Дело было днём, ясным летним днём. Я стоял у подземного перехода на одном из самых оживлённых перекрёстков Бродвея в Манхеттене, что на пересечении с 57-ой Улицей, и пытался разобраться со своими руками. То есть руки у меня были в порядке – две и вполне здоровые, вопрос состоял в том, что я слишком много дел хотел ими сделать одновременно. Я держал несколько больших жёлтых конвертов, большую сумку с вещами и сумку наплечную, мобильный телефон и при этом пробовал отыскать номер, по которому звонить на одном из тех больших прямоугольных конвертов. Я переставлял конверты из руки в руку, прижимая ухом мобильник, сжав под мышкой сумку с вещами и приподняв плечо, чтобы не слетела сумка наплечная. Мимо сновали люди, бежали машины, а я всё занимался эквилибристикой, не обращая ни на что другое абсолютно никакого внимания. Уже был найден номер, по которому мне надо было позвонить, я набрал его на клавиатуре мобильника, как вдруг почувствовал какую-то неуютность. Неуютность существовала за пределами моего тела, словно кто-то невидимый включил такой же невидимый холодный фен и до меня начали долетать его первые и ещё слабые потоки холодного воздуха. Я оторвал взгляд от конвертов и посмотрел туда, откуда этот холод шёл. От перекрестка ко мне приближалась компания темнокожих парней, лет восемнадцати-двадцати, не больше, приближалась, бросаясь друг от дружки в сторону от непонятной игры и вновь сбиваясь вместе, громко крича и смеясь. И хотя их появление ничего особенного не привнесло во внешнюю картину Бродвейской панорамы, всё так же насыщенной другими прохожими и машинами, я почувствовал себя откровенно одиноким. Показалось, будто ничего более в мире в этот миг не существует, а только перекресток, я и компания молодых негров. Инстинктивно я отступил шаг назад и упёрся спиной в трубчатое ограждение перехода. Именно инстинктивно, потому что всё так же продолжал слушать гудки вызова в трубке мобильника и когда там, на другом конце связи, раздался голос, стал ему отвечать. Группа парней неуклонно приближалась ко мне. По-прежнему дурачась и смеясь и не обращая внимания на прохожих. Ощущение холодного воздуха стало сильнее и будь на мне какая-либо куртка, я бы поспешил побыстрее запахнуть её на груди. Но было лето, жаркий август, я стоял в одной светлой майке и запахивать ровным счётом на себе ничего не было. Всё это выглядело тем более странным, что никто из компании негров не смотрел в мою сторону и никоим образом не выказывал ко мне интереса.
Первый парень из компании прошёл возле меня довольно быстрой походкой, с головой вполоборота назад, что-то выкрикивая своим товарищам. Ему отвечал второй негр, почти бегущий следом. Поравнявшись со мной, второй негр сделал быстрый и плавный нырок в мою сторону и его лицо всего в нескольких сантиметрах проскользнуло мимо моего локтя. При этом он выставил в сторону свою руку и когда голова выходила из нырка, рука зацепила невзначай мое колено. Я дрогнул, дёрнулся ногой назад, но места для отступления за спиной не было и я, словно стреноженный конь, всего лишь топнул ногой на месте. К ощущению холода прибавилось чувство тревоги, до того сильное и ясное, что я весь сжался в комок, как перед ударом. Не было явных причин для удара, не было соответствующей обстановки для него, но я его чувствовал так живо и впечатляюще, что мог бы даже сказать, какой силы примерно он будет. И словно в подтверждение моим ощущениям, явился удар. Он шёл от последнего по счёту темнокожего парня, уже не проходившего, а пробегавшего мимо меня, с ехидной и злобной усмешкой на губах и с прищуренным взглядом. Удар предназначался не мне. То есть не столько мне, сколько наплечной сумке, сползшей в результате моих подёргиваний почти на живот. Сумка подпрыгнула, негр подхватил её свободной рукой и только ремень, на котором она ещё держалась за мое плечо, не давал ему овладеть ею полностью. Я с силой прижал ремень локтем к себе, выставив вперёд как щит, жёлтые конверты и негр, механически дёрнув сумку ещё раз, убежал ни с чем дальше. В тот же миг, следом за ним, исчез и холодный воздух. Точно ледяная волна откатила вместе с компанией прочь. Я в недоумении продолжал стоять у подземного перехода и произошедшее казалось мне не больше, чем видением, чем сном, на секунды выбившим мой рассудок из реалий обычного мира.