомянул о Максиме и помог сыну встать. Володя уже держал АПС десницей, а раненной левой оперся об косяк, продолжая нервно лопотать:
- Главное, что я не сразу узнал митрофановский “кадет”! Как заклинило. А подкатил ближе, спрашиваю у хозяина: к вам приехали? Нет, говорит, не знаю, чей. Еще с ночи кто-то оставил. Я и догадался про засаду!
- А отчего Жук не залаял?- спросил Шура, будто ему в самом деле было важно.
- Так я через сад зашел. В обход. Хорошо, что пистолет взял... Вот...
Орлов неожиданно наклонился, поник к полу, захрипел и тотчас вздрогнул от рвотных позывов. Максим отвернулся.
- Ничего-ничего... – успокоил Володя в роздыхе между приступами.- Это бывает, пройдет... Просто покатался на пустой желудок, затошнило немного...
Он нечаянно посмотрел на окровавленную спину Митрофанова, и его таки вывернуло.

40. После выпитой насильно рюмки Володька, умытый, причесанный и переодетый, кроме того, в модные шмотки из Максимового гардероба, выглядел повеселевшим. Вероятно, и внешность обоих Деревянков значительно улучшилась от беглого марафета.
Как не настаивал Орлов на немедленной поездке, Шура сначала задал корм скоту и птице, затем заставил и сына, и напарника позавтракать всухомятку. Разговор не клеился; одно только обстоятельство выдавалось несомненным – теперь ехать в Кировоград необходимо. Причем не на “волге”, а на “опеле” покойника, уточнил Шура.
В машине он первый задал вслух щекотливый вопрос:
- Кто ж подставил?! - и сам ответил: - Схоже, Володька, твой драгоценный Андрей Васильевич за понюшку нас продал. Куда нам сейчас, под кого? Кому отдаваться?!
- Когда государь предавал своих вассалов, - веско молвил Орлов,- Макиавелли советовал идти на службу к неприятелю.
- А Платон по этому случаю ничего не советовал?
- Идея, на самом деле, очень здравая,- не среагировал на шпильку Володя.- Враг моего врага – мой друг! У Андрея Васильевича имеются враги; а не враги, так соперники за влияние. Следует выбрать авторитетнейшего...
- ... И он пошлет нас куда подальше! Володька, нам – тебе и мне – никто не поверит. Да самое простое – не примут совсем, не допустят в высокие кабинеты!
- Нужно действовать через знакомства...
- Ну, бляха, и здесь блат!
Максим сидел позади притихший. Орлов крепко задумался минуты на три-четыре, наконец заметил:
- Я так скажу: во всем и со всеми разберемся! Если операцию реально отдали с потрохами одесситам, то мы в итоге будем иметь дивиденды, которые и не снились... Гарантирую суперкомпенсацию! Золотой рыбке будем загадывать!
- Твое сокровенное желание я знаю.
- Шура, да при нынешних условиях я без рыбки через два года стану или начальником областной службы, или буду сидеть в ответственном кресле в Киеве. Ну, через пять... No problem!
- Все одно, кто-то обскочит. Не забывай, оптимист: мы вляпались по брови в парашу только из-за того, что безвестная зараза тоже хотела сделать на наших костях карьеру!
- Но сталось-то по-другому. Эту заразу, Шура, мы заглотнем и не поперхнемся! Закон джунглей: выживает самый оборотистый и самый рассудительный – вспомни дедушку Дарвина.
Он не бравировал, а верил в себя, в то, что торочил. А действительно, может статься... Секретная служба, хотя и не лес, тем не менее, и не собес.
- Флаг в руки, начальник.
- Спасибо. А что ты попросишь у рыбки?
- Было бы все нормально, не надо и желаний.
- Будет все! А коль чего не хватит, купим! Слышишь, Максим,- Володя неуклюже повернулся, кашлянул и скривился. – Проклятый туберкулез... Значит, проведем тебя по материалам, как внештатного агента. Отец твой у нас уже давно, с 91-го на пол-оклада. Шучу... А серьезно – Александр Степанович дважды за сегодня спас мою задницу от харакири.
- Меньше всего меня интересовала твоя задница,- возразил Шура. - Ей-Богу, ты извращенец!
Перед дорожным знаком “Кировоград” стоял патрульный “жигуль”. Очевидно, ребята узнали “опель”, ибо приветливо козырнули.
- Теперь слушай внимательно,- промолвил Володя,- надобно заскочить к одному корешу. Ты с ним знаком – Сусанин.
- Фамилия?
- Нет, - Орлов рассмеялся.- Подпольный псевдоним. Для служебного пользования.
Они остановились возле панельного дома. Дверь в подъезд была с электронным замком. Максим остался в легковушке, а Володя и Шура зашли, поднялись лифтом на шестой этаж.
- Сюда! – Орлов надавил кнопку звонка и нетерпеливо давил раз за разом, пока дверь не отворилась. Поздоровался: - Слава героям!
За порогом в трусах оказался Женя-Жека Белоус, заспанный и сердитый.
- Эй, с ума сошел?- огрызнулся он.- Чего спозаранку?
- Одевайся,- распорядился Володя,- едем к Ивану Григорьевичу.
Женя вытаращился на Шуру, ткнул оторопело пальцем:
- А это ж...
- В курсе, Жека! Давай поехали. Нет времени сопли жевать. Родина в опасности!
- Обождите... Точно?! И форму натягивать?
Деревянко присел в коридоре на подставку для обуви. Хозяин экипировался практически за нормативный срок, заскочил на кухню, соорудил бутерброд и предложил гостям, но в итоге сожрал сам. Хвостиком за ним лазил по квартире обутый Орлов, подгонял и без пауз читал проповедь. Белоус агакал на все нотации, однако отбояриться агаканьем не смог, а куда-то позвонил по телефону и договорился о приеме.
Минут десять спустя они уже мчались в центр, а еще через десяток минут отворялись высокие зеленые ворота с трезубом. Женя от КП махнул рукой, и Шура, как белый человек, свободно въехал во двор УБОПа. Вслед за Женькой и в сопровождении другого пятнистого парубка, которому Белоус сдал оружие, Орлов и Деревянко прошли в приемную, а далее без задержки были пропущены к алтарю и престолу.
Лысый полковник сидел за торцовым столом; АПС Зинченка, “браунинг” и “форт-12” Митрофанова лежали перед ним.
- Подождите за дверью,- приказал он своим ребятам.- А вас я слушаю. Кто будет рассказывать? Только поближе к теме, дельно и лаконично.
Шура докладывать не собирался. Да и к чему перехватывать лавры у Володьки? А тот без боязни, как рьяный службист, сказал:
- Иван Григорьевич, мы с напарником попали в чрезвычайно затруднительное положение. Нас трижды пытались ликвидировать в связи с проведением межрегиональной операции К-3.
Полковник пошевелил пальцами, похожими на столичные сардельки. Да и кулачище у него был на зависть братьям Кличкам.
- Суть комплексных мероприятий,- продолжил монотонно Орлов,- состояла в укоренении сотрудников СБУ в мафиозные инфраструктуры города Одессы. К-3 развивает непосредственно операцию К-2, в ходе которой я напрямую работал с агентом-информатором Оводом, членом ближайшего окружения предводителя преступной группировки Антона Николаевича Маркевича, известного также под именем Артура Художника. Выполняя согласованный план, мы вышли на контакт с одним из криминальных боссов города Одессы, но при задержании оказалось, что был дан дополнительный приказ: обезвредить лиц, причастных к акции и осведомленных о масштабах сделки.
- Вы хотите сказать?..
- Всех! Кроме простых исполнителей самой процедуры обезвреживания. Вероятно, потому, что об истинных размерах груза они не знали. Лишь осведомленных! Мы с напарником входим в круг, который подлежит ликвидации. Тем не менее, нам удалось вырваться из обложения...
- Так это вы?! – перебил полковник.- У меня несколько иная ориентировка из Одессы. Но... В эту ночь, свыше ста килограммов кокаина в свертках?!..
- Около тысячи килограммов, Иван Григорьевич. Это мы... Теперь вы понимаете, о чем речь? К сожалению, открылось, что кировоградское руководство, параллельно с одесским, также санкционировало ликвиднуть нас обоих. Когда мы возвратились с выполненного задания в село Веселиновое, капитан Митрофанов Вячеслав Павлович в доме моего напарника Деревянка Александра Степановича совершил покушение на убийство напарника и его сына Максима Александровича, используя оружие, которое мы со временем передали сотруднику УБОПа Белоусу Евгению Викторовичу среди других вещественных доказательств. Защищаясь, я был вынужден вести огонь на поражение... Пистолет, из которого убит капитан Митрофанов, также присоединен к вещдокам. Угроза нашей жизни остается, и мы обращаемся к вам, как к начальнику управления, с официальным заявлением. Я изложил суть дела... Благодарю, что выслушали.
Помолчав дольше, чем годится, Иван Григорьевич вынул носовой платок, утер лоб и лысину, запрятал платочек в карман и начал задавать вопросы. Володя отвечал быстро, так же уверенно и по-канцелярски казенно, как только что рапортовал. Кончив импровизированный допрос, полковник снова замолк, затем резонно заметил:
- Я не имею права основываться на показаниях лишь двух свидетелей, и вдобавок лично заинтересованных в последствиях. Не исключено, что все происходило с точностью наоборот. Не буду скрывать: позавчера утром я имел конфиденциальную беседу с Андреем Васильевичем. И он, рассказывая о перспективах, рисовал детали будущей операции, мягко говоря, в более цивилизованном варианте. Поймите меня правильно: предвыборная обстановка в государстве напряженная. Возможны провокации, как относительно штабов претендентов, так и относительно правоохранительных подразделений. Где гарантии, что с вашей стороны разоблачительные сведения не заангажированы преходящей политической выгодой? Стать заложником чьих-нибудь властолюбивых амбиций было бы чрезвычайно неосмотрительно. Грязнее политика может быть, как известно, только другой политик... Понимаете?
- Уважаемый Иван Григорьевич,- осторожненько заговорил и Володя,- спорные факты объективно осветит только расследование, проведенное с соблюдением всех следственных действий и формальностей. Наша цель – не подставить ножку кому-то из кандидатов, а выжить... Кто стоял за кулисами, кто теребил за ниточки, нам неизвестно. Но так, как операция К-3 провалилась, а это несомненно, то воспользоваться ею для наступления или для защиты ее вдохновители не смогут. Итак, их позиции ослаблены. С другой стороны, следует ожидать радикальных изменений на всех уровнях силовых структур после выборов – чем бы они ни закончились. Неугодные стрелочники обнаружатся быстро. В этом контексте раскрытие теневой стороны операции К-3, даже без доведения до суда, сулит вертикальные передвижения...
- Молодой человек, меня целиком и полностью устраивает мой сук, и пилить его в фантастических надеждах...
- Извините, Иван Григорьевич, но мой сук меня никак не устраивает, потому что висеть на нем совсем неохота! – спохватившись, что взял весьма досадно, Орлов прибавил.- Если вы не примете нас под попечение...
- На проверку информации нужен определенный срок.
- Чтобы замести доказательства, также. Время – это золото. Теперешний час год будет кормить... Иван Григорьевич, будем откровенны: я вам подношу миллион на блюдечке, вы же верите! Касательно меня... Скажу снова прямо: предусматриваю два абсолютно противоположных результата. Или вы сдаете нас Андрею Васильевичу, и вечный упокой. Или сваливаем Андрея Васильевича вместе с вами и взлетаем вверх на эскалаторе. Через ступеньки... В последнем случае я ваш должник, пока буду жить.
Полковник, казалось, онемел от Володиного напора и наглости. Вторично вынув платочек, он повторил ритуальное обтирание лба, потом поинтересовался:
- Что вы предлагаете конкретно?
- Первое: арестовать Андрея Васильевича,- сразу начал перечислять Орлов,- провести обыск у него дома и на квартире Митрофанова. Второе: проверить служебную документацию и файлы, связанные с операцией К-3. Боюсь, большинство материалов удалено и стерто, однако мероприятия, подобные нашим, должны происходить и в Одессе – значит, будет возможность сопоставить даже малость добытой информации с имеющейся у коллег.
Упоминание о соседях не весьма порадовало Ивана Григорьевича. Он возразил, будто выложил козырь из рукава:
- Прокурор не даст санкции; процедура затянется надолго, если вообще сдвинется.
- Нам самим обратиться в прокуратуру?
Полковник переплел пальцы-сардельки, долго и внимательно всматривался в гостей поочередно. Володя уставился на стол перед собой, Шура молчаливо наблюдал за секундной стрелкой на Володиных часах. В конце концов Иван Григорьевич поднял трубку, набрал шестизначный номер, приложил к уху.
- Алло!- сказал в трубку.- Андрей Васильевич на месте? Жду...
Потом поправил заряженные пистолеты рукоятками к себе, стволами на посетителей. Шура мысленно матюгнулся. Так идиотично засыпаться! Он искоса взглянул на Володю, но тот едва-едва покачал головой из стороны в сторону.
- Ага, ага! Спасибо, Галочка,- полковник положил трубку.- Ну что, орел? Заслаб Андрей Васильевич, дома отлеживается. Ладно! Возьму ответственность на себя...
Орлов не смог сдержать довольную улыбку, однако промолчал.
- Руководить арестом буду лично я. За тридцать минут группа захвата окружит усадьбу; ну, а при задержании крупных технических осложнений, я думаю, не ожидается. Парня твоего, Деревянко, будем охранять для целости, будь спокоен. Нет, даю машину: пусть лучше заберут труп из села! Немедленно! А вам... думаю, нужно подождать здесь, пока суд и дело...
- Иван Григорьевич,- вежливо запротестовал Володя,- а я полагаю, нам следует поехать с вами. Даже впереди вас. Разрешите нам первыми встретиться с Андреем Васильевичем... Надеюсь, мы имеем моральное право?
- Завалить операцию?
- Иногда,- подбирая слова, убеждал Орлов,- с бывшим противником возникает многовато хлопот. Знаете, как вот с ненужным чемоданом... Давайте не будем правовернее Папы Римского в соблюдении буквы. И, наконец, мы бойцы фронта невидимого – нас с Александром Степановичем вполне утешит реальность совершенной высшей справедливости...
- Вы для того хотите?..
- Мы обойдемся без оружия. И безо всякого насилия. Лишь слова. Я прекрасно изучил манеры Андрея Васильевича и ручаюсь, что он не подведет. Никаких эксцессов!
- Товарищ полковник,- встрял в диалог Шура,- можно от вас прозвонить?
С изумлением на него посмотрели и Володя, и начальник УБОПа. Получив разрешение, Деревянко накрутил восьмерку, код и номер телефона. После четвертого гудка на том конце подняли трубку.
- Алло, Соня?- он, как часто, перепутал голос жены с голосом тещи.
- Нет, Шурочка, ее нет. Она сказала за работу, что пора ехать.
- И где она?!
- Отправилась возвращаться на вокзал. Я Максиму гостинцев...
Не дослушав тещины сводки, Шура опустил трубку на рычаг. Полковник встретился с ним настороженным взглядом.
- И ты, Деревянко, планируешь на задержание?
- Непременно! - ответил он.

41. Двор у Андрея Васильевича оказался не большим, а огромным. С несколькими реликтовыми соснами, с фруктовыми деревьями, с двухметровым деревянным забором. От ворот до крыльца тянулась цементированная дорожка, остальная часть двора заросла мелким спорышем и пастушьей сумкой.
Еще в автомобиле Орлов выдвинул напарнику ультиматум:
- Базарить с шефом буду я!
- Деловой? А меня побоку?! Говнюк ты, Володька!
- Неужели ты собирался с ним разговаривать?
- Да сдался он мне, гондон ментовский...
- Ну-ну, ты не очень!- загудел с заднего сиденья Женя Белоус.- Ментов не трогать!
- Жека, заткнись! А ты, Шура, выражайся ясно: что ты хочешь?!
- Просто посмотреть на этого пидора.
- Понятно... Надеюсь, без фокусов типа заломить руки, мордой об асфальт? Мы не арестовываем, мы... даже не знаю, кто мы! Увидим по обстановке. Так что, смотреть можно, сколько угодно, но, пожалуйста, только смотреть. И ты, Жека, без самодеятельности – во двор ни ногой. Потом, с группой, потешься. Только тоже: без бузы! Если все пойдет, как мы с Иваном Григорьевичем задумали...
Орлов оглянулся и вдруг постучал Женьку по лбу.
- Чтоб не сглазить,- объяснил обеспокоенно.
Здоровяк хотя бы оскорбился; так и замер с бестолковым видом.
- А тебе, Шура, если повезет, покажу свое нереальное поэтическое желание. С сегодняшнего уж доподлинно невыполнимое... Выпадет какому-то мерзавцу счастье! Кстати,- Володя оживился,- а ты подумал над моим предложением?
- Которым?
- А стать бодигардом! Сварганю рекомендации – с руками-ногами будут рвать. Будешь, как писаная торба.
- Ни хрена мне от вас не надо! Подавитесь...
- Он дебил?- спросил Белоус.
- Хуже. Он чучхе.
Этим обсуждение закончилось, ибо подкатили к усадьбе Андрея Васильевича. Крупная шотландская овчарка прибежала под калитку еще до того, как Орлов отворил. Она совсем не лаяла, и Володька на правах давнего знакомого почесал ей за ухом. Затем овчарка обнюхала Шуру, замотала хвостом, приластилась.
- Фу, Альфа! – прикрикнул Орлов.
Сука весело понеслась к крыльцу, на котором как раз появился хозяин, по-домашнему мирный и радушный, под стать Альфе. Завидев неожиданных визитеров, Андрей Васильевич невольно дернулся. Долгий миг сдавалось, будто он размышляет, куда тикать. Наверное, заметил из окна вишневый “опелек” Митрофанова, а не предположил, что в кабине могут сидеть новые ездоки. И седые мерины КГБ спотыкаются!
Впрочем, миг миновал. Андрей Васильевич беспомощно обернулся к веранде, однако почти сразу пересилил растерянность, потихоньку сошел дощатыми ступенями. Примерно против вкопанного одноногого столика троица встретилась, сохраняя дипломатическую дистанцию между высокими договорными сторонами.
- Доброе утро,- поздоровался Орлов.
- Здравствуйте. Я рад, что вы живой, Володя. Искренне, поверьте. Вы всегда были моим любимцем.
- Меня спас Александр Степанович.
- А вы, Деревянко, поднесли нам все прездоровый сюрприз. За три дня самостоятельно разрушить то, что мы сводили по камешку полтора года. Вы варвар. Дикий сокрушитель.
Он не прикидывался, а в самом деле веровал в непреходящую стариковскую любовь к Володе и свежеиспеченное упоенное уважение к Шуре. Выражение лица Андрея Васильевича было бы даже добродушным и снисходительным, кабы не глаза. Глаза выдавали настоящее. Они уже, как и хозяин, не верили в жизнь.
- Зачем вы это затеяли?!
- Политика, Володя. Ужасающая гнусность, предупреждаю. У вас есть склонность, но не связывайтесь...
Он не говорил больше ничего, словно объяснений и без того хватает.
- Через пять минут здесь будет отряд УБОПа,- сообщил Орлов.
- Благодарю, что предупредили. А де Слава? Судя по авто... он не приедет.
- Слава мертвый.
Андрей Васильевич механически покивал головой.
- Слава постоянно недооценивал интеллект. И вас, Володя, персонально. Если искренно, он был мясник. Не аналитик, а рядовой филер, хотя нужный и талантливый. Его убил Деревянко?
- Нет,- заговорил Шура.- Его застрелил Володя.
- Двойной шах,- красиво промолвил Андрей Васильевич, нисколько не изменяясь на лице.- Ни закрыться, ни побить. Лишь отступление... Вы позволите мне зайти в дом? Я сдаю партию... Не в моем возрасте сидеть в тюрьмах с босяками. Не имею влечения к скандалам...
- Мы также,- поддакнул Орлов.
- Здравствуйте, Володя! – с крыльца приветливо улыбалась стройная белокурая девушка, очевидно, пресловутая племянница-мечта.
- Подойди к нам, Аленка, - позвал хозяин, затем попросил. - Задержите ее, сделайте милость, прошу.
Внешность у племянницы была впечатляющая; подобных девиц, в самом деле, нигде, кроме как по телевизору или в шикарном журнале, не увидишь. Тонкая, звонкая и прозрачная. Не удивительно, что Володька присох к ней. Шура, стараясь смотреть на блондинку предубежденно, сдался и сознался перед самим собой, что красивее девушки не встречал.
Андрей Васильевич разминулся с племянницей на дорожке, мимоходом коснулся ее прически и исчез в веранде.
- Вы к нам по делам? - игриво спросила Алена, ну, точь в точь, как одесская гостиничная проститутка.
- Хотелось посетить просто, без уважительной причины, - развел руками Володя,- но, такая досада, не удается...
- Что это?- девушка указала на забор.
На дорогу из-под тента ГАЗ-66 выскакивали парни в защитных костюмах с автоматами наперевес. Одновременно в доме прозвучал пистолетный выстрел.
Алена замерла, потом рванулась к крыльцу, однако Володя крепко удержал ее за плечи.
- Не надо. Вам туда не следует! Уже поздно...
Не в силах вырваться, девушка прижалась к груди парня и зарыдала.
- Неудачное сватанье,- громко сказал Деревянко, повернулся, медленно пошел дорожкой, не отступая перед бойцами, пробегавшими навстречу.
- Шура, ты куда?!
- Да ну вас!..- Деревянко ругнулся.- Ты ему чуть жопу не лизал!
- Но мы напарники!
- Гусь свинье не пара.
За воротами его никто не остановил, а в “опеле” Белоуса не было. Шура развернул легковушку и поехал к сыну.

42. Среда, 15 декабря, 1999 год.
Деревянко выглянул в правое зеркало. Сигналила кастрюльного цвета “мазда”, которой тягач загородил выезд на улицу.
- Момент! Секундой отгоним! - Петька выбежал из подъезда и примиряюще кричал нетерпеливому водителю “мазды”. А когда залез по приступке в кабину КамАЗа, сам возбужденно зашпарил:- Шура, заводи! Давай быстро, надо уступить дорогу! Ну его к чертовой матери, так напороться. Лучше под знак стать!
- Не к спеху, - ответил Деревянко, заводя двигатель. - Спешка, Петруха, нужна в трех случаях...
- Это четвертый, Шура, самый фиговый! Знаешь, чья машина?!
Водитель “мазды” вдруг выставил на крышу автомобиля со своей стороны мигалку и включил сирену.
- Ну, и кто там такой горячий?..
- Эсбэушник из нашего парадного. Я тебе рассказывал! Сдай вперед от греха подальше, не заедайся с ним!
- А, это тот, что каким-то замом?
- Заместитель начальника облуправления! Такая гнида, Шура, спасу нет. Молодой, а раз попадешь на заметку, не слезет, душу вымотает...
- Разберемся.
Тормоза разблокировались. Деревянко воткнул вторую передачу, грузовик задрожал, тронулся, по подъездной дорожке с урчанием выехал на улицу, свернул направо, остановился. Шура заглушил мотор, сразу посигналил: ”Фа-фа-фа-фа!” и удобно оперся об спинку сидения.
“Мазда” также повернула вправо, стала посреди дороги рядом с тягачом. Как Шура и рассчитывал, на пассажирском месте сидел раскрасневший Жека, а на задних подушках, кажется, Вика и рыженькая Светлана.
- Чего сигналишь, ментяра?! – закричал на всю глотку Деревянко в приспущенное окно.
Петруха будто уменьшился в размерах после Шуриной шкоды. Дверца “мазды” распахнулась, оба парубка выскочили одновременно, но первым подал голос Володя:
- Я его сейчас пристрелю, и мне ничего не будет!
Девчата в кабине дружно затарахтели, а Женя, до сих пор не узнавший Деревянка, уже рвал на себя дверь КамАЗа.
- Что ты?..- только и успел спросить Петька.
- Ну?! - ехидно обратился Шура к Жеке, когда дверь отворилась.
- Блин...- ответил тот, плюнул и махнул досадливо.
Орлов оценил обстановку, без суеты оттолкнул товарища, пожал руку Деревянку.
- Ездим, нарушаем... Как дела, товарищ дальнебойщик?
- Вашими стараниями, гражданин начальник... Только так, сразу скажи: на хрена мне твоя пенсия от военкомата? Я что, инвалид?!
- Ну, вам, Александр Степанович, не угодишь! То плохо, что не дают, то не рад, что платят. Назначено, потому что положено: ты участник боевых действий; дошло? Или, может, мало? Добавим... Это премия, вспомнил? Я ведь обещал. Кстати, у тебя весьма приличная кожанка. Жена выбирала? Тебе дивно идет, - он сложил два пальца, будто собрался поправить ворот, насмешливо прищурился.
- Оставь,- ударил по руке Шура.- А у тебя, вижу, новая “японка”?
- Относительно новая и не совсем у меня. По доверенности катаюсь. Как бедный родственник.
Деревянко наклонился, чтобы рассмотреть девчат в легковушке, спросил:
- А где ж прославленная невеста?
- На данный период нет в наличии ни прославленной, ни любой другой. Мертвый сезон. Силы трачу на карьеру, на любовь не остается. Погоди! - раздражительно огрызнулся Володька водителю, желавшему объехать “мазду”, но боявшемуся пересекать сплошную двойную полосу.- С кем Новый год отмечаешь?
- С семьей. По-родственному.
- Люблю уютные семейные праздники. Водку варишь?
- Уже сварил. Кабанчика колю.
- Ну, это совершенно другое дело! Почему молчал про кабанчика? Слышишь, Жека, а мы не знали, где 2000-й год встретим. О'кей! Не пужайся, Шура, мы на часок. Заскочим, чокнемся бокалами, припомним минувшие боевые походы... И уедем. А если без трепа, есть разговор... Но потом, позднее... Привет жене и Максиму. И бабе Сане! А сейчас извиняй, служба. Бывай! Да проезжайте! - Орлов сел в легковушку, посигналил, рванул с места, развернулся на двойной полосе и унесся прочь.
- Он твой знакомый? - недоверчиво поинтересовался Петруха.
- Я этому парню крещеный отец, - откликнулся Шура. - Поехали? Сколько там еще до Нового года?..

Конец первой книги.