АНАТОЛИЙ АРГУНОВ - ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ ФОНЛА ВСМ – НОВЫЙ ГОД ДЛЯ ДЕТЕЙ
В самый Новый год пятилетний Сережка Удальцов неожиданно остался один дома. Семья, где жил Сережа, была большой, но старшие брат и сестренка уехали погостить в Ленинград, а среднего брата вместе с мамой позавчера увезли на «скорой помощи» в больницу, и там они остались. Отец железнодорожник, составитель поездов, рано утром приготовив, кое-что из еды, ушел на дежурство, попросив соседку тетю Любу присматривать за малышом.
Утром, проснувшись, как обычно, около девяти часов, Сережка первым делом соскочив с кровати подошел к окну посмотреть, что делается на улице. Если идет снег, значит тепло и можно будет погулять. Если стекло заиндевело от мороза, значит, придется сидеть целый день дома.
На стекле лежал толстый слой инея, верный признак сильного мороза. Отец в такие дни печи топил два раза в день. Барачного типа дом хоть и был сложен из толстых бревен, в иные морозы не выдерживал и промерзал.
«Дома придется быть», - грустно подумал Сережка и подошел к столу на кухне. Под прикрытым белым рушником были завтрак, обед и ужин вместе: сваренные вкрутую два яйца, несколько кусочков хлеба, и нащипанные щипцами твердые как гранит кусочки сахара. Сережка хотел сразу же съесть яйца, но вспомнил, что отец или мать всегда посылали его умыться. Подойдя к умывальнику, Сережка слегка, смочил пальцы холодной водой, протер ими глаза, вытер руки и лицо, висевшим холщевым полотенцем, побежал к столу. Съев яйцо и несколько сахаринок с хлебом, Сережка дотянулся до чайника, стоящего на краю плиты, и налил себе еще почти горячего кипятку. Позавтракав, он заметно повеселел и решил чем-нибудь заняться.
Из игрушек у Сережки были только две сломанные куклы с черными немигающими глазами, доставшиеся ему от сестры. Он их не любил, но играл, когда не было других дел. А сейчас Сережка решил навести порядок в шкафчике-буфете, стоявшем на кухне. Достал оттуда тарелки, чашки и какие-то совсем малюсенькие стеклянные стаканчики. Налив из чайника в тазик горячей воды, и добавив туда соды и мыла, сережка стал перемывать всю посуду, как это делала мама. За этим занятием его и застала соседка тетя Люба, забежавшая посмотреть, все ли в порядке с мальчиком.
- Сергей! Ты уже проснулся? Порядок наводишь? – удивилась тётя Люба, видя как тщательно Сережка вытирает тарелки.
- Здрасьте, тетя Люба, - поздоровался Сергей, немного смутившись приходу соседки.
- Маме помогаешь? Молодец! – похвалила сердобольная соседка.
Она всегда сочувствовала Марии и ее семье: четверо ребятишек, работы по дому хоть отбавляй, а она еще умудрялась на подённую шабашку сходить, корову обрядить, детей обстирать, да накормить. «На таких вот русских бабах и держится Россия», - не унималась соседка, когда подвыпившие мужики пытались с ней поспорить о смысле бытия.
- Я, тётя Люба, сегодня один остался. Папка на дежурстве, прибраться некому. На дворе Новый Год. Решил сначала помыть посуду, потом полы… Я умею! Ты не смотри, что я маленький. Я и косить умею, только корову не дою, боюсь рогов Сиротки.
- Ну молодец-то ты у нас какой! – похвалила опять тётя Люба. – Один из всей семьи такой умненький. Господи, дай Бог тебе счастья, Сереженька, - она незаметно смахнула слезу. – Братик твой сильно захворал, матери с ним придется еще неделю-другую побыть. А ты не горюй! Я буду рядом, если что – прибегай ко мне, чаем напою. Нако вот тебе пара оладушек, еще теплые. Спекла для себя, побаловаться в Новый Год, и тебя заодно подкормить.
Тетя Люба протянула завернутые в толстую бумагу оладьи.
- Спасибо, тётя Люба, но папка заругается, если я чужое возьму.
- Да ты что? Какая же я тебе чужая? Я соседка твоя! Вот скоро мой Женька на каникулы из города приедет, у нас играть вместе будете. Так ведь, Сереженька? Ты же дружишь с Женькой-то?
- Дружу, тетя Люба. Он меня читать научил, - важно сообщил Сережа.
- Ну вот, а ты – чужие… Свои мы, свои.
Тетка Люба положила оладьи на стол.
- Ладно, не буду тебе мешать. Поработаешь, потом и покушаешь.
Тётя Люба вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Сережка уже расставлял помытую посуду, когда в стену кто-то настойчиво постучал. Сережка приложил ухо к стене, но услышал только тихое поскрипывание наверху стены.
«Что за чудо?» - испугался Сережка. Он даже отпрянул от стенки и спрятался за большущий шкаф, стоящий в комнате, и отгораживавший его постель от других спальных мест. Наконец шуршание закончилось, и сверху, почти у потолка, отпал кусочек сухой глины. У Сережки от страха сердечко заколотилось, как у зайчонка. «Чур не я, чур не я», - стал повторять бабушкино заклинание Сережка. Но в образовавшуюся между деревянной стенкой и кирпичной кладкой печной разделки дырку проскочил какой-то кусочек бумаги на нитке и стал медленно опускаться вниз. Сережка все еще не понимал, в чем дело, но увидев, что это не черт с рогами, а бумажка на нитке, повеселел. Подскочил к ней и взяв в руки стал разворачивать. В бумажке лежало несколько шоколадных конфеток и маленький розовый комочек, от которого так ароматно пахло. Такой фрукт Сережка три раза уже ел, когда отец приносил новогодний подарок с работы – мандарин называется. Вкусный! Сережка от удовольствия даже закрыл глаза.
«Это же Надюшка, соседская девчонка». Она была Сережкиной ровесницей и часто оставалась дома одна. Её родители тоже были железнодорожниками: отец – машинист, получал большие деньжищи, так говорила мама, когда у них заходила речь о соседях Чуповых. А мать Надюшки, тётя Фаина, работала стрелочницей. И когда они оба оказывались на дежурстве, Надюшка сидела одна: ни братьев, ни сестёр у неё не было.
Сережка стал лихорадочно думать, что бы послать в ответ. Разве что оладьи соседки тёти Любы. Но это не его вещь! И тут Сережку осенило. Он бросился под кровать, достал банку с зеленой масляной краской на олифе, приготовленную отцом для покраски панелей на кухне. Кое-как отковырнул плотную крышку, потом достал листок бумаги из альбома брата, нарисовал елку и под ней домик с трубой и дымом, и наверху зеленое радостное солнышко. Дал немного впитаться краске и свернув аккуратно рисунок в трубочку привязал его к нитке.
Постучав по стене он подергал за нитку. Надюшка на той стороне всё поняла. Привязанная трубочка быстро полетела наверх и вскоре исчезла в дыре.
Процесс обмена подарками пошел вовсю. Надюша присылала конфеты, печенье, и даже ломтики от яблока. А Сережка в ответ свои картины – то лес с рекой и лодкой, то море с парусом и ветром, то какую-то неведомую машину легковушку – и все в ярко зеленых красках.
Потом пришла с дежурства мать Надюшки, тётя Фаина, и обмен закончился. Сережка, съев несколько конфет и печенюшек, остальное завернул в газету вместе с мандаринкой для мамы с братишкой, когда те приедут из больницы…
Устав от забот по дому, и наигравшись с соседкой, Сережка уснул на своей кроватке поверх одеяла прямо в потёртых валенках, толстом вязаном свитере. Отец Сережки придя домой тихо, чтобы не разбудить сына, снял с него валенки и свитер, уложил в постель. Приподняв подушку, чтобы взбить ее, он увидел что-то завернутое в газету. Развернув бумагу, отец увидел всё богатство сына: улыбнулся.
«Надо же, подарки! Свет не без добрых людей», - и устало присев на стул около кроватки сына долго-долго вглядывался в его лицо. «Спи, сынок, все будет хорошо…»
Через много-много лет, на вернисаже в Париже серия картин художника Сергея Удальцова «Подарки», выполненных в зеленых тонах, пользовались бешеным успехом. Рядом по залу ходил сам художник, высокий и красивый молодой человек, смотрел на свои картины и тихо плакал…