НАСЛЕДСТВО
Рассказ
Больной теребил одеяло, и это безостановочное движение пальцев приковывало взгляд Анны. «Обирается», - подумала она, и сама удивилась охватившему её равнодушию. Ночью, когда Тамарка, последняя Жоркина жена (которая по счёту?), позвонила и сказала, что он при смерти, в бреду зовёт её, Анну, и попросила зайти проститься, вся душа всколыхнулась. До утра вспоминалась первая любовь. Отец отговаривал: «Наплачешься с ним, дочка, не тот человек!» Даже отцу не поверила. Лихой, задиристый парень весь свет затмил. Драчливость принимала за бесстрашие. Казалось, за таким – как за каменной стеной.
Сейчас Анна смотрела на измождённого человечка и думала: «Господи, мелкий какой! И как я от него побои терпела? На улице, бывало, кто-нибудь глаза скосит (красивая была, не удивительно, что многие оглядывались), так дома – сразу по щеке: «Всем глазки строишь!», а уж выбранит – страх! И так за всё про всё. Любила. Ой, как любила. Ото всех слёзы прятала. Надеялась, что образуется. Только отец всё замечал. Перед смертью сказал: «Долго с ним не проживёшь», - и как в воду глядел. Вскоре на работе авария случилась. Ещё на больничной койке в себя приходила, а он уже заявил: «Калека не нужна». Тут же другую нашёл, и не навестил ни разу. Сколько слёз пролила! И не от страха, что одна с ребёнком осталась, а от обиды за предательство. От любимого такой удар получить – вдвое больней».
Воспоминания растревожили душу, навернулись слёзы. «Что это я? Вдруг сейчас в себя придёт, ведь звал меня? Скажет: «Прости, Аня!» - а я о старых обидах плачу! Нет, отвечу: «Ничего, Жора, я зла не помню. Прости и ты меня, если в чём виновата».
Словно услыхав её мысли, больной забеспокоился и открыл глаза. Некоторое время он тупо смотрел на лицо бывшей жены, потом взгляд прояснился:
- Явилась… - дальше он разразился тирадой, которая никак не вязалась с торжественными словами «на смертном одре», - думаешь наследством поживиться!
Он изрыгал бранные слова, а Анна в растерянности бормотала заготовленную фразу:
- Ничего, Жора, я зла не помню, прости и ты меня, если в чём виновата.
Больной умолк, закрыл глаза, и пальцы возобновили свой нескончаемый бег по одеялу.
Хлопнула дверь: вернулась из магазина Тамарка.
- Ну, что? Приходил в себя? – во взгляде – острое любопытство, даже кончик носа шевелится от нетерпения.
«Как же, сказала я тебе!» – подумала про себя Анна.
- Нет, так и лежит всё время.
Еле дождалась, пока пришёл за ней сын. Ростом под потолок вымахал, на лицо – вылитый Жорка, а характером в неё пошёл. И такой заботливый…
- Ну, всё, мам, я уже заправился. Поехали, а то я на работу опаздываю.
Через несколько дней на похоронах Анна положила на гроб розы.
- Прощай, Жора! Упокой, Господи, душу твою!
Сын боязливо покосился на лежавшего в гробу совершенно чужого ему человека, которого называли его отцом, подражая матери, неловко поклонился, потом взял её под руку и повёл в сторонку. Присутствующие одобрительно зашушукались.
«Вот оно, моё наследство, - подумала вдруг Анна, опираясь на сильную руку сына, - трудно далось оно мне, зато и радости только мои. А всё-таки жаль, что жизнь врозь прошла», - она вздохнула, а потом распрямила плечи, словно только что навсегда освободилась от груза, угнетавшего её долгие годы.