Педикюр

Педикюр, или
Рассказ о том, как Митрофаныч нашёл себе подругу жизни


.1.
Хотелось бы вам чего-нибудь новенького рассказать, да только начну, только рот раскрою, а вы меня уже перебиваете, мол, знаем, слыхали. А вы вот не торопитесь. Сегодня вам действительно кое-что свеженькое поведаю. Про любов. Эту историю вам точно ещё никто не рассказувал. Почему? А потому што я её сам вот этими вот ушами от бабки Одарки слышал, а той дед Писарь разболтал, деду Писарю тётка Свистюренчиха нашептала, а ей, говорят, сам Митрофаныч под страхом смерти по большому секрету поведал. Когда чуть выпимши был. Не брешу, чесно слово, совесть на отсечение даю! Ну а если что лишнее мой язык приплетёт, так на то он и без костей, не уследишь за ним. Без вранья можно токо сказки рассказувать, а живой случАй, он выдумки требует, чтоб слушатель не уснул. Но тут главное – не переборщить, а то не поверют.
Меня, воопче-то, в этой электричке многие знають. Я тут живу недалеко. Да, может, и вы слыхали, есть сельцо такое рядом с «железкой», Красные Битюки называется. Мы с кумом там обитаем. Как сезон приходит, так насобираем фрУкту, овощА: вишенки там, малинку, яблучки, а туда позже – синенькие, картошечку, бурячок, ещё чего-нибудь, - и везём в город на базар. Тем и живём, а свежая копеичка, она завсегда карман греет. Пенсии, её ведь токо на цигарки и хватаеть. Да и семья-то у меня здоровущая, в одной бабе вон центнер с гаком, а её ж кормить надо… А дети, а внуки… Ох-хо-хо…
Ну а в этот раз я сам поехал, решил кума не тревожить. А, его долго теперь тревожить не придётся. Он вчерась самогон из фрукты гнал, а сегодня чтой-то голова у него разболелась. Ну, сами понимаете, старость, давление шалит, погода неустойчивая. А ещё тут у нас с кумом разные подходы к дарам природы. Он из неё, так сказать, бартер делаеть, а я, как это в газетах пишут, «чёрный нал». Только я не мафиози какой, не скупердяй и не крохобор. Я денежку на общественную нужду пустить хочу. Только на какую – я вам пока не скажу, потому как мне конспирацию соблюдать надо, а то вы ещё моей бабке проболтаетесь, и тогда пиши «сдохло». Пользы-то от неё никакой, разве что только жрать готовит, а денюжки любит, как мухи это самое…
Ох, да что ж я сижу, мне ж выходить пора, заболтали вы меня совсем, даже вот историю свежую рассказать не успел. Ну ничего, мы ещё на обратном пути стренемся. Бог в помочь вам, бес в лопатку, как говорится, щасливого дня.


.2.
-Ну как, дедуля, продали вы свои вишни?
-Та от, везёт мне на добрых людей, с пустыми вёдрами еду.
-А историю про любовь не забыли?
-Историю?.. От бачишь, сынку, забыв. Память-то дырявая и такая ж сухая, как утэта моя соломенная шляпа. Та, може, щас шо и вспомню… Сколько во мне этих историй сидит. Сам бы писал, да таланту нету, и бабка мешает. А ты записувай, авось пригодится. А ешшо лучче, к нам в село приежжай, мы с кумом тебе столько бувальщин надиктуем. Одна другой правдивей… Историю, говоришь? Свеженькую?..
Ну вот, значить, слухайте. Про любов. Хотя я вот сколько на свете живу, так до сих пор и не понял, што она за штука такая. Но одну ксиому всё ж таки вывел: оказувается, баба – необходимый елемент любови. И мужику без неё, как козлу без этих,.. без рогов. Вот.
Есть, значить, у нас в селе мужичок один, по прозванию Митрофаныч. Он вопче народным целительством занимается, всякими там травками-муравками, зельями-конопельями. Знахарь, как говорится. И вот однажды приехала к нему с гОроду одна мадама расфуфыренная. Уж не знаю, кто там ей присоветовал нашего Митрофаныча, да и какая у ней болячка была, не помню, и не важно это. Но факт тот, что наш Митрофаныч на мадаму глаз сразу положил, разглядел, значить, родную душу в ней под этой, как её,.. под кохсмектикой. Только пока он стеснялся шашни заводить. Весь век бобылём прожил, а тут, конешна, такое дело хорошенько обмозговать надо. А и случАй как раз подвернулся, хотя, сдаётся мне, не случАй это, а спланированная ситуация. Короче, не оказалось у Митрофаныча подходящей травки, наверно, год неурожайный выдался. Нужно в город на базар ехать, там, конечно, у старушек и чёрта лысого купить можно. Собрался Митрофаныч, денег наскрёб, мадаму на хозяйстве оставил и поехал. В дороге всё хорошенько обдумал. Как предложение сделает, как поженятся они, как потом детишки пойдут, внуки-правнуки. Размечтался, разомлел весь от будущего счастья, да так и доехал. А на перрон вышел, огорошился слегка, давно-то ведь в городе не был. Ага, ну ничего, отдышался, осмотрелся, соринтировался, базарчик нашёл, травки купил. Думает, надо жене какой-то подарок сделать. Это он мадаму про себя уже женой кличет. Кулончик ей какой, што ли, приобресть? Ну, кулончик, так кулончик. Пошёл Митрофаныч вдоль витрин. Башкой вертит, ничего нужнолго не видит. И вдруг, стоп! Что за вывеска такая экзоктическая?.. Большими словами - «МАНИКЮР И ПЕДИКЮР» – написано. Ну, что такое манюкюр Митрофаныч ещё помнил, а вот этот «педюкюр» его сильно заинтриговал. Потоптался Митрофаныч немного на одном месте и решился зайти, поинтересоваться. Только стеклянную дверку открыл, а его сразу девица стренула.
«Вы к нам?» – говорит.
«Ну, ясно дело», - Митрофаныч отвечает.
«А то, может, вы дверью обшиблись? – настаивает девица. – У нас тут рядом Бюро ритуальных услуг. Часто путают».
«Ну, одно другому не мешает, - не сдаётся Митрофаныч, - но я токо спросить хотел»…
«А у нас не справочная, - теряет интерес девица, - если хотите – присаживайтесь, а нет – так идите отседова».
Тогда Митрофаныч сдался, любопытство верх взяло, сел он в кресло, сапоги снял вместе с портянками, как девица велела, и говорит:
«Вы бы мне растолковали, что это «педюкюр» такое, и я ушёл бы, и вас бы зря не утруждал».
«Эх, деревенщина, - вздохнула девица, но клиента не отпустила, - сиди, - говорит, - и не рыпайся, щас сам всё узнаешь».
Потом распиратор натянула, чтоб не так сильно в нос шибало и за работу принялась. Опытная, видать. Спросила только насчёт денег.
«Деньги-то у тебя имеются, селянин хренов?»
Митрофаныч кивнул, а девица ис-под распиратора прогундосила:
«Ну тогда тебе и терять нечего, окромя копытов своих».
Вот, а потом… Тю, чёрт, забалакався я с вами, вон мою станцию объявили… Завтра, сынку, я вишень насобираю и буду ехать. Сидай в этот же вагон, и я тебе дорасказую. Ну всё, пошщёл, до свиданьица.


.3.
-Ну шо, дедуля, помните, что вчера рассказывали, на чём остановились?
-Х-хе, канешна, я хоть и старый пенёк, а память у меня, как у молодого этого,.. дуба. Крепкая. Ну, значить, так. Полез это мой кум на крышу черепицу менять…
-Э-э, нет, деду, вы што-то не то рассказываете. Какая крыша? Какой кум? Вы вот смотрите, я тут вчера записал про лекаря вашего Митрофаныча, про мадаму, заради которой он в город поехал за травкой и там в педикюрный салон забрёл. История про любовь, вспомнили?
-А-а-а, да-да-да, канешно вспомнил, педюкюр проклятый, бес бы его побрал! Памяти совсем нету. С гулькин этот,.. нос осталось…
Ну ладно. Значить, сидит Митрофаныч в кресле, а девица всё вокруг его ног шмыгает – чистит, мылит, пятки шкребёт, мозоля парит. А Митрофаныч раскапустился и сам не заметил, как задремал. Его мадама ему пригрёзилась. Кричит ему чего-то на ухо, за ногу дёргаеть. Митрофаныч глаза раскрыл, да как заорёт сдуру. Ага, девицы в распираторе спужался. Тут на крик её напарницы сбежались, и посетители заодно, какие в тот момент были. Пришлёпали посмотреть. А девица распиратор сняла.
«Упрела, - говорит, - совсем, пока этого вот му,.. мужика обработала. Темнота, а тоже ему педюкюр подавай».
Тогда Митрофаныч посмотрел на свои ноги и спрашивает:
«А чё это вы мне ногти покрасили?»
«Ну педюкюр же заказывали, вот он вам и есть.»
«А чё цвета разные? - удивляется Митрофаныч. – На одной ноге красное, а на другой – жёлтое с голубым?»
«Ах, это, - махает рукой девица, - у меня лака на ваши булдыги не хватило. Зато пятки вон у вас теперь розовенькие, как попка у младенца. Гоните, короче, деньги, меня клиенты ждут!»
Ну и называет красивенькую сумму, от которой Митрофаныч вместе со своим давлением подскочил и завозмущался, что мол, да как?! А только поздно уже было, ну и толпа как-то недружелюбно настроилась. Пришлось карманы выворачивать.
Вот так, значить, узнал Митрофаныч, что такое педюкюр. Познания, сынок, они нашему брату нелегко даются.
Токо вышел Митрофаныч из этого заведения, а тут цыганка навстречу, хитрая стерва, как вроде её сам чёрт послал. Суёт под нос блестящую цепочку с кулончиком.
«Купи, - говорит,- касатик, вижу в печали ты. Побалуй жёнушку свою, подыми себе настроение».
Митрофаныч сначала обрадовался, а потом опять скис.
«Нету, - говорит, - у меня денег».
А цыганка не отстаёт.
«Ладно, - говорит, - так и быть, вижу, ты человек хороший. За сколько есть, за столько и отдам».
Митрофаныч карманы все перерыл, трояк мелочью насобирал, однако, насторожился.
«Ты мне, - говорит, - небось, какую-нибудь бужутерию подсовываишь, пласмаску блестящую?»
«Да штоб у меня зубы золотые повыпадали!» – клянётся цыганка и на зуб цепочку с кулончиком пробует. Тут у ней во рту что-то хруснуло, и она золотой зуб себе на ладонь и выплюнула. «Во, видал! – говорит, - чистое золото, аж пломба выскочила. Бери, дорогой, не пожалеешь!»
Отдал Митрофаныч последние деньги и поехал домой. Травку токо в кулёчек замотал, поглубже за пазуху засунул, а кулончик в кепку поклал, а кепку на темечко нацепил. Едет, и чем ближе к дому, тем сильнее его мрачные мысли одолевают. А тут ещё и контролёры идут. Один к нему подошёл, билетик спрашивает. Митрофаныч решил ничего не скрывать, рассказует, что да как. Мол, деньги на педикюр потратил. А контролёр не верит. Говорит, мол, хватит дурака валять. Тогда Митрофаныч сапоги скидает и суёт ему свои ноги с разноцветными ногтями. Тут только контролёр и поверил. «Извините, - говорит, - так бы сразу и сказали, что по справочке едете». И отстал. Дальше Митрофаныч совсем спокойно перемещался. Соседи от него отсели. Осталдась, правда, бабка одна, но она слепая была, и особо не докучала. Так что Митрофаныч о многом передумал, ещё сильнее помрачнел. Решил, что это мадама во всех его злоключениях виновата. «Приеду, - думал Митрофаныч, - вышвырну её к чёртовой бабушке. Пусть доктора её лечат. Ишь, гадюка подколодная, как это она ко мне в душу влезла!»
Тут Митрофаныч окончательно разозлился, взял кулончик с-под кепки и вышвырнул его в окно, где как раз стадо коров паслось.
-Вы извините, дедуля, но что-то вы много лишнего в вашей истории понарассказывали. Говорили – про любовь, а тут одни терзания, и к тому ж, педикюр какой-то.
-Х-хе, сынку, ты не забегай поперёд меня в пекло. В энтом педюкюре вся вилософия любови и есть. Оно, могёт быть, если б Митрофаныч ноги не разукрасил, то или втопился б уже, или бобылём до самой старости б кантовался. А так, можно сказать, жизня у человека склалась, и во всём этот случ?й виноват…
Так, ну ладно, приехали, пошёл я работать. Ещё встренемся. И тебе удачи.

.4.
-Ну, сегодня тоже неплохо расторговался. Хорошие люди помогли, везёт мне на них… Ну, значить, слухай дальше.
Выскочил Митрофаныч с электрички и прямиком к себе домой понёсся.
А мадама женщиной не глупой оказалась, и к его приходу разной жратвы, ну то есть, кушаний наготовила.
Входит Митрофаныч в хату, а там ароматы плавают, стол всякой вкусной всячиной уставлен, на окнах занавесочки свеженькие, всё выметено, прибрано, чистотой сияет. И мадама расфуфыренная сидит. У Митрофаныча сразу речь и отняло. Все плохие слова, будто пуком, ну то есть, этим,.. ветром сдуло, и он сразу с порога как брякнет своей мадаме:
«Выходите, - говорит, - за меня замуж, - и под кепку лезет, а там, окромя лысины, и нету ничего. Ну тогда он из-за пазухи букетик сухой травки достаёт и ей протягивает. – Вот, - говорит, - это вам. Сильно, - говорит, - вы мне нравитесь. Я вас, - говорит, - бесплатно лечить буду, только вы за меня замуж выходите.»
Мадама засмущалась и говорит:
«Ну прямо даже не представляю, как это… У меня того,.. муж есть,.. да и не знаем мы друг друга совсем…»
«Врёте вы всё, - говорит Митрофаныч, - нету у вас никакого мужа».
«Ну нету, - соглашается мадама, - но, - говорит, - не могу же я вот так сразу… Я же, в конце концов, порядочная женщина».
«А не можете, - стоит на своём Митрофаныч, - тогда я вот сейчас на речку пойду!»
«Ну, Семён Митрофанович, - говорит мадама, - нынче вечер уже, вода в речке холодная, скупаетесь в другой раз».
«Я не купаться, - мрачно отвечает Митрофаныч, - я топиться пойду!»
«Да что вы, в самом деле! – причитает мадама, - выпили, что ли, лишнего, так прилягте отдохните, а утречком…»
«Не дотяну я до утра», - ещё мрачнее отвечает Митрофаныч.
Ну такой вот дурной характер у него: как что вдолбит себе в башку, так вот не отступит, пока результату не добьётся. Садится, значить, он на лавку и начинает всю одёжу с себя скидывать. «Это, - говорит, - я вам оставляю. Одёжа хорошая ещё, крепкая, постирать только. Авось, вам сгодится».
И тут принялся он сапоги сымать. Один снял, другой… А мадама сначала испужалась, конечно, сильно, а потом смотрит – что такое? Ногти у Митрофаныча на ногах в разные цвета размалёваны. Вот… Ну, тут с ней нервный припадок случился. И давай она то ли смеяться, то ли плакать. Пальцем Митрофанычу под ноги тычет и стонет, и слёзы утирает, и гримасы строит. Наверное, всё-таки смеётся.
А Митрофаныч, в свой черёд, смутился, забормотал что-то оправдываться начал. Мол, так вот и так, случайно вышло, пострадал за любопытство своё. И тэдэ, и тэпэ.
Наконец, мадама тушь вместе со слезами стёрла и говорит:
«Хорошо, Степан Митрофанович, я за вас замуж выйду, только сначала давайте поужинаем, а то вон застыло всё давно».
Такая вот история, сынок. Понял теперь, что в ентом педюкюре вся любов и заключена? То-то же… Хотя, странные женшшины эти бабы, чёрт их разберёт. Вот моя недавно… Тю, опять уже приехали. Ну, бывай здоров, приежжай к нам в село. Тут недалеко, всего три кэмэ от станции. Спросишь деда Егора. Меня там кажная собака знаеть, она и проведёт. А историй этих у меня – пруд пруди, и калошей черпай. И все свеженькие, ни одной тухлой нету. А то когда ещё встретимся. Я теперь не скоро поеду, может, в августе или в сентябре, когда сливы поспеють, яблука. Дасть Бог, доживу, - с кумом город проведаем. Ну, щасливенько, пора мне.
Да, а кулончик тот блестящий, который Митрофаныч в окно швырнул, корова его, Манька, домой на роге принесла, когда стадо вечером с выпаса вернулось. Как так случилось, небось сам докумекаешь, не глупый. Конечно, безделушка бужутерией оказалась, но мадама всё одно радая была. Такие, сынку, дела.

Июль-август 2001