Три пса

 

       Могу ли я назваться собачником? Спорно. Но у меня было три питомца. Все они были разными, относился к ним по-разному, но помню каждого. Они в моей памяти занимают место наряду с родственниками, друзьями, знакомыми.


Первый, огромный, черный, кучерявый под терьера ублюдок, которого я в силу своего четырехлетнего ума назвал Чебурашкой, был абсолютно бесполезной дворовой собакой. Окружающий мир он смотрел исключительно влюбленными глазами. Он наверняка лизнул бы и вора, если бы тот позволил ему. Как такая «породистая» собака попала в тогда довольно закрытый для внешнего мира Чурапчинский район, для меня до сих пор загадка. Тогда в этой деревне были только две собаки непохожие на других, мой Чебурашка и Тяпа, мелкая тварь с бешеным лаем, и непонятно где головой, которого боялись все собаки деревни. Они наверняка видели в ней, какое-то, пусть мелкое, но ужасное чудовище, но никак не собаку.


       А Чебурашка был другой. Единственным чертой которая мне запомнилось, было его абсолютное добродушие, которым пользовалась вся местная детвора. Безропотно снося все весь набор детских измывательств (запрягание в санки, таскание за хвост, превращение в скакуна, и т.п.) он слыл «бестолковым дурнем». Те же деревенские собаки боявшиеся Тяпу, брезговали даже бить его. Помню, не мог зимой ночевать в будке, все пытался прошмыгнуть в дом. Жалея «городского», в особо холодные дни его запускали в дом.


       Чебурашку убили в «собачьей облаве», тогда это делалось без особой щепетильности – ездили по всей деревне, и если собака была без ошейника, отстреливали прямо на улице. Наверняка бедный Чебурашка сам подбежал к ним… Своего горя не помню, или память милосердно стерла этот эпизод, или... Детство я очень смутно помню вплоть до десятилетнего возраста. Маленькие эпизоды только.


       Суолдьут был очень красивым и умным псом. Уши торчком, «четырехглазая» (так называли собак с белыми пятнышками на бровях), с пытливыми глазами, он был противоположностью Чебурашки – одним своим видом внушал уважение. Созданный для охоты он бездарно губил свой талант, попав к нам. Однажды, когда был годовалым щенком, совершил большое преступление в духе Белого Клыка – передавил с десяток кур. И не съел, сидел довольный возле них, видать, похвалы ждал. И был нещадно бит куриным трупиком. А потом, когда его взяли на охоту, и ткнули уткой в морду, мол, вот этих вытаскивай с озера, говорят, он взвизгнул, и опрометью улепетнул в сторону деревни… Крепко врезался в память статус неприкосновенности птиц.


       Страсть к охоте он утолял охотой на ондатру, которые довольно много плавали в речке рядом с домом. Свою конуру он упорно не признавал жилищем, и спал в люльке мотоцикла ИЖ-4. И бабушка несколько раз доставала оттуда подстилку в виде тушки ондатры. Отдавал не возмущаясь, есть их, видимо, брезговал. Номинально считался моим, но хозяином признавал отца, хотя логично было бы, если бабушку, которая кормила его.
Потом его отдали дальнему родственнику, кадровому охотнику. Белковал говорят отлично, и соболя не упускал. Меня, когда я приезжал гостить через три года, узнал, вяло, можно сказать – вежливо, поздоровался и отошел. То, что он узнал меня, сказал его новый хозяин, объяснил, что если бы не узнал, укусил бы при попытке погладить. Умер от старости.


       И последний мой питомец, мой любимец Баhыргас. Его привез отец, из города - подарили друзья. Восточноевропейская овчарка из питомника он с самых малых лет был вскормлен собственноручно, поэтому просто обожал меня, своего хозяина. Очень быстро научился нехитрым командам, вроде, «фу», «сидеть», «место» и прочим. При команде «фу» самоотверженно не кушал даже самый лакомый кусок, хотя норовил слопать, как только обернешься. При команде «место» он быстро залезал под террасу. Потом, я бессердечно шутил над ним, давая этот приказ, когда он вырос в огромного пса, и даже полбашки не мог всунуть в эту щель. А он, истинный солдат, бросался в эту щель и, суча ногами, пытался влезть. Потом, видимо поняв шутку, делал это без рвения, номинально обозначая постулат «приказы не обсуждаются».
 

       Хотя для всех знакомых он был ласковым псом, территорию обозначал четко. Незнакомый? В нашем дворе? Атака! От вида пьяных просто сатанел, однажды чуть не дошло до трагедии. Когда я выскочил на крик, он стоял передними лапами на груди друга отца, и щелкал зубами около лица. Будучи сильно «под мухой», он проигнорировал угрожающий лай, зашел во двор и попытался дойти до дома…
       

       Однажды по деревням вновь пошла «антисобачья» акция. В этот раз ружья не стали применять, по всему периметру населенного пункта разбросали мясо с отравой. Хотя в тот раз я держал Баhыргаса на привязи, однажды ночью он смог освободиться (отличался свободолюбием и умом – умел пятясь задом, стягивать ошейник) и конечно, вдоволь накушался отравленного мяса… Лежал и тяжко дышал…


       Но он был везуч и живуч! Как мне объяснили потом, он, дорвавшись «халявы», пережрал так, что очень быстро его вырвало. Поэтому яд подействовал недостаточно. Очень долго проболев, он оправился, хотя с желудком до конца жизни не все в порядке было, постоянно пукал. Умер он в Якутске. Тогда я переехал в город, и те родственники у которых я жил, взяли Баhыргаса тоже – охранником двора. Ему пришлось туго, каждый день приходили незнакомцы, а их даже пугать нельзя! Рушились все представления о правилах жизни. А он был немолод, лет 9-10 было. От обилия незнакомцев он ошалел и постоянно выглядел озадаченным. Однажды его отвезли на строящуюся дачу охранником. И пес, которого с Сергеляхского шоссе до Хатынг Юряхя везли на закрытой машине, через неделю вернулся обратно… Как?


Через года полтора он окончательно слег, потом однажды ушел. Говорят все умные псы так делают – умирать уходят вдалеке от хозяев. Свой собачий этикет.