Часть 2. What is love?
Едем. Коломенка...
Тут когда - то я сиживал в КПЗ. Нет - нет, не подумайте чего о моей незаконопослушности. КПЗ - это Коломенский пивной зал... Это из тех времен, когда из автомата за 20 копеек можно было получить поллитра отменного дерьма марки "Жигулевское".... Впрочем, нынешнее не лучше. Думаю, что пива сейчас вообще нет...
Едем. Каширка... Платформа с правой стороны. Да. Именно так, как я и помню. И голос дикторши все тот же. Значит ли это, что не один я прожил много эр и эпох? По привычке разворачиваюсь на 180 градусов и пытаюсь не мешать выходящим. Меня удивляет то, что никто кроме меня не предпринимает попыток перейти для выхода на другую сторону вагона? Подъехали. Платформа слева! Все выходят, и я, как самая настоящая глупая Белка, оказываюсь лицом к потоку, который норовит вынести меня из вагона. Слышу очень тихий мат...
Это гражданин в очках с перекошенной оправой высказывается в мой эдресс. Наверное, МИФИст...
Теперь входящие заносят меня обратно... Едем… Мысли... Вот если ты материшься шепотом, то это что? Хочешь ли ты этим проявить свое уважение к оппоненту? А если тебе оппонент пофиг, то почему шепотом? Стесняемся`с? А нахрен тогда говорил над ухом девушки? Возможно, дорогой, вы извращенец?
Когда - то, в незапамятные времена, и я учился здесь, на родной Каширке. Да - да. МИФИ - моя Альма Матер. Строгости изложения ради, уточню. Тогда Белок в серьезные вузы не принимали. Была такая директива от ЦК - чтоб Белок не брать. И евреев тоже. Так вот. Учился у нас на потоке некто Мартышкин. Прозвища ему почему - то так никто и не дал. Даже странно. Он обожал делать следующее. Брал немного в термос разбавленной соляной кислоты и в вагоне в нее подсыпал сколько - нибудь сернистого железа. Газ, который при этом выделялся, называется сероводородом...Ну, дальше, я думаю, итак всем ясно. Сперва люди терпят, мужественно не подавая вида. Потом начинают у них сдавать нервы, и тут начинается самое, значит, интересное…
"Как вам не стыдно!" - говорят люди, обращаясь друг к другу. "Дура!". "Дурак!". "Меньше надо есть на ночь!", ну и другие зело красныя глаголы. Весь прикол в том, что из вагона метро никуда не выйти. И даже не пройти в соседний вагон. К концу перегона все уже друг другу все сказали. А как только двери открываются, толпа дружно вываливается на платформу подышать свежим воздухом....
Но! Надо же знать метрополитен! В вагон садятся новые пассажиры, и Мартышкин начинает все сначала. Так он мог кататься по Кольцевой до тех пор, пока у него не заканчивались химикалии. А потом в общаге, нажравшись, как водится, пива, с упоением нам это все вещал.
Мы не хотели придурка сдавать и просто терпели. Пока в один прекрасный день он не заявился в общагу, черный от гнева и совершенно трезвый. Он ничего нам не говорил об этом дне почти 3 года. И только на дипломе моему товарищу под каким - то предлогом удалось Мартышкина напоить настолько, что он - таки проболтался. Оказалось, что в одну из своих газовых атак на мирное население Москвы он в метро попал на группу школяров, ехавших куда - то в сопровождении человека в офицерской форме. И когда атака была произведена, и поганец ожидал эффекта, военрук скомандовал классу "Газы!" Те просто раскрыли портфели и противогазы напялили на себя. Вот и все. Эта неудача настолько вывела из себя Мартышкина, что он завязал с химопытами в подземке раз и навсегда, боясь, по его же признанию, повторения провала. Он не терпел провалов. Он считал себя Лучшим...
Смотрю в темноту окна и думаю, просеивая мысли свои через бесконечную череду сменявших друг друга эр, эпох, формаций и политических переустройств... И замечу вот что - туды ж вас растуды! Вот, что я замечу! Нихрена не меняется, а человек, как в глубине своего естества содержал восьмую мировую константу, так от нее и не отказался до сих пор, несмотря ни на какие изменения во временах и летах. Интересно, что сказал бы Гегель по факту постоянства Содержания относительно любых изменений Формы?
Лица... Лица... Лица...
Глядя в темноту окна можно в отраженье видеть весь вагон. Мне всегда нравилось разглядывать людей не прямо, а через призму отражения в окне вагона метро...
Робкие взгляды случайно встретившихся молодых людей... Спокойный и уверенный взор старика, смотрящего куда - то сквозь тебя... Откровенно разглядывающая меня пожилая особа... Мужик, посадивший добермана в рюкзак, а рюкзак повесивший не за спину, а на грудь... Глаза добермана... У меня нет слов! Лижет мужика в нос. Мужик лижет в нос пса... Если бы не видел сам - могу поклясться любимыми кисточками своих ушек, - ни за что бы не поверил, что есть такая любовь...
Вон кто - то в глубине вагона, носитель хвостика, как у меня. С футляром формы скрипки сопрано. Лисенок. Рядом грустный дядька, лысеющий, усталый, с прекрасными ветвистыми рогами...
"Я помню эпизод в Тавриде.
Наш обоюдный интерес к природе
Всегда в ее дикорастущем виде.
И удивляюсь, и грущу, мадам!.."
Соглашусь с Бродским, хоть он писал сии строки и не по этому поводу... Тем не менее, по мне так лучше уж кисточки на ушках, чем рога на голове...
What is love?
Сей риторический вопрос не дает покоя никому на протяженье тысячи веков...
Что есть любовь?..
Отматываю вспять эры и эпохи. Смахиваю пыль веков с потертых полок памяти своей...
Обнинск... Филиал МИФИ, год 1975-й. 5 декабря... Ночь... Нам по 17 лет…
"Какие мне сказать тебе слова, чтобы расчитывать на то, что ты поверишь?"
( Курим, сидя на подоконнике коридора общаги, и мои глаза находятся в опасной близости от ее глаз. А из комнаты рядом тихо звучит музыка Pinc Fluide).
"Не надо слов. Я верю. Я тебя люблю…"
И сорок дней спустя. Мы, стоящие на платформе Обнинское. 15 января. Нет ничего вокруг, лишь только есть неумолимость приближения электрички, на которой я сейчас вот и уеду. Слез больше нет - они все выплаканы ночью... Слова...
"Я буду помнить".
"Буду помнить я".
Вагон, похожий на этот, плавно набирающий ход, и чувство... Чувство!..
... отрывания души от тела...
Душа осталась на перроне, а тело движется, уносимое неумолимой силою ... Тогда впервые я почувствовал, что смерть реально существует. И что душу твою от тела очень даже можно оторвать.
Через шесть часов в аэропорту Донецка, встречавший меня отец, прошел мимо меня, не узнав… Потому что на мне не было лица…
Год спустя... Я уже служил в армии, когда неожиданно получил известие о ее замужестве. И я вышел на пост, с карабином на плече, во вьюгу, заметая за собой свои следы печально повисшим и тогда еще пушистым своим хвостиком...
«Любовь, зачем ты мучаешь меня?..»
What does love meen?
С тех пор минуло один Бог знает сколько времени…