Август 1997
Мерзкий тип. Действительно мерзкий. Он чем-то похож на фруктовый кефир. И сладко, и гадко. Хотя, конечно, это субъективное мнение. Просто я не люблю кисломолочные продукты. Как и людей определённого, «несвежего» сорта.
Хотя, вообще-то, я стараюсь избегать моральных оценок. Не потому, что «не суди – да не судим будешь». А потому что – «не суди – да сэкономишь время и умственную энергию». Зачем мне кого-то судить? Это не моё призвание, не моя работа. Но личное отношение иметь – мне тоже никто не воспретит. И вот этот тип – мне не нравится. Причем активно. И напрасно он это делает, что не нравится мне. Очень опрометчиво с его стороны и в его положении…
А ведь когда Элфред подсунул мне это дело – поначалу я принял в штыки. Ощерился-скривился: «Нас просит – КТО? И мы должны сделать – ЧТО?»
Но Элфред лишь повторил, спокойно, вразумительно, без обычного своего тигриного рычания:
«Нас просят друзья из ЦРУБОПа. Просят, по возможности, найти одного парня, подозреваемого в мошенничестве. Манипуляции с туфтовым фондом. Да ты ознакомься с материалами-то!»
И я ознакомился. Что ж, не стану скрывать: сам по себе тот факт, что человек не слишком лебезит перед УК, – не значит для меня ровным счётом ничего. Сами - не «паиньки». При этом люди, которые зарабатывают на жизнь криминалом, но сторонятся мокрухи, – обычно вызывают у меня больше симпатий, чем те, кто мочит направо-налево по принципу «пять старушек – уже рупь». Вот такой я чудак. Ну а мошенники… По уму, их бы вообще следовало считать не преступниками, а санитарами «гомосапства» и селекционерами здравомыслия. Но – бывают вот исключения.
Что ж, хоть я сам и моральный урод, но должен признать: собирать деньги якобы на помощь детям, больным ДЦП; втирать сострадательным людям слёзные и очень правдоподобные истории, злоупотребляя своим актёрским даром; и переводить бабки в оффшор по фиктивным контрактам на поставку медикаментов – это… как бы сказать? Пожалуй, infamita – будет верным словом. Да, это совсем не то же самое, что «легенда прикрытия», выдвинутая Великим Комбинатором для разводки патриотического купечества – «детям, только детям».
Типус этот, Яша Н., - чертовски ушлый сукин сын. Продувной, как ноябрьский ветер с моря. И коварный, как мартовский лёд. То ли время верно рассчитал, то ли нутром почуял неформальный покамест интерес к своей персоне – но в последние дни он в офисе не показывался. Затихарился невесть где и уж точно готов был устремиться вслед за своими долларами в тёплые края. Но, как часто бывает в этом мире, осенённом гульденом Солнца и талером Луны, фраера сгубила финансовая булимия.
По правде, я ни на что особо не надеялся, когда позвонил по телефону из рекламы фонда, представился «чыста» сознательным, неравнодушным деловым мужчиной из Тюмени и скинул секретарше свой мобильник для контакта. Потому как «тут есть конкретно тема на обсудить и эту тему сильно желательно обсудить конкретно».
Яша связался. Убедился, что клиент – этакий «недоприблатнённый» коммерс с пухлыми пальцами, заработавшими артрит на перманентной «боулинговой» растопырке. С пухлыми, увенчанными «гайками» - и желающими поскорее отслюнявить ему пятьдесят тонн зелени налом. «Друг, давай только вот без бухгалтерских проводок? Проводка – это реально разводка. Не люблю. Вот наличность – это да. От одной личности – на другую личность. Усекаешь «энтомологию» слова, гы?» В обмен – я просил лишь о незначительной пиаровской услуге. «Только, друг, ты меня там нарисуешь, с понтом «спонсор»? Чтобы всё красиво, реально, да?»
Я сам до конца не верил, что он поведётся так легко и глупо. Но – повёлся. И сейчас ведётся. Мною – по коридору. По нашему коридору. Вот так всё просто. Если, конечно, не считать того, что доказухи у нас никакой нет, фонд был зарегистрирован, естественно, по совершенно левым, бомжовым паспортам, и где конечные счета – спираль ДНК проще расплести, чем ту цепочку, что Яша-умелец смастерил, под покровом оффшорной банковской тайны.
Ну да ладно. Моё дело маленькое: прихватить, доставить, получить расписку. Допрашивать, вытягивать показания? Это вообще не наш бизнес. Мы не следственный орган, и не дознания. Мы – так, развлекаемся. Оказываем добрые услуги тем, кто оказывает добрые услуги нам.
Открываю дверь, приглашаю Яшу проследовать первым. Гость, как-никак. И я – отменно учтив с ним. Даже браслеты надевать не стал. Он – платит той же монетой. Не хамит, не хорохорится без нужды. Интеллигентный такой юноша. «Это какое-то недоразумение» - и рот на замок, до прибытия адвоката. Что ж, молчание – золото. И священное право всякого задержанного гражданина. Однако ж, есть всё-таки в его молчании некая обидная снисходительность. Этим – он мне и не нравится.
Поручик в кабинете не один. «Поручик» он потому, что бывший старлей ВВС и на редкость разбитной малый, похабник тот ещё. Но – чертовски харизматичен и коммуникабелен. Умеет разговаривать с людьми. Что сейчас и делает. Беседует с каким-то горским юношей. Тот сидит в кресле непристёгнутый, в смысле, без наручников, как и мой клиент, но по всему видно – парнишка куда как порезче. Молодой, едва-едва за двадцать, и некрупный – но волчара уже матёрый, зубастый. А что неприкованный – так, наверно, не без мозгов парень. Понял уже, что рыпаться бесполезно, дал знать, что понял, – так чего понапрасну стеснять и унижать человека? «Избегать насилия сверх необходимого» - краеугольная фишечка нашего корпоративного гуманизма.
- Всех приветствую, - говорю. – Мы пришли.
Поручик поворачивает голову. Кавказец – нет. Не снизошёл. Очень такой надменный юноша. Настоящий мачо-нохчо – сомнений быть не может.
Поручик ворчит:
- Ну и чего вы пришли? Я ещё не закончил.
- Это не мои проблемы, - отвечаю отстранённо. – Я доставил – извольте получить и расписаться.
Поручик морщится, машет рукой:
- Ладно, ты иди, а товарищ пусть в кресле обождёт.
- Расписку! – напоминаю.
Поручик взвивается:
- Тём, не парь мозги, а?
Качаю головой:
- Без расписки не уйду.
Поручик фыркает:
- Тхи! Да би май гест! Торчи тут и жди!
Поворачивается к кавказцу. Прищёлкивает пальцами:
- Итак, Иса Асланович, на чём мы с вами остановились?
Чеченец лениво наклоняет голову, по-птичьи, смотрит на Поручика одним презрительным глазом, как очень хитрая ворона, чей сыр прибит к дереву гвоздями-сотками. Изрекает:
- Ты, баран, остановился в умственном развитии. А я – поспать думаю, пока ты тут блеешь.
Восхищаюсь: надо же, какой ироничный и просвещённый «борзёнок». И по-русски говорит совсем без акцента. Видимо, беседа с ним впрямь предстоит долгая.
Лезу в карман за пачкой «Винстона», сдираю целлофан, вышибаю сигарету щелчком. На этот звук – Поручик резко оборачивается и реагирует немного нервно.
- Тём! Вот этого не надо!
Поясняет:
- У нас тут Иса Асланович – стойкий приверженец здорового образа жизни. Табачный дым – на дух не переносит.
Доверительно признаётся:
- Я уж сам полтора часа воздерживаюсь.
Хмурюсь в весёлом удивлении:
- Полтора часа? Ты что, столько с ним уже трёшь? Стас, давай, я потолкую!
Поручик вздыхает, не без мечтательности:
- Потолковать – и я могу. Но Краснов… - разводит руками, куксится «лимонисто». – Сам знаешь, какой он чистоплюй! Ко всему ж придирается. А уж коли заметит некомплект в пальцАх-яйцАх… То бишь, в ориентировке-то не указано, что у Исы Аслановича недостача какая-то имеется… Ну, сам понимаешь.
Нохчо – отворачивается. Хмыкает: «Комедия!»
Смотрю на Яшу, «ложного педофила». Тоже – улыбается. Застенчиво, краешком рта – но улыбается. Что ж, это правильно. Мы сами развлекаемся – и других не прочь позабавить.
Поручик снова обращается к кавказцу. Увещевает, собрав в кулак всю свою деликатность и проникновенность:
- Иса Асланович! Ещё раз объясняю вам ситуацию. Через четверть часа сюда прибудет капитан Краснов из РУБОПа. Вы знаете, как расшифровывается слово РУБОП? Это региональное управление по борьбе с организованной преступностью. Но так оно называется лишь с недавних пор. Раньше – называлось РУОП. То бишь, слова «борьба» там не было. И получалось - «Управление по организованной преступности». И это было очень правильно. Потому что – зачем бороться с организованной преступностью? Бороться – надо с такими отморозками, как вы, Иса Асланович. А с организованной преступностью – лучше сотрудничать. Не со всякой, но вот с нами – можно. Потому что наша фирма - это как раз и есть пример истинно организованной преступности. Очень организованная. Можно сказать даже – «дисциплинированная». И сознательные представители правоохранительных органов – предпочитают с нами дружить. Плодотворно, к обоюдной выгоде.
Делает паузу, прикладывается к графину с водой.
- Поздравляю! – говорит чеченец.
Поручик едва не заламывает руки:
- Да не с чем поздравлять, Иса Асланович! Ведь капитану Краснову – что нужно? Ему нужна явка с повинной и признательные показания. Иначе – он просто откажется вас принять.
- Я буду плакать, - уведомляет задержанный, показывая, что осознал глубину трагизма.
Поручик укоряет:
- Иса Асланович! Вот вы же взрослый, разумный человек. А ведёте себя, как ребёнок. Вот что за вредность такая детская? Почему вы не хотите дать признательные показания? Как сказано в классике: «Покайтесь, скидка выйдет…»
Чеченец смотрит на него, как та ворона – на лису, предлагающую гвоздодёр. Уточняет:
- Слышь, ты совсем, что ли, баран? Какая «скидка»? Мне там «вышак» - десять раз, и все железные. Вот только через месяцок, как шум уляжется… А, ладно, всё равно тебе не въехать!
Что ж, ход его мысли понятен. Не будет трепаться, не сдаст боевых камрадов – с кича выдернут легко и быстро. А распустит язык – сделают из него, из болтливого такого, «колумбийский галстучек». Нарисуют улыбочку под подбородком – и туда просунут. Ну или ещё каким макаром лишат дара речи.
Поручик едва не умоляет:
- Ну так и что ж вы теряете, Иса Асланович, когда через месяц вас всё равно выкупят? Накатайте «чистуху», возьмите всё на себя. Нам-то – вообще без разницы. Только б – для Краснова было хоть что-то. Кстати, всего десять минут осталось… А он никогда не опаздывает…
Кавказец молчит, насмешливый и невозмутимый, как гора Казбек на одноимённой папиросной пачке (здесь я воздержусь от инсинуаций на тему того, что в папиросной пачке может быть «насмешливого»).
На Поручика – больно смотреть без слёз. Со слезами, впрочем, тоже больно. Решаюсь помочь, говорю:
- Иса Асланович! Забудем даже о юридических материях. Есть ведь и более высокие. Духовные. И снять грех с души – это не пустые слова. Душа-то ведь – она бессмертна. А есть ещё и такое понятие, как карма…
Тут и Яша не выдерживает, хмыкает. Меня это малость задевает. Нет, я, конечно, не кюре, чтоб стряпать пюре, из райских яблочек, но по-моему, я очень доступно и правильно излагаю. Впрочем…
- Впрочем, - говорит Поручик, чуть меняя тон, - ваша твёрдость, Иса Асланович, тоже достойна уважения. Итак, не подпишете, значит? Точно?
- Прочно! – отвечает неохочий нохчо, по-школьному категорично и с вызовом.
Поручик смотрит на часы. Горестно цокает языком. Потом – пожимает плечами, выговаривает задержанному чуточку ворчливо, с добродушной улыбкой:
- Ну и нахуй ты нужен?
Вскидывает руку – я инстинктивно «зажмуриваю» уши. Своевременно. Во всю кубатуру кабинета шибает огнестрельный грохот. Яша подпрыгивает, отшатывается назад и прилипает спиной к стене. Нохчо – тоже дёргается, будто пытается встать, но тотчас кренится набок, заваливается вместе с креслом и затихает на полу. Борт кожанки откинулся, на красной водолазке расплывается тёмное пятно. Карие глаза открыты, но уже незрячи. Скоро они сделаются похожи на старый шоколад, тронутый белёсой «сединой». Гхм, я голоден? Вообще-то, с утра не жрал…
Подхожу, слегка поддеваю оскаленную в последней судороге челюсть носком ботинка. Голова «тряпично» переваливается на сторону. Диагностирую:
- Тауглихь!
Поручик поднимает трубку:
- Бригаду подбора – в двести пятый. Срочно.
Под бывшим джигитом – расползается красная лужа. Мимолётная мысль: «Вот поэтому здесь и линолеум, а не ковролин».
Из вредности – навожу критику:
- Лучше б ты, - говорю Поручику, - в голову ему засадил. Всё ж таки сердце – ещё б семь тонн навара было… Хоть клок…
Поручик обижается. Интересуется с издёвкой:
- А кто, бишь, хотел нахский череп для коллекции? Таки - с дыркой?
Мне становится стыдно. То есть, будь у меня совесть, – стало бы стыдно. Да, неудобно получилось: для меня ж человек старался, ценой упущенной выгоды. А я – с придирками лезу.
- Виноват, - говорю. – Не подумал.
Вламываются двое ребят в белых халатах и с каталкой. Пока укладывают вновь преставившегося – напоминаю:
- Башку – мне!
Первый:
- Да всегда пожалуйста! Только вываривать – сам будешь.
Второй:
- Но бульончик – строго нам! Под клёцки – ништяк!
Нда, хорошо, что я давно не питался. Мог ведь и блевануть. Эти медработники – те ещё шутники. Но сноровка у них – пять баллов. Подхватили, погрузили – и были таковы.
Поручик, проводив взглядом эскулапов-потрошителей с их добычей, убирает пистолет в ящик бюро; взамен – извлекает оттуда золотистую пачку. Собирается закурить, но – вспоминает о приличиях. Да, он щепетильный. Интересуется у моего «подопечного»:
- Простите, как вас по имени-отчеству величать?
- Яков Маркович, - отвечаю за гостя.
Поручик размеренно кивает, подтверждая, что усвоил информацию. Осведомляется:
- Яков Маркович! Скажите, вас-то ведь табачный дым не смущает?
Снова – отвечаю я:
- С ним всё в порядке.
Возможно, это не совсем бонтон с моей стороны, решать за другого человека, но скорее – дружеская услуга. Потому что Яков Маркович – он… как бы это выразиться? Нет, не скажешь, будто он совсем уж сливается с белой стеной, к которой прилип и по которой растёкся. Не сливается, потому что на нём – черный костюм.
Снова достаю свой «Винстон». Поручик трясёт головой:
- Э, погоди! Вот, попробуй, - протягивает пачку.
Читаю: «Золотая Ява». Когда, бишь, я «совок» последний раз курил? В школе, наверное.
- Это что? – морщусь, как «титулованный» сомелье, которому предложили «розовое крепкое за рупь тридцать семь».
- Да ты попробуй! – настаивает Поручик.
Затягиваюсь. Странно. Я было внутренне сжался, готовясь встретить своими ощетинившимися рецепторами этот тупой «графитовый» привкус тёмных восточных табаков и древесно-стружечных «побочек», столь характерный для советских и болгарских сигарет. Но – нет. Резюмирую:
- На удивление – прилично. Табак – «человеческий». Вирджиния, берли. С оговорками – приемлемый American blend. Ароматизаторы – о себе не заявляют. Что не может не радовать…
Поручик сияет. Поднимает палец:
- Вот! Научились же сигареты нормальные делать. Так что, будешь в провинции, где родных заморских «чипиросин» не водится – бери эти. Их хоть не подделывают, в отличие от американских. А то, бывает, на такой левак напорешься…
- Учту. Спасибо.
Поручик, впадая в патриотический раж, развивает свою мысль:
- К слову, и пиво – тоже вот научились делать. Ну, я имею в виду, такое пиво, которое хоть отдалённо похоже на пиво. А не на анализ мочи после употребления пива. Вот, скажем, пробовал как-то намедни Третью Балтику – и знаешь: вполне достойно. Пиво как пиво.
Подёргиваю плечами:
- Этак ведь можно сказать, что и «зубилка» - «машина как машина». И в некотором смысле подобное утверждение будет не лишено оснований, но…
Поручик перебивает, запальчиво:
- Я говорил не про машины, а про пиво! Не надо передёргивать! И вот «Балтика», особенно третий номер, – она, я бы сказал, не уступает тому же бельгийскому Faxe…
Усмехаюсь саркастически:
- Знаешь, Стас, это ты - передёргиваешь. То, что ты говоришь, – это примерно как сравнивать Питер с Антверпеном. С той позиции, что ни тут, ни там – не курорт.
Поручик упрекает:
- Ты, блин, вдаряешься в какую-то казуистику. Я сравниваю два пива с той позиции, насколько их можно пить.
- Ты пьёшь Faxe?
- Я не говорю, что я его пью. Я говорю, что его МОЖНО пить. Как и Третью «Балтику».
Вскидываю подбородок:
- Ну, блин! Вот сейчас приедет Олег Краснов – и скажет, что «Жигулёвское» тоже можно пить. Причём не рязанское «Жигулёвское», которое действительно можно пить, но и всякое другое, которое в действительности пить нельзя. Но – его пьют. Те невзыскательные индивиды, которые рассматривают свой пищевод как…
Поручик немножко разъяряется:
- Вот не надо мне только втирать про капитана Краснова! Капитан Краснов, знаешь ли, очень быстро просёк отличие БМВ пятой серии от «Жигулей» пятой модели!
Собираюсь возразить, но лишь досадливо машу рукой:
- Ай…
Мы оба смолкаем, подрастратив полемический задор. Образуется пауза. И вдруг в неё, в эту паузу, вползает чей-то голосок:
- Г-господа!
Хм, и откуда бы этот голосок? Из-под плинтуса? Из-под линолеума?
Озираемся – покуда не замечаем Яшу. Кажется, он пытается улыбаться.
- Г-господа! А сколько ещё времени… до прибытия…
Он запинается, стихает вновь. Поручик приходит на выручку, улыбаясь широко и солнечно:
- До прибытия капитана Краснова? А, он уж, наверное, здесь. Сейчас уточню.
Справляется по телефону, докладывает:
- Да, уже здесь, чай пьёт. А что?
- Но, может, я успею?
Я бы не хотел употреблять слова «робко» или «заискивающе» для обозначения Яшиных интонаций. Зачем оскорблять человека, выразившего желание поведать бумаге свои маленькие тайны? Разве в гражданской сознательности есть что-то предосудительное?
***
- Всё он расписал в лучшем виде, - говорит Поручик через полчаса. – Счета пробили уже, бабки там. Краснов – на седьмом небе.
- Да я всегда говорил, что в глубине души все мошенники – очень доверчивые, инфантильные даже люди. Точнее сказать, так: обитая во мгле беспросветного притворства, они особенно остро, хотя и подсознательно, тяготеют к истинному и ясному. К тому, во что можно было бы поверить…
Сейчас Иса пребывает в своём обычном настроении, умиротворённом, лирическом и глубокомысленном. Зияющая рана на груди нисколько не мешает ему философствовать. Вернее, от «следов причинения смерти» он уже избавился. Водолазку сменил, душ принял.
Обращается ко мне:
- Спасибо, кстати, Тёмыч, что закрыл меня своей монументальной фигурой. А то б все глаза высохли, пока эти там телепенились…
Он, конечно, кокетничает, он мог бы и десять минут «труповать», не смаргивая, но – зачем создавать коллеге лишние неудобства?
***
Март 2003
- Вот примерно так, - говорю, - выглядят наши серые трудовые будни. Если тебе впрямь интересно.
Фрагмент обучающего фильма, «для служебного и семейного пользования», закончился. Женька пожимает плечами:
- Да ну! Как-то всё слишком… «клюквенно». Вам просто повезло, что впечатлительный такой тип попался.
Целую её в ушко, шепчу:
«Вот такие мы, Жень, везучие. Известно ж: дуракам счастье…»