Акимов Николай, соответствуя тщательно продуманному плану, должен был выйти из дому ещё десять минут назад. Средних лет мужчина с жёстким взглядом и такими же внутренними убеждениями – он был далеко не новичком в своём деле. Акимов хорошо знал свои возможности и способности, привык к определённому режиму и накануне выполнения заказа никаких новшеств и экспериментов не допускал. И тут, на тебе, такая напасть.
- Да, что же это, Господи! – взмолился он, почувствовав непреодолимое желание снова бежать к унитазу, с которого слез всего пять минут назад. И не помогли хвалёные таблетки.
С чувством свершившегося счастья он наслаждался своим пребыванием в сортире, понимая, что никуда отсюда отходить не хочет, а если честно, то и не может. И не подозревал он до сей поры, что с человеком может случиться подобное, особенно в такой ответственный момент и без всяких на то причин.
В кармане спущенных штанов зазвонил мобильник. Николаю пришлось пошевелиться, он взглянул на экран и в сердцах воскликнул:
– Нет, только не ты!
Ибо к нему прорывался его весьма серьёзный заказчик.
Господи! Хорошо бы всё это бросить, и уехать надолго куда-нибудь порыбачить, а лучше - так насовсем, думал он, прекрасно понимая, что вот теперь-то уехать будет уже очень сложно.
Денис Константинович Бортников проснулся сегодня в холодном поту. Ему снилась его любимая и давно умершая бабушка Агафья, единственный человек, привязанность и любовь к которому он хранил долгие годы.
Начался сон с того, что сидел маленький Дениска на мощных ветвях яблони в бабушкином саду, твёрдо зная, что у него сегодня День рождения и бабушка испечёт его любимый пирог с малиной. Перед ним висели маленькие, ещё зелёные яблоки, и он протянул руку, желая сорвать незрелый плод, ибо находил их съедобными и в таком виде. Но как только его рука коснулась плотной кожицы фрукта, яблоня враз почернела и усохла вместе с висящими на ней плодами.
Не особо и расстроившись, Денис спрыгнул на землю и побежал к их бревенчатому дому, потому что у крыльца начали собираться его сверстники, приглашённые на вкусный пирог. Вышла любимая бабушка, неся на блюде пышущее ароматное лакомство, и повела всех к раскинутому меж деревьев столу, сбитому из простых досок. Ребята дружно садились на деревянные, вкопанные в землю лавки. И вдруг Денис увидел Саньку Шмелёва как раз рядом со своей мудрой бабушкой. Он поразился и стал кричать бабушке, что это совсем не его друг, что он вообще не из их деревни и ещё что-то по поводу всё того же ненавистного Саньки, но бабушка не слышала Дениса. Она усадила на лучшее место подло ввернувшегося в чужой День рождения Саньку, и отрезала ему лучший кусок от пирога. А его, Дениса, вообще никто не замечал, словно его и не было в том саду. Вконец рассерженный, он подбежал к бабушке сзади, стал дёргать её за подол длинной широкой юбки и громко кричать, что это нечестно – кормить пирогами чужих внуков, а не его, любимого. Бабушка обернулась, посмотрела на Дениса долгим, серьёзным взглядом и произнесла страшную и единственную во всём этом сне фразу. Она сказала, что свой таинственный сундучок с множеством секретов, хранимых и собираемых ею всю жизнь, она отдаст тоже Саньке Шмелёву. Сказала и заплакала. Денис никогда не знал, что бабушка может плакать, и сразу проснулся.
Он ещё немного полежал с бьющимся навылет сердцем и огромной пустотой в душе, пытаясь сосредоточиться. Бортников прекрасно помнил тот сундучок, и чувство, охватившее его тогда, в первый раз, когда бабушка давно в детстве повела его в чуланчик и показала все свои сокровища в виде гребёнок, плетёных салфеток, старых фотографий, трёх серебряных колечек, нескольких платьев, веретён, двух иконок и написанных от руки рецептов блинов с пирогами. На него тогда это произвело огромное впечатление. Никогда, больше в своей жизни он не испытывал такого острого чувства открывшейся перед ним сокровенной тайны, как перед крышкой того сундучка. И показались те сокровища тогда важнее всех владений Монте Кристо.
Далеко не мальчишеское сердце стало успокаиваться. Он был не глупым человеком и прекрасно понял, к чему приснился этот сон. И стоял сейчас перед выбором формирующихся вдали миллионов долларов, которые светили ему при устранении Шмелёва, или сохранения чувства, подаренного ему таинством открывающегося бабушкой сокровища. Он не соизмерял материальные ценности. Он к этому привык. Бортников взвешивал свои собственные чувства и полученные наслаждения. И вдруг с удивлением он понял, что проходящие через его руки деньги, даже в размерах миллионов, не подарили ему такого сладкого, такого притягательного и волнующего момента, как тот, когда бабушкина рука впервые стала поднимать таинственную крышку сундука.
Пробежала дрожь по телу от внезапно почерневших плодов их родовой яблони…
И вдруг он со всей ответственностью осознал, что не хочет отдавать себя, своё глубинное чувство о благоденствии собственных детей и благополучии любимой бабушки, ждущей его там, за уготованной для него чертой, за какие-то там миллионы бумажек, напечатанных для хождения по рукам.
Поняв, что становится сентиментальным, и что пора переходить к более мягким играм, он стал звонить по единственному номеру для их экстренной связи с исполнителем, но трубку никто не брал.
Николай Акимов, снова в нетерпении приближаясь к унитазу, услышал из кармана пиликанье полученного сообщения. Он уселся, наконец, расслабился, понял, что жизнь резко меняется, достал телефон и стал читать: «Встреча отменяется совсем, оставшийся гостинец получишь сполна».
***А, Шаран, сидя на своей вершине, обозрел содеянное. Мысли героев, созданные в пространстве первоначально, оставшись без подкрепления в проявленном мире, закрутились быстро-быстро, сгустились в малюсенькую чёрную точку, которая, не найдя себе другого пространства для жизни, словно выстрелом «Калашникова» влетела в правую ступню Сергея. Он почувствовал этот укол и прекрасно понял, что это ещё не всё. Не пройдёт Настёна трудностей жизни, от которых её уберёг он, и ответственность за деяния этой избалованной девчонки также ляжет на его плечи. Ну, что же, он знал, на что шёл, и понимал, что добровольно со своих вершин спускается в грязный человеческий мир.
- Буду вытягивать не себя одного, а всех вместе – самонадеянно решил Шаран.***