Неженка

Ула Флауэр
 
..Вера Сергеевна еле-еле стянула сапог и устало присела на тумбу для обуви, прислонилась спиной к стене. Предстояло ещё снять второй... Собираясь с мыслями, она посмотрела в зеркало на осунувшееся лицо с кругами под глазами и с удивлением отметила: женщина в нем совсем не похожа на неё, на Веру. Та - другая, одной рукой расшпилила заколку. Волосы, туго собранные на затылке, тяжело и с облегчением упали на плечи. В области темени заныло от боли. Вера потрясла головой, освобождаясь от болевых ощущений и заодно разлохмачивая шевелюру. Незнакомка из зеркала испарилась. Лицо в обрамлении золотистых локонов, как по волшебству, вмиг помолодело. Глаза улыбнулись самой себе.

Вера ещё раз встряхнула кудрями и теперь уже без особого усилия встала и отправилась в кухню. Включила телевизор. Пультом настроила музыкальный канал, прибавила звук и, пританцовывая, принялась распаковывать сумки. Тетрадки отдельной стопкой сложила на угол стола, а по центру, как солдатиков, вряд выстроила банки с питанием для младенцев. Пробежалась теплым взглядом по красочной этикетке. «Не-жен-ка». Пюре яблочное со сливками. Гомогенизированное. Без добавления консервантов, красителей и искусственных добавок.

Последние дни Вера питалась исключительно детским пюре. Она скупала его в огромных количествах. И закатывая глаза от наслаждения, с фантастическим аппетитом поедала недетские порции. Утро начиналось как минимум с пары банок гомогенизированного месива. В течение дня в школе, где она преподавала сразу два предмета: пение и инглиш, она перестала обедать в столовой и, закрывшись на время перемены в своём кабинете, тайком от школьной братии уплетала за обе щеки детскую смесь.

Техничка тетя Зина, вываливая из корзины мусор и вместе с мусором склянки из-под пюре, удивленно расспрашивала Веру: с чего это она так увлеклась питанием для малышни.

–– Теть Зин, да мне просто витаминов не хватает, - отмахивалась Вера.
–– Витаминов не хватает,- ворчала уборщица, по складам читая название на этикетке,- понятное дело, каких витаминов - е, бэ, цэ - нежности тебе не хватает, девочка.

..Вот и сейчас Вера ловко свинтила голову-крышку «солдату», облизала её с внутренней стороны и выбросила в мусорное ведро. Порылась в ящичке стола - выудила чайную ложку и отправилась в спальню. И как была в обутом на одну ногу сапоге, так и плюхнулась на кровать. Растолкала мягкие игрушки, сгрудившиеся в изголовье, и удобно расположившись, чайной ложечкой зачерпнула гомогенизированное пюре со сливками. Смакуя и причмокивая, она целиком отдалась поглощению яблочной вкуснятины.
Позвонили в дверь. Вера подумала, что имеет вполне законное право притвориться, будто б никого нет дома...

На «неженку» она подсела случайно. Нетрадиционное гастрономическое пристрастие открылось в тот самый вечер, когда Вера Сергеевна решилась всё-таки наведаться к родителям шалопая Котикова, от последней выходки которого она не на шутку рассвирепела. Противный мальчишка обнаглел вконец.

Нет, Котиков не был её учеником - ни один из предметов в его десятом «бэ» она не вела - но отъявленного головореза и оболтуса знала вся школа. О его подвигах Вера Сергеевна, как и другие учителя, с лихвой наслушалась на педсоветах. Оставалось только удивляться, как до сих пор неисправимого хулигана и двоечника не выгнали взашей из лучшего в районе средне-образовательного учреждения.

И как-то - сдуру - она случайно выловила Котикова в коридоре и решилась повоспитывать распоясавшегося задиру и разгильдяя. Никто её об этом не просил, Вера Сергеевна действовала чисто из личных побуждений. Схватила мальчишку за рукав, резко притянула к себе, прямо и строго глядя в глаза, монотонным, но сильным, хорошо поставленным, учительским контральто выдала тираду, как ей казалось, не банальных нравоучений.

Пацан – то ли от неожиданности, то ли ещё по какой причине – растерялся. Часто моргая, не отводя взгляда, он послушно кивал на призывы-требования образумиться, и начать вести себя так, как подобает мужчине.

Когда отпустила парня, Вера испытала чувство глубокого удовлетворения от состоявшегося урока на тему «Котиков, будь человеком!». Ей очень хотелось верить, что мальчишка хоть что-то понял или, как он сам выразился, «всосал».

Но после того «урока» для Веры Сергеевны в школе начался сущий ад. Котиков вместе со всей своей кодлой не давали ей прохода. То перегораживали коридор, то вылавливали на лестнице, зажимали в кольцо и надсмехались, отпуская сальные шуточки в адрес молодой учительницы. По их вине она частенько опаздывала на уроки, а вечерами не могла покинуть класс до тех пор, пока техничка тёть Зина не откроет дверь, подпертую шваброй.

Все отповеди и угрозы Веры Сергеевны вызывали одну реакцию - давящий на уши гогот. Пацанва не воспринимала всерьез её обещания скорой расправы. Сплевывая на коридорный линолеум, они подначивали училку, всячески издевались и глумились над ней...

Но идти с жалобой к директрисе Вера не собиралась, считала это крайней мерой и совсем не делающей ей чести. Да и подумать если: раз сама вляпалась в идиотскую историю, то самой и разруливать. Она стоически отбивалась бы и дальше, не помышляя предпринять что-то конкретное, но решающей каплей был последний выпад Котикова.


Тем днём Вера Сергеевна шагала на свой третий этаж в одиночестве. Хотя, теперь она, по-возможности, старалась ходить по школьным коридорам в паре с кем-то из учителей. Но географичка, которую Вера терпеливо дожидалась в столовой, замученная насморком, в последний момент решила после обеда отправиться в аптечный киоск за каплями.

Два с половиной лестничных пролета Вера Сергеевна прошла благополучно и уже успела расслабиться. Но на третьем – последнем – дорогу преградил прыщавый увалень и рохля Федосов - шестерка в хорошо известной компании.
–– Что тебе надо? – Вера грубо попыталась устранить его с дороги.
–– Ничё, - монотонно жуя, вяло отреагировал пацан.
–– Здрасти, Версергевна! И кто вас только учил хорошим манерам?
Развязный тон Котикова заставил Веру Сергеевну развернуться на сто восемьдесят градусов. Тот стоял на две ступеньки ниже и ухмылялся, нагло поглядывая на её ноги, обтянутые капроном. И вдруг встал на колено, пытаясь заглянуть под юбку.
–– Немедленно прекрати! Встань сейчас же!
–– Ну посмотри на меня, посмотри строго, как тогда. А ведь я чуть не кончил, как ты в меня вцепилась то.. Жесть.
Шершавой ладонью он провел по колену растерявшейся учительницы, с внутренней стороны. И рука намеревалась подняться выше, когда Вера, закипая от негодования, пнула его концом туфли прямо в грудь. По инерции тот схватился за ногу, но удержать в руках смог только туфлю. И вместе с туфлей скатился по ступенькам вниз.
–– Отдай! – потребовала Вера Сергеевна.
–– Отсоси и хрустальный башмачок будет у ваших ног, дорогая золушка, - паясничая, ухохатывался Котиков, сидя на пятой точке и удерживая за шпильку, как погремушкой, тряс туфлей.
–– Ты пожалеешь, Котиков. Неприятностей я тебе на этот раз гарантирую по самое… не улыбайся.
Вера резко развернулась и что есть силы оттолкнула скалящегося Федосова, чтобы уйти.
–– Дура! Я все равно тебя вы*бу, глупую училку! – услышала она напоследок.
       
Этим же вечером Вера Сергеевна настойчиво звонила в квартиру Котиковых. Дверь открыла слегка расплывшаяся, но по-домашнему уютная женщина, по всей видимости, мать.

–– Здравствуйте, я из школы, можно с вами поговорить по поводу вашего сына.
–– Проходите, - пожала та плечами,- опять что-то натворил, стервец, - и глубоко вздохнула, пропуская в жилище.
Вера Сергеевна шагнула в прихожую и сразу почувствовала дразнящий запах жареной картошки.

–– Сейчас вместе и поужинаем, за разговорами-то,- помогая раздеться, слащаво приговаривала уютная хозяйка, – только что картошечки сварганила. С огурчиком малосольненьким самое то.
–– Спасибо, но я не голодна и пришла исключительно по делу.
Вера пыталась взять нужную ноту, и с самого начала задать правильный тон, но уже через пять минут сидела за столом в небольшой кухне и перед ней стояла тарелка с дымящимся румяным картофелем. Котикова суетилась вокруг учительницы и не давала вставить и слова.

–– Я знаю, знаю, трудно с Санькой-то. Неслух с самого мальства. Неслух и озорник. А сейчас так вообще - поганец эдакий, знаю. Каждый день его колошмачу. А толку-то. Я и дверь запираю, чтобы на улицу не смог выйти, так не успеешь оглянуться, раз, он через балкон сиганет. Долго ему что ли? А однажды я ему вдогонку тарелку с вермишелью на голову одела, так и что.. отряхнул макаронины и вперед и с песней. Ну что ты с ним будешь делать? Неуправляемый пацан, правильно сказал участковый – не-уп-рав-ля-е -мый. Ты давай ешь, ешь, то есть.. Вы кушайте, пожалуйста. Как спасибо? Куда теперь я картошку дену, а? Вкусная, а то. А хочешь по рюмашечки? Ну ладно, тогда с огурчиком. Вот берите на здоровьице... Ну, да ничёго, вот подрастет малость, перебесится и станется с него. Как пить дать, станется. Он ведь у меня очень добрый, добрый и очень ласковый. Не веришь? А зря. Ни одну зверушку не обидит. Ни одну. Ирму, собаку соседскую, как выхаживал, ой как выхаживал. Каждый день смазывал, бинтовал, уколы, то да сё, другое третье. Но всё одно – сдохла. Так он плакал - слёзы вот с такущий кулак. У самого-то только попугайчики и рыба. Вот, поди ж ты, иди сюда что покажу...красотища..

Вера Сергеевна прошла следом за матерью, в комнату Котикова. Комната, как комната, вполне в духе современного подростка. На стенах плакаты каких-то чудовищ, оскалы лиц, отдаленно напоминающие человеческие. В углу компьютер, огромные колонки, видимо, такой мощности, чтоб содрогались потолки. На окне - две клетки с волнистыми попугайчиками. Тут же, рядом – круглый аквариум с очень красивой единственной рыбкой.

Взгляд скользнул на небрежно застеленный диван. На нём лежала игрушка - мягкая игрушка, похожая на собаку с длинными, какие бывают у спаниелей, ушами. Нелепая облезлая игрушка – откуда она взялась... Вера, давно не слушала родительницу, только изредка кивала в знак согласия головой, и тут неожиданно перебила, тараторившую безумолку, женщину:
–– А чья эта игрушка? У вас ещё есть дети?
–– Какие дети, мне одного дитя – во как, - женщина полоснула себя рукой по горлу,- эта собака Санькина. Он с ней спит. Замусоленная вся – смотреть противно. Вон у неё и ухо на волоске мотается. Я уже сколько раз пыталась эту замухрышку выкинуть. Так нет же, снова её с собой в постель пихает. Ну, говорю же… я же говорю: неженка, а не пацан. Вот с годовалого возраста с ней и обнимается...

Вера взяла в руки вислоухую собаку, видимо, очень давно потерявшую первоначальный вид, облезлую и потертую, оттого и жалкую какую-то. Повертела в руках. Пуговки глаз были приделаны таким образом, что выражение у псиной морды было до невозможности ласковым, как будто бы щенок намеревался лизнуть в лицо. Вера Сергеевна потрепала пса, словно живого, и переполненная противоречивыми чувствами бережно положила обратно, на диван.
...
Домой она возвращалась пешком. Погруженная в свои мысли Вера, не спеша, шла по улице, никого не замечая вокруг. Что-то неуловимо изменилось, вот только что – она не могла объяснить. Даже себе. Тогда-то Вера и набрела на магазинчик с детским питанием. Зачем-то вошла в него, и мимолетно пробежав взглядом по прилавку, наткнулась на с детства знакомое название. И купила пару баночек «неженки». Первую баночку она съела по дороге домой. Запрокидывая назад голову, Вера вытрясала из банки пюре, чтобы нежная масса сама свалилась в рот. А ведь мать Котикова так и не поняла, чего она, собственно, приходила. Уже в дверях та поинтересовалась у Веры Сергеевны: чего напортачил-то сыночек. Вера только плечами пожала: да разберемся, мол, сами.

По возвращении домой Вера первым делом полезла на антресоли. Где-то там, среди старых забытых вещей, в одной из коробок в целофановом мешке должен был быть плюшевый медведь, с которым она спала когда-то давным-давно, что и не вспомнить. А до Мишки был розовый слон – Бося, кажется. Да, точно - Бося от слова «большой» в девчоночьем исполнении. Вспоминая игрушки, которые в детстве Вера оставляла с собой в постели, вспомнила и смешного кролика в очках с длинными, как у человека, руками и ногами. Кролика-Федю она так и не нашла, должно быть отвезли сто лет назад на дачу, там и валяется где-нибудь в пыльных ящиках. « Вот так и в жизни, - подумалось Вере,- то Федя, то Миша .. всех и не вспомнить теперь.»

Потрепанных временем слона и медведя Вера привела в добротное состояние. Мишке заново соорудила из толстых ниток рот, который за столько лет успел разорваться и висел веревочками, как усы у моржа. Слону затолкала обратно внутрь, вывалившийся поролон, выправила свернутый набок хобот. Обновленные игрушки перекочевали в спальню Веры, в изголовье слишком большой, для неё одной, кровати. Потом, частенько поедая «Неженку» в обществе своих игрушек, она, балуясь, подносила им по ложечки лакомства из баночки, как делала это ребенком. Звери кивали ей и дружно говорили: спасибо, спасибо. Вкусно, ой как вкусно.
..
После Вериного визита в квартиру непутёвого мальчишки, подростки из дурной компании перестали к ней задираться. Да и сам Котиков больше не обращал на неё внимания, демонстративно делал вид, что не знаком с Верой Сергеевной: в упор не видел и не замечал. Словно её и не было рядом... вообще и никогда. И провожая его удаляющуюся спину, Вера чувствовала, что почему-то злиться на него.

-------
В дверь снова настойчиво позвонили. Вера недовольно сползла с кровати, встала и потопала в прихожую. Она припала к дверному глазку, скорее для порядку: разглядеть можно было только силуэт. Открыла дверь и так и застыла в дверном проеме разлохмаченная, в одном сапоге, с банкой недоеденного пюре, изумленно вытаращив глаза.
–– Ты?
На пороге, засунув руки в карманы, стоял Котиков. Несколько секунд исподлобья изучал нелепый вид учительницы, потом кивнул куда-то вниз, развернулся и ушёл. А на полу осталась стоять коробка из-под обуви.



***
Вера подошла к прилавку отдела детского питания. Продавщица узнала её, и Вере Сергеевне показалось, что та даже улыбнулась, ожидая, когда она сделает заказ. Только Вера всё молчала.
–– Вам «Неженку»? – подсказала продавщица.
А Вера Сергеевна стояла и молчала. Смотрела и молчала. Хлопала ресницами и молчала. Всё силилась что-то понять, плотно сжав губы. И вдруг радужка предательски заблестела. Подбородок затрясся. Искривленной раковиной открылся рот, истерично заглатывая воздух. Слёзы брызнули из глаз фонтаном. А из Веры взахлёб, вперемешку со слезами, посыпались жалостливые слова, много слов. И как попугай, нет, как виниловая пластинка, которую заело, она повторяла и повторяла, и не могла никак остановиться:

–– Мне нежности не хватает ...мне не хватает… нежности... нежности не хватает мне … нежности…мне нежности... мне не хватает... нежности не хватает....мне нежности... не хватает мне… нежности мне… не хватает нежности мне…мне не хватает... не хватает мне мне…нежности..