Помню, когда ушибся нижней частью живота, воспалилось яичко, лечился у молодой женщины-хирурга. Она только после института, пришла работать в нашу районную поликлинику, волновалась, каждый случай для неё был серьезным, но это я потом понял. Сначала испытывал неловкость, как любой нормальный человек в обнаженном виде, вернее, со спущенными штанами, рядом с одетой женщиной. С другой стороны, было приятно, несмотря на боль, ощущать прикосновение женских пальчиков.
Врач была сосредоточена, видимо, вспоминала, чему её учили по такому случаю, но мою неловкость все же заметила, и пошутила: « Старые люди говорят, от сумы, тюрьмы и психушки не зарекайся». Шутка мне показалась ни к месту, но, видимо, так любил шутить её любимый профессор.
Дурацкие слова запали в душу, я шел домой и думал, - тюрьмы пока избежал, но не зарекаюсь, с сумой давно бы пошел, но можно по шее получить. И мода на религию не спасет.
Прошло немного времени, и я вспомнил шутку молодого врача-хирурга, потому что чуть не попал в психушку, но вывернулся. Теперь лежу в травматологическом отделении, можно сказать, повезло, заменили одиночную камеру необременительной ссылкой в благоприятных климатических условиях.
Лежу на спине с тугой повязкой на шее по предписанию врача и стараюсь не двигаться. Судно подкладывают, кормят и поят, что еще нужно нашему человеку.
Не прав тот, кто сказал, не помню, кто, но говорил, что болезнь это несвобода. Нигде и никогда я раньше не чувствовал себя таким свободным, как здесь, в палате на троих. Каждое утро приходит свита врачей в белых халатах, спрашивают о моем здоровье. Остальное время покой и тишина, как предписано. Стараюсь о себе без надобности не напоминать, как советовал светлоликий психиатр – добрый человек.
Перед моими глазами на спинке кровати прикреплена доска, мелом написан сложный диагноз, хорошо читается только «Ушиб головного мозга», в конце угадывается «состояние тяжелое, но стабильное».
Моя роскошная восточная несостоявшаяся женщина Гульжан пошутила, растягивая гласные: « Чтобы ушибить мозги, нужно их иметь».
Манера растягивать звуки смягчила жесткость остроты, но в душе чертыхнулся, какого лешего она меня чуть в психушку не загнала? Чтобы сойти с ума, надо мозги иметь. Если их нет, откуда уму взяться. Но только подумал, не сказал, опасное занятие ловить женщину на противоречиях в словах и делах.
Лежать мне пока нравится. Можно, скосив глаза влево и чуть вверх, увидеть в окне березу на фоне неба: ярко голубого, - реже, тускло серого, - чаще.
Если повернуть голову в ту же сторону, но не вверх, можно с соседом
поговорить.
Сосед попался неразговорчивый. Я сначала подумал, глухонемой. Обращаюсь к нему, улыбается, как глуховатый или не понимающий языка, и молчит. Но когда услышал, как он с женой обсуждает различие между кашами больничного и домашнего приготовления, догадался, мужик непривычен вести разговоры на другие, кроме съестной, темы. Он лежит здесь давно, работал, сколько помнит, каменщиком, упал с высоты, сломал позвоночник, лежит неподвижно, страдает молча и от неумения снять скорбь с души разговорами, сердечно заболел. Врачи теперь делать операцию отказываются.
Наискось от меня, следом за сердечником, у двери кровать с молодым парнем после автомобильной катастрофы. Он лежит ничем не прикрытый, голый, опутанный проводками и трубками, издает горлом клокочущие звуки. Из горла выведена трубка, и жена из неё каждые десять минут откачивает кровь насосом.
Этот парень в отделении самый тяжелобольной, и его жена на мою Надежду смотрит свысока, игнорирует.
Надежда жмется на стуле возле моей кровати, старается ей не мешать, в сторону парня не смотрит, боится. Так и сидит вторые сутки на стуле возле меня.
Парень хорош, даже очень, все у него в норме с фигурой. Жена плоховата, не различишь, если на лицо не смотреть, то ли передом, то ли задом стоит. Парень захлебывается, но успевает черным глазом косить на мою Надежду.
Жена меня из ложечки кормит, пить дает из чайничка с носиком, так положено. Даже ночью поит, когда я попрошу, измучилась. Но пусть помучается, - захотела в психушку загнать, сама в яму попала. И что на неё нашло, никогда никого не слушала, никаких авторитетов, и вдруг связалась с Гульжан. Подчиняется ей, как учителю жизни или, как у них называется, - гуру.
У восточной женщины свои интересы, не знаю, какие, но догадываюсь, нужен я ей. Зачем? Не знаю, но она знает, потому что есть у неё дар предвидения. Не зря возле меня крутится.
Чего моя дура жена хочет, сама не знает. Если рвется моим опекуном стать, очень рад. Но зачем ей это? Недвижимое имущество в виде мебели и посуды, - перед гостями стыдно. Движимое, кроме двоих детей, вообще отсутствует. Жить я собираюсь долго, дольше её. Она от злости умрет раньше.
Если думает, раз сумасшедший, очень сильно ошибается. Хочет разводиться, зачем для этого меня в психушку загонять. Но где она себе найдет мужа, при котором можно жить, как хочет и с кем хочет. Так у нас заведено с добрачного периода.
Похудела, две бессонные ночи в больнице заметно состарили. Не злится, не шипит как змея, спрашивает нежным голосом, не хочу ли я каши.
Аппетит у меня хороший, не отказываюсь. Она меня накормит, напоит, потом осторожно лицо полотенцем оботрёт. Очень мне приятны её прикосновения.
Гульжан тоже раз кормила: запихнула ложку за ложкой, каши в рот, набила его хлебом, ни прожевать, ни проглотить. Все наружу лезет, она злится, покрикивает, что я медленно ем. После такой кормежки больно протерла лицо какой-то вонючей тряпкой, чуть кожу не содрала.
Надежда старается нравиться, вокруг пусть покалеченное, но мужское общество. Для Гульжан что мужик, что пустая кровать, - одна реакция, вернее, никакой, уже проверено. Она оживляется только от вида бутылки с водкой.
О роли Гульжан в нашем семейном драмтеатре жену не спрашиваю. Она всё равно или соврёт, или перебьет, или сделает вид, что не слышит.
После того события, кажется, через неделю, когда я надежду потерял во всем разобраться, она вдруг стала говорить, что я по ночам кричу и детей пугаю. Сначала я поверил, хотя сейчас думаю, если бы кричал, сам бы от собственного крика просыпался.
Когда жена сказала, что поведет меня к невропатологу, может, он таблетки от крика выпишет, во мне никаких подозрений не возникло. В поликлинику пошел вместе с ней. Без неё тоже мог идти, но в нашей семье её действия не обсуждаются.
Вошел в кабинет и удивился, зачем так много невропатологов на меня одного: две женщины и мужчина. Одна, тихая, не успел её рассмотреть, вскоре ушла. Та, что осталась, чуть не с кулаками на меня набросилась, раздеваюсь не так быстро, почему носки не снимаю, почему сажусь не так, как надо. Вместо того, чтобы сесть лицом к окну, стул передвинул и сел боком, - кто позволил стул трогать, ишь какой умный нашелся, поставили, значит, так положено и нечего трогать. После того, как разобрались со стулом, и мужчина записал мои основные координаты, она вдруг истошно завопила: « Встать»! Я аж дернулся от неожиданности и подумал, может, в самом деле, неврастеником стал, вытянул руки по её команде, коснулся носа, но глаза не закрыл. Откуда я знал, что закрывать надо? Глаза закрыл, чтобы не упасть, за нос двумя руками ухватился, решил, наверное, невротиком признают. Женщина вдруг потеряла ко мне интерес и стала что-то долго говорить мужчине.
Я отвлекался на обстановку в кабинете и вид в окне, забыл уже, что там увидел, потом стал прислушиваться. Сначала не понимал специфические термины, но тут она говорит мужчине, - больной вёл себя неадекватно ситуации. Вместо того, чтобы детей из садика забирать, он, то есть я, отец семейства, бросился на сомнительный митинг и получил сотрясение мозга, будто с КАМАЗом на большой скорости столкнулся.
Я не растерялся, прессу почитываю, и телевизор посматриваю, разбираюсь кое в чем, понял, в психушку хотят упрятать. И жена на их стороне, предала меня. Не выйдет у вас, бороться буду. И, как бывает, когда спасение утопающего – дело рук его самого, про обезьян вспомнил. Недавно прочитал, где, не помню. Обращаюсь в основном к женщине, решил, она за старшего, хорошо, что ошибся. Говорю ей, читал где-то, про обезьян писали. Оказывается, они, то есть обезьяны, реагируют не на то, что их окружает, а на звуки, которые им вожак подает. Наши провели такой эксперимент, - во время дождя записали голос вожака, в солнечную погоду дали его послушать обезьянам, так они под навесы попрятались, будто от дождя.
Женщина не дослушала, закричала: «Молчать»! И кулаками стала размахивать, договорись еще тут, век свободы не видать. Пытаюсь продолжить, так сказать, аналогию провести между человеком и нашими предками, она за телефон хватается, машину с санитарами вызову, кричит и от ненависти трясётся и трясущимися пальцами набирает номер. Но перед последней цифрой смотрит на мужчину и трубку бросает на место. Мужчина слушает меня, на женщину внимания не обращает, лицо спокойное, лет на пятьдесят. Меня всегда удивляют такие лица. И как они сохраняются при такой жизни? Лучистый взгляд, кожа, будто изнутри светится, только нимба над головой не хватает.
У женщины лицо темное, и я стараюсь не смотреть на неё, но она уставилась в упор, с ненавистью, как на собственного мужа. Ну, думаю, попался в руки ненормальной, в самом деле, в психушку загонит.
Темнолицая поворачивается к светлоликому и начинает говорить по научному, правда, с такой ненавистью, будто обвиняет меня. Понял все же, что обвиняет в сексуальном неврозе и истерии в связи с этим. Вот видите, тычет она в меня пальцем, видите, истерика, самая настоящая истерика. Это когда я к ней повышенным тоном обратился, что, мол, ко мне пристали с этой лошадью. Я разве виноват, что увидел белую лошадь в неположенном месте. Сам знаю, не должна она быть там.
Что интересно, темнолицая не факту лошади возмущается, а тому, почему я этот факт лошадью считаю. Как я определил, что не коня увидел. Отвечаю в шутку, по ушам. Также и женщин от мужчин по ушам отличаю, можете записать. Не острить? Тогда не задавайте глупых вопросов и дайте оправдаться, прежде чем выносить приговор. С истерией и неврозом не согласен. Если не положен адвокат, защищаться буду сам. Не надо кричать, я ведь на личности не перехожу, и вы не переходите. Кто мне тут объяснит, почему моя жена, которая сидит в коридоре у двери кабинета, меня караулит, чтобы не сбежал, считается нормальной, хотя регулярно утром перед работой и вечером после работы, в выходные и праздничные дни еще и в обед, впадает в истерику? Придите к нам домой, и посмотрите, как мы живем. Вы на перекошенные занавески на окнах посмотрите, их жена так повесила. Мебель будто после взлета и падения. Жена носится по комнате так, будто ей куда-то надо срочно на метле лететь, и она это метлу ищет, найти не может.
Вы думаете, у нас дети хулиганистые? Нет, дети хорошие, запуганные. Вы думаете, моя жена успокоится, когда меня в психушку загонит? Нет, будет всем рассказывать, что я нормальный, и зря меня упекли. Ведь если меня в психушку загоните, на ком она зло срывать будет? На детях? Они от страха такой рёв устроят, соседи начнут в стенку стучать, милицию вызовут. Уже было.
Опасное сейчас время, не та политическая ситуация, чтобы человека безнаказанно преследовать. Вы мою жену обследуйте, у неё найдете и сексуальный невроз с психозом, и истерию с шизофренией. Она, рядом. Позвать? Я в коридоре с удовольствием посижу, покараулю, чтобы не сбежала.
Я так понимаю, сдвиг – отклонение от чего-то. Но чтобы от чего-то отклоняться, это чего-то надо иметь. Понятно я рассуждаю? Вот и ответьте, откуда у моей жены истерика два раза, в праздничные и выходные три раза в день? Вы пригласите в кабинет и посмотрите: бедра, грудь, - все на месте, тело хорошее, как бы выразился поэт, зовущее. Теперь на меня смотрите. Что вы, товарищ психиатр женского пола, отворачиваетесь? Не нравлюсь? Почему я своей жене должен нравиться? Думаете, может, в постели хорош? Вы у жены спросите, она всё расскажет. Если я на это проклятое животное подумал, что оно лошадь, радоваться за меня надо, значит, где-то зашевелилось, раз самка почудилась. Я ведь после женитьбы, когда жена сказала всё, что думает о моих мужских способностях и возможностях, ни одной женщины в её женском роде не воспринял, раздражался только, куда ни пойдешь, бабы, бабы, бабы, куда ни сунься, бабы, бабы. И всё им что-то надо. Жене надо всё, на работе не всё, но многое, в троллейбусе иная вскинет на меня окрашенные очи, будто её место занял. Я ведь никого не трогаю, на привилегии не претендую и мест в общественном транспорте не занимаю.
Когда первый раз узнал, что не устраиваю жену как мужчина, сильно удивился, зачем она тогда замуж вышла. Жена разъяснила: брак это одно, любовь – другое, секс - третье, не связанное ни с первым, ни со вторым. Любовь сильнее вне брачных уз, сексом заниматься можно с кем угодно, независимо о семейного положения, - важны лишь личное желание и возможности партнера. Я полностью согласился с логичной и аргументированной речью жены. Правильно она отметила, что я желаю только третьего, но, к моему сожалению, способен только на первое как владелец паспорта, в который можно штамп поставить.
Жену понять можно, рядом с ней я плоховат, и нельзя сказать, что это меня волнует. И то, что она отказалась от каблуков и ходит в обуви, напоминающей домашние тапочки, - я с ней одного роста, когда она стоит на ступеньку ниже, меня не тревожит.
Тревожит не наш с ней единичный случай, как-нибудь приспособимся или разбежимся, но, так сказать, явление в глобальном масштабе. Здесь мы выходим на проблему деградации и вымирания. Я на эту тему хотел на митинге выступить, я давно уже хочу выступить, да всё не получалось.
Почему мы вымираем? Потому что те, кому положено потомство производить, уклоняются. Те же, вроде меня, убогие, одним словом, божьи дети, пусть себе гуляют по свету и живут в своё удовольствие, потому что нечего с них взять. Вы согласны?
Оглянитесь, что мы видим? От тех высоких и стройных красавцев, как мой сосед, пользы никакой, - не рожают. Если рожают, то не воспитывают. Я, убогий человек, произвел двоих детей: мальчика и девочку, и оба на меня похожи. Был один, стало нас трое. Жена обижается, мучилась, вынашивала, и ни один ребёнок на неё не похож, ни внешне, ни умом, ни упорством.
На жену оглядываются и мужчины и женщины. Симпатичная сестра, - ах, эти черные глаза, делает укол, и хоть бы раз взглянула мне в лицо. Потрет кожу смоченной спиртом ватой, сунет иглу и всё, будто я неодушевленный предмет.
На улице, особенно зимой, ни одна женщина не обращает на меня внимания. Хорошо их понимаю: идет мужик ниже среднего роста в пальто с чужого плеча, грудь стиснута, на спине горб, идет-торопится, скорее бы пальто скинуть, плечи расправить и вздохнуть полной грудью. Шапка на глаза падает, шагнул, руку вскинул, шапку поправил, пуку опустил. Опять вскинул. Надоедает руку вскидывать и опускать, иду, шапку поддерживая, будто на параде трибунам честь отдаю.
Одежду жена в сэкэнд хэнде купила. Купила, что было и на что денег хватило. Ничего особенного, если сплошь и рядом не только пальто с шапкой, и жизнь чужую на себя натягивают, - не подошла или надоела другому, взял себе, - поношенная жизнь дешевле стоит.
Мужчина-психиатр, мужик есть мужик, хоть и вид у него святой, спросил, что больше всего мне в жене нравится. Я не стал врать про духовную близость, сказал, у жены больше всего нравятся коленки. Он меня похвалил, молодец разбираюсь в женщинах, зря себя в импотенты списал. Темнолицая послушала и опять схватилась за телефон, потом опомнилась, если отправлять меня в психушку, то вместе с её коллегой. В этот момент озарение нашло на меня, бывают такие минуты, когда ясные мысли выплывают из самого нутра, - товарищ психиатр женского рода, вы меня не перебивайте, я, может, что-то умное говорить буду. Давайте рассудим, что такое сексуальное, неважно, мужское или женское. Вы согласны, что оно нам дано природой? Сколько во мне природы, столько во мне мужского, сколько в вас природы, столько в вас женского. Согласны? Теперь ответьте мне, откуда во мне может быть природное? Разумеется, меня сотворила природа с помощью родителей, потом уж бог в тело вдунул душу, как положено. Потом за меня взялось государство и крепко взялось, с пелёнок. Если оно берется, то выдаёт самое длинное, широкое, высокое и тяжелое в мире.
Природа сделала мужчину, государство – гражданина с налоговым бременем, и оно победило. Скукожилась моя мужская сила, в угол спряталась, но хватило её, чтобы зачать двух будущих налогоплательщиков: обязанности и никаких прав. Было нас двое с женой, стало четверо. Думаете, мы награду от государства за это получили? Да, ладно, я не жалуюсь.
С зачатием прошло, с сексом оказалось глухо. Сексу как балету, с детства надо учить, понимать, что к чему и для чего.
Как-то посмотрел порнофильм. Надо сказать, занятие не для слабонервных. Как увидел лицо девицы во весь экран, а звуки, что она издавала, - разве это наслаждение. Будто не секс, а пытки инквизиции.
Что природа, божий дух на долгие годы впал в летаргический сон, а когда пробудился, забегали знакомые и близкие, стали пальцем на меня показывать и кричать: « Сумасшедший, сумасшедший»!
Товарищи психиатры, приглашайте журналистов, делаю заявление: да, я слабоват как мужчина. Этого факта не скрываю от себя и не стыжусь признаться, как признавались некоторые высокопоставленные товарищи, что им было страшно жить, и, учтите, признавались не рядовые, но из высшего эшелона власти и даже генералы.
С недавних пор я приветлив с соседом по подъезду и всегда готов на мелкие услуги, например, шкаф помочь переставить. Что делать, жена без секса звереет. Глаза белеют, рот перекашивается, кричит так, будто вот-вот горло порвется. Однажды она уже сорвала голос, неделю шепотом говорила, я даже телевизор не включал, тишиной наслаждался.
Мой старший сын в постель мочится, заикается, ногти грызет, младшая по ночам по квартире бродит, - лунатизмом страдает.
Я рассуждаю. Темнолицая перебивает. Светлоликий внимательно слушает. Жена под дверью сидит, приговора ждет. Кто-то заглянул в кабинет, позвал темнолицую, она ушла. Я спрашиваю мужчину, что она такая нервная. Он стал жаловаться, в штате одни незамужние женщины средних лет, их бы полечить, но у нас в стране хороших психоаналитиков нет, нужно приглашать из-за рубежа. Опять же валютой платить. Где он валюту возьмет? Больных, конечно, жаль, но если настоящий сумасшедший, не страшно такого врача напускать, но плохо, что невротики после такого лечения хрониками становятся.
Светлоликий быстро подмахнул направление в травматологическое отделение, там толковые врачи-мужчины работают. Посоветовал не болтать лишнего. Я схватил носки, запихал в карманы, сунул босые ноги в ботинки и рванул из кабинета.
Жена надулась, услышав, что меня не признали сумасшедшим. Но успокоилась, узнав, все-таки направление в больницу выписали.
Почему-то, когда долго лежишь на спине, о женщинах в основном думаешь. Женщин в моей жизни было немного, вернее, две, не считая жены. Но они как-то тихо и незаметно из моей жизни исчезли, хотя я с одной вместе работал. Другая рядом жила. Каждый день встречались с ними, потом они будто растворились в воздухе.
Если на мне мало тесной, не по росту, дурацкой одежды, например, в летнее время, то я произвожу на женщин обманчивое впечатление, - вид, будто изнасиловать способен.
Как-то вечером прогуливался не в своем районе по тихой улице. Поздновато уже было. Впереди шла женщина. Оглянулась на меня и вдруг побежала, на бегу кричать стала, звать на помощь. Потом остановилась и ждет меня. Я подошел к ней и сказал, чтобы она успокоилась, потому что я, вообще-то, робкий с женщинами. Она мне грубо так, - иди своей дорогой, знаем мы таких робких, вон ручищи какие, а шея, как у боксёра.
Может, Гульжан тоже надеялась, что насиловать её буду?
Женщину с восточным именем Гульжан привела жена однажды вечером, познакомила нас и ушла к соседу. Я не нашел ничего странного в том, что в нашем единственном кресле теперь сидела роскошная женщина. Решил, видимо, совесть заговорила в моей Надежде, или надоела соседка, ехидно спрашивающая, почему она в две смены работает, а муж её, здоровый мужик, отправив жену в ночную смену, с детишками дома остается.
Всем хороша Гульжан, только коленки у неё худоватые, неприятно их вспоминать.
У моей Надежды все как надо. Такими коленками я стал бредить, если не подводит память, лет с четырнадцати, может, раньше. Как вижу аккуратные коленки, так и обжигает внутри, чуть ниже пупка. В классе на уроке то ручку уроню, то еще что-нибудь, лезу под парту, ползаю, изучаю. Лучшие коленки оказались у моей соседки, - её пеньком дразнили за малый рост и полноту.
Однажды приснилось мне огромное колено, круглое, белое и гладкое до блеска. Я стою рядом и обнимаю его как колонну, - маленький, жалкий, себя не узнаю.
Жена ко мне в больницу приходит в короткой юбке в обтяжку. Когда она склоняется над тумбочкой, раскладывая еду, парень у двери реже хрипит, и насос реже завывает. Его жена вместо того, чтобы радоваться, можно отдохнуть, краснеет от злости. Обидно, конечно, столько суток без сна из могилы мужа вытаскивает. Благодарности она не получит, он её все равно бросит. Наверное, из-за денег женился. Допустим, хотел машину, и попался на этом. Сколько угодно таких случаев, когда красивого парня покупают неудачным невестам богатые родители. Такое добром редко кончается. Был у нас такой на работе, женился, но прожил недолго, пьяный в речке утонул.
Гульжан приходила каждый вечер, я привык к ней, и длилось это долго, и мне не надоедало. Надежде тоже, она уходила к соседу, Света с Вовой в углу копошились с игрушками и нам не мешали. И вдруг Гульжан исчезла. Я спросил Надежду, куда делась моя женщина. Жена вдруг стала говорить о потусторонних силах, запуталась и выдала, что Гульжан не женщина, а экстрасенс, лечит все болезни, в том числе импотенцию. Я разозлился, хотелось бы знать, сколько заплачено за лечение и на чьи деньги покупались те бутылки водки, выпитые экстрасенсом. Бутылка за вечер. Я пил мало, она допивала до дна, но не пьянела и не соглашалась, чтобы я провожал. Вставала с кресла и уходила твердым шагом.
Без сомнения у неё есть способности. Но так и не вылечила меня. Если бы говорила поменьше, может быть, я настроился и проявил инициативу. Как тут настроишься, если женщина беспрерывно говорит.
Теперь мне кажется, не зря так случилось, всё было заранее подстроено. За меня взялись силы, действующие через Гульжан. Может, меня к чему-то готовили, может, я какую-то роль должен сыграть в истории человечества, или отдельного государства, может, с политикой связано. С ней у нас в стране плоховато. Есть политики, но они мало кого устраивают. Я мог бы пригодиться.
Лежу в неведении, посоветоваться не с кем, может, ошибку допустил, не понял намёка. У них всё на намёках. Напрямую не говорят, надо шифр знать. Даже черная кошка, перебежавшая дорогу, информацию несёт. Но какую, не каждому дано прочитать. Может, я ошибку допустил, когда от психушки отбился, поэтому Гульжан недовольна. Я бы через психушку себе имя сделал. А так что, так называется, шансом не воспользовался.
Как не догадался, что в моей однообразной жизни появление такой женщины с её темными речами не случайно. Шанс дается всего лишь раз, только вот не пойму, может все-таки, им воспользовался.
В тот день с утра в воздухе стояло какое-то гудение, - предчувствие необычного. И, действительно, ночью был мороз минус двадцать по Цельсию, а с утра порывы теплого ветра принесли тепло до плюс двадцати. Разница в сорок градусов. Когда такое было. Снег днем не только успел растаять, но весь в пар превратился. Таял и тут же испарялся, и видимость как в парилке.
Я считаю, не обошлось без вмешательства потусторонних сил, - самой природе при нашем климате такой перемены погоды не осилить. Жена согласилась со мной, но к чему-то вспомнила родственника, своего двоюродного дядю. Он один живет в своем Кременчуге, ему все кажется, что его отравить хотят. Приехал к нам однажды погостить. Надя очень вкусный плов приготовила, он вечером поел, а ночью живот у него схватило. Ни я, ни Надежда, ни дети не заболели. Когда он третью тарелку доедал, я подумал, как бы плохим не кончилось. Так и вышло.
Родственник забыл, где свет включается, ночью в потемках туалет искал. Надежда встала на шум, окликнула его, он резко повернулся, и схватил её за горло. Душит и кричит, - отравила меня, не выйдет, сама умрешь. Я еле спас её. С синяками ходили: она и я. Больше он к нам не приезжал, и мы не приглашали, хотя у него пасека и свиньи.
Не помню, зачем про этот случай вспомнил. Со мной бывает в последнее время, - начну мысль и на середине забываю.
Но восточной женщины мне не забыть никогда. Думаю, Гульжан ясновидица и судьбу мою хорошо знает. Поэтому и пристала ко мне. Красивая женщина как барометр чувствительна к успеху мужчины.
Сейчас много партий развелось и лидеров столько же. Надо смотреть, если лидер окружен красивыми женщинами, значит, в его партию можно вступать. Если вокруг него уродливые соратницы, значит, это партия плохо кончит: или своих перебьют или стрелять начнут без разбора, или пошумят-пошумят и разбегутся. Правда, последнее редко случается. Того, кто вылез, задвинуть назад почти невозможно.
Кстати, к вопросу о революции семнадцатого года. Почему она победила? Да потому что ни одна городская красавица не соглашалась любить мужчину, если он не участвовал в революционных делах.
Не зря Гульжан с её ясновидческими способностями стала крутиться возле меня. Женщине за тридцать, не замужем, детей нет. Космос дал информацию, она уловила, я не понял, время ушло. Надо было на сумасшедшего соглашаться. Но разве я виноват? Темнолицая такую чушь несла, ну, никак невозможно было согласиться на психушку. Не мог я согласиться с тем, что раз верю чужим словам, значит, лечиться надо. Но найдите мне нормального человека, такого, чтобы не верил в существование Тихого океана. Многие из нормальных видели океан? Я ведь тоже верю в его существование.
Вышел я в тот день, когда резко потеплело, на улицу после работы из душного, прокуренного помещения, солнце в глаза брызнуло, ослепило. Правда, грязь кругом и денег нет, но, черт побери, живой я, пусть полуживой, но до весны дожил.
Иду так, ни о чем таком не думаю, и вдруг слышу, если так будет и дальше продолжаться, то дышать перестану, - и приводят много фактов и аргументов, кому это выгодно и почему. Может, неправда, может, преувеличение, есть такие тревожные люди, их еще не бьют, они уже кричат. Он ещё из дома не вышел, но уже представляет, как его на перекрестке машина сбивает. На перекрестке чаще всего и сбивают пешеходов: где разрешено, там опаснее всего.
Объявление было написано неровными кроваво-красными буквами и приклеено к бетонному столбу. Читать его не собирался, сначала подумал, как это умудряются прочно приклеивать бумагу. Я за семейную жизнь этих объявлений много клеил: то место в другом, ближе к дому, детском саду для дочери, то покупал детскую коляску подешевле, то продавал её, потом пытался комнату на квартиру обменять, дураков не нашел, - знаю, что на бетонный столб бумагу трудно приклеить. Только наклеил, отошел, она вслед за тобой по ветру летит.
В том кровавыми буквами призыве написано, что отечество в опасности, идет гражданская война. Все не прочитал, но суть понял: время настало решать, с кем ты, с нами или твоими врагами. Митинг состоится в шесть часов в конце сквера. Этот сквер находится за драмтеатром. Я и пошел, побежал даже, чтобы успеть послушать, даже шапку снял, чтобы не мешала бежать.
Задним умом думаю: обычно бывает два конца. Это с моей стороны я бежал в конец сквера. Если считать со стороны центральной площади, конец началом будет. Может, там, куда я попал, другое мероприятие проходило, и я погорячился, когда написал, не разобравшись, письмо президенту, после того, как отказались соединить с его приемной по телефону, да еще информлисток расклеивал: мол, враги наши уже вооружились, уже выступили в нашем городе, число раненых и погибших скрывается. Прочти и передай другому. Даже статью написал и послал в местную газету и про белую лошадь упомянул.
Я эту лошадь первый раз увидел, когда слушал очередного выступающего. Оратора окружало кольцо мужчин. Давно я не видел, чтобы толпа из одних мужиков состояла. Обычно бабы кучкуются. Как увидел, - баб нет, решил, мероприятие мне подходит.
Эту темнолицую на всю жизнь запомню. Ей не врачом, а надзирателем работать. Не положено и всё тут. Я ей воззвание к народу пересказываю, она светлоликому, тоже мне оправдание для больного, в каждой газете про отечество в опасности пишут. Что теперь, не работать? Если все побегут спасать отечество, что тогда будет? И, вообще, как может нормальный человек в наше время верить написанному. Нормальные люди давно уже ничего не читают.
Безнадежно ей было объяснять, что отец двоих детей и патриот своего отечества должен защищать то, что по праву, завоеванному моими отцами, принадлежит моим детям.
Она опять светлоликому, на меня не смотрит, - детей надо защищать, когда им что-то реальное угрожает. В тот час им никто не угрожал. Они играли в детсадике и, с нетерпением ждали, когда папа придет, и вызволит их, бледненьких, из стен, пропахших манной кашей, на свежий воздух.
Правильно светлоликий сказал, что её лечить надо.
На настоящий митинг я попал впервые. Небольшая плотная толпа вокруг что-то кричащего мужчины на возвышении. Ни микрофона, ни матюгальника, мужчина нарывается, но ветер уносит слова в другую от меня сторону, доходят только обрывки фраз. Понял только, говорил о России, о царе и опасности то ли гражданской войны, то ли революции. На чем стоял оратор, я не видел, а когда все разбежались, оказалась шаткая конструкция, удивительно, как она не рассыпалась. Мне в таких случаях не везет, и правильно сделал, что не полез на трибуну. Пытался прорваться, но толпа не пустила.
Слушал обрывки фраз, и вдруг увидел: белую лошадь, породистую, как на картине. Может, и конь, не буду врать, но подумал, что лошадь, - ухоженная. Одним словом, высший класс. И вот эта белая лошадь, выгнув шею, засунула длинную аристократическую морду в урну. Видимо, привлёк запах недоеденного пирожка с мясом. Их продавали у входа в сквер. Увиденное неприятно подействовало на меня, отвернулся и в сторону лошади перестал смотреть.
Я уже давно хотел на каком-нибудь митинге выступить и сказать про вырождение нашей породы. Например, как у собак, у них разные породы и у каждой свои достоинства. Одни хорошие охотники, другие сторожа. Также и у людей: одни воевать любят, другие торговать. Во всем мире строго следят за собаками и кошками, люди как хотят, так и плодятся. Нужно положить этому конец. Мои беспородные дети пусть растут, раз родились, но в самое ближайшее время процесс зачатия нужно взять под контроль. Как это сделать, давайте вместе думать.
Все это хотелось сказать на митинге, но не вышло, пытался торпедировать толпу, не пробился. Надо было пальто сбросить, чтобы легче пробираться. Только подумал, снять побоялся, увести могли. Ведь соратников рядом нет. Знаю, что на митинги в основном идейные ходят, воры боятся политических. Но, с другой стороны, и порядочный человек подбирает, что плохо лежит. Подумает, всё равно украдут, лучше я возьму, пригодится. Пусть лучше хорошему человеку достанется, и унесет моё пальто по идейным соображениям.
Пока думал, выступать или нет, слышу звук, будто разом толпа вздохнула, протяжно и жутко. Оглянулся, военные нас окружают, с блестящими саблями. Толпа бросилась врассыпную: кто через узорную ограду перепрыгивает, кто по аллее бежит, кто за деревом прячется. На меня нашло, - пальто скидываю, аккуратно сворачиваю и под скамейку сую. Вслед за одеждой спрятаться и в мыслях не держу. Выпрямляюсь и наперерез военному с саблей бросаюсь. Умру, но не сдамся. Тот, с саблей налетел на меня, толкнул в грудь левой рукой и матом кроет. Удивился я, враг, а русский знает. Не знаю, почему, но мелькнуло тогда, враг не должен на нашем языке говорить. Уже потом вспомнил про гражданскую войну.
Матершинник меня ударом в толпу отбросил. Свои волной накрыли и к ограде прижали. Я вывернулся, устоял, назад на врага бросился. Кто-то из своих успел меня в спину кулаком ударить. Трус опасен тем, что от страха не врага, своего бьет.
Пока от своих отрывался, враги выстроились в ряд, щиты сомкнули. Я продолжаю по инерции бежать. Даже мысль геройская мелькнула: перед смертью врага по ногам напинаю.
Вдруг боковым зрением увидел круп той самой белой лошади, широкий, на женский похожий. На лошади всадник, как в историческом фильме, тоже саблей размахивает, но скачет с моей стороны, выходит, со мной против тех, в военной форме, со щитами. Я закричал: «Ура»! Бежал и орал и не мог ни остановиться, ни замолчать.
Те, что шли навстречу, щиты побросали и стали разбегаться в разные стороны. Я одного догнал и наподдал ему по заду. Он развернулся и саблей мне по шапке, правда, не плашмя ударил, но в глазах потемнело. Когда бежал, шапка съехала на глаза, врагов видел ниже пояса, после удара ничего уже не видел. Поэтому не знаю, кто меня толкнул, я упал, меня поволокли и бросили на скамейку. Поднялся, слышу, пуля возле правого уха просвистела, прыгнул влево, бегу, петляю. Вроде тише стало, остановился, из-под шапки выглядываю, - все дымом заволокло. Рядом со мной мужчина со стрекочущей кинокамерой на плече. Иностранный журналист. Они лезут в самое пекло, лишь бы первыми быть, им за это валютой платят. Он повернулся ко мне и подмигнул, - ничего не боятся эти журналисты. Я опять побежал, наверное, в кадр попал, и меня весь мир кроме нашей страны по телевизору смотрит.
Кто-то схватил меня сзади и поволок, руки выкрутил, рубашка на груди порвалась, брюки сползли, но удержались. Дотащил до ограды, прошипел в ухо: «Еще полезешь, убью». Я упал, полежал немного, поднялся, хотел пальто найти, разве его отыщешь. Но мне не холодно, согрелся от беготни. Так и пошел домой. Весь в грязи, рубашка рваная, но шапка на месте. И падал, и убегал, она ни разу с головы не свалилась. Редкие прохожие обходят меня стороной. Хотя чего бояться, вид у меня скорее пострадавший, чем нападающий. Но, может, что-то новое появилось в облике после сражения. Если честно, еще подраться хотелось. Я где-то читал, кто особенно храбро сражались на войне, в мирное время шли в бандиты-налетчики, не могли перейти на мирные рельсы. Его расстреливать надо, но куда, вся грудь в наградах, командиром Красной армии служил отечеству.
Ближе к дому стал переживать, как жена примет известие о потере пальто. Но она, увидев меня раздетым, обрадовалась, спросила с надеждой, неужели подрался? Я кивнул, она даже посветлела, наверное, подумала, что я с её любовником отношения выяснял. Жаловалась мне, хамоватый он, ласковых слов вообще не употребляет.
Не хотелось обманывать её. Пока говорил, лицо её темнело. Потом она на крик перешла: почему у других не снимают среди бела дня одежду. Наверное, молокососы напали, эх ты, мужчина, не справился с ними.
Ночью спал плохо, думал. Утром встал, посмотрел в окно, - ударил мороз. Люди в зимних одеждах. Пришлось бежать на работу в тренировочном костюме и зимней шапке.
Жена осталась дома, сын заболел, врача ждала. Днем Надежда прибежала ко мне на работу, стала выяснять, в каком месте на меня напали и пальто сняли, чтобы в милицию заявить по месту ограбления. Я опять попытался объяснить, что пальто с меня никто не снимал, я сам его снял, потому что оно мешало защищаться от врагов отечества. Положил под скамейку, аккуратно свернул и положил. Там еще дерево рядом растет, возле узорной ограды. И еще сказал, про вчерашнее событие обязательно по телевизору сообщат, я уверен. Жена покрутила у виска и ушла в сквер искать пальто.
После работы, когда я, посиневший от холода, вбежвешалке. Обычно прищуренный взгляд жены в мою сторону, округлился, лицо приобрело глуповатое выражение. Я стал надеяться, может, отогреюсь, поужинаю и захочу чего-нибудь еще, и мне не откажут.
Пришла Гульжан, давно её не видел. Надежда тут же, у вешалки, все ей рассказала, и про белую лошадь не забыла.
Гульжан сидела в кресле и непривычно молчала, разглядывая нас с женой, будто впервые видит. Мы с Надей тоже молчали и дети не шумели.
Сюда в палату Гульжан принесла историю болезни. У неё всюду схвачено, ни в чем и нигде ей не отказывают. Не история болезни, а пухлое дело, заведенное на меня. Она читала вслух выдержки. Сосед хрипеть стал тише, прислушался.
Из истории болезни следовало, что меня стукнули по голове, потом я снял пальто и сунул под скамейку. Начался бред, я бегал, кричал, пинался и дрался, - вел себя как буйный помешанный. Сам себе выдумал врагов из-за чрезмерного увлечения политикой. Врачи советуют с полгода не включать телевизор и не читать газет.
Если я не разберусь в том, что же происходило, сойду с ума. Уже начинаю верить, что лошадь привиделась. Или попал не на митинг, а на съемки исторического фильма. Тогда всё встает на свои места, и лошадь к месту.
Может, меня разыскивают, чтобы на роль пригласить. Нужно с них деньги потребовать, за активное участие в массовке должны заплатить.
Отлежусь, наберусь сил, выйду на волю и поеду на киностудию. Может, мне светит карьера киноактёра.
Я где-то читал, что режиссёры любят снимать в кино непрофессионалов, открывать новые таланты.
Вдруг повезет. И другая жизнь начнется, если очень повезет, в телесериал могу попасть. Хуже не будет.