Сидел у окна и кусал губы. Бледный и уставший, рыжий и нескладный,-¬¬¬- как всегда. И как всегда, кусал губы. За окном шумела весна. В общем-то, тихо, но было какое-то эхо. Да, это было всего лишь эхо. Эхо, весна и нехватка витаминов.
Охватив голову руками, молчал. Лучи заходящего солнца стелили полотна внизу, на тёплой дороге. Сидя на подоконнике девятого, смотрел на неё, недавно заасфальтированную красивую. Звонок в дверь. Нехотя встал, поплёлся к двери по разбросанным по полу пожелтевшим газетам. Долго возился с замками, наконец, распахнул дверь. Вихрем ворвался в комнату кусок весеннего запаха, что там, снаружи, и, сквозняком выбежав в открытое окно, исчез. Едва захлопнув дверь, с порога - друг: «Снова депрессия?» Он, устало («не понятно, после чего»,- друг), плюхаясь на диван, поджимает под себя по-детски босые ноги и, ёжась от внезапно набежавшего холода, охваченный сильной дрожью, закурил, тут же нервно бросил сигарету в раскрытое окно, как-то чересчур резко сделал рывок, пытаясь проследить траекторию её падения. Усмехнулся, и усмешка показалась даже беспечной.
-Не - а, фрустрация. Уже неделю мучаюсь бессонницей.
Друг, добродушный, но глупый паренёк, тоже улыбнулся в ответ, будто бы понял смысл неизвестного слова. По одной из норм своего морального кодекса, ему нужно было держать марку. Он так постановил. Имидж, прежде всего. И даже успокоил: «Бывает». В ответ- сухо пожал плечами, не отрывая взгляда от окна,- может, и вправду всё ерунда. Повернувшись спиной…Но друг, или человек, считавший себя таковым, любил его преданной собачьей любовью. Или думал так, потому что слишком любил себя. И ценил себя за то, что любил или за то, что думал. Одна диалектика. Он, вечно праздноболтающийся, в минуты полного безделья, незаполненного даже праздноболтанием, увлекался ею. Ну, или думал, что увлекается. Тьфу… Но чаще всего, он её ненавидел, за то, что она запутывала его, недалёкого, своими связями, из-за которых он практически после каждого слова стал употреблять на письме тире - всюду виделись ему причина и следствие. Снова тьфу… О чём это?
Одним словом, нравился ему этот рыжий- отличный парень ведь!- и сам не понимал, за что. Наверно за то, что тот всегда внимательно его слушал. Пусть даже так, глядя в окно, сидя спиной к гостю.
К глупым прозрение приходит позже.
Говорили (или говорил) обо всём, наконец, ушёл. «будь молодцом», и снова от двери к окну пробежал симпатичный сквознячок.
День для товарища прошёл в вечном, как борьба добра и зла, противоборстве вынужденного дела и праздноболтания. К вечеру последнее победило, ближе к ночи уже стало скучно. Радостно пропищали номер кнопки телефона, заскакали, как маленькие галки, гудки по телефонным проводам. Ответа не последовало. Тогда, вспомнив о необходимости поддержания своего имиджа, он решил почитать, а ещё - та фрустрация. Во какое слово! Нужно найти его значение в практически единственной из книг, которых он имел. «Настоящему не нужны другие»,- утверждал он. Страницы листались весело, даже с какой-то песенкой. Что-то из современной музыки, ничего конкретного… «Фрустрация-это…» Смысл понятия доходил долго и, честно говоря, не очень хорошо. И сначала даже смешно стало… Во второй раз запели гудки в телефоне. Интеллигент читал ещё раз и вдруг взгляд примагнитился к к концу определения. Сразу же заболело под ребром и слегка кольнуло за грудиною. Больше ничего не изменилось… Гудки бежали всё так же равномерно и предательски, так долго, что казались вечными и уже звучали вместо привычного биения сердца. В голове всё смешалось, как бы это банально не звучало. В песенке почему-то появились слова. «Возьми трубку, нужно поговорить… У меня есть сердце… У меня есть сердце…» Шли гудки. Гудок… «Он всегда смотрел в окно…»Гудок…»Он никогда меня не слушал, он просто молчал, думал о своём…»Гудок…Голос оператора. И всё! И всё? Неужели всё? Неужели конец? Неужели больше никогда не встретимся?
Встретились. Утренний звонок. Разбудил. Как будильник. Сначала ничего, потом сразу же тревога. Разбудил. Встретился. И с ним и с его плачущей матерью. И с его всё той же улыбкой. Теперь вечной Теперь неподвижной, теперь неуместной, остывшей, роковой. И по лицу его текли дождевые слёзы. Было страшно: улыбка, и вдруг плачет. Уже было понятно, что он не забудется никогда. Чем больше всматривался, тем очевиднее-никогда. Никогда…
Вечером была лихорадка. За окном всё так же шумела весна, будто бы ничего и не случилось. Лишь с ветвей ив капали мелкие слёзы: только что закончился дождь, а поэтому всё казалось ярче и красивей, вот только раздражало сильно своей искусственной, надуманной, наигранной весёлостью. На оконной раме маятником качались хлопья тополиного пуха. Трясся под одеялом. Перед глазами бегали разноцветные мурашки. Движущаяся мозаика. «Спокойно, солнышко»,- слышался голос матери, которая, как в детстве гладила его по голове. Какое там солнышко! Какое там спокойно! Это он виноват! Это он погубил своего друга! Всё произошло так неожиданно, так стихийно…
Шли недели. Всё оставалось по-прежнему. Кровать, одеяло, весна, мать, гладящая по голове, ненавистное «спокойно, солнышко». Лежал, вспоминал. Утром звонили с работы, интересовались причинами его отсутствия. Да, его не было уже 3 недели! Ну и что?!! Послал их. Нервы никуда не годные стали. А ещё вчера приходили бывшие однокурсники. Скучно с ними. Ерунда какая-то. Тоже послал. Забеспокоились соседи. На что я им всем так неожиданно сдался?
Шли недели. Как и раньше капало с крыш после и во время сильного ливня, солнце заглядывало с вороватым видом в окна. Видимо, полегчало. Только был слишком рассеянный, вялый и худой. Но жизнь понемногу налаживалась. А очень скоро благодаря какому-то короткому и незначительному взгляду начался роман с симпатичной сотрудницей. Мир стал выглядеть по-другому, даже появилась тяга к сентиментальности. Ночи пахли сладким мёдом, утра - розами в кристальной росе, дни - жаркой чистотой свежевыстиранного белья, вечера - скромно, прохладой. Ах, мир, какой ты разный и прекрасный!
Даже скупые бухгалтера и очкастые злые программисты - и те начали улыбаться весело и счастливо. Лето. Целыми днями с утра до вечера сидел у окна и любовался цветущей природой. Теперь у него была молодая жена. Ему очень интересно с ней. Она это ЗНАЛА. Это знала ОНА. Он никогда её не перебивал-слушал молча и увлечённо.
С первыми осенними непогодами здоровье резко ухудшилось. Болела голова, аппетит и сон давно не радовали его своим присутствием. Понятное дело-нехватка солнечного света, да и экология не очень.
Жена посоветовала ему сходить к врачу. Он любил её, он всегда слушал советы жены и никогда не перебивал.
Стоял в кабинете доктора. Ждать пришлось достаточно долго или, может быть, так казалось. Наконец послышались тяжёлые быстрые шаги по коридору, скрипнула дверь, и в кабинет вошёл полный бородатый мужчина в очках и белом халате. Всё как всегда. По схеме: «пульс-дыхание-давление-тесты на реакции». После доктор сел за стол и стал что-то быстро писать. «Доктор, что у меня»,- нетерпеливо спросил, вернее, хотел это сделать пациент. Голос его прозвучал низко, хрипло и в конце фразы сорвался на мышиный писк. Врач посмотрел и …
В это время жена его, с которой он прибыл в поликлинику вместе, уже пришла домой. Хотелось до его прихода прибраться в доме, привести мысли в порядок, подумать, какими словами она донесёт ему такую неожиданную, но, несомненно, прекрасную новость: у них будет ребёнок.
Доктор помолчал и сказал лишь одно слово: «Фрустрация». Нервная дрожь охватила всё тело. Похолодело где-то глубоко внутри и стало как-то… досадно, что ли. Поблагодарил доктора и медленно вышел.
По дороге домой думал о жене, о матери и - никто этого не знал - о друге. Жара осеннего дня стекала с пожелтевших деревьев мелкими дождинками, падая на асфальт. Далеко за спиной автомобиля слышались первые удары грома.
Жены не было дома. Она уехала к его матери, раздираемая непреодолимым желанием поделиться радостью. Они договорились встретиться там. Но, то ли боясь попасть под грозу, то ли по каким-то другим причинам, он остался дома.
Буря так и не началась, а поэтому вечером, когда холодные сумерки опустились на мокрые тротуары и в остывшем воздухе закружились пожелтевшие листья, вместе с темнотой опустилось в чью-то душу беспокойство. Но напрасно надрывался осенней ночью телефон в какой-то квартире с распахнутыми, несмотря на дикий холод, окнами…