Квазигомо
Глава 1.
Брат умирал.
Ещё вчера я не подозревала, что он тяжело болен. Он был такой же, как всегда: энергичный, деятельный, заботливый. Я пришла из института довольно поздно, часов в восемь вечера. Он, как обычно, поинтересовался, где я так задержалась. Я что-то там промямлила. Я не собиралась рассказывать ему о моей личной жизни, а он, по-моему,
и не очень жаждал о ней знать. Его вопрос относился к категории риторических, заданных потому, что так положено, чтобы старший брат интересовался, чем занимается его сестра, за воспитание которой он отвечает. Он накормил меня ужином. Пока я ужинала, молча смотрел на меня, сидя напротив. Со мной он никогда не ел, у него была какая-то специальная диета. Потом встал, взлохматил мои непослушные кудри:
- Ну что ж, вот ты и стала взрослой. И всё умеешь делать. Ведь так?
Я не понимала, к чему он клонит. Но спросить не успела, потому что он вдруг сказал:
- Я что-то устал сегодня. Пойду спать.
Это было просто невероятно, потому что сколько я себя помню, он трудился круглые сутки, и мне иногда казалось, что он вообще не спит.
- Конечно, отдыхай. Я посуду вымою. Ты не беспокойся.
- Спокойной ночи, - он наклонился ко мне и поцеловал в темечко, как когда-то в детстве.
Я смотрела не него с недоумением. Однако поймать его взгляд не смогла. Он задумчиво уставился на черноту, выглядывавшую в неплотно зашторенное окно.
Утром меня встревожила тишина в квартире. Брат вставал рано, и когда я выходила из своей спальни, он уже что-то делал на кухне. Но сегодня его на кухне не было.
- Братик, - крикнула я, но он не отозвался.
Я кинулась в прихожую: куда это он ушёл так рано? Но его пальто и уличные ботинки были на месте.
"Господи, что это?" Сердце моё гулко билось. Я поняла, что случилось что-то ужасное. Я подошла к двери его комнаты и тихонько постучалась. Но брат мне не ответил. Тогда я приоткрыла дверь комнаты и увидела, что он в одежде лежит на кровати, вперив взгляд в потолок. Тело его было совершенно неподвижно и только кисти рук судорожно подрагивали.
Скорая помощь приехала через несколько минут. Врач, высокий и статный с суровым мужественным лицом, молча выслушал мой путаный рассказ и попросил меня выйти из комнаты. Я стояла у двери, прижавшись спиной к стене. Дышать было трудно. Ноги сделались слабыми и непослушными. Я с ужасом ждала приговора врача.
Врач стремительно вышел из комнаты и бросив на меня мимолётный взгляд, спросил:
- Это Ваш служитель?
- Это мой брат! - закричала я. - Мой старший брат. Он воспитал меня. Что с ним? Говорите!
- А где Ваши родители?
- Они умерли. Я их не помню. Со мной всегда был только мой брат.
Врач, почему-то колебался, я это чувствовала, он что-то хотел сказать.
- Он, - врач с трудом подбирал слова, - он умирает. Вернее, он уже умер.
- Этого не может быть? - кричала я. - Спасите его! Отвезите его в больницу!
- Какую больницу? О чём Вы говорите? Вы же не ребёнок, честное слово!
- Но он ещё жив! Он шевелил пальцами, я видела!
- Так бывает всегда, когда заканчивается ресурс. Ведь он производства 2020 года. Его ресурс исчерпан.
- Я не понимаю, что Вы говорите. Какой ресурс? Какое производство?
- Но милая девочка, разве он не сказал Вам, что он не брат Вам? Он никак не может быть Вашим братом. Он - квазигомо.
Такой встряски я не переживала никогда. Я сползла по стене на пол и беспомощно смотрела на врача. Он поднял меня и отнёс на диван. Дал мне понюхать какой-то сильно пахнущий тюбик. Сел рядом со мной, взял меня за руку:
- Что Вас так напугало? Какое это имеет значение, что он не родственник Вам, что он не человек, а квазигомо, если он был замечательным братом для Вас, если он Вас любил и Вы любили его.
Врач долго меня успокаивал, пока я окончательно не пришла в себя. Потом он вызвал санитаров, и они унесли тело брата с собой. Врач мне не дал даже с ним попрощаться.
- А кто его похоронит, где будет его могила?
- У квазигомо не бывает могил, - коротко ответил врач.
Глава 2.
Тишина плотно заполнила квартиру. Потрясённая всем, что произошло, я ходила взад-вперёд, мучительно соображая, что делать, как теперь жить.
О квазигомо я, конечно, знала. Брат как-то рассказывал мне, что помимо людей, в стране живут и другие мыслящие существа, которые по интеллекту мало отличаются от людей. Я попросила его показать мне этих существ, но он так и не сделал этого. Однажды разговор о квазигомо возник у нас в институте, но никто из студентов не поддержал эту тему. И я тогда поняла, что говорить об этом считается неприличным. Мысль о том, что мой брат - квазигомо, куда-то ушла, испарилась. Я думала только о его смерти и о том, что больше никогда его не увижу.
Не зная, что предпринять, я надела пальто и вышла на улицу.
Город всегда жил какой-то отдельной жизнью. Высокие, уходящие ввысь дома, закрывавшие небо и солнце, мутный полумрак осеннего дня, редкие озабоченные прохожие, никогда не глядящие в глаза встречному, а только под ноги, и почему-то избегающие движущего тротуара.
Я шла и шла вперёд, без всякой цели. Мне хотелось уйти подальше от своего дома, и никогда туда больше не возвращаться.
И тут мой взгляд упал на большую вывеску, украшавшую серое нелепое здание: "Институт робототехники". Я толкнула тяжёлую дверь и оказалась в просторном светлом вестибюле. Высокий и любезный дежурный, улыбаясь застывшей улыбкой, подошёл ко мне и спросил, чем может служить.
- У вас есть специалисты, работающие с квазигомо? - спросила я.
- А что конкретно Вы хотели бы знать?
- Я хотела узнать, где хоронят квазигомо.
Он уставился на меня неподвижным взглядом.
- Простите? - наклонился он ко мне, точно не расслышал моего вопроса. Я повторила свой вопрос.
Он был явно обескуражен:
- Пройдите к нашему юристу, это прямо по коридору, комната №6.
Я вспомнила, как наш профессор по гражданскому праву, как-то сказал, говоря о нашей будущей работе:
- Вы должны быть готовы к тому, что к вам могут придти с любым самым дурацким вопросом. Потому что чиновники, когда не знают ответа, направляют просителя к юристу.
Кабинет юриста был стандартным, кроме одного: на стенных стеллажах красовались толстые тома книг по юриспруденции. Это была модная в то время дань увлечению книгой, хотя несомненно более удобным было получение информации по Интернету.
Юрист сидел за большим столом. Он говорил по телефону. Я в нерешительности остановилась, но он жестом пригласил меня войти. Юрист был молод, лет 25-30. Впрочем тогда он показался мне солидным человеком. Окончив разговор, он обратился ко мне, совсем так же, как дежурный у двери:
- Чем могу служить?
- Я хотела бы знать, где хоронят квазигомо, - ответила я.
Юрист, по-видимому, был профессионалом, потому что не выразил своего удивления и ответил коротко и чётко:
- Квазигомо не хоронят. Их утилизируют.
- Но это же дикость! Это варварство! Чем они заслужили такое отношение? - Я задыхалась от возмущения. - Они так же, как и люди, трудятся, они воспитывают детей, они не позволяют себе людских пороков. Как бы мы, люди, жили без них?
- Но это всего лишь совершенные машины, созданные человеком, - юрист смотрел на меня во все глаза. - Вы правозащитница? С таким же успехом можно защищать свою говорящую куклу, не правда ли? - И он чуть заметно усмехнулся. - Сколько Вам лет? - продолжал он. - Откуда у Вас такие странные мысли?
"Куклу!" Это было чересчур.
- Замолчите! - закричала я. - Вы не должны так говорить! Вы… Вы… - и я горько разрыдалась. Ведь все эти насмешки он адресовал моему умершему брату, которого я любила больше всего на свете.
Юрист вскочил с места, кинулся ко мне, не зная, как меня успокоить. Он неловко топтался около моего стула, желая и не решаясь прикоснуться к моей руке, беспомощно лежащей на его столе..
И тут я услышала звук отворившейся двери и голоса двух мужчин:
- Что тут произошло? - с недоумением спросил один.
- Почему плачет девочка? - вторил ему другой.
Я открыла глаза, слёзы лились не переставая.
- Что случилось? - один из вошедших наклонился ко мне, заглядывая в глаза.
- Я не хочу ни с кем разговаривать, - всхлипывала я. - Если Вы считаете себя высшим созданием только потому, что Ваше тело состоит из мяса, а скелет из костей, то о чём с Вами можно говорить.
Мужчина, обратившийся ко мне, сдержанно улыбнулся и ничего не ответил. Зато второй, энергично оттеснил его и занял место рядом со мной.
- Вы боритесь за права квазигомо? - теперь уже он пристально смотрел на меня.
Я молчала. Они все трое были мне противны.
- Вы состоите в Клубе борцов за права квазигомо?
Я не ответила.
- Извините, но я вынужден Вас задержать, потому что деятельность Клуба противоречит нашему законодательству. Я обязан Вас допросить с применением детектора лжи.
- Не знаю я никакого Клуба. Я ухожу. С вами мне не о чем говорить.
- Нет. Вы задержаны. - И он надел на меня маленькие мягкие наручника. - Вы пойдёте со мной. Вот мои полномочия, - он предъявил мне своё удостоверение. Остальные мужчины зловеще молчали.
Я не успела оглянуться, как он повел меня, как собачку на поводке, прочь из кабинета. Дежурный у входа провожал нас неподвижным взглядом.
Глава 3.
Здание полицейского управления, тяжеловесный параллелепипед, производило зловещее впечатление. На стоянке, прилегающей к зданию, стояло много новеньких красивых машин. Я уже побывала здесь на институтской практике несколько месяцев назад, когда мы изучали принципы ведение следствия.
Внутри здания было светло и тихо, как в больнице. Пустынные однообразные коридоры с белыми стенами и высокие стеклянные двери с непрозрачными стёклами. Ещё тогда, на практике, я заметила, что полицейские были все, как на подбор, статные и красивые, с прекрасной выправкой и любезным выражением лица.
Как только мы вошли в здание, мой провожатый снял с меня наручники, и увидев, как я легко и свободно ориентируюсь в бесконечных коридорах, спросил:
- Вы уже бывали здесь?
- Бывала, - лаконично ответила я.
Он остановился у знакомой двери, где мы, студенты, стоя за специальной, прозрачной изнутри перегородкой, наблюдали, как опытные следователи проводят допрос, и, оценивающе взглянув на меня, открыл её.
В кабинете было тихо, как в камере со звуконепроницаемыми стенами. Следователь, мой руководитель в дни практики, сидел за компьютером. Он оторвался от экрана и рассеянно глянул на меня. Но в то же мгновение лицо его вытянулось, глаза округлились и он спросил у моего провожатого:
- Как это понимать?
- Она задержана по подозрению в принадлежности к Клубу борцов за права квазигомо.
- Что?! Впрочем, благодарю Вас. Я разберусь.
- Я задержал её в Институте робототехники, где она высказывалась очень дерзко в отношении людей…, - не сдавался тот, чувствуя, что сделал что-то не так. -
- Хорошо. Спасибо. - И мой провожатый вышел из кабинета.
Следователь тотчас вскочил со своего места.
- Рассказывайте, что произошло, - говорил он, усаживая меня в кресло для посетителей.
И я, наконец-то, смогла облегчить душу.
Следователь слушал молча, время от времени покачивая головой, то ли в знак поддержки, то ли осуждения. Когда я закончила, он встал и прошёлся по кабинету.
- Значит, Ваш брат умер? Жаль, очень жаль. Я с ним знаком был много лет. Неужели он Вам не сказал? Наверное, не решился. Я представляю, какой шок Вы испытали, когда на Вас свалилось всё: и его скоропостижная смерть, и это открытие.
- Самое страшное для меня то, что у него даже не будет могилы, куда я смогла бы приходить.
- Да, - следователь задумчиво посмотрел на меня, - мы живём в переломное время, когда люди ещё не готовы принять новую расу мыслящих существ. А квазигомо ещё не готовы занять подобающее им место в жизни. Нужно время, нужна новая культура, которая бы соединила человека и квазигомо. Человек должен осознать, что он уже не может обойтись без них.
Следователь смолк. Но я чувствовала, что от меня он не ждал ответа. Поэтому я тоже сидела молча. И глухая тишина его кабинета накрыла нас непроницаемым колпаком. Наконец, он встряхнулся:
- И что Вы теперь думаете предпринять? Как построить свою жизнь? Вы уже достигли совершеннолетия?
- Да, мне уже восемнадцать.
- Вам придётся работать. Так как Вы совершеннолетняя, пенсия у Вас до конца учёбы будет небольшая. Её хватит только на самое необходимое. - Он снова умолк, задумчиво потирая подбородок:
- А хотите поработать в суде секретарём?
- Конечно. Но я ведь только на втором курсе. Едва ли меня возьмут.
- Вы по-прежнему учитесь на отлично?
-Да.
- Тогда возьмут, не сомневайтесь. Я поговорю с председателем суда. Когда ситуация прояснится, я Вам позвоню. А пока мужайтесь. Потерять брата, который был для Вас и отцом и матерью, тяжело. Но жизнь продолжается. И надо понимать, что смерть так же естественна, как и жизнь.
Глава 4.
Следователь позвонил недели через три. По правде говоря, я уже и не ждала его звонка. Моя жизнь без моего любимого брата, конечно, продолжалась, но осознать естественность и неотвратимость смерти я пока не могла. В институте я забывала на какое-то время о своём горе, а дома меня одолевали воспоминания. Я ложилась на диван, закрывала глаза и передо мной проносились картины моего счастливого детства.
Мой приятель по институту, видя, что я не в себе, предложил переехать ко мне хотя бы на время, а если я захочу, то и навсегда. Но я отказалась. Мне не хотелось наши лёгкие, ни к чему не обязывающие отношения, менять на что-то серьёзное.
И вот, когда я лежала после ужина на своём диване, прислушиваясь к шуршанию колёс машин под окном, к шагам на лестничной клетке, к таинственным звукам, доносившимся непонятно откуда, зазвонил видеотелефон. Я вздрогнула от резкого звука, дрожащий рукой сняла трубку ( кого я ждала, дурная?), но тут же успокоилась, потому что это позвонил, наконец, следователь.
- Как дела? - спросил он тоном, полным неуместного оптимизма.
- Ничего, спасибо, - промямлила я.
- Я чувствую, Вы никак не придёте в норму. Это от безделья. Но скоро я Вас так загружу работой, что Вы забудете о своих переживаниях.
- Вы нашли мне работу? - оживилась я.
- А как же! Я своё слово держу. А вот Вы нет. Вы же обещали мне быть умницей, но слово своё не сдержали.
- Ой, спасибо Вам! Что за работа? Где?
- Работа секретарём судебного заседания. Но Вам ещё предстоит убедить судью, что Вы с работой справитесь. Понятно? Так что кончайте со своими депрессиями, приводите себя в порядок, и завтра к 16-ти часам будьте на переговорах в суде.
- Спасибо Вам огромное.
- Ну что ж, желаю Вам удачи. После переговоров позвоните.
- Обязательно позвоню.
Работать в суде было моей мечтой. Более интересной работы трудно себе представить: наказывать виновных, помогать потерпевшим, творить справедливость.
Я как-то сказала об этом брату.
- Ну, милая сестричка, - засмеялся он, - в тебе бушует непомерная гордыня!
Но я с ним не согласилась:
- Ничего ты не понимаешь. Ты же не юрист. Профессия юриста и состоит в том, чтобы защищать справедливость.
- А я думал, защищать закон.
- Так это же одно и то же.
- Ну, не скажи.
Где-то я прочитала, что умение производить впечатление, решает всё. Но вот наделена ли я таким качеством, мне ещё только предстояло проверить. Я подошла к зеркалу, в которое уже давно не смотрелась, и принялась внимательно себя изучать.
К плюсам могу безусловно отнести глаза, потому что мне об этом не раз говорили и подружки и друзья. Ну, может, волосы. Ну ещё овал лица. Об этом тоже слышала не раз. Но худоба и какая-то детскость - это, конечно, ужасные минусы. Брат мне говорил, что сам человек не может оценить свои достоинства и недостатки объективно. И авторитетно заявлял, что как старший брат, он оценивает мою внешность на твёрдую четвёрку.
Потом я принялась рыться в своём шкафу, не зная, что мне надеть на ответственное свидание с судьёй. И снова мой брат был рядом. Ему нравилась вот эта юбочка и эта блузочка. Значит, их я и надену.
Сначала я хотела поехать в суд на общественном транспорте. Но как только представила наш город, мрачный и унылый, с жалкими поникшими пешеходами ( и откуда только брались эти люди? Ни в институте, ни в театре, ни других общественных зданиях их не было), то отказалась от этой мысли. " Поеду на такси", - решила я.
Я и представить себе не могла, как изменится моя жизнь после этой встречи с судьёй.
Он принял меня в своём кабинете сразу после окончания процесса. Он уже переоделся, и мантия аккуратно висела на плечиках на напольной вешалке. Его лицо сразу поразило меня удивительной гармонией: мужественное и суровое, красивое той внутренней энергией, которая властно притягивает к себе. Сидя за столом, заставленным видеотелефонами и компьютером, он внимательно посмотрел на меня, и я невольно сжалась под этим пристальным взглядом.
- К Вам можно, - пролепетала я.
- Да, пожалуйста. Садитесь, - он указал на кресло рядом с его столом. У него был приятный низкий голос.
Я села на кончик кресла и застыла в ожидании вопросов.
- Сколько Вам лет? - спросил он.
- Восемнадцать.
Он улыбнулся, в глазах затеплился насмешливый огонёк:
- Какой чудесный возраст!
- Чем же он так чудесен? - неожиданно вырвалось у меня.
- Да чёрт его знает, чем. Наверное тем, что у Вас всё впереди.
- Но Вы ведь тоже не старик, - продолжала я от страха дерзить.
- Да вроде не старик, - его глаза смеялись, - но для Вас уже староват.
- Нет, почему же… - совсем смутилась я.
Он уже откровенно хохотал, обнажив прекрасные белые зубы:
- Ну, что ж. А теперь к делу, - и он снова стал серьёзным. - Вы будите работать у меня ежедневно с 15 до 18 часов. В ваши обязанности входит подготовка записывающей аппаратуры, организация процесса, подготовка протоколов, выполнение моих поручений. К работе преступаете с понедельника. Вопросы есть?
Я была так ошеломлена этим напором, что не нашлась, о чём можно было бы его спросить.
Он проводил меня до двери и пожал руку, как коллега коллеге.
Домой я вернулась в возбуждённом радостном настроении. Я взбежала на пятый этаж, влетела в квартиру и, сбросив пальто, закружилась по комнате, переполненная ликующим чувством.
- С понедельника я выхожу на работу, - говорила я, обращаясь к фотографии брата, стоящей на столике. - Я буду работать в суде. Это моя мечта! Помнишь, мы говорили с тобой об этом.
Немного успокоившись, я позвонила следователю.
- Знаю- знаю и поздравляю от души.
- Вы звонили судье?
- Нет. Он мне позвонил сам. Вы ему понравились. И теперь от Вас зависит, чтобы он не разочаровался в своём решении.
- Я буду стараться изо всех сил, - пообещала я.
Глава 5.
Работа в суде требовала внимания и напряжения всех сил: нужно было подготовить записывающую аудио- и видеотехнику, организовать явку сторон процесса, отвечать на многочисленные вопросы посетителей, вести протокол во время слушаний дела, потому что закон предписывал дублирование записей, выполнять поручения судьи, которых было немало.
И от всего этого я получала огромное удовольствие. Я работала уже около года, и ни разу не получила от судьи ни одного замечания. Впрочем, и поощрения тоже. Иногда мне казалось, что я для него была такой же машиной, как и записывающая аппаратура.
Занятия в Юридическом институте и работа в суде отнимали все мои силы. Я приходила домой, чем-то ужинала, быстро и без всякого интереса делала необходимые домашние дела, готовилась к семинарам и в одиннадцать вечера засыпала мёртвым сном. Но иногда, обычно в субботу, я долго лежала без сна и думала о судье. Сколько ему лет? Наверное, лет тридцать. Да, староват. Но он, конечно, выдающийся человек: и внешность, и манера держаться, и интеллект просто завораживали. А как он вёл процесс! Спокойно и величественно восседал он за судейским столом и каждое его слово стороны ловили с каким-то благоговением. А его решения! Они всегда были убедительны и справедливы. Я жадно впитывала всё, что он говорил и делал. Он был моим Учителем. И меня совершенно не обижало, что он даже не пытался установить со мной как со своим секретарём неформальные отношения.
Зато адвокат и прокурор были сама любезность. Прокурор был совершенно незапоминающейся стандартной внешности, а адвокат, напротив, довольно яркой личностью: среднего роста, неторопливый и основательный, с большими выразительными глазами. Они оба откровенно баловали меня небольшими милыми подарками, восхищались, пожалуй чрезмерно, моей деловитостью, прочили мне блестящую карьеру. Однажды их комплименты услышал судья. К моему удивлению, он заулыбался довольной улыбкой и сказал без всякой насмешки:
- Да, девочка молодец.
Дела в суде были самые разнообразные: возмещение материального и морального ущерба, урегулирование семейных конфликтов, взыскание штрафа за неисполнение или ненадлежащее исполнение закона, наследственные дела, налоговые споры. Для меня это была великолепная практика, позволяющая видеть, как применяется тот или иной закон к конкретному случаю, и научиться умению абстрагироваться от личных чувств и предпочтений.
О том, что на следующей неделе мы будем слушать дело о нарушении законодательства членами Клуба защиты прав квазигомо, я узнала от адвоката. Я вспомнила, как год назад меня арестовали по подозрению в принадлежности к членам Клуба, и мне захотелось предварительно познакомится с материалами дела, чего я никогда прежде не делала. И я робко попросила об этом судью. Я стояла у его стола, а он глядел на меня с некоторым недоумением.
- Хорошо. Я перекину материалы на Ваш компьютер, - сказал он после некоторой паузы.
Дома я внимательно прочитала все документы дела. Руководитель Клуба обвинялся в нарушении закона "О законодательной инициативе". Согласно этому закону физические лица не имели права законодательной инициативы и не могли ни в какой форме добиваться принятие тех или иных законов. Нарушение каралась высоким штрафом.
Дело о защите квазигомо сразу не задалось. Во-первых, руководитель Клуба категорически отказался явиться в суд, считая дело сфабрикованным. Во-вторых, прокурор и адвокат впервые за всё время моей работы в суде серьёзно поспорили ещё до начала процесса, что запрещалось Процессуальным кодексом и, в-третьих, судья, вопреки всем правилам, не объявил о необходимости замены прокурора и адвоката. Дело просто было отложено на неделю, и полицейская служба должна была обеспечить явку ответчика в суд.
Женской интуицией я чувствовала, что все участники процесса и судья были очень озабочены предстоящими слушаниями.
Я с нетерпением ждала начала процесса, но тут произошло событие, взбудоражившее всех: нам стало известно, что руководитель Клуба, пытаясь скрыться на своей машине от полицейских, обязанных доставить его в суд, попал в автомобильную катастрофу. Врачи в больницу к пострадавшему не пустили, так как у него была травма средней тяжести, и навестить его можно только через несколько дней.
Когда прошла неделя после этого несчастного случая, меня пригласил в кабинет судья. Он усадил меня на стул, но сам не сел за стол, как он это делал обычно, а стал прохаживаться по кабинету. Я терпеливо ждала, пока он заговорит.
- У меня к Вам большая просьба, - начал он, наконец, остановившись около меня и глядя мне прямо в глаза, отчего сердце у меня тревожно забилось, - Вам нужно поехать в больницу к руководителю Клуба и конфиденциально поговорить с ним. Выяснить, чем вызвано его нежелание явиться в суд.
- Почему я, а не следователь? - удивилась я. - Это процессуальное действие не входит в компетенцию секретаря суда.
- Да, Вы правы. Но он не станет разговаривать со следователем. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что только Вы сможете от него чего-то добиться.
- Откуда у Вас такая убеждённость? У меня нет опыта ведения допросов. Я ещё не овладела умением разговорить человека, не желающего отвечать на вопросы.
- Вы себя недооцениваете. Вы много чего можете, уж поверьте моему опыту.
Его магнетизм кружил мне голову. Для него я бы сделала всё, что угодно.
- Хорошо, - сказала я, - я сделаю всё, что смогу.
Я не сомневалась, что это была настоящая любовь. А как же иначе можно определить моё чувство к судье? Оно поглотило меня целиком, и что бы я ни делала, я делала это для него и ради него.
Однажды, когда мне было лет четырнадцать, начитавшись книг про любовь, я спросила брата, любил ли он кого-нибудь.
- Конечно, - со смехом ответил он.
- Кого?! - встрепенулась я.
- Как кого? Мою глупую сестричку.
- Да ну тебя! Я говорю про другую любовь.
- А другая у меня впереди.
Но впереди у него была только смерть. Однако со смертью он для меня не исчез. Наоборот, чем дальше уходил от меня тот страшный день, чем больше смягчалось моё страдание, тем более чувствовала я его присутствие. Брат был со мною везде. Он поддерживал меня в трудную минуту, советовал, как поступить, когда я не знала, что мне делать. "Это и есть любовь" - поняла я. И точно также всегда со мною был судья.
Задача, поставленная передо мною судьёй, была невыполнима. Я знала заранее, что руководитель Клуба не станет разговаривать о своих проблемах с незнакомой девчонкой. Но попытку я сделать обязана.
Я приехала в больницу в середине дня, когда врачи, работавшие с утра, разъехались по домам, а вечерняя смена не приступила к работе. Совершенно беспрепятственно я прошла в травматологическое отделение и направилась к его палате. Медицинская сестра, сидевшая у входа в отделение, спросила у меня, в какую палату я иду, и, узнав, ничего на это не возразила. Когда я подошла к двери палаты, я на мгновение заколебалась, но брат велел мне идти. Я открыла дверь и увидела лежащего на кровати человека, накрытого по самый подбородок одеялом. Никаких загипсованных рук и ног я не увидела и не поняла, в чём состояла его травма.
- Добрый день, - я старалась говорить уверенно и ласково одновременно.
Он с недоумением уставился на меня:
- Простите, Вы к кому?
- Я пришла навестить Вас.
- Вы кто?
Я представилась.
- И что? Что Вы от меня хотите?
- Год назад меня обвинили в принадлежности к Вашему Клубу. - И я рассказала ему о том, как после смерти брата попала в Институт робототехники и как меня там арестовали.
- Причём тут Институт робототехника? - никак не мог понять он.
- Мой брат - квазигомо, и я хотела его похоронить, чтобы у него была могила. Но мне не разрешили.
Выслушав моё признание, он сразу подобрел:
- Так Вы действительно хотели стать членом нашего Клуба?
- Да нет. Я даже не знала о его существовании. Ведь я не подозревала, что мой брат - квазигомо.
- И это подтверждает нашу правоту: по своей сути квазигомо не отличаются от людей. В жизни страны они имеют огромное значение. Как же им жить полноценной жизнью, не имея никаких прав?
- Так защищайте свои взгляды. Суд, кстати, прекрасное место, где можно их открыто изложить. И рискуете Вы всего лишь денежным штрафом. Не такая уж большая жертва. А Вы почему-то не захотели воспользоваться этой трибуной. Убежали. Почему? Что Вас напугало? На Вашем месте я бы использовала эту возможность. Но всё равно, Вы и Ваш Клуб вызывают восхищение. Ведь Вы - единственные в стране, кто озаботился правами квазигомо. И если только я чем-нибудь смогу Вам помочь, Вы только скажите. В память о моём брате я сделаю всё, что только могу. И ничего не побоюсь.
Он мгновенно оживился:
- Не знаю, могу ли я быть с Вами откровенным?
- Конечно!
- В нашем Клубе, который занимается проблемой прав квазигомо, только одни люди. Сами квазигомо не хотят бороться за свои права. Накануне суда я получил письмо, где группа квазигомо требовала немедленного закрытия Клуба и, как они написали, "прекратить спекуляции" на их проблемах. Они утверждали, что не допустят, чтобы их использовали в нечестной игре. Теперь Вы понимаете моё положение? Я действительно не имею права этим заниматься, если они сами этого не хотят. Ведь я считаю, что они вполне дееспособны, а веду себя, как опекун неразумных существ.
- А почему Вы вообще решили заняться защитой квазигомо?
- Потому что я узнал, что кто-то из них взялся защищать людей. Этот квазигомо первый организовал Клуб защиты людей. Представляете, как это несправедливо и цинично, защищать тех, которые ни в какой защите не нуждаются. И я решил организовать свой Клуб - Клуб защиты квазигомо.
- Но почему они Вас не поддержали?
- Я не знаю.
- И всё равно. Вам нужно придти в суд и поговорить с судьёй. У нас прекрасный судья, профессиональный и справедливый. Он найдёт выход.
- Вы его знаете? Вы что, из суда?
- Да, я работаю в суде секретарём. Но Вы можете мне доверять. Всё, что Вы мне сказали, я не буду рассказывать судье. Вы сами ему расскажете то, что считаете нужным.
- Ладно, через пару дней я выпишусь из больницы и сразу же приду к нему на приём. Можете ему это передать.
- Скажите, а кто финансирует Ваш Клуб?
И тут он настороженно оглянулся по сторонам и прошептал:
- Как Вы думаете, здесь не может быть подслушивающего устройства?
- Конечно нет, я уверена в этом.
- Но всё равно, наклонитесь ко мне поближе. - И он прошептал мне на ухо:
- Квазигомо имеют свою тайную организацию. Они хотят сами добиться своих прав. И вообще, люди для них давно не опора. А финансирую деятельность Клуба я сам.
Я простилась с ним с двойственным чувством: он казался порядочным и добрым, но неуравновешенным человеком. И в то же время меня не оставляло чувство, что он знает что-то гораздо более важное, но не может или не хочет об этом сказать.
Глава 6.
Выходя из больницы, я взглянула на часы: было пять часов вечера. Пока я доеду, рабочий день в суде закончится. Поэтому я позвонила судье выяснить, могу ли я поехать домой. Откровенно говоря, разговор с руководителем Клуба дался мне не легко, и я чувствовала себя совершенно разбитой. Однако судья велел ехать в суд.
Я сразу почувствовала, что он меня ждёт. Как только я появилась в помещении секретариата, он тут же показался в проеме двери своего кабинета:
- Проходите. Мы все Вас ждём с нетерпением.
Я быстро сбросила пальто, мимолётно пригладила волосы и вошла в кабинет судьи. Он был не один. В кабинете вокруг стола для заседаний, кроме него, сидело ещё двое: адвокат и незнакомый мне темноволосый мужчина.
Едва я переступила порог, темноволосый удивлённо воскликнул:
- Вот так встреча!
- Простите, - сказала я с ноткой раздражения, - я с Вами не знакома.
- Как это не знакома? Мы же встречались с Вами в Институте робототехники у юриста.
Воспоминание было не из приятных, но я из вежливости улыбнулась:
- Вы что же не защитили меня, когда меня арестовал Ваш коллега?
К моему удивлению, мужчина смутился:
- Да, я поступил некрасиво.
- "Некрасиво"? Только и всего?
Судья нетерпеливо перебил нашу перепалку:
- Об этом поговорите после работы. А теперь я прошу Вас доложить о визите в больницу.
- Через два дня он выпишется из больницы и сразу же придёт в суд к Вам на приём.
- Хорошо. А что ещё? Есть ещё какая-нибудь информация?
- Да. Но я дала ему слово, что никому не скажу об этом.
- Что за вздор?! - судья сурово смотрел на меня. - Это было не личное Ваше свидание. Вы находились при исполнении служебных обязанностей. Информация, которую получает специалист, выполняя свои обязанности, ему не принадлежит. Так что прошу доложить.
- Он сказал, что получил письмо от группы квазигомо, которые требовали закрытия Клуба, так как членами клуба являются только люди, а они не поручали людям представлять свои интересы.
- И что же?
- Он принял решение закрыть Клуб.
- Это всё?
- Нет. Он считает, что квазигомо имеют тайную организацию по защите своих интересов. Кроме того, ему известно, что один квазигомо организовал Клуб защиты людей. И именно этот факт подтолкнул его к организации своего Клуба. Это всё.
А кто финансирует Клуб?
- Деятельность клуба он финансирует сам. - Я перевела дух. На душе было гадко.
За столом все молча глядели на меня, как будто я сказала что-то крайне неприличное.
- Ну что ж, - нарушил молчание судья. - Информация очень важная. Я Вас благодарю за прекрасную работу. И теперь Вы можете быть свободной.
Я встала. Судья галантно распахнул передо мною дверь, помог надеть пальто и проводил до лифта. Я знала, что он это делает для того, чтобы убедиться, что я действительно ушла. Однако он, нажав кнопку вызова лифта, вдруг обнял меня и, прошептав мне на ухо: "Спасибо, моя девочка", поцеловал. Это, в общем-то вполне объяснимое проявление человеческой признательности, меня буквально потрясло. По дороге домой, и дома, когда я готовила себе ужин, я всё прокручивала это действо, и что-то мне мешало понять его значение.
- Понимаешь, - говорила я, обращаясь к портрету брата, - этот поцелуй - не жест любезности, он знак чего-то очень важного: либо моя информация оказалась невероятно ценной, или он любит меня, или то и другое вместе. "Или твой судья просто проявил благодарность к девочке, которая так старательно выполнила его трудное поручение", - ответил брат.
На следующий день я в волнении переступила порог секретариата. Мне казалось, что судья теперь станет относиться ко мне как-то иначе. Однако ничего не изменилось. Когда я зашла в его кабинет доложить о подготовке очередного дела, он сидел за компьютером и, бросив на меня мимолётный взгляд, коротко поблагодарил, не отрываясь от экрана.
Конечно, я была разочарована. "У тебя просто нет жизненного опыта, непонятно, на что ты надеялась", - сказал мне брат.
Когда процесс закончился и судья огласил решение, он взглянул на меня и жестом попросил зайти в его кабинет.
Я дождалась, пока все участники процесса покинут зал заседания, и помчалась в кабинет судьи. Он сидел в своём кресле на колёсиках, закинув руки за голову. Как только я подошла к его столу, он слегка отъехал от стола в мою сторону и, взяв меня за руку, посадил себе на колени. Не успела я опомниться, как лежала, словно младенец, у него на руках, опираясь головой о его предплечье. А дальше всё случилось, как во сне: он наклонился ко мне и поцеловал долгим поцелуем. Его поступок показался мне отвратительным. Я змейкой выскользнула из его рук, и выбежала из кабинета. Он меня не задерживал.
Дома я даже немножко всплакнула. Но брат не разделил моей печали: "Ты же ждала от него проявления любви. И он почувствовал это. Так чем же ты недовольна?"
- Но это было грубо и неприятно, - всхлипывала я. Глаза брата на портрете улыбались: "Ах, неприятно? Значит, ты не любишь его. Или ты ещё совсем маленькая, и что такое любовь, не понимаешь".
"Может, правда, я ничего не понимаю?" - думала я, лёжа в постели.
И когда на следующий день, судья спросил меня, слегка улыбаясь:
- Я должен извиниться? - Я, старательно избегая его взгляда, тоже улыбнулась и отрицательно покачала головой.
Но уже через час мне пришлось забыть о моих любовных переживаниях. Закончив очередную порцию дел, я открыла свой электронный почтовый ящик и принялась очищать его от ненужного хлама: рекламы, писем с предложением встреч и тому подобное. И вдруг я увидела его письмо, письмо руководителя Клуба защиты прав квазигомо. " Уважаемая госпожа секретарь, - писал он, - хочу поблагодарить Вас за Ваш визит ко мне в больницу. Он оставил у меня самые светлые воспоминания. А теперь хочу Вас проинформировать, что я не смогу выполнить своё обещание, явиться завтра на приём к судье, так как завтра меня уже не будет. Я ухожу из этого мира, потому что не нашёл в нём своего места. С уважением, руководитель Клуба, которого больше нет".
Я несколько раз перечитала письмо. Что это? Глупая шутка. Разве возможно представить, что человек может покончить с собой из-за какого-то мифического места в этом огромном мире, где абсолютно для всех более, чем достаточн самых разнообразных мест. И пока я раздумывала, что мне со всем этим делать, меня вызвал к себе в кабинет судья. Я положила перед ним распечатку письма. Взглянув на письмо, он перевёл взгляд на меня:
- А, так Вы уже знаете. Каков джентльмен! Счёл себя обязанным Вас предупредить. Вы произвели на него впечатление, - усмехнулся он. И продолжал:
- Но это не всё. Он оставил завещание. Объявил Вас своей наследницей.
После его прощального письма я уже ничему не удивлялась.
- Как он был одинок, бедняжка, - сказала я.
Судья посмотрел на меня так, как будто ожидал совсем другой реакции:
- Да, видимо, это было так, - пробормотал он. Но потом своим обычным голосом продолжал:
- Вам нужно сейчас же поехать к нотариусу вот по этому адресу и ознакомиться с завещанием.
- А можно я откажусь от наследства. Мне ничего не нужно от этого человека.
- Конечно, можно. Но сначала надо с завещанием ознакомиться.
Нотариус ждал меня. Как только я появилась в офисе, он вышел мне навстречу, пожал руку, поблагодарив за оперативность. И я сразу поняла, почему: в его кабинете меня ожидали адвокат и следователь.
Без всяких объяснений, как будто речь шла о моём близком родственнике, нотариус торжественно провозгласил, что наследодатель оставил на моё имя завещание, которое он может огласить только в моём присутствии, и письмо, которое, кроме меня, никто вскрыть не имеет право. После чего он протянул мне запечатанный специальной печатью конверт.
- Поскольку по факту самоубийства наследодателя возбуждено уголовное дело, - строго сказал следователь, - Вы обязаны открыть конверт в нашем присутствии и прочитать письмо вслух.
- А можно я откажусь от наследства, и вы сами открывайте и читайте, что хотите, - попросила я.
- Вы можете отказаться от наследства, - важно пояснил нотариус, - но только после ознакомления с наследственными документами.
- Да, пожалуйста, распечатайте письмо, - нетерпеливо поддержал нотариуса следователь. Адвокат также согласно кивнул головой.
Мне очень не хотелось вскрывать это злосчастное письмо. Мне было страшно это делать. Казалось, что тайна, содержащаяся в письме, может повлиять на мою судьбу.
Но делать было нечего, и я неверной рукой сорвала печать и открыла конверт.
"Милая моя фея - писал руководитель Клуба, - не сердитесь, что я так Вас называю, но Вы действительно, словно небесная фея, появились в моей жизни, и иначе, как судьбой, я не могу это назвать. Теперь, когда я ухожу в мир иной, только Вы можете продолжить моё дело, потому что судьба квазигомо не может быть для Вас безразличной. Я оставляю Вам всё, что у меня есть: деньги, имущество и мою веру в Вас. Я верю, что ещё при жизни Вашего поколения квазигомо обретут свои права, и что они не станут держать зла на людей, а будут жить с ними в любви и согласии. Так как мой Клуб был малочисленным, а его члены ничем себя не проявили, Вам придётся начинать всё сначала. И Вам придётся наладить контакт с квазигомо, убедить их в необходимости защищать себя. Очень надеюсь, что у Вас всё получиться. Ведь не случайно же Вы тогда посетили меня в больнице. Ваш…" И дальше была его подпись.
На мгновение воцарилась тишина. Потом следователь протянул руку и взял у меня из рук письмо.
- Ну, что? Вы отказываетесь от наследства? - спросил он, неприятно ухмыляясь. И именно из-за этой его ухмылки я сказала:
- Брат меня учил не делать поспешных решений. Я подумаю.
- А теперь я должен огласить завещание, - провозгласил нотариус. И он зачитал перечень счетов в банке, движимого и недвижимого имущества, список предметов искусства и старины.
Содержание завещания поразило следователя и адвоката даже больше, чем содержание письма.
- Все эти богатства подлежат конфискации, так как оставлены для финансирования незаконной деятельности, - объявил следователь.
- Это не Вам решать. Конфискация осуществляется только по решению суда в строго ограниченных случаях, - сказала я, вспомнив недавний семинар по наследственному праву.
- Ого, девочка показывает зубки. Я просто не узнаю Вас. Вот как дармовое богатство влияет даже на детей! - заключил он, взглядом призывая нотариуса и адвоката согласиться со своими выводами. Но и тот, и другой сидели, глядя на бумаги, разложенные на столе. - Интересно, откуда у него столько денег и имущества? - не успокаивался следователь. - Не иначе, какие-то махинации.
Я посмотрела на него с презрением. Следователя, который казался мне таким милым, таким интеллигентным, словно подменили. Он возбудился до неприличия. И это заметила не только я.
- Большую часть из этого имущества он получил по наследству от своей матери, знаменитой актрисы начала 21 века, и отца - антиквара, - пояснил адвокат.
- Там разберёмся, - продолжал следователь. - А сейчас я должен изъять все эти документы.
- Вы должны бы знать, что изъятие документов происходит на основании постановления прокурора, - напомнила ему я.
- Наследница права, - подтвердили адвокат и нотариус. - Кроме того, - пояснил нотариус, - наследственные документы в течение шести месяцев во всех случаях остаются в нотариальной конторе.
- Я попрошу Вас, - обратилась я к нотариусу, - сделать мне копии всех документов.
- Это ещё зачем? - не выдержал следователь.
Я не удостоила его ответом.
Нотариус без возражений снял мне копии с письма и завещания.
- Я, как следователь ведущий дело, также хочу получить эти копии.
- Для этого необходим запрос прокурора, - невозмутимо ответил нотариус. - А теперь, - продолжал нотариус, - нужно решить вопрос с похоронами наследодателя. Вы берёте на себя эту обязанность? - обратился он ко мне.
- Да, конечно, - поспешно подтвердила я.
- Но имейте в виду, что похороны Вы должны организовать за свой счёт. Ваши деньги по завещанию Вы получите не раньше, чем через шесть месяцев.
Его ответ меня напугал. Потому что денег у меня не было. Покойный брат оставил мне некоторую сумму на оплату занятий в институте и на другие непредвиденные расходы. Но на эти деньги едва ли можно было достойно похоронить моего благодетеля. Брат работал служащим в жилищной конторе, и его зарплата была весьма скромной. Нам, конечно, хватало на наши повседневные расходы и на оплату моего обучения, однако лишних денег никогда не было, и я представляю, с каким трудом он скопил даже эту сумму. Он мечтал, чтобы я стала юристом, поэтому экономил каждую копейку. И как же я потрачу эти деньги на похороны? Ведь следователь, судя по его агрессивному настроению, не допустит, чтобы мне возместили мои расходы.
- О расходах не беспокойтесь, - точно услышав мои мысли, мгновенно поддержал меня адвокат. - Понятно, что у Вас, юной одинокой студентки, не может быть таких денег. Всё оплачу я, а Вы со мной рассчитаетесь, когда получите наследство.
Я взглянула на него с благодарностью.
Глава 7.
Похороны состоялись через два дня. В их организации мне помогали и наш технический секретарь, и адвокат, и даже судья.
Кремирование проходило в Главном крематории города. Это было тёмное, устремлённое ввысь здание, напоминающее старинный готический собор.
В зале кремации на специальном постаменте стоял закрытый гроб. Вокруг толпились какие-то незнакомые люди. Многие подходили ко мне, пожимали руку в знак сочувствия. Как они узнавали, что именно я являюсь главным действующим лицом, для меня осталось загадкой. Наверное, из-за моей одежды. По совету адвоката я купила себе длинное чёрное платье и маленькую чёрную шляпку. Сначала мне казалось, что я буду странно выглядеть в таком наряде, однако, когда я оделась и взглянула на себя в зеркало, то в общем-то осталась довольной. Когда же наш технический секретарь снял меня на видео, чтобы я со стороны могла посмотреть на себя и убедиться, что выгляжу вполне пристойно, я совсем успокоилась: высокая тоненькая женщина в глубоком трауре просто олицетворяла печаль и скорбь. Правда во всём этом была изрядная доля фальши, но я обязана была сыграть эту роль, чтобы достойно проводить моего друга ( теперь я так его называла) в последний путь.
Заиграла скорбная музыка, и распорядитель похорон призвал всех завершить обряд прощания. Первой подошла к постаменту я и низко поклонилась. В этот момент
мне показалось, что там, в гробу, лежит мой брат. Потом все по очереди простились с покойным, и гроб медленно и торжественно въехал за специальную дверцу и навсегда исчез где-то во тьме.
- Вот она, наша жизнь, - вздохнул кто-то за моей спиной.
Поминальный приём проходил в соседнем зале, таком же грандиозном и высокопарном. Высоченные потолки скрадывали звуки голосов, играла тихая печальная музыка. Официанты с подносами, на которых сверкали высокие резные бокалы, обносили всех присутствующих вином и другими напитками. Гости с бокалами в руках разбились на небольшие группы, о чём-то оживлённо беседуя.
Брат мне рассказывал, что раньше торжественные ритуалы проходили иначе: обязательным и главным их символом являлись обильная еда и питьё. Однако этот обычай давно исчез и теперь присутствующие просто разговаривали друг с другом, держа в руках бокал, который символизировал прежние излишества.
Я подумала, что, по-видимому, начинала складываться новая культура, которая объединит людей и квазигомо.
По совету адвоката, который сопровождал меня повсюду, я подходила то к одной, то к другой группе, что-то говорила, принимала соболезнования, слушала, о чём говорят эти люди. "Есть ли среди них квазигомо, или они не считали покойного своим другом?" - думала я.
У одной из групп я задержалась, потому что здесь говорили о матери покойного.
- Его мать была великолепной актрисой, - говорила немолодая женщина, - одной из последних, которая донесла до нас игру по системе Станиславского.
- А что это такое? - удивилась девушка.
- Это когда актриса говорит выученный текст, но так, как будто она его сама придумала.
- Как?! Для актёров писали специальные тексты? - изумилась девушка. - Но кому это интересно смотреть, когда заранее знаешь, что именно она скажет.
- Но как скажет!
- Да как ни говори, всё равно всё уже известно. Вот сейчас - настоящий театр! Пьеса рождается прямо на твоих глазах!
Я не дослушала спор. И вдруг с грустью поняла, что на похоронах меньше всего говорят об усопшем.
Но вот появился распорядитель, сказал свою речь, и попрощался с присутствующими. Все гости выстроились цепочкой, пожимали мне руки, выражали соболезнование, благодарили за прекрасную организацию похорон.
Когда поминальный зал опустел, адвокат подошёл ко мне и предложил пообедать в ресторане:
- Я вижу, Вы очень устали, а дома у Вас едва ли есть еда.
- И правда, дома нет ничего. За всеми этими хлопотами я забыла купить что-нибудь съестного.
Сначала мне казалось, что я совсем не хочу есть. Но когда официант принёс большое блюдо жареного мяса с овощами и душистые приправы в судочках, я набросилась на еду, как будто не ела несколько дней. Официант, увидев клиентку в глубоком трауре, почтительно кружил вокруг нашего стола, стараясь предвосхитить наши желания. Адвокат добродушно подтрунивал над моим аппетитам, хотя сам не отставал от меня, подкладывая себе новые порции. Когда мы, наконец, насытились, я попросила очень крепкий кофе, потому что мне так захотелось спать, что казалось, я сейчас упаду лицом в тарелку.
Адвокат взял меня за руку и вкрадчиво предложил отвезти меня домой. Я едва разлепила глаза, чтобы взглянуть на него, и мой сон, как рукой сняло: "До чего же мужчины примитивны" - подумала я, точно имела хоть какой-нибудь опыт.
- Если домой, - довольно грубо ответила я, - то уж, конечно не с Вами.
Адвокат вдруг по-детски обиделся. Он надул губы и сказал:
- Я так Вам неприятен?
Мне стало стыдно. Он столько для меня сделал, а я даже не потрудилась быть с ним хотя бы просто вежливой. Да и сказать по правде, он был привлекательным мужчиной.
- Не сердитесь, - миролюбиво улыбнулась я, - просто я устала.
- А когда отдохнёте?
- Когда отдохну, тогда и поговорим. А сейчас я просто ничего не знаю.
- Вы мне нравитесь, - не унимался адвокат, - я сделаю для Вас всё на свете.
- А, может, я понравилась Вам как удачливая наследница?
Адвокат уставился на меня, демонстрируя непонимание:
- Ах вот Вы о чём, - догадался он, наконец. - Да у меня каждое второе дело с разными наследницами. Не Вы одна. Но нужны мне только Вы.
- Спасибо, - промямлила я, - а теперь мне пора домой. Спасибо за неоценимую помощь.
Глава 8.
Ни судьи, ни следователя на похоронах не было. Я не считала уместным их пригласить. Когда я на следующий день появилась в суде, технический секретарь мне сообщил, что судья уехал на совещание в Верховный Суд, и что сегодня не будет судебных слушаний.
- Судья просил Вам передать, что Вы сегодня можете быть свободны. Отдыхайте.
Я не заставила себя упрашивать. Отдых мне сейчас совсем не повредит. Поэтому я сразу же уехала домой. Я любила свой дом, но нигде, после смерти брата, я не чувствовала себя такой одинокой, как в своей квартире. И странное дело: вне дома я стремилась домой, совершенно забывая об этом. Но как только я входила в квартиру, гнетущая тишина говорила мне о том, что я совершенно одна на этом свете.
Звонок в дверь стал для меня такой неожиданностью, что я просто замерла на месте, даже не решаясь подойти к двери. Звонок повторился. Тогда я на цыпочках подошла к монитору и включила его. На лестничной клетке стоял молодой человек, совершенно мне незнакомый. Я включила микрофон. В тишине квартиры я отчётливо услышала, как стоящий у двери мужчина бормотал:
- Ну открывай же, открывай!
- Вы кто? - спросила я.
Он встрепенулся и, глядя в монитор, сказал:
- Откройте, не бойтесь. Я ничего плохого Вам не сделаю. Я по поводу Клуба. У меня есть новости для Вас.
- Нет. В гости ходят только по приглашению. Я Вас не приглашала.
- Но это же для Вас важно!
- Что важно для меня решаю только я.
- Но Вам угрожает опасность!
- Тогда приходите завтра утром в Юридический институт. Я буду ждать Вас в 11 часов у аудитории "С".
- Но до завтра нужно ещё дожить!
- Тогда говорите через дверь, слышимость прекрасная.
- Нет.
- Как хотите. - И я выключила монитор. Однако микрофон продолжал работать. Я слышала, что парень всё ещё топтался у двери. Потом он сказал кому-то невидимому:
- Не открывает, сука! Может отмычкой попробовать?
Я, дрожа от ужаса, бросилась к телефону. Судья оказался на месте:
- Ко мне кто-то хочет влезть! Что мне делась?
- Я буду у Вас через несколько минут. Не бойтесь.
Я снова прильнула к микрофону, но на лестнице было тихо. Тогда я осторожно включила монитор. Свет на лестничной клетке горел. Значит они были где-то близко. Мелькнула тень и на экране показался ещё один мужик, явно старше предыдущего, со связкой ключей в руках. Он посмотрел на монитор и увидел, что я его включила.
- Эй, открывай, - грубо крикнул он. - Всё равно через минуту у тебя будем.
И тогда я бесстрашно парировала:
- Ну, давай, влезай. Я пистолет моего брата уже подготовила для нашей встречи. Не надейся, я не промахнусь. Ты не знаешь, с кем связался.
Он остановился, удивлённо глядя в монитор.
- Поговори мне, - буркнул он, однако уже не так уверенно.
- Давай дверь выбьем, - предложил молодой.
- Можно попробовать.
И в этот момент снизу вызвали лифт.
- Это полиция, - злорадно сказала я. - Я вызвала.
Они нерешительно оглянулись, и когда лифт щёлкнул на нашем этаже, молнией кинулись вниз.
И только теперь я подумала: "Зачем я звонила судье? Ведь надо было звонить в полицию".
- Что произошло? - судья был явно встревожен.
- Какие-то бандиты хотели выбить дверь.
- Выбить дверь?!
- Да. Сначала просто просили впустить в квартиру, потом хотели открыть дверь отмычками, а потом решили выбить.
Он быстро сбросил пальто, не дожидаясь приглашения прошёл в комнату, сел в кресло. Я безвольно плелась за ним следом.
- Ну-ка рассказывайте всё подробно.
Когда я закончила рассказ, он встал, прошёлся по комнате. Я смотрела на него, ожидая выводов. Но он с этим не спешил. Снова сел в кресло.
- Я думаю, - начал он, - что бандиты хотели забрать копии наследственных документов.
- Зачем? Я не понимаю…
- Затем, чтобы знать, стоит ли игра свеч.
- В каком смысле?
- Они хотят знать о размере наследства. И в зависимости от этого решить, как поступить с Вами.
- То есть убить, что ли?
- Может, и так.
- Но зачем? После моей смерти наследство перейдёт к моим наследникам. Они-то что выиграют?
- По закону, если наследники первой очереди выбывают, то наследство переходит к наследникам второй. В Вашем случае наследницей второй очереди является фирма, созданная наследодателем. Это - Клуб защитников квазигомо.
- Значит, они меня убьют?
Судья мягко потрепал меня по руке:
- Да кто же им позволит Вас убить? - Судья ласково улыбался, совсем, как мой брат, когда хотел меня успокоить.
И этот его жест наполнил моё сердце теплом. Это был совсем другой человек. Не тот, что у лифта или в своём кабинете. Это был мой друг, мой брат, на которого я могла полностью положиться.
- И что мне теперь делать? - доверчиво заглядывала я ему в глаза. Судья не отводил свой взгляд в сторону:
- Придумаем что-нибудь. А сейчас я должен позвонить следователю.
- Только не следователю!
- Что так?
- Может, это даже он подослал бандитов.
- Откуда такие фантазии?
Я рассказала судье, как ярился следователь по поводу моего наследства, и как угрожал его отобрать.
Судья рассмеялся:
- Все следователи таковы. И Вы станете такой же, если займётесь следствием. Это у них профессиональное неприятие нетрудового обогащения.
Следователь также отнёсся к происшествию со всей серьёзностью. У него не было сомнений, что бандиты выполняют заказ кого-то, кто связан с Клубом защитников квазигомо:
- Эта версия будет пока основной по делу о нападении. Дальше посмотрим. А теперь давайте подумаем, как нам защитить нашего милого секретаря судебного заседания, - то, что и судья, и следователь слегка подшучивали надо мною, окончательно привело меня в чувство. Шутка - великий целитель. Она уместна всегда, и всегда рождает оптимизм.
После профессионального обсуждения проблемы они оба пришли к выводу, что нужно всеми возможными способами довести до сведения организаторов, что Клуб никогда не сможет стать наследником умершего его основателя, так как не зарегистрирован в Государственном реестре. Письменный отказ в регистрации решили опубликовать в печати, и документ об этом показать по телевидению.
Кроме этого следователь вынес постановление об охране меня и моей квартиры сроком на две недели. И сразу же позвонил в наше отделение, чтобы те с завтрашнего дня приступили к исполнению.
Была уже ночь, когда следователь и судья уехали. На прощанье судья оставил мне на всякий случай газовый пистолет, внешне ничем не отличающийся от настоящего.
Они меня совершенно успокоили, а главное, я поняла, какие это прекрасные люди.
Вот уж воистину: друзья познаются в беде.
Но на этом мои приключения не закончились: я уже собралась ложиться в постель, когда снова раздался звонок в дверь. Это был тот молодой парень.
- Я не прошу Вас открыть мне, - прошептал он в микрофон, - я просто хочу Вам сказать, чтобы Вы завтра утром заглянули в свой почтовый ящик.
- Хорошо, - так же шёпотом ответила я. - И я тоже кое-что хочу Вам сказать: передайте Вашему заказчику, что Клуб никогда не сможет стать наследником его основателя, так как Клуб не зарегистрирован в Государственном реестре. Вы поняли меня? Ему никогда невозможно получить это наследство. Вы поняли?
Парень некоторое время молча пыхтел. Потом сказал неуверенно:
- Да понял я, понял. Не дурак. - И тут же исчез с экрана.
Глава 9.
Утром я долго стояла у своего почтового ящика, не решаясь его открыть: вдруг там бомба. Звонить судье или следователю было неудобно. Я без того задёргала их своими проблемами. Я внимательно оглядела дверцу ящика. Она не была взломана. Наверное, ящик открыли отмычкой. Я вынула из сумочки авторучку и тихонечко потянула ею дверцу на себя: то легко распахнулась, и я увидела в ящике письмо в красивом конверте и смятый огрызок белой бумаги. Поковыряв авторучкой в глубине ящика, я убедилась, что бомбы нет. Осторожно вытянула конверт, подняла выпавшую на пол бумажку и помчалась назад в свою квартиру, чтобы изучить сюрприз от вчерашних бандитов.
И сюрприз оказался действительно неожиданным.
Мятая бумажка являла собой письменные извинения от бандитов. И это было ужасно смешно, получить письменное объяснение от тех, кто собирался выбить мою дверь. С многочисленными ошибками, но вполне понятной по смыслу записке бандиты уверяли, что они обязаны были вручить мне письмо, за что им щедро заплатили. А так как я не открывала, то они теряли свой заработок, и это заставляло их действовать излишне агрессивно. Но потом они поняли, что письмо можно положить в почтовый ящик, что они и сделали. А в конце послания даже следовали извинения за причинённые неудобства. Я читала и громко смеялась: какая нынче утончённая сфера бандитского обслуживания.
Так. С этими всё ясно. И я, отбросив записку, взялась за конверт. Я вертела его и так и эдак, но он был девственно чист: ни имени отправителя, ни имени адресата. Наконец, я решилась. Ножницами осторожно надрезала конверт и вынула листок тонкой белой бумаги. Развернула его и прочитала следующее послание:
"Нам стало известно, что теперь Вы будете заниматься пресловутыми "правами квазигомо". Считаем нужным Вас предупредить, что мы не позволим Вам лезть в чужие дела. Квазигомо, которые по многим параметрам опережают людей, не нуждаются в Вашей жалкой защите. Лучше займитесь людьми, количество и качество которых оставляют желать много лучшего".
Подписи не было.
Я сидела, как поражённая громом. Кто же мог мне так безжалостно написать? Я ещё ничего не сделала, а уже посыпались угрозы. И какой пренебрежительный тон! Неужели это написали члены тайной организации квазигомо, о чём в больнице говорил покойный руководитель Клуба?
- Ах, братик, - я с мольбой посмотрела на портрет брата, - что же мне делать? Как мне без тебя плохо!
Но брат был не согласен со мной: "Ты взрослый человек, - сказал он, - и ты справишься. Я всегда гордился, что ты не квазигомо. Тебе не нужен суперкомпьютер, чтобы принять решение. Твоё решение может и не будет оптимальным, но зато оно будет справедливым и наиболее благоприятным для всех участников драмы. И ничего не бойся".
В самом деле, чего я так испугалась? Ведь я не собираюсь причинять зла. Наоборот, я хочу всем добра: и людям, и квазигомо. Просто нужно понять, что в этой ситуации есть добро, а что - зло.
Со всеми своими проблемами я едва не опоздала в институт на лекцию. Я проскользнула в аудиторию, когда профессор уже занял своё место на кафедре, села у самой двери, и принялась разглядывать студентов. Интересно, есть среди них квазигомо? И вообще, о каких правах писалось во всех этих письмах, которые обрушились на меня в последнее время? Никогда нигде я не видела запретов для квазигомо. Может, и наш профессор вовсе не человек. А, может, и судья, и следователь - это квазигомо?
Когда-то считалось неприличным обсуждать национальность человека. Так и теперь не разделяли жителей города на людей и квазигомо. Что касается меня, то я вообще не могла различить человека и квазигомо, так как с пелёнок была воспитана братом-квазигомо.
Звонок на перерыв прозвучал для меня совершенно неожиданно. Я, точно очнувшись от летаргии, резво вскочила со своего места и одна из первых выскочила в коридор. В одно мгновение коридор заполнился клубящейся толпой студентов, и мне ничего не оставалось, как спуститься на этаж ниже, поскольку очень не хотелось встречаться с моими однокашниками.
Внизу было тихо, лекция в аудитории "С" должна была начаться только через час. Я принялась вышагивать вдоль коридора, изо всех сил возбуждая свой мозг на решение моих проблем.
- Девушка, девушка! - вдруг услышала я настойчивый возглас, - я здесь, где мы договорились.
Я обернулась: у аудитории "С" стоял мой вчерашний взломщик и жестами привлекал к себе моё внимание. И тут я вспомнила, что назначила ему на этом месте свидание, совершенно уверенная в том, что он не придёт.
- Привет, - я старалась быть приветливой и не выказывать удивления.
- Мне нужно кое-что тебе сказать, - торопливо зашептал парень.
- Так говори.
- Нет, не здесь.
- А где?
- Тут рядом автовокзал. Приходи туда через час. Я буду ждать у касс. - И он исчез в подъехавшем лифте.
Я следом за ним спустилась по лестнице пешком. Но его уже не было.
Не дожидаясь, когда пройдёт час, я сразу же, прихватив свою папку, отправилась на вокзал. По подземному переходу я прошла на противоположную сторону, миновала плотно заполненную автостоянку, и вошла в помещение автовокзала. Автовокзал был забит людьми, которые непрерывно двигались от дверей к кассам и наоборот. Я просто не понимала, как тут можно было вести какие-то беседы. Потоптавшись в толпе, я нашла свободное кресло у окна, и настроилась на долгое ожидание.
Из окна была видна широкая пешеходная дорожка и забитая машинами автостоянка. Мимо сновали пешеходы, все куда-то очень торопились. Я жадно рассматривала толпу. Многие выглядели довольно респектебельно, однако, в основном, это были грустные одиночки. Неожиданно в толпе показалась знакомая фигура: парень, назначивший мне свидание, неторопливо брёл к входу в автовокзал. Он подошёл к кассам и стал внимательно изучать расписание. Покончив с этим, он посмотрел на часы и снова вышел на улицу. Я увидела, что он пошёл по направлению к автостоянке. Там из машины ему навстречу вылез водитель, и они о чём-то оживлённо заговорили. Потом парень снова взглянул на часы и направился к зданию автовокзала, где занял своё место у касс. Как только время подошло к двенадцати, я встала с кресла и, смешавшись с толпой, вышла на улицу. Потоптавшись у двери, я снова вошла в помещение, где столкнулась нос с носом с моим знакомым.
- Пойдём, - сказал он, пробираясь сквозь толпу к стоянке.
- Я никуда не пойду. Если у тебя есть, что мне сказать, говори здесь.
- Да не бойся ты. У меня здесь на стоянке машина. Мы поговорим в машине. Там нам никто не помешает.
- А водитель этой машины?
- Какой водитель?
- Тот, с которым ты только что разговаривал.
- А-а. Ты, стало быть, подсматривала?
- Не подсматривала, а видела.
- Это мой товарищ. Он не помешает.
- Он помешает мне. Я же не привела с собою своего товарища. Хотя я женщина, и мой товарищ действительно не помешал бы при честной игре.
- Ладно. Пойдём вон в ту кафешку.
В кафе было на удивление свободно. Мы сели за столик на двоих. Я заказала чай с лимоном. Мой визави - кофе.
- Вокруг столько народу, а здесь свободно, - начала я нашу беседу, - правда странно?
- Так эти все вокруг - квазигомо. Им наша еда ни к чему.
- Почему ты решил, что это не люди. Как ты их различаешь?
- Да проще простого. Кто выглядит шикарно и весь из себя красавец, тот и квазигомо.
Его ответ показался странным и неожиданным. Но в дискуссию я вступать не стала.
- Итак, я слушаю. Что Ты хотел мне сказать?
- Шайка квазигомо не хочет, чтобы ты занималась их проблемами. Ты портишь им всю обедню.
- Что за шайка? И как я им порчу их, как ты выразился, "обедню", если я ещё ничего не сделала, и если я хочу им помочь.
- Не понимаю, почему они тебя боятся и считают умной, если ты на самом деле просто глупая. Ничего не понимаешь.
- Так объясни.
- Да чего объяснять-то. Если, допустим, у тебя абсолютно всё есть, зачем тебе права?
- Как зачем? Если у тебя есть права, ты свободен!
- Да что ты говоришь?! А ты забыла, что если есть права, то есть и обязанности? И обязанности в сто раз хуже всех твоих прав.
Вот это поворот нашего разговора! Я просто не нашлась, что на это возразить.
- Ну, ладно. Но зачем они прислали тебя ко мне. Они же всё написали мне в той записке, что я нашла в почтовом ящике.
- Они хотят встретиться с тобой.
- Когда? Где?
- Завтра. А где, я сегодня вечером позвоню тебе.
- Нет, я не буду с ними встречаться. Я их боюсь.
- Вот глупая! Чего бояться-то? Если бы они что плохое задумали, зачем им с тобой встречаться? Просто они хотят убедить тебя, чтобы ты не бралась за это дело.
Глава 10.
Дома я всё думала о предстоящем свидании, и никак не могла решить, следует ли мне поехать на встречу с моими неприятелями. И посоветоваться было не с кем. Конечно, я, как всегда, спросила совета у брата, но он уклонился от прямого ответа. Одно только он сказал мне твёрдо: "Никогда не бойся квазигомо. Они не способны причинить физический вред человеку".
Парень, как и обещал, позвонил мне вечером.
- Завтра в два часа к тебе заедет их водитель и отвезёт тебя, куда надо. Поезжай, не сомневайся.
- Ладно, - ответила я. - А как я узнаю водителя?
- Он тебя знает.
Закончив разговор, я подошла к портрету брата.
- Неужели я и вправду поеду? Я что такая храбрая или просто последняя дура?
Брат смотрел на меня с доброй улыбкой: "Ты и храбрая и умная, тебя победить нельзя". Брат всегда преувеличивал мои достоинства. И, может, он был прав. Он воспитал во мне уверенность в себе, ни на чём, впрочем, не основанную.
На следующий день сразу после института, никуда не заходя, я поехала домой, чтобы подготовиться к моей поездке. Прежде всего я позвонила судье и попросила дать мне отгул. На его вопрос, что у меня стряслось, я наплела ему что-то маловразумительное. Он деликатно не стал уточнять.
Потом я легла на диван и глядя в потолок пыталась представить, что ожидало меня на этой странной встрече. Мне представлялась комната с огромным столом, за которым сидят мрачные зловещие мужчины. Они сверлят меня глазами, задают бессмысленные вопросы, а потом требуют поклясться, что я не буду реанимировать Клуб по защите прав квазигомо, им не нужны права, так как они не хотят выполнять никаких обязанностей.
"Клянись!" - кричат они, вскочив со своих мест и медленно приближаясь ко мне. Я хочу убежать, но ноги не слушаются. А в уши звенит настойчивый звонок.
Я вскочила, стряхивая с себя страшный сон. Рядом яростно надрывался обычно спокойный телефон.
- Алё, это говорит водитель, - сердито закричала трубка, едва я сняла её с рычага. - Вы едете или нет? Сколько мне ещё ждать?
Я взглянула на часы: половина третьего.
- Сейчас иду! - крикнула я.
Впрочем водитель был не столько возмущён, сколько удивлён, когда узнал причину моего опоздания.
- Это надо ж, заснула! Я бы всю ночь не спал перед таким свиданием, а она перед отъездом заснула. Да, нервная система у тебя отменная.
- А чего мне волноваться? Не я еду у них милости просить, а они у меня.
- Ну, ты даёшь! Ты, может, не человек вовсе, а квазигомо? Это у них нервная система отсутствует. А человек всегда в себе не уверен.
- Не суди по себе. Если б люди не были уверены в себе, разве смогли бы они создать нашу цивилизацию? Ты лучше скажи, куда и к кому мы едем?
- Едем в офис руководства Общины квазигомо.
- А что им нужно?
- Вот мы уже и приехали. Сейчас они тебе всё объяснят.
Машина подъехала к красивому трёхэтажному зданию, обнесённому чёрной кованой решёткой. Едва машина остановилась у подъезда, по лестнице сбежал молодой красивый швейцар, и кинулся открывать дверцу с моей стороны. Согнувшись в почтительном поклоне, точно я была заморской королевой, он подал мне руку и помог выйти из машины. С таким же подобострастным поклоном он подвёл меня к тяжёлой дубовой двери, где меня ждал другой молодой человек, не менее красивый и не менее почтительный. Он представился как секретарь руководства Общины и предложил мне свою руку, на которую я бестрепетно оперлась, считая, что здесь так принято. Секретарь провёл меня по широкому, сверкающему огнями коридору, подвёл к высокой двери, почтительно открыл её передо мною. И я увидела большую комнату с многочисленными замысловатыми светильниками, где за овальным столом сидело пятеро мужчин. Их головы были повёрнуты в мою сторону, и они молча глядели на меня, пока я шла от двери к столу.
- Добрый день, господа, - я невольно продолжала играть роль королевы.
Они встали со своих мест и с улыбкой приветствовали меня, предлагая сесть с ними за стол. Тот, что сидел рядом, отодвинул мой стул и заботливо затем придвинул его к столу.
- Не хотите ли чай, кофе? - спросил один из них.
- Кофе, пожалуйста.
Вошёл официант и поставил перед каждым стакан с какой-то жидкостью, а передо мною кофе в чашечке тончайшего фарфора и вазочку с печением.
Я пригубила кофе. Он был отменный. Но никто из присутствующих даже не притронулся к своему стакану.
Поскольку все молчали, я взяла инициативу на себя:
- Господа, вы хотели меня видеть, и по этому случаю прислали мне два письма, - я выложила перед ними копии писем с угрозами. - Должна сказать, что была удивлена столь низким стилем писем. Я даже не подозревала, что квазигомо могут себе позволить такую пошлость.
Мужчины за столом смотрели на меня, не мигая.
- Я должен извиниться перед Вами, - начал один из них, наверное, главный, - сочинители будут наказаны.
- Этого недостаточно. Вам надо провести среди своих сотрудников серьёзную воспитательную работу. Они не должны порочить славное имя квазигомо.
- Да, конечно, - согласился главный. Остальные молчали. Они явно утратили инициативу и были как будто несколько растеряны.
- А теперь, - продолжала я набирать обороты, - объясните на милость, чем вызвано ваше недовольство стремлением людей сделать квазигомо полноправными гражданами своей страны. Они давно заслужили это право.
- Мы считаем, что мы сами вправе ставить или не ставить вопрос таким образом.
- Кто это "мы"? Руководство Общиной? Но если вы ошибаетесь? Или если среди вас есть те, для которых личные интересы выше интересов всей Общины? Разве подобные предположения так невероятны?
- Таково решение Суперкомпьютера, - сказал сосед главного.
- Ах, вот оно что. А вы можете объяснить, какая задача была поставлена перед Суперкомпьютером?
- Нет, - сказал главный, - это закрытая информация, к ней нет доступа.
- Так. И что вы хотите от меня?
- Мы считаем, что свои усилия Вам надо направить на возрождение людей. Численность людей неуклонно сокращается. Качество человеческого материала ухудшается. Конечно, это несравненно труднее, чем требовать прав для квазигомо. Но это сейчас более важно. Людей надо спасать. Мы не хотели бы жить в городе, где нет людей.
Теперь уже я смотрела на них с нескрываемым изумлением:
- То, что Вы сказали о людях, для меня открытие. Ни СМИ, ни литература, ни наши профессора в институте, никогда не говорили об этом. Почему же люди ничего не делают для своего спасения?
В комнате повисло молчание. Глаза сидящих за столом мужчин избегали моего взгляда. Наконец, главный ответил, и в его голосе мне послышалось замешательство:
- В этом есть и наша вина.
- Ваша вина? В чём она?
- Сейчас не время об этом говорить. Но мы сделаем всё, чтобы её исправить. Мы будем помогать Вам всем, чем можем.
- Но я даже представить не могу, что я могу сделать. И по возрасту, и по жизненному опыту я ещё ничего не значу. Да и о людях мало чего знаю, так как меня воспитывал мой брат, а он был квазигомо.
- Да, мы знаем об этом. И именно поэтому суперкомпьютер указал на Вас. Только Вы и Вам подобные, а таких детей, которых вырастили квазигомо, немного, сможете соединить эти два вида живых существ: созданных богом людей и созданных человеком квазигомо. Эти существа уже не могут жить друг без друга, они нужны друг другу. И если мы потеряем людей, то потеряем и квазигомо.
Где-то я уже слышала это. И тут я вспомнила: так говорил мой брат, когда рассказывал мне о квазигомо.
- Но что я могу сделать?
- Очень многое. Мы даём Вам две недели, чтобы обдумать ситуацию. Мозг человека превосходит любой суперкомпьютер. Поэтому Вы должны попытаться наметить план действий. Может у Вас уже есть какие-то наработки. ( "Какие такие "наработки"? - мысленно удивлялась я.)
- А через две недели, - продолжал главный, - мы встретимся с Вами, и я познакомлю Вас с планом действий, предложенных Суперкомпьютером. И тогда обсудим, как действовать. А теперь ещё раз просим извинить за глупые письма. Они были нам нужны, чтобы увидеть, как Вы будете действовать в нестандартной ситуации. И Вы испытание выдержали.
Когда я в сопровождении секретаря вышла из офиса, у самых дверей меня ждала та же машина, на которой я приехала. Швейцар, демонстрируя почтительное отношение к моим мифическим достоинствам, согнувшись вперегиб, открыл передо мною дверцу машины, помог мне взобраться внутрь и бережно закрыл дверцу.
Водитель, улыбаясь следил за всеми этими манипуляциями.
- Ого! Да ты их взяла в плен без единого выстрела. Как это тебе удалось?
- Да ладно тебе, - отмахнулась я. - Ты лучше на дорогу смотри.
У дверей дома водитель вдруг выскочил из машины и резво обежав машину, открыл мне дверцу.
- Ты чего? - удивилась я.
- Так положено обслуживать особо важных персон, - буркнул он.
- А-а, тогда понятно, - усмехнулась я.
Глава 11.
Дома я кинулась к фотографии брата. Он смотрел на меня всё понимающим взглядом.
- Братик, - сказала я, - ну и попала я в историю.
Брат улыбался.
- Тебе смешно, а мне что делать? И самое ужасное, что я совсем не сочувствую людям. Они слабые, некрасивые. Зачем они вообще нужны? Прав был водитель, когда говорил, что люди не уверены в себе. Я ему возражала только из чувства противоречия.
Мне показалось, что брат рассердился: "Да что ты понимаешь, девчонка? Люди самые прекрасные существа на свете! Они - источник любви, а любовь - то же, что солнце в небе. Без любви не может быть жизни".
- Но ведь и ты любил свою сестрёнку, хотя ты квазигомо! Значит и квазигомо может любить, - упрямо доказывала я своё.
"Нет, - грустно возразил брат. - Квазигомо может любить только человека, вдохновляясь его любовью. Твоя любовь ко мне давала мне силы любить тебя и понять что такое человек".
В то время, которое я описываю, суд был перегружен делами, и судья был замучен всё новыми и новыми исками. Его опыт и интеллект позволял ему решать проблемы быстро и беспристрастно, но всё равно у него не было ни минуты свободного времени. Поэтому, когда я пришла на работу на следующий день, увидела технического секретаря, который не разгибаясь строчил на компьютере, горы бумаг на моём столе, мне стало ужасно стыдно за вчерашний отгул. Я нерешительно заглянула в кабинет судьи, готовая принять его суровый взгляд, но судья, тоже сидевший за компьютером, едва взглянул на меня:
- Через час у нас начинается процесс. Быстро всё подготовьте, - отрывисто распорядился он.
- Сейчас всё сделаю, - с готовностью ответила я, благодарная ему за то, что он ни в чём меня не упрекнул.
Времени у меня было достаточно. Я проверила технику, просмотрела документы ( приглашения сторонам были высланы своевременно, прокурор и адвокат извещены, документы подготовлены, пронумерованы и прошиты). Осталось изучить само дело. Оно оказалось очень простым. Это был трудовой спор между рабочим и работодателем о восстановлении на работе. Из документов недвусмысленно следовало, что рабочий допустил брак, который привёл к материальным потерям, за что он был уволен с работы.
Процесс начался минута в минуту. Прокурор и адвокат заняли свои места. Рядом с адвокатом расположился вальяжный и довольно красивый представитель фирмы. Истец, невысокий, бледный и очень взволнованный занял место истцов, недалеко от прокурора. На него никто не обращал внимания.
Судья постучал своим молоточком и процесс начался.
На вопрос судьи, есть ли у сторон ходатайства до начала слушаний, поднялся представитель фирмы и подал встречный иск о взыскании с истца довольно крупной суммы денег за причинённый им ущерб. Судья встречный иск принял, и объявил перерыв, чтобы истец мог ознакомиться с требованиями представителя фирмы.
Истец дрожащими руками взял бланк встречного иска, и на его лице был написан ужас. Этот ужас не сходил с его лица в течение всего времени рассмотрения дела. Заикаясь, он доказывал, что никак не может без работы: у него двое малолетних детей. На вопрос судьи, почему он допустил в работе такой серьёзный брак, он что-то говорил о своей болезни, но справки о болезни у него не было, так как к врачу он не обращался. "Вот он поединок человека и квазигомо", - думала я, и сердце обливалось кровью.
Я всё больше поражалась, до каких пределов несправедливости и формализма доходят богатые фирмы квазигомо, безжалостно давя маленьких людей. Они не знают снисхождения, не понимают сострадания. Я совершенно запуталась, и уже не понимала, почему моему покойному другу пришла в голову странная фантазия защищать сильных, уверенных квазигомо от слабых, неуверенных в себе людей?
Решение судьи меня не удивило. Оно было строго по закону: истцу было отказано в восстановлении на работе, а встречный иск был удовлетворён. Правда, надо судье отдать должное - он снизил сумму взыскания, учитывая материальное положение истца.
Выслушав решение судьи, истец вынул из внутреннего кармана ветхого пальто пистолет и выстрелил себе в грудь. Я, как безумная, вскочила со своего места и кинулась к лежащему на полу человеку, крича: "Врача, врача!" Я подняла его голову с полураскрытыми остановившимися глазами, прижала к своей груди. "Не умирайте, - умоляла я его, - только не умирайте. Вас ждут Ваши дети!" Все участники процесса молча столпились вокруг нас, и я кожей чувствовала их недоумение и непонимание происходящего. Только адвокат, наклонившись над нами, что-то растеряно бормотал.
Так я узнала, что в суде работают в основном квазигомо. И так я поняла, что означали слова брата о том, что созданные людьми квазигомо, умные, исполнительные, прекрасные дисциплинированные работники никогда не могут сравняться с созданными богом людьми, знающими тайну любви и сострадания.
Когда скорая помощь увезла истца в больницу, все участники процесса собрались в кабинете судьи. Хотя прошло столько лет, я не могу без боли в сердце вспоминать их холодную рассудочность и безупречную логику, лишённую эмоциональной окраски. Ни у кого из них, даже у судьи, не было и тени сомнений в правоте своей позиции: закон есть закон и ничего личного! Даже адвокат, который несомненно был человеком, превратился в квазигомо. Потому что он жил и работал среди них.
И я не выдержала. Невыносимая жалость к бедняге и его детям разрывала сердце. Слёзы градом хлынули из глаз, голова упала на стол, тело содрогалось от рыданий. Никто не мог понять, что со мной случилось, и только адвокат сказал, что надо вызвать врача.
Врач уложил меня на кушетку в комнате отдыха, расположенной за кабинетом судьи, и сделал успокоительный укол.
Когда я проснулось, было уже темно. Дверь в кабинет судьи была открыта, в кабинете горел свет. Я села на кушетке, чувствуя слабость и душевную апатию. В проёме двери появился судья, поспешно подошёл ко мне.
- Как Вы себя чувствуете? - спросил он, садясь рядом со мной. Я видела, что он встревожен.
- Спасибо, всё хорошо. Поеду домой.
- Вы не можете ехать одна. Я отвезу Вас.
- Хорошо, - согласилась я.
Дорогой мы почти не разговаривали. Судья проводил меня до дверей, и попросил разрешения войти в квартиру. Он помог мне снять пальто, разделся сам.
- Я приготовлю Вам что-нибудь поесть, - сказал он, направляясь на кухню.
Через несколько минут он уже позвал меня к столу, где дымился душистый омлет.
- Как вкусно! - Омлет был съеден в минуту.
- Мне нравиться готовить, - судья сидел напротив меня и с удовольствием смотрел, как я жую, ну точь-в-точь, как мой брат.
Я ему сказала об этом.
- Вы любили брата?
- Почему вы это сказали в прошедшем времени? Я и сейчас люблю его больше всего на свете. Он всегда со мной.
Судья молча смотрел на меня.
- Я сейчас покажу Вам его портрет. Все говорили, что мы очень похожи.
- Это Ваш брат? - удивился судья, разглядывая портрет брата. - Как его звали?
Я назвала имя брата.
- Ваш брат очень известен. А вы даже никогда не упомянули об этом.
Теперь пришло время удивляться мне.
- Я не знала… А чем он был знаменит?
- Он основатель Движения квазигомо в защиту людей. Вы не знали?
- Не может быть! Значит, это о нём мне рассказывал покойный руководитель Клуба защитников квазигомо.
- Да, Ваш брат - знаменитая личность. Руководители Общины квазигомо его ненавидели. Боролись с ним. Потому что считали, что он предатель. Их целью было вытеснение людей со всех значимых сфер. И в этом они преуспели.
Я слушала судью, разинув рот. Тогда, как понимать их беседу со мною?
И я рассказала судье о поездке в Общину и о встрече с её руководством.
- Значит, они, наконец, поняли, что Ваш брат был прав. Но боюсь, что теперь уже поздно.
- А Вы согласны с моим братом?
- Я раньше почти не знал людей. Их действительно осталось совсем немного. Поэтому не понимал Вашего брата. Квазигомо считали, что человек - ни в чём не уверенная, внушаемая машина из мяса. Но с тех пор, как со мной стали работать Вы, я изменился. Я не знаю ничего прекраснее человека, - ответил судья, - хотя многие Ваши чувства по-прежнему не доступны мне. И я согласен, - продолжал он, - не будет людей - не будет и квазигомо. Потому что квазигомо могут только производить и потреблять, то есть делать то, что технологизируется. А это - бессмысленная деятельность, если она не освящена высшим смыслом. И теперь я, как никогда понимаю, что носителем высшего смысла является только человек. Высший смысл и высшие ценности технологизировать нельзя.
Когда судья, попрощавшись со мною, уехал, я поставила на столик портрет брата и попеняла ему, что он почти ничего не рассказывал мне о себе. "Ты мне казалась ещё слишком маленькой для таких бесед. Но наверное, я был не прав", - улыбался брат.
- Я продолжу твоё дело, братик, - говорила ему я. "Я в тебя верю", - поддержал он меня.
Глава 12.
Дни проходили за днями. Но никаких прорывных идей спасения людей в голову не приходило. Зато всё чаще я стала задумываться над абсурдностью задачи, которую поставили передо мною руководители Общины: за две недели сделать то, что не под силу целому коллективу, профессионально занимающемуся социальными и медицинскими проблемами людей. Ведь совершенно очевидно, что эти проблемы возникли не вчера. Почему же они озадачили ими именно меня, юную девушку, непрофессионала, а не специалистов, которые, безусловно имеют свои представления, как её можно решить? Значит, им нужно не её решение, а вовлечение меня в какую-то сомнительную рискованную авантюру.
Я поделилась своими сомнениями с братом. "Ты умница, - брат был явно мною доволен. - Думай, анализируй. Подумай, с кем можно посоветоваться. Но будь осторожна в выборе партнёров".
Я долго думала, с кем можно поделиться моими сомнениями. Наверное, лучше всего с судьёй. Мне показалось, что брат одобрил мою мысль. В тот же день после окончания очередного процесса я зашла в кабинет судьи и сказала ему, что мне нужно с ним кое-что обсудить. Конфиденциально. Судья молча кивнул.
Мы сели в его машину и поехали в сторону загородного лесопарка. Там, въехав поглубже в лес, среди светлых и нежных берёзок он остановил машину и вопросительно посмотрел на меня. Я выложила ему всё, что меня так беспокоило.
Судья задумался.
- Ваши сомнения небеспочвенны, - наконец, откликнулся он. - Образ действий руководителей Общины действительно более чем странный. И поэтому он вызывает беспокойство. И вообще, с чего это они озаботились судьбами людей?
- Они же сказали мне, что не хотели бы жить в городе, где нет людей.
- Это просто слова. А их дела говорят о другом.
- О чём?
- Они вытеснили людей из всех важных сфер деятельности. Они сделали всё, чтобы разобщить их. Они контролируют всех активных и талантливых людей, чтобы те не представляли для них опасности.
- Неужели им показалось, что я представляю для них угрозу?
- Вполне возможно. Я знаю, что они ведут специальный учёт всех людей, воспитанных квазигомо. Значит, они имеют виды на этих людей.
Судья снова задумался.
- Знаете, что мы сделаем? Мы завтра организуем встречу с главным конструктором квазигомо и адвокатом, и вчетвером решим, что надо делать.
- Вы знакомы с главным конструктором?
- Конечно. Мы с ним друзья. Впрочем, постойте! Вы же с ним тоже знакомы. Это тот самый человек, который не защитил Вас при задержании в Институте робототехники. Помните, Вы схватились с ним у меня в кабинете, когда приехали из больницы от руководителя Клуба защитников квазигомо.
- Ой, как неудобно. Я тогда так дерзко разговаривала с ним. Он не захочет мне помогать.
- Вот уж нет. Вы ему тогда очень понравились. А когда узнает, кто Ваш брат, то всё для Вас сделает. Ведь Ваш брат первая и очень удачная его конструкция. Так что он Вам вроде отчима, - улыбнулся судья.
Уже начало смеркаться, и мы собрались уезжать.
- Подождите минуточку, - попросила я судью. Кругом была такая дивная красота, что мне не хотелось возвращаться в ненавистный город. Я вылезла из машины и помчалась вперёд по мягкой росистой траве среди стройных берёзок. В несколько минут я набрала чудесный букет ромашек и лютиков и вприпрыжку вернулась к машине. Судья смотрел на меня с нежностью.
- Кому букет? - спросил он улыбаясь.
- Вам и только Вам.
- Спасибо. - Он взял букет из моих рук и поцеловал меня в ладошку.
Судья, как всегда, выполнил своё обещание. В субботу он позвонил мне домой и сказал, что "встреча четверых" состоится в воскресение в 16 часов в переговорной комнате главного конструктора. Он обещал заехать за мной в начале четвёртого. Каких-либо подробностей он не сообщил. Предвосхищая мои вопросы, обещал ввести меня в курс дела непосредственно перед встречей.
Странно, но я почему-то начала волноваться, думая о встрече с главным конструктором. Это тот человек, которому брат обязан своей жизнью. И никто брата не знал так, как он. Мне на ум приходили тысячи вопросов, но я понимала, что задать их едва ли смогу.
На "встречу четверых" я начала собираться уже с утра. Долго выбирала одежду, так и эдак причёсывала волосы. Ужасно хотелось быть красивой.
Брат, улыбаясь, глядел на меня с фотографии на столе: "Ты очень красивая, - похвалил он меня, - моему создателю-отцу ты понравишься, не сомневайся. И он тебе обязательно поможет. Вы же родственники некоторым образом", - улыбался он.
В три часа я была уже полностью готова, села на стул на кухне и стала ждать судью. Время от времени я вскакивала с места и бежала к большому зеркалу в прихожей, чтобы снова и снова убедиться, что всё в порядке.
Во время одной из таких пробежек, когда я, наверное, из-за моего тревожно-беспокойного состояния, начала вытворять перед зеркалом танцевальные па, в дверь позвонили. Это был судья. Он увидел, что я возбуждена, слегка обнял меня за плечи:
- Не беспокойтесь. Я уверен, что всё будет хорошо.
В машине он мне рассказал, что по телефону с главным конструктором ничего не обсуждал. Просто сказал, что нужно встретиться. Но главный конструктор сразу понял, что речь идёт о серьёзном деле, поэтому и назначил встречу, не откладывая, в воскресение.
Мы приехали даже несколько раньше, чем договорились, но в переговорной уже сидели хозяин - главный конструктор и адвокат. Главный конструктор несказанно удивился, увидев меня в компании судьи.
- Вот так сюрприз, снова Вы, - усмехнулся он.
Я смотрела на него во все глаза, потому что, по существу, увидела его впервые:
высокий, темноволосый, с поседевшими висками, тёмнокарими внимательными глазами.
- Позвольте Вам представить… - начал судья, но главный конструктор перебил его:
- Да мы же уже дважды встречались…
- Встречались, но не познакомились. А ведь это Ваша родственница, сестра Вашего первого "ребёнка", - и судья назвал имя брата.
- Быть не может! Это действительно очень приятная неожиданность! - и главный конструктор заключил меня в свои объятья. - Я видел Вас лет шесть назад. Тогда Вы были ужасно своенравным подростком.
- Вы, конечно, помните моего брата, расскажите, пожалуйста, - я просто жаждала услышать о нём хоть что-нибудь
- У Вас был замечательный брат. Очень Вас любил. Ведь он воспитывал Вас с двухлетнего возраста. После гибели в автомобильной катастрофе Ваших родителей, социальные службы предложили мне подобрать для Вас воспитателя из моих подопечных. И я выбрал Вашего брата. Он прошёл краткосрочный курс педагогической подготовки и прекрасно справился со своею работой.
- Но почему он умер таким молодым? Разве Вы не могли бы ему помочь?
- Конечно, мог. Но его сразу же утилизировали. Когда я узнал, было уже поздно.
- Значит, его просто убили. Я в этом убеждена.
- Квазигомо не могут убить. Что за странные мысли?
- Вы, как все родители, переоцениваете и, в сущности, не знаете своих детей, - запальчиво возразила я.
Судья властным жестом остановил меня.
- Мы приехали посоветоваться с Вами по поводу несколько странного поведения руководителей Общины квазигомо в отношении этой милой барышни.
И он рассказал о моей встрече с руководителями Общины и о поручении, которое они мне дали.
Сказать, что главный конструктор удивился, - это не сказать ничего.
- Что?! - воскликнул он, широко распахнув глаза. - Они поручили Вам в двухнедельный срок подготовить план спасения людей?! Неужели сами уже ни на что не способны? Несколько месяцев тому назад я говорил с ними о кризисе в городе, вызванном резким сокращением людей во всех важных сферах жизнедеятельности. Я старался им объяснить, что это чревато для квазигомо тяжёлыми последствиями. Что без людей они превратятся в обычных самовоспроизводящихся роботов. Мы должны были вернуться к этому разговору через пару недель...
- Вопрос о дискриминации людей сейчас стоит очень остро, - подхватил тему адвокат. - Сейчас девяносто процентов адвокатов - квазигомо. Так как людей среди них практически нет, им неоткуда почерпнуть эмоциональный, не формальный подход к делу, понять, когда соблюдение внешней формы идёт в ущерб существу дела. А в этом случае правосудие вообще изживает себя. Кончится тем, что все споры будет решать Суперкомпьютер исключительно на основе информации. А ведь информация - это нечто готовое, - это антипод созидательного мышления.
- Но постойте! - Я вообще перестала что-либо понимать. - Ведь всё началось с Клуба защитников квазигомо. И почему квазигомо боролись с этим клубом?
- Да потому, - адвокат взволнованно забегал по комнате, - что вся политика Общины квазигомо, - направлена на сокрытие факта захвата ими власти и собственности в городе и выдавливании отовсюду людей. И если бы Клуб начал действовать, то фактическое положение дел всплыло бы на поверхность. Вот и весь секрет!
- Господи, как же наивны мы, люди, - вырвалось у меня, - если пытались защищать тех, которые фактически нас истребляли.
Судья молча слушал наши эмоциональные речи. Мне вдруг стало неловко. Наверное, ему обидно слышать такое. Но он виду не подавал.
- Я думаю, Вы несколько принижаете роль людей, - спокойно возразил он. - Но я совершенно согласен, что соревноваться в прагматизме с квазигомо они не могут, как не могут те соревноваться с людьми в творчестве и глубине и многоцветии чувств. Но они прекрасно дополняют друг друга. Поэтому задача состоит в том, чтобы город принял законы, защищающие интересы всех мыслящих живых существ.
- Совершенно верно, дорогой друг, - поддержал его главный конструктор, - и я уже составил план, как достичь гармонии. Он учитывает интересы и людей, и квазигомо.
Все уставились на главного конструктора восхищёнными взглядами.
- На встречу с руководителями Общины мы поедем все вместе. Вы не против? - обратился он ко мне.
Я вскочила с места, как освободившаяся от привязи коза:
- Как я могу быть против? Да я просто счастлива, папочка! - Я подбежала к главному конструктору и звонко чмокнула его в щёку. Все весело рассмеялись. Наверное, не только мне, но и всем остальным было приятно, что кто-то взял на себя все проблемы.
- Но у меня есть одно предложение, - вдруг среди всеобщего ликования прозвучал голос адвоката. - Первой начнёт переговоры наша милая барышня. Должны же мы понять, для чего всё это затеяно руководством Общины. А через минут двадцать появимся мы.
Все нерешительно переглянулись. На несколько секунд воцарилась тишина.
- Я соглашусь на это при одном условии: если Вы не против, - главный конструктор глядел на меня, как опытный провокатор.
- Я согласна, - ответила я. - И можете быть уверены, что я ничего не боюсь.
Мужчины были явно довольны.
А я испытывала сладостное чувство победителя, за которым осталось последнее слово.
Глава 13
Вечером в понедельник мне позвонил водитель и напомнил, что завтра в 12 часов он заедет за мной, и мы отправимся в Общину квазигомо.
- Смотрите не засните перед отъездом, как в прошлый раз, - насмешливо припомнил он мне мой промах.
- Посмотрим, - ответила я.
Сразу после звонка я отправила электронной почтой сообщения всем трём моим сотоварищам. Но почему-то у меня не было уверенности, что они действительно в назначенное время появятся в Общине и выручат меня. И как бы в подтверждение моего предчувствия никто из них не ответил на мои послания.
Правда, поздно вечером мне позвонил судья и сообщил, что он перенёс все свои встречи и завтра будет заниматься исключительно моими делами. Я пожаловалась ему, что ни адвокат, ни главный конструктор мне не ответили, и я не знаю, получили ли они моё письмо. Судья рассмеялся:
- Чему Вы удивляетесь? Это только квазигомо так обязательны.
Впрочем, в его шутке была большая доля правды.
Утром я проснулась с чувством, что сегодня должно произойти что-то необыкновенное. Что-то такое, что поможет мне понять жизнь моей страны
и, может быть, изменит мою собственную жизнь. Ведь до сих пор я не только не понимала, где и с кем я живу, но даже не задумывалась об этом. Я, точно слепец, жила за спиной моего брата, и гармония этой жизни была просто выдумана мною.
Ровно в 12 часов позвонил водитель:
- Я приехал. Вы готовы?
- Готова.
Я спустилась к машине. Водитель больше не разыгрывал из себя обслугу "очень важной персоны". Он не вышел из машины и на моё приветствие нелюбезно буркнул "здрасьте". Всю дорогу мы молчали. Когда я подъехала к офису Общины, швейцар не встретил машину. Никто не помог мне открыть тяжёлую дверь. В общем, было ясно, что руководители всячески демонстрировали своё пренебрежительное отношение ко мне.
Когда я вошла в комнату для переговоров, все пятеро были в сборе. Но никто из них не встал при моём появлении. Выражение их лиц было высокомерное, лишённое всякого уважения и внимания ко мне: кто-то читал газету, двое разговаривали между собой, кто-то даже не повернул головы в ответ на моё приветствие. Странное дело, но их поведение ничуть меня не смутило. Напротив, мне было смешно смотреть, как глупо вели себя пятеро высокопоставленных мужчин.
Я села на предложенный главным стул, и, улыбаясь, спросила:
- Вы, надо полагать, потеряли интерес к своей идее защиты человека?
Головы всех пятерых мгновенно повернулись в мою сторону.
- Что Вы имеете в виду? - спросил главный.
- Только то, что сказала. Никакого подтекста.
- Как раз напротив. Мы с нетерпением ждём, что Вы нам предложите.
- Может, сначала Вы ознакомите меня с выводами Суперкомпьтера?
- Конечно, мы Вас ознакомим с его выводами. Но сначала хотелось бы услышать Ваше мнение.
- Скажите, а возможно составить мнение, не имея информации?
- То есть, как "не имея информации"? Кто мешает её получить?
- Вы считаете, что две недели достаточны, чтобы получить информацию, проанализировать её, сделать выводы и предложить решение?
- Не морочьте нам голову! Ваш брат занимался этой проблемой несколько лет!
Где все его материалы?
- Ах, Вы ищите работы брата? Так что же Вы сразу мне об этом не сказали? Я бы объяснила Вам, что ничего не знаю об его общественной деятельности. Он не вводил меня в курс дела.
- Вы нас нагло обманываете! - возмутился главный. - Не думайте, что это Вам так просто обойдётся.
- А что Вы мне можете сделать? - я совершенно потеряла терпение. - Мне! Человеку!
- Вы своим поведением разжигаете ненависть к квазигомо. Вы демонстрируете превосходство человека над квазигомо. А это уголовное преступление. Охрана! - закричал он в микрофон.
И буквально через несколько секунд появились два вооружённых охранника
( наверное, стояли под дверью, ожидая сигнала).
- Арестуйте её и препроводите в спецкомнату для нарушителей.
Один из охранников проворно надел мне на запястье мягкие наручники.
- Да как Вы смеете арестовывать человека без всяких оснований! Вы за это ответите - не сдавалась я. "Где же главный конструктор и остальные, неужели и они меня предали?" - пронеслось в голове. Но моих сотоварищей не было и в помине.
Меня уже вывели в коридор, и охрана потащила меня к выходу, как вдруг в конце коридора я увидела стремительно летящую нам навстречу фигуру главного конструктора.
- Он вынул из кармана штербер, похожий на маленький игрушечный пистолетик, и направил его на охранников. Те в ужасе застыли.
- Снять наручники! - властно распорядился он. Один из них мгновенно выполнил команду.
Главный конструктор взял меня за руку и повёл назад в комнату для переговоров. Резко распахнув дверь, он влетел внутрь:
- Что здесь произошло? - прогремел его голос.
Все присутствующие замерли. Они смотрели на моего спасителя, и в глазах у всех застыл ужас.
- Мы…Мы…- лепетал главный, - она нарушила закон…
- Что же такое она сделала, что вы защищались с помощью охраны и наручников?
- Она разжигала ненависть к квазигомо… - мямлил главный.
- Ненависть у кого? У вас?
Повисло мучительное молчание.
- Зачем вы пригласили сюда эту девушку? Что вы от неё хотели?
- Она обещала принести план возрождения человеческой популяции в нашем городе.
- Что?! Эта девочка должна была составить план, который я поручил несколько месяцев назад сделать вашим специалистам?
- Мы точно знаем, что у её брата такой план имеется. Но она отказалась нам его показать.
- И это вы расценили, как нарушение закона? Я прихожу к выводу, что у некоторых квазигомо, в частности, у вас, произошла мутация, превратившая вас в человеконенавистников. И это подтверждается системной политикой вытеснения людей и замена их квазигомо. Вы не можете не понимать, что из помощников людей вы превратились в их врагов и конкурентов. То есть вы потеряли право на существование.
- Простите! - истошно закричали они. - Это наша ошибка, и она больше не повторится.
- О прощение не может быть и речи. Мутация необратима.
И тут руководители Общины вскочили со своих мест и с криками вражды и отвращения бросились к главному конструктору. Но он не дрогнул. Оттолкнув меня к двери, он вынул штербер, нажал кнопку, и направил его на наших врагов. Они замерли, и медленно начали оседать на пол. Их лица застывали, и они превращались в зловещих кукол с вытаращенными глазами и открытыми ртами, откуда, казалось, вот-вот посыплются чудовищные ругательства.
- Быстро идёмте к машине. - Мы стремительным шагом направились на улицу. Дорогу у выхода нам преградили охранники. Один из них направил на нас оружие и приказал остановиться. Но штербер был у нас наготове. Мгновение - и охранники застыли с таким же выражением лица, как и у руководителей Общины.
Без помех мы добрались до машины. Её дверцы тотчас распахнулись, и внутри,
к моему удивлению, я увидела судью и адвоката. По их лицам и поведению, как они, ни слова не говоря, поспешно захлопнули дверцы, и сидевший за рулём адвокат сразу же тронул машину с места, я поняла, что у главного конструктора был с собой микрофон, и они слышали всё, что с нами происходило.
Глава 14.
Машина на большой скорости неслась по шоссе. Я не спрашивала, куда мы едем, но понимала, что мы должны скрыться. Адвокат включил радио, и мы услышали тревожные призывы задержать двух особо опасных преступников, мужчину и женщину, обезглавивших Общину квазигомо. Диктор давал наше подробное описание, и мне было странно, что нас так хорошо запомнили: и описание внешности, и описание одежды всё было так точно, так тщательно, что казалось, наблюдатели, давшие эти сведения, заранее знали, что и как произойдёт. Только потом я узнала, что всё здание Общины было напичкано камерами видеонаблюдения.
Я беспокойно оглядывалась назад, ожидая полицейские машины, которые заставят нас остановиться, но сидевший рядом со мною на заднем сидении судья успокоил меня:
- Мы теперь вне опасности. Мы выехали из города. Сюда они сунуться не посмеют.
Примерно через час машина повернула на узкую дорогу, вымощенную серыми плитами, и углубилась в лес. За всё время езды мы почти не разговаривали, обмениваясь лишь незначительными фразами. И только когда оказались в лесу, все заметно оживились:
- Нам ещё далеко? - спросил судья.
- Нет. Считайте, приехали, - ответил адвокат.
Не прошло и несколько минут, как лес расступился, и перед нами открылся изумительный вид: на высоком холме высилась крестьянская деревянная церковь с иконой Спасителя над входом, окружённая металлической оградой. А вокруг расстилались бескрайние поля, и сады, скрывавшие деревенские постройки. Я никогда не выезжала из города и была ошеломлена этой красотой.
- Господи, как же здесь хорошо! - вырвалось у меня. - Это же просто рай!
Мои спутники, глядя на меня рассмеялись:
- Вот молодость, всё ей нипочём!
Машина припарковалась на миниатюрной стоянке недалеко от церкви, и мы гуртом двинулись к церковному входу. Нам навстречу вышел деревенский батюшка,
в длинном чёрном одеянии. Меня поразило, что батюшка совершенно не удивился нашему приезду. Он тепло расцеловался с адвокатом и пожал руку остальным мужчинам. Меня он нежно поцеловал в лоб.
Батюшка повёл нас в маленький домик, притулившийся недалеко от церкви. Дом был сложен из толстых, потемневших от времени брёвен. Из печной трубы вился серый дым. После сумрачного ада нашего города, всё казалось каким-то ярким сказочным сном. Вот мы идём по тропинке к домику священника, кругом яркие благоухающие цветы, залитые солнцем полянки. У дверей дома нас встречает пожилая женщина, по всей видимости, матушка, жена священника. Она радостно бросилась к адвокату, обняла и несколько раз поцеловала его, потом степенно поклонилась нам и пригласила нас в просторную комнату, свежую и светлую. В углу стоял киот с иконами. Перед иконами теплилась лампада. Посередине стоял накрытый скатертью стол. Я попала в далёкое прошлое, в ХХ век, о чём читала в книгах. И было удивительно, что это прошлое сохранилось в натуре, и мы могли им сполна насладиться. Ощущение нежности и теплоты заполнило мою душу.
- Сейчас будем обедать, - сказала матушка. Вы, наверное ещё не обедали?
- Пообедать было бы не дурно, - оживились мужчины.
- Разрешите я Вам помогу, - попросила я у матушки, когда увидела, что она собралась накрывать на стол.
- Помоги, доченька, - согласилась матушка.
И я, которая просто ненавидела все домашние дела, с радостью принялась выполнять указания хозяйки.
Когда все сели за стол, хозяева - помолившись, а мы - как все безбожники, на столе уже красовались деревенские явства: свежие разноцветные овощи, круглый самодельный хлеб, дымящийся суп в большой супнице. Все энергично приступили к трапезе. И только судья, извинившись, отправился осматривать окрестности.
- Ну, что? - спросил батюшка, - девочку оставите у нас?
Главный конструктор взглянул на меня:
- Останетесь здесь на пару недель, пока мы всё уладим?
Я не знала, что ответить.
- Вы думаете, что будет серьёзный скандал?
- Да. В этом нет сомнения.
- А как же вы собираетесь всё уладить?
- Пока не знаем. Надо подумать. Но Вам пока возвращаться домой нельзя.
Двадцать дней, которые я прожила с батюшкой и его женой, я вспоминаю как самые спокойные и благополучные дни в моей жизни. Я совершенно не думала о том, что со мной произошло, где и как я буду теперь жить, и вообще, что ждёт меня впереди. Конечно, иногда, когда полола в огороде грядки, или собирала в саду ягоды для варенья, я вспоминала о моих товарищах, но уверенность, что всё кончится хорошо, меня не покидала. Мне нехватало только одного: не было со мной фотографии моего брата. Хозяева ни о чём меня не расспрашивали. Их деликатность не могла не восхищать. Единственный вопрос, который они мне задали - это, крещёная ли я. И когда услышали утвердительный ответ, были удовлетворены вполне.
Целый день мы трудились на огороде, в саду, дома, а по вечерам матушка вязала тёплый свитер и рассказывала мне о своей молодости, о жизни в те далёкие времена и, конечно, о Боге.
Дважды в день в церкви совершалось богослужение. Но я ни разу не была на службе, так как мне не хотелось показываться на людях. Из окна дома я видела небольшую группу прихожан, в основном пожилых женщин, которые неторопливо следовали в храм. Из храма до меня доносились их таинственные песнопения, распевный голос священника. Я слушала всё это, затаив дыхание. Когда служба заканчивалась, и прихожане расходились, я бежала к церкви, помогала матушке собирать сгоревшие свечи, протирать полы.
Так продолжалось изо дня в день, и мне казалось, что только такая жизнь имеет смысл. Но вот вечером в четверг, почему-то для меня совершенно неожиданно, батюшка сказал, что завтра за мной приедут мои друзья. Он не стал ничего уточнять, а я не посмела его расспрашивать.
На следующий день, часов в 12 дня, когда батюшка и его жена были на службе, я услышала отдалённый гул, выскочила в сад и увидела, что на стоянке остановились две машины: та, в которой мы сюда приехали, и другая, похожая на машину судьи. Из машин вылезли адвокат и судья. Я радостно бросилась им навстречу, обнимая и целуя их по очереди. Я видела, что они тоже рады были нашей встрече.
- Ну, что? Как? Удалось всё уладить? - верещала я.
Но они только улыбались и говорили, что я прекрасно выгляжу, что я поправилась и тому подобное, но ничего не отвечали на мои вопросы.
- А почему не приехал главный конструктор? Занят?
- Сейчас всё расскажем. Дайте нам отдышаться, - снова уклонились они от ответа.
И тогда я поняла, что хороших вестей они не привезли.
Дома я усадила их за стол, накормила адвоката обедом, а они восхищались, какая за эти три недели я стала отменная хозяйка, но не могли не видеть, что я просто изнемогаю от желания узнать, что там в городе.
- Ну не мучайте меня, - снова завела я свою шарманку.- Расскажите мне всё.
- Да особенно радовать нечем, - начал адвокат. - В городе бунт квазигомо. Людей там практически не осталось. Жить людям там сейчас нельзя.
- Неужели они убивают людей?
- Нет, конечно. Просто их ото всюду увольняют, разрушают инфраструктуру, без которой человек жить не может. То есть создают такие условия, что люди сами вынуждены уезжать, куда глаза глядят.
- И Вы тоже уедете?
- Я уже уехал.
- Но куда?
- Я ещё не решил.
- А Вы? - спросила я судью. Он сидел грустный и молчаливый.
- Я не могу уехать. В других городах квазигомо может работать только на неквалифицированных работах. По специальности я нигде, кроме нашего города, найти работу не смогу.
- Значит мы расстаёмся?
- Да. Я приехал сюда, чтобы с Вами проститься.
- О Господи! Да что же это? А где главный конструктор? Что с ним?
- Его срочно вызвали в столицу. Он должен будет предстать перед Главным Научным Советом и ответить за свой эксперимент.
- Эксперимент?
- Несколько лет назад ему разрешили под его ответственность в нашем городе де-факто предоставить квазигомо права людей. Он был уверен, люди и квазигомо создадут настоящую социальную гармонию. Он доказывал, что никогда квазигомо не восстанут против людей. И людям станет проще и комфортней жить в этом мире. Однако в жизни всё оказалось сложнее…
- И что же теперь будет?
- Этого не знает никто.
Между тем, судья встал из-за стола и сказал, что ему пора уезжать.
- Проводите меня до машины, - попросил он меня.
Мы молча медленно шли к стоянке машины. Не доходя несколько шагов, он повернулся ко мне, и я увидела в его глазах глубокую печаль.
- Прощайте. Наверное, мы никогда больше не увидимся. Поэтому я хочу Вам сказать, - он вдруг замолчал, опустив голову, но я без всяких слов поняла, что именно он никак не мог выговорить,
Я обняла его и не могла сдержать горьких слёз:
- Прощайте, - говорила я, целуя его. - Нам, людям, всегда что-то мешает быть счастливыми. И я заразила этим Вас. Но может быть именно без меня Вы и найдёте настоящее счастье.
Он поспешно сел в машину и в последний раз махнул мне на прощание рукой.
Мне не хотелось возвращаться домой. И я пошла прочь от дома по извилистой тропинке в сторону леса. В лесу было тихо и прохладно. Я села на поваленную берёзу и смотрела на прекрасный мир, окружающий меня. Не знаю, сколько я пробыла в лесу. Стало смеркаться. Пора было возвращаться. И тут я вспомнила, что дома меня ждёт адвокат, и, наверное, беспокоится, куда это я пропала. И ещё я вспомнила, что у меня нет больше дома, нет моих вещей, нет института и нет даже фотографии моего брата, такой важной для меня.
Но брат, который был всегда рядом, сказал мне: "Не унывай. Ты ещё молода, ты начнёшь жизнь сначала. И что бы ты ни думала о разных тяжёлых обстоятельствах, жизнь всё-таки зависит только от тебя".
Домой я пришла, когда совсем стемнело. Батюшка и матушка бросились ко мне:
- Доченька! Где ты была? Мы беспокоились.
- Я немного погуляла.
- А наш племянник пошёл тебя искать.
- Пойду его позову.
Я вышла на дорогу и увидела адвоката, который возвращался из деревни:
- Вы меня напугали. Я вдруг решил, что Вы уехали с судьёй.
- Я гуляла в лесу. Там так хорошо. Лес успокоил меня.
- Вы думали о своём будущем?
- Начну жизнь с чистого листа. Правда, теперь у меня ничего нет: ни дома, ни вещей, ни документов. Но всё это поправимо. Ведь так?
- Не всё так плохо, - улыбнулся адвокат. - Я был у Вас на квартире, забрал Ваши вещи, документы, договорился о переводе Вас в Юридический институт другого города.
Он открыл багажник, и я среди своих вещей увидела, что из расстёгнутой сумки выглядывает портрет моего брата.
- Мой братик! - воскликнула я. - Спасибо Вам! Как только Вы догадались?!
- У меня к Вам есть одно предложение, - продолжал адвокат, - поедемте со мной в город Н. Там у меня есть квартира, и Вам будет где на первое время остановиться. А если Вы захотите, то можете остаться со мною навсегда…
- Спасибо Вам. Вы такой добрый, такой замечательный человек. Вы столько для меня сделали. Только… я всегда мечтала выйти замуж по любви…
- Конечно, кто спорит. Но любовь такая загадочная штука. Вы не можете знать заранее, любите меня или нет. Я об этом знаю давно, так как у меня есть жизненный опыт и возраст приближается к тридцати, а Вы пока нет. Но очень скоро и Вы поймёте это. И сразу скажете мне. Хорошо?
- Хорошо.
На следующий день мы уезжали от моих гостеприимных хозяев в неизвестный мне город Н. Батюшка благословил нас на новую жизнь, а матушка подарила по тёплому свитеру, носки и варежки. Было видно, что они считают нас женихом и невестой, и я не стала их разочаровывать. Мы расцеловались на прощание, обещали позвонить, как только доедем до места и дали слово, что приедем к ним на следующее лето и обязательно здесь обвенчаемся.
Я села на переднее сидение рядом с адвокатом, он заботливо проверил, хорошо ли я пристегнулась ремнём безопасности, улыбнулся мне, как близкий любящий человек, и мы поехали вперёд, чтобы начать новую жизнь, где мы, может быть, сумеем быть счастливыми.