Я умер. Это совершенно точно, все признаки на лицо. Во-первых, у меня не бьется сердце, во-вторых, я не могу пошевелиться, и, в-третьих, а это самое главное, у меня нигде не болит.
Нужно признать, что состояние вполне сносное. Как-то, вдруг, отлетели в прошлое все мои тревоги, и эта неотвязчивая неудовлетворенность собой. Пришло понимание тщетности и ненужности… Искания, притязания, стремления.
Они валялись теперь смешной кучкой в уголке. Даже не в уголке, а просто валялись, и смешили меня.
А когда-то, они были солнцем; с них начинался мой день. Я просыпался и думал: «Что бы такое мне сегодня найти?... Или, а как бы мне сегодня оттяпать?», ну и тому подобный бред.
Теперь же, я лежу неподвижно, и найти или оттяпать, что-либо не представляется возможным, да и не нужно мне.
Возникает вопрос, а что же осталось? К чему пришли так сказать? Память? Память о ненужных исканиях, оттяпываниях и стремлениях? Сомнительное удовольствие – понимать, что прожил жизнь зря. И не просто зря, за многое так стыдно, что, кажется, будто краска заливает холодные, бескровные щеки. Память отметаю с негодованием!
Может быть – это? Моменты любви, счастья, красоты, наконец.
Да, любовь прекрасна, но теперь то я вижу, что сосуд любви наполнен ложью, как бочка под водостоком весной. А потом оказывается, что любовь – только форма, а содержание ложь, и ничего кроме. Ложь льется в нее непрерывным потоком, стекая по бокам ледяными струями в мартовскую грязь, и еще, почему то за шиворот… откуда вода? Нет…
Счастье. Что это такое? Можно его пощупать, или положить на депозит? На худой конец, просто измерить, или взвесить. Можно ли, хотя бы, сказать с уверенностью: «Я был счастлив», а вдруг, это просто теплый ветер налетел с востока, принося с собой еле уловимый аромат сакуры, или печень, проснулась от зимней спячки, и спросонья выкинула лишек адреналина… Не знаю. А что остается от счастья, когда оно, такое непостоянное, решает покинуть нас. Наступает похмелье. Да какое! Его нельзя перележать в постели, или выгнать веником в бане, да и купить бутылочку счастья в ларьке на опохмел тоже, нельзя. Остается память… нет, память я уже списал…
Так, что там у нас в списке? А, красота! Ну конечно, красота! Она спасет Мир… Может, и меня, попутно? Буду наслаждаться красотой. Но как? Пошевелиться не могу, а созерцать потолок… Белый потолок, какой прекрасный цвет… нда, красота мне недоступна, а что недоступно, то, может только раздражать.
И тут я понял! Как гром поразила меня мысль! ОДИНОЧЕСТВО, вот что остается с человеком всегда и повсюду. Я лежу, и смотрю в потолок; может он и не прекрасен, но он много лучше чем внутренняя поверхность крышки гроба. К тому же, совсем не факт, что она бы не уперлась мне в нос. Так и лежал бы вперив взгляд в доску.
А тут, лежишь себе спокойно, и никто не тащит тебя на кладбище, притворно вопия об утрате. А сам только и думает, как бы поскорее закопать тебя… и еще это, целовать ли тебя, или можно чмокнуть воздух, или еще лучше, сделать вид, что очень занят приготовлениями к поминкам, да и схалтурить… будто мне это надо.
А потом дележ имущества, и не на следующий день, а прямо здесь, на кладбище… Хорошо, если из-за ковров не подерутся; из-за тех, что под гроб стелили…
ОДИНОЧЕСТВО! Вот что ценнее всех благ на земле. Всю жизнь мы боимся одиночества. Жалеем одиноких, пытаемся устроить их жизнь. А они делают кислые мины, и стонут: «Такая уж моя судьба»… Лжецы, они просто не хотят делиться своим счастьем. Именно одиночество в чистом виде, когда ты не зависишь ни от кого и не от чего – есть высшая награда за муки наши тяжкие.
Какая хорошая мысль. Наслаждаюсь… Только почему так хочется рассказать кому-нибудь, чтоб оценили, признали… Нет, наверно я не совсем умер. Опять начинает расти эта смешная кучка: искания, притязания, стремления… вот она уже выросла с большую собаку, вот она уже заполнила всю комнату… и, вырвавшись через форточку, заполнила собой весь Мир.
Просыпаюсь. Все как всегда. В голове тупая боль… от вчерашнего, видимо, во рту сухость… на щеке солнечный зайчик.