Десять франков

Анатолий Арамисов
Он всегда сидел на одном и том же месте. Перекресток парижских улиц rue Rischer и rue de Trevise. Удобное местечко, скажу я вам. Как раз здесь находился небольшой рыночек, где продавали зелень, овощи, фрукты, несколько лавчонок предлагала свежую рыбу, мидии. И в течение дня автомобилям въезд на rue de Trevise был закрыт.
Рядом - вентиляционная шахта, откуда зимой шел спасительный поток теплого воздуха.

Я заметил его не сразу.

Точнее сказать - во время моего четвертого путешествия в Париж. Нам с женой однажды несказанно повезло, когда мы случайно познакомились с русским эмигрантом Василием Петровичем Лубковым.
Эта историческая встреча произошла в шахматном клубе "Каисса", что принадлежал бывшей чемпионке Франции мадам Шоде. На rue d'Hauteville, недалеко от rue Rischer, где жил Василий Петрович. Мы разговорились, и он пригласил нас с женой в гости.
Помнится, в ту первую поездку мы отчаянно экономили на еде, пытаясь как можно больше посмотреть парижских достопримечательностей, музеев. В 1990 году, если кто не знает, с валютой туговато было.
Так вот.
Не знаю, уж чем мы приглянулись пожилому русскому человеку, но принял он нас по-царски.
- Советские туристы всегда голодны, я знаю! - шутил он, хлопоча на кухне. Потом задал нам вопрос, сразивший наповал:
- На каком масле вам курочку приготовить? На оливковом, соевом, кукурузном?
Представляете? Нет, если вы не стояли в больших очередях за подсолнечным маслом из замызганной бочки, что в грязном халате разливала продавщица овощного в конце перестройки, то не представляете.
- На оливковом, пожалуйста! - после некоторой паузы ответил я. Мне просто название понравилось, если честно.

Мы подружились.
Василий Петрович был на пенсии, увлекался живописью, часто посещал аукционы, покупал там картины. К тому же являлся страстным любителем шахмат. На этой почве мы и сошлись.
Когда я во второй раз приехал в Париж, остановился в отеле. В первый же день Лубков пришел на турнир, где я играл. Его возмущению не было предела, когда он узнал, что я трачу деньги на гостиницу.
- Сегодня же сьезжай с отеля и давай ко мне! Не стеснишь! У нас пять комнат!
- Да неудобно как-то, - скромничал я. - И как воспримет это ваша жена, Анастасия Михайловна?
- Нормально воспримет! Она второго дня о вас с Мариной вспоминала! Так что вечером ждем! - басил Василий Петрович.

Я с удовольствием подчинился.

И вот, чтобы как-то облегчить жизнь старикам, подрядился по утрам ходить на рыночек. Прикупить там зелени для салата, свежих помидоров, огурчиков, мяса, теплый багет, других вкусностей.
Я уже заворачивал налево, к rue Richer, как внезапно натолкнулся на его взгляд и замер.
Глаза сидящего на асфальте мужчины как будто были обращены внутрь моей души. Темно-синие, живые, с каким-то непередаваемым весельем-полуиронией. И - одновременно достоинством и просьбой.
Это был парижский клошар. Бомж по-нашему. Одет очень скромно, если не сказать более. Старые брюки. Но не рваные, немного грязноватые. Поношеные ботинки, темная рубашка с закатанными по локоть рукавами. Красноватое лицо. Припухшие веки диссонировали с благообразной сединой на голове и аккуратной бородой.
Он словно заглядывал мне в душу, весело, но безмолвно приговаривая: "Ну кинь монетку, молодой человек, не жмись!"
У меня появилось странное ощущение. Я просто не мог уйти, не дав ему немного денег. Перехватив набитые снедью пакеты в левую руку, я порылся в кармане и вытащил желтенький кружочек. Десять франков. Подошел, аккуратно положил монетку в небольшую картонную коробку, что лежала рядом с ногами клошара.
- Мерси, месье! - улыбка тронула его губы, глаза заискрились благодарностью.

У меня на душе как-то полегчало. Я шел домой с хорошим настроением, вдыхая непередаваемые словами парижские ароматы. Справа оглушающе аппетитно пахли колбасы лавки Гольденберга, чуть дальше притягивающе пестрела восточными сладостями витрина магазина, принадлежащего китайцам, за ней бодрила народ свежими изделиями классическая французская булочная.
Я быстро позавтракал кофе с бутербродами и помчался в шахматный клуб на игру. В этот день партия удалась на славу. Красивая победа с жертвами пешек и фигур.
На следующий день я снова увидел этого клошара на том же месте. Притормозил у перекрестка, машинально доставая из кармана монету. Однако в отличие от вчерашнего дня нищий как будто демонстративно глядел в другую сторону, не замечая меня. Я пожал плечами и пошел в дом Василия Петровича.
После третьего раза, когда клошар снова отворачивался от милостыни, я спросил о нем русского эмигранта.
- А! Знаю! - весело ответил Василий Петрович. - Он принципиальный, правильный клошар!
- Что значит - правильный? - недоуменно спросил я.
- У него собственная гордость! - строками Маяковского пояснил Лубков. - Вот я иду, и если он смотрит на меня, то знаю - пора уже его поддержать монеткой! Даю деньги. И после этого он неделю не смотрит в мою сторону! То есть, для него постоянно брать деньги с одного человека - как бы заподло, некрасиво. Понял?
- Мдааа... Понял, - ошарашенно протянул я. - Даже никогда бы не подумал...

Как раз, спустя несколько дней, мне предстояла решающая партия в последнем, девятом туре.
Утром, как обычно, молодым козликом поскакал на рыночек. И - снова взгляд темно-голубых глаз, насмешливо-ироничный, просьба-пожелание, наполненная достоинством.
Желтая монетка глухо стукнулась о картон.
- Мерси, месье! - он улыбнулся шире, чем в прошлый раз, открыв крепкие зубы.
"Да не оскудеет рука дающего... - пронеслась в голове библейская мысль. - Эх, выиграть бы сегодня партию! И денежный приз соответственно!"
По странному стечению обстоятельств я победил. Хотя был несколько раз на волосок от проигрыша. Но в самом конце госпожа Удача подарила мне свою ослепительную улыбку.
Знаете ли, спортсмены - народ суеверный. Шахматисты в особенности. Верят в приметы. Кто-то не бреется перед игрой, кто-то бережет как зеницу ока удачную авторучку, коей записывается партия, кто-то переходит улицу в строго определенном месте, другие специально опаздывают на тур. И так далее, в общем.
Я в тот день вовсе не связал мое везение с мелкой щедротой в адрес клошара. И даже забыл на время о нем. Вспомнил через месяца три, когда снова приехал "покорять Париж". Уже стояла дождливая осень, а он по-прежнему сидел на своем законном месте. К его скромной одежде добавились широкий непромокаемый плащ и черная шляпа.
Он узнал меня, улыбнувшись как старому знакомому. Я снова кинул в картонную коробку десять франков. И опять спустя четыре часа выиграл партию в совершенно разгромном стиле.
Вечером, после игры я в радостном возбуждении долго бродил по парижским улицам.
И не заметил, как пришел на перекресток rue Richer с rue de Trevise. Уже было темно и прохладно.
Накрапывал мелкий дождь.
Я вздрогнул, у меня кольнуло сердце, когда я увидел его, лежащего на вентиляционной решетке. Он подогнул ноги, стараясь убрать их от холодных капель под искусственную крышу из большой разорванной картонной коробки. Сжался в комочек.
"Боже, как он всю ночь проводит на улице? Почему так вышло? Он же человек, а не собака какая... Нет крыши над головой - что может быть ужаснее?"
Я немного постоял в трех метрах от клошара. До того момента, как понял - он спит. Невзирая на непогоду, холод, шум проносящихся рядом машин, шелест ног прохожих.

Я нарушил собственную гордость парижского нищего. Перед восьмой и девятой партией подходил к нему и, несмотря на то, что он гордо отворачивал голову, бросал по десять франков в знакомую коробку. Когда обе партии были выиграны, тихий мистический ужас незаметно проник в мою душу.
"Это что - теперь у меня будет такая примета?? Обязательно помогать этому человеку? И в ответ госпожа удача стрясет с дерева организаторов гораздо больше монет в мою пользу? Не может такого быть! Или может? Вот черт! Интересно узнать - дальше будет "это" работать?"

В следующий приезд мне не удалось проверить свою догадку. Клошара на месте не оказалось. Оно вообще пустовало. Я махнул рукой на свои мистические размышления и на время забыл о странных совпадениях.
Вспомнил позже. Когда через год играл за клуб. Я увидел его издалека. Мое лицо озарила радостная улыбка, как будто я встретил самого лучшего школьного друга. Он приветствовал меня легким кивком головы. Я бросил монетку и впервые заговорил с ним, коверкая французские слова:
- Почему вас не было здесь год назад?
Искра удивления мелькнула в его иронично-насмешливом взоре. Он ответил глухим голосом:
- Я сильно болел. Лежал в специальном медицинском приюте...

Надо ли говорить о том, что я снова выиграл три партии подряд? Я уже стал специально менять в газетных киосках бумажные банкноты на желтые десятифранковые монетки. Василий Петрович каждый раз шумно радовался моему успеху, не подозревая, что я связываю его со странным человеком, сидящим на асфальте недалеко от его дома.
Один раз я дошел то того, что приехал в Париж из Руана. Вечером, чтобы успеть дать монетку мистическому клошару, а рано утром умчаться на поезде обратно и снова победить в решающей схватке.

Через несколько месяцев я бился за весьма солидный приз в France open - открытом первенстве Франции. В турнире участвовало больше шестисот игроков, поэтому плотность результатов была высока.
Последний тур. Все или ничего! Или я выигрываю хорошие деньги, или даже ничья отбрасывает меня на десятки мест назад без всяких призовых. Соперник - молодое местное дарование, начинающее стремительное восхождение в профессиональных шахматах.
Турнир проходил в пригороде Парижа. И там же жили большинство участников, предпочитая не тратить лишний час на местную электричку под названием RER.
Надо ли говорить, что рано утром я помчался на перекресток улиц rue Richer и rue de Trevise? Выскочив на стоянку такси перед вокзалом Care Nord, взял машину. Таксист провез меня по улице Лафайетта к знакомому месту.
Я медленно подошел к клошару. Тот дремал, опустив голову на грудь, широкая черная шляпа закрывала лицо. Те же ботинки, знакомые брюки.
Я тронул его за плечо. Нищий встрепенулся, взрогнул и поднял заспанное лицо. Я отшатнулся.
Это был совсем другой человек! Блеклые глазки, бесцветные и безразличные...
Клошар удивленно смотрел на меня. Я постоял с полминуты, собираясь с мыслями. Потом спросил:
- А где... ээээ.. месье? Эээ...
Надо же! Я даже не удосужился узнать имя того необыкновенного клошара!
- Месье Паскаль? - нищий потер лоб, потом глаза и оглушительно зевнул. - Так нет его. Он - умер. Теперь я пришел на его место...

Я ехал в вагоне RER, рассеянно глядя на мелькавшие за окном пейзажи. Конечно, я бросил десятифранковую монетку новому нищему. Но того приподнятого чувства не было в душе и в помине. А было ощущение, что я потерял хорошего знакомого. Непонятная тяжесть давила внутри, я то ругал себя последними словами, то смеялся сам над собой, над этими дурацкими приметами.
И дал себе твердое слово больше не верить в них!

Последнюю партию я програл. С треском. Юный парижанин буквально разгромил мой королевский фланг, в блестящем стиле пожертвовав две фигуры. Это был настолько тяжелый удар, просто нокаут, что я решил - всё! Пора заканчивать эти игры и уступать дорогу молодым! После партии я приехал в Париж и снова долго ходил по улицам, пытаясь успокоиться. Но ощущение потери, какой-то горечи и бессилия - не проходили.
К вечеру похолодало.
Я поднял воротник куртки, засунул руки в карманы. Пальцы нащупали маленькую круглую монетку.
Я вытащил ее. 10 франков.
В этот миг я стоял на мосту через Сену, на том самом, названном в честь императора Александра Третьего. Монетка, чуть сверкнув в свете фонарей, полетела в воду. Я загадал: "Чтобы еще приезжать в Париж, но больше не играть здесь в шахматы!"
Пока сбылось...