Листая страницы этого сайта.
Римейк по произведениям Романа Пашкевича, Сергея Павловского, Очаровательной Леди.
КАК МОЧАТСЯ НАСТОЯЩИЕ МУЖЧИНЫ.
Лениво подошли и встали.
Сапоги были заляпаны грязью. По потертой кирзе расползлись амебы. Разбросали хищные ложноножки, не увернуться от смертельных их объятий.
Вывернул пустые карманы.
- Нет, не убивал, не прелюбодействовал, не желал осла ближнего своего, что там еще, не помню, - сказал я.
- Грамотный, - сказал один. Острый кадык его дернулся, словно капля живительной влаги провалилась в желудок.
- Стрелять их надо, - сказал другой. Щека его смялась в нервном тике.
Впрочем, я тут же опустил голову. Лучше видеть сапоги, тогда можно вообразить нечто человеческое в их лицах.
Щелкнул затвор или клацнули зубы, послушно заложил руки за спину.
Браслеты вонзились, шипы порвали мясо и сухожилия.
Я ухватился за отрадную эту боль.
Или за меткий удар носком сапога по копчику, что в кашу перемолол хрупкие кости.
Лицом в загаженный пол «воронка», в плохо затертые следы боли и беды моих собратьев.
Разводы мочи, пятна блевотины и дерьма.
Запах выдавил из глаз слезы.
Мотор заревел на повышенных оборотах, старенькая колымага запрыгала на кочках и ухабах разбитой дороги.
Другие машины разбрелись по городу в поисках подобных мне отщепенцев.
Когда выступает генеральный претендент на высокую государственную должность, подданные обязаны приникнуть к экрану телевизора и внимать каждому слову.
А если некто бродит по улицам, то в кутузку его и насильно приобщить к обязательному уроку.
Привезли и выгрузили, опять лицом по нацелившимся сапогам и звездным погонам.
Мелкие начальнички взяли под козырек и поторопились выполнить монаршие указания.
Изгоев запихнули в клетку, в предбаннике включили телевизор.
- Если кто-то отведет глаза в сторону…, - предупредил бравый лейтенант.
Щелкнули уже сотни затворов.
Потом стволы автоматов раскалились от непосильной работы.
Расстрельные рвы засыпали землей. Она шевелилась – мертвецы пытались выбраться из могил.
От пряного запаха крови и потных тел кружилась голова.
Претендент обещал райскую жизнь, если мы приложим определенные усилия.
Как в старые добрые времена: строем на помывку, оправку и к станкам. Чтобы по-стахановски в четырнадцать раз перевыполнить норму. И тогда, может быть, если повезет, при благоприятной конъюнктуре, если позволят проклятые недруги, через пятьдесят или более лет, наверное, заживем по-человечески.
Не отвести взгляда, бдительные охранники следят за каждым движением, поворот глазных яблок приравнивается к побегу, но человеку не запретить грезить наяву.
- Кто родит более десяти детей…, - обещал осчастливить претендент.
- Кобели вы все, - откликнулась проститутка – Приехала покорять город, пришлось покорять на панели. Разливались соловьем, пока была похожа на девчонку.
У нее были натруженные руки и губы.
- Пьянству бой, - вспомнил претендент незадачливого своего предшественника.
Я тоже вспомнил трезвые те годы.
Фукалку с жидкостью для чистки стекол аккуратно продырявить гвоздиком. И по нему слить отраву в заранее приготовленную миску.
- Чтобы создавать, каждый должен ощутить себя винтиком нашей победы, - зарапортовался претендент.
Служивые дотошно приглядывались друг к другу. У некоторых оттопыривались карманы. Они уже приобщились к грядущему благолепию.
- Бесполезно создавать из увечного материала, - откликнулся некий создатель, случайно затесавшийся в компанию отверженных. – Вас можно исправить только бензопилой, - предложил свой вариант исправления.
Я спустил отраву в миску, туда же бросил несколько гнилых картофелин.
Подобрал их на свалке, даже нищенки не позарились на это гнилье.
Жидкость вскипела. Лопались вонючие пузыри, еще безнадежнее навалились запахи пота и испражнений.
- Человек человеку – брат, - вспомнил библейскую истину претендент.
Кажется, учился в школе, а то и в институте.
И однокурсники чурались резвого товарища.
- Нет, - взмолилась проститутка. – Лучше возьми меня самым похабным и непристойным образом!
Адская смесь откипела и позеленела. Но не зелень майских трав, когда лицом хочется зарыться в них и распахнутыми руками обхватить землю.
Потянулся к отраве распухшими губами.
Еще что-то сказал претендент.
Будто с вершины горы сталкивали камни. С грохотом катились они по склону. Лавина грозила сокрушить.
- А мне подавай мальчиков, можно и зрелых мужчин, - сказал до этого молчавший узник. – Одна морока с этими так называемыми женщинами.
- Не скажи, - возразил ему служивый, что еще не привык досконально выполнять глупые и преступные указания начальства. – Если надоест использовать ее спереди, то можно сзади, только заткнуть рот и завязать руки, чтобы не визжала и не царапалась.
Убийца указательным пальцем провел по зубьям пилы.
Оцарапал руку, выступила капля крови, внюхался, а потом слизнул ее, опьянел от вкуса и запаху грядущего убийства.
- Могу удовлетворить ртом! – взмолилась проститутка. Губы ее сложились колечком и зашлепали, так при ходьбе шлепает прохудившаяся галоша.
Наконец, я всосался в отраву.
Колючки упали в пищевод, порвали его, вонзились в печень.
Добрались до кладбища высоких славословий.
Как встарь благословил эту боль.
Претендент оскалился в своей значимости и незаменимости.
Будто острые клыки вцепились в горло, в разлагающуюся мою плоть.
Среди шабаша, который не снился и сказочным ведьмам.
Женщина губами приникла к дряблым ляжкам убийцы. Тот задергался в сладостной истоме и зубьями пилы нацелился на беззащитную шею.
Два мужика слиплись в противоестественных объятиях. Один локтями уперся в стол и выставил порочный зад, другой наваливался на него судорожными толчками.
Вонь хлева и конюшни, или пряный запах крови, и земля шевелится над расстрельным рвом.
Или сладкоречивые обещания претендента.
Отрава разъела мою плоть.
Клетки тела обернулись первородной жидкостью.
Той субстанцией, откуда пошла жизнь.
Тонны мочи или океанской воды низвергнулись на обреченную землю.
Все погибнет.
И может быть, иная, более совершенная жизнь возродится после гибели.
Г.В. 02.03.08