41. Территория. Золотой фонд
После вала событий ждущий режим – нагрузка чудовищная. День тёк, как клей Валерия – только морщился, но не вытекал. Картошку выкопали. По крайней мере, ту, на которую хватило сил. Теперь валялись на кроватях, глядя в потолок.
- Дорофей. Степан просил вылечить Леона в Кольце. Он почему-то сильно беспокоится. И надо привести в порядок Зину. С её-то ролью, и не в форме! Что с ней завтра будет? Илья второй день при ней, даже Олю не провожал.
- Ну, где же мы возьмём Костю, если они ничего не нашли? Надежды тоже, знаешь, не должны выходить за границы реалий. Это ей наука. Милка, наверное, и вправду ухудшила положение. Погоди! Транслирует Степан. Слушай!
Отряд по дороге заглянул к дереву, ведь вчера его оставили без присмотра. Степан транслировал, что ситуация там не изменилась. Листья пока активности не проявляли и покорно лежали под слоем клея; не изменилось и место разрыва.
Узнав о завтрашнем Совете, Отряд разволновался: ведь Валерий отлично знал порядок и сразу сообразил, что Саша что-то замышляет. Договорились не придерживаться времени трансляции, а передавать все новости сразу.
А ещё - Гоге жал лапоть, Степан был в растерянности, но Валерий что-то там сделал. Лидия не знала - смеяться или плакать: дерево, Совет, и - обыденные вести из Отряда! На душе сразу полегчало.
* * *
Дерево. Размножилось, дрянь этакая. Три уже, вместо одного. Нет времени. Надо спешить, не тянуть, собирать всех поскорее. И, главное, ничего не сделаешь – это уже им неподвластно. Так. Не можешь – забудь. Другое важнее. Отряд. То, что сделаем завтра. Дети.
Да! Гога гигант. Это же надо – восемь часов ходьбы наравне со взрослыми! Ну и мышцы у младенца. Правда, они похожи. Уж не родил ли Степан и кого-нибудь из Гогиных родителей? Он усмехнулся. Не было этого. Однолюб. Вернее, однорожденец. А люб? – тоже одно. Как он так запутался тогда? Бедная Лида. Да, но ведь и она любила Алика. А потеряла Степана… и тоже поняла, что не Алика? Неужели нужно терять, чтобы разобраться?
Какая-то путаница у всех у них с любовью. Вот Светка, дитя глазастое. Влюблено! В Дорофея, старца немощного. Или мощного? – Мощного. Платье нацепила в образе, с блёстками, как в кино! Кто же ей это платье транслировал? Кино-то не про них? Сейчас одна в бой рвётся: считает, что опасно. И рвётся. Бой-девица.
И Юлька. Зубастая – не могу! А как что скажет – в яблочко. Хорошие дети. Алексей, тот с ушами, как чебурашка. Вроде у Виктора не такие? Но уши! Всё слышит, везде нос сунет и раскопает что-нибудь. Не чебурашка, а фокстерьер.
А старушка Марина, тихоня? «Виктор – мой!», и так уверенно, твёрдо. На груди листик светится – магическая женщина. Валерий? – Как был, так и остался. Дитя малое. Но – счастливое! Не нудит, не бесится – рвётся в бой. Радость-то какая! Может, и он с ними, вот так вот, счастливым и с талантом окажется?
Степан остановился. Всё. Рубеж. Вахта начинается. Думать нежелательно: внимать надо. Темно. Подаём назад. Привал. Вольно.
Первая ночь – без подкачки: Марина полна сил, сегодня только беседы и История.
- Степан, - транслирует Лидия. – Я после Дорофея могу до утра дать начало Истории для тебя и Васьки. Ты спи, во сне примешь. Ты как?
- Давай. Только всё разом, время жмёт, чую. И транслируй завтра все опасные места заседания. Если что – уведу ребят с тропы и лесом напрямик. Дойдем, правда, только через восемь часов. Лидия! Я боюсь! Ваша демократия – бред!
- Мы всё-таки тут большой толпой. И многие – члены Совета.
- Карьеристы.
- Ага. Всё. Целую. Другие рвутся. А я с Гогой поговорю – у него узкий канал.
- И я целую, Лидия, и люблю!
- Хватит нежности разводить на широкой полосе, - Дорофей ухитрился придать скрипучесть своему трансголосу. – Рассказывай.
- Пришли. Темно. Едим. Всё.
- Хороший доклад. Ложитесь, через пару часов транслирую. Целую. И люблю.
- Кого?
- Вас. И вас. И вас. Отдавай полосу: родители с дедами затоптали.
- Всё. Поговорили. Поели. И легли спать. День окончен, целую, Степан.
* * *
Степан лукавил: он хотел поговорить с детьми. После ужина те загрустили – ведь они впервые были так далеко от родителей, да ещё расстались надолго. Тут и восторг приключений не помогал.
Он лёг на спину. Прозрачно-чёрное небо. Луна заливает поляну ярким светом. Звёзды… Если смотреть над верхушками деревьев, Луна не так мешает. Ах, какие звёзды! «Падает снег на пляж, и кружатся листья. О, колдовской мираж, взмах волшебной кисти… Свет звёзд. Радуги живой мост…» - напел он.
- Что это? – Светка вскочила.
- Это? Разве не знаете? Это Золотой Фонд Дорофея. Он вам не пел? Под гитару?
- Нет, - прошептала Светка.
- А родители? Неужели не вспоминали его песни? Он же нам и свои песни пел. На каждое событие – песню.
Марина засияла.
- А Валерий пел! Он и сейчас мне иногда поёт.
- И дедушка пел, когда бабушки не было дома, - сказала Светка. – А папа не поёт.
Гога меланхолично разглядывал свою ногу. Опять стёр! Степан ухватился за идею.
- Дорофей, увидев Гогу, спел бы: «Товарищ, товарищ, болять мои раны, болять мои раны в глыбоке … одна заживаеть, другая нарываеть, а третия заныла… в боке».
Ребята захихикали.
- Вот! Сейчас я вам расскажу, как Дорофей уговаривал нас… Гога, заткни уши! – повременить с любовью. Ну, то есть, с физической близостью. Ведь мы вам постановили границу в шестнадцать, да?
Юлька кивнула.
- А нам уже было по пятнадцать! И Дорофей объяснил, что должен по книгам разобраться с родами – он их никогда не принимал. Разбирались они с Лидией, а нам было велено хранить чистоту. Боялся Дорофей, что погубим девчонок родами. И, чтобы нас развеселить, песню спел, про Джона Грея и Кэт. Знаете?
Ребята не знали, пришлось исполнять.
Светка фыркнула.
- И как, до каких лет вы хранили?
- До двадцати, - серьёзно сказал Степан. – Некоторые – много дольше. Пока Лидия с Дорофеем не попринимали кучу телят и козлят.
Марина задумчиво кивнула.
- Только Вардан с Верой рискнули. Как Дорофей волновался вокруг
Ивана! Как распевал потом с ним на руках, помнишь: «Очаговательнай носочек, так изячно вздёгнутай, подагю я вам платочек, аккугатно свёгнутай!».
Степан повернулся к Марине с Валерием.
- Как же вы его потеряли? Как уничтожили такую радость? Что вы с ним сделали, друзья мои, за эти годы?
Светка, плача, кинулась ему на шею. В голове раздался шепот Лидии: «Я люблю тебя, Степан!». Она говорила на широкой полосе, и ребята засмущались. Кто безобразничал с трансляцией Лидии? Конечно, дети! Степан встряхнулся: знай наших! – и транслировал ей узким лучом: «Милая… Я люблю тебя. На Рубеже стою яа... с гитарою!».
- Так, внуки наши, - ухмыльнулся он детям. – Я, старый седой человек, хочу, чтобы вы знали Дорофея. Открываю вечер песни Дорофея и его Золотого Фонда. Гитары нет. Зато есть Валерий и Марина. Рубеж потерпит. Поём.
Засиделись долго, почти до трансляции Дорофея. Когда ребята улеглись, Марина сказала:
- А знаешь, ведь у него не осталось тем для песен. Как-то получилось, что, нарожав, все стали сами с усами. А он, как бы, старый. Его оберегали. Он вообще не знал наших проблем. А радости пригребали. Себе.
- Боже! – выдохнул Степан. – Какие же вы старые идиоты!
42. Университет. Мыслью и словом
- А если я тебя приглашу, и Певец, и Жюль – и все в одно время? – приставал Женя.
Миша приоткрыл один глаз.
- В кишки лезешь? Сказано – будет, значит будет.
- Растроится? – Женя весь извертелся.
- А может, так Система твой узел повернёт, что не выйдет у тебя вместе с кем-то её пригласить? – величественно влез Фёдор.
- Именно, - хмыкнул Миша.
- Слушайте! – ахнула Мария. – Мы что же, поодиночке бродить будем? Я в лесу, Миша - в другом, Вера на болоте?
- Ну, Мария, ты у нас паникёрша. – Миша совсем проснулся. – Если тебе из миллиона никто не приглянется, чтобы жить с ним вместе, сиди в своём лесу.
- А может, приглянется, а он степи любит?
- Эй! Ты вышла замуж за охотника?
- Нет, а что? Откуда ты знаешь?
- Не знаю, а допускаю. Так вот, найдётся и в твоём лесу натуралист, а не охотник. Ясно? И вообще, мы устремились мыслью в Эмпиреи. Вот это всё – на воде вилами писано.
- Зато красиво, - высказался Илья.
- Тогда вилы наперевес, пишите дальше. Я посплю. – Миша повернулся на другой бок.
- А может, попробуем всё-таки описать свою Землю? – предложила Флёр. – Мыслью – это хорошо. Но, может быть, Мыслью и Словом? Кто там хотел про леса?
Они говорили о лесах: каждый – о своём, любимом уголке. Каждый – о своём, любимом времени года. Они вспомнили реки, и горы, и озёра. И утро, и день, и вечер. Вспомнили ночь – их ночь уже подходила к концу.
- Дальше! – сказала Флёр.
Степи, пустыни, острова потянулись из их воспоминаний… Забрезжил рассвет.
- Сделали! – закричала Мария, вскочив на ноги. Нефритовый листок на её груди испускал зелёное сияние, зелёный луч прор;зал розовый восход, чиркнул по облакам…
- Зелёный луч – это же вредно? – испугался Роман.
- Тебе вредно восприятие? – спросил сонный Миша.
43. Территория. Совет
Отряд начал работу рано: выспались хорошо, несмотря на неожиданно холодную ночь, и после завтрака собрались быстро. Степан с детьми размечал полосу, притаптывая высокую траву, Марина ставила барьер. За один раз ей удавалось не больше десяти метров барьера ужаса. Валерий опекал Марину, останавливал её, когда она уставала. А Юлька-то предполагала, что им предстоит просто пешая прогулка по Рубежу! Такими темпами барьер придётся ставить всю жизнь. Не похоже было, что Марина выдержит день работы: по прикидкам Степана, к полудню они прочно встанут, сделав не более трёхсот метров барьера. А сколько времени он продержится? Вряд ли эта конструкция живёт долго. Что же, так и придётся Марине жить на Рубеже? Идея оказалась непродуктивной. Марина, занятая медитацией, похоже, ещё не поняла, но Валерий и дети уже выразительно поглядывали на Степана.
Да, Рубеж – структура более высокого порядка. Им, пожалуй, не удастся его защитить: как может муха защитить слона? У Рубежа было душно, как всегда: там не бывало ветров. Пот заливал глаза, сильно пахла потревоженная полынь, кружилась голова… Гога с Лёшкой остались со Степаном, упорно продолжая работу, но девочки уже устали и Степан отправил их посидеть под сосенками близкого леса. Марина быстро рассеивалась.
- Может, хватит? – взмолился Валерий. – Ты, Марина, всё равно никак не можешь сосредоточиться.
- Естественно! Я-то, в отличие от всех вас, была на том Совете, когда Руфина свергала Дорофея! Я боюсь! Как я могу сосредоточиться? Пройдёт Совет, тогда и оценим, сможем ли одолеть этот барьер – кажется, я не справляюсь.
Да, больше всего их сегодня волновал Совет. Известия от Лидии были неутешительными. Публика, на которую она рассчитывала, практически отсутствовала: и Совет собрали не вовремя, да ещё сезон сбора урожая. Правда, явились все, живущие поблизости. Разумеется, Гера с Валей. Пришли близняшки Зины с мужьями, Виктор, Анна, ну и, конечно, все наличные представители Кольца.
Камилла пришла с Руфиной. А за Руфиной потянулось молодое поколение Пограничья. Лидия знала их только в лицо, ведь второе поколение было наперечёт, но она не представляла себе их человеческих качеств: Пограничье было слишком далеко от её медвежьего угла, и её визиты туда ограничивались только контактами с роженицами. Лечил их Дорофей, но в последние годы редко кто из жителей Пограничья обращался к нему за помощью. Алькин Рубеж! Сейчас там царствует Руфина.
Совет никогда не длился меньше двенадцати часов: уныло разбирали массу дел, регистрировали изменения в семьях, вносили данные об урожае, готовили карту обмена товарами. Сегодня эти дела всё тянулись и тянулись. До полудня о событиях на Рубеже и гибели людей не было сказано ни слова. Совет вёл сам Саша, посадив Лидию писать протокол. Это тоже было необычно: Саша всегда дремал, просыпаясь лишь для голосования, а протокол вела Малика.
Обеспокоенные Степан и Валерий потребовали, чтобы Лидия транслировала всё.
- Ну как? – рассеянно транслировала Лидия. – Я не многостаночник. Мне вести протокол и ещё давать вам комментарии?
Вмешалась Юлька: влезла в полосу и передала:
- Баба Лидия. Не надо комментариев. Не надо пересказ. Ты включи трансляцию там, где дремлешь, и давай всё подряд, без слов, не думая. Поверь, получится, мы с Лёшкой вчера репетировали.
Степан догадался и погрозил им пальцем: вот кто вчера хулиганил с трансляцией Лидии!
И теперь отряд с радостью забросил работу, расселся на поляне и принимал прямую трансляцию.
- Это же надо! – восхитился Степан. – Телевизор! И никаких тебе башен, кабелей и начальства.
Изображение иногда мигало. Сначала Степан думал, что Лидия отвлекается, но что-то напомнило ему прошлые годы… Вырезались куски заседания!
- Э! Лидия! Цензуру брось!
- Ну зачем вам глупости?
- Нам надо видеть всё.
- Перестань, у вас свои дела.
- Так. Если будешь вырезать, уйду в Рубеж! – Степан нарочно вызывал в себе истерическое состояние, чтобы добиться опасных обертонов в трансляции.
В результате Лидия испугалась.
- Ты с ума сошёл!
- Я? Если я тебе не нужен в такой трудный момент, если ты скрываешь от меня что-то - от меня, мужа! - как пришёл, так и уйду. Мне тут делать нечего. Вернусь к правнукам – может, им сгожусь.
- Ну, шуточки у тебя! – Лидия продолжила трансляцию.
Гога дёрнул Степана за руку:
- Командированный?
Степан усмехнулся.
- Нет. Это называется «блеф» - когда врёшь с таким видом, что нельзя понять, правда это или ложь.
- Угу. Блеф. Короткое слово.
Юлька набычилась.
- Ну, что надулась, как мышь на крупу? - спросил Степан.
- Если в трансляцию ты ложь будешь втискивать, да ещё и эмоции подделывать, то никому эта трансляция не нужна! Брехун!
- Ну, Юлька, разве ты не почувствовала, что я вру?
- Почувствовала. Только зачем это чувствовать? Это надо твёрдо знать: что ты не врёшь. Я тебе фильтр поставлю, как Лёшке.
- Лёшка! Какой такой фильтр?
- Глушилку, - Лёшка смущенно улыбнулся. – Юлька мою трансляцию пропускает через себя, а если я вру - глушит. И вы меня не слышите.
- Нет! – Гога рассердился. – Тебе, Юлька, только дай, ты всех первой слушать будешь. Пусть сам себе фильтр будет. Транслируй не думая, дед Степан. Тогда ложь не пройдёт через тебя самого – вот тебе и фильтр. А то - глушилка!
«Сколько же тебе лет, Гога?» - подумал Степан.
- Глушить - тоже ложь, если вдуматься, - заметил Валерий. – Неполная информация, Юля, тоже ложь. Если Лёшка врун, а мы этого не знаем, мы имеем о нём неполную информацию. Лёшка, ты всё ещё врешь?
- Да зачем?
- Вот именно. Юля, отбой. Убирай свою глушилку, Лёшка вырос.
Трансляция больше не прерывалась. Невероятно скучное заседание навевало дрёму. Решили дежурить на трансляции по очереди, и, разумеется, первая очередь досталась Марине: уж очень весело хихикали девчонки под соснами. Валерий со Степаном переглянулись и прислушались. До них доносились отдельные фразы.
- А я говорю, это и есть наше время.
- Ну, прикинь, операция «Ограбление», как в квартире Делла, помнишь?
- А я то со своим огнём что?
- Трубка? – Они взорвались смехом.
Что за дела? Мужчины подошли: как это - смеются, а без них? Вскоре оторвали от передачи даже Марину, хохотали и выдвигали всё новые предложения.
- Блеф? – спросил Гога.
- Нет, такое называется «фарс» - когда что-то очень серьёзное превращают в потеху, чтобы показать, что такая серьёзность глупа.
- Ага. Фарс. Тоже короткое слово.
* * *
- А теперь перейдём к чрезвычайному событию – факту гибели людей на территории охраны Леона, – провозгласил Саша. – К нам поступили заявления от родителей Павла – Аркадия и Оксаны, и от родителей Сергея – Дмитрия и Елены.
- Эти события станут яснее, если мы рассмотрим сначала гибель… самоубийство моей дочери, - сказал Борис. – А также покушение на насилие.
- И моё заявление о краже и уничтожении скота, - добавил Виктор.
- Мы рассмотрим всё в том порядке, который считаем нужным. Чрезвычайное происшествие в лесу относится к категории «убийство».
В зале зашумели.
- Но, конечно, самоубийство, кража и вандализм на том же участке, причём все события впервые в нашей истории… - Саша поморщился. – Вы сами понимаете, что нам придётся много работать! И то, что Леон не смог придти, только осложняет работу.
- Вы забыли ещё одно убийство – Дашу! – выскочила Валя. – На наших глазах погибла целая семья, и всё из-за сборища, организованного Дорофеем.
- А кто входит в его состав? – поинтересовался Саша, мельком взглянув на Малику.
Валя перечислила всех, кроме Степана, о котором ещё не знала, и Василия.
- И Леон. Так, так. – Покачал головой Саша.
- А не проще ли прежде выслушать мой рассказ, нежели разбирать события, причины которых вы не понимаете? – спросил Дорофей, слегка привстав с места.
- Он вам расскажет, - звенящий голос Руфины прорезал тишину замершего в ожидании зала. – Он вам так расскажет, что скоро всех нас перебьют. Мало было жертв на Рубеже, моего Алика… - Руфина всхлипнула, - теперь он заграбастал моего сына, невестку и внучку!
- И меня! – решительно загудел Васька, стоявший в проходе. – Меня вы забыли. Я тоже с отцом и дедом Дорофеем.
- Бедный мальчик! Его третировали, над ним издевались, толкнули на насилие и убийство Даши, от него потом все отказались, а он всё равно к ним рвётся! – зарыдала Валя. – Вы видите, какой это гипноз. Эта секта отбирает у нас детей, внуков, превращает их в ненормальных…
Компания вокруг Руфины зашепталась. Ирка и Инка взялись за руки, обняв Зину. Та смотрела на Валю с ужасом.
- В чём они ненормальны? – спросил Саша. – Остальные, не Вася. Сын Леона, кажется?
- Они мнят себя богами! – вступила Камилла. – А сами нарушают все наши законы. Зина соблазнила моего мужа! И это после всего, что я ей сделала. – Камилла села, прикрыв глаза рукой. Избыток чувств. Валя обняла подругу, шепча слова утешения.
- Дорофей с Лидией сожительствуют в незарегистрированном браке, - высказался Гера, – и втянули в свои брачные игры моего внука Гогу.
- Вы видите, - протянул Саша, обращаясь к Дорофею, - свидетельства о вас не позволяют нам считать вас надёжным источником.
- Ты считал его надёжным источником, когда он спасал тебя, кормил, учил и женил! – рассердилась Малика.
- Прошлые заслуги не искупают преступлений, Малика, - мягко сказал Саша. – И ты не можешь выступать как член Совета, являясь членом секты, обвиняемой в тяжких преступлениях. Лидия и Евгений, прошу вас также покинуть президиум. Членов Совета мы кооптируем согласно поступившим ранее предложениям. Илья не может заменять Валерия – оба являются членами секты. Прошу Илью пересесть в зал. Ещё одного члена Совета мы введём дополнительно.
Естественно, в Совет вошли Гера, Валя, Руфина и один парень из Пограничья.
- А где перечисленные здесь дети? – вопросил Саша.
Вскипела Настя.
- Они, пока вы здесь окончательно теряете разум, защищают Рубеж.
- Одни? – завизжала Валя. – Там мой внук?
Принцип листа
Дорофей откинулся на спинку кресла. Хотелось курить… Всё противно.
Спускаясь в зал, Евгений и Малика искали его глазами. Глазами Алика. Глазами… Флёр?!
- Мы проиграли свой бой, - говорили их глаза. – Мы проиграли простой человеческий бой, потому что мы – уже не они. Твоя очередь, Дорофей. Пора. Пора выигрывать.
Время! Оно неудержимо выжимает какое-то решение. Он, постоянно окружённый людьми, не выспавшийся, подгоняемый Временем, вдруг снова оказался один. Один перед Временем.
«Что я делаю здесь? – думал он. – Что мы все делаем здесь? Ведь ясно было, что предстоит судилище. Зачем мы потянулись сюда? Доказывать, какие мы хорошие? Завоёвывать позиции? Искать поддержки? У кого? У Камиллы, Руфины, Саши, Геры, Вали?
Гера с Валей… Пришедшие на зов. Они всегда были так пластичны, так легко схватывали идеи на свой собственный чистый лист… И так агрессивны сейчас, когда им выгодно примкнуть к Руфине? Как пластилин, из которого можно вылепить и мудрого слона, и страшного крокодила… Но оба потекут на печке. Аморфность. Пустота. Гогины туда-сюда. НЕ ХАОС!!
Алик! Я разгадал принцип синего листа! Хаос не играет честно – он агрессивен. Он врывается к нам в чужой форме пластилиновыми деревьями. У них, деревьев, даже листья зелёные. Листья даже поначалу не светятся в темноте! Ждут жертвы. Их цель - съесть всё, что прилетит, приползёт, прискачет – само! – к ним в объятия. И тогда начинается свечение, довольство собой прорывается в мир, кричит синим светом: вот я, Хаос. Я – съел!
Спасибо Лёшке и Юльке. Дерево – не Хаос. Оно – рука Хаоса.
Степан сыграл свою опасную роль, как и боялась Оля. Он, моё прошлое, доверчив. Он был так счастлив, что Рубеж его отпустил, что возомнил Хаос честным игроком, стал считать ходы… Сбил нас с того, к чему мы уже было подошли.
Вот зачем Совет. Валя с Герой сыграли свою положительную роль: закрыли брешь. Уничтожили Стёпино доверие.
И я, старый дурень, проникся нежными чувствами к Рубежу, и почему-то объединил его с синими деревьями. Раз около него – значит, его порождение. А это – прорыв! Прорыв нашей скорлупы, трогательно скрывающей нас от ужаса Хаоса. Тот разбил её и залез сюда пластилиновыми руками. Юлькин водолаз…
Степана отпустил Рубеж. Семью Сергея съел Хаос. Он открыл рот Аморфа и дождался… У Аморфа всегда открыт рот.
Сейчас я сижу на втором своём судилище. Так похоже на первое… Будто бы и не было этих десяти лет. Изменился только я – я теперь не один.
Какая-то память… Дежавю. Иногда я лежал ничком, иногда меня держали за руки, иногда был скован цепями. Но всегда я сам летел на этот неправый суд, чтобы принести себя в жертву. Чтобы Хаос съел и засветился синим. Зачем? – Просто потому, что у меня были неверные приоритеты. Я не понимал, что всего важнее – мои Ученики. Моё Кольцо, собравшееся и сплотившееся вокруг! Я считал, что пластилиновое дерево может обрасти зелёными листьями, если ему долго говорить о любви… Аморфу! Я считал себя богом, если лез в такие дела. Это известно всем нам – мы не боги!
Жертвовал я не собой. То есть, не только собой. Я отдавал глупую идею воспитать Аморфа в руки Кольца. И умирал. Всегда – в муках. А Кольцо распадалось без Певца, Ученики бились в одиночку, погибали, вопия в пустыне – и сами шли к пластилиновому дереву, даря жертву. И Синий свет сиял всё сильнее. Этап за Этапом я лишал Учеников Перехода, оставляя всё как есть. Потому, что хотел быть богом, что бы я там не говорил.
Сейчас я понял. Наверное, поздновато. Я не желаю больше быть жертвой! Я знаю, что такая жертва – это море еды для Хаоса, а он рушит наш Мир, наше будущее, нашу Любовь. Я настолько врос в жертвенность, что теперь не знаю, что делать. Надо уходить. Как? – Не знаю.
Но, Алик, принцип я решил. Прими его, как память о тебе».
Дорофей выплыл на поверхность сознания. Решение принято – пора действовать. И он Запел. Ученики должны быть вместе - все, без исключения!
* * *
В лесу, вдалеке, оторвался приклеенный лист. Резким порывом ветра его понесло к центру Территории. Ближе, ближе. К людям, на опушку.
Рита осиротела: Фёдор ушёл.
Феерия
Отряду надоело. Пора начинать операцию. Ясно, что на Совете будет всё хуже и хуже. Если бы они заранее не придумали своё вступление на арену событий, как бы они растерялись сейчас? Молодцы девчонки!
Они уже разбились на группы, когда в трансляцию Лидии вплыло лицо Дорофея. Он Пел! Теперь – и вправду пора.
- Ты уверена, что сможешь? – в последний раз спросила Марина Ольгу.
- Угу. – Оля закрыла глаза. – Только не садитесь – пролетите сквозь стул. Или… - она прыснула, – как хотите! Готово!
Зал загудел: в президиуме появился из воздуха Валерий.
- Я тут кое-что пропустил, - пробасил он, нависая над Сашей. – С какой стати я должен покинуть Совет? Кто ты, собственно, такой, чтобы меня из него вытряхивать?
Марина возникла над полом, огляделась и плавно опустилась на пол.
- Дети в порядке, под нашим присмотром, - сказала она, величественно откинув растрёпанную голову. Берёзовый листок мерцал.
- Видите! Он наводит морок! Это всё этот ведьмак!
Руфина дёргала ошеломлённую Валю. Но та, Слухачка, не чувствовала полей! Валя совсем растерялась. Что же это? Она же чувствует, когда действует Сила?
Саша не был уверен, что это морок – Валерий выглядел, как обычно.
- Ну как же? Вы говорите, под присмотром, а сами здесь? Где же дети?
Дети воспользовались его вопросом. Девицы выпали из воздуха, ужасно хихикая – они и боялись, и торжествовали. Впервые на сцене! И зрительный зал полон! А они – перед столом президиума.
Дорофей хмыкнул, пожал плечами и достал трубку: становилось интересно, а главное, он совершенно не чувствовал их манипуляций… Этого-то любимого движения и ждала Светка. Она театральным жестом воздела руку и направила к Дорофею струйку огня. В зале кто-то завизжал. Дорофей понял, прикурил и благодарно помахал рукой. «Сейчас выведут из зала как хулиганов», - пронеслось у него в голове. Но девочки не собирались снижать напора: Юлька двинулась к Саше.
- По-моему, дедушка, ты что-то не то говоришь, - высказалась она. – Я бы на твоём месте послушала Дорофея.
- Так вы же на Рубеже? – рассердился Гера, разглядывая Юльку.
- Ага, - Юлька воспарила над полом и неизящно дрыгнула ногой. – Мы здесь в проекции.
- В чём? – Саша покраснел, начиная свирепеть.
- В проекции, - пояснила Юлька. – Эфемерные создания, отражающие тех нас, что на Рубеже.
- Это игрища! Морок! – снова взвилась Валя. – Если они не телесны, Дорофей может их на нас наслать!
- Вспомните, он же вызвал нас и завёл в этот медвежий угол. Крысолов Гамельнский, гипнотизёр! Из ума выжил, Мерлина из себя строит! – подпел Гера.
А на Рубеже Лёшка махнул рукой и мужчины завершили комбинацию.
- Всё! Не могу больше без вас: скучаю! – завыл Лёшка, порхая над сценой.
- А я сержусь! – Гога вывалился около Геры и Вали. – На вас!
В центре сцены, прямо перед Сашей, с хлопком возник Степан. Не успевшие приземлиться Лёшка с Валерием едва удержались на ногах. А Степан, взяв могучей рукой пустой стул, бухнулся на него лицом к президиуму, заложил одну ногу в кроссовке на другую и грозно сказал:
- Дожили! Из ума выжили! Что из себя корчите перед Дорофеем, когда сами уже получили размягчение мозгов!
Он повернулся.
- Дети! По местам!
Дети скромно разошлись и уселись с родственниками. Валерий, потирая ушибленное колено, угнездился в президиуме, бесцеремонно подвинув стул Геры. Марина сошла в зал.
- Что с вами случилось? – орал Степан, чувствуя, как веселье сменяется в нём чем-то гораздо менее привлекательным… - яростью.
- Вместо того, чтобы поговорить, выслушать старшего, строите из себя правителей? Да вам ни образования, ни интеллекта на это не хватит! Диктаторами – сможете. Там только бочку кати – и порядок: диктат! Мы – семья. Вы за эти тридцать пять лет забыли? Алика на вас нет! Ты, козёл, - Степан указал на Сашу, - жену продал за шепот недоумков? Свою умницу и красавицу? Вспомни, как ты за неё бился! – Степан помолчал, пытаясь успокоиться, и, не добившись успеха, продолжил:
- Дорофея в грязи изваляли. Лидию. Мою жену, между прочим. Любимую. И я вам этого не прощу! Заставили нас потерять сутки, уйти с Рубежа, выплеснуть Силу ради ваших вздорных разбирательств? Хаос напирает, идёт на Территорию. Он вас всех сожрёт при таком вашем методе мышления. Хоть их-то оставьте в покое. Секта! Это не секта, это – талантливые люди на вашей, чёрт побери, службе. Им нужно время – вы отбираете его своей тягомотиной! Сколько мяса и кабачков – вон, Валя посчитает. Она об этом давно мечтает. Только наушничать будет – все кабачки завянут! – Степан повернулся к залу.
- Уходите, Дорофей со товарищи, отсюда к чёртовой матери! Вам тут делать нечего. Пусть с синими деревьями сами справляются. А присутствующих прошу подумать: кто вам нужен – Дорофей или этот расплывшийся боров на председательском троне? Дети! – завопил он командным голосом. – Строем! Вон отсюда – в дом Дорофея.
- Это фарс! – взвизгнула Валя.
Гога, шагающий «строем», за руку с Олей, обернулся.
- Баба Валя, ты слов не знаешь. Это – блеф.
- Нет, Гога, - шепнула Светка. – Я-то знаю. Это – гнев. Тоже короткое слово.
Степан спрыгнул со сцены, взял Дорофея под руку, обнял другой рукой
Лидию и махнул остальным: - На выход!
Васька ушёл с ними и побежал к отцу. Ушли близнецы, покинул поле боя Виктор.
- Я эту мерзость слушать не желаю! – сказал он Марине.
Мать Лёшки Лера осталась с Анной на собрании.
Выйдя, Лидия шепнула:
- Как это вы?
- Оля научилась перетягивать Связи, - радостно доложила Светка.
- Но это же море энергии!
- Море – это дед Степан, - довольно сказал Гога. – Я ему только немного помог.
* * *
Дорофей вынес из дома аккуратно написанную табличку и вывесил её на калитку. Табличка явно послужила: пожелтела.
Степан выскочил из калитки и прочёл: «Частная собственность. Посторонним вход воспрещен».
- Ты что? – изумлённо спросил Степан Дорофея. – Ты – Пятачок?
- Это – пропущенное тобой прошлое, - ответил Дорофей. – У меня эта табличка лет пять висела после того, как Руфина устроила переворот. Воспользовалась тем, что Алик ушёл в Рубеж, выгнала меня из Совета по выслуге лет и обвинила в диктатуре. Я тогда повесил табличку и ушёл в отшельники – никого не пускал. А на их бюрократию и текст бюрократический произвёл. Пусть Лидия расскажет – мне до сих пор противно.
- И, главное, мы с Маликой столько лет положили, чтобы постепенно сменить состав Совета, и одним махом этот глупый Саша – извини, Малика – всё убил. – Лидия дрожала в ознобе, обычная реакция на стресс сегодня была уж очень сильной.
- Почему же он глупый? – Малика была в медитативном состоянии, напоминающем спокойствие только внешне. Лидия знала, что такой Малике попадаться под руку нельзя. – Он не глупый. Не будь меня, может, и не случилось бы всего этого.
- Ты что? Себя обвиняешь?
- Лидия! Тебя бог миловал от их беса в ребро в пятьдесят, но этот же бес позже шестидесяти – это, как сказал Степан, уже размягчение мозгов. У него пятеро детей! А он влюбился в Баськину Машку. И та им пользуется. Главное, было бы чем? Тем, что он урвёт у семьи? Подарил ей мои бусы. Стыд. Ведь их все знают – я всю юность в них проходила. Нет отдать дочерям, так подарил замужней девице. Он сам под чужой кроватью весь в пуху, мой Сашка. Ему объяснять бессмысленно. Он бы уже давно разводы ввёл, да боится, что я его опозорю – первой уйду. – Малика тряхнула головой. – Вот так, милые мои. Наши Эмпиреи все в дерьме. – Она повернулась к Степану. – А ты молодец. Вот и виден наш возраст – мы уже немеем и шамкаем. А молодые лезть в наши дрязги стесняются. Евгений весь побелел, но сидел тихо.
- Ты плохо изучила Евгения, Малика, - сказал Дорофей. – Он – как Борис: неистовый. Если бы не сдерживался, всё бы разметал, невзирая… И Совет превратился бы в бой Руфины с сыном. Правильно, что молчал. Неудобно ему.
- Ну, а феерия? – Степан почесал бритый череп. – Колется, проклятый! Так как наша феерия?
- Что же вы там наворотили? – Дорофей жестом указал на крыльцо. – Прошу под кров. Таким разговорам место только в укрытии.
Марина кормила Риту, скулящую под елью. Фёдор опять исчез. Одиноко лежала его любимая козья нога.
Сила Прошлого
- Откуда в тебе столько энергии? – спросила Настя.
- Ну откуда? Откуда у вас – оттуда и у меня. – Степан не понимал, чего это они к нему прицепились. Сидели бы, ели, как нормальные люди, а они всё его изучают, как… бегемота.
- Мы не почувствовали ваших действий, - сказала Лидия. – Только чуть – чуть. Но это – Гога. Девочки вообще не пользовались нами. Марина была истощена, её страховал Валерий, значит, тоже устал. Как ты ухитрился нас обойти?
- Да никак. Ольга подтянула Связи с меня на Ваську, и мы прыгнули. Сначала я дал немного, как тогда, когда Светка лечила Дорофея. А потом, чтобы телесно перепрыгнуть, ударил. И всё.
- Но у нас волосы должны были дыбом встать! А мы сидели, как посторонние зрители. Конечно, приятно так, сбоку, посмотреть, но я всё равно не понимаю. – Дорофей изучал Степана сквозь клубы дыма из трубки.
- Не знаю я, что сделал. Дайте поесть, совсем затюкали.
- Дед Степан ударяет, как я, только не оттуда, а из-под, - попытался объяснить Гога.
- Из-под чего? – Евгений веселился.
- Из-под меня. – Гога залез на лавку. – Вот я. Я ударяю в потолок. А дед Степан, - он забрался под лавку, - бьёт отсюда.
- Ис-под-тишка, - хихикнул Лёшка, страшно довольный представлением. – Никто не знает, а он ударил!
- Из прошлого! – Юлька хлопнула Лёшку по лбу. – Из прошлого – вот откуда.
- Или я не поседел? – Степан решительно покрутил головой, обросшей седой щетиной. – Я старею! Дайте нож. Чешется. Побреюсь в уголке.
- Но это ужасно, - возмутилась Настя. – Брать энергию у нашего прошлого!
Степан разозлился.
- А откуда та энергия, из-за которой ты сейчас ножками дрыгаешь? Не потому ли, что однажды, в прошлом, родилась?
- Это может нарушить стабильность Рубежа, - считала мысль матери Светка и вздрогнула.
- Отлично. Вы все собираетесь тут жениться, плодиться и процветать во веки веков в тенёчке под синими деревьями? Для чего вы вообще собрались в Кольцо? Уходить? Тогда за что держитесь? Я, конечно, не знал, что энергия из прошлого, простите, не подкован. А и знал бы – взял! Событие уже совершилось. Значит, ещё один шаг куда? – В будущее. И, позвольте пофилософствовать, будущего без прошлого что? – Нет! Вот ты, Светка, много знаешь. Откуда твоя Сила? Огонь этот?
Светка зарделась.
- Она… Она только появилась.
- Чего уж там! Всё сделано! – ободрила её Юлька.
- Просто мы, трое, созрели. Вот, – прошептала Ольга.
Взрослые переглянулись. Степан мыслил.
- Значит, половая энергия. А идёт на огонь, прямую трансляцию и подтягивание Связей? А чем я хуже? Марина, а у тебя?
- Не знаю. От трав, деревьев.
- Всё! – Степан отстаивал себя. – У всех источник разный. И не морочьте мне голову. Радуйтесь – кто из вас такую Силу включить может?
- Если бы я могла, - завопила Светка, - я бы бабку свою за тридевять земель отправила! Я её ненавижу! Я тоже хочу быть сильной, как дед Степан, и всем говорить, чего они стоят!
- Стоп, стоп, стоп, котёнок! – Степан забыл о своих проблемах, услышав опасные нотки в голосе Светки. - Мы сейчас с тобой пойдём под ёлочку, посекретничаем. Евгений, доверишь мне дочь?
Евгений осмотрел взъерошенного Степана и кивнул.
- Вам, буйным Силой, самое время делиться опытом. Веди девицу, благослооо…вляю. А мы пока почаёвничаем в тишине – уж очень проблемы у вас громкие!
Устроившись на лужке, Степан покачал головой.
- И надо бы дать тебе поругаться с бабулей, радость моя, да некогда. Тебе расти надо не по годам, а по дням, как богатырю. Придётся мне премудрость свою, как манную кашу, в рот тебе засовывать. Ты думаешь, легко мне было одного Сашу мордой об стол прикладывать, остальных оставив в стороне? Думаешь, мне нечего было сказать Гере? Вале? Камилле? А уж бабуле твоей – и того больше: я ведь все её слабые места знаю. Ты никогда не задумывалась, как это вышло, что все мы переженились? Ведь когда так мало людей, у них нет выбора. А любовь без выбора… И ни одну девушку мы не обидели. Я, кстати, обидел. Жену свою любимую, Лидию. Очень уж в Веру был влюблён. Так вот, было нам по пятнадцать. А принимать решение пришлось такое, какое и взрослым часто не под силу. Дорофей предупредил: если начнётся борьба за девушек, нам не выжить. Поэтому мальчики сами, без Дорофея, собрались и буквально распределили девушек между собой, как товар. Понимаешь? Товар, а не любимых! И постановили, что не меняем своих жён, чтобы не было прецедента. Мне тогда досталась Вера. Вера! Не Лидия. Потому что мы знали, что они с Аликом
любят друг друга. А Вардан хоть и был говорун, как Лёшка, но незлобивый. Герка тогда ухитрился подсунуть ему Руфину. Знала ты это?
- Нет! – Светка ужаснулась. – Как же всё так вышло?
- Подожди, дойдём. Сначала о Руфине. Тебе ли бабку не знать! Сегодня она одна была в кожаных туфлях – ты заметила? Как думаешь, почему?
Бережлива? – Отнюдь. Размерчик конечностей у неё просто превышает все мыслимые человеческие параметры. Руки - как ноги, ноги - как грабли, была такая присказка в далёкие времена. Поэтому все великанские туфли достались одной твоей бабке: у неё их много, верно я говорю? Просто больше на такой размер не было потребителей. Мы называли это гномообразное существо Клементиной. Тоже из песенки на неизвестном тебе английском языке: «Как открытые ящики из-под селёдки были сандалии Клементины». Зато она болтала по-английски и презирала всех нас. Она собиралась жить в Америку. Она… она никому из нас и в страшном сне не могла присниться женой! Вардан был в трансе. Тогда он и признался, что они с Верой… как бы тебе сказать… уже сожительствуют. Мне тогда, милая моя Светка, ох, как плохо стало. Веру я потерял, а взамен получил Клементину! И вдруг Алик спрашивает у Геры, кто достался ему. Гера, естественно, мнётся, и говорит, что Лидия: мы без Алика всё тогда придумали. А Алик пожал плечами, подумал и сказал: «Ребята! Поверьте мне, что нам с Лидией жить нельзя. Это её убьёт. Давайте мне кого хотите, хоть Руфину, её не так жалко». Вот так и оказалась Руфина твоей бабушкой. А Лидия? Я с трудом выпросил её, едва победил Геру - тот мне уже свою Валентину предлагал. Почему? Жалко мне её было. Я знал, что она любит Алика. Вот и подумал: я, считай, вдовец от несчастной любви, и она тоже - значит, мы друг друга поймём. А Герку я тогда уже оценил: тля и тля. Валя ему в самый раз, Лидию он бы затюкал, ревнуя к Алику. Этот торг мы всю жизнь скрывали, наши девочки не знают о нём. Представляешь, как можно ударить, зная все эти детали? Как я хотел сказать Руфине, что её взяли потому, что «её не так жалко»! Ведь она провоцировала! «Мой Алик»! Господи! Да он всю жизнь, небось, с ней страдал. – Степан попытался заглянуть Светке в глаза, но она опустила голову.
- Зато тебя произвёл, отца твоего. Как знал, что хорошее потомство от этого монстра получится. Ладно. Теперь о том, что я хотел сказать, а не сказал. Представь, ей скажут, что она выбрана Аликом по остаточному
принципу. Ей! Госпоже американке! Она бы в ответ облила грязью всех, и всё равно не поверила. А если бы поверила - рыдала в уголочке, но на людях стала бы ещё более уверенной в себе мегерой. Тогда зачем оскорблять? И тебе не радостно гадости говорить, и оппоненту они уже ничем не помогут. Мстить? Какой прок?
Действие должно быть совершаемо по принципу минимальных затрат. Всё, что выше минимума – отбрасывай, дорогая. Иначе тебе, с твоим огнём, прямая дорога в бабушкину стаю. Или спалишь себя ни за что, ни про что. Ага?
Степан только сейчас увидел, что Светка заливается тихими слезами.
- Ну почему? – рыдала она. – Ну почему всё так нелепо устроено? Почему никому не достаётся любимый? Почему обязательно появляется какое-нибудь препятствие? Почему нужно выполнять долг, а не радоваться? Почему подлый Юлькин дед не любит Малику? Она такая красивая, умная, спокойная!
- Это Саша-то не любит? Любит, подлец. Она и была самой красивой и умной. То, что Алик для девчонок – все были в него влюблены, мы-то знали! – то же и Малика для нас. Саша был стройный, красивый, уверенный в себе, богатенький мальчик. Он давил всех, кроме Алика, своим превосходством. Он заявил права на лучшую - и её получил. Любил, потому что лучшая. А теперь она постарела. А он хочет иметь лучшее, хоть сам похож на жабу. Вот так, Светочка. Он не столько отказался от Малики, сколько приревновал её к Кольцу. Этого глупышка наша, умница и красавица, не понимает. Девица его – блажь преходящая. А Малику он хочет наказать за предательство. Что касается тебя… Подожди, дитя, придёт и твоё время. И я, Чёрррный Ворррон, твёрдо знаю: где-то там он будет твоим.
- Молодым и красивым? – с придыханием спросила Светка.
- Гм. Оччень молодым. И красивым. Вытри глаза. Смири гнев. Включи разум. Возвращаемся… обновленныя и жизнерадостныя. Ага?
Официальное лицо
Возвратиться обновлёнными и жизнерадостными не удалось: едва они направились к крыльцу, в калитку вошёл Саша.
- Разве ты не посторонний? – нахмурившись, спросил его Степан. - Табличка вроде бы висит?
- Хватит играть в детские игры! Я здесь как официальное лицо. Я представляю власть! Вы сами не понимаете, какую кашу заварили! – Саша отстранил Степана и поднялся на крыльцо первым.
- Мы заварили, или ты? – Степан пропустил Сашу: зачем пикировка?
Пусть Дорофей решает, как быть. Его дом, его выбор. - И вообще, мог бы и обрадоваться моему возвращению!
- Чему же тут радоваться? Безобразным сценам на Совете?
- Да уж. Радоваться тебе нечему, это ты точно заметил, Саня.
- Сколько раз говорил, Саша я, а не Саня.
- Саня, Саня. Саша – взрослое имя, а ты так из подростковой мании величия и не вырос. Ладно, иди, решай своим официальным лицом вопросы, которых могло бы и не быть, если бы на сём лице было написано больше ума. – И Степан ввёл Сашу в дом. - Ну, ребята, принимаем официальных представителей: председатель Совета собственною председательной персоною.
- О! Ненадолго же мы расстались. – Малика прищурилась. – Ты к кому?
- Оставьте иронию, - Саша устало сгорбился. – Ситуация патовая. Я не могу удержать наших борцов за права человека: они крови жаждут!
- А что ты думал, когда подыгрывал им на собрании? – желчно спросила Лидия. – Ты что, не знал, с кем связался? Зачем накалял страсти? Думал, поиздеваешься и спустишь на тормозах?
- Так ведь в голову не приходило, что вы такое представление устроите!
Вы же им карты в руки дали!
- Да что ты говоришь? Какие же карты? – невинно спросил Дорофей.
- Возможности свои показали! Теперь у них навек комплекс неполноцен- ности останется. Вы же, - поклонился Саша в сторону Малики, - другой вид. Хомо иллюзикус. Фантомы делаете, телепортацией балуетесь, огни зажигаете! Вы ведь нас одной левой на лопатки положите. И как им теперь с такой угрозой жить? Гера говорит, в свои ряды вы никого больше не принимаете: мол, у вас другая структура генома. А мы, простые смертные, ничего такого не умеем. Я-то ведь тоже Слухач! – неожиданно взвизгнул он. – Так этого вам, оказывается, мало? Ну, Малика, покажи, что ты умеешь. Может быть, кролика у меня из уха вытащишь, или фейерверк небольшой устроишь? Или тебя тут только за красоту держат?
- Можно, я ему врежу? – задушевно спросил Степан у Дорофея. – Можно, докажу ему наше превосходство грубой физической силой?
- А ты лучше меня загипнотизируй. Я тогда сразу поверю во всю эту белиберду. Волшебники!
- Смотри на меня, дорогой. – Малика окончательно рассвирепела. – Я тебе иллюзию покажу. – Она вытянула руку. – Позолоти ручку, милый, а то не выйдет.
- Обойдёшься, - грубо ответил Саша. Беседа явно перерастала в семейный скандал.
- Тогда я сама себя награжу, - улыбнулась Малика. Она щёлкнула пальцами. Девчонки радостно взвизгнули: с пальцев Малики свисало её девичье ожерелье.
- Мои вещи останутся у меня, - весело сказала она. – Это, конечно, иллюзия, но проверь Баськину Машку – не повредила ли я её, случаем, сдирая своё ожерелье? А потом прибавь к тем красивым словам, что ты произнёс, слово «телекинез». Да, и спасибо, Боря. Без тебя мне бы такое расстояние не удалось.
- Всегда пожалуйста. Для любимого человека и Силы не жаль. - Борис улыбался в усы.
- Что ещё желаете? Туфельку Руфины? Стульчик из зала заседаний? Может быть, кабачок Камиллы? – Малика присела в нелепом реверансе. – Лучше бы вам, муж мой, больше не сомневаться, а то я могу ошибиться и принести вам что-нибудь не то…
Саша застыл. Неужели он действительно считал происшествие иллюзией? И это – его жена?
- Баба Малика! Ты у нас будешь воин! – обрадовался Гога. – Ты будешь во всех плохих кабачками кидаться! Как хорошо, что ты созрела!
- Я думал, что она созрела лет эдак пятьдесят с гаком назад, - прошипел Саша.
Степан двинулся к Саше, но Малика его опередила: размахнувшись, она врезала ладонью с намотанными бусами по жирной щеке мужа. Саша хлопал глазами, на щеке отпечатались камни ожерелья... Малика потрясла головой и сказала неожиданно спокойным голосом:
- Простите, ребята, не удержалась от семейной сцены. Зато теперь уже не буду страдать. Саша! Подавай на развод в связи с тем, что твоя жена оказалась особью другого биологического вида. Тебя поймут и удовлетворят.
Допрос
Леон тоже принимал трансляцию с Совета: Лидия работала на широкой полосе. Он лежал в комнате злой.
- Не рассказывай, - буркнул он Ваське. – Слышал и видел. Ты молодец, но… Боюсь, нам предстоит невесёлая жизнь.
Теперь, когда Лидия покинула место заседания, Совет остался безнадзорным. Можно было только гадать, что там происходит. А пока жизнь шла своим чередом: Васька разогревал суп, чтобы покормить родителей, Сима ныла и хотела вставать.
- Ну, встань, если тебе так хочется! – рассердился Леон. – Если Васина стряпня тебя не устраивает - встань, приготовь, только не нуди!
Но эксперимент провалился: едва жена встала, у неё закружилась голова, и ей пришлось признать, что вставать ещё рано. Только Ваську зря обидела. Суп был очень даже приличный.
Леон доедал свой суп и готовился к трансляции: они, наверное, уже пришли к Дорофею, и теперь можно поговорить. Он уже спросил у Васьки, как удаётся Лидии передавать изображение, но тот не знал. Неважно. Всегда можно передать словами.
А! Вот и Вардан! Наконец-то отец до него добрался. Леон уже давно привык к мысли, что его родитель – Степан, хотя в молодости, когда Вардан рассказал ему, некоторое время чувствовал неловкость, называя Вардана отцом. Сейчас, увидев Степана, он не мог представить себе, что называет того отцом. Степан приятель. Может быть, станет другом… Но это Степан. Имя «отец» принадлежит Вардану.
- Говорят, Степан вернулся? – весело спросил Вардан, входя. – Не утка?
- Это-то не утка, но что ещё там говорят?
- Главная новость - Степан. Ты не представляешь, как я рад! Я очень его любил.
- А Совет? – Васька уже забрал у Вардана корзину и принёс вязаные тапочки. Дед уселся в своё кресло - в этом доме у него было собственное место. Нередко приходилось ночевать, чтобы не носиться по дорогам туда-обратно.
- Подожди-подожди! А что тут за лазарет? – Вардан, наконец, увидел лубок на ноге Леона.
- У нас один Василий ходячий! – подала голос из своей комнаты Сима. – А мы с Леоном – травмированные жизнью.
- Вот и оставь вас на две недели! Почему не известили? Васька не мог доехать, сказать? У него же каникулы!
«Две недели… Это целая жизнь – две недели, - с отчаянием подумал Леон. – Ты, папа, ничегошеньки не знаешь, и как тебе рассказать, ума не приложу».
- И не прикладывай, - Вардан остро посмотрел на него. – Одно изменение уже вижу. Мой сын – Слухач?
- И ты? – удивился Леон. – Я не знал.
- А тебе и не положено было знать. Не Слухачам об этом не сообщают. Но я совсем слабенький. Ты посильнее будешь.
- И я Слухач! – гордо сказал Васька. – Я и Петь могу!
Когда разверстая пасть бегемота дошла до сознания Вардана, он принялся хохотать.
- Ну семейка! Боюсь, тут не я, а..? – он вопросительно посмотрел на Леона.
- Степан постарался, - закончил Леон, улыбаясь. – А что, мать тоже Слухачка?
- Ещё слабее меня. Правда, непонятно как, Иван посильнее. Он берёт до двух километров, мы с матерью – слёзы! - полкилометра. А вот Степан у нас самый сильный был после Алика. – Вардан повернулся к Ваське. – Ну и как тебе твой новый дед?
- Хороший, - застеснялся Васька. – И тебя я тоже очень люблю, дед.
- Гм. Следовательно, его ты тоже, и даже очень?
Васька совсем растерялся.
- Ну… Он весёлый, умный. И он меня спас! – торжествующе закончил он.
- Так. Чувствую, предстоит длинная беседа. До неё только один вопрос: сколько лет Степану?
- Тридцать один. Так ты понял, что он провалился во Время?
- За дурака меня держишь? Он что, тридцать пять лет питался в пузыре святым духом? Ясно, что тут давняя гипотеза Дорофея оказалась верна. Значит, отец – твой младший брат?
- И не говори. Только скорее старший.
- Рад. Следовательно, в пузыре Степан не поглупел. Ох, и скучал я без него! Без его «Ать-два! Строем!», «Рванули?». Без его ясного ума. Так что теперь у нас с тобой общий старший брат. Поговорим – и побегу его искать.
- Не знаю, как будут развиваться события, только, отец, не планируй ближайшее время. Степан, как и мы с Василием, попал на разбирательство в Совет.
- Тоже мне! Лидия вам кулаком погрозит?
- Совет теперь у Руфины и Саши.
- Революция?! Снова? Рассказывай всё по порядку. Василий, поставь чаю и достань пирожки: к твоему супу они в самый раз. Вера как знала, сняла с тебя часть забот. А я, как Красная Шапочка, доставил полусъеденной Советом бабушке гостинец. Сима! Хочешь пирожок?
Раздался стук в дверь, и пронзительный голос Руфины произнёс:
- Хозяева! Можно войти?
- Вот и дождались, - шепотом сказал Леон, – Отец, я тебя люблю. Что бы я ни сказал, не пугайся. Присмотри за Симой, если что.
- У меня Руфина, - транслировал Леон Дорофею.
- Попытайся заставить её выслушать полный рассказ, - ответил Дорофей. Вардан не слышал – они говорили на широкой полосе Кольца.
В дом вошла Руфина в сопровождении трёх мужчин. Двоих он знал: с ними он учился в школе в Пограничье. Да, именно таких Руфина и выбирала. Никаких. Сейчас они разглядывали Леона с подозрением: вошли в роль полицейских. А третий совсем юнец, ещё с пушком на губах. Чей же сын? Леон давно покинул Пограничье, ему тогда было, скажем, года три… Нет, трёхлеток тогда в Пограничье не было. Ладно. Крепенький мальчик, гордый ответственным поручением. Ох, Руфина!
- Я пришла с постановлением Совета, - поздоровавшись, сказала она. -Мы помещаем тебя и Васю под домашний арест. И, поскольку тебя не было на Совете, а Вася Совет покинул, - она укоризненно покачала головой, - я должна вас допросить.
- Боже, что за термины, Руфа! – Вардан вышел из комнаты Симы, куда относил пирожки. – Допросить! Ну хоть «опросить» бы сказала, всё приличнее. Допрашивают преступников. И вообще, слово это из давно ушедших дней. Не наш лексикон. Пирожка хочешь? Юношам не предлагаю – они, как я понимаю, при исполнении. И пирожков не хватит.
- Я тоже, как ты выразился, «при исполнении». – Руфина рассердилась–
А ты, чем учить меня, как говорить, учил бы сына. Он у тебя в убийстве замешан, как, кстати, и Василий. Сектанты, знаешь, получаются из тех, кого в детстве плохо воспитывали…- она вдруг прикусила губу и покраснела. Причины Вардан не понял – решил, что это краска гнева.
- Руфа, остынь. Уверен, это наговор. Давай разбираться: я сам только
приехал, не знаю ничего. Ведь в твоих интересах выслушать подозреваемых бесстрастно – только польза будет. Кто убит? Что, чёрт возьми, случилось? Рассказывай, Леон.
Молодой парень бесцеремонно разместился за столом, резко сдвинув тарелки, и румяный Верин пирожок упал на пол.
- Я готов вести протокол, - сообщил он, раскрыв новенькую тетрадь, на которой детским круглым почерком было написано: «Протоколы допросов». Юнец вошёл в роль. Леон справился с затопившей его ненавистью, сел поудобнее и начал свой рассказ.
Руфина слушала молча. Вардан вертелся, но тоже молчал. И хорошо! Так Леону проще. Когда он закончил рассказ, Руфина повернулась к Вардану.
- Теперь ты понимаешь, в каком положении находится твой сын? Разве можно верить хоть одному его слову, когда все события случаются только с членами секты Дорофея? А погибшая семья дочери Бориса! Анна утверждает, что именно Борис своими разговорами вынудил дочь на самоубийство! Что он лгал про Дашу. Действительно, родители Сергея считают, что она была прекрасной и умной девочкой. Сергей, конечно, был со странностями – это признаёт его отец, но не с такими же! Да и мать Сергея твердит, что он не мог участвовать в подобных действиях.
Я говорила с Виктором. Откуда он знает, что делал Сергей с козами? Может быть, ошейники тот нашёл? Виктора ввели в заблуждение Валерий с Борисом. И, обратите внимание, ведь там сплошные родственники! На кого напало дерево, по вашим словам? На Марину! Тёщу Леона! Кто нашёл козье захоронение? Марина с Валерием! Сейчас мы будем слушать рассказ Васи – но ведь он тоже родственник – сын Леона.
Пока объективно только то, что есть останки коз и их ошейники в сарае. Может быть, где-то в наших лесах захоронены и члены семьи Бориса? Вы говорите, Сергей извращенец. Но погиб-то он! А вы, вместе с тем, входите в секту, которая, судя по рассказам Геры и Вали, занимается магией. Где же нам искать убийц, как не в этой секте? Магия требует жертвоприношений! Мне ли не знать, как безжалостен Дорофей, как равнодушно он относился к нашим нуждам! А мы ведь были тогда совсем детьми. И сейчас, когда он впал в старческий маразм, он стал опасным маньяком, заражающим всё вокруг.
- Бездоказательно, - проронил Леон сквозь стиснутые зубы. Как она отвратительна!
- А твоё мнение меня не интересует, - улыбнулась Руфина и повернулась к Василию.
- Ну как, ты готов прикрывать собой ложь отца?
- Он не лжёт! – закричал Васька. «Бегемот», - твердил он себе: страх перед извращающей все слова Руфиной парализовал. Как бы тело не испугалось слишком… – Это вы лжёте! Я вас ненавижу! Зачем рассказывать, когда вы всё перевернёте себе на пользу? Не буду!
- «Маги вы или нет, черт побери? – транслировал Вардан. – Хватит тянуть резину! А я-то всё гадал, зачем у брода собирается толпа! Вам спасаться надо, а не разговаривать. Разговаривать я буду».
- «Сил мало. Я не умею телепортировать», - отозвался Леон.
- «У меня есть Сила! Ты только отправь меня, куда надо, папа. Отправь к деду, может быть, он что-нибудь придумает? Я вспомнил, как он появился. Давай!» - Васька зажмурился и бросил своего Бегемота в бой.
Ссылка
Послышался хлопок и в комнате появился Васька.
- Они обвинили нас в убийствах! Они сюда идут! Через брод!
- Ладно! – махнул рукой Дорофей. – А ты как сюда попал? По стопам деда?
- Отец по Связи на деда послал.
- У него Силы не хватит!
- Ха! У меня хватит. – Васька ухмыльнулся Степану. – У меня её целый Бегемот. Я ещё и Петь умею. Тренировался. Смотрите!
Когда Саша увидел перед глазами разверстую пасть бегемота, он начал тихонько пятиться к двери. Добравшись до выхода, он крикнул:
- Я-то вас спасать шёл! Они с вами церемониться не будут! Они требуют вашей высылки к Рубежу, и то, только до первого появления на нашей территории. Вам дают полосу у Рубежа шириной двести метров. А если кто-нибудь будет замечен на нашей территории, мы откроем на вас охоту. Здесь вам больше не жить. А ты, Малика, могла уйти со мной. Если бы была… одного со мной вида. Теперь что? Развод!
- А ведь вы нас не боитесь, - мило улыбнулся Борис. – Уверены в нашем благородстве, в том, что мы не перейдём ваших границ. Посмейте только нам помешать, - он обнял Сашу за покатые плечи, - и я лично придушу тебя на самом большом расстоянии чем-нибудь типа подушки или пояска… Бойся меня, Саша! – рявкнул он и вытолкнул председателя за дверь.
- Всё! – Настя сжала голову руками. – Я больше этого не вынесу! Мы, ребята, с Территорией уже несовместимы. Она нас едва держит! Васька с бегемотом и Малика – это уже зашкал!
- А вот сейчас нас с Территории и попрут, - сообщил Валерий, взглянув в окно. - Идут нас ссылать. Где они столько народу набрали? И как ссылать будут? Погонят, как овец, прямо до Рубежа?
- Им нужен только я, - автоматически сказал Дорофей.
- А накося, выкуси! – рассердился Илья. – Нашли рабов бесправных!
Степану надоело.
- Слушайте! А надо нам морочить голову? Перебросимся на вещи к Рубежу? Оля, ты можешь? И, заодно, Леона?
- Могу, - поджала губы Оля. – По-моему, ты прав, дядя Степан.
- Прав! – закричал Гога, смотря в окно. – Они берёзу подожгли! Вон, к ёлке факел несут!
Дорофей кинулся к окну. Ель была объята пламенем: горели пары эфирного масла, но дерево стояло невредимым. Марина выбежала во двор и кинулась к Ели. Люди суетились, пытаясь поджечь Ель, и отпихивали маленькую женщину. «Как же? – подумал Дорофей. – Как мне тебя спасти? Тебя не выкопаешь, не унесёшь. Как быть?».
Наконец, ель занялась и сразу превратилась в пылающий факел. Марина упала на колени. Ель, охваченная пламенем, корчилась и стонала, искры стреляли во все стороны, падали дождём горящие шишки.
Сердце Дорофея сжалось, тошнота подкатила к горлу, страшная боль пронизала лопатку. «Ну, спаситель, где же твоё спасение?» – насмешливо сказал кто-то в глубине его сознания. Дорофей почему-то лежал на полу, свернувшись. Лидия держала его за руку. Почему у неё мокрые руки?
- Мочи тряпку! – кричала Лидия, утирая слёзы.
Это слёзы мокрые…
- Выжми! Клади на сердце! – Светка бухнула ему на грудь ледяную тряпку. Пробрал озноб.
- Они знают: то, что они придумали, неправда! – вопил за спиной Дорофея Гога. – Только всё равно боятся! Дом уже загорелся от Ели! Они тушить не будут: так им проще. Сами не поджигали - нас Ель подожгла. И мы случайно сгорим. Они так хотят! Надо прыгать! Сейчас я Риту возьму!
«А тебя, старик, не спросили, - подумал Дорофей. – Понесут, как тюк сена. Ну и ладно. Устал. Ведь сам же решил – пора… - Перед глазами поплыла зелёная равнина. – Дорофей – птица? Хорошо!».
Васька, Степан и Ольга взялись за руки.
- Стой! – Ольга задрожала, выдернув у них руки. – Без Дорофея я не пойду. А его Связать не удаётся!
- Он без сознания, - плакала Светка.
- Его нельзя двигать! – с ужасом сказала Лидия.
Борис обнял Малику.
- Как вовремя ты созрела, любовь моя! Взяли?
Тело Дорофея всплыло над полом, Борис и Малика взялись за его ледяные сморщенные руки.
- А теперь?
- Теперь готово! – отозвалась Оля. Эхо её ответа заставило замолчать зеркало Рубежа.
Зелёное зеркало Рубежа
- Что это? – Валерий поставил на ноги рыдающую на его плече Марину. - Вы только посмотрите!
Полынная полоса вдоль Рубежа полыхала малиновым цветом: зацвели крошечные кустики журавельника. Зеркало Рубежа светилось зелёным, как Маринин листок. И запах! Полынный настой с примесью пыли сменился на запах хвои с полевой мятой, как на лужке Дорофея. Прохладный ветерок уносил жару прямо в Рубеж. Степан присвистнул.
- Ну, теперь Рубеж получит от нас тонны пыли! Никогда такого не было. Как же он устоит? Уж не начинает ли он тянуть на себя нашу Территорию?
- Начинает. Чего и следовало ожидать после ваших экспериментов с магией. Говорила вам, осторожнее! – Настя повернулась спиной к Рубежу и вскрикнула: лес стоял почти рядом, лишь изредка отступая полянками от Рубежа. Прямо за их спиной из леса выступала ель – огромная, старая, знакомая! И под елью лежал, улыбаясь, потерянный Фёдор.
- Сюда, скорее, - закричала сразу ожившая Марина Малике и Борису. – Переносите его сюда, к Фёдору! Наша Ель спаслась!
Уложив Дорофея на матрас из хвои, Малика зевнула.
- Извините, ребята, кажется, я перетрудилась. Спать хочу.
- Всем спать! – приказала Лидия. – Мы со Светкой тут подежурим, а вы все быстренько устраивайтесь – вон сосен сколько! Спешить сейчас нельзя – Дорофею нужно время.
Рита отказалась слезть с рук Гоги и сладко уснула вместе с ним на под- стеленной куртке Лидии. Степан прилёг рядом. «Странно, - подумала Лидия, устраиваясь поудобнее. – Какие все покорные. Неужели так истощились? – Она посмотрела на Светку: та уже спала, положив руку на ладонь Дорофея. - Да что это? Сонное царство какое-то? Хоть один должен бодрствовать! И, конечно, это досталось мне!».
И Лидия заснула в полной уверенности, что будет стойко бодрствовать, пока кто-нибудь не проснётся.
С высоты
Белая птица летела над Территорией. Она могла видеть каждый дом, каждое дерево. Даже травинку. Её дом был разрушен – догорали вековые поленья сруба, закопчённая печка уныло зияла обломком трубы: боров обрушился вместе со сгоревшими стропилами. На месте Ели остался обгоревший чёрный ствол, берёзка исчезла.
Птица сделала круг над домом, оживляя в памяти прошлое, и дом ожил, восстал из пепла, осветился заходящим солнцем. Берёзка зашевелила листочками, верба засеребрилась на ветру. Только вместо обгорелой ели простёрся лужок, заросший мятой. Ель не вернулась! Птица сделала круг. В боковом зрении видны руины, а прямо – целый и невредимый дом. Птица решила смотреть прямо. За рекой шевелились люди: Виктор загонял коз, а коров Леона гнали домой родители Юльки. Коровы недовольно мычали. Что там, на пастбище? Там лежит обгорелая шишка, и трава уже вянет вокруг неё… Теперь птица знала, что искать.
На опушке готовился к ночи синий лист. Сегодня он съел вялую мышь, и
уже образовал зачаток нового листа: ночью он будет светиться синим светом. А неподалёку лежала ещё одна обгорелая шишка. И ещё, и ещё… Увядание было едва заметно, если смотреть прямо, а в боковом зрении птица видела пустую сухую землю. Синие деревья не увядали, но пребывали в беспокойстве. Действительно, что они будут есть, если всё живое увядает?
Рядом плакала другая белая птица с зелёным листком на груди.
- Не плачь, - сказала она ей, - посмотри в свой листок.
Другая птица наклонила голову, посмотрелась в свой листок и улетела.
- Улетела! И мне надо лететь, - решила птица и взмыла выше.
Люди ложились спать. Почти все люди. Только некоторые почему-то волновались и ходили друг к другу в гости… Птица тоже хотела спать. Домой! – Она спустилась к своему бывшему дому, сделала прощальный круг над пожарищем и полетела к Рубежу. Дорофей открыл глаза.
Ель! Его Ель! Его красавица жива! Он лежит под нижней веткой, которая колет его щёку иголками. Дорофей протянул руку и потрогал иглы. Мягкие, как у ежонка!
- Ты решила мне ответить, сказка моей жизни? Говоришь, я опять
впал в манию величия, считая, что могу спасти тебя? Тебя, которая неуничтожима, как вся жизнь?
Что же, я не спаситель, но неужели я так ничего и не сделал для вас? Ведь я, Ель, умираю. Или нет? Я, Ель, перехожу? Так тебе больше нравится? Ты не будешь больше колоть меня иголками? Значит, перехожу. И процесс этот пассивный: меня переносят, как тюк сена, потому что я умираю. Ой, да! Перестань! Перехожу. Не тюк? Разве мне нужно ещё что-то сделать? Я понял. Рубеж. И труба во главе пионерского отряда! А я-то смеялся над Герой! Опять не то? У меня вся щека в царапинах. Издеваешься! Я – это они? Если я умру, им не выкарабкаться из этого заточения? Да я, вроде, это сам понял. Но дух и тело всё же не едины. Инфаркт, знаешь ли, не предполагает, что тело встанет и отправится в дальнюю дорогу во главе своего пионерского отряда…
Может быть, им самим попробовать уйти? Нет? Мне? Сейчас? Пока они спят? Вот именно. Подождём. Так и быть, пойдём вместе. Правильно? День-два, и пойдём. Ты уж поддержи нас пока.
Фёдор? – Ты тут, Фёдор! Пойдёшь с нами, волчина? Ну, ложись, ложись, только попахиваешь ты, родной, основательно. Тебе бы собачий шампунь не помешал, и массажная щётка… Были такие когда-то. А теперь мы с тобой мятой натрёмся. Вот так. Вкусно пахнет? Фёдор! Что ты сделал с моим сердцем? Оно не болит! Да ты у нас целитель! Ну-ка, ну-ка, прижмись ко мне ещё. Погоди, на живот повернусь, а ты сверху залезай и попрыгай. Оп, оп! Молодец. Отлежимся и побредём потихонечку. Может, к тому времени мои Спящие Красавцы глаза продерут.
Слушай, Ель, я им не скажу, куда идти. Пусть сами решат. Тогда, может быть, если я и не выдержу пути, они доберутся, а? Сам знаю? Да не знаю я. Просто верю. А вот сам… тело-то старое, Ель. Да не прибедняюсь я! Хотя Фёдор здорово помог… В общем, так: пусть сами дорогу вычислят. А я пока посплю.
Фёдор, иди сюда, я на тебя руку положу. Рычишь? Зарвался Дорофей? Панибратствую? Прости. Забылся. Опять пупом земли себя почувствовал: болен, видишь ли, и хочется любви.
Ты сам на меня лапу положишь? Тяжёлая… Надо? Клади. Спим.
Уходим
Они проснулись после заката. Лидия с ужасом обнаружила, что её дежурство около Дорофея свелось к сладкому сну. Фёдор опять исчез, Дорофей спал, раскинувшись на хвое. Он дышал ровно, бледность стала проходить, и сердце билось… как часы, как любил говорить Дорофей. Возможно, ей только показалось, что у Дорофея инфаркт? Ведь они с этим никогда не сталкивались? Может быть, всё пройдёт? Главное теперь для него – сон и отдых. Светка спала. Марина, смущенно опустив глаза, собиралась куда-то.
- Ты куда, Марина? – шепотом спросила Лидия.
- Проспала всё на свете! Мне надо созывать своё Кольцо: времени мало.
- Идёшь Петь?
- Да. Думаю, им время понадобится. Дадим день, до завтрашнего заката.
- А успеют?
- Если будем ждать дольше – не успеем мы.
Лидия понимала, о чём говорит Марина: Время! В её сне на стене висели часы: на часах оставалось две минуты до двенадцати. Часы её сна неумолимо тикали, и Лидия проснулась в ужасе: «Опаздываем!» – кричал ей сон.
- Почему до заката?
- Закат – символ прощания. - Малика подняла тяжёлую голову. – Я во сне летела на закат.
Проснулась Светка.
- Уходим, уходим… - пробурчала она. – Куда? Они нас везде разыщут. Куда, баба Дора? Уходить-то надо навсегда!
- Туда. – Дора показала за спину.
- В Рубеж? На смерть? – охнула Оля. – Хотя…
- Так мне ногу и не починили! – проворчал Леон. – Можно в Рубеж, наверное, а, Денис? Только вы меня понесёте. Мало нести Дорофея, ещё и меня.
- Я его не понесу, - сказал Степан. - У меня пупок развяжется. Говорил, надо лечить!
Вернулась Марина.
- Всё. Вызвала и предупредила о синих деревьях. Теперь ждём до завтрашнего заката, потом я собираю своё имущество.
- Спасаем, кого сможем? Остальные останутся тут? – спросила Оля.
Из-под ели раздался голос: Дорофей! Дорофей сердился.
- Куда мы идём, Оля?
- В Рубеж.
- Ты уверена, что мы их спасаем, а не ведём с собой на гибель?
- Да. Не знаю. Я верю.
- Вот и они должны верить. Не мы их спасаем. Они могут попытаться уйти, поверив. Вот это вы всем пришедшим и скажете.
- «Свет звёзд, радуги живой мост. Только для нас мост, только для нас, для нас с тобою…» - пропела Светка и прошептала:
- Для нас. Тех, кто поверит и рискнёт. А им останутся Синие деревья, Совет Общины, заседания и моя бабка - ствол синего дерева.
Евгений вздрогнул. Как она выросла!
- Дорофей! – спросила Светка. – Ты действительно живой?
- Местами. На ваш век хватит.
- Ура! – завопила Светка.
Нет, ещё не выросла. Евгений был рад: ей расти не пора.
Марина содрогнулась. Только они с Настей знали, что останется тем, кто не придёт…А ведь у неё дети и внуки… И не только у неё.
- Дорофей! – спросила она шепотом. - А что будет с теми, кто остаётся?
- Не знаю, Марина. Но помочь им мы не можем. Пройти Переход смогут только немногие. Я оставил конверт у Насти в библиотеке. Там мои записки по Истории Кольца. Если появятся новые Слухачи, может быть, им поможет. Те, кто не придут на твой Зов, уже не смогут извлечь из них ничего путного. Не поймут, или доэкспериментируются до Черного Кольца. Это – всё, чем я могу помочь.
- Я не о том. Если Территория погибнет с нашим уходом? Что останется от тех, кто здесь жил? Неужели ничегошеньки?
- Надеюсь, что останется. Ведь и у них есть верная часть? Только её окажется маловато для того места, куда уйдём мы.
- Дорофей, а куда? Куда мы уйдём?
- Ирония состоит в том, что знать это может только тот, кто уже ушёл! Ведь и после первой моей Песни был Переход: Территория, конечно, не Земля. Нравилось ли вам здесь? Трудно ведь было. А сейчас всё снова. Думаешь, я знал, что с нами будет, когда уводил вас по трассе? Я только предполагал. И теперь я предполагаю.
- Что?
- Мы преодолеем Рубеж. И только для этого с вами я. У каждого из вас будет свой путь и своё дело: вы такие разные! Какой-то путь будет и у меня. А путь – всегда испытание. Так что я уверен ещё в одном: я веду вас не в рай. Я веду вас устраиваться на работу. Отдыхай, Марина, пока дают!
- Послушайте! – сказал с интересом Степан. – Вы не находите, что мы проспали обед и ужин?
- Ну и что?
- А кто-нибудь из вас хочет есть?
Есть никто не хотел. Перемены.
Рухнули все блоки. Настя, Светка и Лидия с Гогой «чинили» ногу Леона. Да, Территория с ними несовместима. Значит, Рубеж.
- Камилла лопнет! – подвёл черту Илья.
Оглушённость прошла. Они уходят. Ну, что же? Всё когда-нибудь кончается.
* * *
Вечером Сима с трудом добралась до Виктора.
- Марину видел? – спросила она.
- Да. Уходим. Я коз собрал.
- А мои коровы?
- Хм… Попробуем. У тебя какая поручнее? Белая? – На ней поедешь.
- А Лера?
- Лера? Не пойдёт Лера. Она с Анной в Совете, у Камиллы заседают. Саня с Владимиром пришли, тоже призыв слышали. Они пойдут. Рады, к Юльке своей бесценной, хоть на край света. Вот они твоих коров и погонят.
Они вышли через час, и уже через два часа были на тропе. Ляля с Юрием прошли по ней ещё через четыре часа. С ними была только одна коза – Машка. Вардан привёз Ивана с Верой: они ехали на двух велосипедах по тропе Ивана, вдоль Рубежа. И близняшки Ирка и Инка со своими толстыми мужьями и младенцем шли обходным путём, минуя опасные для встречи с людьми места. Община раскололась.
Светила полная луна. Молодой синий побег сиял на опушке.
* * *
«Небогато, - подумал Дорофей, оглядывая табор. – Привёл тридцать два, увожу тридцать одного».
На Песню Марины пришло шестнадцать человек, зато четверо из них – его Первые! Вардан и Вера увлечённо рассказывали что-то Степану, там же мялся Иван, так и не женившийся после отказа Милки. Надо же! Никакой неловкости: просто всё встало на свои места.
Лидия, кажется, спокойна. Вокруг неё устроились близнецы и её Ляля. Там и Илья с Зиной, и Марина с Валерием: эти сохранили двух дочерей и внука. Настя радуется своим родителям, Милице и Михаилу… Конечно, им тяжело бросать родных.
Но самое впечатляющее зрелище – это козы Виктора, воссоединившиеся с путешественницей Машкой, и коровы Леона. А Сима! На белой корове! Это восторг! Симу уже подлечили, но корове понравилось, и она от Симы не отходит. Это что-то библейское – вот только не в пустыню идут, в Рубеж. Может быть, на смерть. А они радуются!
Время. Евгений что-то говорит. Все затихли. Степан ушёл от друзей, сидит перед Рубежом: он-то знает, куда идёт. Рядом сидят Васька с Леоном. Все напряжены: им вести. Но проводник – Степан.
Закат. Огненные небеса. Зелёные плывущие пятна на Стене. Дорофей пойдёт со Степаном и Дорой. Они втроём – впереди.
Прощай, Территория! Прощай, Ель. Или нет? Ты и там будешь расти? Фёдор прижался к ноге.
Вы, глупые, тоже прощайте. И простите. Может быть, вы не одичаете, родятся новые Слухачи. Конверт в библиотеке им оставлен.
44. Университет. Вот и всё
- А я думала, мы всё сделали, - разочарованно сказала Мария. – Но ничего не изменилось! Только есть не хочется.
Они с трудом запихивали в себя «Прощальный Обед». Есть, действительно, не хотелось. Ночью ушёл Ренат. Роман держался.
- Я оставляла напоследок, - поднялась Флёр. – Не знала, надо ли вам рассказывать. Но если мне это известно, то, может быть, и вам нужно знать? Могу занять сегодняшний день Историей тех, кто начал Переход. Хотите?
Они сидели, лежали, прятались в тень и слушали Историю Кольца до заката.
- Вот и всё, - прошептала Флёр. Тень в оранжево-жёлтом сари пролетела вихрем и исчезла.
- Что она тебе сказала? – спросила Мария у Ильи.
- Поскорее выписывайся. И подёргала за одеяло.
- И меня! Эй! Всем так?
Люди зашумели: всем – так.
- А ему по-другому, я видел! – Женя указал на бледного Алика. - Почему тебе по-другому? Она на колени встала?
- У меня очень рука болела.
- А сейчас?
Алик повернул ладонь. Слабое синее пятно осталось.
- Сейчас лучше.
- Ой, и у меня ничего не болит! – восхитилась Медея.
- И у меня! – экстрасенсы с волнением ощупывали себя.
- А где она? – спросил грузин. – Ушла? Совсем? И оставила нас?
- Ну? – сказал Миша. – Она, наверное, уже всё выполнила.
- А мы?
- А мы – не всё. Наверное, нужно что-то ещё.
- Но как нам без неё? Она же нас объединяет?
- Вот что нас объединяет! – Мария сорвала свой листок и подняла на ремешке – листок сиял.
- Ну как можно! Такую ценность… - забубнил Миша, отобрал у Марии листок и исчез.
- Дождались! А я всё ждал, когда они все себя покажут, - удовлетворённо отметил Роман. – Отобрали у вас всё, повеселились – теперь умирайте от голода.
- Мой Мигель! – завопил Хуан. – Она забрала моего Мигеля! Он только что был тут! Я всегда был с ним, я всё ему делал, а он меня бросил! Он должен был взять меня с собой! Я её ненавижу!
Тень возникла за его спиной. Миша похлопал Хуана по плечу – в руках у него оказался горшочек с цветущей розочкой.
- Так он красивее, - заметил Миша. – Подарю Флёр. – И снова исчез.
Женя тыкал рукой в пустоту. – Алик! Он тоже… дематериализовался! С ума сойти!
- Занял место в Узле, - сказал Роман. – Например, стал муравьём. А? Хотите быть муравьём? Кустом? Розочкой? Вот к вам, Георгий, когда вы муравей, приезжает по приглашению петь песни Флёр…
- На слоне, - закончил Илья. Он встал. – Ну что ты, Мария, рыдаешь? Что вы потеряли? Разве вы потеряли свои воспоминания? Или мы теперь одиночки? Разве Флёр – то единственное, что держит нас вместе? Это – последнее испытание. Испытание, данное нам Флёр. Она хотела сказать, что она не богиня! Она – средство соединить нас вместе так, как мы соединились. Она – результат того, что мы с вами вместе! А теперь – уходим.
- Куда? – жалобно спросила Мария.
- Куда нам положено. – И Илья исчез.
- Что он сказал? Мы – едины? – подумала Мария. – А действительно!
Они исчезали один за другим. Роман остался один. Здание задрожало и схлопнулось.
Рубеж
Дорофей вошёл в Рубеж. Теперь он не Слышал. И он не видел, как Марина встала спиной к Рубежу, подняла руки и Запела. Сияние зелёного листа вобрало все травы и деревья этого мира, всех зверей и птиц: и лосиху Машку с малышом, и Риту с рук Гоги, и глупую ворону… позади осталась голая земля. Рубеж задрожал и стал обтекать людей, прорываясь на мёртвое пространство. Настя споткнулась, обернулась и хлопнула в ладоши. Территории как не было. Они были в Рубеже.
Их разбросало: Настя с Василием и Марина с Валерием держали огромный пузырь с пришедшими на зов Марины людьми и животными, Гога оказался с Лидией и Степаном. Илья и Зина – с Ольгой, Леоном, Денисом и Дорой. Дорофея на мгновение соединило со Светкой, Маликой, Борисом и Евгением. Пузыри летели, они мельком видели друг друга сквозь прозрачные струящиеся стенки…
Дорофей остался один. Появился Алик.
- Пора. Ты начинаешь.
- Ты же умер?
- Для тебя это имеет значение? – И волк Фёдор взвыл ему:
- Пора!
Что пора? Перейти из прошлого в будущее? Или вернуться назад? Что делают, когда выполнена задача? – Возвращаются домой, где бы ни был этот дом.
Встреча
Палатки, берёзы, смех. Мария и Милица, оба Ильи, Светка, Храчик, Георгий и Медея… Они ждут последних.
Девочка Флёр спешит по дорожке сквозь бурый папоротник, с ней крошечный Дорофей. Веда и Зенон идут сзади.
- Флёр! – машет рукой Георгий, – Будем петь песни? – и восторженно поворачивается к Илье: – Я её узнал!
Светка хватает на руки Дорофея и кричит Евгению:
- Я его дождусь! Он уже скоро вырастет!
Евгений берёт за руку Флёр и шепчет ей:
- Я тебя дождусь. Ты уже скоро вырастешь.
Георгий всматривается в него.
- Мигель? Ты – Мигель?
Вот и собрались все. Они идут домой. Там – Мария Филипповна во главе огромного стола.
- Сегодня – Вечер Встречи, - говорит она. - Завтра, друзья мои, будем думать, как говорил один мой хороший знакомый.
- О чём? – волнуется Женя.
- О том, как будем жить дальше. Никто за вас этого не решит. А пока… сыграй нам, девочка. – Она кладёт руку на голову Флёр. Флёр вздрагивает. «Мама?»
Рон садится за рояль, Флёр – за аппарат.
- Мама? – Это Дора кричит Кристине. Флёр - вздрагивает. Делл с Ильёй изучают друг друга. Бродит Фёдор в своём чёрном костюме, пытаясь обнаружить конец стола… Стол тянется и тянется вдаль. Над ним звенящие хрусталинки тусклой люстры и звёзды. За спиной болота… ели… дубы… на берегу озера Танганьика.
СПУСТЯ ПРОСТРАНСТВО
Два Слухача в одном пузыре были Хаосу не по зубам. Пузырь с Милкой и Вадиком проплыл сквозь Рубеж вдаль. Великая Случайность насторожилась. Яйцо?
***
Осталось лишь замкнуть то, что уже сказано. История, описанная здесь, закончена. Или будет закончена. Или ещё не начиналась… Или… Бесконечно кольцо Мёбиуса, как бесконечны варианты одной и той же сказки… Чур!