* Все события и действующие герои выдуманы.
Все чувства и проблемы реальны.
1.
- Да что же ты делаешь! Ты не понимаешь, что там бомбы взрываются! – Сергей Михайлович больно одернул меня за руку.
- Все я понимаю, - всхлипнула я, - но там же ребята кровью истекают…
- От того, что ты там, рядом с ними погибнешь, им легче не станет! Что за глупая девка, - не унимался командир.
Я сидела в окопе, прижавшись спиной к холодной земле. Конечно, сейчас она была не такой уж холодной и непрерывно содрогалась от гулких взрывов.
- Так! Возьми ее и не отпускай, пока все не закончиться, - командир передал меня как военный трофей нашему связному, - головой за нее отвечаешь!
- Так точно! – отрапортовал связной, но крепкой хватки не ослабил.
Мы поползли вглубь окопов.
- Пригнись, - и мне на голову опустилась тяжелая ладонь.
- А повежливее никак?
- Повежливее, мадемуазель, я с вами ЖИВОЙ в другом месте с удовольствием пообщаюсь, - не растерялся паренек.
А он даже ничего, только чумазый какой-то. Но здесь все такие.
Сказать, что я не боялась, значит, не сказать ничего. Мне никогда не было так страшно. Особенно жуткий страх накатывал, когда начинались бомбежки. В такие моменты я пыталась спрятаться, исчезнуть, ни думать, ни о чем, притвориться несуществующей или представить мир ненастоящим, придуманным, как у Гегеля. Только вот разве этим смерть обманешь?
За два года войны я поняла, что от смерти не спрятаться, она тебя настигнет, это неизбежно. Поэтому и прятаться глупо, и бояться. Я записалась в медсестры. Попросилась на фронт. Мой отец – выдающийся научный работник, не веривший никаким богам – проклял меня. А мать умерла в одной из таких бомбежек.
Последние месяцы наша часть постоянно попадала в особо тяжелые бои и жестокие столкновения с противником. Я отважно ползала вдоль линии фронта, пытаясь спасти раненых бойцов. Они тяжелые, грязные, провонявшие потом и порохом, не понимали, зачем я это делаю, умоляли бросить их, поцеловать перед смертью или отправить письмо родным. А я упорно, сжав зубы, тащила их к своим. Из десятка утащенных мною выживали двое-трое. Остальных мы закапывали, втыкая безымянный крест. Мне было невыносимо страшно оттого, что где-то меня ждет вот такой же безымянный крест. И я с еще большим ожесточением ползала вдоль фронта под проливным дождем пулеметных очередей.
Внезапно я упала от страшного гула в ушах, казалось, что снаряд упал мне на голову. Но голова была все еще цела, а связной продолжал крепко держать меня за руку. Я открыла глаза. Снаряд попал в окоп недалеко от нас, как раз в той стороне, к которой мы направлялись.
- Эй, парень! Пойдем обратно, - все-таки умирать разнесенным на части лучше на линии фронта, чем в тылу.
Парень медленно повернулся ко мне со стеклянными глазами.
- Беги… - тихо прошептал связной.
- Что? – тут я заметила, что у парня нет второй руки.
- Беги… факс…
- Что?
Я почувствовала, как парень трясет меня за руку. Оказалось, что это еще страшнее, чем видеть десятки безымянных крестов. Я крепко зажмурилась и попыталась мысленно себя уничтожить. Но парень продолжал сжимать руку до боли. Пришлось открыть глаза…
Передо мной стоял Михаил Сергеевич в своем шикарном костюме и с остервенением тряс меня за руку.
- Сергеева, потрудись мне объяснить, почему факс, который надо было отправить еще полчаса назад, все еще лежит у тебя на столе? А ты тут мечтаешь?
- Сергей Ми.., ой извините, Михаил Сергеевич! У меня голова сегодня раскалывается, я выпила таблетку и решила немного посидеть… Я сейчас же все отправлю, - и я, схватив ненавистную бумажку, отправилась к факсу.
Тут уже толпились несколько человек из кадрового отдела и юристы-стажеры. Все они обсуждали дорогой ланч в соседнем кафе и новый фильм Скорсезе. Какие же они все глупые! С кем мне приходится работать! Я ведь умная, талантливая, я способна перевернуть этот мир, пожертвовать собой на благо всего человечества. И никто не видит и не ценит этого!
2.
- Мама, у меня все хорошо! – эта фраза в нашем общении уже стала дежурной.
- Тогда почему-с Мишенька сегодня звонил и справлялся о твоем здоровье?
- Мама, ты на каком языке говоришь? И он не о здоровье волновался, а жаловался на меня опять! Так ведь?
Меня чрезвычайно раздражала эта мамина манера казаться барыней. Ну, какие ж барыни могут быть в наше время. А она по-прежнему продолжала говорить на языке Пушкина, героев Толстого и Тургенева.
- И вообще, я уже взрослая и могу сама решать свои проблемы… - желание мамы сделать мою жизнь лучше (более похожей на ее) меня тоже бесило.
- Скажи мне одно, - мама на том конце провода тяжело вздохнула, - это опять тебя мучает?
- Все, мам, пока, мне пора, - и я с силой швырнула трубку в ворох диванных подушек.
Хватит беспокоиться за меня! Я самостоятельная! Я все могу сделать сама! А она тоже мне барыня! Восемь классов окончила, за всю жизнь, кроме этих идиотских женских романов, ничего не читала, и тут под старость лет возомнила себя мудрой и образованной барыней! В маме было очень много вещей, которые меня искренне выводили из себя. И чем дольше я с ней общалась, тем больше находилось поводов для раздражения. Собственно поэтому я и переехала на съемную квартиру. Все же здесь я сама по себе. Одна. Тут некому меня раздражать.
Я медленно поплелась в ванну, обдумывая свое теперешнее положение. Я живу одна, в небольшой квартирке. У меня практически нет друзей, кроме моей верной Наташи. Личной жизни у меня нет. Но я все равно считаю себя умной, способной, человеком широкой души. Думаю, именно такие люди совершали революции, погибали на еретических кострах, спасали народ… Мои размышления прервал странный шорох за углом.
Я остановилась и прислушалась. Да, нет, какие шорохи, я ж одна в своей квартире! Но я все равно осторожно выглянула из-за угла.
На площадке перед огромным особняком стояли три человека в одинаковых черных костюмах.
- Так, действует по плану, - скомандовал один из них и обратился к самому молодому персонально, – И без самодеятельности! Понятно, Дэвид?
- Понятно, - буркнул молодой и поправил полу пиджака.
- Она нам сегодня нужна живой, иначе мы просто не узнаем, где ее дружок с нашими миллионами.
- А она ничего так, - глупо ухмыльнулся третий.
- Ну, вот и заберешь ее себе, когда все закончится, - продолжал командовать главный, - а заодно и похоронишь.
Я спряталась за свой угол и закрыла глаза. Так. Спокойно. О ком они говорят? Кроме них и меня в радиусе ста метров нет никого. Но у меня нет… миллионов… И у парня моего тоже нет. Я снова выглянула из-за угла.
- Да ладно, ты не переживай так, - третий низко склонился к уху молодого, - Я понимаю, что убивать в первый раз страшно и противно, но относись к этому, как к чему-то неизбежному. Как к своей повседневной работе. Ты привыкнешь. Поверь мне, - и он по-отечески похлопал молодого по плечу.
По лицу Дэвида было видно, что слова старшего товарища своей цели не достигли. Он трясущимися руками достал оружие, внимательно осмотрел его со всех сторон и вернул его обратно.
- Там трое внизу, служанка в комнате и садовник, если он не успел уйти. Действуем быстро, - главный задумчиво посмотрел в мою сторону, - и тихо. Вперед.
И они быстрыми шагами направились к дому. Господи, что же это происходит такое! Неужели они охотятся за мной!?
Я отскочила от двери, осмотрелась и решила подняться на второй этаж. Так у меня хотя бы будет время подумать о дальнейших действиях.
Мужчины в черном сделали все, как обещали, тихо. Они открыли своим ключом дверь и быстро рассредоточились по гостиной.
- Я на кухню! Макс, ты в гараж, а молодой наверх! – главный хищно оглянулся.- И помните: быстро и тихо.
Молодой осторожно поднимался по лестнице, размахивая блестящим пистолетом перед собой. Больше ждать не имело смысла. Я осторожно вдоль стены прошла в свою комнату и плотно закрыла дверь. Отсюда у меня два пути: один – в дверь, в которую через пару секунд вломиться этот молодой убийца, второй – в окно. Но тогда я окажусь на пустынной улице и, если они не хотят меня упустить, они будут стрелять… по ногам… я не переживу этой боли.
Я схватила свой рюкзак, закинула в него сотовый, ключи и очки. Что же мне поможет. Тут я увидела кухонный нож. Утром я чистила яблоки. Какое-никакое, а оружие. Только вот смогу ли я им по живому человеку… Дверь тихонько скрипнула, и я рывком прильнула к стене.
Парень осторожно протиснулся в дверь. Осмотрелся и медленно обернулся. Я крепко зажмурила глаза, пытаясь уничтожить себя мысленно.
- Тсссс! – прошипел он. – Идем, - и он слегка дотронулся до моей руки.
Я открыла глаза, но не сдвинулась ни на шаг.
- Что вам надо? На кого…
- Пойдем! Я тебе потом все объясню! – резко оборвал меня молодой. Он нежно заглянул в мои глаза, - Мне очень не хочется копать для тебя могилу.
- А тебе, Дэвид, и не придется! – и Макс безжалостно выстрелил в молодого. Дэвид как-то смешно взмахнул руками и тихо осел на ковер.
- А ты, - Макс махнул пистолетом в мою сторону, - веди себя тихо. Я приду за тобой, красавица! – и он быстро вышел, плотно закрыв дверь.
Я боялась опустить взгляд. Но что-то упорно толкало меня в щиколотку. Я собралась с силами и посмотрела на Дэвида. Он все еще дышал, хотя было ясно, что ему осталось немного. Он сделал мне знак рукой, чтобы я наклонилась.
- Ты, кх-кх, должна бежать! Дай мне мой пистолет! Как только дверь откроется, я выстрелю. Он упадет, а ты беги! Прыгай в окно и беги!
- А ты?
- Ты не понимаешь, что тебя убьют! Иди, - молодой покрепче сжал оружие.
Я снова прижалась к холодной стене. Почему этот парень помогает мне? В коридоре послышали странные шорохи и возня. Я подняла с пола нож и приготовилась бежать. Вдруг прозвучал выстрел, еще один. Господи, что же мне делать? Дверь распахнула. Дэвид поднял пистолет, но тут же прозвучал выстрел и молодой резко откинулся назад. Под его головой растекалась огромная багровая лужа.
- Сукин ты сын, Дэвид, - Макс, помятый и в синяках, наклонился поднять пистолет Дэвида. Второго шанса не будет! Я с размаху воткнула нож в спину Макса чуть пониже лопатки. Он медленно качнулся и упал на колени. Я пристально смотрела на лезвие, по которому лениво стекали капли теплой крови.
- Завораживает? – я резко очнулась от своих мыслей. – Думаешь, успеешь еще пару раз резануть меня, прежде чем я прострелю твою тупую башку?
Я выскочила в коридор и тут же споткнулась о тело главного. Он сидел, уткнувшись лицом в перила лестницы. Внизу я заметила еще два тела в черно-белой униформе. Что же это твориться? Вдруг я почувствовала резкий толчок в спину, от которого я потеряла равновесие и упала рядом с главным.
- А теперь ты мне скажешь, - Макс специально растягивал слова, - где деньги?
Я крепко зажмурилась и попыталась мысленно себя уничтожить. Это всего лишь фантазия! Ты плод моего воображения! Исчезни! Я открыла глаза в надежде увидеть свою маленькую квартирку. Но рядом по-прежнему был труп главного, а Макс, размахивая моим ножом, стоял надо мной.
- Ну что у меня есть сотня способов заставить тебя говорить, - и он сильно прижал лезвие к моему лицу. Боль, нет, только не боль!
Я не выдержала и расплакалась…
Я плакала, закрыв глаза, минуты две. И за все это время меня никто не тронул. Я, собравшись с силами, осторожно открыла глаза. Вокруг была моя маленькая квартирка. Я сидела на полу в кухне. Никаких трупов, безумных Максов и ножей. Хотя нет, нож я крепко сжимала в руке, а по щеке лениво стекала капля теплой крови.
3.
- Я за тебя серьезно переживаю! – в очередной раз вздохнула Наташа.
Мы, как обычно, возвращались с пятничного сеанса на ее машине. И она, как обычно, не уставала учить меня жизни.
- Ну, ты сама подумай! Это же бред! Вот так порезаться бумагой! – и она в очередной раз ткнула пальцем в свежий шрам на моей щеке.
- Ну и что, всякое бывает…
- Не поверишь, но у меня ни разу не было! Ладно, куда дальше отправимся?
- Знаешь, я что-то устала сегодня. Я хочу домой, пораньше лечь спать.
- Как скажешь, - и Наташа покорно заверну на площадку перед моим домом, - Давай, до встречи. Звони мне, если опять надумаешь резаться бумагой.
- Обязательно!
Наташа была моей единственной подругой еще со школьных времен. Наверное, мы дружили с ней, потому, что она единственная не обращала внимание на мои постоянные самокопания, а я покорно выслушивала бесконечные монологи о ее ухажерах.
Размышляя о нашей взаимовыгодной дружбе, я осторожно открыла дверь квартиры, нащупала с порога выключатель и только после того, как зажегся свет, закрыла за собой дверь. В узеньком коридоре все было по-прежнему. Тихо. Чему я так же тихо радовалась.
Десять минут в ванной, две таблетки снотворного и восемь часов нормального здорового сна – вот, что мне сейчас действительно нужно.
В ванной, стоя перед запотевшим зеркалом, я долго вглядывалась в черты своего лица. Ну что же во мне не так? Ну, вроде нормальная. Здоровая. Даже симпатичная. Что же мне мешает быть счастливой. Встретить нормального парня. Выйти замуж. И быть просто счастливой. В чем дело?..
… В чем дело? Сергеева! – Антон грубо схватил меня за локоть, - если ты передумала, то так и скажи!
- Антон, хватит с ней возиться! Давай, это сделаю я! – и Наташа с собачьей покорностью схватила со стола наган.
Я стояла в центре штаб-квартиры. Хотя квартирой этот штаб было назвать трудно, каморка на окраине города. Она была дешевой и неприметной, что для бедных революционеров было очень кстати.
- Хватит! – вмешался подрывник Сергей, - Мы так опоздаем! И ничего не надо будет делать! Антон, пусть Наташа возьмет оружие и будет запасным вариантом. А ее, - он презрительно кивнул в мою сторону, - возьми с собой! Если что используем, как материал!
- Как это материал? – я не поняла, что он имел в виду, но тон его мне не понравился.
- Ладно, - Антон устало потер глаза, - у нас осталось полчаса. Вы идите, отдохните. Проверьте все еще раз.
- А она? – ревниво огрызнулась Наташа.
- А она, - Антон медленно, стараясь скрыть свое раздражение, растягивал слова, - останется здесь! Под моим присмотром!
Когда все ушли, Антон крепко обхватил меня за плечи и прижал к себе.
- Я не хочу тебя терять… - прошептал он так тихо, как будто это были последние в его жизни слова.
Я осторожно высвободилась из его объятий и заглянула ему в глаза.
- Антон, милый мой, о чем ты говоришь? Ты ведь так долго шел к этому. Ты собирал группу. Проводил агитацию. Учил всех быть свободными. Ты ведь научил всех их бороться за свое будущее.
- Господи! Света, о какой свободе ты говоришь! Я свободен здесь и сейчас! Рядом с тобой! Мне не нужна другая свобода!
- А как же революция?
- Какая свобода от революции? Ты не представляешь, какая начнется бойня. Брат будет убивать брата, сын – отца, мать - дочь. Но не ради свободы. Ради идеи, которую им насадил кто-то, кто умеет убеждать, гипнотизировать, покупать… - Антон лихорадочно тряс меня за плечи, - А первыми пострадают такие, как ты. Молодые и неопытные, не успевшие уйти за кордон или оставшиеся по глупости защищать свою родину… Я не хочу, чтобы ты погибла… - и Антон с невыразимой нежностью начал целовать мои руки.
- А если… - слова застревали где-то в горле: то ли от нежности к этому большому, сильному и такому любимому человеку, то ли от страха за наше (да, именно за наше с ним) будущее, - если я выстрелю? Я смогу стать вашей?
Антон резко выпрямился и подошел к окну.
- Ну, все же?
Я подошла к нему и уткнулась в его широкую спину головой. Спина пахла потом и костром. В эту минуту не было ничего важнее этих запахов, этой большой спины, этого человека.
- Ты же сама знаешь… Наташа ждет повода избавиться от тебя. Если ты выстрелишь, он у нее появится.
- Ну, как? Я же сделаю наше общее дело!
- Им не нужны герои из дворянского рода.
В дверь осторожно постучали. Какой-то условный стук. Но я не знала, что он означал.
- Мы идем, - крикнул Антон.
Он быстро достал свой портфель, сложил в него оружие и аккуратно сверху прикрыл бумагами. Затем он взял меня за руку и, показывая мне, чтобы я молчала, подвел меня к окну.
- Сделаем так, - он заговорщески посмотрел на дверь, - сейчас мы разойдемся: ты пойдешь со мной, Наташа с Сергеем, Иван с Ильей. Мы договорились встретиться там на месте. Я тебя спрячу. Там у въезда на площадь стоит старая часовня. Ты спрячешься в ней и будешь ждать меня. Когда все начнется, я приду за тобой. Мы с тобой уедем. Далеко. Очень далеко. Подальше от всех этих революций, заговоров и бунтов. Мы станем по-настоящему свободными.
Я сделала все, как он сказал. Мы вышли из подъезда и разделились. Я покорно семенила за ним до самой площади. В часовне он крепко сжал мои ладони. Мне хотелось верить, что это не в последний раз. Что это только начало нашей долгой и счастливой жизни. Антон тихо вышел из часовни.
Господи, ну за что же ты так с нами! Я люблю его! Я не смогу жить без него! Я не верю, что здесь, на этой грязной площади все закончится, так и не начавшись! Неужели он все эти годы скитался по тюрьмам, отсиживался в дешевых коморках, рисковал своей жизнью ради новой войны!
Я слышала, как десятки людей стекались со всех сторон, заполняя старую площадь. Они шли довольные и радостные в предвкушении праздничных гуляний. Они все шли и шли, переговариваясь, здороваясь друг с другом. Они не знали, что их праздник будет испорчен, как вся их жизнь. Кто-то решил за них, как они должны жить дальше. Что они должны делать. Кто-то решил, что у нас сегодня все закончится, так и не начавшись.
Я металась по часовне, словно в лихорадочном бреду. Надо успокоиться. Я с размаху уселась у стены. Казалось, что тяжелые мысли разбухают, превращаются в огромную черную дыру, пожирая все мои силы, чувства, желания. Мне хотелось раствориться в этой бездне навсегда. Надо успокоиться. Я крепко сжала голову руками.
Я слышала, как народ ликовал, приветствуя нового генерал-губернатора. Как этот несчастный говорил о новой стране, о победе в войне, о добром царе. Я с затаившимся сердцем ждала взрыва. Ну, давай же, быстрее. Я прошу тебя. Не тяни время…
Вдруг я ясно почувствовала, что это конец. Что я больше никогда не увижу Антона, не смогу прижаться к нему, вдохнуть запах его спины. Внутри что-то оборвалось… Я огляделась и заметила недалеко от себя осколки витражей.
Нет, я зашла слишком далеко. Все это плод моего воображения! Фикция! Галлюцинации, рожденные неудовлетворенностью собственной жизнью! Сейчас я закрою глаза, а когда открою, то снова окажусь в своей ванной.
Я крепко зажмурилась. Перед глазами поплыли разноцветные блики. Они кружились в бешеном танце, сливаясь в единое целое. Перед глазами снова и снова возникали эти огромные глаза. Я не хочу тебя терять… Я не хочу тебя терять… Я не верю, что я тебя потеряю…
Я открыла глаза. Генерал-губернатор завершил свою речь, но взрыва я так и не услышала. Я медленно встала и пошла к выходу.
Площадь была забита людьми. Они стояли везде. У фонтана, у зданий, на аллеях, на газонах. Огромная черная толпа людей. И где-то в ней он. И если ему суждено погибнуть здесь, то я буду с ним до последней минуты. Я так хочу.
Я всегда делала то, что надо. Я была умной и послушной девочкой. Я пыталась сделать вид, что меня не касается развод родителей. Я получила хорошую, по мнению мамы, работу. Я искала подходящего, по мнению Наташи, мужа. Я сделала вид, что забыла своего друга детства. Он был единственным, кто понял меня тогда. Он научил меня быть свободной. Но и его у меня отняли. Мама постоянно твердила, что я больна. Что его нет. Она заставила меня пить эти таблетки. Но он был. Он всегда был. Он помогал мне. А я отказалась от него.
Я не могу предать Антона второй раз. Просто не имею права. Я шла, расталкивая людей. Я искала его. Его спину.
Кто-то схватил меня за руку. Я обернулась и увидела наполненные диким блеском глаза Наташи. Она резко махнула рукой. Грудь разрывалась от боли.
- Где он, - я все еще пыталась бороться с болью.
- Я тебя ненавижу, - и Наташа еще раз ударила меня ножом.
Я тихо осела на грязную дорогу. Люди вокруг продолжали веселиться. Никто не обращал на меня внимание. Я крепко зажмурилась, пытаясь мысленно себя уничтожить.
4.
- Профессор, вы читали дневники этой девушки?
- Да, много лет назад, когда она лечилась у меня. А вы нашли там что-то любопытное? – пожилой профессор оторвался от энциклопедии и внимательно посмотрел на ассистента. Этот молодой человек, по его мнению, был очень способным.
- Ничего особенно. Просто мне стало интересно, как она умерла.
- Очень странно. Ее нашли в ванной своей квартиры с двумя ножевыми ранениями. Но нож так и не нашли. Никаких следов того, что это было убийство или самоубийство. В общем, очень странно. Да, она и сама была странной… А вы встречались?
- Да. Кажется, да. Но это было очень давно…