Прописка

Геннадий Лагутин
Было это в середине пятидесятых годов. Отца уволили из армии по инвалидности и мы остались ни с чем(Смотри "Офицерский ремень"Прим. автора.). Не было у нас капиталов, не было крыши над головой. Не было даже мебели, потому что у нас всегда стояла казенная мебель с инвентарными номерами. Ничего не было, никаких ценностей, кроме одежды.

 И тогда отец с мамой решили возвращаться из Литвы на родную землю. Мы приехали в город, недалеко от которого, в селе родилась мама и где родился я, несколько дней ютились у знакомых отца на веранде их дома, пока отец не снял квартиру. Квартирой ее можно было назвать весьма условно. Это был частный дом на окраине города, хозяйкой была толстая и неряшливая Юлия Карловна. Не помню ее совсем, только вспоминается что-то неприятное. Нам достался угол за печкой, где с трудом втиснулись две кровати. Чтобы я не мешал маме обстраиваться и не путался под ногами, она прогнала меня на улицу.

Здесь я сделаю маленькое отступление от повествования, иначе многое не будет понятно. Мое детство протекало сперва в селе, затем в военных городках. Там знали друг друга все, и дети, практически, не ссорились. Как- то обходилось без драк. Потому драться я совсем не умел. И к ребятам привык относиться по дружески. Не ждал от них подвоха.

И вот я вышел на улицу, огляделся и увидел, что у противоположного дома, на врытой в землю скамейке, сидел взрослый парень, в тельняшке и пиджаке. Рядом с ним стоял патефон, который крутил одну и ту же пластинку. Как сейчас помню – была это песенка «А в остальном, прекрасная маркиза….», которую пел Утесов. Рядом на траве расположилась человек десять пацанов разного возраста. Некоторые играли в карты, некоторые просто глазели на улицу.

Я подошел к ним и сказал «Здравствуйте!». Они прервали свои занятия и вылупились на меня.
-Ты чего так вырядился? Откуда такой выскочил? – спросил парень и поправил наброшенный на плечи пиджак. Я мельком увидел, что рука у него синяя от татуировки.
-Жить будем вот здесь! – я показал рукой на дом, где мы сняли угол.
-Откуда приехал? – задал парень следующий вопрос.
-Из Литвы. – ответил я.
-А что у вас в Литве все так ходят? Ты что…трофейный что ли?

Я недоуменно осмотрел себя. На мне были короткие штаны, сандалеты и легкая вельветовая курточка. Я пожал плечами.
-Керя! Прописывать новичка будем? – спросил у парня, пацан лет четырнадцати, который лежал на траве рядом со скамейкой.
Керя медлил, думал о чем-то.

Много позже я узнал, что Керя уже отсидел в колонии для несовершеннолетних, и был вожаком-блатарем у этой компании.

-Успеется. – ответил Керя и достал из кармана пачку папирос с двумя парашютами на коробке.
-Закуривай! – протянул он мне пачку.
-Я не курю. - ответил я.
-И водку не пьешь? И девок не щупаешь? – продолжал он, меж тем, как вся компания ржала по-жеребячьи.
-Какой же ты пацан после этого? А ну, держите его! Сейчас мы из него настоящего мужчину делать будем.

 Я не успел опомниться, как меня крепко схватили со всех сторон, так, что я не мог пошевелиться.

Керя встал и попытался всунуть мне в рот папиросу. Я сжал губы и пытался мотать головой, но меня держали очень крепко. Вся эта возня продолжалась долго, пока папироса не разорвалась.

-Не хочешь? – зловещим шепотом спросил Керя. Он высыпал остатки папиросы на траву, меня повалили лицом вниз. Керя наступил мне ногой на голову и стал вдавливать в землю. Из носа у меня потекла кровь. Я стал задыхаться. Острый запах рассыпанного перед губами табака, вонь от ботинок Кери, которая доходила даже сюда, начала вызывать у меня рвоту.

Но вдруг меня резко поставили на ноги, хотя держали так же крепко.
Керя стоял и холодно смотрел на меня.
-Закуривай! - протянул он новую папиросу. Я замычал и попытался замотать головой. Тщетно. Керя сунул папиросу в зубы, зажег спичкой.
- А грязный то какой! Помойте его ребята! – сказал Керя, сел на скамейку и стал крутить ручку патефона.
 
 Дальше произошло то, что не могло мне присниться в самом страшном сне. Меня поставили на колени, за волосы оттянули голову назад и все по очереди стали плевать мне в лицо. Первым это сделал самый маленький пацан и сделал он это с нескрываемым удовольствием. Поскольку все они, видимо, курили, то подходя исполнить свою палаческую работу, они вначале отхаркивались и скоро все мое лицо, покрывала липкая вонючая слизь. сквозь которую я видел жадно-любопытные глаза Кери. Он смотрел на это и радость светилась на его лице.

Каким-то чудовищным напряжением, закричав, укусив кого-то, я сбросил с себя державшие меня руки и бросился бежать. Я бежал не зная куда, потому что мест этих не знал и прохожие оборачивались на меня. И вдруг я увидел водоразборную колонку. Я снял штаны, куртку и не обращая ни на кого внимания стал умываться. Я наскреб песка и тер, и тер лицо, смывал песок и снова тер, но ощущение смрада и грязи не проходило. Я замыл куртку и штаны, отчистил сандалии. Рядом проходила железная дорога, я пошел к ней и спрятался в ливневой канал.

Пришел домой я поздно.
-Как погулял? – спросила мама.
-Хорошо! – ответил я и чтобы мама ничего не заметила, лег спать.

Бедная мама. Она так и осталась в неведении, что с этого дня моя жизнь превратилась в ад. Я отрезал кусок черенка лопаты, завернул его в бумагу, чтоб стало похоже на колбасу. Положил все в «авоську» и всегда ходил с ней.
Я встречал по одному своих мучителей, я готов был убить каждого из них, но они падали на землю и кричали : «Лежачего не бьют!». Не мог я пересилить себя – ударить лежащего. Зато когда их было несколько, били меня сильно. Я приводил себя в порядок, шел домой и никто не мог ни о чем догадаться. А кому я мог пожаловаться? Отцу-инвалиду? Или маме?

Впрочем, мы скоро съехали с этой квартиры, в другой район города. Я больше никогда не встретил ни одного из своих палачей. Но если бы это произошло даже сейчас, наверное, убил бы. У меня уже внуки, но я не могу забыть этого самого жуткого для меня впечатления – КОГДА МНЕ ПЛЕВАЛИ В ЛИЦО!Уж лучше бы били...Или убили совсем.