11. Территория. Не впервой
Измученный Леон вернулся домой, когда солнце уже высоко стояло в небе. Сима ушла за грибами. Васька спал! Не заболел ли – весь голубоватый, спит, как в обмороке.
Осталось часа три на сон, а потом – опять к Дорофею. Леон упал на подушку. С коровами Сима уже разобралась. Не впервой.
* * *
Валерий проснулся. Вчера он пил весь день без закуски – эта идиотка куда-то пропала и не оставила обеда. В кровати Марины не было. Надо же! Опять демонстрирует! Валерий пошёл в сарай, где Марина пряталась от него, когда он слишком перебирал. Там её тоже не было. Он посмотрел корзину и успокоился: пошла за грибами – корзины нет. Но еды опять нет! Так не пойдёт! Злобный Валерий пошёл за яйцами. И куры не кормлены? Он заволновался. Так он не привык – Марина всегда была рядом. Без неё он даже злиться не мог. Испугался: вдруг она ещё вчера не вернулась из леса?
Взъерошенный Валерий побежал к Дорофею: наверняка тот её видел на пути в лес.
12. Университет. Потери
Флёр рыдала. В первый раз за всё время испытаний она сорвалась. Те рыдания во сне задели какую-то слишком напряжённую пружину – и теперь наступила разрядка.
Осталось четыреста двадцать человек. И это ещё благодаря тому, что многие поисковики решили не спать и веселились у костра зоны «В». Несколько целительниц и эта глупая Анастасия вообще умерли в мучениях! Неужели она могла так просчитаться? Ведь её Песня была рассчитана на то, что основной отбор они пройдут сразу – услышав Пение! Она, конечно, удивилась, увидев, какую человеческую кашу созвала своей Песней… Но чтобы столько людей испытало надежду, а потом погибло или исчезло – она не ожидала. Да и не понимала Флёр, что же, в конце концов, требуется от неё? Ну, светляков она в чашу собрала. Что ещё?
Флёр узнала о ночных событиях только утром, от Миши. И теперь он растерянно смотрел на её хныканье и дёргал себя за бороду.
- Я знала! – плакала Флёр. – Я знала, что люди будут гибнуть, что останется немного. Но одно дело – знать, а другое – видеть. Я Пела – а смогла созвать только тысячу. И теперь от них осталось меньше половины. Зачем уничтожать? Ну, если людей стало так много – бесплодными бы их сделали, что ли, но дали дожить. А они обезумели! И погибли! Я не знаю, во что я верю – может, я служу злу? Почему эти, что пришли сюда, погибли? Им бы тоже дали дожить. Не мучили бы. Что Симон сделал? Ко мне прикоснулся? И за это погиб?
Миша сел рядом и обнял её за плечи. Флёр вздрогнула – Сила бурлила в ней, никуда не вытекала, но такой великий Покой лёг на душу, что она даже выдохнула резко, как при погружении в ледяную воду. Флёр с её фонтанами Силы казалась беспомощным младенцем под рукой этого Покоя.
- А ты не думала, что безумие и гибель людей – не наших рук дело? - спросил он.
- Как – не наших? Оно же началось, когда ушло Кольцо?
- Ну, во-первых, не Кольцо: то только инициировало Уход. Ушёл почти миллион. А тут, у тебя, всего тысяча. Остаток. Те, кому не хватило чуть-чуть. И мы их не бросили, а дали испытания – чтобы это чуть-чуть восполнить. Это – этично?
- Да. Согласна. Если не хватает немного…
- Второе. Из-за формирования Кольца и этого миллиона нарушилось равновесие в человечестве. Пока люди нужных свойств были утоплены в массе, беспомощны, уровень структурирования был низок - Хаос побеждал. Согласись, все человеческие действия и даже природные явления больше походили на сумасшедший дом?
Ситуация приблизилась к кризису, грозила снести всех, включая тех, в ком мы видели будущее. Поэтому мы помогли выделению структур следующего уровня и их Уходу. А ведь они были не безразличны человеческому обществу. Их травили, не понимали, не принимали, а они, по сути дела, несли в своих телах эгрегоры. И Надежда, и Любовь, и Честь, и Совесть, объединённые частички понимания многих, персонифицировались на Земле. И вот их нет. Качества ушли. Оставшаяся часть информации хаотична – люди теряют разум.
Однако у каждого была идея-фикс, которую Хаос уничтожить не в силах – итоговая направляющая их «Я», за которую уцепился мозг при потере всего остального. И только одну идею-фикс ты была призвана поддержать Песней – Связь с Землёй. Сюда попали в итоге и маги, и прочие странные создания… Но нам годится не любая Связь с Землёй, а любовь ко всем на Земле – то есть умение занять верное место в мире. Ты тогда правильно говорила о целителях и знахарках.
- Ну почему так жестоко?
- Из всех наших потерь только около сотни провёл я. Все те люди этически не годились для следующего уровня. Но их Связь с Землёй дорого стоит. Эта часть их Силы, вернее, Дара, теперь встроена и будет работать на нижних уровнях, обеспечивая персонификацию, скажем, деревьев – дриады, по-вашему. Или озерца - это уже будут русалки. Вообще-то они рыбы. Кажется, у тебя был такой сон? – И Миша покосился на притихшую Флёр. – Кстати, навести рыбу-попугая. Один твой поклонник-ненавистник чуть прибавил ей способностей.
- Значит, мы смогли спасти от Хаоса только этот клочок Земли?
Под другой рукой Миши оказалась голова Мигеля.
- Объясни, Древний, как к этому относиться?
Флёр вздрогнула. Дитя пугало её в такие моменты.
- Не буду, - оборвал Мигеля Миша. – Не лезь поперёд батьки в пекло. Не дорос. – И он повернулся к Флёр.
- Да, и держим с трудом. Но Земля не погибнет. Она преобразится Хаосом до дикого, незаселённого состояния, тогда и обретёт жизнь снова. И людей тоже – всё тех же, но лишённых памяти прошлого и чуточку подправленных.
- А куда делись остальные? Симон? Те, кто умер?
- Они почти прорвали мой периметр. Все они прямо призвали Хаос, нарушив нормальные Связи не в прошлой жизни, а уже здесь. Ты могла бы спасти Симона, но он начал бороться и едва не убил тебя. Ты выиграла сражение с Хаосом, подобравшемся к тебе в сущности Симона. Естественно, Хаос поглотил его. Те, кто молились Разрушению – здесь! – сами призвали Хаос, а Симон дал им нужную Силу, кстати, отобранную у тебя. В итоге Хаос захватил половину нашей территории… - и, Флёр, - сказал Миша, - пока не прошёл Переход, я тебе больше ничего не говорю. – Он сверкнул глазами на Мигеля. - Разговоры ослабят твоё тело, а ты и так уже провела два суровых боя. Смотри сны. Думай. И не тревожься – мы никого не собираемся мучить. Но тянуть на другой уровень всех повреждённых Хаосом не можем, иначе наши старания избавиться от нарушений не будут стоить ничего, а порча полезет к центру. Это – гибель Вселенной. С этим не играют.
- Гулять, гулять! – запрыгал Мигель, хватая за руки Флёр и Мишу. –
И лепёшки есть!
Лев
Они прихватили у Марии Филипповны по пайковой лепёшке и пообещали поискать ещё брёвен и принести хвороста. Отцовские чувства Хуана взыграли после ночных событий, и он присоединился. Миша пригласил с собой попавшихся на пути животноводов, и с ними пошли ещё пятеро, в числе которых оказался Костя, сосед Флёр по этажу. Двух других своих соседей она давно не видела.
Рыба-попугай ещё подросла, выглядела страшно довольной и радостно спряталась в принесённый Флёр керамический горшок, извлечённый из секретарских запасников кабинета, где Флёр обосновалась. Каких-то особых изменений в попугае Флёр не заметила.
Пить воду из озерца не стали – Миша отсоветовал, проблеяв страшным голосом: «Козлёночком станешь!» решившему подкрепиться этой водой Косте. Пока им ещё хватало запасов воды.
Лес стал разнообразнее: появились полянки, а из деревьев – клёны, дубки и крохотные ивы. Кое-где лежали яркие серебристые пятна сфагнума. Под большими берёзами трава стояла стеной, а кочкарник на входе разросся и хлюпал водой под ногами.
Миша подошёл к большой старой берёзе. Флёр узнала место: здесь кошка точила когти, на грубой коре ещё были видны следы. Миша приложил руку Флёр к дереву. Хлынул покой, какой она уже испытывала часом раньше в объятиях Миши: чувство солнца над головой и прохлада корней. Ей показалось… Или нет… Где-то внутри дерева – лицо того мужчины, полное покоя. Она вспомнила выражение этого лица, когда он оглянулся на её оклик: страшное было выражение.
- Расти, - сказала Флёр берёзе. Та задрожала ветвями.
- Нет! – вдруг зазвенел крик Марии.
* * *
Илья с Марией шли за Мишей и Флёр. Костя с другими слегка отстал. Илья вдруг охнул.
- Что? – испугалась Мария.
- Я был здесь, когда ходил за хворостом! – поразился Илья.
- Ну и что? Я тоже была. – Мария засмеялась. – Лес не так уж и меняется!
- Но я выходил из зоны «Б»! Я знаю эту берёзу! И осинки знаю. Здесь-то они откуда?
Илья повернулся к Мише и снова охнул. Мария взглянула и закричала.
* * *
Флёр обернулась на крик. На полянке, между двумя зонтиками купыря, была натянута паутина, вся сверкающая росой, и в её центре восседал огромный чёрный лохматый паучище с большим яйцевидным брюшком. У купыря стоял на коленях Мигель и трогал пальцем сторожевую нить. Паук покинул центр паутины и побежал к нему. Мигель ухмылялся, явно приглашая паука к себе на руку. Позади Мигеля Хуан уже поднял ногу, чтобы раздавить паука. На крик Марии обернулся и Мигель, с сожалением прервав свою игру…
Мигель исчез. Огромный лев с золотыми глазами кинулся на Хуана и прижал его лапами к земле. Мощный звериный запах заполонил поляну. Лев валял Хуана по земле, сокрушая хвостом зонтики купыря. Паутина уже была порвана, паук скрылся в траве. Возбуждённый лев перекатил Хуана на спину и уже примеривался к его горлу. Все замерли.
Что-то толкнуло Флёр к зверю. Она подбежала и обхватила его шею, скользя руками по грубой шерсти гривы.
- Нет! Нельзя!
Лев рычал и не отпускал Хуана, но на Флёр не бросался. Она прижалась головой к голове животного. «Успокойся! – мысленно твердила она. - Паук убежал!». Лев с неохотой выпустил Хуана, встряхнулся. Флёр положила руку на его голову, зверь прижался к её ноге сильным телом и ушёл вместе с ней с поляны. Глаза его ещё светились яростью, он дрожал.
Хуан оглянулся в поисках сына: Мигеля не было. Опять мальчик разыгрался! Наверняка спрятался после этого безобразия, придётся искать. Миша был хмур, Мария и Илья хихикали. Костя молча шёл с ними. Уже за кустами они увидели Флёр и Мигеля – те разговаривали, сидя в траве под берёзой. Флёр была расстроена.
- А где лев? – спросил Костя.
- А, это был морок! – махнула рукой Мария. Илья снова прыснул, вспомнив четырёхрукого Шиву с атрибутами.
- Это Мигель паука спасал, - просипел он сквозь слёзы. – Флёр, а ты знала, что лев – Мигель?
- Разве? – удивилась Флёр. – Нет, лев был настоящий. Я его увела и отпустила подальше, чтобы не вернулся. Ходила с ним чуть не час. А Мигеля нашла только что.
- Вот перетрусила! – прошептала Мария Илье. – Ей минута со львом часом показалась!
Но Хуан побледнел.
- Так это не Мигель? Лев? – с ужасом спросил он.
- Ну да, - рассеянно ответила Флёр, продолжая что-то втолковывать Мигелю.
У Марии с Ильёй испортилось настроение. Вот, познакомились с Флёр, которую и так уже давно знали, да тут ещё лев, а может, Флёр - сумасшедшая. Костя побрёл к зданию, остальные потянулись за ним. Только Миша остался искать брёвна. Лев так лев. Лес это или не лес?
- А лев разве в лесу живёт? – спросила Мария.
Все задумались. Никто точно не знал.
* * *
Флёр не знала, что Мигель уже демонстрировал свои таланты во время ночного похищения. Миша не рассказал – всё же комедия на фоне стольких смертей… Мигеля во льве она узнала сразу, но в том льве Мигеля почти не осталось: это был разъярённый зверь, действительно намеренный загрызть Хуана. Ей пришлось истратить все силы, чтобы отвлечь льва, успокоить, вытянуть сознание Мигеля на поверхность. Почти полчаса с ней в лесу был разъярённый зверь. Позже злость в нём сменилась возбуждением, он ластился к ней, контроль Мигеля снова потерялся … Флёр держала сознание льва железной рукой – глушила страсти. Потом это был уже просто нервный лев.
Мигеля она нашла только после того, как лев исчез в елях, и он был заторможен: на вопросы отвечал вяло, ничего не мог объяснить. Разве можно было признаться людям, что Мигель мог превращаться во льва? Флёр видела: Мигель вдруг исчез, а из кустов выпрыгнул лев …
Во дворе они прошли мимо Марии Филипповны, и та ласково улыбнулась Мигелю.
- Нашёл своих? А то у меня битый час просидел, всё вас ждал. Тихий, не узнать. Потом смотрю – нет его. Даже испугалась, что заблудится.
Илья с Марией окончательно растерялись. Куда пропал целый час у них? Ведь солнце и вправду уже поднялось высоко?
Хуан держал Мигеля за руку и выглядел пришибленным. Костя, кажется, разозлился.
Флёр ушла к себе. Поединок с буйным зверем её измотал. Мигель зашёл, посидел на коленях, но был непривычно тих и подавлен.
Понятно, что ничего не понятно, как любил говорить Дорофей… Ну-с, какой рецепт от последствий укрощения диких зверей? – Спать!
И Флёр забралась в спасительную постель.
13. Территория. Зелёный зайчик
Из всех присутствовавших выспались только Лёшка, Лидия и Гога, а Дорофей был свеж после растительного отдыха. Поэтому остальных прогнали отсыпаться до обеда, а Марину уложили в постель Лидии – она едва держалась на ногах.
Чтобы не беспокоить спящую, они вынесли наружу складной стол и скамейку: одиноким трапезам Дорофея пришёл конец. Ныне он наслаждался обществом, яичницей и рассказом о событиях. Гога ревниво встревал с глубокомысленными изречениями. Кусок листа синего дерева решили пока оставить под кастрюлей – нужно было обдумать, как с ним поступать. Ясно лишь, что делать что-то надо.
Завтрак был уже съеден, когда в калитку вошёл Валерий. Вид у него был ужасный: тяжёлое финское лицо обвисло, щёки ввалились, глаза набрякли кровью, их голубизна стала белесой. «Валерий пьёт? – с ужасом подумал Дорофей. – Почему мне никто не сказал?».
Дорофей многого не знал. Когда он сорвался в добровольное отшельничество, Первые, не сговариваясь, решили не ухудшать его состояния. Все проблемы своей жизни тщательно скрывали. Их дети не испытывали к Дорофею никакого интереса, а внуки, вхожие к Дорофею, кажется, усвоили манеру дедов.
Валерий пил скрытно, пьяным из дома не вылезал, только Марина знала, каким он бывает… Так продолжалось уже три года, с тех пор, как Валерий собрал самогонный аппарат. Раньше он тратил свой беспокойный ум на строительство мельницы, попытки получения электричества, а когда выяснилось, что никакие ухищрения не обеспечивают в их мире электрического тока, Валерий взялся за паровую машину. С ней тоже не получилось! В любой модели появлялся неустранимый изъян. Наконец, после долгих мучений, принесших кое-какие результаты, оказалось, что не работает закон расширения газов. Горячий пар, уплотняясь, просто переходил в подобие текучей жидкости. Дорофей тогда внимательно следил за работой Валерия и сказал ему, что их мир, видимо, не допускает машин сложнее велосипеда.
- Делай велосипеды – ведь полно мёртвых машин, - посоветовал Дорофей Валерию. – Шинами займись.
Тиражировать что-то – это не для Валерия. Гера и Денис могут преподавать физику, когда она не работает – Валерий не способен. Он погрузился в химию и нашёл работающую систему: хоть пар и не имел предела насыщения, перегонку удавалось вести, так как пар сгущался в жидкость с некоторыми хитрыми добавками. Но только для летучих жидкостей, вроде спирта. Сначала была надежда использовать спирт для двигателей внутреннего сгорания – нет! Там снова законы рушились.
А спирт остался. Растворитель, горючее вещество, и… Теперь он работал на своей мельнице за зерно. Дети выросли, ушли, Марина ела мало, и большую часть зерна он пускал на самогон.
Денис зашёл к нему как-то: предупредил. Хочешь умереть – умирай, но если окажется пьян кто-нибудь другой – Совет примет меры.
Этого Валерий сам допустить не мог - он сознавал опасность. Никому! Только сам. А сам… считал себя великим неудачником. Марина, конечно, так и любит Дорофея, а не его. Его не любит никто. И он не востребован этим миром. Жизнь бессмысленна.
Пару раз ходил топиться – Марина удержала. Он тогда подрался с ней – такой маленькой! Но она выдержала, оттолкнула, утащила в дом. А потом пряталась в сарае, залечивая синяки. Он и её в могилу сведёт. Он – чудовище...
Валерий робко подошёл к столу, нагнулся над ними по старой, с юности, привычке.
- Здравствуйте. Дорофей, ты не видел Марину? Что-то я волнуюсь – кажется, она не ночевала.
- Кажется? – Дорофей свирепо зашипел и напрягся для боя, но Лидия больно сжала под столом его руку.
- Баба Марина в доме спит, - отвлёк внимание толстый ребёнок, болтая ногами и чавкая. - Её чуть дерево не съело. Пойдём, покажу. Только ты её не буди, ей спать надо. – Ребёнок глотнул, вскочил и ухватил Валерия за руку.
Крепкая ручка – почти мужская, только маленькая. Валерий растерялся, взглянул на Дорофея. Тот кивнул.
- Ты сходи, на неё посмотри, а потом мы всё тебе расскажем. Тут твои
мозги понадобятся, - улыбнулась Лидия, поглаживая Дорофея по руке.
Марина спала в кровати Лидии, у окна. Луч света падал ей на лоб, но жена спала спокойно. Такой он не видел её никогда. Давно, в юности, он часто просыпался пораньше и смотрел на неё – хрупкую, ранимую, нервную. Она всегда спала беспокойно, с горько сжатыми губами. Казалось, она вот-вот заплачет во сне. Потом её лицо постарело, и беспокойство сменила усталость.
Видя её спящей, Валерий чувствовал свою беспомощность, невозможность защитить её от каких-то внутренних бед, злился на их принудительные браки, на отсутствие выбора. Он ей не нужен!
Сейчас её лицо сияло. Возраст никуда не ушёл: седые волосы рассыпались по подушке, морщины обостряли лицо… Но оно было красивым, торжествующим, властным!
Ребёнок отвернул угол одеяла, поправил древнюю штору – и Валерий вздрогнул: на груди Марины сиял зелёный берёзовый лист. Он играл собственным светом!
У Марины никогда не было украшений. Поделки из сельской лавки– не для них. Они-то знали красоту настоящих драгоценностей. Почти все. Это детишкам пластмассовые бусины казались великой ценностью. Детишкам этого…нищего?.. а, чёрт, своего мира!
Валерий засмотрелся. А ведь это прекрасно! Лист посылал тоненький лучик вверх и на потолке горел зелёный зайчик… Хотел было что-то спросить, но ребёнок покачал головой и вывел его на улицу. Уходить не хотелось. Хотелось, чтобы память сохранила её гордое лицо – и зелёный зайчик.
* * *
«Боже мой! – подумал Дорофей, по привычке разозлившись на себя за запрещённое им самим выражение, - Я боялся этого все пятьдесят лет». В ту жуткую первую зиму они собрались все вместе и приняли решение – исключить спирт из жизни. Все выдержали, даже Валерий. И вот теперь он сорвался!
- Он устал от неудач. Не может бороться. Не дави на него – сам видишь, события сыплются, глядишь, и без нас выползет, - предложила Лидия, убрав руку из опасения очередной тирады на тему «не сверли». – Мы ведь сами сделали его притчей во языцех. Топили и ножками утаптывали. Хватит.
Дорофей поёжился. Действительно, злил Валерий всех, что ли? Только над ним насмехались непроизвольно. И сам Дорофей не отставал… Огрехи, огрехи на пахоте твоей, учитель. Уж не убил ли ты субдоминанту – второго лидера, вечно второго, из-за чего ломаются все субдоминанты?
* * *
Валерию достался большой кусок яичницы с жареной лебедой – этот рецепт был старый, ещё Дорофея, и Марина часто его использовала. Валерий любил яичницу с лебедой, но когда и как съел её – не заметил: история спасения Марины и Дорофея полностью поглотила его внимание. Он изо всех сил пытался собрать плывущие мысли, сбросить похмелье… Синее дерево. Чтобы действовать, нужно понять, что это такое.
- Ой! – закричал ребёнок (его звали Гога и он был внуком Геры с Валей, Зины и пропавшего в Рубеже Кости). Все повернулись к нему.
Мальчик смотрел в кастрюлю. Там всё изменилось: в центре трава была выжжена, кусочек листа превратился в маленький листок с черешком.
- Он растёт! – завопил Гога и отбежал от кастрюли.
Валерий ещё ничего не видел. Теперь он вскочил. Как же! Он не увидел начала, а тут уже развитие событий! В его голове словно что-то лопнуло: вон кусок листа, найденный Лёшкой, битва с Ритой, кастрюля Леона и свечение обрывка на траве…
Дорофей уже прижался глазом к дыре – и отпрянул: лист задёргался, пытаясь выпрямиться, достать… Мал ещё, не дотянулся.
- Что? – с ужасом спросила Лидия. Она на лист не смотрела и не будет: страшно.
- Гога! Он при тебе шевелился? – крикнул Дорофей.
- Нет. Просто рос. А он шевелится? – восхитился Гога.
- Валерий! Аккуратно. Не прикасайся к кастрюле. Если шевельнётся – отскакивай.
Легко сказать – отскакивай! Ноги Валерия мерзко дрожали. Он собирался с духом, пытаясь сконцентрироваться. Только бы не сдвинуть кастрюлю!
14. Университет. Родители
«Мигель – соратник, но какой-то странный соратник. Опасный? – Нет. Неистовый… Всё. Сплю».
Флёр задрожала во сне:
Веда! Наконец – Веда! Пусть не прижаться, не упереться лбом в плечо, не поплакаться. Пусть. Просто – протянуть руки…
Веда покачала головой.
- Мои руки в крови, - сказала она. – Мои руки держали орудия пытки, звенели ключами тюремщика… Мой путь восходил от жестокости, глупого интереса, любования ложными красотами интеллекта. Только одно – ложь, даже во спасение, я всегда отвергала. Ты знаешь, чем я платила: потерей памяти, друзей, карьеры, голодом и одиночеством. Меня пытали физически и нравственно. Бесконечна боль…
Связи нарушены. Всё искажено. Даже лучшие, совершая благие поступки, рушат Систему. Мука – всего лишь результат того, что ты связана. Чем больше твоя доля Связей, тем страшнее муки. Это из-за того, что везде Хаос. Твоя структура верна, она соответствует Схеме Мира, но она не держит мук её искажения.
Ты сразу узнаешь, когда придёт час. Тогда избавь страдающих от муки старых Связей, избавь для их последней битвы. Пока они не должны терять старых Связей. Не спеши помогать.
Веда коснулась лбом ладоней Флёр.
- Ты уже близка, - прошептала она. – Скоро он будет с тобой, как был когда-то. Потерпи. Он тоже страдает. Не ожесточайся.
Веда исчезла. Теперь перед Флёр стоял Зенон.
- Дай ладони, - требовательно сказал он, – Хаос повредил тебе.
Флёр протянула руки. Призрачные руки Зенона коснулись запястий. Сила вскипела и вырвалась из Флёр, она вдруг почувствовала себя тяжёлым, сжатым в себе телом. Ничего вовне! Она потеряла Связи! Флёр попыталась вырвать руки, но Зенон вдруг вспыхнул белым, и Сила вновь ворвалась в неё, заполнила, затопила, а тело сжалось где-то в дальнем уголке: теперь оно не имело голоса.
- Всё, - сказал Зенон. – Не рассеивайся. Свет не любит оттенков. – И он показал ей облако ее прежней Силы: оно опалесцировало голубым.
- Кыш! – засмеялся Зенон и движением руки выгнал облако из поля зрения.
- Дорофей? – рискнула спросить Флёр.
Дорофей стоял на зелёном берёзовом листе. Старый, усталый, любимый! Во тьме плавало синее дерево и тянуло ветви к Дорофею.
- Синее! – охнула Флёр.
- Синее, - где-то за спиной отозвался Зенон. – Но это и есть его битва. Верь ему.
- А Симон?
- Битва Великих проиграна. Они знали кое-что. Но в гордыне хотели быть богами, повторить наши прошлые ошибки. Они воровали знания и несли их в искажённый мир. Симон – слуга Хаоса. Как когда-то Прометей. Каждый слой имеет свои Силы и их источники. Вмешательство – попытка быть богом.
- Но мы сейчас вмешались!
- Это не вмешательство. Это – перемена. Свёртка. Эвакуация. Сохранение Вселенной от Хаоса. Мы отдаём Хаосу внешний слой – кожу, которую придётся заменять, и спасаем все матричные клетки. Мы – в роли, а не при исполнении себялюбивых желаний. Мы – не боги. Стать богом – это кормить Хаос и разрушать Вселенную. Хорошо, что ты это уже поняла.
- А… - Флёр хотела спросить о будущем, но проснулась. Сердце бешено стучало, но в душе царил покой. Веда! Зенон! Дорофей! Только… Почему все контакты такие помпезные?
В голове засмеялась Веда.
- Это не мы, это ты. Мозг этого уровня не имеет слов, чтобы передать мою мысль, и переводит на свой язык. И обозначает, что информация не из его слоя, словами «высокого штиля». Отца ты понимаешь лучше: он силовик, в вас больше родства. Живи! – Она снова засмеялась. Мама…
* * *
Подавленного Хуана отправили на перевязку к Элеоноре. Та сидела в кружке бледных целителей и о чём-то напряжённо с ними разговаривала. Хуан подсел к ним, а Миша с Мигелем сбежали. Они обещали Элеоноре передать Флёр, что врач её разыскивает. Но сейчас Флёр спала.
Они сидели на ступеньках во дворе. Брёвна, что нашёл Миша, уже тащили энтузиасты; за хворостом ушли Мария с Ильёй, вспомнившие о задании только при виде Марии Филипповны, - теперь Миша мог отдохнуть и потерзать Мигеля.
- Не сдержался, - констатировал он. – Нам что, мало божеств в истории людей? Так ты им – карту Таро в руки! Слава богу, мои все - атеисты и вряд ли знакомы с Таро! Ведь так может всё исказиться. И Флёр! Ты же чуть не пробил блоки, она же что-то вспомнила! Хочешь засунуть её в эту катавасию? Я, старый дурень, заблокировал время, а вы с Флёр это походя подчеркнули. Теперь опять у кого-то есть основание для лишних размышлений. Я-то надеялся, что они не заметят, так Флёр тебя собой закрывать принялась… С чего бы это ты – и не сдержался?
- Миша, Хуан – мой отец.
- Хм? – Миша заломил бровь.
- Здесь он – отец. Он поверил мне и привёз в Россию, а ведь он не богат. Он тащился со мной через ужас, потом через лес, ничего не спрашивая. Он принимает меня, хотя ничего не понимает. Он – мой отец! А с этим пауком он просто падал в твои объятья, но ведь защищал меня! Вдруг за оставшееся время он дозреет? Ну не мог я его отдать. Он же не обезумел? Значит, надежда есть.
- И поэтому ты рискнул выйти в почти полном втором резерве, которым не владеешь по возрасту? Рискнул своим единственным пригодным для большого представительства телом? Я, конечно, не думаю, что здесь будет твой уровень боя, но ты ведь можешь просто выбыть и потерять Флёр! Или уйти в бином. Мне тут только твоего бинома не хватало. Сам хаос накличешь!
- Но он – отец.
- Тело тебя подводит, Мигель. Ты не держишь Схемы Мира. Забываешь азы. Не можешь ты выдать проездной билет. И я не могу. Каждый зарабатывает будущее сам. И слова нужны только тому, в ком уже есть эти слова. И никому другому. Да и то, они только для надежды, для защиты от одиночества, а не для помощи в пути. Небось, говорил с отцом о значении жизни?
- Да ты что? Пугать? Я же маленький! Только примером. А он считает это детской непосредственностью – мол, биологом буду. Ты представляешь меня - биологом?
Миша хмыкнул.
- Да уж. Лучше уж своим делом занимайся. Ты знаешь, что Алик потерял здесь мать? Она уже была в здании, но вернулась в город, за ним, вопреки совету Флёр.
Мигель поёжился.
- Не проскочила?
- А как? Она сменила приоритеты. Идея-фикс: спасти сына! Естественно, Хаос не отказался. – Миша погрустнел. – А мои родители погибли. Причём всего-то пару лет назад. В катастрофе.
- И ты не мог?!
- Как? Перед Переломом тасовать судьбы? Губить Мир? – Миша помолчал. – Зато я не женился – боялся. Потом мне же её и испытывать? Не стал.
- И она тут?
- Нет. Как видишь, не зря боялся.
- А может, уже там?
- Может. Этому резерву списков не давали, дорогой мой. Вернёмся – посмотрим. Только там мне, сам понимаешь, жениться не надо.
- Что я без тебя буду делать? – задумчиво пробормотал Мигель.
- Здесь ты со мной. А там без меня всегда обходился, - усмехнулся Миша, выдирая очередной клок своей неистощимой бороды. – Хотя… Как знать, может, и сложится наше сотрудничество. «Снова, как когда-то», - промелькнула мысль, пробив блоки тела. Миша задумался.
15. Территория. Инвазия
На плечо Валерия легла рука, которую он не мог бы спутать ни с чьей другой. Марина! Валерий обернулся, опустил глаза к запрокинутому лицу. К её берёзовым глазам… Песня, которую когда-то пел им Дорофей: «И глаза его берёзовые строги и печальны»… Нет, эти глаза теперь не печальны! Они сверкают юной зеленью, искрятся золотом крапинок, смеются!? Его гадкий утёнок превратился в лебедя!
Валерия повело, как от стакана его варева, в глазах завертелось: небо, крыша дома, Марина. Тело сжалось, как в жерновах, уплощилось, пролезая в крохотный зазор, выдавливая из себя соки. Марина привычным движением подставила плечо. Голова Валерия опустела, зазвенела – и вновь наполнилась мыслями – резкими, чёткими, хрустально-совершенными. Сгорбленные плечи распрямились, ноги прочно упёрлись в землю.
- Марина? – прошептал он. Неужели это – её рук дело? Он трезв и юн, как щенок! Нет, он, конечно, старик, но… юный старик. Или старый юнец?
- Здравствуй, Валерий, - улыбнулась она. Улыбнулась? Ему? Когда он в последний раз видел её улыбку?
- Ты здорова? – заторопился он, почему-то гладя её по встрёпанной седой голове. – Тебе можно вставать?
И уж совсем неожиданно он прижал её голову к своей груди. Она могла спокойно пройти под его вытянутой рукой, и рядом с ней он всегда казался себе каким-то грустным подсолнухом.
Марина дунула ему в живот тёплым воздухом. Щекотно! А она освободилась из его рук, погладила по плечу.
- Я здорова. Ты не голоден?
- Меня тут накормили, - неловко сказал Валерий. Он не знал, как себя вести. Всё было так ново!
Гоге надоело.
- Хватит нежничать! – сурово сказал он. – Деду Валерию надо в кастрюлю смотреть.
Марина засмущалась. Валерий даже рассердился – но действительно, пора смотреть в кастрюлю. Он легко опустился на колени и нагнулся над дырой.
- По-моему, Гога, ты становишься тираном, - сказала Лидия.
* * *
Валерий взглянул в дыру кастрюли. Ну, синий лист. Это он уже знал. Хотя…
- Злобненький синий листочек падал с опущенных плеч… - замурлыкал он, разглядывая лист.
- Что нашёл? – поинтересовался Дорофей.
- А что это там за шарики прыгают?
- Туда-сюда? – Гога вскочил. – Ты внутри смотришь?
- Ну да. Если сделать так, что они наплывают, как в микроскопе. – Валерий повернулся к Дорофею. – Запараллелить оси глаз, понимаешь?
- Правильно. А теперь хватит смотреть в кастрюлю. Я тебе другой листик покажу. – Гога вприпрыжку побежал к берёзе.
- Вот! Смотри в него! – велел он командирским голосом.
- А тут пёрышки, цепочки. Жилки, а в них – пёрышки. Это что?
«Структура», - подумала Лидия.
- Структура? – обернулся к ней Валерий.
У Марины засияли глаза.
- Он снова Слышит! – обрадовалась она. – Точно, ведь Валерий видел тебя, Дорофей, когда ты звал, только ужасно ругался, потому что был… - Она зажала рот рукой.
- Пьян, - докончил Дорофей. Он повернулся к Валерию. – Будешь нюхать розовое масло. И ты, Марина, меня видела! Ты сейчас призналась.
- Вы бы у меня спросили, - обиделся Гога. – Я ему уже кусочек листа показывал в голове.
Пришлось Гогу утешать.
* * *
Под забор пролезла Рита с куском зайца. Фёдор заинтересованно выглядывал из-под ели. Неожиданно он зарычал и принялся выгрызать здоровую левую лапу.
- Блохи? – удивилась Лидия. – В мяте и под елью? Или парша?
- И у меня ручка чешется, - испугался Гога.
Дорофей осмотрел его ручку. В центре ладони сидела крошечная бородавка. Синяя! Лидия кинулась к Фёдору – других людей он к себе не подпускал. На лапе Фёдора была двойняшка бородавки Гоги.
Лидия опять зарыдала.
Фёдор меланхолично ел зайца. Рита подвывала Лидии. «Кто ещё?» - с ужасом подумал Дорофей.
16. Университет
Меченый
Появился Алик. Миша вскочил. Мигель запрыгал. Алик был измотан, синие тени лежали под глазами. Лицо даже постарело. Он упал на ступеньку между ними.
- Плохо, – горько сказал он, – чистого Перехода не будет, – и открыл ладонь. На ладони синела бородавка.
- Свят, свят, свят… - замахал руками Миша. – Как же это ты?
- В первый раз я потерял пальцы в переходной зоне. Там спастись реально, если верно выбрать направление выхода. Ну ладно, сузил возможности. Сами видели – здесь пошли перекосы. Но во втором пузыре – будущее! А я там погиб. Пришлось включать второй резерв.
- Но ты же был и здесь! – с ужасом сказал Миша.
- Вот именно. А там этот глупый волк напал на синее дерево. Я ещё тогда сам не понял, что это такое. Проводник? А он, дурак, сбил кусок листа. Сразу открылась рана на лапе, крови потерял – ужас. Тут-то я резерв и задействовал. А ведь был у него блок на Рубеж! Но это дерево попало в глубь леса. Вот тебе и чистый Переход! Там уже пошёл резонанс, этот кусок листа влез везде, где можно. Дорофей под ударом. Ну, с людьми он, может, и справится, но моя волчица! Жалко зверя, ведь с ней вид исчезнет, а пятно к ней перейдёт, как пить дать. Твои там, Миша, не весьма могучи. Она может всех заразить.
- Иди, спасай волчицу! – задёргал Мишу Мигель.
- Хватит игр с резервом! – рявкнул Миша. – Я тут, где мне быть положено. Вы можете мотаться, а у меня – Этап. И я его подсинивать, как кумушка бельё, не собираюсь!
Он постепенно успокоился и задумался, терзая бороду. Мигель с Аликом смотрели на него с надеждой.
- Так что? Значит, синее дерево – Хаос?
- Вроде да, - с готовностью ответил Алик.
- Тащи волчицу. Попробую.
- Древний ты, или не Древний! – запищал Мигель.
- В чём идея? – заинтересовался Алик.
- Тебе не поможет. Ты уж сам справляйся, - буркнул Миша.
- А всё-таки?
- Хаос владеет пространством. Но не временем. Там он совсем путается. Буду омолаживать твою зазнобу. В этом пузыре её как бы нет.
Алик почесал затылок.
- А волк-то как?
- Придётся тебе положиться на исполнителей. Чем чище Флёр с Дорофеем сработают, тем здоровее будет волк… И ты, если это тебя интересует. А пока меченый – не лезь в события. Устранись. Подожди день-два. Самотёк – не самое худшее из решений. Ты так потрудился, что можешь просто ждать плодов.
- А если только тихо сидеть… и выть, когда делают глупости?
Миша прыснул.
- И великие события регулировал он волчьим воем… Смотри сам. Но волчицу передай мне. Смогу – верну.
Мигель развеселился.
- Вот он грядёт, наш Хромой Поющий Волк!
- А ты бы помолчал, - возмутился Миша, – со своим Озверевшим Похотливым Львом! Я ещё расскажу Алику!.. После волчицы, - неожиданно сказал он, к чему-то прислушиваясь. – Скорее, Алик, время работает против тебя.
17. Территория. Отправить в прошлое
- Здесь оставлять этот ужас нельзя! – сказал Валерий. – Он уже начал тут устраиваться. Кастрюля – не защита. Кузнечик заскочит, споткнётся кто-то, и мы тут у себя целое дерево вырастим.
- Рядом с елью! – сердито сказала Марина.
- Но кастрюля держит, - продолжил Дорофей. – Значит, эвакуировать нужно в чём-то железном. Куда отнесём?
- К Рубежу? – предложила Лидия.
- А что? Может, это и выход, - согласился Дорофей.
Валерий молчал. Что-то не так.
- А где Рита? – вдруг спросил Гога. – Рита! – завопил он.
Из-под ели раздалось ворчание Фёдора и какая-то возня. Гога побежал к дереву.
- Фёдор Риту бьёт! – Он заглянул под ветки. Застыл. Заверещал. Когда Гога обернулся, в руках его был пушистый щенок.
- Волчонок! – сказал он потрясённо. – Ритин и Федин?
- Какой волчонок – июль закончен! – возмутился Дорофей.
Гога принёс ему щенка. Фёдор спрятался.
Волчонок! Копия Риты. Девочка.
- Ой! – сказала Марина. – Дай мне её, Дорофей?
Щенок переехал к ней и стал сосать её палец. Марина перевернула его на спинку.
- Смотри! Ритино пятно на животике. Только не говори, что оно наследуется – не поверю.
Волчонка спустили на землю.
- Рита! – позвала Марина. Щенок, извиваясь, пополз к её ноге.
- Соску, Дорофей, - распорядилась Марина. – Она осталась? Помнишь, сколько времени мы её приучали?
Дорофей потрусил за соской. Из-под ели выглядывал Фёдор. С одобрением. Надо же, счастливый отец!
Молока не было: только бутылочка. Волчонок увидел, запищал, обхватил лапами ногу Марины, та опустила соску - и щенок тотчас вцепился в неё, засосал и обиженно заскулил.
- Рита! – задохнулась Марина. – Это Рита, Дорофей.
Лидия всплеснула руками и отправилась к Симе за молоком.
* * *
Молоко согревалось. Они сидели кружком вокруг Марины: та держала Риту на коленях, закрыв глаза и покачиваясь.
- Она была больна. Синий лист прикоснулся к ней. Не знаю, когда. Не знаю, как. Потом её вылечил кто-то. Ель? Не знаю. Она вернулась в прошлое. Или снова родилась в прошлом? Болезни больше нет. – Марина открыла пьяные от напряжения глаза.
- Она вернулась в прошлое, - прошептала Лидия.
- И синяя болезнь ушла, - подтвердила Марина.
- Но мы не можем отправить в прошлое Гогу с Фёдором. – Дорофей задумчиво чесал волчонку спину: Рита это любила.
Что-то шевелилось в голове Валерия. У события две стороны, взаимодействие между ними – и есть событие…
- Мы можем отправить в прошлое лист! – хмыкнул он.
- Ты у нас маг? – удивился Дорофей.
- Прошлое листа – дерево. Оно повреждено. Разделено. Если можно справиться с Хаосом обманом, сменив время, как с Ритой, значит, мы обманем лист. Ну, а заодно и дерево. Лист должен быть на дереве!
- Он не был лист, - грустно сказал Гога. – Он был треугольник. А потом наелся травы.
Валерий задумался.
- Какой травы?
- Ну вот, не знаю, - Гога помнил траву, но не знал названий.
- Покажи. Транслируй, - подсказала Лидия.
- Подожди, - сказал Валерий. – Дорофей, ты помнишь траву около того круга?
- Осока. Здесь её нет.
- Ладно, неважно, не вспоминай, Гога. Надо ещё подумать.
Валерий принялся бродить по лужку, остановился у маленького стожка, запасённого Дорофеем для лосихи Машки, бродящей сейчас где-то с малышом. Зимой придёт – будет ей еда…
- Можем мы подкормить дерево? – спросил он.
- Как? – Марина очень старалась помочь.
- Ну, дать ему травы с лужка. Много, сразу. А вместе с ней – вернуть лист. Может быть, и неважно, какую траву дать – ведь Хаос же, но не будем рисковать. Доля травы в листе по сравнению с травой-едой будет мала. Прошлое, но с обедом? Что-то изменится, но хоть что-то попытаемся отыграть.
Лидия прислушалась.
- Послушайте! Вам не кажется, что Фёдор хихикает?
Гога побежал к ели.
- Он валяется на спине, - сообщил он, - и чихает.
- Тогда, - решительно сказал Дорофей, - Валерий прав.
Марина кормила Риту, та с рычанием грызла соску. Валерий убежал организовывать транспорт для листа, Дорофей срез;л дёрн. Лидия собирала Гогу в путь: он поклялся, что дойдёт. Фёдор бродил по лужку на трёх лапах и явно собирался их сопровождать. Ель сильно пахла и грелась.
Дорофей бросил лопату и сел.
- Мы впали в раж! – заявил он. – Мы столкнулись с проявлением сил более высокого порядка, чем мы сами и то, что нас окружает. Я думаю, листу место на дереве, тут Валерий прав. Но для Гоги с Фёдором это ничего не изменит. Нужно думать дальше. И не в одиночку – со всеми, кого мы ждём через пару часов. А я тяну то, что обязан сделать: рассказ о Кольце. Там может обнаружиться что-либо полезное. Время жмёт. Сегодня надо провести встречу, а не убегать.
Марина испугалась: Валерий, вдохновлённый делом, сейчас сорвётся, и она его потеряет…
Гога взял Марину за руку: его бородавку забинтовали. У Фёдора были в бинтах уже обе передние лапы, и он пока не рисковал вставать. Лидия только что уговорила его разрешить бинтование, и теперь он лежал, вытянув перед собой лапы, на лужке, где его застала экзекуция.
- Нужно что-то придумать! – прошептал Гога. – Думай, баба Марина. Это – гадость. – Он потряс забинтованной рукой.
В калитку ворвался Валерий со скороваркой и странной конструкцией, собранной из сучкореза. Резиновые прокладки скороварки уже давно расползлись, но Валерий тащил какую-то банку с тягучей жидкостью и верёвку.
- С листом всё верно, - сказал он, запыхавшись, - но бородавки не уйдут. Нечего мудрить.
- Думать надо, - басом сказал расстроенный Гога.
- Верно, коллега. Думать будем вместе?
- И с бабой Мариной, и со всеми, - торжествующе заявил Гога. – Дед Дорофей будет про Кольцо рассказывать, а мы – думать.
- Ага. А нашу синюю радость сейчас упаковывать будем: пусть она хладный металл озаряет.
Перемещение «синей радости», несмотря на беспокойство Валерия, прошло без происшествий. Лист с великими предосторожностями был захвачен мягкими лапками бывшего сучкореза и легко отделился от выжженного грунта. Скороварка, отполированная Валерием «на всякий случай», приняла жильца и была запечатана тягучей и вонючей липкой массой - плодом экспериментов Валерия с соком одуванчика.
Взмокший Валерий привалился к воротам двора.
- А круг? – спросила Марина. – Вы смотрели круг? В почве же полно живого! А круг – чужой.
Валерий стукнул себя по лбу. Гога уже подполз к кругу на четвереньках. Им с Валерием разговоры были ни к чему: Гога транслировал картину. Треть круга в центре была поражена.
- Все видели? – спросил Валерий.
- Я всем не умею, - сказал Гога. – Я сейчас бабе Лидии покажу.
Лидия напряглась – но увидела просто выжженный круг земли. Его и так видно, Гога тут не нужен.
- Не вижу, - поразилась она.
- Теперь тебе, - Гога повернулся к Марине, но та тоже не увидела. Увидел Дорофей.
- Нда… Придётся снимать до глины, с запасом. Маловата скороварка, Валерий!
- Э! – махнул рукой тот. – Вон, соседний дом уже провалился. Там в бане – чан хороший, чугунный. Крышку только придумать. И как вынуть всю гадость целиком. Жесть, что ли, вокруг разложить?
Дорофей крякнул. Вот тебе и два часа на раздумье.
- Вы, пожалуйста, не расстраивайтесь, - нахмурилась Марина, – но что же будет с лесом?
Дорофей разозлился. Он не успевал за событиями.
- Мы ничего не знаем о том, что можем. Мы не умеем разумно пользоваться Силой – так, играем на интуиции. Нам нужен аналог Кольца.
- Ну кто спорит? - успокаивающе сказала Лидия.
Фёдор уполз под ель. Котёл, выемка земли и запечатывание заняли всё оставшееся до занятий время.
18. Университет. Винтики
- Получается, что м;ка – билет в рай, и нам надо её воспевать. Радостно ждать распятия на земле ради небес, и чем больнее – тем лучше? – Элеонора налетела на Флёр, словно орлица. В ответ Флёр расслабилась и стала говорить тише и медленнее, чем обычно – отличное сдерживающее средство при беседах с перевозбуждёнными людьми. Смотреть при этом нужно в потолок, в угол – куда угодно, только не в глаза собеседника. Войти в образ нашкодившего мальца, что взывает к подсознанию собеседника, рефлекторно извлекает на поверхность старый добрый патронаж и ослабляет агрессию… Флёр опустила голову на руки и уставилась на хрустальную пепельницу. Теперь можно отвечать.
- Нет. Муку воспевать – это воспевать Хаос. Новое в человеке – это рецепторы, говорящие о состоянии Связей. Они при напряжении Связей дают ощущение боли, они же дают расширенную картину мира, если всё в порядке.
- И зачем такие рецепторы людям в нашем несовершенном мире? Только терзают!
- Зачем слепому котёнку нейроны, воспринимающие освещённость? Ведь он совершенно несамостоятелен? Однако организм формирует функцию заранее.
- Мы – слепые котята?
- Уже нет. Сейчас этап, когда функция становится необходимой. Нас ждёт мир, где каждое существо соединено с другими незримыми нитями Связей. Все его действия будут оптимальными, чтобы не напрягалась сетка Связей.
- Вы хотите сказать, что я не смогу съесть курицу? А курица – клевать горох?
- Думаю, в Связи заложен вес события в зависимости от типа питания.
- Кем заложен?
- Информацией о строении Вселенной. А мы с вами – словно клетки, подчиняющиеся регуляции: сверху, сбоку, иногда снизу - по принципу обратных связей. Если только мы подчиняемся! Но если в нашем генотипе появился сбой - мы меняем приоритеты, поедаем окружение, расталкиваем его боками, метастазируем куда не надо – и рушим организм Вселенной, как рак. – Флёр покрутила пепельницу, расслабляя собеседницу. Искоса взглянула – Элеонора сверлила взглядом её лоб. Пусть её. Спрашивала – отвечаем.
- Какие чувства испытает норма в окружении раковых клеток? – Боль, муку. Если вы лечите химическими препаратами и раковые клетки погибают, то здоровые чувствуют облегчение. Но им нужно потрудиться, чтобы воссоздать повреждённый участок тела. Даже сделать шаг назад, вернуться к своей неиспорченной зародышевой форме, когда делящиеся клетки как бы равны, но каждая даёт хорошее потомство, восстанавливая повреждённые Связи.
- «Вперёд к предкам» - это ваш рай?
- Мы ещё не попадём в рай. Рай – это когда все уже заняли подобающее место. Мы попадём в очередной бой. Да, многие будут вынуждены отказаться от некоторых достижений и Связей, препятствующих развитию «органа». А кто-то будет выполнять работу повреждённого органа, трудясь с повышенной нагрузкой. И кто-то должен развивать будущее. Тем - тяжелее всех. Они, к сожалению, как дети: чистые, доверчивые и весьма беззащитные.
- Опять мука!
- Сейчас этап, когда могут выжить только люди с верными приоритетами. А для них то, что вы называете «мука», называется «битва».
- Во имя чего? Где личное счастье?
- Счастье в балансе Связей. Во имя органа, который мы составляем во Вселенной. И немалого. Может быть… Не знаю… Нервной системы?
- О да, опять коммунистические винтики!
- Винтики, но внутри Связей природных, а не вымученных величием отдельных клеток органа. Его структура – «авоська» Связей с «узлами» – нами. Если авоська полна картошки, вырви любой узел – и картошка посыплется. Неважно, где узел вырван – на дне или около ручки.
- Да, поэтому сейчас вырваны миллиарды узлов, а вы «спасли», если можно это так назвать, единицы.
- Спасала не только я. Мы – часть авоськи. Связи порваны, функции прерваны. Сидим в отстойнике, растим Связи своего участка. Чем их больше, тем удачнее фрагмент нашей авоськи.
- Как это – функции прерваны? Мы живы.
- Но мы лишены сложнейших Связей социума. Нам дана специфическая часть природы. И локус: совсем небольшой. Разве может что-нибудь родить такой огрызок нервной системы? Он может так изменить свои параметры, чтобы выжить. И он сбросит с себя все клетки, непригодные для функции его выживания, хотим мы того или нет.
- Разумеется, под вашим чутким руководством.
- Не думаю. Не знаю.
- А я знаю! Я буду бороться за сохранение и выживание каждого человека в этом вашем «локусе». И если понадобится «сбросить» клетки, то мы начнём с вас!
Флёр пожала плечами. «Не мечи бисер…». Сама виновата. Поговорить захотелось, Симона нет. Хаос собирается в бой.
- Начинайте, - спокойно отозвалась она. И как не перевела её имя? Ясно же, что с таким именем бороться тяжелее, чем со всем остальным… «Стоялая вода… Имечко!».
После ухода разгневанного врача Мигель отложил в сторону игрушечную машинку, которую он, гудя, катал под их ногами во время разговора.
- Хочу на ручки! – сказал он.
Конечно, его взяли на ручки. Хоть и большой, и… соратник, а временами – совсем дитя. Узел боли в солнечном сплетении Флёр исчез, Сила хлынула в неё потоком. «Поборемся», - подумала Флёр и представила себя со львом с золотыми глазами.
19. Территория. Свобода личности
Весь вечер Васька просидел в кустах у Дашкиного дома: ждал, когда выйдет. А она, как назло, из дома ни ногой. Уже в темноте Василий собрался уходить – и тут из двери тихо выскользнула Дашка. Она осмотрелась и быстро побежала к калитке. Васька заступил ей дорогу. Дашка так и подскочила.
- Ты что тут делаешь? Ночь уже.
- Тебя жду, - смущаясь, прошептал Васька.
- А я тебя не жду, - отрезала Дашка и пошла от калитки.
- Ты почему ушла? Там было интересно, – догнал её Васька.
- Интересно? Кому? Избранным? Почему кому-то должно быть интересно, а кому-то нет? Может, мой папа гораздо лучше, чем глупый Ольгин дед?
- Но он же не Услышал, - расстроился Васька.
- А что он должен был услышать?
- Ну, зов Дорофея.
- А ты услышал?
- Я – конечно. Как и ты.
Дашка ничего такого не видела и не слышала. Просто глупая Ольга прибежала и кричит: «Ты видела во сне Дорофея? Мы все видели!». Зачем говорить, что не видела? – Видела!
- Ну да. Значит, мы – избранные, а посторонним вход воспрещён? А как же потом? Ведь всем рассказывать нужно будет?
- Как ты не понимаешь, Даша! Тем, кто Слышал, этот рассказ жизненно необходим, - сказал Васька своим излюбленным менторским тоном.
- А как ты видел деда Дорофея? – заинтересовалась Дашка.
- Как и ты. Все одно видели.
- Ну, а всё же, как?
- Он рукой махал: мол, иди сюда.
- Да, и я тоже так, - протянула Дашка. – Но я не пойду больше. Не хочу.
- Жалко, - расстроился Васька, - Ты такая красивая. Мне на тебя смотреть нравится.
Дашка сузила глаза. В свете полной луны они казались чёрными.
- Смотреть?
- Да.
Она вдруг прижалась к нему всем телом. Васька оцепенел. Он ещё не получил ремень взрослого! И она маленькая.
- А так – нравится? – Дашка поцеловала его в губы. Как взрослая. Сердце Василия бешено стучало, живот напрягся… Он оттолкнул Дашку.
- Ты что! Нам до шестнадцати лет это запрещено!
Она развязала пояс.
- Кем? Дорофеем? А как же свобода личности?
Дашка толкнула Василия и упала сверху.
Все Васькины тайные сны не шли ни в какое сравнение с Этим. Казалось, он не выдержит – умрёт. Прыгало сердце, пот заливал глаза. Дашка хохотала.
- Заткнись, кошка мартовская! – крикнул из дома мужчина.
- Твой отец! – испугался Васька.
- Ничего, он привык делиться.
Как делиться? Чем? Этим? С отцом? Василий хотел рассердиться, но… Так сладко… Ну и пусть… Делиться. Сейчас с ней – Василий. Сейчас… Не могу.
* * *
Борис не спал всю ночь. Он понял, что больше ждать нельзя. Лежал неподвижно, чтобы не потревожить Анну – она не переживёт.
Он не пошёл на Зов к Дорофею: с таким потомством к Учителю нельзя. Дочь Милка… Убогий недоумок: ничего не видит и знать не хочет. Кроме команд подонка-мужа. Внучку Дашку уже не спасти. Яблочко гнилое при дереве изъеденном. Она сама Сергею потворствует в разврате, больше того: лидером становится в гнусных забавах с гадом-отцом. В тринадцать-то лет!
Этот надкушенный розан соблазнил, а практически изнасиловал Ваську! На виду у Сергея с двоюродным братцем Пашкой… Тухлятинкой инцеста пробавляется, да ещё и рекрутирует, расширяет сферу влияния
Расползётся зараза, выживет в поколениях – и конец Общине. Конец смыслу их жизни. Конец выбору и перетасовке геномов. Инцестный геном, если выдюжит, застынет в гомозиготе. Не люди будут, а сорт гороха. Вот и конец эволюции: Абнего.
Они, Первые, выжили. Миллиарды погибли, это Борис точно знал. Зачем мучения миллиардов? Для такого результата?
Она к Дорофею подбирается, вместе с папашей. А Дорофей стар стал. Проглядел под носом Лилит. Правда, актриса Дашка – ого-го! Так и хочется в морду врезать, чтобы лицо, наконец, проявилось…
- Дар…я, – шутили они с Анной, баюкая внучку… Дар. Только от кого?
Борис должен идти к Дорофею!
* * *
Борис застал общество в ходе сбора. Подтягивались отстающие. Среди детей бродил Пашка.
- А этот тут откуда? – враждебно спросил Борис Лидию.
- Слышал Зов. Вроде бы.
- Тогда погодите со своими делами. Мне срочно нужен Дорофей.
Приглядись пока к Ваське.
Лидия напряглась. Васька – почти её внук! А он, действительно, изменился… Осунулся, горит каким-то лихорадочным жаром. Отделился от всех. И от отца – тоже. Ничем не поинтересовался… «Господи! – испугалась Лидия. – Он стал мужчиной!».
Девчонки сторонятся – почуяли, но не понимают. А Марина?
Марина разглядывала Ваську с неприязнью. Нарушен запрет. Какая же дрянь согласилась?
Леон нервничает – тоже почуял, закрылся, думает.
«Ой, беда… Б;ды! Одна за другой, - похолодела Лидия. – Хаос лезет».
- Что это ты, Васенька, в одиночку устроился? – спросила въедливая Светка. – По подруге заскучал?
Васька вспыхнул и грубо оборвал Светку, уже набравшую воздуха для очередной тирады.
- Не твоё дело.
- Как не моё? Ужели не собрат ты мне по школе? А здесь – так просто всем есть дело до тебя… - пропела Светка.
- Отстань! – Васька напыжился, сжал кулаки.
- А где: «Отстань, девица, не права»?
Челюсть Васьки задрожала. Леон загородил его от Светки, и та стала искать, кого бы ещё подколоть.
- Он не знает… - потрясённо сказала Оля. – Дядя Леон, ты не рассказывал Ваське про ночь?
- Нет, - смутился Леон.
- Не интересны мне все эти ваши приключения! – сорвался Васька. – Вас хлебом ни корми – приключения искать.
Дорофей отвлёкся от разговора с Борисом.
- Конкретнее, Василий. Тебе сказки надоели?
- Да! У вас тут какой-то детский сад!
- Прошу на выход. Вернёшься, если мы решим, что ты должен присутствовать здесь принудительно. Я надеюсь, таких насильников среди нас не найдётся. Так что – свободен.
- Я имею право на собственное мнение! – разорался Васька.
Леон встал, взял сына за шиворот и вышвырнул из калитки.
Закончив разговор с измученным Борисом, Дорофей повернулся к остальным.
- Ну-с, - сказал он, потирая руки. – Лёша, Юля, вы провели тренировочную трансляцию?
- Ага! – обрадовался Лёшка перемене темы. – Отлично вышло. Юлька теперь будить меня по утрам согласилась.
- В таком случае, пора приступать к уплотнённому рассказу. Прости, Леон, Василия я выключил.
Дорофей замолчал: он транслировал в широкой полосе. Борис иногда хмурился, но, в основном, выдерживал темп. Валерию помогал Гога.
- Эй! – возмутился Пашка. – Вы из-за меня молчите?
- Какая ты дрянь! – завопила Светка. – Тебе Дашка подсказала? И ты… Ты – вон иди! Тебе тут нечего делать!
- Ну, гадина… - прошипел Пашка. – Дождёшься. И все вы… - он не нашёл слов. Леон уже подходил к нему, но Пашка ушёл сам.
Пена! Пена Хаоса.
- Ох, Валерий, - сказал Дорофей, - плохо держат стенки твоей скороварки.
Кольцо
- Прошу комментарии, - Дорофей заключил рассказ уже вслух : трансляция высосала много Силы, и беседовали они, как обычные люди.
- Обозначьте основное.
Пока взрослые ворочали мозгами, выскочила Светка.
- У них связи силовые. Помните, как они ищут своих партнёров? Как мы могли бы искать Слухачей. Только мы транслируем, а они – слипаются.
- Что значит – слипаются? – спросила Ольга.
- Ну, когда рядом, как бы сливаются. Все эти удары тепла, потери сознания, путаница с любовью… Им даже трудно сохранить себя.
- Точно! – возбудилась Юлька. – И поэтому они так легко соединяются в Кольцо. Делл испугался – и привет! Соединились.
- Связи у них эмоциональные, - вступила тяжёлая артиллерия, Гера, - их инициировал аппарат Шавина, «Флёр»: музыка в соединении с цветом. Основное занятие – пляски, полёты - тоже основано на эмоциях.
- А как же задачи Бориса? – возразила Лидия.
- Позвольте мне про тёзку, - попросил Борис. – Любая задача по специальности решается только самим специалистом. Знаний хватает, Силы – нет. Силу даёт Кольцо. Делл прав – действует Кольцо почти как наркотик. Оно так греет эмоции, что на эмоциональном взлёте просвечивает решение. Борис, а не пианист Рон решает математическую задачу. И решает, возможно, ценой некоторого разрушения личности.
Это опасная игра. Нам так нельзя. У них была неизвестная им задача. Мы теперь знаем, что им следовало увести за собой многих людей. Так, Дорофей? Для чего соединяемся мы - не знаю, но у нас задача иная. Мы должны сохранить свои личности, а может быть, и усилить, а не «слипаться», как выразилась Света.
- У них всё неправильно, - высказался Гога. – Тётя и тётя или дядя и дядя. Одинаковые.
- Я же говорю – силовые! – поддержала Светка. – Когда Связи силовые, легче соединиться с таким же.
- Да ну? – Евгений улыбнулся. – А если второй намного сильнее?
- Тогда это не Связь, это тюрьма, - сказала сердитая Светка.
- Нет, - вмешался Леон. – Тогда один сильный должен соединять сразу многих слабых.
- Эгрегор, - сказал Дорофей. – Погодите, ещё доберёмся… Хотя… Марина, как ты вышла к тому дереву?
- Лес волновался. В нём что-то мерзкое было, – смутилась Марина.
- Где ты начала это чувствовать?
- На опушке.
- Вот вам и эгрегор, - торжествующе сказал Дорофей. – Мелкие связи с растениями – и она чувствует непорядок.
- А разве это не берёзовый листок сделал? – удивилась Валя.
- Листок и Сила только обострили способности Марины. Может, другому листок не помог бы. Марина пошла в лес, так как почувствовала непорядок в своих Связях, и подверглась нападению, в результате наши действия проявили и усилили её способности. Сопротивление нашему развитию привело пока что только к его ускорению. Нравится? – Дорофей развеселился.
- Всё же лучше пусть наши способности потихоньку растут, без всяких там нападений, - нахмурилась Валя. – Нам для развития не хватало ещё какой-нибудь новой гадости.
- Да. Лучше обстоятельно исследовать возможности каждого и рассчитать наиболее удобную форму совместной работы. Тут целое море исследований. – Гера уже предвкушал.
- Боюсь, времени нет. Оля, ты что-то хотела сказать? - подтолкнул девочку Дорофей.
- Я говорила, что баба Марина чувствует непорядок, как мы с дядей Леоном, - сказала Ольга, потупясь. - Мы знаем, когда что-то не так с вами всеми. Я из-за бабы Марины обратно из дома прибежала. Раз ей было плохо, мы оба чувствовали, куда идти.
Валерий загрустил. А он ни сном, ни духом… Проспал.
- Значит, слабые служат сильным? – жалобно спросила Светка. Она не
способна смириться с идеей подчинения! Евгений подмигнул Дорофею.
«Искушает… - подумал Дорофей. – Запугивает. Хочет, чтобы дети отдавали себе отчёт в том, чем мы заняты. Не впадали в манию величия…».
- Марина! – окликнул он. – Где Рита?
- Сейчас придёт, - рассеянно ответила Марина. – Она сбежала от Фёдора.
- Вот тебе ответ, - ухмыльнулся Дорофей Светке. – Если со слабым что-то не так, сильный чувствует. И вмешивается, если может.
- Да, - важно сказал Гога. – Если бабе Лидии плохо, я её успокаиваю. Как Светка – деда Дорофея.
Юлька возмутилась:
- Это-то тут причём? Ну, и я Лёшку успокаиваю – тоже мне, заслуга!
Лидия вспомнила действия Гоги за последние сутки:
- Он не успокаивает. Он делится Силой. Когда есть Сила – спокойнее. Правильно, Гога?
- Значит, Светка и Гога – сильные, а вы… мы все – слабые? – недоверчиво сказал Лёшка. Зина продолжила:
- Однако всех нас чувствуют Леон и Оля. Они ещё сильнее?
Ответил Валерий:
- Сколько Силы заложено в прибор? Да хоть в дудку? Думаю, много больше, чем та, которую мы тратим, чтобы на ней играть. Дудка сильна своим устройством, дударь – тем, что имеет силы в неё подуть. То есть, тоже, как ни смешно, своим устройством… Вот вам и равенство. Нет в паре «главного» и «ведомого», есть разное устройство и вектор: входной и выходной участник.
- Ага, - Юлька посмотрела на Валерия, - Значит, Светка, Гога и я – дудари, а баба Лидия, дед Дорофей и Лёшка – дудки?
- Я только что понял, - подавленно признался Леон, – я беру Силу Оли.
- Оля? - позвал Денис.
Девочка поёжилась. - Мне иногда давал силы Гога. И дядя Леон.
- Что-то не так с идеей, - рассмеялся Денис.
- Почему? – безмятежно спросила Малика. – Вы хотели Кольцо? У нас оно иное. Почему бы дударю не сыграть на другом инструменте, на чужой дудке? Конечно, она не так хорошо лежит у губ, но иногда и она сгодится. Или, может, одна – концертная, а другая – для дома, потише? Уж взяли аналогию – не открещивайтесь. Дударь ещё дудку сломать может, и починить, и разобрать… А дудка – сыграть на дударе: тем, что она у него есть, и он теперь дударь, а не кузнец, - пояснила Малика.
Дорофей захлопал в ладоши:
- Получилась пластичная схема, практически живой организм, со сложными связями.
- Такая схема работать не будет! – возмутился Гера. - Решения будут непредсказуемыми, пользоваться Кольцом невозможно. В нём должна быть иерархия, централизация. Основной закон управления.
Малика подняла бровь, с иронией разглядывая Геру:
- Иерархия необходима, но мы все находимся на одном уровне, никто не имеет достаточных оснований для управления другими. Тем более, что роли ещё не сложились…Дорофей достаточно ясно говорил нам об иерархии уровней. Внутри уровня такого понятия нет.
Гера, наконец, рассердился. Мало ли, что там наговорил им Дорофей, он же не Истина в последней инстанции. Опять они серьёзное дело переводят на самотёк! Валя решила предотвратить склоку, и опередила его, воскликнув с нажимом:
- Но у нас же задача! Нам нужно одолеть синее дерево! Вот вы тут разглагольствуете о теории, а в любой битве нужен военачальник! - Валя была уверена, что Гера прав, но тема не ко времени. Пора её менять. – А ты сама, Малика, кто ты? Дудка или дударь?
Малика пожала плечами и отвернулась.
- Я попробую сделать схему, - буркнул Денис. – Дора, ты мне поможешь?
Дора сжимала в руках наброски, что сделала во время трансляции. Трансляция как книга - представляй себе героя каким хочешь, но близким к твоему восприятию. И Дора рисовала героев рассказа Дорофея, членов Кольца. Только… Ей было очень страшно поверить. Странно.
- Дора! – окликнул её обеспокоенный Дорофей.
- Я их знаю, - ошеломлённо сказала Дора и протянула Дорофею листки.
Тот взглянул, поднялся и ушел в дом. А когда он вернулся с неумелыми рисунками Веды, всем стало ясно, что Дора связана с Кольцом: она видела истинные лица!
- Ты будешь нам всё-всё рассказывать! – обрадовалась Светка.
- Ничего не знаю – только лица, - пожала плечами Дора.
- Ещё бы, - утешил её Денис. – В годовалом возрасте даже лица запомнить – подвиг! Разберёмся.
- Э нет! – сказал Дорофей. – Пока не размышляй. Ты Дору запутаешь,
собьёшь, и она ничего не вспомнит. Пока все, кроме Доры, об этом забудем.
Открытие превысило их возможности воспринимать новое: все устали, разговор сник, и вскоре они разошлись.
Юлька с Лёшкой задержались.
- Дед Дорофей! Вот мы с Лёшкой думаем… - начала Юлька.
- Что дерево синее – не Хаос! – выскочил Лёшка.
Подошёл Евгений, проводив остальных. Они присели рядом с елью, где маялся Фёдор.
- Приступайте,– ободряюще кивнул Дорофей.
- Если Хаос, формы нет. Ну, или случайная. А тут, в дереве, есть! Не пёрышки Гогины - но форма, внешний вид.
- Да… Друзья, вы молодцы. Дальше?
- Пока всё.
Дорофей транслировал идею и озадачил собрание, уже расползшееся по домам. Значит, для Хаоса есть проводник, умеющий обретать форму. Это важно.
Фёдор под елью пытался содрать повязку с левой лапы.