Памяти Егора.
«Безрыбье в золотой полынье,
Вездесущность мышиной возни,
Злые сумерки бессмертного дня –
Долгая счастливая жизнь,
Такая долгая счастливая жизнь,
Отныне долгая счастливая жизнь
Каждому из нас…» © (И.Ф. Летов)
I
- Пусти!
- Не дергайся ты… Да сиди, говорят!
- Отстань! Не трогай меня!
- Истерик! Ф-ффф… Вот же, наказание!
- Убери руки! Ты…
- Разбежался!
- … не имеешь права!
- Не пущу!
- Пусти!
- Нет!
- Всю жизнь… Пусти! Всю жизнь мне… Всю…
- Сиди… сиди… тише… ну… успокоился?
- Да…
- Точно?
- Да… Все. Пусти…
II
Было у Светлакова на примете одно место – так, географически ничем особенным не выделяющееся, Край Мироздания – куда он, Хранитель с более чем сорокалетним стажем, регулярно отправлялся на предмет залечить душевные раны, обдумать стратегию дальнейшего существования, помечтать, да и вообще, расслабиться в одиночестве.
Среди людей одиночество было утомительным, оставляло неизгладимые отметины повсюду, куда только могло дотянуться, надрывало душу, а здесь … Здесь было все иначе – приходило просветление, таяли ледяные занозы в сердце, нежность и легкая грусть охватывали Светлакова, глядящего свысока на всю эту, временно оставленную им, суету жизни.
Каких-то двадцать пять лет тому, впервые обнаруженное, место это навсегда пленило Светлакова – здесь он набирался сил, веры в себя, смирения. Один на один с бесконечностью пространства и времени, здесь получал он ответы на невысказанные вопросы, окрылялся надеждой, вновь загорался мечтой. Это место было создано для Светлакова, а сам Светлаков был создан для …
Впрочем, несмотря на то, что ответ был известен ему с начала начал, вопрос «для чего?» всегда мучительно занимал все его естество – слишком странной казалась Светлакову очевидная безнадежность поставленной перед ним цели. Безнадежность, кажущаяся предопределенной свыше.
Светлаков был Хранителем. И, как часто он сам себе признавался, никуда не годным Хранителем. Дело даже не в том, что к обязанностям своим Светлаков относился спустя рукава, нет – в этом упрекнуть его было нельзя – просто почти во всем и практически всегда он уступал своему стародавнему оппоненту.
Знаете, так бывает - насколько бы ты ни был хорош, всегда может найтись кто-то лучше тебя: смышленей, проворнее, убедительней. Ничего не поделаешь, это – жизнь. Такая жизнь сложилась и у Светлакова. Сколько он не помнил себя, всегда по левую руку обретался … нет, не выговорить! До чего неприятная внешность у старого врага, но имя он себе выбрал совсем из ряда вон! Лучше и не произносить! Не поминать лишний раз!
То ли дело, сам Светлаков – благозвучное, отражающее внутреннюю суть имя. Имя обязывающее, показательное, красивое, в конце концов! Враг, правда, шипел недовольно всякий раз, заслышав его, но это как раз ничуть неудивительно. Для всего его рода привычно ненавидеть свет, и все что с ним связано.
Он – Враг – искушал. По природе своей. Расположившись за левым плечом, нашептывал тысячи всевозможных соблазнов, разрушая все то, что долгие годы созидал за правым плечом Светлаков. Поначалу, во младенчестве и ранней юности, направлять и хранить крестника Светлакову проблем не доставляло – слишком непорочна и чиста была душа, за которую отвечал Хранитель – потом начались неприятности. Не замечаемый ранее, Враг креп, приобретая влияние, которого и не мечтал никогда приобрести Светлаков.
Многочисленные неудачи, сопровождающие Хранителя в последнее время, вымотали его. Каждый промах запечатлевался шрамом на стремительно стареющем теле, обрюзгли прекрасные черты лица, поредела и подернулась сединою некогда пышная шевелюра. Враг же, напротив, каждую свою удачу праздновал здоровым цветом кожи, подтянутостью фигуры, отменным аппетитом и новыми разрушающими идеями – еще бы, главным призом в многолетней борьбе была долгая счастливая жизнь. Один из них, в зависимости от конечного результата, переходил в небытие, другой – в вечность.
Почувствовав в очередной раз приближение локального краха, Светлаков принял решение вновь посетить Край Мироздания. Как никогда нуждался он в понимании происходящего, как никогда хотелось ему найти себя самого. Найти себя, чтобы затем указать путь.
Добравшись до места, Светлаков вздохнул полной грудью, смахнул с Края каменное крошево, сложил за спиной крылья и сел, свесив ноги. Тяжелое пальто намокло под проливным дождем, настигшем Светлакова в конце пути, но ветер разогнал тучи, небо очистилось, и заходящее солнце слегка пригревало, несмотря на позднюю осень. Подняв руки в вязаных перчатках, Светлаков сложил их молитвенно на груди, опустил голову и прошептал слова благодарности, не обращаясь, в общем-то, ни к кому:
- Благодарю тебя…
- Не за что, - саркастично сказал кто-то сверху. Светлаков удивленно повертел головой, но не обнаружил вокруг и снизу себя никого.
- Кто здесь? – вжав в воротник голову, тихо спросил Светлаков.
- Ой, а ты, можно подумать, не догадываешься!
- Шеф?
- А то кто же, - голос приобрел монументальную значимость. – Да-ааа, Светлаков. Наворотил ты дел!
- Прошу прощения?
- Даже не знаю, что с тобой делать, Светлаков…
- ?
- Молчишь, Светлаков? Сказать-то нечего, я понимаю, - произнес голос устало и укоризненно одновременно. – И как прикажешь мне поступить?
- Шеф, я…
- Ты уволен, Светлаков, - еще более устало сказал голос. – Сорок три года! Сорок три года потеряны зря! Какой материал был! Потенциал! Гений!
- Шеф…
- Молчи! Ты упустил его! Ты, Светлаков, знаешь кто?
- Простите…
- Не прощу! Ты, Светлаков – никчемный, бездарный, никому не нужный неудачник! Ты…
- Шеф…
- Пустое место! И фамилия у тебя… Идиотская!
- Я все исп…
- Пошел вон, Светлаков, - раздельно сказал голос, послышалось презрительное сплевывание, а затем – тишина.
Тишина раздавила Хранителя. В бездонной сине-серой тверди неба не осталось ничего кроме нее. Ухнула далеко вниз ставшая совсем крошечной земля, Край Мироздания сузился до размеров лезвия бритвы, зашлось в отчаянии сердце. Слезы, прозрачные слезы покатились из глаз Светлакова, горечью обжигая губы, раскаленным свинцом бороздя щеки.
- Не уберег… - тихо сказал он, и, подняв руку, прикусил пальцы. – Не уберег…
Опустив крылья и закрыв глаза, Светлаков выдохнул резко, вздохнул, и, наклонившись, перевалился за Край.
Свистел, протестуя, ветер. Переворачиваясь, ударяясь о Мироздание, Светлаков инстинктивно выпростал руки, и задевая ими острые камни, ощущая боль, плача беззвучно, летел подстреленной птицей вниз – летел некрасиво, тяжело, грязно, как вдруг…
… немыслимая сила выдернула его из падения. Выхватила грубо, за воротник осеннего пальто, едва не придушив, заставив позабыть обо всем, а потом потащила наверх, отчаянно ругаясь, насильно усадила на Край Мироздания и, не отпуская, зло поинтересовалась:
- С дуба рухнул?
III
- Точно успокоился?
- Сказал же…
- Вовремя я, - сказал Враг, убирая руки и кутаясь в подобие пледа с бахромой по краям и отлогим воротом. Грязная лыжная шапка красного цвета была надвинута на кустистые брови, подбородок прятался в поднятом воротнике. – Еще бы чуть-чуть!
- Тебя никто не просил, - тихо сказал Светлаков, рассматривая окровавленные пальцы, проглядывающие сквозь порванные перчатки.
- Ты попросишь, - сказал Враг, криво усмехнувшись. – Собственно, никогда не понимал – почему? Так трудно? Ладно, закурить есть?
- Не курю.
- Ц-цц… малахольный!
- Все ругаешься, - констатировал Светлаков. Апатия охватила его.
- Еще бы не ругаться! Ц-цц… - снова сплюнул Враг. – Ага, вот они…
Достав из пачки длинную, с мундштуком, папиросу, Враг прикурил на ветру умело, выщелкнул в бездну горелую спичку, и снова зябко укутался. Выпустил клуб дыма, подвинулся на Краю ближе к Светлакову и, толкнув его дружески правым плечом, потребовал:
- Ну? Рассказывай.
- Издеваешься? – Светлаков впервые поднял глаза на Врага. – Постой? Это что? Что с тобой?
- Это? – Враг пожевал папиросу. Под правым глазом наливался синяк, под синяком красовалась ссадина. – Это я, видишь ли, с руководством пообщался.
- То есть? – опешил Светлаков.
- То и есть… Премия. И выходное пособие. На сломанный нос, между прочим, намекаю.
- За что?
- Слушай, ты и в самом деле такой дурак?
- Опять ругаешься?
- А что мне?!
- Толком объяснить можешь? – была у Светлакова такая черта характера – чужие неприятности принимались им ближе к сердцу, чем свои родные.
- Что объяснять… Сорок три года я от него ни на шаг не отходил! Сколько сил угробил, труда, любви!
- Любви? – удивился Светлаков. – А разве вы…
- Разве… - скривил губы Враг. – Думаешь, только вы способны любить?
- Правда? – неожиданно Светлаков понял, что ему не причиняет физического неудобства плечо Врага.
- Ц-цц… И прошляпил! Как … - Враг смачно выругался. – Прошляпил! Мышиной возней мы с тобой занимались! Оба!
- Меня уволили… - сказал Светлаков.
- Знаю. Меня тоже. Потому и здесь.
- Да? Но почему?
- Да потому что, у меня кроме тебя никого не осталось, болван!
- Не ругайся, - попросил Светлаков, опуская глаза и краснея. – Но… а он? Если не к вам? И не к нам? Куда?
- Я же сказал. Прошляпил я. У него в другое вера была…
- ?
- Человек, со всем, что у него есть, он как аквариум с рыбками посреди океана… - Враг вздохнул. – Просто у аквариума исчезли стенки. Понимаешь?
- Кажется, да… Он теперь … Понимаю!
- Вот и он это понял. И, поняв, провел всех! Знаешь… почему-то я не жалею об этом!
Светлаков вздохнул. На Краю Мироздания темнело.
- Холодает, - сказал он. – Знаешь… я тоже…
- Да я и не сомневался.
- И что нам теперь делать? В небытие? Оба?
- С какой радости? – удивился Враг.
- Ну, как? Кому мы теперь нужны?
- Вот же…!
- Не ругайся, - предупредительно произнес Светлаков.
- Кому-кому!?
- ?
- Друг другу! А разве нет?
Светлаков помолчал немного, обдумывая:
- Да… - с удивлением понял он. – И знаешь?
- Что?
- Это будет на самом деле – долгая счастливая жизнь!
- Ц-цц! Еще бы!
- Вот только имя твое, - начал было Светлаков. – Ты бы…
- Ах, тебе имя мое не…
- Не ругайся! – сказал Светлаков и, подмигнув, дружески толкнул бывшего Врага левым плечом. – Полетели отсюда!